Море проблем в епархиях «всея Руси» не просто отражается во владениях патриарха Московского как в капле воды. Здесь эти проблемы заимствуют свой архетип. Дело не только в шальных деньгах и политических амбициях, вносящих нестроения в церковную жизнь, но и в «двой­ных стандартах», применяемых руководством патриархии по отношению к учреждениям культуры и культурному наследию...

Уже в 1991 г. начался конфликт между патриархией и Всероссийским художественным научно-реставрационным центром имени И. Э. Гра­баря. Новоспасский монастырь, Сретенский монастырь, передан­ный общине с восстановленными фресками XVII в., церковь вмч. Ека­терины на Всполье, также возвращенная подворью Православной церк­ви в Америке в отреставрированном виде в 1994—2005 гг., Марфо-Мариинская обитель, где, помимо противостояния с реставраторами, разгорелся еще и внутрицерковный конфликт из-за контроля над столичной недвижимостью, наконец, многострадальный храм Воскресения в Кадашах — все это этапы большого пути, где жесткая позиция общины не только не вызывала официального осуждения местного епископа, но и, судя по всему, получала его поддержку.

Конфликт в Кадашах в августе 2004 г. высветил новые грани спора вокруг бывшей церковной собственности. Община была зарегистрирована в 1992 г. на «живое место», еще занятое коллективом реставраторов. В 1998 г. Московское правительство передало ей территорию вокруг храма. Приход неоднократно обращался к руководству мастерских с просьбой ускорить освобождение помещений храма, особенно по­сле 2001 г., когда истек срок договора аренды Центра с департаментом государственного и муниципального имущества Москвы. 9 октября 2002 г. патриарх Алексий (Ридигер) обратился с письмом № 5597 по поводу Кадашевской церкви в Минмущество. Уже тогда суще­ство­вал вариант с переездом реставрационных мастерских на ул. Радио, д. 17, в Лефортово.

Новый виток противостояния начался не в августе, а в мае-июне 2004 г., когда адвокат Михаил Воронин подал от имени ряда общин иски в Московский арбитражный суд о признании права собственности на храмовые здания. Это были церкви Покрова на Большой Ордынке на территории Марфо-Мариинской обители, Илии-пророка на Воронцовом поле, Воскресения Христова в Кадашах, свщмч. Кли­мента в Климентовском переулке и Заиконоспасский монастырь на Никольской улице. 14 июля рассматривался иск общины св. пророка Божия Илии, где находились фондохранилища Государственного музея Востока. Принципиальное согласие музея на переезд существовало, однако его условием было предоставление новых площадей. Рассмотрение дела по Кадашам было назначено на 3 августа, но предшествующие разбирательства показали, что исковые заявления — вещь, не гарантирующая сиюминутного успеха. В верующих умах созрел план изведения чужих «молитвой и блокпостом».

В понедельник, 2 августа 2004 г. на пост вневедомственной охраны ГУВД Москвы, расположенный в здании храма, занимаемого Центром, проникли представители общины, которые опечатали двери мастерских. Директор Центра Алексей Владимиров называл их количество — 50—70 человек. Они начали молебен и чтение акафиста «на по­роге и внутри церкви» в намерении служить до тех пор, пока им не от­дадут храм. В официальных заявлениях Центра говорилось: «Много­чис­ленной группой неизвестных лиц был проведен настоящий штурм учреждения культуры федерального подчинения. Сотни бесценных экспо­натов, реставрировавшихся его сотрудниками, остались без защиты..., а государственная организация оказалась в положении заложника чьих-то амбиций и агрессии». Прихожане сообщали: «...были возобновлены службы в одном из изолированных притворов храма, а помещения мастерских опечатаны обеими сторонами». В это время в здании находились отдел реставрации древнерусского шитья, отдел церковной скульптуры, архив, отдел экспертизы, рентгеновская, физическая и хи­мическая лаборатории и фотолаборатория. Здесь были вещи, находящиеся в процессе реставрации, требующие постоянного наблюдения спе­циалистов. 3 августа специалисты вновь не смогли попасть на свои рабочие места. Характерна реакция настоятеля общины, протоиерея Алек­сандра Салтыкова, профессионального искусствоведа, на потенциальную угрозу предметам церковной старины, находящимся в запертых мастерских. В одном из интервью он заявил, что «может там что-то и находится», но лично ему об этом неизвестно.

Уже 4 августа глава Роскультуры Михаил Швыдкой сообщил, что существуют варианты переезда Центра в новое здание. 5 августа по иску одного из представителей общины по месту его жительства в Бал­тийском районе Калининграда судом было вынесено решение о запре­щение Центру занимать помещение храма до рассмотрения вопроса о собственности в арбитражном суде. Однако уже на следующий день это решение было отменено на том основании, что судья была введена истцом в заблуждение. 6 августа приход выступил с обращением к СМИ, призвав журналистов объективно освещать возникший вокруг хра­ма конфликт: к этому времени патриархия уже успела выразить свое недовольство не столько поведением прихожан, сколько возникшим об­щественным резонансом. 7 августа приход опубликовал новое обраще­ние к общественности, которое демонстрировало полную самостоятель­ность в толковании актов российского законодательства: закон 1991 г., отменивший декрет 1918 г., автоматически делал этих людей собственниками храма. В распространяемой приходом информации руковод­ство Центра и Роскультуры обвинялось в доведении храма до аварийного состояния. 9 августа заслуженные сотрудники Центра направили патриарху открытое письмо с просьбой защитить их от шельмования и силовых действий со стороны прихода. В тот же день Михаил Швыд­кой заявил, что «нельзя не возбуждать уголовного дела по факту захвата госучреждения».

10 августа А. Владимиров сообщил о существовании правительственного решения о предоставлении реставраторам здания в Лефортово. 12 августа заместитель министра культуры Леонид Надиров заявил, что новое помещение будет предоставлено Реставрационному центру в течение полугода. Политическое решение было принято в патриаршей резиденции в Переделкино 13 августа, за обедом патриарха и Президента. Эта была пятница, но в тот же день вечером Д. Аратский, замглавы Росимущества, подписал распоряжение о передаче Реставрационному центру цехов ЦАНИ имени Жуковского площадью 6 000 кв. мет­ров, требующих серьезного ремонта.

Нам осталась недоступной информация, когда именно прихожане освободили помещение мастерских и прекратили здесь свои «службы», более похожие на психологический прессинг. 19 августа, в праздник Преображения, молебен «за возвращение невозвращенных храмов» со­сто­ялся уже «возле» церкви. В ознаменование этого праздника приход направил Президенту России обращение, в котором, несмотря на уже принятые решения, его вновь попросили вмешаться в ситуацию и передать храм «в собственность». Согласно протоколу, подписанному 3 сен­тября, Роскультура обязалась к 18 апреля 2005 г. вывести все реставрационные службы из Марфо-Мариинской обители, церкви св. Ека­терины и Воскресения Христова в Кадашах. Уже 19 декабря верхний храм был официально передан приходу. Сам А. Владимиров говорил, что «в какой-то степени» реставраторы благодарны Кадашевской общине за ее решительные действия, поскольку все попытки Центра с 1991 г. получить от мэрии и правительства новые здания были безуспешны.

Характерна реакция не последних лиц патриархии и государства на происшедшее. Первые лица просто отмолчались. Патриарх как епископ, в чьем непосредственном ведении находятся приход и его настоятель, не выразил публичного порицания их действиям. Возможно, именно этот факт позволил некоторым участникам конфликта и их сторонникам заявить, что на все их действия было получено благословение священноначалия. Викарий патриарха архиепископ Истринский Арсений (Епифанов) заявил, что «одобрить такой поступок нельзя, но понять людей можно», возложив всю ответственность на чиновников, которые довели ситуацию до того, что столкнули лбами общину и реставраторов. Протоиерей Александр Салтыков признал, что доложил о случившимся в патриархию только после того, как в прессе поднялся шум. В своих интервью он заявлял, что «именно они, прихожане, вошли в храм», а не он лично, и что «здесь был элемент народной стихийности». Значит, ли это что настоятель не контролировал общинную жизнь своего прихода?

Глава Роскультуры М. Швыдкой однозначно посчитал, что патриархия сразу же осудила эту акцию. По его мнению, радикальные инициативы общины в Кадашах, исходящие от протоиерея А. Салтыкова и его прихожан, остаются на их совести и разрушают «в высшей степени плодотворные, содержательные и партнерские отношения» Роскультуры и патриархии. Известно, что замглавы Росохранкультуры Анатолий Вилков обратился к начальнику столичного ГУВД Владимиру Пронину с просьбой вмешаться в ситуацию, а сам М. Швыдкой обращался в прокуратуру. 19 августа адвокат М. Воронин заявил, что сотрудники Реставрационного центра также обратились в Замоскворецкую прокуратуру с жалобой на расхищение фондов ВХНРЦ. Со стороны правоохранительных органов никаких действий не последовало, а судебные иски в адрес общины были со временем отозваны. В этой истории поражает не столько многолетнее бездействие чиновников или противная Евангелию жестокость местной общины. Ее действия, прикрывающие собственную агрессию религиозной мотивацией, ускорили неизбежный процесс передачи ей храма, но забрызгали грязью хитон всей Церкви. Печально и другое — отсутствие реакции со стороны «полноты церковной» и правоохранительных органов, которые тем самым слов­но поощряют повторение подобного.

Только 30 ноября 2006 г. завершился переезд ВХНРЦ имени И. Э. Грабаря из церкви Воскресения Христова в Кадашах в новое помещение. 4 декабря руководители реставрационного центра подписали акт о передаче патриархии всех помещений храма. Однако жизнь напомнила общине об их нехристианском поступке совсем с другой стороны. По соседству с храмом началось строительство офисно-жилого комплекса «Пять столиц», ради которого предполагалось не только разрушить исторический облик Замоскворечья, но и снести несколько исторических зданий, в частности, входящий в храмовый комплекс дом дьякона — памятник 1813 г. постройки, «почему-то» снятый Москомнаследием с охраны. Заказчик-застройщик, которым являлось ООО «Торгпродуктсервис», действовал на основании постановления правительства Москвы от 29 октября 2002 г. за № 889-ПП. Прихожанам и московской общественности в 2007—2009 г. все же удалось остановить разрушение и «продиктовать» правительству Москвы и соседям-коммерсантам условия строительства на исторической территории прихода. Стоит отметить, что это один из немногих случаев, когда из чувства корпоративной солидарности за памятники старины вступились руководители московской патриархии, в частности, председатель ОВЦС архиепископ Илларион (Алфеев), который выразил надежду, что исторические центры Москвы и других российских городов не будут «застраиваться громоздкими постройками».

Происшедший в Кадашах конфликт высветил и другие проблемы и закономерности в связке «церковь-собственность-культура». Антикультурную акцию, беспрецедентную по своей жестокости, организовал протоиерей с претензией на интеллигентность и искусствоведческим образованием. Несомненно, с целью сгладить тот негативный об­раз малокультурного прихода, который обнажил себя во время августов­ских событий, протоиерей Александр Салтыков решил в 2005 г. про­вести «культурную акцию» — организовать при храме музей «Ка­да­шевская слобода». В этом смысле культурная ситуация в Кадашах и жесткость противостояния до недавнего времени были сравнимы с судь­бой прихода в Филях, где настоятелем стал другой искусствовед — про­тоиерей Борис Михайлов.

История борьбы религиозной общины за храм Покрова Божией Матери в Филях начиналась совершенно обыденно. Церковь, построенная в 1690—1693 гг. боярином Львом Нарышкиным в своей вотчине, явилась воплощением новых православных представлений о «красоте церковной». Верхний, «холодный», храм во имя Нерукотворного Образа с редкой полнотой сохранил иконные образа и внутренние позолоченные украшения. Эта церковь официально была домовой, и об­стоятельства ее обращения в приходское ведение между 1795 и 1825 гг. не вполне ясны. Службы здесь совершались по праздничным и воскресным дням. В нижнем, «теплом», собственно Покровском храме, который изначально был приходским, первоначальное богослужебное убранство не сохранилось за исключением престола начала XVII в. В 1923 г. община приняла от Моссовета храм и имущество в безвозмездное пользование. 2 июля 1941 г. исполком Киевского райсовета г. Москвы просил у вышестоящих органов разрешения закрыть храм. В 1971 г. здесь был организован филиал Музея древнерусского искусства прп. Анд­рея Рублева.

В ответ на просьбу граждан об открытии храма 22 августа 1990 г. руководители исполкома Киевского района посчитали регистрацию прихода «целесообразной». В заявлении указывалось, что будущая община готова отреставрировать храм и содержать его. Инициа­тива организации прихода принадлежала одному из музейных сотрудников — Алексею Соловьеву, организовавшему сбор подписей мест­ных жителей. Однако в уклончивом решении советской власти ничего не говорилось ни о музее, существующем при храме, ни о его интересах. Вопрос об организации прихода, зарегистрированного 19 ноября 1991 г. в Моссовете, решился без участия всех заинтересованных лиц. 18 декабря сюда был назначен настоятелем протоиерей Алексей Павлов. Храм был намечен к передаче патриархии еще решением Моссовета № 124 от 25 июля 1991 г..

В марте 1992 г. община обратилась к Ю. Лужкову с письмом, в котором музей обвинялся в ненадлежащем использовании храма, в превращении алтарных пространств в подсобные помещения и в коммерческом использовании церкви для съемок игрового кино. Уже 17 марта в дирекцию музея обратилась комиссия Моссовета по связям с ре­лигиозными объединениями с просьбой передать храм приходу. В ап­реле начались переговоры с директором музея Софией Вашлаевой о возможности богослужений в нижнем храме. 9 сентября 1992 г. в музее происходит совещание по вопросам богослужений в храме, на котором выступает автор реставрационного проекта И. Ильченко с предложением совместного использования храма на основе соглашения и при ограниченном числе богослужений. 4 ноября 1992 г. община вновь обратилась к Ю. Лужкову с просьбой передать ей храм. Известно, что еще в октябре Ю. Лужков предлагает сделать Покровский храм патриаршим «придворным» храмом.

Однако 8 ноября 1992 г. ученый совет музея признал невозможным использование Филевского храма в качестве общинного. Вместе с тем, понимая необходимость возрождения жизни общины, музей посчитал возможным принять участие в долевом строительстве нового храма. Постепенно на сцену выходят противоречия правового характера. 12 января 1993 г. Госкомимущество напоминает Москве, что пра­во распоряжения храмом остается за Российской Федерацией. 26 сен­тяб­­ря 1994 г. в общину назначается новый настоятель священник Борис Михайлов. В это время меняется тактика взаимоотношений общины с музеем. В 1996—1997 гг. основное внимание уделяется возможности не столько передачи нижнего храма, сколько совершения здесь регулярных молебнов. Первый такой молебен состоялся на Рождество Христово 1997 г. Первая Божественная литургия была отслужена на Пасху 2000 г.

