Смена власти предвещала смену курса. В последние годы правления Бориса Ельцина наметилось сокращение количества храмов, передаваемых патриархии, а сама передача стала осуществляться более дифференцированно. Одновременно иерархией были сформированы новые требования к государству, связанные с передачей памятников церковной культуры не в пользование, а в собственность Церкви, а также с установлением контроля патриархии над общественнозначимыми музейными коллекциями и храмовыми ансамблями. Кандидату в президенты нужно было расширить фронт собственной поддержки и по возможности дистанцироваться от прежнего курса. К тому же наметился дефицит как государственного бюджета, так и национальной идеологии. Обе недостачи государство намеревалось преодолеть за счет очередного этапа олигархической приватизации. И бремя формирования идеологии, и бремя содержания культуры было решено переложить с государственных плеч на церковную выю. Госаппарат стремился стать «эффективным собственником» и избавиться от «непрофильных активов», передавая их близкому по профилю предприятию: храмы возвращались РПЦ.

Уже 28 марта 2000　г. Владимир Путин подписал правительственное распоряжение №　464-р о передаче в безвозмездное пользование патриархии церкви Покрова Богородицы в Филях. Деяние было оценено в диапазоне от «первый подарок Путина Православной церкви» до победы общины в многолетней борьбе. Распоряжение явилось полной неожиданностью как для музея прп.　Андрея Рублева, так и для Министерства культуры. Возможность возобновления богослужений в Филях спровоцировала новую волну критики в адрес Музея древнерусского искусства. История музея представлялась православной общественностью так, будто бы уже в конце 1980-х　гг. он был назначен «сверху» в экспериментальные площадки по отработке взаимодействия с патриархией и зародышем будущего Центра православной культуры. Со стороны очевидно, что как Свято-Тихоновский институт, созданный в 1992　г. белым московским духовенством, стал альтернативой Московской Духовной академии и лаврскому монашеству, так и новый музей в Андрониковом монастыре должен был превратиться в оппозицию ультрамонтанскому «загорскому» церковно-археологическому кабинету и лаврской ризнице, которую возглавил архимандрит Феогност (Гузиков). Православный менталитет допускал, что икона может находиться в музее, но это должен быть «свой музей». Уход в мир иной прежнего директора Софии Вашлаевой в 1994　г. и приход Геннадия Попова обозначал резкую смену курса и переход сторонников создания Центра в оппозицию. Директора обвиняли в кадровой политике, связанной с увольнением «православных кадров» и в нецелевом расходовании средств, выявленном в ходе проверок. Сообщалось, что к началу 2000　г. в Таганском суде Москвы слушались 11　дел уволенных и сотрудников Музея и что 23　декабря 1999　г. на общем собрании музейного коллектива директору было выказано недоверие. Руководство обвинялось и в отказе от выработки новых принципов экспонирования церковных памятников. Этот конфликт привел к многочисленным проверкам музея Счетной палатой РФ в 1995—1997 г. и министерством культуры в 2003 и 2007 г. Так, в приказе министерства от 11　марта 2003 г. за подписью заместителя министра А. А. Голутвы «О　результатах проверки финансово-хозяйственной деятельности Центрального музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева» говорилось о фактах финансово-хозяйственных и дисциплинарных нарушений.

Приказ о новой проверке был подписан М.　Е.　Швыдким 29 октября 2007 г. Околоцерковная общественность интенсивно обсуждала проблемы музея, пытаясь доказать его ненужность…

В то же время достоянием гласности стали разрушения церковной старины в Дмитрове. В 1993　г. в Борисоглебском монастыре с собором свв.　Бориса и Глеба первой половины XVI　в. и другими постройками XVII　в. возобновилась монашеская жизнь во главе с архимандритом Романом (Гавриловым). Уже тогда он попытался разобрать Святые врата для проезда личного автотранспорта. Следующим деянием был слом и золочение деревянного креста надвратной Никольской церкви. Книги, оставленные городской библиотекой в настоятельском доме, были сожжены братией во главе с иеромонахом Филаретом на большом костре. Была разобрана Северо-западная башня XVII　в., на стене которой сохранился темперный рисунок того же столетия, изображавший монастырь. Часть монастырского кладбища была отправлена на свалку. Туда же были свезены остатки фундаментов «дмитровлагского дома», частично сложенного из могильных плит, и первоначальные белокаменные пороги, часть сводов погребов и цоколя собора XVI　в. Были полностью переделаны настоятельские кельи XVII　в., отреставрированные на 70　% в 1988　г. В публикации утверждалось, что реставрационные работы на культовых памятниках Подмосковья за счет средств патриархии повсеместно проводились с грубейшими нарушениями закона об охране памятников. При этом Управление охраны памятников области в лице начальника С.　Анохиной обвинялось в заинтересованности «сбагрить» с рук аварийную «развалюху» и не отвечать за ее состояние.

Одновременно обострилась ситуация в Тобольске в связи с передачей Тобольско-Тюменской епархии части зданий архитектурного музея-заповедника на территории кремля для организации там архиерейской резиденции и семинарии. Софийский собор был передан церкви еще в 1991　г.

12　октября 2000　г. появилось обращение сотрудников музея, направленное министру культуры, представителю Президента по Уральскому округу, патриарху и местным губернаторам, в этом обращении епархия обвинялась в «уничтожении культурных памятников». Письмо свидетельствовало о рассеивании иллюзий местной интеллигенции по поводу роли Русской Церкви в ее нынешнем виде в возрождении культурной и духовной жизни. 17　ноября в прямом эфире Тобольского телевидения мэр города В.　Воробьев распорядился создать комиссию по проверке изложенных в письме фактов и обратился в городскую прокуратуру. Протоиерей Алексий Сидоренко выступил на защиту епархии, сразу же перейдя в нападение на музейщиков. Музей обвинялся в том, что превратил Софийский двор в бомжатник. Епархия, имея лицензию на реставрационную деятельность, напротив, привела в порядок собор, территорию вокруг здания бывшей консистории, монашеского корпуса и Красной гостиницы. Спорным оставался лишь архиерейский дом. Осложнилась ситуация вокруг другого Софийского собора. Вологодская епархия выразила протест против раскопок у церковных стен, поскольку в этой части соборной площади в 1883　г. был похоронен протоиерей Василий Нордов, и археологические работы были интерпретированы епископом Максимилианом (Лазаренко) как глумление над могилой.

Впрочем, Тобольской епархии в это время было что защищать и от чего защищаться. Еще в декабре 1999　г. в Калининском районном суде Тюмени под председательством судьи Галины Черкасовой и с участием прокурора Грачева началось повторное рассмотрение уголовного дела по обвинению наместника Свято-Троицкого монастыря игумена Тихона (Бобова; р. 1954) по ст.　243, ч.　2 Уголовного кодекса РФ: «Уничтожение памятника истории и культуры общероссийского значения». Первый суд состоялся 4　октября. Наместник обвинялся в сносе деревянного здания на территории монастыря и его «восстановлении в кирпичном исполнении», однако был оправдан «за недоказанностью вины». Прокуратура подала кассационный протест, поскольку судебное решение было принято под давлением общественности. Подлеправославная пресса действительно обвинила местную инспекцию по охране памятников и ее руководителя А.　Панфилова в том, что, обладая функциями заказчика, эти органы своевременно не разработали проектно-сметную документацию.

Двумя годами позже, 13　августа 2003　г., губернатор Тюменской области Сергей Собянин давал пресс-конференцию. На вопрос ГТРК «Регион-Тюмень», сможет ли церковь достойно содержать памятники культуры, вызванный только что состоявшейся передачей епархии Петропавловской церкви Свято-Троицкого монастыря, губернатор обвинил музеи в доведении церквей до безобразного состояния. Он также заявил, что все изъятое у церкви должно быть ей возвращено и что выставлять в церквах мамонтов, медведей и «прочие наглядные пособия» является кощунством. К тому же он подчеркнул, что после подобных передач государственный бюджет перестает содержать церковные здания, в чем видится несомненная государственная выгода. В 2006　г. он стал главой президентской администрации.

Новая Дума вновь вернулась к закону, призванному охранять культуру. 26　апреля 2000　г. консолидированный проект был предпочтен «петербургскому варианту» и принят к рассмотрению в первом чтении. При его обсуждении депутат из «Регионов России» Анатолий Грешневиков не просто поставил вопрос, поддерживается ли данный законопроект церковной иерархией, но и предложил, чтобы в законопроекте был четко определен «хозяин» церковных памятников, который бы единолично определял уровень их сохранности. Представлявшая закон Елена Драпеко отвечала, что «определение уровня сохранности» должно быть возложено не на хозяина, а на государственную экспертизу, а хозяин, будь это и религиозная организация, обязан нести бремя содержания.

В то же время 5　августа　2000　г. новый налоговый кодекс (часть　2, раздел　8, глава　21, статья　149) к числу операций, не подлежащих налогообложению, отнес ремонтно-реставрационные работы, выполняемые на культовых зданиях, находящихся в пользовании религиозных организаций, за исключением археологических работ, а также строительные работы по воссозданию утраченных культовых сооружений. Подобный процесс облегчения церкви финансового бремени при обращении с культурным наследием происходил и на региональном уровне. 28　января 2000　г. Дума Великого Новгорода освободила от налога на недвижимость памятники культуры культового назначения, находящиеся в собственности, владении, пользовании или распоряжении у религиозных организаций.

Однако событием года в области отношения патриархии к культурному наследию и имущественному вопросу стал архиерейский собор 13—19　августа 2000　г. В принятых здесь «Основах социальной концепции» раздел о культуре (XIV.2) понимает этот феномен исключительно в его актуальном значении. Из контекста совершенно очевидно, что под «наследием прошлых веков» и «культурными традициями» имелась в виду лишь та система ценностей, которую определяет и формирует синодальная бюрократия. Этот «новодел» и предлагался обществу в качестве собственной истории. Вопросы охраны, восстановления и развития исторического и культурного наследия, включая заботу об охране памятников истории и культуры, были отнесены концепцией к области соработничества Церкви и государства (III.8д). Вопрос соотношения законодательных норм и сиюминутных приходских потребностей в деле реставрации и приспособлении памятников церковной старины в документе не ставился.

Напряженный уровень взаимных ожиданий отразило обращение собора к Президенту. Здесь, в частности, говорилось: «Государство беззаконно изъяло у Церкви собственность, посвященную Богу... заведомо не подлежащую никакому отчуждению». В пример России ставились страны Центральной и Восточной Европы, осуществившие реституцию: «В России этот процесс не только не завершен, но по-настоящему и не начат». Тогда же первый и единственный раз В. Путину поставили в пример его предшественника, много сделавшего для возвращения церкви ее имущества: сегодняшнее государство не предпринимает для этого почти никаких усилий. Прозвучало требование передавать культовое имущество не в пользование, а в собственность. Собор предложил Президенту начать переговоры о полной или частичной компенсации утраченного. Проблемы нынешних пользователей были собором проигнорированы　— они не считались препятствием к возврату церковной собственности.

Общество было поражено жесткостью заявлений. Заместитель начальника Главного управления внутренней политики Президента С.　Абрамов назвал письмо «излишне категоричным» и «не совсем корректным». Однако в социальной концепции упоминалась возможность акций гражданского неповиновения. Это заставляло серьезно отнестись к требованиям патриархии и заняться разработкой собственной концепции церковно-государственных отношений. В результате промежуточный ответ на вызов архиерейского собора сформулировал замначальника отдела по взаимодействию с религиозными организациями администрации Президента Александр Кудрявцев на семинаре «Религия и СМИ» в Нижнем Новгороде в марте 2001　г. Подчеркнув светский характер российского государства, он заявил, что вопрос о реституции имущества, в том числе и церковного, в дореволюционное состояние должен быть снят с повестки дня.

7 декабря 2000　г. мэр Москвы подписал новое распоряжение «Об упорядочении передачи объектов недвижимости религиозным организациям Русской Православной церкви и других конфессий», усложнившее существующую процедуру. Заявление общины, которое должно быть рассмотрено в двухмесячный срок, сопровождалось пакетом архивных справок и документов, подтверждающих как факт религиозного назначения здания, так и его конфессиональную принадлежность. Очевидно, на столице обкатывалась будущая общероссийская практика. Именно с 2001　г. в общественной жизни наметилась тенденция к инициативе государства в деле передачи памятников, которая в 2004　г. обрела конкретные очертания. Вообще в это время именно имущественный аспект церковно-государственных отношений выходит на первый план.

7 июня 2001　г. закон об охране культуры был принят Госдумой во втором чтении. Тема «религиозных» поправок привлекла всеобщее внимание. Представлявший фракцию «Единство» и интересы патриархии Александр Чуев предложил поставить на отдельное голосование поправки 134 (к статье 49.2: возможность нахождения памятников и ансамблей религиозного назначения, входящих в число особо ценных объектов культурного наследия, в собственности религиозных организаций), 143 (памятники религиозного назначения, в том числе входящие в состав историко-культурных заповедников, могут передаваться в собственность только религиозным организациям), 153　(к　статье 52: религиозные организации осуществляют право пользования передаваемыми объектами культурного наследия религиозного назначения в соответствии со своими внутренними установлениями) и 179 (к статье 59.2: в　случае, если объект культурного наследия религиозного назначения входит в состав историко-культурного заповедника и находится в собственности, пользовании или на ином законном основании у религиозных организаций, режим использования этих объектов устанавливается с учетом внутренних установлений религиозных организаций.

Во время полемики депутат утверждал, что запрет на передачу патриархии в собственность особо ценных объектов блокирует возврат церковной собственности вообще и препятствует сохранению этих памятников, поскольку религиозные организации справляются с этой задачей значительно лучше государственных учреждений. Е.　Драпеко парировала эти замечания существующей статистикой: из 5000 объектов, которые могут быть переданы церкви, планируется временно изъять только 250, причем лишь 168 из них　— это особо ценные памятники. Нонсенсом было признано и то, что местной общине　— «двадцатке» передавались бы памятники всемирного значения. В ее выступлении отмечалось, что патриархия не готова принять особо ценные памятники как по уровню своего отношения к культуре, так и в связи с отсутствием научно-реставрационной базы. По поводу «внутренних установлений» было справедливо отмечено, что это внутреннее дело конфессии, и они признаются государством в той мере, в которой не противоречат законодательству. Это делает излишним их упоминание в законе. А.　Чуев пытался возразить, что особо ценные памятники могут быть переданы централизованным религиозным организациям и что упоминание внутренних установлений есть всего лишь следствие уважения государства к конфессии, но в результате поправки были провалены большинством голосов.

Пресловутые «внутренние установления» религиозной организации, которые в жизни Русской Церкви зачастую сводятся к известной формуле «аще настоятель изволит, такожде и творим» или «архиерей всегда прав», впервые появились в федеральном Законе «О свободе совести и о религиозных объединениях» 9　сентября 1997　г. Статья 15 гарантировала, что религиозные организации действуют в соответствии со своими внутренними установлениями, если они не противоречат законодательству Российской Федерации. Внутренние установления упоминаются в Трудовом кодексе Российской Федерации (декабрь 2001　г.), в частности в главе　5 «Особенности регулирования труда работников религиозных организаций». Так, их соблюдение предполагалось при заключении трудового договора (статья　343), установлении режима рабочего времени (статья　345) и определении материальной ответственности работника (статья　346), но лишь в том случае, если они не противоречат Конституции, настоящему кодексу и иным федеральным законам. Вообще же «внутренние установления» в жизни церкви оказываются настолько расплывчатым и неопределенным явлением, что само их четкое и однозначное определение в рамках существующего канонического права оказывается не всегда возможным.

5 июля проект федерального Закона «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации» №　99109360-229 был принят в третьем чтении, однако уже 20　июля Совет Федерации наложил на него свое вето. Лидеры столичных субъектов посчитали, что отсутствие в Законе четкого разграничения собственности на памятники между субъектами и федерацией существенно нарушает их права. В результате демаршей региональной элиты была создана депутатская согласительная комиссии для преодоления разногласий по указанному Закону. Закон будет принят летом 2002　г.

Уже 6 июля в Думе прошли парламентские слушания на тему «Проблема законодательного обеспечения государственно-церковных отношений в свете социальной концепции Русской Православной церкви». Правительству было рекомендовано совершенствовать порядок передачи религиозных памятников культуры патриархии. Однако правительство, судя по всему, исполнило рекомендацию ранее, чем она появилась на свет. 30　июня 2001　г. Председатель Правительства Михаил Касьянов подписал постановление №　490 «О порядке передачи религиозным организациям находящегося в федеральной собственности имущества религиозного назначения». Оно касалось не только религиозных зданий, но и недвижимого имущества, исторически связанного с культовыми организациями, окружающих их земельных участков, а также находящихся в музеях икон и реликвий. Впоследствии постановление неоднократно редактировалось: 3　октября 2002　г. (№　731), 8　августа 2003　г. (№　475), 1　февраля 2005　г. (№　49). Основной формой передачи было бессрочное и безвозмездное пользование. Бессрочность не предполагала вечности, а была рассчитана на добрую волю собственника-государства.

