Утром Никитка забежал к Гошке и сообщил, что ему удалось уговорить отца пойти на рыбалку.
— Втроём пойдём, да? — спросил Гошка.
— Тятька сказал, что и других ребят можно позвать. Рыбы на всех хватит.
Мальчишки накопали червяков, отыскали Ельку, Таню, Борьку и, дождавшись дядю Васю, отправились на реку Чернушку.
Но путь к речке сегодня оказался необычным. Дядя Вася не пошёл вдоль деревни, а свернул в переулок и направился в поле.
Шёл он неторопливо, щурясь от яркого солнца и глубоко вдыхая тёплый, настоянный на разогретых травах воздух.
По сторонам дороги росла кукуруза. Огромный массив уходил далеко к перелескам. Статные крепкие стебли с изумрудными шелковистыми листьями стояли ровными шеренгами и еле слышно шелестели по ветру.
Дядя Вася вошёл в посевы, словно в озеро, примерился к стеблям кукурузы — они доходили ему до пояса, — прошёл с сотню шагов вдоль участка, потом зашагал поперёк.
— Ладная кукуруза, — похвалил он. — И посеяна аккуратно, квадратами. Удобно будет культиватором её обрабатывать.
За кукурузой начиналось гречишное поле. Невысокие прямые строчки посевов тянулись далеко. к горизонту, красноватые стебли были усеяны нежно-розовыми бутонами — ещё день-другой, и бело-розовыми соцветиями покроется поле, запахнет мёдом, привлечёт к себе армию тружениц-пчёл.
Похвалил дядя Вася и гречиху. Ещё бы: уже столько лет не сеяли её на колхозной земле и вот наконец-то вспомнили. Дальше пошли посевы гороха, бобов, люцерны, сахарной свёклы.
Дядя Вася давно сошёл с полевой дороги, шагал межниками, поворачивая то направо, то налево, иногда обходил делянки кругом и часто забредал в посевы.
Ребята сообразили, что они ни на шаг не приблизились к речке, и вопросительно посмотрели на Никитку.
— Тятька, — напомнил тот отцу, — опоздаем мы на рыбалку! Никакого клёва не будет.
— Ничего, наша рыба от нас не уйдёт, — успокоил дядя Вася, нетерпеливо окидывая взглядом посевы. — Очень уж я по земле стосковался. Давайте-ка ещё на пшеницу посмотрим.
Он вошёл в заколосившуюся пшеницу, нагнулся к усатым колосьям, осторожно провёл по ним ладонью. Потом сделал несколько шагов вперёд и, наклонившись ещё ниже, принялся вырывать сорную траву.
— А вот это уже непорядок, — с досадой заговорил дядя Вася. — Гляньте только, здесь полный набор этой пакости. И осот, и лебеда, и васильки. То ли землю плохо обработали, то ли засорённым зерном посеяли. Чего же бригадиры-то смотрят?
Елька, достав из кармана лыжных штанов карандаш и тетрадку, быстро что-то записала и, заметив недоуменный взгляд дяди Васи, пояснила:
— Мы тут следим за всем… наблюдаем. А потом правлению сигналы подаём, по радио рассказываем.
— Придётся, наверное, всем пионерам на прополку выходить, — заметила Таня. — Вон их, сорняков, сколько! Тьма-тьмущая.
— Куда там! — сказал дядя Вася. — Это вам не полоска единоличная, а целое поле, море разливанное. Никаких сил на прополку не хватит.
— Самолёт надо заказать, — сказал Борька. — Побрызжет сверху на посевы, и все сорняки повянут. Я видел в совхозе.
Дядя Вася согласился, что без техники здесь не обойтись, и посоветовал ребятам сегодня же сообщить Николаю Ивановичу о сорняках.
После пшеницы дядя Вася стал более настороженно присматриваться к посевам: то обнаруживал незасеянное место, то большие комья земли, то борону, забытую на краю участка, должно быть, ещё с весеннего сева.
— Пиши, пиши, бери на заметку, — говорил он Ельке. — Пусть бригадирам жару дадут.
Но больше всего обеспокоили дядю Васю пустующие участки земли. На одном из концов загона, густо заросшем травой, он увидел Митьку Кузяева и Ваню Вьюркова. Мальчишки серпами срезали траву и набивали ею мешки.
— Это что за мешочники такие? — спросил их дядя Вася. — Зачем вам трава, ребята? У вас, Митя, кажется, и коровы-то нет?
— А они на продажу, — вполголоса пояснил отцу Никитка. — Наша мамка первая у них покупает.
— Опять вы на колхозном поле пасётесь? — строго спросил Митяя Гошка. — Сказано же вам — нельзя!
— А почему нельзя? — с вызовом спросил Митька. — Смотри, сколько травы пропадает на концах загонов. Её только серпом и жать, сенокосилку сюда не пустишь. Всё равно пропадёт.
— А мы… мы для летнего лагеря будем её косить, для поросят, — сказал Гошка, вспомнив жалобы матери на недостаток зелёных кормов.
— Ну и косили бы, — фыркнул Митька. — Травы на всех хватит. А то твердят, как попугаи: «Нельзя, нельзя…»
— Беда не велика, что Митя траву жнёт, — вмешался в разговор дядя Вася. — Вы, ребята, лучше о другом подумайте: почему такой большой конец загона оставлен невспаханным и незасеянным? Значит, трактористы забыли. А сюда посмотрите. Вот одна полевая дорога, вот другая, и обе в одном направлении. Вон и третья накатана — наискось, через поле. И это только в одном месте.
— Да я таких мест хоть десяток вам покажу, — заметил Митяй и принялся перечислять незапаханные участки земли.