В то же время община выступила инициатором заключения соглашения с музеем о совместном использовании храма, текст которого был предложен А. Соловьевым. Его основные положения сводились к следующему. Канонические нормы выполняют во взаимоотношении с музеем ту же роль, что и государственные законы (пункт 1.7). Музей продолжает осуществлять в храме, переданном общине в безвозмездное пользование, свою деятельность, но она должна соответствовать Закону о свободе совести (пункт 2.3). Службы в храме совершаются по расписанию прихода, а параметры температурно-влажностного режима определяются Научно-попечительским советом. В верхнем храме алтарь содержится как святилище. Здесь проводятся отдельные богослужения по рекомендациям Совета и согласованию с музеем (пункт 2.6). Должны соблюдаться требования по ограничению количества мо­лящихся, качеству свечей и лампадного масла. Текущее содержание па­мятника происходит за счет госбюджета (пункт 2.8). Прилегающая к храму территория передается приходу и переустраивается в соответствии с его нуждами (пункт 3.1). В частности, должна быть восстановлена территория кладбища. Музей передает приходу все храмовое богослужебное имущество (пункт 4.1). Уборка верхнего и нижнего храмов осуществляется приходом, берущим на себя часть расходов по оплате труда охранников, смотрителей и специалистов (пункт 5.5).

На фоне этих событий 24 июня 1997 г. было принято Постановление правительства № П16-772 о совместном использовании храма. Оно однозначно трактовалось приходом в свою пользу. В том же году музей обвиняет общину в попытке самозахвата храма. После этого вновь возобновляются переговоры о совместном использовании нижней церк­ви на основе предложений прихода от 16 июля 1997 г. В ответном пись­ме директора музея Геннадия Попова иерею Борису Михайлову от 29 сен­тября 1997 г. одним из главных вопросов становится не столько проблема сохранения памятника, сколько ситуация с разделом «бремени содержания».

10 марта 1998 г. патриарх Алексий (Ридигер) вновь обращается в Правительство с просьбой передать храм и предлагает свой уже готовый проект решения по данному вопросу. К этому времени противостояние прихода и музея вновь нарастает. Община 21 марта 1998 г. составляет акт о съемках в помещении храма игрового фильма для корейского телевидения с «ряженым актером» в роли священника. В июне-июле 1998 г. патриарх пытался добиться передачи храма через министра культуры Наталью Дементьеву и просил ее дать гарантии общине «в беспрепятственном совершении всей полноты храмового богослужения».

Еще в январе 1999 г. в руках общины появился козырь в противостоянии с музеем. Лаборатория музейной климатологии Государствен­ного научно-исследовательского института реставрации провела исследования по температурно-влажностному режиму в Филевском храме. Были отмечены проблемы в содержании музеем верхнего храма, связанные с отсутствием вытяжки и плохо подогнанными деревянными рамами окон. В рекомендациях отмечалось, что в верхней церкви должны строго соблюдаться все правила эксплуатации неотапливаемых церковных зданий, предусматривающие консервацию на зимний период, проветривание по специальной методике и ограничение посещаемости. Община поспешила заявить о «неквалифицированном хранении» памятника музеем. Впрочем, кое-что касалось и общины. Отсутствие вентиляции в нижнем храме негативно сказывалось на состо­янии сакрального пространства как при открытии выставок, так и при проведении молебнов.

Однако в Министерстве происходит смена руководства. 26 мая 1999 г. и 21 июня 1999 г. издаются приказы о подготовке нижнего храма к службам. 21 октября 1999 г. новый министр Владимир Егоров в письме патриарху выражает готовность к совместному использованию хра­ма и поручает курировать проект соглашения В. Виноградову из департамента культурного наследия Министерства. Основные работы по так и не подписанному соглашению развернулись осенью 1999 г. К 30 сен­тября его проект вручен иерею Борису Михайлову. Однако еще 10 сен­тября 1999 г. прошло заседание научно-методического совета, на котором предлагалось освободить алтарь нижней церкви и продолжить изучение вопросов осуществления здесь музейной деятельности с учетом интересов прихода. Заключение допускало возможность строитель­ства деревянного храма в стиле XVII в. в непосредственной близости от Покровской церкви на территории музея. В результате в 2000 г. был построен не храм, а новый приходской дом.

В конце 1999 г. патриарх Алексий (Ридигер) вновь обратился к вице-премьеру Валентине Матвиенко по вопросу передачи храма. Ответ был двояким. Минимущества 26 января 2000 г. закрепило права на опе­ративное управление Покровской церковью за музеем, который являлся особо ценным объектом культурного наследия народов России. Это не предполагало перепрофилирование входящих в его состав объектов и исключало возможность передачи нижнего храма в пользование общине. Решение вызвало гнев патриарха, который вновь обратил­ся к В. Матвиенко. 22 февраля вице-премьер поручила Минкультуры и Минимущества в десятидневный срок согласовать проект распоряжения Правительства, который обсуждался на совещании 2 марта у заместителя министра имуществ Н. Гусева. В результате 28 марта 2000 г. правительство издало новое распоряжение № 464-р о совместном использовании храма. В храме начались периодические службы.

Однако такая ситуация не устраивала патриархию. 29 марта 2004 г. патриарх Алексий (Ридигер) принимал у себя в резиденции нового ми­нистра культуры А. Соколова. На пресс-конференции патриарх сообщил, что во время встречи поднимался вопрос о передаче приходу хра­ма в Филях, а министр обещал способствовать решению этого вопроса «на следующем этапе». Но приход должен был смениться. Полной неожиданностью для общественности стали следующие слова патриарха: «В передаче этого храма также проявил заинтересованность Таможенный комитет, так как фасад комплекса зданий этого ведомства выходит на храм Покрова в Филях. И сотрудники Комитета желали бы видеть этот храм своим приходским храмом».

Заявление, рассчитанное на решение вопроса, вызвало обратный эффект и бурю негодований в прессе и обществе. 2 апреля Госдума дала поручение Комитету по культуре запросить в Правительстве информацию об условиях передачи Филевского храма патриархии и мерах по ограничению эксплуатации этого памятника в культовых целях. По инициативе академика Дмитрия Сарабьянова культурная Москва об­ратилась к председателю правительства Михаилу Фрадкову с письмом, в котором выражалась озабоченность передачей храма таможенникам. Их «церковный» интерес предположительно объяснялся наличием 6 гектаров парка, окружающего храм. В тексте говорилось о «конфессионализации» культуры страны и авторитарном стиле руководства нового министра. Авторы письма требовали, чтобы решения подобной важности принимались коллегиально, с соблюдением правовых норм, а не по произволу новоявленных чиновников. Исполнение достигнутых договоренностей пришлось отложить.

Однако вмешательство сторонних церкви и культуре сил лишь уско­рило грамотное решение проблемы. Под впечатлением от происходящего, 26 мая 2005 г. директор музея Г. По­пов и протоиерей Б. Михайлов подписали соглашение о порядке и усло­виях совместного использования верхнего и нижнего храма, прилегаю­щей территории и музейного имущества. Согласно положению, в верх­нем храме богослужения не совершались, но его алтарь не исполь­зо­вался для целей хранения. В нижнем храме по средам, воскресным и праздничным дням при условии нормального температурно-влажно­стно­го режима совершались чередные богослужения и «по мере необходимости» — приходские Таинства и требы (пункт 2.2). Производилось раз­граничение земельных участков на музейной территории (пункт 2.3). Отдельным протоколом согласовывались вопросы оплаты коммунальных услуг и ключевого хозяйства (пункт 2.4). Музейные предметы, составляющие убранство нижнего храма, передавались приходу во временное пользование, их охрана и реставрация совершались за счет му­зея (пункт 3). Планировалось разработать и обсудить предложения по со­зданию дере­вянной звонницы и храма на территории памятника.

Приход, в свою очередь, обязался выполнять рекомендации музей­ных специалистов и допускать их в храм. Богослужебное оборудование в нижнем храме должно быть устроено по согласованию с музеем (пункт 4.4). Приход должен был заботиться о состоянии территории во­круг храма. Важным новшеством взаимоотношений патриар­хии, культуры и государства был упомянутый в соглашении факт, что лишь после подписания соответствующего договора Росимущество издает рас­поряжение о передаче нижнего храма в пользование общине. Стоит отметить, что разрешению конфликта способствовали и кадровые перестановки. В 2003 г. в отдел пришла новая заведующая Наталья Мерз­лютина, а к весне 2004 г. здесь сменился практически весь коллектив. В то же время в общине сменился староста — председатель приходского совета. Им стал Иван Дымов. Новое руководство филиала пошло навстречу разумным пожеланиям прихода, предлагая вполне понятные для церковного сознания способы защиты и сохранения святыни. Начиная с 2005 г. раз в год, 29 августа, на престольный праздник верхнего храма — Третий Спас, здесь стало возможно совершать славление — краткий молебен. Оказалось, что теперь обе стороны рассчитывают на диалог. Этому предшествовало изменение отношения общины к музею — к нему привыкли, и его заботы стали частью приходской жизни.

Возвращаясь к конфликту в Кадашах в августе 2004 г., необходимо отметить, что его основное содержание, не связанное с церковной куль­турой, оказалось отчетливо видно в исторической ретроспективе. Это не значит, что его не было раньше, но лишь в начале XXI в. оно оказалось всесторонне осознанным. Через год после драматических событий, летом 2005 г., в прессу был сделан вброс информации о готовящемся изменении законодательства о культах, согласно которому правом юридического лица обладали бы лишь централизованные рели­ги­озные организации — патриархия и епархии, а не отдельные прихо­ды. Новый курс связывался с именем бывшего управделами патриархии митрополита Климента (Капалина) и администрацией Президента, а его активным разоблачителем выступал уже известный адвокат храма в Кадашах Михаил Воронин. Нелишне вспомнить, что активным участником событий 2004 г. был Василий Бойко президент компании «Вашъ финансовый попечитель», упоминаемый в связи со скандалами с переделом собственности в Москве. Все эти наблюдения делают понятным возмущение адвоката и других заинтересованных лиц. В случае реализации патриархийного проекта они потеряли бы все то, что и было настоящей целью спровоцированного ими приходского стояния в августе 2004 г., не имеющего ничего общего с церковной культурой, т. е. серьезную московскую недвижимость и доходы от ее эксплуатации.

Показателен с точки зрения отношения патриархии к культуре кон­фликт вокруг храма Живоначальной Троицы в Останкино, построенного в 1677—1683 гг. в стиле «нарышкинского барокко» на средства князей Черкасских в их вотчине. К 1991 г. храм был отреставрирован и являлся частью Государственного музея-усадьбы «Останкино». К это­му времени, не без участия тогдашнего сотрудника музея Бориса Михайлова, здесь сложилась претендующая на храм община. 2 апреля 1992 г. премьер Москвы Ю. Лужков подписал распоряжение № 804-рп о передаче хра­ма в пользование религиозному обществу. При храме тут же было организовано подворье Оптиной пустыни во главе с иеромонахом Феофилактом (Безукладниковым), и о приходской жизни уже не было и речи. Однако памятник такого уровня, несомненно, являлся федеральной собственностью, что и было подтверждено президентским Указом 20 февраля 1995 г. В силу этого повторно, 14 июля 1997 г., распоряжением № 988-р премьер Виктор Черномырдин отдал храм в бессрочное и безвозмездное пользование Русской Церкви, в соответствии с «принятыми предложениями» правительства Москвы и Минкультуры России. Минкультуры вместе с Госимуществом было поручено в месячный срок передать здания, предусмотрев порядок и условия исполь­зования их как памятника.

Еще в 1995 г. подворье попыталось получить в свое распоряжение землю вокруг храма, на которой располагался заповедный парк музея-усадьбы, где, в частности, находились реставрационные мастерские. В нарушение интересов учреждения культуры в данном случае такое право было получено. В январе 1996 г. правительство Москвы приняло постановление о передаче под подворье гектара земли. Дирекция музея пыталась оспорить решение мэрии в арбитражном суде, однако успеха не имела. Уже 5 мая 1998 г. помещение мастерских было взломано сотрудниками игумена Феофилакта. Мастерские прекратили свое существование.

В 1997 г. настоятель подворья вторгся и в сферу культуры — ликви­дировал редчайший чин философов в иконостасе из-за его якобы несоответствия православному мировоззрению. Изображения на тум­бах под иконами нижнего ряда представляли Орфея, Истоика, Фулидоса и Аполлона — христиан до Христа, которые, согласно представлениям XVI в. об античной истории, пророчествовали о пришествии Мессии. Подобные изображения на золоченых церковных дверях были известны в Успенском храме Московского Кремля и Троицком соборе Ипать­евского монастыря. Пол храма был устлан плиткой типа «кабанчик», обычно применяемой в общественных туалетах. Разрушение исторического облика храма нашло себе полное оправдание в устах «церковных искусствоведов». Иерей Борис Михайлов говорил о ренессансном, чуждом Православию, происхождении этих изображений, выполненных в грубой манере, да еще и в профиль: понадобилось обновленное и зоркое православное видение игумена Феофилакта, чтобы исправить ошибку предшественников. Директор музея Геннадий Вдовин назвал происшедшее примером «клерикальной цензуры» и самомнением настоятеля, полагающего, что именно ему явлена суть Православия в отличие от наших предков, косневших во мраке невежества.

Похожий конфликт развернулся и вокруг храма Всемилостивого Спаса, являющегося частью Государственного музея керамики и Музея-усадьбы «Кусково». 7 июня 1908 г. священник Спасской церкви с. Кусково Александр Смирнов, «вникая в религиозные нужды прихожан», просил графа Сергея Шереметьева как владельца села разрешить каменную пристройку к летнему храму XVIII в. и согласиться на превращение его в зимнюю церковь. Граф с этим не согласился, поскольку церковь была домовой, однако был готов ходатайствовать о постройке нового храма и даже выделить для этого землю. 30 сентября 1992 г. Управлением юстиции Москвы при этом храме была зарегистрирована новая община. Еще в 1998 г. у директора музея Елены Ерицян были добрые отношения с трагически погибшим впоследствии священником Игорем Чехариным. Однако 22 ноября 2000 г. патриарх Алексий (Ридигер) подписал указ № 6002 о назначении сюда протоиерея Бориса Токарева с поручением ему совершения богослужений в воскресные и праздничные дни и задачи нормализации отношений с музей­ным руководством.

5 апреля 2004 г. замминистра культуры Леонид Надиров обратился к руководству музея с просьбой разрешить общине ночную пасхальную службу для ограниченного количества прихожан — до 70 человек. Этот вопрос уже обсуждался на встрече министра и патриарха 29 марта. Однако уже 8 апреля протоиерей Б. Токарев просит директора дополнительно разрешить еще несколько служб на Страстной и Свет­лой седмице. Этого не произошло, и уже 16 мая община направляет письма Президенту и патриарху о передаче ей храма в безвозмезд­ное пользование. Одновременно богослужения были превращены в способ психологического давления — всенощные бдения 27 августа и 20 сентября были проведены общиной на улице.