Согласно постановлению, передача имущества в собственность могла осуществляться при условии обеспечения его сохранности и использования в уставных целях. Передача памятников культуры осуществлялась Минимуществом по согласованию с Минкультуры. Основанием для рассмотрения вопроса было письменное обращение религиозной организации, дополненное копией устава и свидетельства о госрегистрации, согласием третьих лиц в случае наличия ограничений, документами о конфессиональной принадлежности имущества и справкой госоргана охраны памятников. В случае принадлежности имущества к объектам культурного наследия список расширялся за счет заключения госоргана охраны памятников о возможности передачи, копии паспорта памятника или исторической справки, акта о техническом состоянии памятника и проекта охранного договора или обязательства. Музейные предметы и коллекции могли передаваться религиозным организациям в пользование или совместное использование на основании договора, условия которого определялись по согласованию с патриархией или епархией, а сам договор утверждался в Минкульте. Указанные предметы могли быть переданы религиозной организации в безвозмездное пользование на определенный срок или на период существования самой организации. В этом случае предоставлялись дополнительные документы: справка органа внутренних дел о состоянии охраны объекта, пожарной и охранной сигнализации и письмо учреждений культуры, за которыми было закреплено указанное имущество, с упоминанием характера его использования и согласием (несогласием) с передачей его церкви. Минимущества должно было принять решение о передаче или отказать в ней в двухмесячный срок. Впоследствии такое решение принималось распоряжением Правительства, подготавливаемым федеральным агентством. 9　ноября 2001　г. распоряжением №　3236-р Минимущества делегировало своим территориальным органам полномочия по передаче религиозным организациям имущества, находящегося в федеральной собственности. Тогда же были утверждены методические рекомендации, определяющие порядок рассмотрения этими органами текущих дел.

Противники идеи передачи патриархии памятников культуры усмотрели в этом распоряжении реванш «церковников» за принятие в новом чтении закона об объектах культурного наследия, в который не были включены патриархийные поправки. По их мнению, документ не только покушался на целостность музейных собраний, гарантированную законом 1996　г., но и неоправданно расширял перечень имущества религиозного назначения, включая сюда не только здания, предназначенные для богослужений, но и «иные культовые комплексы», построенные для обеспечения религиозных обрядов и церемоний.

Издание распоряжения №　490 подстегнуло местные амбиции. 5　октября 2001　г. староста Казанского собора в Санкт-Петербурге протодиакон Василий Марков обратился с письмом №　905 к директору Русского музея Владимиру Гусеву, где содержалось предложение вернуть находящиеся в музейном собрании иконы и религиозные картины, исторически принадлежавшие собору. В своем письме №　1970/1 от 17　октября директор напомнил соборянам, что еще в 1998　г. им была направлена справка с перечнем хранящихся в музее икон из Казанского собора: кроме указанных, других не было. В письме сообщалось, что музей категорически возражает против изъятия из музейного собрания художественных ценностей, что нарушило бы закон о музейном фонде 1996　г., тогда как пресловутое постановление №　490 лишь определяет механизм передачи, но не обязывает ее осуществлять. Наиболее приемлемым решением вопроса признавалось изготовление копий. На основе соглашения между Духовной академией и Академией художеств на безвозмездных началах для собора уже были изготовлены копии 12　картин из соборного иконостаса кисти В.　Боровиковского, В.　Сазонова, Г.　Угрюмова, С.　Щукина и М.　Воинова. Копирование проводилось в период 1996—2001　гг. в помещениях Русского музея. В 1990—1991　гг. художниками-реставраторами Музея были воспроизведены еще четыре картины, а в настоящее время изготавливаются иконы для Царских врат. Еще 5　картин с 1994　г. находятся на временном хранении в соборе (акты выдачи №　4044 от 2　июня 1994　г. и №　4049 от 5　июля 1994　г., последний акт сверки экспонатов №　30 от 6　июня 2001　г.).

Настоятеля Казанского собора протоиерея Павла Красноцветова такой ответ не удовлетворил. Уже 11　ноября в новом послании он утверждал, что в «религиозном смысле разница между подлинными иконами и современными копиями огромна», поскольку «иконы содержат память о молитвах бесчисленного количества верующих, которые в течение более чем ста лет молитвенно обращались перед ними к Богу». Он предложил, чтобы копии, по мере их изготовления, заменяли иконы в музейной экспозиции, что позволило бы вернуть их на свое законное место без ущерба для музея. Осмотрительность Русского музея была продиктована не только корпоративным интересом. К этому времени в Казанском соборе уже произошли существенные искажения первоначального облика святыни, продиктованные исключительно утилитарными интересами митрополии. Вопреки своему первоначальному историческому месту соборный иконостас в 1999　г. был выдвинут к солее. Это требование патриарх Алексий (Ридигер) и митрополит Владимир (Котляров) пытались обосновать тем, что для проведения помпезных архиерейских служб с участием многочисленного духовенства алтарное пространство должно быть максимально расширено. Из этих же соображений широкие мраморные подъемы, ведущие из соборного подпола в алтарь, были закрыты железными крашеными щитами и вместо них были устроены узкие металлические лестницы. В жертву епископскому тщеславию была принесена церковная память и красота.

В то же время появился ряд законопроектов, подготавливающих идею реституции в умах законодателей. Осенью 2001　г. Сергей Глазьев опубликовал проект закона «О социальном партнерстве государства и религиозных организаций». Такое взаимодействие должно было осуществляться на основе договоров (статья　5), в том числе и в области совместного использования, охраны и восстановления культовых объектов, являющихся памятниками истории и культуры (статья　10). Статья　7 вводила понятие религиозного правопреемства, на основе которого должны были быть признаны имущественные права религиозных организаций на отчужденное имущество. Предполагалось, что государство принимает необходимые меры для передачи традиционным религиозным организациям отторгнутых у них культовых комплексов за рубежом (статья　24).

Закон не обсуждался и не был принят. Однако активное участие российского МИД и консульства в Ницце (Франция) осенью 2005—зимой 2006　г. в возвращении православного собора свт. Николая, построенного здесь в 1912 г., принадлежавшего царской семье и находящегося в юрисдикции Вселенского Патриархата, в ведение Российской Федерации идеально соответствовало нормам, прописанным в этом документе. 20 января 2010 г. суд высшей инстанции г. Ницца признал право собственности на этот храм за Российской Федерацией, посчитав ее таким образом «наследницей династии Романовых».

Состоявшееся решение вызвало удовлетворение министра культуры Александра Авдеева, который до этого был послом РФ во Франции. Во Франции же подобное решение было расценено как очередная попытка Кремля использовать Церковь и церковную старину в политических целях, теперь уже　— в области международных отношений. После совершившегося в 2007 г. воссоединения Русской Православной Церкви за границей с московской патриархией Архиепископия Русских церквей во Франции осталась крупнейшим религиозным объединением в Европе, исторически связанным с русской культурой, но пребывающим вне сферы влияния московской патриархии. Попытка утверждения контроля над этим объединением хорошо вписывается в концепцию создания идейно-политического блока за рубежом, получившего название «Русский мир». И это не единственный случай: в　2009 г. в российскую собственность вернулось храмовое подворье в г. Бари, Италия, а также комплекс зданий Русской Духовной миссии в Иерусалиме. Настоятель собора в Ницце протоиерей Жан Гейт в этой связи заметил, что «эта традиция, когда политические лидеры используют символы русской славы для укрепления поддержки режима, уходит корнями во времена Ивана Грозного». Впрочем, судебное решение, вызвавшее шок во французском обществе, будет опротестовано Русской православной культовой ассоциацией, которая, в соответствии с французским законодательством, в 1909 г. заключила с царской семьей договор аренды на 99 лет и теперь может рассматриваться как законный правопреемник расстрелянного императора.

Почти сразу же за этим событием 27 января 2010 г. появилась информация, что администрации Президента РФ, в соответствии с решением правительства, будет участвовать в торгах, объявленных Французской республикой, по приобретению участка земли на набережной Бранли в Париже. В официальном сообщении не скрывалось, что участок приобретается с целью строительства здесь православного храма московской патриархии и русского религиозно-культурного центра　— с видом на Эйфелеву башню. Разговор о возможности приобретения или выделения в Париже земли для строительства храма РПЦ поднимался еще в октябре 2007 г. во время визита во Францию патриарха Алексия (Ридигера). Стоимость участка составляет более 60 миллионов евро, которые весьма пригодились бы в России, в том числе и будучи выделенными на грамотную реставрацию церковной старины. Участие в торгах именно в это время далеко не случайно: 2010 г. объявлен годом России во Франции. Это создало благоприятную общественную конъюнктуру для покупателей из России, и уже 8 февраля РФ была объявлена победителем. Совпадение? Везение? Неофициальная сделка с властями? Внешнеполитическая цель такого строительства　— вытеснение русской православной эмиграции из общественной жизни во Франции　— очевидна. Таким образом, (ре-)конструкция православной культуры оказывается тесно связана с далеко не религиозными задачами…

Этим же целям служила и передача церковной старины в самой России. В начале 2000-х гг. законопроект С. Глазьева, готовивший общество к расставанию с памятниками культуры, не был единственным. К 2004　г. появились новые идеи подобного свойства, а также появилась информация о намерении Госдумы включить их в планы ближайшего рассмотрения. Предположительно, это был вброс информации, рассчитанный на проверку общественного мнения. Речь шла о реституции в обмен на исполнение Русской Православной Церковью ряда общественных функций. Новые проекты были связаны с именем депутата А.　Чуева. Закон именовался «О восстановлении прав религиозных организаций на имущество религиозного назначения и иное принадлежащее им имущество, национализированное или муниципализированное до 1991　года и находящееся в собственности Российской Федерации, субъектов Российской Федерации или муниципальных образований» и был подготовлен еще 18　ноября 2003　г. В реституции могло быть отказано только в том случае, если имущество не принадлежало религиозной организации или же если это имущество, прежде всего особо ценные объекты культурного наследия, в соответствии с действующим законодательством находилось исключительно в государственной собственности. В этом случае религиозной организации должна быть предложена иная форма его использования. В случае с объектами культурного наследия срок возвращения мог быть установлен в соответствии с созданием религиозной организацией необходимых условий для хранения памятников старины, но не мог превышать трех лет. Музейные предметы религиозного значения должны были быть переведены в негосударственную часть музейного фонда России. Решение о реституции принималось соответствующими органами власти на основе заявления религиозной организации. В то время еще трудно было предположить, что эти проекты были лишь прелюдией к подобному документу, подготовленному Министерством экономического развития Германа Грефа в сентябре 2004　г.

24 мая 2002　г. в редакции, предложенной согласительной комиссией, был, наконец, принят Закон №　73ФЗ «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации». 14　июня Закон был одобрен Совфедом и 25　июня подписан Президентом. На этом этапе принятия Закона поправки, выгодные руководству патриархии, но отвергнутые Думой, лоббировались уже сенаторами. Появился, в частности, пункт об обязательном согласовании с религиозными организациями всех вопросов, касающихся использования памятников «религиозного назначения» и о расширении понятия «памятники религиозного назначения». Однако все поправки клерикального характера были отклонены. В результате Закон определил памятник как особый вид имущества (статья　1.2). Специфика памятников религиозной культуры была ограничена их богослужебным использованием, однако существовало и понятие ансамбля религиозного назначения, более сложного по составу. Статья　8 предусматривала, что религиозные объединения наравне с общественными организациями вправе оказывать содействие органам охраны памятников в сохранении, использовании и популяризации культурного наследия, однако Закон признавал приоритет государства в области научно-методического обеспечения такого сохранения и использования. Статья　47.2 предполагала, что воссоздание утраченного объекта культурного наследия религиозного характера принимается правительством с учетом общественного мнения и мнения религиозных организаций. Однако отсутствие положений о государственном реестре памятников и историко-культурной экспертизе, принятие которых откладывалось до 31　декабря 2010　г. открывало возможности для безнаказанного искажения и разрушения памятников культуры, в том числе и религиозными организациями.

24 сентября 2002　г. в Издательском Совете патриархии состоялся круглый стол «Сохранение и пропаганда культурного наследия: взаимодействие государства и Православной церкви», созванный совместно с аппаратом уполномоченного по правам человека и фондом Конрада Аденауэра. Выступавший здесь священник Борис Михайлов посчитал принятый закон антицерковным, поскольку в момент его принятия были «вероломно» исключены поправки, перечеркнувшие участие патриархии в его разработке. Было отмечено, что сохранение памятника культуры всегда связано с ограничением его функционального использования, тогда как нещадная богослужебная эксплуатация храмов приводит к настоящему вандализму в отношении святынь. Одной из конкретных проблем сохранения была названа лишь неготовность к диалогу конкретных священников и чиновников, поскольку, по словам протоиерея Бориса Даниленко, на место Павла Флоренского к престолу встали вчерашние трактористы и маляры. В этой связи прозвучало пожелание связанного с патриархией Сергея Белякова не замыкаться на личностях, а создать общественный орган, способствующий разрешению конфликтов.

В 2002　г. приоритеты в определении норм взаимоотношений церкви и культуры начали определенно переходить от законодательной власти и Минкульта к Минимущества. Именно им был предложен новый типовой договор между музеем и религиозной организацией по совместному пользованию имуществом культового назначения. Документ оперировал понятием «внутренних установлений», которое было отвергнуто законодателями. Нормы контроля были ограничены исполнением этих установлений. Осмотр объекта мог производиться в любое время в течение рабочего дня с соблюдением установленного режима богослужений. В случае, если интерьер не относился к предмету охраны, обеспечение доступа лиц во внутренние помещения не должно было вменяться в обязанность религиозной организации. Остальные положения наследовали пунктам документов 1997　г. Запрещалось производить работы, изменяющие предмет охраны объекта, в том числе побелку и покраску стен, покрытых живописью, а также работы по восстановлению, подновлению и ремонту живописи, лепнины и предметов внутреннего убранства, без письменного разрешения госоргана охраны памятников и соблюдения других требований. Воспрещалось заселять помещения объекта и другие расположенные на его территории здания жильцами для проживания как временного, так и постоянного характера, за исключением помещений, специально предназначенных для проживания монашествующих и церковного причта.

Кроме Минимущества в качестве стороны, заинтересованной в церковной реституции, проявили себя полпред Президента в Центральном округе Георгий Полтавченко и его аппарат. 25　января 2002　г. в Москве состоялась научно-практическая конференция «Государство и традиционные религиозные объединения. Концептуальные основы взаимоотношений на примере субъектов Российской Федерации Центрального федерального округа». Ее рекомендации предлагали правительству усовершенствовать порядок передачи памятников культуры религиозным организациям. Церковно-общественный форум «Духовно-нравственные основы демографического развития России» 18—19　октября 2004　г. в Москве также проходил при активном участии полпредства. Обращаясь к руководителям органов государственной власти, форум в своей резолюции предложил им «разработать действенный механизм передачи памятников культуры и архитектуры религиозным организациям в целях их дальнейшего использования как в богослужебной практике, так и для социального служения». Рекомендации расширенного заседания Совета руководителей Центрального федерального округа «Духовно-нравственное возрождение регионов: опыт взаимодействия с Русской Православной церковью» (21　июля 2004　г., г.　Курск) содержали установку о социальном партнерстве церкви и государства. В перечень поручений по итогам заседания, утвержденный Г.　Полтавченко 20　августа 2004　г., были включены такие положения, как: Министерству культуры　— изучить возможность более широкого участия религиозных организаций в федеральной целевой программе «Культура России», распространить опыт Троице-Сергиевой лавры в практике управления государственным музеем на другие музеи Центрального федерального округа, расположенные на территориях монастырей, разработать действенный механизм передачи памятников культуры религиозным организациям в целях их дальнейшего использования как в богослужебной практике, так и в качестве объектов духовного и культурного наследия.

Именно в это время общество в различных его проявлениях задумалось о культурных потерях. Было отмечено катастрофическое сокращение государственного финансирования на реставрацию памятников старины　— с 2,5　миллиарда рублей в современных ценах в 1979　г. до 661　миллиона рублей в 2000　г. Издание «Век» привело удручающую статистику, собранную Константином Михайловым: за последние десять лет в России погибло более 2500　памятников истории и культуры со скоростью 151　памятник в год. В этом списке памятники культуры, находящиеся в распоряжении у Русской Церкви, составили заметную часть. 10　августа 1997　г. после праздничной службы сгорел храмовый ансамбль (1753—1757) в селе Верхняя Мудьюга Архангельской области. В 1990-е　гг. в Ломоносовском районе Ленинградской области сгорела часовня свт.　Николая Чудотворца, в 1994　г. в с.　Мелихово Чеховского района Московской области пожар уничтожил деревянную церковь Рождества Христова (1757), в сентябре 2000　г.　— церковь Богоявления Господня (1673) в с.　Семеновское Мытищинского района той же области, в 1995—2000　гг. в Новгороде вместо реставрации епархия снесла дом Передольского, в Твери была разрушена часовня Христорождественского монастыря (начало ХХ　в.). По инициативе настоятеля в 1993　г. были уничтожены настенные росписи XIX　в. в церкви свв. мчч. Флора и Лавра на Зацепе в Москве. Список оставался открытым.

