Через два дня Митяй после школы позвал Гошку к себе домой.
— Сейчас заправимся, щец похлебаем и опять в разведку.
— Что, опять сено искать? — спросил Гошка.
— Ага… Батя очень доволен нами. Вы, говорит, настоящие ищейки, вам премия положена.
— Какие «ищейки»? — насторожился Гошка.
— Ну, значит, доискиваемся до всего. Из-под земли выроем, из ноги выломим, а чего надо — всегда найдём.
Гошка поёжился и сослался было на то, что ему пора домой; время уже кормить поросят да и уроками надо заняться, но Митька почти силой потащил его к своему дому.
Большой, пятистенный, обитый тёсом и крытый оцинкованным железом дом Кузяевых стоял на высоких кирпичных столбах. В окна с земли просто так не заглянешь, надо приставить лесенку или забраться к кому-нибудь на плечи.
В просторной комнате, разделённой перегородкой, было много вещей. Славянский шкаф с зеркалом, кровать с блестящими шарами, гнутые венские стулья, ламповый приёмник, патефон — всё, что Гошка видел в сельпо, казалось, перекочевало в дом Кузяевых.
За столом сидел незнакомый Гошке человек — плечистый, с крупным лицом, с густой шевелюрой.
— Это Казаринов, директор совхоза, — шепнул Митяй Гошке. — Дружок батькин. Они с ним на охоту вместе ходят.
Из-за перегородки вышла Митькина мачеха, ещё молодая полная женщина с высоким пучком на голове, продавщица сельпо — «Полина из магазина», как звали её в Клинцах.
Она поставила на стол откупоренную бутылку с красным вином, закуску и, сев рядом с гостем, с игривым смешком наполнила стаканы.
— За ваше здоровье, Пётр Силыч! Что-то редко вы нас навещаете?
Митяй поздоровался с Казариновым и попросил у мачехи есть.
Полина, недовольная тем, что её оторвали от беседы с гостем, молча поставила перед ребятами по тарелке щей и вновь села рядом с Казариновым.
— Угощайтесь, Пётр Силыч… Доброе винцо, культурное, «ларданахи» прозывается. Это я по знакомству достала…
— Не ко времени, Полина, угощение. — Казаринов прикрыл стакан ладонью. — Я к Ефиму Степановичу по делу заехал. Не будет ли у него сена взаймы? Я ведь в прошлом году выручал его ферму…
— Не по-хозяйски живёте, Пётр Силыч, — усмехнулась Полина. — Без расчёта.
— Шут его знает, как оно получилось. Всё считал — есть сено в запасе, есть. Ещё с прошлого лета стог сена в лесу оставил. А вчера поехал посмотреть — пусто, нет сена.
— Скажи на милость! — сочувственно покачала головой Полина. — Вот же народ пошёл! А где у вас сено-то было?
— Да в лесу, за увалом. Как оно, это место, по-вашему называется — Малая Грива, что ли?
— Малая Грива? — воскликнул Гошка и, поперхнувшись щами, вдруг закашлялся.
— Да ты не жадничай, ешь по-людски. — Полина с досадой покосилась на мальчика и обратилась к Казаринову: — Не иначе как единоличник какой-нибудь вашим сенцом поживился. Есть ещё у нас такие ловкачи. А вам урок, Пётр Силыч, — не оставляйте добро без охраны.
— Урок что надо, — вздохнул Казаринов и поднялся из-за стола. — Пойду Ефима Степановича поищу… Где он сейчас?
— На ферме, пожалуй, — сказала Полина. — И я с вами пойду. Магазин пора открывать.
Они ушли.
Гошка, наконец, откашлялся и, отложив ложку, пристально поглядел на Митяя. Но тот как ни в чём не бывало продолжал хлебать щи.
— Слушай, — вполголоса заговорил Гошка, — а я теперь знаю, кто эти ловкачи.
— Какие ловкачи? — небрежно спросил Митька, облизывая ложку.
— А вот кто чужое сено с Малой Гривы увёз. Это ведь мы с тобой? И Никитка ещё.
— Что ты, Шарапчик?
— Так ведь мы сено с Малой Гривы увезли. А оно же не наше, оказывается, а совхозное. — Гошка вылез из-за стола. — Ты знал и молчал. Ну, зачем ты это сделал, зачем?..
— Дурной ты, — ухмыльнулся Митяй. — Какой же грех в том? Мы не для себя сено-то увезли, на общую пользу. А за совхоз не болей. Ему ничто. Казна ещё денег подвалит.
— Ах, вот как! Так ты сельпо не постыдишься обобрать и почту.
— Ну-ну, ты потише, — покраснел Митька. — А пусть они там в совхозе не ротозейничают!
— Ты хоть отцу-то сказал, чьё сено мы увезли? — допытывался Гошка.
Митька замялся:
— А чего ему говорить… Достали сено, выручили ферму, и делу конец.
— Ну и хват ты! — Гошка покрутил головой и схватил Митяя за руку. — Пошли к дяде Ефиму, расскажем обо всём. Ему и Казаринову…
— Ладно тебе… — отмахнулся Митька. — Теперь уж поздно рассказывать. Сено-то на корм пошло.
— А вот и не поздно! — выкрикнул Гошка. — Не хочешь вместе, один скажу…
Он выскочил из дома Кузяевых и помчался к ферме. Дядю Ефима и Казаринова он на ферме не застал, зато под навесом у кучи сена встретил мать и Стешу Можаеву.
— Что с тобой? — спросила Александра, увидев запыхавшегося сына. — Дрожишь весь, словно жеребёнок загнанный?