3 ноября патриарх подписал письмо мэру Ю. Лужкову в достаточно резких выражениях: «Конфликтная ситуация между директором и приходом вынуждает просить Вас об оказании незамедлительной помо­щи по передаче общине здания храма, колокольни, а также строения, необходимого для нужд причта». Елене Ерицян приписывался стиль командно-административного вмешательства в дела прихода, заключающийся в ограничении числа богослужений и количества свечей, запрете на требы и внесение в храм дополнительной литургической утвари. Поскольку ключевое хозяйство оставалось у музея, то «двери открываются и закрываются с подчеркнутым недоверием к клиру». Предстоящий ремонт вызовет прекращение богослужений на длительный срок. Патриарх предлагал решить проблему по образцу Царицыно и Останкино, где часть строений и земля были закреплены за приходами, что исключило возможность дальнейшего конфликта с музеем.

29 декабря московский мэр в ответном письме справедливо указывал московскому епископу, что домовая церковь никогда не была приходской и что не стоит разрушать целостность ансамбля. Выход из ситуации был связан с заключением соглашения о совместном использовании храма на основе патриаршего указа 2000 г. о службах в воск­рес­ные и праздничные дни. 5 апреля 2005 г. патриарх вновь пишет мэру. Как и в прошлый раз, письмо было составлено самим Борисом Токаревым или его окружением. Здесь вопреки фактам утверждалось, что храм был приходским, а в общую храмовую площадь, доведенную до 110 кв. метров, включалось и пространство алтаря. На самом деле эта площадь составляла 53 кв. метра. К тому же патриарх сообщал, что в 2002 г. он якобы издал новый указ о совершении в храме всех чередных богослужений и треб, который, однако, остался неизвестен музею.

К этому времени, 21 января 2005 г., Управление пожарной охраны МЧС уже указало дирекции музея на грубые нарушения правил пожарной безопасности при проведении служб протоиереем Б. Токаре­вым и запретило богослужения в храме. 30 марта 2005 г. Е. Ерицян сообщила в Комитет по культуре Москвы о самоуправстве прихода, грубо нарушающего музейные правила: 20 марта протоиерей с сотруд­никами взломал и открыл западную дверь церкви, впустив внутрь допол­нительно более 100 человек. Общиной было предпринято неоправдан­ное изменение интерьера храма — безвкусные коврики и полотенца пре­вратили усадебную церковь в провинциальную божницу; в адрес му­зейных сотрудников раздавались оскорбления и угрозы. 29 апреля му­зейный коллектив обратился к патриарху с просьбой вмешаться в си­туацию. В письме сообщалось о недостойном поведении протоиерея Бо­риса Токарева, об отсутствии нормальной приходской жизни и общин­ного самоуправления, об использовании храма в целях личного обога­щения и о дестабилизации работы музея в результате этих действий. Все обращения были оставлены патриархом Алексием (Ридигером) без ответа.

Одновременно вскрылись правовые нарушения, касающиеся регистрации общины 31 мая 1999 г. на юридический адрес музея без его согласия, а 31 августа 2001 г. Москва зарегистрировала права собственности на усадебный храм, несмотря на то, что он принадлежал Федерации. Тем временем в начале 2005 г. протоиерей Б. Токарев подал в федеральное агентство документы на передачу храма в безвозмездное пользование приходу. Замруководителя Росимущества Д. Аратский дваж­ды, 14 февраля и 18 апреля 2005 г., писал в Роскультуру, требуя согласования передачи. ФАКК отказывалось согласовывать это деяние, так как не было целого ряда необходимых документов, в частности, согласия музея, заключения органа охраны о возможности передачи, проекта охранного договора и акта технического состоянии памятника. От­сутствие такого количества необходимых бумаг наглядно демонстрировало, как агентство относится к подготовке документов. Однако Рос­имущество настаивало на незаконности пребывания московского музей­ного учреждения на федеральном памятнике. В письме были четко рас­писаны ролевые функции агентств: Росимущество решает вопрос прин­ципиально и рассматривает соответствие документов требованиям зако­нодательства, а за Роскультурой остается обязанность согласования решений, принятых Росимуществом. Повторялась история с Ипатьевским монастырем в Костроме, однако московский музей, в отличие от провинциального, было не так-то просто выкинуть из занимаемых помещений. Конфликт усадьбы Кусково с усадьбой Офросимовых, где с 1943 г. располагается патриархия, вошел в затяжную стадию. Для его решения, судя по всему, была привлечена и Счетная палата РФ, которая в апреле 2007 г. завершила проверку музея, выявив, по сообщениям в прессе, ряд финансовых нарушений со стороны директора. Елена Ерицян продолжает оставаться директором усадьбы, однако о продолжении музейно-приходского конфликта более не слышно.

Одновременно обострился конфликт вокруг церкви Троицы в Никитниках (1631—1634), где сохранились росписи Симона Ушакова. Приход был зарегистрирован 23 июня 1999 г., однако распоряжением Минимущества № 223-р от 17 июля 2000 г. сам храм был передан в оперативное управление Государственному Историческому музею. 25 фев­раля 2000 г. расширенное совещание по вопросам реставрации здания отметило, что оно находится в состоянии прогрессирующего разрушения, создающем угрозу для прихожан. Было решено, что после завершения реставрации храм может быть использован для музейного показа и разовых богослужений по образцу соборов Московского Кремля. Однако 20 сентября 2000 г. реставрационная комиссия отметила, что ситуация продолжает усугубляться регулярным проведением богослу­жений, разрешенных директором ГИМа и не санкционированных никаким соглашением, а в Никольском северном приделе сделан склад бытовых предметов. Реставрация иконостаса была признана возможной только при демонтаже икон.

17 сентября 2001 г. протоиерей Арсений Тотев подписал с музеем договор о совместном использовании храма. За ГИМом оставались кон­троль и меры по обеспечению сохранности памятника, а также коммунальные расходы и определение порядка реставрационных работ. При­ходу в безвозмездное пользование для проведения богослужений предоставлялся основной объем храма по выходным дням и церковным праздникам. Помещение северной пристройки передавалось общине для служебных нужд с возможностью впоследствии пробить здесь дверной проем после согласования с московским Управлением по охране памятников. Однако фактически директор музея Александр Шкур­ко дал настоятелю устное разрешение на проведение служб, не ограниченных графиком, на что и было указано реставрационной комиссией в 2000 г. Договор лишь фиксировал установившийся порядок вещей.

8 февраля 2002 г. рабочая группа Федерального научно-методиче­ского совета отметила, что еще в 1996 г. церковь была закрыта для посещения в связи с ее аварийным состоянием. В нарушение всех норм музей подписал договор с общиной о проведении здесь богослужений, которые и проводятся 15—20 раз в месяц при большом стечении народа. Был выявлен очаг разрушения на своде алтаря и юго-восточного придела площадью до 5 кв. метров, а также налет копоти из-за пара­финовых свечей. Иконостасы шатались и создавали угрозу людям во время богослужения. Были зафиксированы сколы и повреждения в ниж­ней части стен по всему периметру храма. Ликвидация штата смот­рителей во время богослужений привела к отсутствию контроля и нарушению правил музейного хранения.

Ситуация с бедственным состоянием святыни продолжала осложняться, а община всячески препятствовала проведению здесь спасительных мероприятий. Утром 20 июня 2006 г. приход во главе с настоятелем устроил «молитвенный пикет» против разборки иконостаса с целью его реставрации. К пикету были подготовлены плакаты: «Уважаемые искусствоведы, где ваша совесть!»; «Сейчас не 1917 год»; «Разоряя храм, разоряем Россию». Между тем договор, подписанный самим протоиереем Арсением Тотевым в 2000 г., предусматривал, что музей осуществляет меры по обеспечению сохранности интерьеров, а приход обязуется не препятствовать проведению необходимой работы (пункт 2.10). Под давлением событий директор музея А. Шкурко заявил, что музей не намерен изымать иконы до официального решения вопроса о передаче храмового здания общине и о судьбе самих образов как входящих в государственную часть музейного фонда России.

Острый конфликт из-за храма Троицы в Никитниках сменился для ГИМа тревожной неизвестностью судьбы Новодевичьего монастыря, в котором располагался филиал музея. Первая информация о возможной передаче комплекса, подготовке соответствующего решения и условий его реализации появилась еще в 2007 г. Процесс затянулся на три года, и окончательное решение было принято лишь в декабре 2009 г. — в связи с передачей монастырского комплекса в казну РФ. Однако официально о нем было объявлено только на встрече премьер-министра РФ В. В. Путина и патриарха Кирилла (Гундяева) 5 января 2010 г.: в течение 2010 г. монастырь будет передан Московской епархии. По всей вероятности, окончательно были решены не все вопросы, о чем свидетельствует стенограмма встречи: «Святейший Патриарх Кирилл: Тоже были волнения по поводу судьбы иконостаса. А. А. Авдеев: Да, я на днях встречался с владыкой Ювеналием и дал ему слово, что все будет в порядке. Новодевичий монастырь будет иметь то, что он должен иметь по праву. Как и в Старочеркасске».

Очевидно, речь шла об иконостасе Смоленского собора, иконы которого имели серебряные вызолоченные басменные оклады, а образа местного ряда — драгоценные оклады с каменьями и жемчугами.

Напомним, что основанный в 1524 г. Новодевичий монастырь был закрыт в 1922 г. В нем организовали музей, который с 1934 г. стал филиалом ГИМа. Нынешний штат состоит из 45 человек, обслуживающих 12 000 единиц хранения. В 1944 г. в стенах Новодевичьего монастыря начали работать православный Богословский институт и различные учреждения патриархии, а с 1964 г. он стал резиденцией мит­ро­политов Крутицких и Коломенских. Монашеская жизнь здесь возобновилась в 1994 г., когда игуменьей стала Серафима (Черная). В 2004 г. архитектурный ансамбль монастыря был включен в список всемирного наследия ЮНЕСКО.

Несмотря на длительный процесс подготовки решения, по словам заведующей филиалом Марины Шведовой, «решение о полной передаче Новодевичьего монастыря в ведение РПЦ прозвучало, как гром среди ясного неба». Предполагается, что существующий в монастыре реставрационный отдел ГИМ получит помещения на Измайловском острове, где располагается институт промышленного развития «Информэлектро», работающий на нанотехнологии.

Общественный резонанс, вызванный новостным «громом» и тревогой за судьбу святыни, заставил митрополита Крутицкого Ювеналия (Пояркова) 26 января 2010 г. выступить со специальным обращением. «Не скрою, что некоторые комментарии в прессе не принесли мне радости», — сказал митрополит. Он подчеркнул, что его обязанностью является «обеспечить и сохранение древней обители и поддерживать осуществление в ней просветительского служения». Тем, кто сомневается в способности Церкви хранить историческое достояние, была адресована информация о том, что за минувшие два десятилетия в Московской епархии из руин восстановлено 24 монастыря и более пяти с половиной сотен храмов. По мнению митрополита, это весьма «убедительное свидетельство», однако в целом ряде случаев речь шла о простом ремонте, вызвавшем к тому же нарекания органов охраны памятников и специалистов.

Митрополит подчеркнул, что монастырь — уникальный архитектурный комплекс, в стенах которого должна продолжаться научно-просветительская деятельность. Для ее осуществления владыка Ювеналий готов «с любовью воспользоваться помощью друзей», что совпало с мнением Александра Шкурко, который внес предложение, чтобы новый владелец пригласил ГИМ выполнять функции по поддержанию экспозиции, организации выставок и приему посетителей. Пред­полагается также, что директором монастырского музея будет насто­ятельница игуменья Маргарита (Феоктистова).

Глава Росохранкуль­туры А. Кибовский поспешил успокоить общественность: «Я с матушкой-настоятельницей… знаком, в планах у нее никогда не было его (монастырский музей. — А. М.) закрыть и никого больше не пускать». По словам пресс-секретаря патриарха протоиерея Владимира Вигилянского теперь в монастыре начнет действовать «принцип соработничества» с музеем. Только что же мешало этому сотрудничеству раньше?

Продолжается и конфликт патриархии и учреждений культуры по поводу Высоко-Петровского монастыря в Москве, где два храма частично используются художественным объединением «Росизо» и ан­самблем «Березка», а Нарышкинские палаты занимает Государственный Литературный музей. В 1991 году в Настоятельском корпусе разместился Синодальный отдел религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви. С 1992 года в храмах монастыря возобновились богослужения. Распоряжение Президента РФ об их выводе из монастыря было подписано еще в 1994 г. В мае 2006 г. коллектив музея написал открытое письмо, где обозначил основные претензии к предлагаемым вариантам переезда, в частности — неприспособленность для музейной деятельности зданий, пораженных грибком. К тому же все они были заняты действующими учреждениями культуры, что пред­полагало новый «культурный конфликт». Противостояние приводит к трагическим событиям. 12 ноября 2004 г. на территории монастыря был избит иеромонах Паисий (Азовкин). Подлеправославная пресса обвинила в этом сотрудников «Росизо».

Для решения имущественного вопроса использовались и проблемы сохранения культурного наследия. 10 марта 2006 г. заместитель генпрокурора Николай Савченко внес представление руководителю Росохранкультуры Борису Боярскову в связи со строительством жилого до­ма с подземным гаражом в охранной зоне монастыря. Представление было вынесено по жалобе патриархии, столь редко проявляющей публичное беспокойство о состоянии разрушающихся памятников культуры в России.

В последнее время, после назначения 21 июля 2009 г. епископа Зарайского Меркурия (Иванова) новым председателем Отдела религиозного образованию и катехизации, активность патриархии по поводу освобождения территории монастыря усилилась. Соседство не соответствовало амбициям нового начальника, который в сентябре объявил о скором возобновлении здесь монашеской жизни. 13 ноября 2009 г. патриарх Кирилл (Гундяев) обратился с письмом к Ю. М. Луж­кову, где попросил освободить территорию Высоко-Петровского монастыря. Эта тема также была затронута на встрече патриарха и премьера 5 января 2010 г., однако ее тональность позволяет надеяться, что передача зданий монастырю будет решена без спешки и с учетом заинтересованности музея в новых помещениях.

Среди современных проблем церковной Москвы, отмеченных авторами доклада «Московское архитектурное наследие: точка невозврата» — храм Ризоположения на Донской улице, построенной в 1701—1717 гг., где старые оконные рамы заменены стеклопакетами, а старинная роспись искажена и переделана в соответствии с современными вкусами; еще — церковь свт. Николы в Подкопаеве тоже XVIII в., на территории которой настоятель воздвиг монументальную постройку, а храмовые стены попытался украсить майоликой в стиле XVII в. Озабоченность вызывает и грамотность реставрации церкви свт. Климента 1750—1760 гг., начавшейся в 2008 г. Дополнительно к тому, по заключению специалистов, нынешний строительный бум лишает храмы их традиционного окружения. Так, в 2007 г. Росохранкультура выявила существенные нарушения при реставрации Марфо-Мариин­ской обители.