В условиях, когда Русская Церковь не только не возвышала голос в защиту культурного наследия, но и сама оказалась в авангарде его приспособления, искажения, а иногда и разрушения, в роли защитников культуры выступили националистические и неоязыческие организации. Так, 1　марта 2004　г. был зарегистрирован региональный общественный фонд содействия возрождению русских традиций «Верность и Жизнь» во главе с Семеном Токмаковым, более известным как руководитель группировки «Русская цель» и лидер Народной национальной партии. За изменением имиджа скрывалось стремление к легализации собственной националистической деятельности через патриотизм. Одной из целей движения являлось содействие в восстановлении храмов, а современное разрушение культурного наследия объяснялось «западным мышлением» и строительством капитализма в России.

Свои права отстаивали и язычники. Содружество Природной Веры «Славия» проповедовало народное поклонение природным объектам и памятникам старины и обвиняло Русскую Церковь в безразличии к народным святыням　— селищам, городищам, курганам, источникам, ручьям, камням, почитаемым деревьям, священным рощам и другим объектам, которым в условиях принятия нового земельного кодекса грозило уничтожение. Содружество предложило свой «План действий в защиту святынь народов России», предусматривающий сбор соответствующей информации и четкую систему взаимодействия с научными учреждениями, государственными чиновниками и общественными организациями.

Проблемы сохранения церковных памятников, переданных патриархии в 2003—2004　гг., постепенно стали преобладать над вопросами, связанными с передачей их религиозным организациям. Однако эти проблемы не были исключительно церковными　— в православной среде они лишь обретали свою специфичность. Разрушение и приспособление памятников приходами и монастырями в значительной мере были следствием общественного равнодушия и прагматизма в отношении собственной истории и культуры. Аналитический доклад Счетной палаты в 2003　г. охарактеризовал состояние объектов культурного наследия, принадлежавших государству, как неудовлетворительное. Значительная часть памятников нуждается в принятии срочных мер по спасению их от разрушения, повреждения и даже уничтожения. Нормативные правовые акты для урегулирования правовых отношений в области сохранения, владения, пользования, распоряжения и государственной охраны памятников истории и культуры оставались неразработанными, а существующие инструкции не соблюдались. Официальные документы 34 особо ценных объектов культурного наследия народов Российской Федерации, в том числе по Троице-Сергиевой лавре, не были утверждены в установленном порядке.

В 2005　г. Счетная палата предъявила отчет о результатах проверки исполнения законодательства при использовании объектов исторического и культурного наследия федерального значения и распоряжении ими в период 1992—2002　гг. в Москве и Санкт-Петербурге. В качестве одного из основных чиновных нарушений были отмечены снос и изменение памятников, в том числе и в виде их «воссоздания» из современных материалов. Не были приняты меры по созданию нормативно-правовой базы государственной охраны объектов культурного наследия и формированию единой структуры органов государственной власти и подведомственных организаций, осуществляющих мероприятия по государственной охране объектов культурного наследия федерального значения. К тому же созданное Минимуществом и Минкультуры агентство по управлению и использованию памятников истории и культуры не являлось государственным органом исполнительной власти и не было уполномочено принимать решения в области государственной охраны объектов культурного наследия.

Однако факт существования серьезных проблем, связанных с охраной и реставрацией используемых патриархией памятников, получил официальное признание, по крайней мере, в Москве. 17　апреля 2003　г. здесь была создана межведомственная комиссии по объектам культового назначения, подлежащим ремонту и реставрации. Этому предшествовал скандал, вызванный уничтожением четырех колонн нижнего яруса Монетного двора в охранной зоне Кремля при строительстве церковной лавки Казанского собора, которые помощник старосты прихода Иван Шинкарев посчитал «новоделами 1994　г.». Решение о строительстве-«воссоздании» церковной лавки в виде нового двухэтажного магазинчика вместо прежнего маленького киоска общей площадью 235　кв.　м. в формах XIX　в. было принято еще в декабре 2001　г., хотя весь ансамбль проекта собора претендовал на XVII　в. Впрочем, 27　ноября 2003　г. патриарх Алексий (Ридигер), отвечая на вопросы преподавателей и студентов Российской академии государственной службы, утверждал, что все ремонтные или восстановительные работы патриархия проводит только при согласовании с управлением по охране памятников и с Министерством культуры. Что было отчасти справедливо – многие разрушения и искажения церковных памятников были согласованы именно этими органами.

Тогда же было заявлено, что в России найден компромиссный вариант решения конфликтной ситуации между музеями и церковью. Речь шла об открытии в храме Христа-Спасителя в Москве выставки 94 предметов Патриаршей коллекции, представлявшей древнейшие памятники христианского искусства IV—XIX　вв. Однако ее предыстория была окутана тайнами. 12 миллионов долларов для ее приобретения выделил премьер-министр Виктор Черномырдин еще в 1998　г., а в 2000　г., несмотря на обещания патриархии, она так и не была продемонстрирована общественности. Своеобразным эхом этого сообщения прозвучали известия о серии очередных церковно-музейных конфликтов. В феврале 2003　г. вновь появились слухи о возможном закрытии музея Андрея Рублева в связи с проектом оптимизации сети учреждений министерства культуры. Из документа следовало, что коллекция музея могла быть передана Третьяковской галерее, а сам Спасо-Андроников монастырь　— в ведение патриархии. В августе появилась информация, что Димитриевский собор во Владимире, после археологических и реставрационных работ, вероятно, не будет возвращен патриархии, как об этом сообщалось ранее. В ноябре 2003　г. стало известно о конфликте между Ставропольской епархией и музеем-заповедником в Карачаево-Черкесии из-за древних храмов в районе поселка Нижний Архыз.

Однако самый вопиющий случай произошел в Мартириево-Зеленецком монастыре в Ленинградской области (настоятель игумен Пахомий (Трегулов), правящий архиерей　— митрополит Владимир (Котляров)). 15 сентября 2003　г. монастырский эконом монах Гавриил обрезком металлической трубы сломал руку археологу Алексею Липатову, осуществлявшему надзор за строительными работами по поручению НИИ «Спецпроектреставрация». До этого эконом всячески препятствовал производству археологических работ и изымал обнаруженные при исследовании находки, подлежащие фиксации и сдаче в государственный музейный фонд РФ. Органы внутренних дел Волховского района отказались регистрировать инцидент, монах не был наказан церковным руководством, и сам конфликт, в результате переговоров монастырского руководства с дирекцией института, был предан забвению. Уголовное дело не возбуждалось, пострадавшему же монастырские власти неофициально предлагали денежную компенсацию, от которой тот отказался.

К началу 2004　г. подзаконные акты в области охраны объектов культурного наследия так и не были разработаны, чему способствовала и административная реформа. Одновременно с новым Министерством культуры и массовых коммуникаций в 2004　г. были созданы Федеральное агентство по культуре и кинематографии и Федеральная служба по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охраны культурного наследия. Поскольку функции охраны принадлежали каждой из трех структур, единый орган, соблюдающий культурную память страны, так и не был создан. Не было создано и единой системы органов охраны объектов культурного наследия в центре и на местах. Становление территориальных управлений Росохранкультуры привело к тому, что местные органы охраны оказались в ряде случаев поставлены перед фактом сделанных «наверху» согласований и утратили ранее существовавшие рычаги воздействия на пользователя. Сложившаяся система «двоевластия» негативно сказалась на положении дел с охраной памятников культуры, переданных в ведение религиозных организаций.

9 марта 2004　г. в своей рабочей резиденции в Чистом переулке патриарх Алексий (Ридигер) принял новоназначенного министра культуры Александра Соколова. После некоторого периода охлаждения двусторонних отношений было найдено полное взаимопонимание в деле «сохранения национальной культуры». Обращаясь к министру, патриарх отметил, что «здесь необходимо взаимодействие, которое, я надеюсь, с Вашим приходом... мы будем осуществлять». К числу первоочередных проблем были отнесены передача общине Покровского храма в Филях и подготовка нового договора между Министерством и патриархией. Одновременно наблюдатели отмечали, что сближение позиций происходит у патриархии не с федеральной властью в целом, а　— преимущественно　— с ее антилиберально настроенным крылом.

2004　г., год появления в России нового министра культуры, запомнился обществу захватом общиной храма Воскресения в Кадашах (Москва) помещений, где еще размещались реставрационные мастерские центра имени Игоря Грабаря; драмой областного Костромского музея, который совместными усилиями местной епархии и Росимущества был выжит из ансамбля Ипатьевского монастыря, а его коллекция была расчленена государством по принципу «религиозного» и «краеведческого» назначения, и началом претензий Рязанской епархии на городской кремль, в котором располагался музей-заповедник. События в Кадашах заставили московскую интеллигенцию вспомнить и о Донском монастыре, чьи памятники и надгробия стали недоступны для осмотра. Еще осенью 2001　г. Музей архитектуры, выдавленный в свое время патриархией из монастыря, провел у себя выставку «Святыни, мерзости и редкости в Донском монастыре» и издал сборник статей, поднимавших существующие проблемы. Архимандритом Агафодором (Маркевичем) были закрыты для посещения монастырский сад, Малый собор, нижний храм Большого собора и усыпальница Голицыных. Практически отсутствует доступ в покои Патриарха Тихона, где открыт Музей патриарха. Исторический облик святыни разрушают как боевые машины танковой колонны им. Дмитрия Донского, так и новоделы храма св.　патриарха Тихона и часовни над колодцем. И совершенно не ясно, как изменится ситуация с назначением сюда 25 декабря 2009 г. нового наместника, епископа Павлово-Посадского Кирилла (Покровского).

В апреле 2004　г. Министерство культуры Свердловской области заявило протест против строительства Екатеринбургской епархией гостиницы на территории двух памятников историко-культурного наследия («Дом жилой» и «Станция вольных почт»), которое началось еще в сентябре 2003　г. Проект не был согласован с органами охраны памятников, и возникла угроза обрушения исторических зданий, так как вырытый котлован вплотную подходил к их фундаментам. Одной из новых болевых точек во взаимоотношениях церкви и культуры стал Псков. Еще 2　ноября 2003　г. в Пскове археологами был обнаружен нижний ярус трапезной палаты XVI　в., принадлежавший подворью Снетогорского монастыря, он тут же был пробит трубой строящегося магистрального водопровода. Депутат Госдумы Сергей Митрохин еще тогда же потребовал от генерального прокурора Владимира Устинова возбудить уголовное дело по факту разрушения памятника. 30　марта 2004　г. в Москве в конференц-зале ВООПИК состоялся круглый стол «Древний Псков сегодня. Проблемы экологии, сохранения историко-культурного наследия и современной застройки». Выездное заседание президиума Общества, состоявшееся в Пскове 19　мая, отметило факты грубого нарушения Закона «Об объектах культурного наследия» со стороны государственных и религиозных организаций и частных лиц. Предмет особой тревоги вызвало состояние иконостаса Троицкого собора. Проект теплофикации храма не рецензировался на федеральном уровне, рекомендации Е.　Скрынниковой, ведущего специалиста ЦНРПМ, не были учтены, в результате резко　— с 75 до 35　%　— снизилась влажность в помещении, что привело к разрушению икон и угрожало сохранности интерьера собора. Согласно сделанным рекомендациям, иконостас XVII—XVIII　вв. должен был быть демонтирован, отреставрирован еще до включения отопления и возвращен на место лишь при установлении в храме оптимальной температуры. К тому же, исторический хорос собора, соответствующий интерьеру, был заменен похожим на «консервную банку» софринским современным изделием, которое закрыло иконостас. В результате епархии было рекомендовано провести неотложные работы по сохранению интерьера Троицкого собора, а органам охраны осуществлять постоянный мониторинг состояния икон. По сообщению некоторых участников совещания, шелушение и опадание красок, вызванное изменением температуры, было видно невооруженным глазом.

На этом фоне особого внимания заслуживали отзывы некоторых представителей местного духовенства о судьбе и использовании икон. Протоиерей Владимир Попов, настоятель церкви свт.　Николая в Любятове, говорил, что сам он по возможности старался воздерживаться от требования забрать иконы из музеев, потому что Церковь не всегда имеет возможность их сохранять, и нельзя огульно обвинять музеи в том, что они являются «местами заключения» икон. Иерей Андрей Давыдов, настоятель церкви Рождества Иоанна Предтечи, признавал, что священнослужители не всегда могут понять ценность того, чем владеют. Новооткрытую экспозицию икон в Новгородском музее он назвал лучшей в мире: «Если надо объяснить кому-то, что такое православие, я бы в первую очередь посоветовал посетить музейную экспозицию икон, постоять перед каждой иконой, посмотреть, вдуматься».

В декабре 2004　г. Алексей Комеч в интервью изданию «НГ-Религии» заметил: «В целом с большими искажениями по России восстановлено около 10　000 храмов. Мы знаем о большинстве этих случаев, об искажениях, нарушениях и т.　д. Сожалеем, что у нас такая Церковь, но если бы этого не было, памятники бы вообще погибли... Я сейчас согласен на любые искажения, лишь бы сохранить то, что осталось. Поэтому мы не должны стоять на пути общин, готовых взять на себя ответственность за храм, монастырь или часовню». Однако эти факты никак не повлияли на процесс передачи памятников Церкви и качество их последующей реставрации в 2000-х гг.

После возвращения в 2004　г. Толгской и Тихвинской икон в их обители достаточно широко распространилась практика выдачи святынь из музейных собраний на храмовые праздники. Так, в Кирове 21　октября 2005　г., в день памяти прп.　Трифона Вятского, в Успенский собор был доставлен келейный крест святого, который хранился в Кировском областном художественном музее имени В.　М. и A.　M.　Васнецовых. 3　июня 2005　г., в день празднования Владимирской иконе Божией Матери, Нижегородский краеведческий музей выдал на один день в восстанавливаемый Оранский Богородицкий мужской монастырь для праздничного богослужения чудотворный Оранский список Владимирской иконы Божией Матери.

Одновременно проявились попытки контроля патриархии за туристическим потоком к культовым местам. Еще весной 2003　г. Межрелигиозный совет России решил, что паломничество не относится к туристической деятельности, и внес соответствующее предложение о законодательном разграничении этих понятий в Госдуму. В октябре-ноябре 2004　г. представители ОВЦС митрополит Смоленский Кирилл (Гундяев) и его заместитель епископ Егорьевский Марк (Головков) вновь вернулись к этой идее. 12　октября 2005　г. Межрелигиозный совет принял решение внести в Госдуму поправки к Закону «Об основах туристической деятельности в РФ». При этом предполагалось, что паломнические центры, как некоммерческие структуры, должны быть освобождены от налогов. Характерно, что в 2004—2005　гг. крупнейшие монастырские островные комплексы　— Валаам и Соловки　— либо подписали документы о координации своей деятельности в сфере приема паломников и туристов с соответствующими музеями, либо обратились к властям с призывом административно ограничить поток «диких» туристов цифрами, примерно соответствующими числу посещающих остров по линии паломнических служб.

На этом фоне события 2005　г. в Ярославле и Рязани, связанные с требованием предоставить в пользование местным епархиям храма св.　Ильи-пророка и Рязанского кремля как «духовно-административного центра», вызвали неожиданный всплеск общественной напряженности. После того как Комиссия Минкульта сочла ярославскую инициативу нецелесообразной, губернатор Анатолий Лисицын заявил, что подготовил обращение к Президенту с просьбой оказать содействие в передаче Ильинского храма, и почти одновременно выступил с предложением провести общероссийскую акцию по передаче патриархии икон и церковной утвари, хранящейся в музеях. Инициатива, поддержанная патриархией, вновь обвинившей музейщиков в «укрывательстве краденого», вызвала ряд резких откликов в прессе. Вениамин Архангельский, директор Нижегородского государственного историко-архитектурного музея-заповедника, сообщил, что в 1991—1992　гг. из музея в храмы было передано около 1500　икон, и теперь епархия не всегда может ответить, где они находятся. В качестве положительного примера он привел факт передачи образа прп.　Макария Желтоводского, написанного в 1661　г. Симоном Ушаковым. Передача состоялась, только когда епархия выполнила все необходимые условия, и в Макарьевском монастыре фактически был создан небольшой музей одной иконы. Кроме руководителя Третьяковской галереи Валентина Родионова в адрес инициативы критически отозвалась гендиректор Владимиро-Суздальского музея-заповедника Алиса Аксенова. Она сообщила, что в 1990-е　гг. Музей передал в церкви и монастыри 726 предметов церковного обихода XVI—XX　вв., в том числе 183　иконы. Спустя несколько лет выяснить судьбу большинства икон и утвари оказалось невозможным, так как в епархии нет установленного порядка учета икон.

Подобные конфликты оказались связаны со сменой поколений епископата и с восшествием на кафедры новых амбициозных архиереев, действия которых разрушали не только сложившийся порядок вещей. Кроме Ярославля и Рязани, сходные оказались характерны для Брянска, Саратова, Перми и Ставрополя. Еще в ноябре 2003　г. стало известно о конфликте между епархией и музеем-заповедником в Карачаево-Черкесии из-за древних аланских храмов середины X　в. в районе поселка Нижний Архыз. Только что назначенный сюда епископ Ставропольский и Владикавказский Феофан (Ашурков) предложил передать их епархии. В одном из храмов местный приход уже совершал литургию с согласия дирекции музея. Однако возможность тотального контроля над заповедником со стороны епархии вызвала беспокойство общественности, которая начала собирать подписи под обращением к главе республики с требованием не передавать храмы патриархии.