Гошка оглянулся по сторонам и вполголоса спросил мать и Стешу, знают ли они, чьим сеном кормят поросят.
— Как — чьим? — удивилась Александра. — Нашим колхозным. Вы же с Митькой сами его разыскали.
Гошка торопливо сообщил о том, что он узнал от директора совхоза и от Митьки Кузяева.
Выпустив из рук корзину с сеном, Александра уставилась на сына.
— Что же вы наделали, головы садовые? — забормотала она. — Чужое прихватили, тайком увезли? Всему же колхозу позор!
— Надо будет в газету написать, — сказал Гошка, посмотрев на Стешу.
— Что ж там в газету? Давайте прямо Казаринову скажем, пока он здесь, — подумав, сказала Стеша и предложила сейчас же разыскать директора совхоза и Кузяева. — Ведь так, тётя Шура?
Александра кивнула головой. Втроём они отправились искать Кузяева и Казаринова.
Кто-то сказал, что Кузяев пошёл домой.
Здесь Александра, Гошка и Стеша и нашли Ефима.
Нацепив на нос очки, тот сидел за столом, с озабоченным видом рылся в бумажках и щёлкал на счётах. Митька под диктовку отца что-то старательно писал.
— Что, Александра, опять насчёт кормов? — не поднимая головы, спросил Ефим. — Повременила бы, недосуг мне. Отчёт подбиваю, правление срочно требует.
— Вот именно, насчёт кормов, — усмехнулась Александра и спросила, видел ли Ефим директора совхоза.
— Был у меня с ним разговор. Сена просил взаймы. А откуда оно у нас? Сами еле перебиваемся.
— Что еле-еле — сущая правда, — согласилась Александра. — А сенцо-то совхозу придётся отдать.
— Это с какой же стати? — насторожился Ефим.
— Да ведь чужое сено-то. Не нами кошено, не нами сложено. Вот хоть Митю спроси…
Митяй ещё ниже склонился над столом и принялся часто клевать пером в чернильницу, хотя писать было нечего.
Сделав вид, что ничего не понимает, Ефим покосился на Александру:
— Загадки загадываешь?
— Могу и разгадать. — И Александра рассказала всё, что слышала от Гошки.
Сняв очки, Ефим тяжёлым взглядом уставился на сына. Потом, привстав, перегнулся через стол и отвесил ему увесистую затрещину.
Митька схватился за щёку и с ошалелым видом отскочил от стола.
— За что мордуешь-то?
— Я тебе как наказал? — процедил Ефим. — Походи по лесу, пошукай… А ты зачем чужое сено с Малой Гривы увёз?
— Откуда мне знать, что оно чужое? — захныкал Митька. — Малая Грива, она только по званию малая, а по земле она большая. Там и колхоз сено косит и совхоз косит.
— А ты смотреть должен, где граница проходит. Там межевой столб есть.
— Не было никакого столба!
— Опозорил ты меня. Да за такое тебя убить мало! — погрозил Ефим, вылезая из-за стола.
Распахнув дверь, Митька выскочил из избы.
— Будет тебе, Ефим, — остановила брата Александра. — Может, он и впрямь по ошибке сено-то увёз.
С трудом переводя дыхание, Кузяев тяжело опустился на лавку.
— Вот и посылай за чем-нибудь такого ротозея, — пожаловался он. — Потом сраму не оберёшься. Сено совхозу придётся, конечно, вернуть, а вот чем кормить свиней на ферме, ума не приложу.
— Ладно, Ефим, — подумав, сказала Александра. — Есть у меня дома небольшой запасец сена — так и быть, поделюсь.
— Я тоже немного привезу, — поддержала её Стеша. — И надо других свинарок попросить. Не чужая ведь им ферма — отзовутся.
— Действуйте тогда, проворачивайте, — согласился Кузяев. — Только вы про Митьку в свой дневник ничего не записывайте… Я с ним по-своему поговорю.
— Бить будешь? — насторожилась Александра.
— Не тужи, сестрица, жив останется, а ума я ему прибавлю.
Александра, Гошка и Стеша вышли из комнаты. В сенях, втянув голову в плечи, сидел Митька. Увидев Гошку с матерью и Стешу, он зло стрельнул глазами и отвернулся. Но Александра заметила — глаза у Митьки были сухие, без единой слезинки.
«И до чего только парень докатился — чужое стал хапать!» — с сожалением подумала она.
Через несколько минут после ухода Александры, Гошки и Стеши Ефим позвал сына в дом.
— Ну что, дуешься на меня?
— Нет, песенки пою, — огрызнулся Митька. — Так звезданул, в ушах до сих пор звон стоит.
— Перехватил, понимаешь, чуток, — признался отец. — Рука сорвалась.
— А за что, спрашивается? — мстительно продолжал Митяй. — Помнишь, я пришёл и говорю: «На Малой Гриве сено бесхозяйное нашлось. Воза три. Не переправить ли?» А ты отвечаешь: «Обязательно переправить. Совхозу, ему ничто. Казна ещё денег даст». А на другой день сам же мне подводу запряг…
— Знаю, всё знаю, — перебил его отец. — А что ж мне делать было? Колхозное-то сено я давно вывез да начальству роздал. Вот и пришлось чужим поживиться. А ты, шалопут, взял да и растрезвонил всем.
— Да не трезвонил я, — оправдывался Митька. — Кто же знал, что Казаринов к нам заявится? Вот Гошка и догадался…
— Ладно, сынок, не журись, — примирительно сказал отец. — Ты лучше за Гошкой поглядывай. Родня-родня, а хуже недруга стал. Следит тут, примечает всё…