Большой общественный резонанс вызвало выселение Российского государственного гуманитарного университета из помещений Заиконоспас­ско­го монастыря на Никольской улице в апреле–августе 2008 г. и передача их патриархии.

Проблемы возникли и при реставрации храма Всех Святых на Кулишках (XVI—XIX вв.), где в 2008 г. были начаты работы по полной замене фундаментов храма (вместо их усиления), поскольку разбираемые первоначальные конструкции являются неотъемлемым элементом комплекса объекта культурного наследия. Однако летом 2009 г. здесь продолжали разбирать белокаменные полы с включенными в них саркофагами XVII в., а внутри всех помещений подземного яруса вычерпывался культурный слой с деталями кладки и остатками некрополя XVI—XVII в. В результате 10 июля 2009 г. главный специалист московского отделения ВООПИиК по работе с памятниками истории и культуры В. К. Фатеев и общественные инспекторы В. И. Евграфов и Н. Э. Морозов составили акт, в котором отмечалось, что памятнику архитектуры нанесен очевидный ущерб.

По-разному складывается ситуация в монастырях Московской епар­хии, расположенных в памятниках культуры и музеях-заповед­никах. В Ново-Иерусалимском монастыре монастырская жизнь была возобновлена синодальным решением 18 июля 1994 г. Наместником монастыря стал архимандрит Никита (Латушко). 9 октября 1995 г. было подписано распоряжение Правительства № 1380-р о поэтапной передаче зданий патриархии. Минкульту было предписано в трехмесячный срок передать ставропигиальному монастырю Воскресенский собор, Геф­симан­ский скит, церковь Рождества Христова и восточный братский корпус, предусмотрев порядок и условия использования храма для показа их как памятников искусства. В результате в 2006 г. музей проводил экскурсии по предварительной договоренности с монастырем в пустом и заброшенном соборе. На фоне этого запустения пощелкивание ультразвуковой охранной системы, призванной отпугивать птиц, выглядит особенно зловеще.

Основные службы совершаются немногочисленной братией в Успенском приделе собора и храме свв. Константина и Елены. Дополнительно для проведения богослужений монастырю была предоставлена Богоявленская церковь 1730 г. из подмосковного села Семеновское, ко­торая располагалась на территории Музея деревянного зодчества. 3 сен­тября 2000 г. храм сгорел в результате то ли короткого замыкания, то ли неосторожного обращения с огнем. 14 июля 1996 г. были подписа­ны требуемые документы по передаче Воскресенского собора и акт тех­нического состояния храма. В этих условиях было необходимо со­здать новую концепцию и программу его консервации и реставрации, тем более что с апреля 1996 г. со стороны Комитета по культуре и туризму Московской области было прекращено финансирование работ. Из-за отсутствия цельной концепции в соборе вместо реставрации начались эксперименты по раскраске стен и сводов по личным указаниям архимандрита, отражавшим провинциально-белорусские вкусы. В августе 1998 г. работы в Гефсиманской часовне сопровождались уничтожением фрагментов живописи местных иконописцев Строевых, созданной в 1870-е гг. 21—25 августа 1998 г. ТОО «Вертикаль» произвела разбор настила большой главы Воскресенского собора и консервационного ко­роба над первым ярусом колокольни. В результате, поскольку не бы­ли выполнены указания реставраторов, открылась аварийная часть свода, грозившая обрушением. После дождя 1 сентября фрагмент свода рухнул и частично повредил изразцовый иконостас XVII в.

16 декабря 1999 г. патриарх Алексий (Ридигер) совершил освящение Успенского придела. Однако после ремонтных работ сюда не были возвращены две каменные плиты «путеводителя по Святой Земле», являющиеся частью замысла патриарха Никона. Плиты с сопроводительным текстом вопреки историческому облику были раскрашены в красный цвет. Наблюдатели констатируют «бестрепетное отношение» монастырского руководства к немногим сохранившимся в соборе древ­ним чертам его подлинного убранства. В декабре 1996 г. был разобран исторический кирпичный престол в приделе Усекновения главы св. Ио­анна Предтечи. Такому подходу противопоставляется позиция российского духовенства, в частности архиепископа Никона (Рождественского), который призывал «беречь сокровища церковных преданий» и писал о том, что «избранники Божии беседует с нами через оставленные нам в наследство писания и другие духовные вклады в церковную сокровищницу».

Основной проблемой Нового Иерусалима является не конфликт между музеем-заповедником и монастырем, сведенный к минимуму, а бездействие патриархии в отношении переданной ей святыни. Выжидательная позиция в деле выработки новой концепции реставрации со­бора может быть связана не только с отсутствием конкретного видения храма после восстановления, сложностями архитектурно-рес­тав­ра­ционного задания и баснословной дороговизной самих работ. Похоже, патриархия просто не представляет, что делать с вытребованным ею имуществом, ожидая внешних импульсов к развитию событий, возможно, в виде передачи ей всего монастырского комплекса. В этом случае его реставрация могла быть увязана с бизнес-планом по эксклю­зивному использованию монастырского ансамбля и государственному финансированию его реставрации.

Ситуация изменилась именно в этом направлении после Рождественской ночи 2007 г., когда здесь побывал Президент России Владимир Путин. 23 июля 2008 г. монастырь посетили новый Президент Дмитрий Медведев и патриарх Алексий (Ридигер), после чего было принято решение о создании Попечительского совета по его восстановлению, на которое отводилось 5—7 лет. Заседание попечительского совета Благотворительного фонда по восстановлению Воскресенского Новоиерусалимского монастыря, который возглавил первый вице-премьер Виктор Зубков, состоялось 20 октября 2008 г. Одновремен­но был сменен и наместник: в июне 2008 г. им стал игумен Феофилакт (Безукладников), уже известный нам разрушением иконостаса в Останкино. 9 марта 2009 г. президент РФ подписал Указ «О мерах по воссозданию исторического облика Воскресенского Ново-Иерусалим­ско­го ставропигиального мужского монастыря Русской православной церкви», и уже в июле инициативной группой культурной общественности на президентское имя было направлено обращение, ставящее проблему научного контроля над реставрационно-восстановитель­ными работами в монастыре и поднимающее вопрос воссоздания здесь архитектурно-ландшафтного комплекса «Русская Палестина». Одновременно правительство Московской области приняло постановление о разработке программы на 2009—2012 гг. по выводу областного музея с территории Воскресенского Новоиерусалимского монастыря и выделило на строительство нового здания 1,5 млрд. рублей.

На фоне этой показной заботы о культуре совершенно дикой выглядит история церкви Рождества Пресвятой Богородицы в селе Шестаково Волоколамского района Московской области, построенной в 1819 г. и в 1995 г. объявленной памятником федерального значения. Одна­ко на балансе совхоза «Шестаковский» она числилась как здание «нежилое, одноэтажное, общая площадь 691,70 кв. м», в качестве какового и была приватизирована под авторемонтные мастерские, хотя формально еще в 2007 г. министерство культуры Московской области передало эту же самую церковь, уже ставшую гаражом, Иосифо-Во­лоц­кому монастырю.

Проблема частичного разрушения исторического облика угрожает и этому древнему монастырю, основанному в 1479 г. и возвращенному церк­ви в 1990 г. 1 декабря 2000 г. рабочая группа Научно-методи­ческого совета отметила, что в Воскресенском соборе, находящемся в совмест­ном использовании, был нарушен температурно-влажностный режим в результате работы электронагревателей. Это привело к разрушению фресковой живописи XVIII—XIX вв. Единственная в соборе фреска работы Дионисия оказалась закрыта новым деревянным иконостасом. Совет рекомендовал совершить ее демонтаж и перенос фрески на новую основу. 2 ноября 2004 г. последовало новое заключение рабочей группы по вопросам сохранения и реставрации живописи Воскресенского собора, которое отмечало уже отставание штукатурного слоя и шелушение красок.

В гораздо более плачевном состоянии находится расположенная рядом церковь Рождества Богородицы в Возмищенском монастыре (1537). Согласно заключению Методсовета, составленному в декабре 2000 г., режим ее использования оказался «в чудовищном несоответствии с уникальной ценностью федерального памятника». Специалисты потребовали совместного выезда на место представителей Управления по охране памятников Комитета по культуре области, Минкультуры и Епархиального управления. Точно так же состояние Успенского собора в самом Волоколамске было признано аварийным. Здесь отсутствовала гидроизоляции, а в соборных галереях наблюдалось разрушение дренажа. Собору были срочно необходимы инженерное обследование и противоаварийные работы.

Монастырь прп. Саввы Сторожевского был основан в 1398 г., а работы по созиданию Рождественского собора были закончены в 1405 г. Если в XVII в. в монастыре размещалась резиденция царя Алексея Ми­хайловича Романова, то в 1995 г. здесь возник ставропигиальный монастырь, настоятелем которого стал патриарх Алексий (в миру — Алек­сей Михайлович Ридигер). 9 февраля 1995 г. патриарх, министр культуры Е. Сидоров и губернатор Московской области А. Тяжлов подпи­сали соглашение о совместном использовании Рождественского собо­ра и некоторых монастырских построек. В нем указывалось, что му­зей и церковь будут строить свои отношения как добрый пример вза­имопонимания и согласия в деле возрождения национальных святынь, для чего они и договорились о возобновлении на территории монасты­ря монашеской жизни. Для этого музеем были выделены Рождественский собор, малый келейный корпус и ансамбль скита. Собор предо­ставлялся монастырю для совместного использования с музеем. Празд­ничные богослужения должны были проводиться в его основном объ­еме, а для суточного круга богослужений выделялись царская мо­лель­ня и Саввин­ский придел. Келейный корпус и скит передавались пат­риархии в бессрочное безвозмездное пользование, оставаясь при этом на балансе музея. Минкульт был обязан организовать целевое финансирование реставрационных работ и оплату коммунальных услуг. Пат­риархия брала на себя часть расходов по оплате труда технического и обслуживающего персонала. Предполагалось восстановление каретного сарая и приспособление его под гараж. Пункт 5.3 предполагал, что при проведении богослужений интерьеры освещаются с учетом требований к освещению музейных предметов и традиций православного богослужения. Обслуживание алтарных частей храма должно было со­вершаться в соответствии с требованиями патриархии, участие музейных ценностей в выставках также должно было согласовываться с этим учреждением. Интересно отметить, что синодальное распоряжение об открытие здесь обители состоялось только после подписания договора, а именно 20 февраля 1995 г.

5 июня 1998 г. Президент Борис Ельцин встречался с патриархом Алексием (Ридигером). В результате появилось поручение Президента № Пр-933 от 2 июля 1998 г., в котором Правительству было поручено до 30 июля рассмотреть вопрос о передаче комплекса зданий и сооружений Саввино-Сторожевского монастыря в ведение Русской церкви. Исполнительные Минкультуры и Минимущества уже 3 августа 1998 г. издали совместное распоряжение № 168/809-р. Монастырю передавались в пользование ансамбль скита прп. Саввы, большой братский кор­пус кроме первого этажа до его освобождения от музейных фондов, малый келейный корпус, Житная башня, Троицкая церковь с трапезной XVII в., звонница, а также церковь Преображения с трапезной. В совместное пользование переходили Рождественский собор с Саввинским приделом и крепостные стены с башнями. Комитет культуры области принимал эти здания на баланс, утверждал соглашение о совместном использовании и подписывал охранный договор с монастырем.

В ноябре 1998 г. между директором музея В. Ковтуном и наместником монастыря архимандритом Феоктистом (Дорошко) было заключено новое соглашение о совместном использовании Рождественского собора, ориентированное на соглашение о соборах Московского Кремля 1992 г. Музей совместно с органами власти должен был осуществлять госконтроль за состоянием памятника культуры. Меропри­ятия по поддержанию температурно-влажностного режима, как и сдача собора под охрану, должны были осуществляться совместно. Порядок служб был оговорен очень нечетко: они должны были осуще­ст­вляться «согласно канонам соборного служения». Отпевания, венча­ния и крещения в соборе не проводились, число подсвечников ограни­чи­валось, богослужения, с целью сбережения уникального интерьера, предусматривалось в Саввинском приделе и Троицкой церкви. Учет и хранение движимых памятников осуществлялись музеем.

Тогда же С. Гужаев, председатель Комитета по культуре администрации Московской области утвердил соглашение о порядке совмест­ного функционирования музея и монастыря. Оно предусматривало ор­ганизацию пропускного режима на основе музейной инструкции, согласованной с ГУВД, схемы разграничения и обслуживания инженер­ных сетей и пропорциональную оплату коммунальных услуг. Совмест­ные выставки монастырь и музей могли организовывать в братском корпусе и в звоннице. Все проблемные вопросы обе стороны должны были решать в духе согласия и доброжелательства при уважении интересов каждой из них.

Как всегда, музейное руководство узнавало о новых инициативах патриархии последним. 13 апреля 2000 г. очередное распоряжение Мин­культуры и Минимущества № 370/542-р уже передавало в пользование монастырю монастырские стены и башни: Провиантскую, Красную, Над­вратную, Юго-восточную, Житную и Южную, а также гостиничный комплекс и дворец царя Алексея Михайловича. Распоряжение было исполнено противоречий: с одной стороны, дворец передавался в поль­зование монашеской общине, с другой — Комитету по куль­туре предлагалось обеспечить заключение соглашения о совместном использовании его монастырем и музеем. 15 ноября 2000 г. появилось новое распоряжение № 426/1007-р, подписанное замминистрами Н. Де­менть­евой и Н. Гусевым, согласно которому монастырю передавались Северо-восточная башня и монастырская гостиница. В дело вмешался федеральный статус памятника. Не изменяя формы собственности, здания с баланса Звенигородского историко-археологи­ческого и художествен­ного музея переходили на баланс Комитета по культуре администрации Московской области. Министерству культуры предлагалось заключить с монастырем договор о безвозмездном пользовании, а Комитету — договор о сохранности и совместном использовании. На об­ласть, в соответствии со статьей 53 «Основ законодательства о куль­ту­ре», возлагалось обеспечение прав музея.

Такие действия патриархии не способствовали взаимопониманию монастыря и музея, возглавляемого тогда Анатолием Некрасовым. Му­зейный коллектив устами заведующего реставрационной мастерской Алек­сея Мельниченко призывал: «Не гоните Музей, он сам уйдет из монастыря, когда будет куда уходить». Одной из проблем стало разделение паломнического и экскурсионного потоков — их организаторы демонстративно не водили «своих» к соседям. В 2001 г. административные службы музея переехали в расположенные рядом бывшие здания санатория Министерства обороны. Основные экспозиции остались в Царицыных палатах, где были воссозданы исторические интерьеры. Фон­ды продолжали храниться в казначейском корпусе и в Большом братском корпусе, где на нижнем этаже расположилась коллекция мебели. Собор с его иконостасом из 58 икон середины XVII в. продолжал оставаться в совместном использовании, однако серебряные оклады деисусного и праздничного рядов были сняты по просьбе монастыря, дабы не принимать их на ответственное временное хранение.