Подобным образом изменилась ситуация и в Калининградской епархии в 2009 г., после того как ее глава стал патриархом Московским и всея Руси, оставив непосредственно за собой управление бывшей вотчиной. Уже в мае того же года он лично обратился к премьер-министру Владимиру Путину с просьбой передать РПЦ местный «кафедральный собор» — ныне музей, некогда протестантскую кирху, а еще ранее — католический костел. В сентябре список расширился: сюда попали не только несколько разбросанных по области кирх, но и здания кукольного театра и симфонического оркестра, также относящиеся к бывшей «протестантской недвижимости», а еще　— ряд средневековых замков крестоносцев, в частности Георгенбург, «недвижимость католическая».

В 2005—2006　гг. по стране прокатилась серия «садово-парковых» конфликтов, связанных с претензиями епархий и монастырей на принадлежавшие им исторически территории, на которых сегодня располагаются места общественного отдыха. Конфликт отразил новую сторону культурных претензий патриархии и был связан с проблемой возвращения прихрамовых территорий. В ноябре 2005　г. возник конфликт между Саратовским отделением ВООПИК и епископом Саратовским и Вольским Лонгином (Корчагиным), только что ставшим членом общественной палаты при Президенте. Епархиальное управление и Троицкий собор обвинялись в «захвате сквера», вырубке деревьев и начале несанкционированного строительства на Музейной площади в Саратове. В своем открытом письме местной общественности епископ отвечал, что территория, прилегающая к храму, была передана ему в бессрочное пользование постановлением мэрии №　790-405 от 30　октября 2001　г. Тогда же было выдано разрешение на проектирование церковно-административного здания и благоустройство территории. Епископ писал о недостатке служебных помещений при храме и о необходимости их строительства в виде «малоэтажного здания, в котором могли бы разместиться культурно-просветительский и социальный центр». Он упомянул, что два здания, находящиеся на Старособорной, ныне Музейной, площади, занимаемые сегодня Музеем краеведения и классической гимназией, до октябрьского переворота принадлежали Церкви. Одновременно епархия выразила обеспокоенность строительством на Музейной площади торгово-развлекательного центра и возможным искажением ее облика, обвинив власть и общество в разрушении находившегося здесь памятника истории и культуры «Дом Акимова». К тому же геологические особенности местности, в частности «рост» Соколовой горы и наличие карстовых пустот, в процессе строительства могут негативно сказаться на состоянии собора.

В начале июля 2009 г. епископ Лонгин предложил передать епархии территорию, на которой расположен единственный действующий в центре Саратова стадион «Динамо». Претензии на эту территорию оказались связаны с тем, что у епархии имелся амбициозный проект строительства собственного «храма Христа Спасителя» — восстановление кафедрального собора св. блгв. кн. Александра Невского, построенного в 1815—1826 гг. Точная дата его разрушения нигде не приводится: сообщается лишь, что после окончания Второй Мировой войны «было принято решение» о строительстве на его месте стадиона. Вопрос о восстановлении собора и переносе стадиона уже поднимался в 1996 г. бывшим мэром города Александром Маликовым, но с его уходом про это забыли. В декабре 2009 г. в Саратове наметилась еще одна точка противостоянии епархии с на этот раз солидным противником: глава ГУВД Сергей Аренин предложил перенести все разбросанные по городу структуры его ведомства в комплекс зданий расформированного в 2008 г. Военного института биологической и химической защиты, расположенного в городском районе «Стрелка». Известно однако, что на этом месте находился Спасо-Преображенский мужской монастырь, о необходимости восстановления которого на историческом месте неоднократно говорили представители местного монашества…

Подобного рода скандал разразился и в Брянске. В 1968　г. в этом городе на набережной Десны был взорван кафедральный собор. Новый проект нового епископа получил благословение патриарха. Для строительства Архитектурный совет решил выделить необходимую территорию, а попечительский совет возглавил губернатор Николай Денин. Однако областная дума 29　сентября 2005　г. посчитала решение горсовета о выделении гектара земли неправомерным, поскольку пятно застройки частично попадает на памятник природы «Верхний Судок», характеризующийся к тому же неустойчивостью и подвижностью грунтов. Председатель комитета по экологии Людмила Колмогорцева утверждала, что вместо профессиональной экспертизы епархией были предоставлены «какие-то сомнительные бумажки», которые думцев совершенно не убедили, как не смог их убедить и председатель правления фонда «Брянский кафедральный собор» глава «Эргобанка» Валерий Мешалкин, угрожавший привлечь паству к процедуре отзыва депутатов. В итоге епархии припомнили историю со стелой и парком.

Практически одновременно Брянской епархии была передана церковь Рождества Богородицы, расположенная ныне на территории парка-музея имени Алексея Толстого. 21　сентября, после одной из первых служб в храме, епископ Брянский и Севский Феофилакт (Моисеев), незадолго до этого назначенный на кафедру, потребовал убрать из парка 30 деревянных скульптур и уникальный фонтан «Чертова мельница», созданные по мотивам сказок Александра Пушкина. Именно они позволили парку получить статус музея, и именно их имел в виду архиерей, говоря, что «православные святыни должны окружать те изображения и ваяния, которые соответствуют православному мировоззрению,　— крестные ходы и языческие идолы: водяные, лешие, русалки　— несовместимы». О культурном уровне архиерея говорит и то, что он перепутал двух Толстых, заявив, что не потерпит рядом с церковью парк, носящий имя человека, отлученного от Церкви. Против сноса скульптур выступили местная общественность и губернатор области, заявивший, что область и город не пойдут на поводу у епархии на снос скульптур, ставших их визитной карточкой. А в октябре в Интернете появился сайт защитников парка, «на котором можно (и нужно) внести свое имя в список протестующих против закрытия» (http://bryanskpark.org.ru). На следующий день, 22　сентября, епархиальное руководство снесло один из городских символов　— стелу «1000-летие Брянска», установленную на въезде в город, и поставило вместо нее поклонный крест. Срезанная стела осталась валяться рядом, что стало полным сюрпризом для городской власти, которая, однако, не предприняла никаких правовых мер.

Только в 2010 г. архиерею удалось добиться своего. 16 февраля новый мэр Брянска заявил, что деревянная скульптурная группа и фонтан «Чертова мельница», разобранные на реставрацию, в парке восстанавливаться не будут. Впрочем, пытаясь соблюсти приличия, он объяснил свое решение не только позицией епархии, но и дороговизной реставрационных работ. При этом, по его словам, «заготовленные на реконструкцию 40 кубометров дуба даром не пропадут», поскольку, в соответствии с пожеланием РПЦ, вместо героев сказок светских в парке должен появиться герой церковной легенды — монах Александр Пересвет, один из предполагаемых участников Куликовской битвы.

Конфликт аналогичного характера случился в Екатеринбурге. Женский Ново-Тихвинский монастырь, возрожденный в 1993　г., оказался расположен в центре города на территории зоны отдыха «Зелёная Роща». В ноябре 2005　г. патриарх Алексий (Ридигер) обратился к представителю Президента в Уральском округе Петру Латышеву с просьбой о передаче этих земель обители, что вызвало негативную реакцию горожан и серию публикаций в СМИ на тему: «Православная церковь хочет лишить горожан любимого парка», «Свежий воздух только для монахинь?», «Женщин　— на кухню, кино　— на помойку». Околоправославные круги сразу же обвинили город и журналистов в отстаивании интересов коммерческих структур.

В марте 2002　г. епископом Перми стал Иринарх (Грезин), бывший благочинный одного из московских округов. Это назначение серьезно обострило ситуацию с памятниками православной культуры и церковным имуществом в области. Он сразу же заявил, что в решении проблемы возвращения церковного имущества Пермь лет на десять отстала от других регионов. О культурном и церковно-историческом уровне нового архиерея свидетельствовало интервью с ним. На вопрос «Почему на Западе священники выбриты и подстрижены, а у нас все с бородами?» он отвечал: «Дело в том, что Иисус Христос носил бороду и длинные волосы. Этот образ Христа сохранен в православном священстве», очевидно, забыв совершенно слова апостола Павла, отражавшие практику древней Церкви: «Если муж растит волосы, то это бесчестье для него». Однако епархия тут же, в ноябре 2005　г., выступила с инициативой проведения конференция «Роль церковных искусств в возрождении духовно-нравственной жизни и культуры народа» при поддержке нефтяной компании «Лукойл-Пермь». Тогда же к Министерству обороны был подан иск о возвращении здания бывшей семинарии. Сразу обострились вопросы, связанные с выведением краеведческих музеев из бывших кафедральных соборов Перми и Соликамска. Если в Перми было найдено взаимоприемлемое решение, заключавшееся в переезде Краеведческого музея в новое здание и приспособлении его помещений, то соликамские власти отказались выводить музей из Богоявленской церкви.

В октябре 2007 г. администрация Пермского края приняла решение о перемещении коллекции Пермского областного краеведческого музея из Спасо-Преображенского кафедрального собора в здание Дома Мешкова. 28 декабря 2007 г. состоялось подписание акта о передаче епархии бывшего здания архиерейского дома, где также до этого располагался краеведческий музей. В бюджет 2008 г. была заложена и реставрация собора, проект которой уже подготовлен. Однако медлительность в этом процессе продолжает раздражать местного иерарха…

Еще ранее раздались требования вернуть епархии из Пермского краеведческого музея посох свт.　Стефана Пермского. В результате переговоров резчику из Великого Новгорода Матвею Гребенникову была заказана копия посоха, которая будет преподнесена в дар патриарху Алексию (Ридигеру). Обострились и споры относительно сохранности икон в пермских церквах. В июле 2005 г. директор Пермской художественной галереи Надежда Беляева заявила, что некоторые из образов, возвращённых епархии в сносном виде, «доведены до ужасного состояния». Так, икона XVII　в. «Похвала Пресвятой Богородице» из храма поселка Орел была испорчена пожилой прихожанкой, которая оттирала ее кирпичным порошком. Этот факт был признан епархиальным руководством, однако само признание произошло на фоне конфликта архиерея с местным настоятелем протоиереем Владимиром Лобановым. Против его отставки выступили сами прихожане и газета «Пермский обозреватель». Стало известно, что в начале 2005　г. из орловской церкви по распоряжению епископа Иринарха (Грезина) под предлогом реставрации была вывезена в Пермь местночтимая Иверская икона Божией Матери середины XIX　в., которая так и не вернулась обратно. Прихожан возмутило, что образ был вывезен путем обмана. По мнению заслуженного работника культуры России Людмилы Коржавкиной, такое «силовое перемещение иконы, вопреки воле настоятеля церкви и прихожан, выглядело очень даже неэтично». Вывезенная икона была помещена в храм св. Иоанна Предтечи в Березниках «до решения вопроса с реставрацией». Однако в епархии циркулируют слухи, что образ планируется передать в домовую часовню во имя Иверской иконы Божией Матери на Центральном рынке Перми или даже в московский храм иконы Божией Матери «Отрада и Утешение» на Ходынском поле, где пермский архиерей является «почетным настоятелем».

Активности некоторых архиереев в возрождении своих обителей могли способствовать и внешнеполитические причины, которые, как мы видели выше, определяли и отношение российских властей к построенным за границей еще до октябрьского переворота православным храмам. Приход на Курскую кафедру архиепископа Германа (Моралина) предшествовал активизации переговоров об объединении Русской Православной церкви и Русской Православной церкви за границей. На территории это епархии находится Курская Коренная Рождество-Богородицкая пустынь, главная святыня которой, икона Знамения Божией Матери, обретенная на этом месте в 1295　г., ныне является главной святыней зарубежной церкви и пребывает в Нью-Йорке. Она была вывезена архиепископом Курским Феофаном из России в Сербию в 1919　г., в 1920　г. по просьбе генерала Врангеля находилась в Крыму, потом снова, до 1944　г., пребывала на Балканах, а в 1957　г. через Женеву прибыла в США. Еще 7　августа 1989　г. исполком Курского областного Совдепа принял решение о передаче епархиальному управлению Коренной пустыни, восстановление которой с тех пор совершалось весьма неспешно. Однако 1　апреля 2003　г. патриарх Алексий (Ридигер) обратился к православным русским в рассеянии с призывом собраться под омофором Московской патриархии, а в октябре 2003　г. Президент лично пригласил главу РПЦЗ митрополита Лавра (Шкурло) посетить Россию, куда тот и прибыл в мае-июне 2004　г. В июле 2004—марте 2005　гг. состоялась серия консультативных встреч двух церквей, посвященных поиску путей восстановления канонического единства. В этих условиях нужно было продемонстрировать православной эмиграции не только действительное обновление церковной жизни в России, но и деятельную заботу об общих святынях. Естественным образом выбор пал на Курско-Коренную икону и ее пустынь. В том же 2004　г. был создан попечительский совет и Фонд по комплексному возрождению Коренного монастыря. Его возглавил полпред Президента в Центральном округе Г.　Полтавченко. Специально к этому событию на осеннем Синоде 2004　г. архиепископ Герман освободил архимандрита Иоанна (Рудакова) от обязанностей наместника пустыни и назначил на это место «своего» иеромонаха Вениамина (Королева). Не отставал и внешнеполитический фронт. Уже 12　декабря 2004　г. в Свято-Николаевский Патриарший собор Нью-Йорка, принадлежащий патриархии, с согласия митрополита Лавра была временно принесена Курская икона Божией Матери. В сентябре-октябре 2005　г. в местной и региональной прессе активно пропагандировалась идея всероссийской помощи Коренной пустыни. В апреле 2006　г. губернатор Курской области Александр Михайлов утвердил план мероприятий по возрождению Коренной пустыни, предусматривающий выделение на эти цели 48　миллионов рублей. На 2006　г. общее финансирование работ из средств Фонда должно было составить 65　миллионов рублей. К этому времени московский предприниматель Николай Маслов, построивший на территории монастыря небольшой завод по розливу минеральной «коренной» воды, предложил часть акций предприятия передать в управление монастырю и Фонду (10 и 15　%, соответственно).

Вся эта суета могла быть объяснена лишь одним: в мае 2006　г. в Сан-Франциско должен был состояться Всезарубежный Православный собор, призванный одобрить будущее воссоединение и утвердить акт о каноническом общении. Буквально накануне Собора в Курске произошло неожиданное. В ночь с 30　апреля на 1　мая из Знаменского кафедрального собора был украден список с чудотворного образа. В похищении подозревался работник храма. 10　июня икона была найдена правоохранительными органами. 21　июня министр внутренних дел РФ Рашид Нургалиев передал патриарху Алексию (Ридигеру) возвращенную икону. Одним из результатов подписания межцерковного акта в Москве в 2007 г. стал привоз Курской иконы в Россию новым предстоятелем заграничной Церкви Илларионом (Капралом) 14 сентября 2009 г. Большую часть времени икона провела в Москве, в храме Христа-Спасителя, но 23—25 сентября была отвезена в Курск　— в Коренную пустынь, где прошли основные торжества.

Внешняя политика готова повлиять и на судьбу других святынь Российского Православия. В преддверии перенесения праха императрицы Марии Федоровны (1847—1928) 26—28　сентября 2006　г. в Петербург министр культуры Александр Соколов упомянул о возможном изменении статуса Петропавловского собора, который может стать одновременно и музеем и храмом. Еще в 2005　г. эфемерный соборный приход обратился к Президенту с просьбой вернуть храм епархии. В обращении говорилось, что усыпальница императоров «незаконно эксплуатируется администрацией Санкт-Петербурга, хотя является федеральной собственностью», а поток экскурсий, приходящих посмотреть на останки династии Романовых, рассматривался как «мировой позор».

Если «спецсвятыни», предназначенные для спецопераций, находились в зоне особой заботы, то на остальные церковь и общество традиционно не обращали внимания. В январе 2006　г. разразился скандал, связанный с Успенским собором в Туле (правящий архиерей　— архиепископ Алексий (Кутепов)). Этот холодный храм был предназначен только для летних служб. Проведение богослужений в условиях необычно жестоких морозов привело к многочисленным трещинам штукатурки и разрушению фресок…

*　*　*

Отношение к подобным явлением тех, кто должен был непосредственно следить за сохранностью памятников церковной старины, нельзя охарактеризовать иначе как противоречивое. Система госорганов охраны памятников, созданная в 2004　г., претерпела с того момента существенные изменения, однако в целом ситуация не изменилась. В рамках проведения административной реформы, согласно президентскому указу 12 марта 2007 г. № 320 «О Федеральной службе по надзору в сфере массовых коммуникаций, связи и охраны культурного наследия» Росохранкультура и Россвязьнадзор, подчинявшийся Ранее Мининформсвязи, были объединены. Новая служба напрямую подчиняется правительству РФ. Если Россвязьохранкультуру возглавил бывший «культурист» Борис Боярсков　— из питерских «чекистов», то в остальном победили «связисты». Реформа показала, что охрана памятников в России не относится к числу государственных приоритетов, гораздо важнее оказался вопрос лицензирования СМИ.