— Вот-вот, — поддержал его дядя Вася. — Если все поля обойти, немало потерянной земли можно будет обнаружить. А ведь наверняка все эти концы загонов и дороги числятся в колхозе как посевы. Нет, не по-хозяйски ещё в колхозе живут. Расточительствуют, разбрасывают добрую землю.
Ребята переглянулись. Сколько раз они бывали в поле, ходили по этим дорогам, видели нераспаханные концы участков, а им и в голову не приходило, что это расточительство.
Елька вновь достала свою тетрадочку.
— Чего там строчить прежде времени? — остановил её дядя Вася. — Коль вы дозорные да разведчики, обойдите-ка поля, замерьте все ненужные дороги, незапаханные концы загонов, ложбины, овраги, подсчитайте, а потом доложите правлению.
Ребята согласились, что обязательно займутся поисками «потерянной» земли.
Кивнув приятелю, Митяй вскинул на плечо мешок с травой и направился на другой конец загона.
— Что ж, ретивые, а Митька-то, выходит, опередил вас, — усмехнулся дядя Вася. — Вы всё ещё собираетесь да раскачиваетесь, а он уже все поля знает.
— Надо Митю с собой позвать, — предложила Елька. — Пусть он у нас за проводника будет, когда в поле пойдём.
Мальчишки неловко потоптались на месте.
— А что? И возьмём! Он много чего знает, — поддержала подругу Таня и сказала, что напрасно они сторонятся Митьки Кузяева.
— Да ну его! — отмахнулся Борька. — Шарага он, ловчило. Всю компанию нам испортит. Помните, что он с Гошкой сделал? А с Никиткой?
— Ох и чистюля ты, Борька! — вспыхнув, набросилась на брата Таня. — Тебе бы только и водиться с теми, кто без сучка, без задоринки. А знаешь, как Митьке живётся, как ему дома плохо?
— Чего ты кричишь на меня? — оторопев, попятился Борька и кивнул на Гошку с Никиткой. — Лучше вон ребят спроси. Митька им больше всех насолил.
Таня с Елькой вопросительно посмотрели на Гошку с Никиткой.
— Чего там старое поминать, — махнул рукой Никитка. — Принять Митяя к себе — и делу конец.
— Я с ним драться тоже не собираюсь, — насупившись, сказал Гошка, — но и ручки жать ему не буду.
— Ну и ну! — покачал головой дядя Вася. — Туго у вас тут узелок затянулся. — Он кинул взгляд на солнце и заторопил всех на рыбалку.
…В этот день Митяй притащил с поля более двух десятков мешков с травой и продал их Ульяне Краюхиной. Но заплатила она мало, денег почти не дала, сказав, что потом рассчитается с отцом или Полиной, которые брали у неё какие-то продукты.
Поздно вечером, злой и усталый, Митяй вернулся домой.
Прошёл тёмными сенями, нащупав скобу, осторожно приоткрыл дверь в избу. В доме никого не было. Митька облегчённо вздохнул и почувствовал, что он голоден. Заглянул в печь, но там ничего горячего не нашлось. Поев холодной картошки, Митька забрался на печку и задремал.
Проснулся он от приглушённых голосов за дощатой перегородкой в кухне. Разговаривали Митькин отец и мачеха.
— Ну что ж, пригожий мой, — насмешливо говорила Полина, — когда сходился, золотые горы сулил, жизнь райскую. А тебя даже из поросячьего начальства выгнали, в рядовые, черновые затуркали. Хоть бы в кладовщики устроился.
— Не сошлись взглядами с новым председателем, — отозвался отец. — Карасёв моих дельных советов слушать не желает, всех своих помощников перешерстил. А такой далеко не уедет. Ну, да председатель ещё пожалеет обо мне, спохватится!
— Как бы нам с тобой раньше не спохватиться. У меня в сельпо недостача обнаружилась. Как мы её с тобой покрывать будем? — Полина назвала сумму недостачи, и отец невольно ахнул:
— Многовато накапало!
— А ты не ахай! — рассердилась Полина. — Не на себя извела, с тобой вместе тратили. Пили-ели сытно, твоих дружков угощали, дом вот обставили. Митьку обрядили — тоже в копеечку влетело, дочке твоей в город деньги посылали.
Митька поёжился и теснее прижался к мешкам с тёплой пшеницей.
«Тоже мне обрядили, — с неприязнью подумал он. — Уценённые штиблеты купили да костюм из старья перешили».
— Что же ты молчишь? — не скрывая раздражения, вновь заговорила Полина. — Думать надо, пошевеливаться. Не покрою недостачу завтра — на ревизора напорюсь. В суд потянут, статью подберут.
— Что же я могу, Поля? — тяжко вздохнул Ефим.
— А где дружки твои? — продолжала Полина. — Пить-гулять — так они тут как тут. Вот иди потряси их. А там как-нибудь выкрутимся, расплатимся с ними.
— Так ведь сумма какая!
— Хорош суженый, наречённый! Как до беды — так он в кусты! — Полина зло всхлипнула. — Тогда считай, что меня уже засудили. Можешь передачи мне готовить. Только знай: потом я в Клинцы и носа не покажу.
Ефим принялся утешать Полину.
Митька зажал уши. Раз мачеха пустила слезу, теперь отец для неё всё сделает. И верно: вскоре он ушёл, вернулся через час и вручил Полине свёрток с деньгами.
Утром, когда Полина ушла на работу, отец разбудил Митьку и, пряча глаза в сторону, хмуро сказал ему:
— Слыхал, поди, вчерашний наш разговор? Так вот знай. В долгах мы сейчас по самую маковку. И пока не расплатимся, ремешок придётся затянуть потуже. Деньги копить будем. Так что промышляй как только умеешь. Маху не давай, лопухом не будь.