Музейный исход сопровождался недолжным отношением к святыням и памятникам со стороны монастыря. В 2001 г. в боковую алтар­ную дверь собора с образом св. архидиакона Лаврентия прямо в живую ткань иконы был врезан замок. В западном прясле стены был растесан под водонакопительный баллон оконный проем XVII в. Мона­стыр­ский гараж был устроен за храмом рядом с усыпальницей Шере­метьевых. К сожалению, традиционным для современной монашеской жизни стал евроремонт в средневековых помещениях. В начале 2003 г. выяснилось, что во время ремонта Преображенского храма были сбиты фрески первой половины XIX в. Братия ссылалась не реставрато­ров, утверждавших, что фрески художественно-исторической ценности не представляли. Однако было установлено, что «реставрация» началась без разрешения органа охраны памятников. Не было проведено и ис­следований на предмет выявления живописи под побелкой. 14 мар­та 2003 г. состоялось заседание выездной комиссии администрации Мос­ковской области по вопросу оценки состояния Преображенского храма Саввино-Сторожевского монастыря с участием представителей Мин­культуры. Протокол комиссии, выявившей нарушения законодательства об охране памятников со стороны монастыря, был отправлен патриарху Алексию (Ридигеру) — настоятелю обители.

В 2003 г. директором музея стала Галина Стоенко. Зимой 2004 г. монастырь, но не музей, посетил Президент. Музейных сотрудников на встречу не пригласили. Однако новой экспансии, несмотря на пред­ложения патриархии отдать ей все, не произошло. Более того, осенью 2005 г. состоялись торжества по случаю 85-летия музея. Приглашенный на праздник архимандрит Феоктист не просто пришел в музей, но и заявил, что работа с музейщиками изменила его самого.

В декабре 2005 г. новым и. о. наместника был назначен игумен Савва (Фатеев), а в 2007 г. был создан попечительский совет Саввино-Сторожевского монастыря, который возглавили патриарх Алексий (Ридигер) и председатель Госдумы Борис Грызлов. 25 марта 2008 г. состоялось его первое заседание, на котором Б. Грызлов высказался за срочный перевод фондов музея из монастыря в специально построенное здание в Звенигороде, о строительстве которого докладывал заместитель председателя правительства Московской области И. О. Пархоменко, на что местная власть выделила 35 млн. рублей. Предстоящий исход окончательно разорвет связь между музеем и некогда хранимой им обителью...

Тем временем по соседству с монастырем в угрожающем состоянии оказалась Успенская церковь на Городке в Звенигороде. 24 марта 2005 г. рабочая группа Федерального научно-методического совета встречалась с настоятелем собора архимандритом Иеронимом. Был отмечен слой грязи и копоти на фресках, принадлежащих прп. Андрею Рублеву, образовавшийся в результате многолетних интенсивных богослужений. В результате подсоса влаги штукатурка начала отставать от стен. Настоятелю было указано на факт неквалифицированной покраски сводов, в результате чего на иконостасе и фресках остались подтеки. Была зафиксирована несанкционированная промывка фресок, которые требовали удаления «пушистой емчуги». Отмечалось отсутствие архитектур­ного надзора и необходимость усиления контроля над состоянием фре­сок в условиях действующего храма. Подобные проблемы наблю­дают­ся и в других храмах Московской епархии. Страдает роспись Троиц­кой церкви в Вяземах (рубеж XVI и XVII вв.), где аляповатый иконо­стас, претендующий на каноническую иконопись, противоречит стро­гим фрескам, также нуждающимся в дополнительном контроле над их состоянием. 23 августа 2005 г. рабочая группа научно-методи­ческого совета указала протоиерею Владимиру Симонову на необходимость до­полнительного остекления на барабане храма. В церкви Владимирской иконы Божией Матери в Мытищах разобран алтарь XVII в., проштраб­лена стена памятника «нарышкинского барокко» — Знаменского храма в усадьбе Дубровицы в Подольском районе.

Лужицкому Можайскому монастырю, основанному в 1408 г. и возрожденному в 1992 г., до последнего времени везло с людьми, его окружавшими. До октября 2005 г. настоятелем здесь был игумен Борис (Петрухин). 28 мая 2003 г. рабочая группа ФНМС зафиксировала «редчайший факт бережного и осознанного отношения со стороны монастыря» к своему культурному наследию. В частности, в монастырском погребе студентами Петербургской академии художеств под руководством Александра Крылова были открыты фрагменты средневековых фресок, сбитых еще в XVIII—XIX вв. Ныне, стараниями игумена, они были разложены по латкам и хранились в подклете собора. Методсовет отметил качественные работы по покрытию кровли и утеплению здания собора, хотя фрагменты фресок в оконных проемах середины XVI в. и находились в угрожающем состоянии и требовали своей музеефикации. Необходимо отметить, что с 1991 г. по инициативе уже упоминавшегося петербургского профессора А. Кры­лова в Можайске проводятся Макариевские чтения. Возможно, что бережное отношение к святыне сформировалось в монастыре не без влияния этих встреч. Известно также, что в 1997 г. во время раскрытия фундаментов Ферапонтова храма было обнаружено место спуда, под которым покоились мощи прп. Ферапонта Можайского. 26 мая 1999 г. при участии специалистов археологов и грамотном проведении раскопок мощи были обретены. Однако нравственность происходящего зависит от личности человека. Совсем рядом, внутри Можайского кремля, местный благочинный иеромонах Даниил (Жирнов) в 2004 г. с помощью тяжелой землеройной техники вырыл пруд, уничтожив при этом средневековый культурный слой, и начал разборку надвратной церкви и демонтаж шпиля Старо-Никольского собора Кремля.

Совсем иная ситуация складывается в Зачатьевском женском монастыре в Москве, которым руководит игуменья Иулияния (Каледа). Один из древнейших монастырей столицы был основан в 1360 г. сестрами свт. Алексия Московского Иулиянией и Евпраксией на землях митрополичьей кафедры. Обитель была закрыта в 1925 г., а собор Рождества Богородицы, колокольня и храм во имя иконы Божией Матери «Неопалимая Купина» были разрушены. На их месте была возведена школа. 5 мая 1995 г. последовал синодальный указ о возрождении обители, одной из главных задач которой стало воссоздание утраченного собора. Здание школы было разобрано, а на месте расположения храма в 2003—2005 гг. были предприняты полномасштаб­ные раскопки под руководством Л.А. Беляева. В результате были выявлены не только элементы и белокаменные рельефы храма XVI в. и фундаменты церковных построек позднейшего времени, но и дана археологическая реконструкция повседневной жизни средневеко­вой обители. Помимо надгробий XV—XVI вв. и уникальных предметов из погребений, в том числе и христианских древностей, были обнаружены остатки келий с сохранившимися в них бытовыми вещами. На основе этой коллекции, с соблюдением принятых законодательных норм, будет создан монастырский церковно-археологический музей. Для сохранившихся фундаментов древних церквей также был найден оптимальный выход: они не будут снесены, а новый железобетон станет своеобразной оправой для кирпичных развалин. Такое отношение общины к археологии связано с тем, что монахини осознают ископаемую древность как собственную историю, где находит свои истоки их сегодняшнее бытие. Если бы монастырская земля с ее уникальными находками была вывезена как строительный мусор, обитель лишилась бы части монастырской традиции. Монастырский музей поможет показать эту традицию паломникам. 25 ноября 2005 г. патриарх Алексий (Ридигер) совершил здесь освящение закладного камня будущего собора.

Обитель прп. Сергия всегда оказывалась под пристальным вниманием новой власти в силу той культурообразуюшей роли, которую играл ее основатель в истории России. Так было после 1917 г., так стало после 1991 г. Преподобный даже в самых невероятных политических ситуациях умел претворить злую волю в добрые последствия. 21 октября 1918 г. была создана Комиссия по охране Троице-Сергиевой лавры при отделе по делам музеев и охране памятников искусств и старины Народного комиссариата просвещения, куда вошли иерей Павел Флоренский, О. Олсуфьев, Н. Протасов и др. 17 декабря было принято решение устроить музей в митрополичьих покоях. Лавра была закрыта 2—3 ноября 1919 г., а 20 апреля 1920 г. был издан декрет Совнаркома «Об обращении в музей историко-художественных ценностей Троицко-Сергиевской Лавры». И работа комиссии, и организация музея на основе ризницы должны быть признаны деянием, образцовым для цер­ковной археологии.

13 декабря 1990 г. патриарх Алексий (Ридигер) обратился к председателю Верховного Совета Борису Ельцину с просьбой вернуть Лав­ре больничные палаты с церковью прпп. Зосимы и Савватия Соловецких, где предполагалось разместить дом для престарелых. Патриарх счи­тая, что Министерство культуры РСФСР (Ю. Соломин), Главное управ­ление культуры Мособлисполкома (Н. Бендер) и сам музей (К. Бобков) затягивают решение вопроса. 15 июня 1992 г., в связи с предстоящим юбилеем преподобного, патриарх вновь обратился к Президенту с просьбой не только вывести музей с территории Лавры, но передать часть коллекции музея в собственность патриархии.

15 октября 1992 г. Президент подписывает совместное распоряжение Президента и Председателя Верховного Совета, в котором Лавра и Музей объявляются особо ценным объектом культурного наследия, оста­ваясь при этом в собственности Московской области. Однако следую­щий пункт предполагал уже вывод музея с территории Лавры. 31 ок­тяб­ря 1994 г. патриарх вновь напомнил Президенту о необходимости разделить фонды музея и вернуть в распоряжение Лавры принадлежавшие ей ранее культурные ценности, против чего 11 ноября возражала коллегия Минкультуры. Но уже 8 декабря 1992 г. из недр того же учреждения вышла идея создания на территории Лавры Центра православной культуры. Характерно, что, по имеющейся информации, на со­вещании в Минкультуры 3 февраля 1995 г. представитель Лавры нынешний епископ Саратовский и член общественной президентской палаты Лонгин (Корчагин), со ссылкой на мнение патриарха, отказался рассмотреть предложения Министерства о таком Центре. Только 3 ию­ня 1997 г. патриарх в письме Президенту соглашается с этой идеей, но с условием, чтобы новая структура была в полном ведении самой Лавры. Идея нового музея представлялась как сокровенное желание самой патриархии. Уже 7 августа наместник Лавры архимандрит Феогност (Гу­зиков; р. 1961) просит вице-премьера Олега Сысуева ускорить решение вопроса о создании на территории Лавры этого музея. Летом 1997 г. в Сергиевом Посаде состоялось выездное заседание Комитета Госдумы по культуре с осмотром не только архитектурного комплекса Лавры, но и фондов музея. Было принято решение об улучшении финансирования работ по выводу заповедника с территории монастыря.

16 февраля 1998 г. президиум Российского комитета Международного совета музеев в открытом письме Президенту выразил свое несогласие с продолжающимися попытками патриархии расчленить Сергиево-Посадский государственный музей-заповедник с целью создания на основе ценнейшей части его коллекций отдельного Музея пра­во­слав­ной культуры. Решение проблемы виделось членам президиума в даль­­нейшем развитии сотрудничества государственного музея и Троице-Сергиевой лавры. В феврале 1998 г. руководство музея-заповедника направило руководителям культурных и научных учреждений письма, где содержалась просьба о защите и шла речь о противоречии законодательству готовящегося распоряжения о передаче лаврского комплекса в бессрочное и безвозмездное пользование патриархии.

В марте 1998 г. появляется открытое письмо академиков РАН Д. Львова и Н. Моисеева и ее члена-корреспондента С. Курдюмова о судьбе Сергиево-Посадского музея и Лавры. В нем, в частности, говорилось об оскорбительном для русского человека порядке вещей, свя­занном с предпринимательской деятельностью музея-заповедника и формальным характером экскурсий, не раскрывающих процесс станов­ления православной культуры и духовного мира России. Музею противопо­ставлялся церковно-археологический кабинет Духовной академии, где развитие русской культуры раскрывалось как единое целое. Идее ра­ционального использования культурного наследия соответствовало бы создание на основе заповедника Музея православной культуры, который, оставаясь государственной собственностью, был бы по­ручен патриархии.

Кампания приобретала массовый характер. Одновременно в прессе были сформулированы претензии православной общественности к Посадскому музею. Профиль музея за годы его существования сформировался как атеизирующий, что вступало в противоречие с его монастырским контекстом. Коллекция ризницы преподносилась посетителю «в гомеопатических дозах», поскольку большая ее часть была спря­тана в запасниках якобы от несознательных экскурсантов. Одно­вре­мен­но заявлялось об отсутствии подлинного контроля над памятниками церковной старины, представляющими материальную ценность, с неприкрытым намеком на возможность разворовывания или подтасовок коллекций со стороны музейщиков.

5 июня 1998 г. Президент встречался с патриархом и обсуждал под­готовку к празднованию 2000-летия христианства. Результатом обсуж­дения явилось поручение Президента от 2 июля 1998 г. № 933-пр, в котором зампреду Правительства Олегу Сысуеву и замруководителя пре­зидентской администрации Юрию Ярову было поручено до 30 ию­ля провести совещание с участием патриархии и «Троице-Сергиевой лавры» (имелся в виду музей-заповедник) для обсуждения вопроса о со­здании на базе лаврской ризницы Музея православной культуры и «принять решение». 8 октября 1998 г. на совещании в Минкультуры с участим представителей музейного сообщества, Госдумы и администрации Московской области было принято решение «О невозможности передачи в любой форме памятников древнерусского искусства, являющихся национальным достоянием, Русской Православной церкви». 20 октября 1998 г. патриарх вновь писал уже новому премьеру Евгению Примакову.

28 ноября 1998 г. вице-премьер Валентина Матвиенко провела в Лавре совещание и дала указание Минкультуры в двухнедельный срок подготовить документы по созданию требуемого патриархией музея. Предложения были подготовлены к концу февраля 1999 г., однако еще 29 января 1999 г. состоялось заседание Федерального научно-методи­ческого совета, на котором рассматривались основные параметры решения Правительства по созданию государственного «Музея „Троице-Сергиева лавра“», подготовленные Управлением музеев Минкультуры и его начальником В. Лебедевым. Идея в целом была поддержана, но ее организационные принципы вызвали возражения. В частности, концепция, вслед за разделением коллекции, предполагала разделение русской культуры на православную и светскую, чего не существовало в исторической реальности. В нынешней коллекции Сергиево-Посад­ского музея искусственно выделялась ее древнерусская часть и передавалась новообразуемому музею, тем самым нарушался заложенный Законом «О музеях и музейном фонде» 1996 г. принцип неделимости музейной коллекции. Назначение наместника Лавры директором музея считалось невозможным, поскольку эти должности подчинялись разным задачам: в одном случае предполагалась интенсивная эксплуатация предметов культа в соответствии с их первоначальным предна­значением, во втором — обеспечение их максимальной сохранности. В результате государственное управление музеем оказывалось под вопросом, равно как и увольнение директора, поскольку такой шаг автоматически потребовал бы от патриарха смещения наместника. Также Научметодсовет предполагал, что для согласования деятельности Лавры и Музея будет необходима организация попечительского совета.