Уже результате очередной реформы после выборов президента Дмитрия Медведева премьер-министр РФ Владимир Путин вновь изменил схему руководства культурой. ФАКК Михаила Швыдкого, традиционно обвиняемое в коррупции, было упразднено, а охранные функции были вновь сосредоточены в Росохранкультуре, созданной 12 мая 2008 г. и подчиненной непосредственно Министерству культуры, во главе которого встал бывший посол РФ во Франции Александр Авдеев. Федеральную службу возглавил музейщик и униформист Александр Кибовский. Естественно, многочисленные перекройки системы охраны памятников не способствовали их сохранности. Так, новый Экспертный совет по охране культурного наследия в составе трех секций　— археологического наследия, достопримечательных мест и градостроительства и памятников истории и культуры　— был создан лишь 12 февраля 2009 г.

Характеризуя методы хозяйствования РПЦ на объектах культурного наследия, новая структура всячески подчеркивала свое удовлетворение тем, что у памятников появляется «эффективный пользователь». Однако территориальные управления Росохранкультуры не могли не реагировать на многочисленные факты небрежения новых пользователей в отношении переданным им святынь. Северо-западное управление дважды (в 2006 и 2007 гг.) обращалось в прокуратуру по факту разрушения ледника и уничтожения росписи XVIII в. при реставрации Иверского монастыря в Новгородской епархии. Управление по Приволжскому федеральному округу в 2006 г. оштрафовало в Нижнем Новгороде приход церкви Жен Мироносиц и Благовещенский мужской монастырь на 30　000 рублей. В ноябре–декабре 2006 г. Рязанская Духовная семинария, размещающаяся в «Архиерейской гостинице» в Рязанском кремле, провела работы по замене стропил и кровли без разрешения федерального органа охраны культурного наследия　— в противоречии статье 7.　14 Кодекса об административных правонарушениях РФ, в связи с чем управление по Центральному округу 2 февраля 2007 г. наложило на религиозную организацию административный штраф. Тогда же были высказаны претензии и к использованию Спасо-Преображенского и Богоявленского храмов Рязанского кремля. В 2008 г. предписание было направлено настоятелю Свято-Успенского мужского монастыря в Сарове.

11 апреля 2007 г., выступая на правительственном часе в Госдуме, М. Швыдкой говорил, что РПЦ достается непропорционально много средств, выделяемых на восстановление архитектурных памятников: из 25　000 федеральных памятников 6402 используются РПЦ, т. е. четверть, тогда как из 2 миллиардов 191 миллионов рублей, отпущенных на их реставрацию, эта четверть поглощает две трети сумм. Он говорил тогда и о содержательных проблемах такой реставрации. Ситуация не изменилась и после реформы 2008 г.

В этом году Росохранкультура провела 155 проверок состояния памятников и хода реставрационных работ, выдала 27 предписаний о приостановлении работ, рассмотрела 49 дел об административных правонарушениях и направила 6 обращений в прокуратуру. Естественно, не только в связи с церковными объектами.

4 марта 2009 г. А.　Кибовский отметил, что из бюджета на памятники религиозного назначения денег выделяется в четыре раза больше, чем на светские, и выразил озабоченность тем, что качество проводимых работ не всегда удовлетворяет его ведомство, посетовав: «То, что охрана культуры является делом универсальным, понимают не все служители Церкви». Также он указал на непонимание важности контроля над процессом церковной реставрации со стороны правоохранительных органов: стоит предъявить претензии «в отношении священнослужителей, правоохранительные органы тут же отворачиваются, а батюшки пишут через архиереев гневные письма о том, что опять начинаются гонения на Церковь». В итоге «охранным органам становится неловко» говорить о нарушениях закона православными священниками, часть которых руководитель федеральной службы назвал «непросвещенным духовенством».

Однако виновато не одно лишь «непросвещенное духовенство». В　марте 2009 г. Генпрокуратура РФ выявила нарушения законодательства об охране и использовании объектов культурного наследия и внесла соответствующее представление руководству Росохранкультуры. По подсчетам прокуроров, в России из-за противоправных действий граждан и организаций ежегодно утрачивается около 200 памятников, а Росохранкультура не в полной мере реализует свои функции, в частности в области надзора за работой органов госвласти субъектов РФ. Это приводит к тому, что переданные еще 1 января 2008 г. полномочия в области охраны и использования памятников фактически не исполняются в 40 субъектах РФ, а в большинстве регионов даже не определен орган государственной власти, на который возложены данные полномочия. Памятники используются без надлежащей реставрации и соблюдения требований безопасности, многие объекты культурного наследия не имеют паспортов, а утвержденные зоны охраны имеют только 8515 памятников истории и культуры федерального значения из 61395. По результатам проверок было решено привлечь к дисциплинарной ответственности виновных должностных лиц, однако сведения о принятых мерах в общество не просочились.

Очевидно под впечатлением прокурорской проверки на «правительственном часе» в Госдуме министр культуры заявил, что некоторые памятники фактически сносились под покровом ночи, а существующие меры наказания выглядят совершенно неадекватно содеянному. Он уточнил, что современное законодательство не способствует привлечению виновных к ответственности. Впрочем, это вина и тех, кто формирует это законодательство, в том числе и самого министерства. Из 12 подзаконных актов, подготовленных этим ведомством к федеральному закону № 73 2002 г. об охране памятников, было приняты только четыре!

Тогда же министр уточнил, что по состоянию на 1 января 2009 г. в России на госучете состояло более 80 000 объектов культурного наследия, из них 25　757　— федерального значения, 62　384　— регионального. В октябре 2009 г. А. В. Кибовский, глава Росохранкультуры, выступая на VIII Всероссийском съезде органов охраны памятников в Екатеринбурге, фактически признал, что эти цифры ничем не подтверждены. По его мнению, на составление «паспортов» всех российских памятников культуры потребуется не менее 10 лет. А пока что не подготавливается даже предусмотренный законом ежегодный национальный доклад о состоянии охраны памятников.

18 сентября 2009 г. президент Дмитрий Медведев на заседании президиумов Госсовета и Совета при президенте по культуре поручил правительству РФ создать единый электронный каталог культурных ценностей, доступных каждому. Пожелания президента могут остаться лишь благими пожеланиями, особенно в свете последующих заявлений главы Росохранкультуры. В России не существует не только предусмотренных законном паспортов на объекты культурного наследия, но и Положения о едином государственном реестре памятников истории и культуры, который должен быть создан до 31 января 2010 г. Согласно решению совещания органов охраны памятников РФ, прошедшему 11—13 декабря 2007 г., важность составления положения о реестре была поставлена на последнее место.

*　*　*

Нарастание этих проблем, возникших отнюдь не вчера, никак не повлияло на набиравший обороты процесс получения патриархией имущества и объектов культурного наследия в 2007—2009 гг. Последний год министра Александра Соколова ознаменовался борьбой Рязанского музея-заповедника за свои права и его поражением, слухами о передаче РПЦ всего комплекса Соловецкого монастыря, попыткой выселить Угличский музей из Спасо-Преображенского собора, а Музей истории духовной культуры народов Западной Сибири — из бывшего Архиерейского дома в Тобольском кремле. В тоже время органы управления культурой стали более активно применять новые принципы кадровой политики, которая бы позволила им избежать вовлеченности в церковно-общественные скандалы. Несмотря на то, что Рязанский музей-заповедник согласился передать епархии часть требуемых зданий в Рязанском кремле, М. Швыдкой решил упростить властям последующую приватизацию памятника местным владыкой. Своим распоряжением в декабре 2007 г. он уволил директора музея　— в справедливой надежде, что новый будет более сговорчивым. Вновь, как и ранее, всю ответственность за принятие конкретных решений федеральные чиновники перелагали на местный уровень. Подобная ситуация имела место и в событиях, развернувшихся вокруг музея в Тобольске, с той лишь разницей, что тамошний музей подчинялся областным властям.

Той же осенью 2007 г. управляющий делами патриархии митрополит Климент (Капалин), выступая на объединенном заседании комиссии Общественной палаты по сохранению культурного и духовного наследия и президиума Союза музеев России, в очередной раз сообщил, что РПЦ собирается создать систему собственных музеев, по поводу чего ведет переговоры с Министерством культуры.

Возрождая традицию дореволюционных древлехранилищ, патриархия рассчитывала вовлечь в свои планы музейных сотрудников и использовать их опыт, что позволило бы в дальнейшем облегчить процесс передачи РПЦ памятников древнерусского искусства, а равно избежать новых конфликтов с музейными сотрудниками. Правда, митрополит не уточнил, что должно составить коллекции новых хранилищ, и это породило подозрения в возможной реквизиции уже существующего государственного музейного фонда. Стоит ли говорить, что ничего из сказанного не было сделано, и до сих пор в РПЦ не существует ни одного жизне- и конкурентоспособного собственного музея…

И тем не менее конец года был ознаменован «набегом» федеральных властей на федеральные музеи. 19 ноября 2007 г., на торжествах по случаю 90-летия восстановления патриаршества в России, Президент передал патриарху Алексию (Ридигеру) ковчег с Ризой Господней из собрания Музеев Московского Кремля. И музей и общество были попросту поставлены перед фактом передачи. Позднее (на епархиальном собрании Москвы 24 декабря) патриарх сообщил, что «подписан указ президента Российской Федерации о том, что все мощевики и святыни, находившиеся до сего времени в запасниках музеев Московского Кремля, будут переданы РПЦ».

Ковчег с Ризой ныне находится в храме Христа Спасителя. Приложиться к нему можно, посмотреть — нет…

Начатое в ноябре новый Президент РФ Дмитрий Медведев завершил 30 июня 2008 г., передав патриарху во время проведения очередного Архиерейского собора целый ряд ковчегов-мощевиков из Московского Кремля　— в присутствии почетного караула Президентского полка. Всего было передано 9 реликвий: риза Божией Матери в уникальном ковчеге работы иранских мастеров XVIII в., гвоздь от Креста Господня, частицы мощей св. Иоанна Крестителя, св. равноап. кн. Владимира, свтт. Григория Богослова и Василия Великого, вмч. Феодора Стратилата и др. Вещи были переданы без отчуждения из музейного фонда, что должно гарантировать возможность контроля за их состоянием, однако никаких практических механизмов для осуществления подобного контроля на «территории Церкви», экстерриториальной по отношению к государству, не существует. О том, что эти реликвии так и не обрели достойного места в интерьере Успенского и Благовещенского соборов, где бы они стали доступны и почитанию и осмотру, можно только сожалеть: единый культурный комплекс, способствующий правильному пониманию российской истории, оказался разрушен. Равно достойно сожаления то, что святыни, идейно связанные с местопребыванием верховной российской власти, попали в аляповатый интерьер храма Христа Спасителя. Специалисты не раз вспоминали по этому поводу, что собрание реликвий императоров Священной Римской империи до сих пор пребывает в венской Штаатскамер…

Однако не все передачи проходили столь мирно. 19 декабря 2007 г. во время визита патриарха Алексия (Ридигера) в Николо-Угрешский монастырь директор Московского государственного объединенного музея-заповедника «Коломенское» Людмила Колесникова передала в дар обители икону-мощевик и складень середины XIX в, которые ранее достоверно принадлежали старообрядческой общине. Это вызвало возмущение некоторых руководящих органов «ревнителей старой веры» и требование «возврата церковных святынь их законным владельцам».

После громкого скандала подобные передачи стали совершаться с оглядкой. 6 ноября 2008 г. Федеральная таможенная служба РФ передала главе Русской Православной старообрядческой Церкви митрополиту Корнилию (Титову) 108 икон XVIII—XX вв., конфискованных в Шереметьево. Правда, еще до этого 82 иконы из этой «партии» были переданы РПЦ.

Определенное изменение ситуации, связанное с насыщенностью церковной жизни возвращенными предметами, еще в конце февраля 2007 г. отметил новый директор Санкт-Петербургского государственного музея истории религии Борис Аракчеев, который в одном и своих интервью сказал, что «такой агрессивной позиции: "Отдайте все!", как в начале 1990-х», у РПЦ уже нет. Впрочем, через незначительное время музей был вынужден заключить договора о передаче богослужебных предметов в «безвозмездное пользование» на 3—5 лет Казанскому собору в Санкт-Петербурге (88 предметов) и Вознесенскому собору в Царском селе (75 предметов). Заключение договоров являлось лишь формальным документированием сложившейся ситуации: эти предметы в свое время были отданы в храмы на временное хранение, но так в музей и не вернулись.

Однако не все довольствовались уже имеющимся. 10 декабря 2007　г. секретарь Ярославской епархии направил руководству Угличского государственного историко-архитектурного и художественного музея письмо с требованием в месячный срок освободить здание Спасо-Преображенского собора и передать существующую там коллекцию икон на «ответственное хранение» церкви, одновременно подав на музей в суд. Действительно, еще 29 октября Росимущество заключило с епархией договор об использовании здания, однако музею, естественно, ничего взамен предоставлено не было. Более того, директор музея Валерий Денисов не получал от «федералов» никаких официальных бумаг по этому поводу. Больше того: службы в соборе велись уже начиная с 2004 г., а благотворительные пожертвования делились между собором и музеем поровну. Очевидно, эта равночестность не пришлась протоиерею Александру Шантаеву по душе, и он решил установить в данном деле единоначалие.

Летом 2008 г. по заявлению епархии прокуратура провела проверку и сочла требование о выселении незаконным. По словам председателя комитета историко-архитектурного наследия Ярославской области Юрия Аврутова, вопрос о передаче РПЦ Спасо-Преображенского собора в Угличе находится в стадии обсуждения, поскольку здесь необходимо учитывать интересы музея, которому должны быть предоставлены равноценные площади. Всего же, по его подсчетам, с 2002 г. в Ярославской области патриархии были переданы 277 храмов и 21 монастырь.

Весной 2007 г. продолжился конфликт вокруг Архиерейского дома в Тобольском кремле, где располагался Музей истории духовной культуры народов Западной Сибири. На него претендовал местный архиерей Дмитрий (Капалин), брат тогдашнего управделами патриархии. 30 марта директор Тобольского государственного историко-архитектурного музея-заповедника Е. Акулич подписал приказ о демонтаже экспозиции и закрытии музея для посещений, что нужно было сделать до 28 апреля. Выполнить приказ было невозможно технически, к тому же　это было небезопасно для коллекции. Дело дошло до угроз: в книге отзывов музея неизвестным была оставлена запись «Вам стоит переехать в другое здание, а то мы взорвем вас!». 13 апреля УВД Тобольска было возбуждено уголовное дело по факту угрозы взрыва. Сотрудники музея обратились к общественности, и 18 апреля была принята резолюция, протестующая против закрытия музея. Тогда же возник общественный Комитет спасения Тобольского государственного историко-архитектурного музея-заповедника и был начат сбор подписей за сохранение музея в кремле. Правда, за это время власти успели поменять местного директора — им стала экс-заместитель главы Нижнетавдинского района Светлана Сидорова. 9 июля она успела повторить приказ о закрытии музея, однако 13 июля, после ряда общественных акций, Тюменский областной комитет по культуре отменил его. Впрочем, миссия нового директора — передать музей епархии любой ценой, для многих была очевидна…

Подобный спор в г. Старица Тверской области может разрешиться более-менее благополучно. Здесь с 1975 г. Введенский храм Успенского мужского монастыря занимал краеведческий музей. 28 августа 2007 г. состоялась церемония закладки нового здания музея, на строительство которого федеральный бюджет выделил 320 миллионов рублей. Предполагается, что к 2009 г. музей обретет новое пристанище, а в 2010 г. в Введенском храме возобновятся богослужения.

Как и в предшествующую эпоху, «забота» власти о памятниках церковной культуры оказывалась тесно связана с сиюминутными политическими интересами, в частности　— с выборами в Государственную Думу, прошедшими 2 декабря 2007 г.

15 ноября 2006 г. председатель Государственной Думы РФ и одновременно председатель Высшего совета Всероссийской политической партии «Единая Россия» Борис Грызлов на встрече с митрополитом Петербургским Владимиром (Котляровым) объявил о том, что новая «партия власти» берет на себя заботу о восстановлении храма Феодоровской иконы Божией Матери близ Московского вокзала в Санкт-Петербурге. По итогам встречи был создан эффективно действующий Попечительский совет　— с тем же Б. Грызловым во главе. В результате «лоббирования» интересов храма «Единой Россией» в бюджете на 2008—2010 гг. было запланировано 660 миллионов рублей на его восстановление, и уже в 2009 г. были восстановлены золоченые храмовые купола. Стоит добавить, что благодаря позиции общины и настоятеля восстановление Федоровского собора — одно их немногих реставрационных мероприятий в России, которое не вызывает претензий у общественности и специалистов.

Храм был построен в 1913 г. в честь 300-летия дома Романовых и с тех пор был своеобразным «уголком московской архитектуры» в Северной столице. В 1932 г. приход был закрыт, а помещения храма　—переданы молокозаводу. Есть некоторая историческая логика в участии современной «партии власти» в реставрации здания: одна «партия власти» его построила, другая — разрушала, а третья — восстанавливает. К тому же одной из существенных проблем, которые община решить не могла, поскольку не имела ни финансового, ни тем более административного ресурса, была частная собственность на пристройки к храму.