2 февраля 1999 г. председатель Комитета Госдумы по культуре Ста­нислав Говорухин обратился к министру культуры Владимиру Егорову с письмом, в котором предложил направить на рассмотрение в парламентский комитет подготовленные проекты по вопросу создания государственного учреждения культуры «Музей "Троице-Сергиева лав­ра"». При этом он считал, что дальнейшее обсуждение данного вопро­са возможно только при привлечении широкой научной и музейной общественности. В марте 1999 г. наместник Лавры дал свой комментарий происходящему. Предложение патриархии о передаче ризницы Лавре в бессрочное и безвозмездное пользование, с тем чтобы на ее основе был создан музей, не было поддержано. Вариант церковно-го­сударственного музея был отклонен аппаратом Правительства из-за от­сутствия правовой базы, поскольку закрепленный в Конституции факт отделения Церкви от государства не предусматривал подобного симбиоза. В результате было принято давнее предложение Минкультуры (к нему предложила вернуться сама Лавра) создать на базе ризницы самостоятельный государственный музей, возглавляемый наместником. Были подготовлены и согласованы проекты 4 документов, оформляю­щих статус Лавры как музея: Постановление Правительства «Положение о порядке создания и осуществления деятельности государственного учреждения культуры Музей "Троице-Сергиева лавра"», соглашение между Правительством и патриархией «Об основных подходах к организации деятельности государственного учреждения Музей "Тро­ице-Сергиева лавра"», Устав Музея «Троице-Сергиева лавра» и распоряжение Президента о закреплении за вновь организуемым музеем по­мещений Лавры для организации экспозиции — самой ризницы и казна­чейского корпуса. Музей должен был финансироваться из федераль­ного бюджета, доходы от его деятельности направлялись бы на внут­рен­ние нужды музея и реставрационные работы в Лавре. Все со­труд­ники прежнего музея, в случае их согласия, вошли бы в штат нового музея, как войдет в него вся коллекция древнерусского искусства. Все научно-музейные структуры будут сохранены, а главный хранитель, заместитель директора-наместника, будет назначаться Министерством культуры.

Конфликт был исчерпан, хотя предложенный Министерством и опи­санный наместником сценарий так и не реализовался. В результате еще в конце 1999 г. при Константине Бобкове, с которым у Лавры и разворачивались основные баталии, наместник был сделан заместителем директора Сергиево-Посадского музея-заповедника, равно как несколько иноков-реставраторов были введены в музейный штат. В сферу ответственности нового зама должны были отойти ризница, иконописное собрание музея и предметы, исторически связанные с Лаврой. Их собрание, при реструктуризации и принятии нового положения о музее в 2000 г., было выделено в самостоятельный отдел-филиал. Генеральным директором реформированного музея стал Феликс Макоев, заместителем его остался архимандрит Феогност, с 2002 г. ставший епископом Сергиевским, первым наместником Троице-Сергиевой лавры в архиерейском сане за всю ее историю.

При этом формально, ради статусности, он оказался не заведующим отделом, а именно заместителем гендиректора. Главным хранителем ризницы и заместителем заведующего (несуществующая должность) стала Людмила Воронцова. Экспозиция ризницы практически не претерпела изменений, а вот собрание икон, переведенное в менее обширные пространства, было серьезно переработано к 2004 г., что, впро­чем, лишь пошло на пользу восприятию этих образов. В то же время была создана новая постоянная выставка, раскрывающая быт Лавры в XVIII—XIX вв., для чего пришлось произвести определенную перепла­нировку внутри здания, являющегося памятником с особым режимом охраны. Значительная часть музейных фондов осталась на хранении под помещением ризницы. При этом состав сотрудников — от хранительниц до смотрительниц — практически не изменился. Православные, не вкусившие важности музейного дела для церкви, продолжают искать себя в богослужении, а не в служении.

Впрочем, почти все признают, что нынешний вариант, когда наместник является заместителем генерального директора, а внутри Лавры продолжает существовать филиал государственного музея, пусть и воз­главляемый клириком, отражает неустойчивое равновесие общественных интересов и является своеобразным компромиссом. Обе стороны конфликта с определенным нетерпением и боязнью ожидают окончательного решения вопроса. Все же жаль, если вопрос будет решен по-другому. Истинная включенность людей Церкви в настоящую музейную жизнь серьезно меняет их сознание и заставляет с уважением относиться к нормам и принципам отношения к древности, исповедуемым и практикуемым музейным сообществом. Об этом свидетельст­вует, в частности, и то, что переданные Лавре музеем-заповедником еще в 1992 г. некоторые святыни и реликвии прп. Сергия Радонежско­го, в том числе его моленные иконы, вновь вернулись в музей, обретя статус «временного хранения». Наместник справедливо решил, что здесь они будут сохраннее. Вполне очевидно, что свою роль при отказе патриархии от создания собственного музея сыграло понимание всех сложностей предстоящего самостоятельного учета и хранения релик­вий, продолжающих сохранять статус предметов, включенных в госу­дарственную часть музейного фонда.

Сам музей-заповедник получил в городе ряд зданий, которые сегодня находятся в процессе реставрации и в которых разместится новая, «неправославная» часть коллекции. Однако сами музейщики скор­бят не столько о практических сложностях переезда, затормозившего нормальное развитие музея, сколько о разрушении цельного образа исторической русской культуры, который должен быть воплощен в новой экспозиции, показывающей религиозную и бытовую составляю­щие российской истории во взаимосвязи. Происходит разрушение того исторического контекста, в котором развивалось Российское Православие. К тому же новой опасностью при изучении и экспонировании памятников церковной культуры становится определенная идео­ло­гизация исследований, предполагающая не столько цензуру, сколько самоцензуру, оглядку на мнение патриархии и подлеправославной об­щественности.

Если в условиях коммунистического режима литургическая и богословская составляющая этой культуры сознательно замал­чивалась или искажалась, подменяясь социально-политическими аспек­тами, то сегодня совершается фарс обратного процесса. Вместо дей­стви­тельного сочетания объясняющих факторов, в котором переплетались бы собственно церковные и общественные причины, в качестве объясняющей модели истории России или конкретного памятника предлагаются убогие псевдобогословские идейки. Они отражают не высокое святоотеческое богословие, а, скорее, представления массового церков­ного сознания, возникшие в результате не­достатка настоящего религиозного образования. Дилетантские рассуждения о «Промысле Божием» и мифическом «богословии иконы», эсха­тологические страхи, ксенофобские настроения, спекуляции на исто­ри­ческих заслугах Церкви в судьбе России и подвиге новомучеников под­меняют здоровое церковно-историческое видение рус­ской культуры. Попытки противостоять такой маргинализации церковного сознания объявляются очередным «гонением на Церковь». В условиях монополизации патриархией экспонирования ключевых памятников древнерусской культуры угроза формирования искаженных представлений о собственной истории в современной России представляется более чем реальной.

Если судьба лаврской ризницы, остающейся частью Государственного музея, пока не вызывает никаких опасений, то этого нельзя сказать об остальных зданиях Лавры, полностью переданных в пользование монастырю. Казначейский корпус, откуда выехала древнерусская экспозиция, ныне переименован в Наместничий — по факту проживания там самого наместника. Согласно его вкусам и представлениям об архиерейском быте во внутреннем дворе была сделана деревянная при­стройка, то ли сауна, то ли келья, заметная, впрочем, и с некоторых точек обзора на территории Лавры. Больничные палаты 1637 г. с уникальной шатровой церковью так и не стали домом престарелых. Согласно архитектурно-реставрационному заданию Министерства, в этих палатах, в силу многочисленности черт внутренних и внешних конструкций, подлежащих охране, было разрешено лишь провести систему отопления, тогда как водопровод и канализация должны были быть организованы с особой деликатностью. Естественно, все монастырские удобства были устроены так, как это было удобно, а не так, как должно. Митрополичьи покои не только стали патриаршими, но и был сбит исторический вензель митрополита Платона (Левшина), вместо которого появились понятные посвященным символы «АII». Само здание было выкрашено в любимый патриархом зеленый цвет вместо истори­ческого брусничного, для чего была употреблена масляная краска вме­сто клеевой. У органов охраны памятников и федерального архитекто­ра не возникает претензий к руководству монастыря, с которым они давно научились находить общий язык. Впрочем, как, по решению Ко­митета Всемирного наследия ЮНЕСКО, лаврский комплекс был вклю­чен в Список объектов всемирного наследия, так, в связи с допущен­ными искажениями его исторического облика, он может быть и вычерк­нут из этого Списка. Если реставрация 1960-х гг. была проведена с мак­симальным уважением к памяти и стилю культуры, присущему оби­те­ли «смиренного Сергия», то новый ее виток, приуроченный к 2000-ле­тию христианства, справедливо расценивается как грубое попрание на­стоящей церковной эстетики. Все было подчинено удовлетворению не­развитых вкусов самих насельников Лавры и их спонсоров, пред­став­ляющих как российскую глубинку, так и малороссийские окраины. Агрессивные цвета и провинциально-пестрые клумбы превратили Лав­ру в настоящий «пряник» и «развесистую клюкву», рассчитанные на собственную утеху и потребу массовому паломнику и заезжему инту­ристу. Трудно согласиться с тем, что здесь чтят заветы и традиции пре­подобного Сергия. Впрочем, известно, что в Лавре только один пре­подобный — сам Сергий, все остальные — «высокопреподобные».

Известно также, что эта реставрация была связана с именем тогдашнего эконома Лавры архимандрита Георгия (Данилова), ставшего в 2001 г. епископом Нижегородским и Арзамасским. Очевидно, его отличает не только стилистика памятников церковной старины, но и стиль работы по приспособлению культурного наследия. В 2003—2004 гг. Нижегородская епархия заказала российско-итальянской компании «Колумбус» реставрацию церквей Архангела Михаила в Кремле, Успения Божией Матери на Ильинской горе, Собора Пресвятой Богородицы (Строгановская церковь) и св. Иоанна Предтечи на Скобе. Однако в 2005 г. архиерей отказался подписывать документы приемки, выгнав представителей фирмы со стройплощадки и не заплатив 15 миллионов рублей. Общественное недоумение не разделяло духовенство епархии, которое новый епископ, сам и пригласивший «Колумбус» в Нижний Новгород, именно так и учил обращаться с под­рядчиками. 5 июля 2006 г. арбитражный суд Нижегородской области под председательством Татьяны Юдановой отказал в удовлетворении требований «Колумбуса» взыскать с нижегородского архиерея 434 ты­сячи рублей по оплате реставрации Михайло-Архангельского собора. Тогда же началось предварительное судебное слушание по иску о взыскании задолженности за реставрацию церкви Собора Пресвятой Богородицы в размере 11,231 миллионов рублей.

В нашей истории опыт Третьяковской галереи и ее взаимоотношений с патриархией играет особую роль. Трудно сказать, насколько дей­ствия всех сторон были продуманы на перспективу, скорее все они решали сиюминутные задачи, связанные с поиском текущих компромиссов. Однако «Всехитрец Слово» литургических текстов обратил про­исшедшее в Галерее не только на злобы сегодняшнего дня. «Промыслительно», — сказали бы некоторые православные. В данном случае с ними стоит согласиться.

Еще в начале 1992 г. сотрудники музея ратовали за организацию своего прихода с широкими культурными функциями. Они предлагали создать в помещениях дома семьи Третьяковых в Голутвинском переулке церковно-культурный центр и дом причта. Дирекция решила сохранить прежнюю концепцию развития этого дома как музея основателя Галереи. Официально приход храма свт. Николая в Толмачах, расположенного на территории музея, был создан 14 июля 1992 г., его гражданский Устав утверждается московским епископом 16 июля, а офи­циальная регистрация Управлением юстиции состоялась чуть позже — 18 августа (№ 279).

Как и во всех прочих уставах, здесь было прописано, что исключительное право распоряжения священными предметами, находящимися в собственности или аренде у прихода, в том числе и созданными до 1945 г., закрепляется за Синодом (пункт 29), а пожертвованные гражданами и предприятиями предметы культа являются собственностью всей Русской Православной Церкви. 8 сен­тября 1992 г. состоялось освящение престола, а к 1997 г. завершилось полное восстановление храма. Для того чтобы привести приходской Устав в соответствие с нормами, по которым жило государственное учреждение, между Галереей и патриархией 25 декабря 1992 г. было подписано отдельное соглашение, оформленное как дополнение к Уставу.

Одновременно предпринимались меры по инкорпорированию при­хо­да в научную и культурную жизнь Галереи. Четко расставленные приоритеты совместной жизни и назначение приходским настоятелем протоиерея Николая Соколова, настоящего церковного интеллигента, позволили избежать ненужных трений и конфликтов. В начале 1993 г., приказом гендиректора было издано Положение о новом отделе «Домовая церковь святителя Николая в Толмачах — храм-музей Государственной Третьяковской галереи», одновременно утверждавшее за домовой церковью как статус храма-музея, структурного подразделения музея, так и общины, образованной сотрудниками Галереи. Согласно этому положению, настоятель храма как глава прихода, назначался патриархом, а как руководитель отдела — приказом по Галерее. Он дол­жен был согласовывать свою деятельность с заместителем директора Галереи по науке и главным хранителем. Основная научная и музейная работа отдела должна была носить преимущественно массово-про­светительский характер, что предполагало совершенствование форм сотрудничества храма и музея в рамках единого территориального и экс­позиционного пространства.

Музей не вмешивался в собственно финансовые дела прихода. Свеч­ной стол и расходование его средств целиком относились к компетенции приходского совета, однако хор и певчие поддерживались музеем. Основные иконы и утварь храма являлись частью коллекции галереи. Пожертвованные в храм новые иконы, как и богослужебные кни­ги и облачения, должны были вноситься в специальные описи. Все это непосредственно предшествовало спорам о судьбе Владимирского образа Богородицы, разразившимся осенью 1993 г. Однако известно, что еще 3 июня 1993 г. патриарх Алексий (Ридигер) после молебна в залах Галереи высказал директору Юрию Королеву свое пожелание — передать чтимую икону в Толмачи.

Молитва перед иконой 3 октября в Елохове не остановила кровопролития, однако породила надежду на возвращение святыни патриархии. Как нам уже известно, после истовой полемики история получила продолжение в президентском распоряжении № 745-р от 22 но­ября о богослужебном использовании Владимирского образа Божией Матери. Его исполнение предполагало выработку принципиального ре­шения о выборе места, где икона смогла бы вернуться в литургическую жизнь. Возможно, в патриархии рассматривали вариант перенесения иконы в Толмачи как раз на тот случай, если более радикальные предложения, связанные с передачей иконы в «бессрочное пользование», не смогут реализоваться. Публично о разумной необходимости переместить икону в храм в Толмачах говорилось лишь в пресс-релизах Третьяковской галереи от 5 и 23 ноября, подписанных ее ученым секретарем В. Петюшенко. Последний документ приветствовал президент­ский выбор, сделанный в пользу правовых норм. В нем лишь выражалось удивление тем, что Галерея вообще не была упомянута в документе как заинтересованная сторона. В письме содержался здоровый заряд скептицизма: обязательно найдутся люди, которые постараются исказить смысл президентского распоряжения и будут настаивать на передаче иконы в постоянное пользование патриархии.

Такие люди нашлись довольно быстро. 16 февраля 1994 г. на совещании у мэра Москвы рассматривался вопрос о ходе выполнения распоряжения № 745 Президента. Представители Московского правительства утверждали, что Минкультуры фактически заблокировало его исполнение в части подготовки и выдачи Москве технических заданий на специальные кивоты, а также в деле подготовки соглашения между федеральной властью и патриархией по определению правовых, финансовых и материальных условий передачи, сохранности и использования. От патриархии на заседании присутствовал протопресвитер Мат­фей Стаднюк, от Минкультуры — В. Демин и А. Орешкина. Однако еще 14 декабря 1993 г. Лидия Иовлева писала начальнику Управления музеев Министерства В. Лебедевой, что Владимирской иконе как неотъемлемой части фондовой коллекции обеспечены все необходимые условия для сохранности и богослужебного использования в церкви свт. Николая в Толмачах, храме-музее со статусом домовой церкви, чему должен предшествовать весь цикл реставрационных работ. В пись­ме специально отмечалось, что вопрос литургического использования образа проработан с патриархией и оформлен соответствующим договором.

В 1994-1995 гг. переговоры между музеем и патриархией о месте нахождения образа, судя по всему, еще продолжались. 5 июля 1994 г. Валентин Родионов посылал патриарху протокол Реставрационного совета о состоянии сохранности иконы в надежде убедить его в нецелесообразности перемещения образа прочь из музейного собрания. Однако уже 15 сентября директор утвердил временную инструкцию о порядке оформления документов на временный вывоз произведений древнерусского искусства на богослужения. Для этого требовалось заранее заключенное соглашение между музеем и патриархией и гарантийное письмо патриарха. В этом случае выдача могла состояться без составления акта временного хранения, но она должна была контролироваться протоколами Реставрационного совета. В 1995 г. патриарх вновь обсуждал с директором Галереи вопрос о перенесении образа в храм свт. Николая в Толмачах и подтвердил свое прежнее решение оставить икону в храме-музее. В праздновании 600-летия сретения Владимирской иконы уже участвовал список иконы руки архимандрита Зинона (Теодора).

Этим намерениям были созвучны положениям протокола Реставрационного совета от 3 июня 1996 г. (№ 37), подтверждавшие принятое в октябре 1993 г. предыдущее решение о категорическом запрете выдавать икону на молебны вне Галереи, так как транспортировка и смена температурно-влажностного режима гибельно отражаются на состоянии святыни. Одновременно складывалась и практика взаимных отношений: руководство музея каждый раз запрашивает благословения патриарха Алексия (Ридигера) на проведение мероприятий, так или ина­че связанных с церковной культурой.

С 1997 г. сложилась практика выдачи Владимирской и Донской икон на богослужения в соответствующие праздничные дни. 15 ию­ня, на Троицу, Богоматерь Владимирская впервые была принесена в храм в Толмачах на 3 дня в особом кивоте.

Уже 5 августа патриарх обращался к директору Галереи с просьбой выдать Донскую икону Бого­родицы на ее праздник — 1 сентяб­ря — в Донской монастырь. Икона побывала на празднике. Но составленный в тот же день дефектный акт засвидетельствовал увеличение трещин на стыке восковой вставки и левкаса после возвращения образа из обители.

На следующий год, 21 августа, патриарх опять писал в Галерею, где просил вновь привезти икону на праздник уже в силу «сложившейся традиции» и «ранее достигнутой договоренности», обещая при этом гарантировать сохран­ность.

Визитация иконой соименного ей монастыря, в котором, впрочем, она никогда ранее не находилась, стала традицией. Состояние реликвии после этих визитов значительно не ухудшалось и после возвра­щения в музейную среду сразу же восстанавливалось, хотя во время богослужений случались и нештатные ситуации. Так, однажды кто-то из монастырских послушников отключил сложную систему, поддерживающую контроль климатических условий, просто выдернув розетку из сети.

Однако впоследствии кроме литургического использования донская братия в союзе с московским чиновничеством нашли иконе вполне практическое и доходное применение. Донской образ Божией Матери стал экспонатом, а вернее, средством привлечения посетителей и их капиталов на ежегодную январскую общецерковную выставку «Пра­вославная Русь», проходящую в Москве в Гостином дворе. 29 июля 2004 г. Юрий Егоров, начальник отдела музейно-выста­воч­ной работы Комитета по культуре Москвы сделал в музей запрос о возможности передачи иконы в монастырь в постоянное пользование. В ответе Галереи было указано, что святыня является федеральной собственностью и что, во исполнение Указа Президента от 22 ноября 1993 г., она выдается на богослужения в Донской монастырь 31 августа—1 сентября. Тем самым сотрудники музея исполняют свой гражданский долг, хотя это идет вразрез с их профессиональным долгом. Однако уже 8 января из Министерства культуры за подписью Анны Колупаевой в музей было направлено письмо № 03-21-25, предписывающее вывезти икону в Гостиный двор для экспонирования на второй общецерковной выставке с 21 по 24 января. Это было сделано с разрешения Реставрационного совета от 12 января 2004 г. Подобное письмо, приглашающее ре­ликвию принять участие в выставке достижений церковного хозяйства с 26 января по 30 января 2005 г., вновь за подписью А. Колупаевой, пришло и на следующий год. Вообще же превращение привоза чудотворных икон в своеобразную рекламную акцию во время многочисленных «православных выставок» становится свидетельством нездоровья современного общества.

График использования специального оборудования и посещений иконами храма в Толмачах был утвержден директором Галереи еще 9 июля 1998 г. На основании распоряжения Президента, были созданы временные комплексы защиты икон во время нахождения их на бого­служении. Владимирская икона приходила в храм трижды в год — 2, 3 и 4 июня, 5, 6 и 7 июля и 7, 8 и 9 сентября, Донская приезжала в мона­стырь на 1 и 2 сентября, а «Троица» пребывала в Толмачах 3 дня на праздник Троицы. Однако эти меры сами по себе не гарантировали сохранности реликвий. 10 июня 1998 г. при реставрационном осмотре Владимирской иконы после богослужения было замечено отставание паволоки с левкасом в верхней части изображения Этимасии на обороте образа. Было отмечено, что икона находилась в обычной витрине, где не поддерживался специальный режим, и даже не было второго стек­ла. В связи с этим уровень влажности поднялся до 70 % вместо 50 %, а температура — до +25 вместо положенных +18—20 градусов. Реставрационный совет 10 сентября констатировал расконсервацию иконы и высказался в пользу постоянного пребывания образа в музейной экспозиции. Протоколы были отправлены патриарху 27 октября.

18 сентября 1998 г. В. Родионов был вынужден писать министру культуры Н. Дементьевой, объясняя решение Реставрационного совета, которое не устраивало патриархию. Этому предшествовал очередной запрос из Министерства по поводу возможности передачи иконы в пользование церкви. Директор указал единственно возможный вариант — постоянное нахождение образа в храме свт. Николая в Толмачах в специальной витрине с климат-контролем, которую предстояло изготовить Мос­ковскому заводу полиматериалов (генеральный директор В. Крюков).

Витрина должна была быть завершена к декабрю 1999 г., а пока образ выносился на службы в прежнем кивоте. Протоколы осмотра постоянно фиксировали колебания режима и изменения святыни, нежелательные для ее сохранности. Наконец, 15 декабря 1999 г. В. Ро­дионов издал приказ № 958, предписывающий поместить икону в специальный кивот. После этого икона была перенесена в храм, о чем был извещен патриарх. 25 апреля 2000 г. патриарх адресовал в Галерею пись­мо за № 2009, в котором выражал музейщикам благодарность за сохранение исторических договоренностей о богослужебном использовании Владимирской иконы Божией Матери. В этом письме он выступал категорически против инициативы передачи иконы в Успенский собор Кремля, так как там нет ежедневных богослужений, а всероссийская святыня должна находиться в храме, где молитвы совершаются постоянно. В настоящее время судьба иконы удовлетворяет как пат­риархию, так и музей. Музейщики делают ежедневный осмотр реликвии, а раз в 3 недели снимаются данные температурно-влажностного режима. Во время службы в специальном кивоте, в котором находится икона, включается особый режим. Ведется постоянный дневник наблюдения за состоянием чтимого образа. В храме располагаются и другие витрины, рассказывающие об истории и археологии прихода. Изначально они воспринимались прихожанами как нечто чуждое привычному литургическому пространству, однако со временем стали частью их общинной жизни и предметом приходской гордости. Связь времен начала восстанавливаться, как и сама община стала меняться.

Однако, несмотря на то, что в храме находится всероссийская святыня — Владимирская икона, прихожан в нем, кроме самой общины, нет. Никакого всероссийского паломничества к чудотворному образу так и не образовалось, несмотря на то что для этого созданы все условия. Словно вокруг святыни руководством патриархии создан некий за­говор молчания, который и не пускает сюда потоки паломников. Угроза существующей стабильности состоит в том, что отсутствие прихожан всегда можно объяснить тем, что народ не хочет идти в храм-музей, и этим аргументировать новые требования передать икону в без­раздельное пользование патриархии. По счастью, об этом пока публично речи нет, хотя подобные настроения в среде духовенства и существуют. Неприятнее другое. Резкие требования православной общественности вернуть им чудотворную святыню сменились полным без­различием к ней, как и в случае с желанием канонизировать Царскую семью, которое после 2000 г. так и не приняло формы искреннего и массового почитания этих новомучеников. Вся кампания по возвраще­нию иконы была лишь следствием вполне прагматических интересов, рассчитанных на бесконтрольную эксплуатацию святыни. Исторические реликвии перестали быть интересными как для церковных хозяйствен­ников, так и для массового обывателя, ищущего в Церкви лишь способ удовлетворения своих религиозных потребностей, а не прочный фундамент традиционной церковной культуры для современного бытия.

В Третьяковской галерее возникали вопросы и по другим иконам. Еще в 1990-е гг. местный депутат с. Васильевского Владимирской области хотел вернуть своим избирателям знаменитый «Васильевский чин», некогда принадлежавший Успенскому собору во Владимире. 22 мая 1996 г. начальник Восточной водопроводной станции Московского во­доканала Ю. Афанасьев и настоятель храма св. вмч. Дмитрия Солунского «отец Александр» сообщали дирекции музея, что на 8 ноября намечено освящение церкви самим патриархом Алексием (Ридигером). В свя­зи с этим они просили преподнести в дар приходу из собрания Галереи икону с изображением великомученика, «если таковая окажется в запасниках». В ответ администрация музея предлагала общине заказать копию какой-либо известной иконы у архимандрита Зинона (Теодора) или выполнить качественную фотографию.

В том же 1996 г. настоятель можайского Никольского собора «отец Василий» обращался к главному хранителю Галереи Л. Ромашковой с просьбой предоставить информацию о месте нахождения резного образа свт. Николая Можайского. В 1995 г. в соборе были возобновлены службы. Настоятель просил передать ему образ и выражал готовность «оказать всяческую посильную поддержку и помощь для подготовки реликвии к общедоступному поклонению при соответствующих условиях». 22 марта ему отвечал директор В. Родионов, что в силу целостности коллекции реликвии не могут быть выданы в Никольский собор. Он также сообщил, что резной образ, пострадавший от времени и незаслуженного обращения, был вывезен Николаем Померанцевым в 1933 г., и в 1954 г. после реставрации поступил в Галерею. Сегодня иконе необходимы профессиональное наблюдение специалистов и щадящая среда бытования. К тому же сокращение срока жизни памятника вряд ли в интересах верующих. Директор указывал на существование в истории Церкви традиции копий, которая сегодня могла бы избавить общество от лишних конфликтов.

Однако уже 11 апреля 1996 г. датируется очередное письмо в Гале­рею, подписанное главой администрации Можайского района Г. Ере­менко, который просит выдать икону лишь на один день, 22 мая, для проведения праздника свт. Николая и крестного хода, обещая, что все требуемые условия в отношении транспортировки и хранения будут соблюдены. Одновременно он отправляет митрополиту Крутицкому и Коломенскому Ювеналию (Пояркову) аналогичное письмо, где «под­держивает» просьбу жителей и верующих о возвращении образа свт. Ни­колая в Можайск. 25 апреля митрополит Ювеналий переправляет министру культуры Е. Сидорову письмо главы Можайско­го района, присовокупляя к этому свои соображения о том, что пора принять принципиальное решение по данному вопросу. Тогда образ так и не покинул своего убежища, как не была сделана и рекомендуемая копия.

Подобные попытки повторялись неоднократно. 20 декабря 2002 г. новый глава Можайского района В. Насонов опять просил предоставить ему «деревянную скульптуру XIV в., которую называют иконой Никола Можайский», на празднование в мае 2003 г. 700-летия вхождения Можайска в состав Москвы. На сей раз письмо от имени Галереи о невозможности выноса иконы из хранилища, содержащее предложение сделать копию, было отправлено за подписью заведующего отделом Галереи протоиерея Николая Соколова.

В 2004 г. Николой Можайским заинтересовалась Росохранкультура в лице Анатолия Вилкова, а 21 марта 2005 г. новый настоятель Никольского собора иеромонах Даниил (Жирнов), уже прославившийся уничтожением культурного слоя и надвратной церкви в кремле Можайска, обратился с просьбой о постоянном размещении резной иконы на территории «паркового историко-культурного комплекса Можайский кремль».

Предметом переписки становится и Голгофский крест из Успенского собора в Дмитрове (рубеж XIII—XIV вв.), изъятый из храма экспедицией Главнауки в 1924 г. и в 1930 г. поступивший в Галерею. В 2004 г. он был передан для экспонирования и поклонения в домовую церковь музея свт. Николая в Толмачах. 20 сентября 2005 г. глава Дмитровского района В. Гаврилов обратился к министру А. Соколову с просьбой вернуть крест в собор и с предложением сделать за счет района копию креста для экспонирования в Третьяковке. Письмо было переправлено в ФАКК, и 6 октября Анна Колупаева запрашивала у В. Родионова информацию о принятом решении. Крест предпочли оставить в Толмачах.