Однако другая петербургская история, связанная с партией «Справедливая Россия», возглавляемой спикером Совета Федерации РФ Сергеем Мироновым, и созданным ею «попечительским советом», обернулась чистым фарсом. 26 декабря 2006 г. митрополит Владимир на епархиальном собрании посетовал, что епархии никак не удается добиться возобновления регулярных богослужений в соборе свв.　апп. Петра и Павла в Петропавловской крепости, который, по его мнению, должен быть «кладбищем, а не музеем». Эфемерная община собора была зарегистрирована вопреки существующему законодательству еще в начале 1990-х гг. Политтехнологи подсуетились, и уже 31 января 2007 г. митрополит письменно пригласил С. Миронова принять участие в судьбе собора. 14 февраля состоялась встреча митрополита и спикера, на которой было объявлено о создании… «попечительского совета Императорского Петропавловского собора Санкт-Петербурга», который возглавил не кто иной, как С. Миронов. Главной задачей было, естественно, объявлено содействие подписанию «в ближайшее время» договора между епархией и Государственным музеем истории Санкт-Петербурга о совместном использовании Петропавловского собора и об организации в храме регулярных богослужений. В дальнейшем предполагалось создать «условия» для полноценной социально значимой приходской деятельности.

Подобная «приватизация» приходской общиной открытого для всего общества музея не может быть расценена иначе как явление антикультурное. В этом смысле политическое «обезьянничание» (а «справоросский» попечительский совет был явно скопирован с «единоросского»!) оказалось вдвойне обесцененным. В конце 2007 г. «справороссы» на думских выборах с трудом взяли 7% барьер, необходимый для проникновения в высший орган законодательной власти. На этом интерес С. Миронова к Петропавловскому собору себя исчерпал, а попечительствующий совет благополучно «почил в бозе»　— до следующего политического обострения…

В целом Санкт-Петербург показал себя в это время особым городом, где вопрос о сохранении церковной старины и строительстве церковной новизны многих горожан задел за живое и явил обществу специфику отношения священноначалия РПЦ к этим проблемам. Основным местом противостояния стала Петроградская сторона.

В 2006 г. община Князь-Владимирского собора предложила построить в расположенном рядом с храмом Успенском сквере (площадью 2375 кв. м.) административный комплекс и воскресную школу. Здания высотой 10—20 м должны были занять, согласно проекту, площадь 1 196 кв. м. Против постройки выступили жители окрестных домов и некоторые общественные движения. В октябре 2006 г. движение «Зеленая волна», возглавляемое Михаилом Новицким, устроило в сквере праздник «Зеленая веточка», во время которого приглашенные знаменитости, в том числе Михаил Веллер и Борис Гребенщиков, должны были посадить несколько деревьев, что привело к столкновению общественников с духовенством и прихожанами. 26 ноября того же года губернатор Валентина Матвиенко, присутствовавшая на освящении часовни св. Александра Невского рядом с Владмирским собором, осмотрела спорный сквер и однозначно отказалась от возведения здесь каких-либо построек, пообещав собору помощь в приискании другого места для воскресной школы. Однако уже в марте 2009 г. настоятелю Владимирского собора протоиерею Владимиру Сорокину самому пришлось защищать свой храм от угрожающего строительства: проект создания многофункционального комплекса «Набережная Европы» между Тучковым и Биржевым мостами полностью закрывал вид на собор со стороны Васильевского острова и центра города, позволяя созерцать его лишь сквозь узкий «видовой коридор». Впрочем, настоятель считает протесты бесперспективными, поскольку за проектом стоят «большие деньги».

В сентябре 2008 г. Петроградка (так называют Петроградскую сторону　— исторический район Санкт-Петербурга) выступила с протестом против строительства храма в честь св. блаж. Ксении Петербургской, который предполагалось возвести на месте единственного в округе сквера　— на пересечении Малого проспекта и Лахтинской улицы. Было также выражено опасение, что в ходе строительства могут пострадать соседние ветхие здания. Между тем храма здесь прежде не было, просто разработчики проекта (в частности архитектор Геннадий Фомичев) полагали, что в конце XVIII в. блаженная Ксения проживала где-то поблизости.

Другой конфликт развернулся неподалеку. Еще в 2001 г. петербургский Комитет охраны и использования памятников поставил на охрану фундаменты храма св. апостола Матфея на Большой Пушкарской улице, построенного в 1790 г. и перестроенного в 1889—1890　гг. Матфеевская церковь была разрушена в 1932 г.　— на ее месте был разбит сквер. В 2008 г. фонд «Православие» во главе с Сергеем Аракеловым получил в Комитете по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры разрешение на археологическое исследование фундаментов (естественно, с целью последующего восстановления храма). Это вызвало протест местных жителей, озабоченных сохранением зеленой зоны в центре города, которые не были согласны ни с проведением раскопок, ни с будущим строительством. Летом того же года горожане отправили соответствующее письмо в администрацию Санкт-Петербурга, собрав более 100 подписей под ним. Радетели строительства обвиняли своих противников, выгуливавших на месте бывшего храма собак и детей, в кощунстве. Однако после того, как выяснилось, что фонд «Православие» не имеет разрешения-благословения от епархии на организацию в планируемом храме приходской жизни и что С. Аракелов не рассчитался с археологами за проведенные исследования, дело о Матфеевском храме само собою заглохло.

Подобные протесты горожан против «церковного строительства» в свободных зонах хорошо вписываются в местную гражданскую активность против «уплотнительной застройки» вообще. Известен единственный протест горожан с околорелигиозной мотивировкой против нецерковного строительства, отчасти поддержанный епархией. 2 июля 2008 г. рядом со станцией метро «Ломоносовская» состоялся митинг против строительства здесь торгово-развлекательного центра «Микромир». Поводом для протеста послужила информация, что непосредственно здесь и поблизости располагались православное кладбище, Преображенский собор и церковь Святого Духа, что были снесены в тридцатые годы прошлого века.

Нужно упомянуть еще одно событие. Осенью 2008 г. игуменья Новодевичьего монастыря в Петербурге София (Силина) обратилась в правительство Петербурга и его Законодательное собрание с протестом против строительства компанией «ЛЭК» высотного комплекса «Империал» в районе Киевской и Черниговской улиц. По мнению игуменьи и сестер, строительство в охранной зоне монастыря зданий высотой 74 метра портит вид на храмовый комплекс, являющийся памятником федерального значения. По ее мнению, новые постройки вокруг монастыря разрушают храмовую доминанту купола главного монастырского собора. Из письма настоятельницы следовало, что проектно-сметная документация не прошла необходимых согласований, строительные работы велись без разрешения, была нарушена санитарная охранная зона Новодевичьего кладбища, проект не обсуждался на общественных слушаниях, отсутствовала виза федеральных органов охраны памятников. Согласно проекту «Правил землепользования и застройки», высота зданий в данном районе не может превышать 35 м. Однако разрешение на строительство было дано Комитетом по градостроительству и архитектуре еще 27 февраля 2006 г.! Эта история показательна для отношения городской администрации к своему городу, но тема охраны памятников в Петербурге эпохи Валентины Матвиенко несомненно заслуживает отдельного разговора…

Ревность игуменьи Софии о сохранении монастыря в качестве пространственной доминанты была бы похвальна, если бы не была столь избирательна и эгоистична. Если бы не непосредственная «угроза» собственной обители, строительство вряд ли бы вызвало монашеские протесты. Пример тому　— гробовое молчание и духовенства, и митрополита, и патриарха по поводу строительства пресловутого «Охта-центра» в Петербурге. Здесь как нигде пригодилась бы фраза из игуменского письма: «высотность жилых зданий 74 м при высотности Казанского храма до 20　м, Воскресенского собора 43 м, проектируемой колокольни 57 м нарушает традиционные принципы городского зодчества Санкт-Петербурга». Между тем высота газовой высотки (403 метра!) в 5 с половиной раз превосходит высоту «Империала», вызвавшего недовольство новодевичьих сестер.

Молчание Петербургской епархии по поводу предполагаемого строительства башни Газпрома — один из наиболее характерных примеров демонстрируемого московской патриархией равнодушия к судьбам культуры, а равно　и нежелания вступать в конфликт с властными структурами. Редкие исключения лишь подтверждают правила. В сентябре 2007 г. приглашенный на заседание Градостроительного совета председатель Епархиальной комиссии по архитектурно-художественным вопросам игумен Александр (Федоров), ссылаясь на достоверный факт существования на месте будущего строительства храмов и кладбищ, высказался (правда, в частном порядке) следующим образом: «в цивилизованном обществе полагается учитывать мнение и Церкви и народа о том, имеет ли смысл вообще строить на месте церквей и захоронений». По поводу самого проекта он заметил, что «любое вторжение в невскую панораму губительно».

Предлагаемый «газоскреб», который стремится вознестись «главою непокорной» много выше знаменитого Александрийского столпа, нарушает не только существующий высотный регламент. Подавляя купола Смольного собора, он нарушает устоявшуюся традицию, ограничивающую высоту зданий в центре города не столько крышей дворца царя земного, сколько главой храма Царя Небесного. Впрочем, было бы странно, если бы в светском государстве строительство регламентировалось соображениями подобного рода: ведь еще Устав строительный, принятый в Российской Империи, 198-ой статьей своей соотносил высоту зданий не с вертикалями храмов, но с шириной улиц. И тем не менее православный голос в защиту местных традиций мог бы занять достойное место в петербургском хоре несогласия.

Молчание можно было бы объяснить привычным сервилизмом епископата, для которого Газпром и госвласть есть основные источники материальной и политической выгод. Однако к проблеме стоит подойти и с культурологической стороны. Пользуясь архетипами церковной истории, я не могу рассматривать проект строительства небоскреба на невских берегах иначе, чем акт иконоборчества, направленный на уничтожение образа града святого Петра. Иконоборчество всегда было императорской ересью, в которой охотно принимало участие провинциальное духовенство. Однако в каждую эпоху иконоборчество имело свои конкретно-исторические причины, и в данном случае они видятся нам в глубинной и подсознательной неприязни к городу и его культуре со стороны его руководителей.

Одно из главных действующих лиц этой истории, представляя проект, высказалось в том духе, что «горожане должны быть счастливы», когда к ним приходит такая компания, как Газпром. Сказанное　— проговор по Фрейду. Подобная позиция противопоставляет руководителей города всему остальному городскому сообществу. Из-под спуда культурных наслоений подчас выглядывает мелкий провинциал, которому чужд культурный облик имперской столицы. Подобное можно объяснить проблемами индивидуального характера, в духе знаменитого лермонтовского:

И что за диво?.. Издалека...

На ловлю счастья и чинов

Заброшен к нам по воле рока;

Смеясь, он дерзко презирал

Земли чужой язык и нравы…　—

и так далее. Только дело, увы, не в отдельных персонах, но в резком общем изменении культурного фона города, а также в провинциализации его руководства (в том числе и церковного). Глубинное противостояние старого города и новых горожан　— закономерный итог миграционных процессов, зорко подмеченный выдающимся исследователем русской культуры Александром Михайловичем Панченко, процитировавшим известные строки: «Питер меня вытер, а я ему отомстил — в лаптях по Невскому походил». Сегодня лапти приобретают форму дерзких небоскребов…

Изменение культурной среды Петербурга хорошо почувствовала Елена Шварц, истинно петербургский поэт, которая написала в поэме «Черная пасха»:

Я думала — не я одна, —

Что Петербург, нам родина, — особая страна,

Он запад, вброшенный в восток,

И окружен, и одинок...

Но рухнула духовная стена —

Россия хлынула — дурна, темна, пьяна.

Где ж родина? И поняла я вдруг:

Давно Россиею затоплен Петербург...

Где ж картинка голландская, переводная?

Ах, до тьмы стая мух засидела, родная,

И заспала тебя детоубийца —

Порфироносная вдова,

В тебе тамбовский ветер матерится

И окает, и цокает Нева…

Сегодня разрушение Петербурга продолжается, и митрополия культурной столицы России немало способствует тому　— своим отношением к происходящему. Впрочем, не только митрополия, но и патриархия. Так совпало, что на время одного из последних визитов патриарха Кирилла (Гундяева) в Санкт-Петербург, а именно 10 октября 2009　г., пришлось не только самое крупное выступление горожан против строительства «Охта-центра», но и начало прокурорского расследования по поводу него, начатое по запросу министра культуры А. Авдеева. Его Святейшество был в курсе. И жил он близ Охты, и служил в тот день на Охтинском кладбище панихиду по своим родителям　— протоиерею Михаилу и Раисе. И люди шептались: «Он же умный, он же питерский, ну не может он не высказаться, такой день, одно к одному сходится». Но патриарх не высказался　— ни кулуарно, ни в прессе. Зато о ту же самую пору председатель правления ОАО «Газпром» Алексей Миллер был приглашен на 200-летний юбилей Духовной Академии.

Молчание патриарха объясняется не только тем, что все «питерские», переезжающие в Москву, перестают быть «питерскими» и становятся «московскими», коих судьба петербургской культуры уже не занимает. В этой истории патриарх ясно продемонстрировал свои общественные приоритеты: вопросы сохранения Петербурга и его культуры днесь подчинены «добрым отношениям» с властями предержащими и крупным бизнесом, поскольку именно от них зависит материальное благополучие властей церковных. Впрочем, как известно, подобной болезни подвержено не только священноначалие РПЦ, но и другие замкнутые профессиональные объединения. За строительство «Охта-центра» публично высказались некоторые культработники Петербурга, в частности, М. Боярский и В. Гергиев. А группа ведущих российских археологов не только признала «недостаточно обоснованным с научной точки зрения и практически неосуществимым с точки зрения методов консервации и сохранения объектов наследия предложение по сохранению фортификационных сооружений» Ландскроны и Ниеншанца ««in situ» на значительной площади в рамках археологического музея-заповедника», допустив лишь «возможность музеефикации отдельных элементов построек и фрагментов фортификационных сооружений на участке строительства», но и выразила готовность раскопать средневековые укрепления «на снос», что уничтожает выявленные объекты культурного наследия и расчищает дорогу будущему строительству.

Все это происходило на фоне празднования 150-летнего юбилея Императорской Археологической комиссии, наследницей которой является вся современная отечественная археология. В свое время председатель Комиссии А.　А. Бобринской не боялся выступить против строительства «доходных и безобразных небоскребов» в исторических городах России. Впрочем, 17 января 2010 г. группа ученых, среди которых археологи академик А.　Н.　Деревянко и профессор А.　Н.　Кирпичников, обратилась к министру культуры РФ А. А. Авдееву с просьбой принять меры к сохранению объектов археологического наследия на месте предполагаемого строительства «Охта-центра», ссылаясь на историко-культурную экспертизу значимости открытых памятников и реальной возможности их сохранения, ранее проведенную Институтом истории материальной культуры РАН.

*　*　*

В целом 2008 г. прошел неожиданно спокойно. И не только из-за насыщенности рынка духовных потребностей церковной стариной. Этому существовало политическое объяснение: новые премьер и президент формировали основы своей дальнейшей деятельности, а общество к этому внимательно присматривалось. К тому же основные силы патриархии были брошены на организацию искусственного юбилея 1020-летия Крещения Руси. Юбилей был задуман в Киеве как средство консолидации украинского Православия, однако в Москве решили сделать все, чтобы представить патриархию главным действующим лицом данного события. Лишь защитники Рязанского кремля были постоянно теснимы властями и местным епископом в рамках того процесса, что был запущен с увольнением директора музея Л. Максимовой в конце 2007 г.

Впрочем, передача президентом РФ Дмитрием Медведевым ковчегов с мощами　— из Московского Кремля в храм Христа Спасителя 　—во многом задала вектор будущего развития. Передача состоялась 30　июня 2008 г., а уже осенью в нашей истории произошло несколько важных событий. Еще в июне Нижегородская епархия обратилась в Министерство культуры с просьбой передать икону «Богоматери Владимирской Оранской» в Оранский мужской монастырь. Икона, список с Владимирской Богоматери из Успенского сбора Московского Кремля, была создана в 1634 г. и стала духовной основой созданной в местности Орано поле пустыни (с 1866 г. — общежительного мужского монастыря). В 1920 г. монастырь был закрыт, и в последнее время икона хранилась в фондах Нижегородского государственного историко-архитектурного музея-заповедника. Однако в 1993 г. обитель была возрождена, и к 2008 г. здесь завершился первый этап восстановления церковных зданий.