Отдельной истории заслуживает Свенско-Печерская икона Матери Божией. 1 ноября 1998 г. наместник Свенского Успенского монастыря архимандрит Никодим и председатель правления Брянского отделения общероссийского общественного движения «Россия Православная» В. Ту­риков обратились к руководству Галереи с просьбой о передаче им этого образа, написанного не позднее XIII в. 10 января 1999 г. администрация музея отвечала, что федеральная собственность, каковой является икона — «древнейший образец киевского иконописания», не под­лежит отчуждению. Здесь упоминалось также, что интересы верующих не требуют сокращения срока жизни святынь. 10 февраля в музей с такой же просьбой обращался уже председатель центрального совета упомянутого движения А. Буркин. Заинтересованным лицам было пред­ложено сделать копию.

Попытки возвращения иконы предпринимались и другими лицами. Так, 22 июня 2002 г. начальник отдела музеев Министерства Анна Колупаева обратилась в Галерею (письмо № 713-15.1-25) с просьбой пре­доставить информацию о Свенской иконе в связи с письмом жительницы Калуги Е. Захаровой, содержащим просьбу возвратить икону на Брянскую землю. В ответе сообщалось о невозможности удовлетворить просьбу, ввиду состояния иконы, являющейся «хронически больным памятником».

В последнее время от брянского отделения «России Православной» стали поступать просьбы о временном изнесении иконы в Толмачевский храм для совершения молебнов группами паломников, при­бывающих с Брянщины. В частности, как положительная реакция на такое письмо, дирекцией 12 мая 2004 г. был издан приказ о демонтаже иконы из экспозиции и перенесении ее в храм на 16 мая в специальной витрине. В тот день с Брянщины так никто и не приехал, однако 18 ап­реля 2005 г. В. Туриков вновь обратился к руководству Галереи с подобной просьбой.

Отношения между музеем и религиозными организациями существовали не только в деле возвращения святынь. Инициатива исходила непосредственно от монастырей и приходов. Их представители рассмат­ривали создание ларьков по продаже церковной утвари и литературы в среде ценителей древнерусской иконописи и искусства, посещающих Третьяковку, как удачный маркетинговый ход. Священник Антоний Серов, настоятель церкви св. мучеников Кизических в Москве, 10 фев­раля 1996 г. просил Галерею «оказать милость и содействие» и помочь ему решить финансовые проблем, связанные с реставрацией храма, путем открытия в музее постоянной торговли церковной утварью и духовной литературой. Батюшке устно было сообщено о невозможности просимого. 1 апреля 1998 г. помощник эконома Оптиной пустыни иеромонах Митрофан просил дирекцию Третьяковки оказать обители благотворительную помощь в виде выделения площади под торговую точку. 26 мая последовал отказ монастырю — музей «не располагал такой возможностью». Было отказано и настоятелю Со­фий­ского храма Москвы протоиерею Владимиру Волгину, просившему о том же 19 октября 1998 г.

Впрочем, восстановить «историческую справедливость» просят не только представители православных организаций и общин. В октябре 2005 г. Московская городская дума обратилась к Президенту страны с просьбой вернуть в собственность Москвы «историческую часть» коллекции Галереи. 31 августа 1892 г. Павел Третьяков передал свое живописное собрание в дар городу, создавшему Попечительский совет, а 3 июня 1918 г. председатель совнаркома Владимир Ульянов под­писал постановление «О национализации Третьяковской галереи». Де­путаты уже обращались к Борису Ельцину с подобным предложением в декабре 1997 г. «Неисторическую часть» коллекции Дума предложила выселить с Лаврушинского переулка на Крымский вал и назвать ее «Российский государственный музей современного искусства». Эта исто­рия — наглядное пособие, демонстрирующее, где рож­даются стремление к переделу культурного наследия и превра­щение его в политическое оружие и банальный источник дохода.

Уникальность положительного опыта Третьяковской галереи несомненна. Однако тот факт, что находящаяся в храме свт. Николая в Толмачах Владимирская икона Божией Матери так и не стала центром настоящего паломничества православного люда, а также постоянные попытки патриархии разрушить сложившуюся практику свидетельствуют о серьезном кризисе христианского сознания в современной России. Святыня перестает быть посредником в молитве, она превращается в инструмент власти над обществом. Именно в этом заключается стремление любой ценой заполучить иконы всероссийского значения, пусть на время, но в собственное распоряжение, дабы заставить святыни «играть на своем поле». Дело здесь не в частных капризах, но в далеко идущих амбициях, которые возобладали над благоразумием и законом.

Именно об этом, как и о готовности руководства отечественной культуры подчиниться этим амбициям, свидетельствует последняя история с попыткой вывоза иконы «Троица», приписываемой кисти прп. Андрея Рублева, из музея в монастырь. Заручившись поддержкой министра культуры, в письме от 30 октября 2008 г. патриарх Алексий (Ридигер) просил позволить перемещение иконы в Троице-Сергиеву Лавру на время престольного праздника обители, который в 2009 г. приходился на 6—8 июня, сроком на 3 дня. В письме присутствовали ритуальные фразы: «сохранность иконы гарантируем»; «для иконы московским заводом Полиметаллов будет изготовлено специальное оборудование по техническим требованиям, согласованным со специалистами Государственной Третьяковской галереи»; «убежден, что общая церковная молитва перед этой древней святыней земли русской будет с благодарностью воспринята тысячами православных людей». Только благодаря «эмоциональной вздернутости», а именно так руководство ГТГ охарактеризовало обеспокоенность своих сотрудников судьбой иконы (и в частности Левона Нерсесяна), которые поделились с обществом этой обеспокоенностью, стало возможно проведение в Третьяковке 17 ноября 2008 г. расширенного реставрационного совещания. В итоговом документе, отправленном в патриархию, говорилось, что «стабильность состояния доски иконы, сплоченной из нескольких подвижно скрепленных друг с другом частей, в прошлом неоднократно подвергавшихся деформациям в результате изменений условий хранения, может обеспечиваться только при поддержании неизменных условий ее пребывания в музее» и что «даже при условии изготовления дорогостоящей витрины-капсулы, климат внутри которой должна обеспечивать сложная аппаратура, гарантировать безопасность памятника невозможно». Аппаратура может давать сбои, а для иконы весом в 27 кг создание подобного кивота беспрецедентно. К тому же он не решает вопроса, связанного с транспортировкой хрупкой иконы на дальнее расстояние. Главная задача такого кивота: защита от механических повреждений и от повышения температуры. Известно, например, что стекло кивота, в котором находится икона Владимирской Богоматери, во время торжественных богослужений нагревается на 20 градусов от многочисленных «прикладываний» — ритуальных поцелуев. Укрепление иконы перед отправкой возможно, но любое реставрационное вмешательство в древний образ крайне нежелательно. Образу необходим покой.

С этим мнением столкнулась консолидированная позиция руководства Третьяковки — директора Валентина Родионова и главного хранителя Ирины Селезневой. Временная передача иконы в Лавру выглядела в их глазах единственным спасением от нарисованной директором апокалиптической картины: «если мы хотим, чтоб сюда пришли, икону вынули из витрины, какая она есть, и унесли, вы можете ложиться на пороге, вас ОМОН положит, понимаете? Тот, который будет охранять ее выход. Вот тогда вы все это вспомните». Градус обсуждения был явно завышен. Руководство добивалось своего любой ценой. В. Родинов эмоционально восклицал: «Я готов пойти под суд! Я этого не боюсь. Опыт Донской иконы говорит о том, что мы на правильном пути. Вы плохо знаете, что происходит». И. Селезнева уточняла: «И не хотите знать, главное». Она же пыталась представить передачу полезной инициативой: «легче всего все освистать, захлопать и запретить», и утверждала, что то, что происходит на заседании — «это просто неуважение к огромной части населения России». Больше всего директор боялся голосования: «Голосовать нельзя, я вас уверяю. Давайте отложим». В последнем случае манипулировать мнением экспертов было бы значительно труднее. Происшедшее, как и в случае с передачей Русским музеем Торопецкой иконы, выявило принципиальное различие интересов музейного «генералитета» с одной стороны и профессионалов-хранителей и общества — с другой.

На этом фоне позиция рядового духовенства патриархии, втянутого в процесс обсуждения и осознавшего причины общей тревоги, выглядела гораздо более выигрышной. Присутствовавший на встрече казначей Лавры архимандрит Порфирий (Шутов) однозначно заявил: «Если будет принято решение, что икону переносить нельзя, потому что она может пострадать, — кто же этого не поймет?». По его словам, у лаврской братии «всегда присутствовало понимание важности обращения с этой иконой как с величайшим памятником, соблюдения всех требований музейного подхода». Является ли эта позиция искренней, или же речь идет лишь о мнении, которое желала бы услышать аудитория? Столь же корректен был протоиерей Николай Соколов, настоятель храма свт. Николая в Толмачах и завотделом ГТГ: «Реставрационный совет и все остальные службы отвечают за сохранность иконы, и они должны вынести решение, можно ли здесь рисковать». Сославшись на состояние российских дорог, он предпочел, чтобы икона Троицы на праздничные дни появлялась в его храме, как это было уже много лет подряд. Более осторожно, чем в 1993 г., выступил и протоиерей Александр Салтыков: икона должна быть возвращена владельцу, но только при условии обеспечения постоянного научного контроля за ее состоянием, а условия хранения образа должны сочетать и возможность поклонения ей как святыне, и возможность посещения ее как всемирно известного художественного памятника, и ее физическую сохранность. Все это резко контрастировало с позицией пресс-секретаря патриарха протоиерея Вигилянского, который вновь обвинил музеи в «укрывательстве краденного», пригрозив им анафемой за хранение богослужебной утвари.

При такой позиции диалог невозможен. А именно о необходимости диалога говорили некоторые из участников заседания, ссылаясь на непонимание позиции профессионалов со стороны общества и церковной иерархии. В 2009 г. икону в Лавру не передавали — не в последнюю очередь из-за смены церковной власти. Но гарантии от повторения подобного нет. В том числе и потому, что раздававшиеся на заседании призывы «решить вопрос не в частности» — с точки зрения рисков перевозки конкретной древней иконы, а «принципиально» — с точки зрения целесообразности вынесения общенациональных святынь из общенациональных музеев, до сих пор не услышаны. Вот министр культуры А. А. Авдеев, выступая в мае 2009 г. на правительственном часе в Госдуме, похоже, нашел правильный подход к депутатам, поскольку говорил о понятных им вещах: прежде чем вывозить икону из музея, ее нужно застраховать, «как того требует законодательство»: исходя из примерной оценочной стоимости иконы в $ 600 млн. страховка обойдется в $ 4 млн. — для вывоза в Троице-Сергиеву лавру всего на три дня! Звучало убедительно…

Опыт Третьяковской галереи не только демонстрирует важность му­зейной инициативы в области взаимоотношений и диалога с религиозными орга­низациями. История храма свт. Николая в Толмачах свидетельствует об истинных намерениях музейного сообщества, искренне направленных на сохранение святыни. Эти намерения, несмотря на идейную, куль­турную и религиозную неоднородность коллектива, являются благими по своему существу. В конце концов, создание домового храма в структуре Галереи — это инициатива мирян в Церкви. Как и в 1920-е гг., предпринятые меры, связанные с созданием сакрального, молитвенного пространства в государственном музее, пусть не сразу, но сняли как остроту общественного конфликта, порожденного пребыванием иконы вне храма, так и действительную опасность, угрожавшую материальному телу святыни. К тому же стоит отметить, что на этой почве складывается новое поколение церковной молодежи, которое, как хочется надеяться, в скором времени будет воспринимать грамотные нормы обращения с памятниками церковной культуры как свои собственные. Речь идет о подготовке иконописцев и реставраторов в крупнейших иконных собраниях страны, к которым, прежде всего, относится и Треть­яковская галерея. Еще 22 августа 1994 г. протоиерей Александр Салтыков как декан факультета церковных художеств Свято-Тихо­нов­ско­го института обратился к руковод­ству Галереи с предложением организовать копирование икон и проведение соответствующих занятий в залах музея.

С этого времени складывается практика подобного сотрудни­чества, которая предполагает ныне заключение договора и символи­ческую плату, покрывающую труд смотрителей и специалистов. Сегодня в залах Третьяковки трудятся копиисты из Лавры, студенты иконописной школы при Московской академии и Свято-Тихоновского университета.

Результаты своеобразных «церковно-музейных экспериментов» и в Третьяковской галерее, и в Московском Кремле и Троице-Сергиевой лавре, какими бы неустойчивыми они ни казались, подсказывают Церк­ви, обществу и государству единственно возможный путь решения общественных конфликтов. В деле сбережения реликвий и памятников культуры Православной Церкви в России вопросы собственности как непосредственного права обладания, пользования и распоряжения, играют второстепенную и малозначащую роль. Их общественная постановка, предполагающая физическое и юридическое возвращение святынь в церковную повседневность, связана преимущественно с социально-политическим тщеславием. В данном случае мудрое смирение перед необходимостью оставить святыни Галереи и коллекции Лавры под правовым и практическим контролем государства и музейных специалистов, вряд ли было свободным выбором. Печально, что эта практика не распространяется на другие храмы-памятники, продолжаю­щие быть источником конфликтов.

Главное, чего добились все стороны, не заинтересованные в противостоянии, это предсказуемость ситуации с сохранностью церковных памятников и их доступностью как для христианского благочестия, так и для эстетического восприятия. И предсказуемость и доступность гарантированы отнюдь не подписанными соглашениями и устными договоренностями.

Главная гарантия — это в принципе отлаженная система музейного контроля над состоянием памятников старины, подкрепленная государственным статусом учреждений культуры.

Пресловутое «совместное использование» памятников церковной культуры оказалось недейственным потому, что в его основе была заложена недопустимая идея: идея равноправия тех принципов не отношения к святыне, а обращения с ней, которыми исповедовала каждая из сторон. Системность и контроль были уравнены в правах с произволом и безотчетностью, утвержденными не служебной инструкцией, а известным церковным правилом — «аще настоятель изволит». За этим скрывался не столько мировоззренческий, сколько административный конфликт. Лишь включение церковных структур в стройную систему общественных отношений, их подчиненность нормам музейной культуры, согласие церковного сознания с теми принципами, на которых строится современное отношение к сбережению древности, способны сохранить историческую церковную культуру и погасить со­циальные конфликты.

Иными словами, преодоление противостояния между Церковью и культурой в России возможно лишь через социализацию Русской Церкви, ее общин и учреждений. Эта система диктует не только приоритет сохранности перед эксплуатацией, но и порядочность как подотчетность духовенства общине и обществу. Отношение православных христиан к своим святыням в полной мере может соответствовать таким нормам без малейшего ущерба для существующей в Церкви литургической культуры, канонической практики и повседнев­ного благочестия.