В соответствии с распоряжением нового министра культуры РФ А.　Авдеева за №　1543-01-57/07 от 21 августа 2008 года Владимирская Оранская икона Божией Матери передавалась Нижегородской епархии. О　подробностях события рассказали на совместной пресс-конференции (Данилов) и руководитель Росохранкультуры по Приволжскому федеральному округу Дмитрий Мусин. Икона передавалась епархии на три года — при условии контроля над ее состоянием со стороны музейных работников. В случае надлежащего с иконой обращения срок передачи мог быть продлен. При этом было отмечено, что епархия выполнила все требования, касающиеся безопасности и температурного режима хранения. Подобный опыт у епархии имелся: в 2005 г. Макарьевскому Желтоводскому монастырю была передана икона основателя данного монастыря　— прп. Макария; состояние ее за истекшие три года не вызвало нареканий специалистов. 5 сентября икона Божией Матери была перенесена в Спасский кафедральный собор Нижнего Новгорода, а 8　сентября — в монастырь в селе Оранки, где была помещена в зимний храм Рождества Пресвятой Богородицы. А.　Авдеев был назначен на должность министра 12 мая, и это был его первый самостоятельный ход в отношениях с РПЦ, ввиду чего он решил присутствовать на передаче лично. При всем при том и общество и сам чиновник прекрасно понимали, какой «месседж» формулировала власть, назначая министром культуры профессионального дипломата.

10 сентября 2008 года, сразу после поездки министра в Нижний, состоялась его первая встреча с патриархом Алексием (Ридигером). Кроме разговоров о возможности передачи иконы Ветхозаветной Троицы, приписываемой руке прп. Андрея Рублева, из Третьяковской галереи в Троице-Сергиеву лавру, обсуждался вопрос и о важности правильной реставрации переданных патриархии храмов.

Последняя проблема не переставала быть одной из драматичных. Заместитель министра культуры Андрей Бусыгин, выступая 30 октября на научно-практической конференции Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, предложил РПЦ самой готовить в своих учебных заведениях специалистов по реставрации и охране памятников старины, что в будущем должно облегчить создание в храмах музеев и древлехранилищ.

В тот же день патриарх направил официальное письмо в Государственную Третьяковскую галерею с просьбой передать икону Троицы в Троице-Сергиеву Лавру　— на время престольного праздника. Общее мнение расширенного реставрационного совещания, основывавшееся на физическом состоянии иконы, было практически единогласным　— икону нельзя перемещать за стены хранилища. Общим было и мнение, что «если бы мы были цивилизованной страной, министр, осмелившийся озвучить это предложение, на следующий день подал бы в отставку». Музейные чиновники не рискнули войти в конфликт с ведущими экспертами в области иконописи и реставрации. Патриарху вежливо отказали. 5 декабря патриарх скончался… Совершившийся отказ словно подвел итог его культурной политики.

С избранием в 2009 г. нового патриарха Кирилла (Гундяева) на церковно-музейном фронте воцарилось некоторое затишье, подобное тому, что случилось в 2008 г. при смене государственной власти. Пожалуй, только в Пскове ситуация накалилась в связи с неопределенностью судьбы Спасо-Мирожского монастыря　— с уникальным Преображенским храмом и фресками XII в. Два события начала года практически совпали: 17 февраля в Псков прибыл новый и. о. губернатора Андрей Турчак, а 19 февраля заместитель министра культуры А. Бусыгин направил в администрацию Псковской области　письмо № 1001-01-55\5-АБ, в котором говорилось, что «органы исполнительной власти Псковской области неправомерно распорядились федеральной собственностью, закрепив объекты монастыря на праве оперативного управления» за местным музеем. Ведь еще 1 декабря 2007 г. появилось распоряжение территориального управления Росимущества о передаче заповедника в казну РФ. Здесь же сообщалось, что Псковская епархия обратилась в министерство с просьбой передать ей монастырский комплекс, «исключив» из него только Спасо-Преображенский собор. Министерство «полагало целесообразным рекомендовать администрации Псковской области провести согласительное совещание с участием представителей всех заинтересованных сторон для выработки консолидированного решения по указанному вопросу». «Передача в казну», по аналогии с событиями в Костромском музее-заповеднике, рассматривалась в Пскове как однозначный предлог для передачи всего комплекса зданий РПЦ. Государственный комитет Псковской области по культуре (в лице его тогдашнего председателя Натальи Сергеевой) возражал по поводу передачи архитектурного ансамбля Мирожского монастыря в пользование епархии.

Возможность такой передачи вызвала недовольство местной общественности, которая скептически относилась к способностям митрополита Евсевия (Савина) распоряжаться памятниками культуры. Это мнение разделяли и московские реставраторы, в частности Владимир Сарабьянов, давший обширное интервью газете «Псковская губерния», и Савва Ямщиков. Незадолго до кончины, заставшей его в Пскове 19 июля 2009 г., он с болью говорил о «безразличии представителей церкви к градостроительной политике отдельных начальников и чиновников, позволяющих возводить жилые дома, театры, магазины рядом с редкими по красоте церквями». По его мнению, священноначалие Псковской епархии словно не замечает трагедии гибнущего древнего города, но только подливает масла в огонь своими неадекватными поступками. Говорил он и о церкви Богоявления в Запсковье XV　в., подвергшейся евроремонту (!).

Не менее категоричен был и губернатор, возглавивший весной 2009 г. попечительский совет по восстановлению Мирожского монастыря, который заявил, что Псковская епархия не способна «правильно, грамотно и профессионально не то чтобы восстанавливать фрески Спасо-Преображенского собора Мирожского монастыря, а просто содержать собор в должных условиях температурного режима и режима влажности». Поэтому реставрацией будет заниматься музей, а епархия, как и ранее, «раз в год будет проводить там службы, не более того». Впрочем, это произошло после того как из федерального бюджета Псковской области было выделено 45 миллионов рублей на реставрацию памятников культуры. Новый глава областного комитета по культуре Зинаида Иванова заявила, что хранителем собора останется Псковский музей-заповедник, а остальные объекты монастыря (Стефановская церковь, дом настоятеля, братский корпус) останутся в безвозмездном пользовании монашеской общины. Однако «безвозмездное пользование» протекало далеко не безоблачно. В 2008 г. монастырский настоятель иеромонах Николай (Биличенко) вознамерился организовать «православное кафе» в охранной зоне Мирожи рядом со Стефаниевской церковью.

Это были не единственные проблемы Псковской епархии. За год до того комиссия управления Россвязьохранкультуры по Северо-Западному федеральному округу, приехавшая в Псков 6 декабря 2007　г., подтвердила существенные «нарушения» в епархиальной реставрации храма св. ап. Иоанна Богослова XVI в. в Савво-Крыпецком монастыре, основанном в 1485 г. и закрытом в 1923 г. Собственно, еще 28 сентября 2007 г. председатель псковского отделения ВООПИК Ирина Голубева, ее заместитель Антонина Тарасова, археолог Борис Харлашов, архитектор-реставратор Галина Гофман и начальник отдела охраны объектов культурного наследия комитета Псковской области по культуре и туризму Людмила Солдатенко посетили монастырь и увидели, что в ходе проводимой «реконструкции» памятник церковной старины XVI в. оказался фактически уничтоженным. Реставрация велась безо всякого проекта; монастырский архитектор Александр Кузнецов прямо заявил, что «главный архитектор» здесь отец наместник — архимандрит Дамаскин (Сахнюк, 1946—2007) из постриженников Псково-Печерского монастыря. В результате его «архитектуры» была разрушена старинная галерея, соединявшая собор и колокольню　— на ее месте возник новодел; трапезный храм был надстроен современным кирпичом, а древняя кирпичная кладка была обмазана цементом, который ее погубит. В Святом озере били фонтаны, соответствующие провинциальному вкусу настоятеля… Монастырь собирался согласовать новоделы задним числом.

Никто не понимал сути претензий, полагая, что если разрушается старый храм, надо просто построить новый, поскольку монастырь «должен развиваться». 27 октября 2007 г. информационная служба Псковской епархии ответила агрессивной отповедью на сформулированные претензии «общественных проверяющих». Она заявила, что работа шабашников обходится раз в двадцать дешевле, чем реставрационные услуги псковских организаций. Говорилось также, что неверующий человек, который относится к монастырю как к памятнику, «не понимает сути Православной веры и не принимает законов нашей Церкви, не может заниматься реставрационными работами такого уровня». Из всего сказанного в епархии поняли, что главная суть претензий — в том, что работы были проведены без разрешения, а не в том, что уничтожается церковная старина. Так думают не только во Пскове, за этим скрывается официальная позиция священноначалия РПЦ. Дальнейшее развитие драмы было перервано свыше. 29 ноября архимандрит погиб в ДТП буквально в нескольких километрах от монастыря…

На этом фоне появилось сообщение о возможности скорой передачи РПЦ собора Рождества Богородицы Снетогорского монастыря　— с сохранившимися фрагментами уникальных фресок начала XIV　в. Еще в январе 2007 г. председатель Государственного комитета Псковской области по культуре Виктор Остренко провел рабочее совещание по данной проблеме. Было предложено разработать проект использования храма; только после этого можно было бы вести разговор о передаче собора монастырю.

Еще в 1996 г. было подписано соглашение с монастырем о возможности проведения в храме единственной службы в году (на престольный праздник). Во время посещения монастыря комиссией Россвязьохранкультуры в декабре 2007 г. епархия выразила просьбу о восстановлении высокого иконостаса, а также о возобновлении в соборе регулярных богослужений. Тогдашний глава Северо-западного управления В. Калинин считал, что главное в решении вопроса　— «правильно составленные охранные договора», а не их исполнение. Однако органы охраны ничего не сказали по поводу строительства в монастыре огромного четырехэтажного корпуса, закрывавшего вид на Рождественский собор: меж тем по проекту корпус был двухэтажный. Впрочем, к началу 2010　г. никаких изменений в статусе храме не произошло.

Недоумение вызывало не только отношение псковского духовенства к собственной исторической памяти, но и к современному церковному искусству. Так, печальная судьба ожидала иконостас работы известного иконописца архимандрита Зинона (Теодора), созданный в 1988 г. для придела прп. Серафима Саровского в Свято-Троицком соборе Пскова. В 2008 г. стало ясно, что иконостас разрушается, в том числе и из-за проведенной в собор в 2003 г. системы отопления. Поскольку епархия не предпринимала никаких мер для спасения иконы, 5　ноября в малом зале Псковского областного Собрания депутатов прошел круглый стол, на котором обсуждался вопрос о постановке на государственную охрану икон работы архимандрита. Удивляла не только позиция епархии, но и то, что «реставрация» икон была поручена Александру Кетросану, местному иконописцу, в чьей компетентности приходилось сомневаться. Состояние и судьба этих икон остаются неизвестными…

*　*　*

Мнимое затишье 2008—первой половины 2009 г. в области передачи памятников церковной старины для нужд РПЦ и патриархии обернулось очередной бурей в конце того же года, чтобы продолжиться и в следующем. Похоже, процесс поиска нового курса, вынесенный в заглавие этой главы, завершился. Курс был найден.

Однако для создания цельной картины происходящего стоит несколько переместиться во времени. Взирая на повседневные споры о культуре и принимая в расчет экономические сложности нового времени, власть убедилась в необходимости закрепить решение указанных проблем на законодательном уровне, как если бы передача имущества религиозным организациям не в пользование, но в собственность снимала с государства ответственность за охрану памятников культуры и существенно облегчала финансовое бремя их реставрации.

В череде событий, сопутствующих процессу передачи патриархии памятников старины в «эпоху Путина», знаковой стала встреча Президента с членами Архиерейского собора 6 октября 2004　г. Характерно, что право задать ключевой вопрос было предоставлено архиепископу Тобольскому и Тюменскому Дмитрию (Капалину), родному брату тогдашнего управделами патриархии митрополита Климента. Епископ попросил принять «специальный закон о возвращении в собственность церковного имущества». Он подчеркнул, что речь не идет о полной реституции, но нужно определить рамки будущего процесса возвращения церковной собственности. Он указал на первостепенную важность возвращения икон и святынь из музейных собраний, а также передачи вместе с храмами имущественной «инфраструктуры», обеспечивающей социальную деятельность церкви. Возможные исключения и особый подход касались объектов, внесенных в список всемирного наследия ЮНЕСКО. В ответном слове Президент предложил восстанавливать историческую справедливость исходя из реалий современности: «Вопрос в том, как это сделать аккуратно, чтобы не навредить ткани отношений, которые сложились на сегодняшний день в обществе, не навредить самим объектам». Если сегодня вернуть все, то церковь будет просто не в состоянии это «все» восстановить и содержать. Но готовить такое решение, безусловно, нужно. Президент пообещал «эту тему потихонечку двигать дальше» вместе с патриархом.

Знали ли участники диалога, что в сентябре 2004　г. в Министерстве экономического развития уже были готовы концепция и проект подобного закона, получившего название «О передаче находящихся в государственной или муниципальной собственности зданий и сооружений религиозного назначения, а также земельных участков, на которых расположены указанные здания и сооружения»? Законопроект был направлен на формирование открытых процедур предоставления имущества, предназначенного для использования в функциональных целях только религиозными организациями. Он предусматривал, что передача в собственность объектов недвижимости, являющихся объектами культурного наследия, должна осуществляться с соблюдением порядка, предусмотренного статьей 29 Федерального закона от 21　декабря 2001　г. №　178-ФЗ «О приватизации государственного и муниципального имущества». Этой статьей предписывалось, что объекты культурного наследия могут приватизироваться при условии их обременения обязательствами по содержанию, сохранению и использованию. Охранное обязательство оформляется одновременно с заключением сделки приватизации (в случае с религиозной организацией　— одновременно с принятием решения о передаче имущества в собственность). Оно должно включать в себя требования к содержанию объекта культурного наследия, условия доступа граждан, порядок и сроки проведения реставрационных работ. Однако сами «требования» до сих пор продолжают оставаться неопределенными. Предусматривалось, что переход прав на имущество религиозного назначения, обремененное охранным обязательством, не влечет за собой прекращение этого обязательства, а ограничения прав собственника, предусмотренные им, простираются вплоть до их отмены. Характерно, что именно в этих условиях со стороны правительства устами А.　Себенцева был поставлен вопрос об установлении «пределов полномочий контролеров и прав самой религиозной организации при проведении контрольных мероприятий».

Вопросы о практике передачи имущества религиозным организациям в контексте новых законодательных инициатив рассматривались уже на заседании Комиссии по вопросам религиозных объединений при правительстве РФ 18　февраля 2005　г. Эпоха председательства в Комиссии министра культуры Александра Соколова полностью преобразила культуру ее взаимоотношений с обществом　— деятельность Комиссии осуществлялась гласно и прозрачно. К заседанию была подготовлена Справка к вопросу о существующем порядке передачи. Здесь отмечалось, что статья 63 Федерального закона №　73-ФЗ, вводя мораторий на приватизацию объектов культурного наследия, не имеет в виду запрета на передачу их в собственность религиозных организаций. Вместе с тем указанный мораторий запрещает регистрацию прав собственности на объекты культурного наследия. Поэтому, исходя из требований Закона от 23　июля 1997　г. №　122-ФЗ «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним», передача любого объекта культурного наследия в собственность или пользование противоречит законодательству.

Подготовленная справка позволила сделать общественнозначимое заключение, что в современных условиях законодательная инициатива «О передаче в собственность религиозных организаций находящихся в государственной или муниципальной собственности культовых зданий и сооружений» представляется излишней, а текст законопроекта не содержит новых правовых норм, хотя имеет несомненное стимулирующее значение. Оценивая существующую практику передач, Росимущество указывало, что процедура требует подачи в общем пакете документов именно проекта охранного договора, а не уже подписанного документа. Приводилась некоторая статистика за 2001—2004　гг.: в территориальные управления Росимущества поступило 415 обращений от религиозных организаций о передаче объектов культурного наследия религиозного назначения, по 133 обращениям заключены договоры безвозмездного пользования, по 5 были даны мотивированные отказы, по 30 обращениям даны промежуточные ответы из территориальных управлений, без рассмотрения осталось 100 обращений.

Однако за полгода ситуация изменилась, возможно из-за давления сверху. На заседании Комиссии 24　июня　2005　г. вновь шла речь о проблемах передачи имущества религиозным организациям. Минэкономразвития России совместно с Минюстом России и Росрегистрацией было предложено при участии заинтересованных сторон проработать предложения о внесении изменений в существующее Положение о передаче. Основные претензии были высказаны Роскультуре, в частности, в области соблюдения сроков рассмотрения проектов решений правительства, направляемых в этот орган на согласование, а также о необходимости обязательного участия его представителей в заседаниях Комиссии. Было рекомендовано, очевидно, по горячим следам событий вокруг Ипатьевского монастыря в Костроме, подготовить предложения о порядке рассмотрения обращений религиозных организаций, претендующих на имущество, в котором размещаются музеи субъектов Российской Федерации и муниципальных образований. Несмотря на то, что еще в феврале принятие нового закона было признано нецелесообразным, Минэкономразвития было предложено разработать и представить на рассмотрение Комиссии в сентябре-октябре 2005　г. проект концепции федерального закона, регулирующего вопросы передачи религиозным организациям имущества религиозного назначения. Также было сообщено и о разработке Минкультуры России проекта федерального закона о внесении изменений в Федеральный закон «Об объектах культурного наследия» в части ответственности владельцев указанных объектов за нарушение положений охранных обязательств.

К этому заседанию Комиссии была предложена очередная справка Росимущества к вопросу о проблемах передачи и предложениях по совершенствованию нормативно-правовой базы, регулирующей эту передачу. Были отмечены проблемы, связанные с передачей патриархии объектов технического назначения, построенных на территории культовых зданий в советский период. Предполагалось, что в законодательстве необходимо предусмотреть возможность передачи религиозным организациям зданий с пристройками и надстройками как «неотделимыми улучшениями» в виде единых имущественных комплексов. Предлагалось уточнить перечень объектов, подлежащих передаче, в том числе упоминаемое в распоряжении №　490 понятие «иные культовые комплексы». Это предложение было вызвано тем, что Роскультура не согласовывала передачу указанных объектов, обосновывая свой отказ тем, что они используются в религиозных целях.

Было отмечено, что согласование вопросов передачи с Роскультурой занимает по времени от 1,5 до 6　месяцев, значительно тормозя весь процесс. К тому же этот орган не согласовывает передачу религиозного имущества, когда в объектах находятся музеи субъектов Российской Федерации и муниципальных образований, и требует предоставления федеральных площадей для перевода областных и республиканских музеев. В своем ответе на претензии (№　02-11-818пр от 20　сентября 2005　г.)　в аппарат правительства заместитель руководителя Роскультуры А.　Голутва признал, что срок рассмотрения проектов решений правительства о передаче религиозных памятников не должен превышать 30　дней. Однако вопрос освобождения культовых памятников связан с судьбой расположенных в них учреждений культуры, вывод которых требует времени и больших финансовых затрат. Поэтому, в качестве промежуточной стадии, религиозным организациям традиционно предлагается вариант совместного использования здания на основе соответствующего договора.

Одной из проблем было признано и то, что в большинстве случаев подразделения Росрегистрации отказываются регистрировать право безвозмездного пользования, поскольку Гражданским кодексом не установлены требования об обязательной государственной регистрации договора пользования как сделки. Сторонники регистрации указывали, что в силу статьи　131 Гражданского кодекса и статьи　4 Федерального закона «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним» право, возникающее на основании договора безвозмездного пользования, является ограничением права собственности и подлежит государственной регистрации в Едином государственном реестре прав. Такая регистрация может производиться по инициативе лица, не являющегося правообладателем, в том числе и по заявлению религиозной организации.

Непосредственно после заседания управделами патриархии митрополит Климент (Капалин) прокомментировал существующие проблемы. Среди них он отметил сложность получения религиозного имущества в собственность. Дальнейшая судьба передаваемых объектов, по его словам, зависела от разделения государственной собственности на федеральную и муниципальную, что до сих пор законодательно не закреплено, тем более что муниципалы охотнее передают культовые здания в собственность церкви. Митрополит упрекнул Федеральный закон «Об объектах культурного наследия» в том, что он тормозит и без того громоздкую процедуру передачи, и отметил, что нынешнее законодательство не предусматривает специальной формы передачи изъятого в свое время имущества религиозных организаций. Из этого выступления стало очевидно, что предложение разработать специальный закон, который регулировал бы вопросы возвращения имущества религиозного назначения, исходило непосредственно от патриархии.

Новый законопроект и концепция вновь рассматривались на заседания Комиссии 25　октября 2005　г. Проект Закона «О передаче находящихся в государственной или муниципальной собственности зданий и сооружений религиозного назначения, а также земельных участков, на которых расположены указанные здания и сооружения» включал в себя всего 4 статьи. Первая утверждала, что религиозные организации имеют право безвозмездно приобрести в собственность для использования в функциональных целях здания, построенные для совершения богослужений и религиозного образования. Ограничения вводились для объектов, которые закреплены за учреждениями или предприятиями на праве оперативного управления или хозяйственного ведения. Таким образом, в проекте речь шла не о восстановлении прав собственности, а об их приобретении вновь. В том случае, если эти объекты уже переданы в безвозмездное пользование, право возникает автоматически с момента вступления в силу федерального закона. Передача в собственность предусматривала обращение религиозной организации в уполномоченный орган. Ограничения были предусмотрены в соответствии с Законом №　178-Ф3 «О приватизации государственного и муниципального имущества», в частности　статьями　31 и 29, касающимися возможного обременения и самой процедуры. Для принятия решения отводился двухмесячный срок при наличии оснований для передачи, под которыми понимались функциональное назначение, конфессиональная принадлежность и отсутствие пользователей. Передача объектов культурного наследия сопровождалась обременением по сохранению, содержанию и использованию в соответствии с «требованиями», которые так и не были сформулированы законодательно.

Концепция проекта свидетельствовала о необходимости установления единообразного порядка передачи культовых зданий и сооружений религиозным организациям на праве собственности или безвозмездного пользования. Несмотря на то, что в феврале признавалось, что к настоящему времени сложилась детально проработанная процедура передачи имущества религиозным организациям, новая концепция отмечала, что в стране не были законодательно установлены многие важные моменты, связанные с такой передачей. К подобным моментам были отнесены критерии признания религиозного имущества таковым; критерии выбора способа передачи имущества в собственность или в пользование, основания для прекращения договора о безвозмездном пользовании; порядок инициирования передачи; исчерпывающие требования к документам, подтверждающим права религиозных организаций; порядок и критерии передачи имущества, не имеющего религиозного назначения, но необходимого религиозным организациям для осуществления своих функций и связанного с объектом религиозного назначения по территориальному, архитектурному или иному признаку; порядок рассмотрения ходатайств о передаче имущества; основания отказа в их удовлетворении;　особенности порядка передачи имущества религиозным организациям, если оно уже используется государственными или муниципальными органами; согласительные процедуры урегулирования отношений с фактическими пользователями имущества, являющегося объектом передачи, и др. По мнению разработчиков, процедура не должна была нарушать принцип безвозмездности передачи, однако не могла и препятствовать религиозным или общественным организациям оказывать содействие фактическим пользователям имущества в поиске иного места размещения.

Закон и концепция были приняты за основу. Законопроект было рекомендовано включить в план деятельности правительства на 2006　г. Эта тема была продолжена на Комиссии 21　декабря 2005　г. Здесь обсуждались очередные предложения по внесению изменений и дополнений в положение о порядке передачи, а также вопросы распределения и использования финансовых средств, предусмотренных в бюджете для поддержки реставрационных работ по сохранению памятников истории и культуры, переданных в пользование религиозным организациям. Было указано, что финансирование таких работ может быть осуществлено только при наличии у религиозных организаций согласованной проектно-сметной документации. Минкультуры и Роскультуре было поручено провести совместную проверку своевременности финансирования таких работ.

Не секрет, что появление нового законопроекта было частью общей политики правительства, которое в июне 2004　г. выдвинуло законодательную инициативу по . Это было подано как единственно возможная мера по сохранению культурного наследия. Правительство Санкт-Петербурга, одним из первых выдвинувшее идею приватизации памятников, 11　мая 2005　г. утвердило постановление о передаче в собственность религиозным организациям их имущества, находящегося в государственной собственности и являющегося имуществом казны Санкт-Петербурга. По статистике на балансе города тогда находились 94 культовых здания и 29 зданий религиозного назначения, 19 из которых состояли в федеральной собственности и под действие Закона не подпадали.

В сентябре законопроект был принят в первом чтении петербургским парламентом. 8　февраля 2006　г. закон был принят окончательно. Под его действие подпадали объекты недвижимого имущества, построенные для совершения и обеспечения богослужений, а также профессионального религиозного образования, и движимое имущество. Статья 2.3 предполагала, что передача имущества, относящегося к объектам культурного наследия, осуществляется при условии обременения данного имущества в установленном порядке в соответствии с требованиями, предъявляемыми к сохранению таких объектов.

Одновременно в 2006 г. появились комменатрии чиновников к подготавливаемому закону. Основные комментарии давала начальник отдела политики управления государственным имуществом департамента имущественных и земельных отношений Минэкономразвития Ольга Соколова. Было очевидно, что Министерство, как и в случае с приватизацией памятников, стремилось избавить государство от платы за то, чем оно не пользуется. Новые «прибыльщики» рассматривали снятие памятников православной культуры с государственного баланса при их передаче в собственность Церкви как избавление от балласта и соответствующего бремени содержания. Новая прибыль была налицо. Однако в соответствии с новым законом, религиозные организации не смогут претендовать на объекты всемирного наследия, а в случае подачи заявок на передачу в собственность «непрофильных», не собственно культовых объектов приходы и монастыри должны будут обосновать их будущее использование. Во время обсуждения все стороны отмечали, что в случае принятия законопроекта патриархия станет крупнейшим негосударственным собственником недвижимости.

Возможно, общественный резонанс, вызванный обсуждением, повлиял на формирование повестки дня очередного заседания Комиссии по вопросам религиозных объединений 21　февраля 2006 г. Вопрос о законопроекте был заменен вопросом о сохранности памятников культуры, передаваемых религиозным организациям. Росохранкультура подготовила соответствующую справку. Было отмечено, что в ряде случаев пользователь не справляется с задачами сохранения и восстановления объектов культурного наследия. Массовое осуществление работ по приспособлению храмов к современным приходским и монастырским нуждам производится с нарушением законодательства, а отсутствие согласованной в установленном порядке научно-проектной и разрешительной документации приводит к утрате этими зданиями их историко-культурной ценности. Вместо реставрационных работ на памятниках проводятся «поновления» в целях придания храмам «благолепия». К числу наиболее распространенных нарушений было отнесено применение цементного раствора вместо известково-цементного, что приводило к отслоению и обрушению штукатурного слоя, намоканию и разрушению стен и кирпичной кладки, отслоению живописи; использование недопустимых в реставрации материалов, в том числе «неаутентичных»; нарушение гидроизоляции и естественного температурно-влажностного режима; замена деревянных оконных переплетов стеклопакетами и др. Были названы самые неблагоприятные по отношению верующих к собственной исторической культуре регионы страны: Республики Бурятия, Карелия и Татарстан, Архангельская, Брянская, Владимирская, Кировская, Костромская, Рязанская Тверская, Тюменская, Читинская, Ярославская области, Хабаровский край, «другие регионы Российской Федерации».

В результате выявленных фактов нарушения существующего порядка передачи культового имущества религиозным организациям, отсутствия согласований при проведении реставрации, неквалифицированной реставрации и откровенного разрушения памятников, в том числе и нерелигиозного характера, самой патриархии и другим «централизованным организациям» было рекомендовано провести внутреннюю координацию своей деятельности по сбережению и реставрации памятников культуры. Органам охраны памятников предлагалось разослать религиозным организациям «методические рекомендации» относительно соблюдения законодательства и принципов реставрации. Кроме подписания соглашений о «взаимодействии» между учреждениями культуры и патриархией было решено расставить приоритеты и для федерального бюджета и составить список наиболее ценных объектов культурного наследия, требующих неотложных работ. Этому предшествовал целый ряд публикаций обещающего характера, затрагивающих те же проблемы. Вместе с тем, курс на передачу памятников оставался прежним: «Одним из важных факторов сохранения памятников истории и культуры является их использование по первоначальному назначению», несмотря на то что такое использование ведет к утрате культурно-исторической ценности храмов, икон и зданий. Одновременно отмечались не менее острые проблемы с сохранением заброшенных храмов и монастырей　— памятников религиозного назначения, не имеющих пользователей, что в первую очередь и приводит к разрушениям и утратам. Росохранкультуре было поручено к заседанию правительственной Комиссии в ноябре 2006　г. представить исчерпывающую информацию о соблюдении законодательства об охране объектов культурного наследия религиозными организациями.

Это было весьма неоднозначно воспринято в самой патриархии, посчитавшей его очередным «гонением на Церковь». 8　февраля 2006　г. в Москве состоялось первое заседание комиссии Общественной палаты по вопросам сохранения культурного и духовного наследия, председателем которой стал управляющий делами патриархии митрополит Калужский Климент (Капалин). К вопросам деятельности комиссии были отнесены, в частности, музеи и музейное дело, а также проблемы государственной охраны и сохранения объектов культурного наследия. Сразу же было объявлено о необходимости принятия поправок в закон об объектах культурного наследия и в Основы законодательства Российской Федерации о культуре. Кстати, митрополит присутствовал и на заседании правительственной Комиссии 21　февраля. Уже 22　марта митрополит Климент на заседании «своей» комиссии выступил в поддержку приватизации памятников культуры. Это заявление было увязано с очередной жалобой на то, что государство передает церковные объекты только в пользование, а не в полную собственность церкви, что уравнивало реституционные интересы патриархии с приватизационными притязаниями олигархов. Митрополит, по сути, предложил решать эти вопросы во взаимосвязи.

Однако почти сразу после этого в Комиссии произошла смена власти. 12　апреля 2006　г. Михаил Фрадков утвердил в должности ее председателя вице-премьера Дмитрия Медведева. Напомним вкратце историю этой комиссии. Еще 6　мая 1994　г. во главе Комиссии встал Юрий Яров, в июле 1994　г. его сменил Сергей Шахрай, во время председательства которого функции возвращения имущества были у Комиссии изъяты и переданы Минкультуры и Минимущества. В феврале 1996　г. председателем стал Виталий Игнатенко, в апреле 1997　г. его сменил Олег Сысуев, а с ноября 1998　г. по апрель 2004　г. во главе органа стояла Валентина Матвиенко. Все перечисленные деятели были вице-премьерами, за исключением министра культуры Александра Соколова, председательствовавшего в Комиссии в 2004—2006　гг.

В прессе появились суждения, что назначение Д.　Медведева преследует цель представить религиозной элите России «преемника», поскольку значение должности председателя Комиссии вышло за рамки политической компетенции министра культуры. Вместе с тем назначение Дмитрия Медведева сделало деятельность Комиссии более закрытой для общества и прессы. Информация о первом заседании 23　июня с новым главой была ограничена скупым перечислением вопросов повестки дня, касающихся предстоящего церковного официоза　— саммита религиозных лидеров в Москве 3—5　июля. С приходом нового председателя Комиссию ожидала реформа　— ее ответственный секретарь Андрей Себенцов докладывал о проекте нового положения о Комиссии, суть которого не разглашалась. Одновременно руководитель Росимущества Валерий Назаров вновь должен был отчитаться по концепции проекта федерального Закона «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения».

Последнее выступление определило направление деятельности этого органа. 6 марта 2007 г. на заседании Комиссии был заслушан доклад заместителя Минэкономразвития и торговли РФ В. Г. Савельева　 о ходе разработки концепции федерального закона «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначении, находящегося в государственной или муниципальной собственности».

В　тот день Комиссия окончательно утвердила концепцию передачи соответствующего имущества в собственность религиозным организациям, поручив Минэкономразвития подготовить законопроект к апрелю. Одновременно предполагалось принять поправки в закон о свободе вероисповедания, ограничивающие возможности коммерческого злоупотребления таким имуществом. Для получения имущества в собственность религиозная организация обязана будет подать в Росимущество заявку и пакет документов, утверждаемый правительством, среди которых　— кадастровый план земель и экспертиза историко-культурной ценности объектов движимого и недвижимого имущества, а также обосновать целесообразность передачи объектов, не связанных непосредственно с отправлением культа. Экспертизу объектов Росимущество проводит совместно с Роскультурой и Росохранкультурой. Около 20 особо ценных объектов культурного наследия приватизации не подлежат.

Всеми признаваемой особенностью нового проекта явилась стимулирующая норма об обязательности передачи имущества религиозного назначения религиозной организации, обратившейся с соответствующей просьбой при отсутствии строго определенных оснований для отказа. При этом предполагалась публичность передачи с опубликованием всех документов в СМИ, а также непрерывность деятельности тех организаций, которые должны были освободить свои помещения для церковных общин.

Целый ряд положений касался памятников старины. Так, снятие с объекта культурного наследия статуса памятника истории и культуры в период рассмотрения ходатайства запрещалось. Проект концепции своим 11-м пунктом рассматривал особенности передачи объектов культурного наследия. К числу таких особенностей были отнесены условия охраны культурных объектов и доступа к ним граждан, порядку и срокам проведения работ по их сохранению, которые должны были быть определены не позднее принятия решения о передаче и указаны в этом решении. При этом отмечалось, что действие всех норм законодательства об охране памятников в полной мере распространяется на религиозные организации, получившие в собственность или пользование объекты культурного наследия.

Говорилось и об обязательности проведения государственной историко-культурной экспертизы объектов религиозного назначения, обладающих признаками объектов культурного наследия и не включенных в единый государственный реестр объектов культурного наследия народов Российской Федерации, что было необходимо сделать еще до принятия решения об их передаче　— для своевременного установления предусмотренных законодательством Российской Федерации об охране объектов культурного наследия обременений.

Разработчики законопроекта писали, что он должен облегчить религиозным организациям (для осуществления их функций) доступ к имуществу религиозного назначения, способствовать реализации конституционного права граждан на свободу вероисповедания　— при условии соблюдения интересов прочих «публично-правовых образований», а также устранить правовую неопределенность в отношении имущества религиозного назначения, не востребованного религиозными организациями.

Несмотря на то, что авторы явно рассчитывали на облегчение финансового бремени государства по обслуживанию памятников культуры религиозного характера, они все же признавали, что реализация закона может привести к росту расходов бюджетов всех уровней в случае необходимости перевода государственных и муниципальных учреждений в другие помещения и к недополучению доходов от использования недвижимого имущества в результате его безвозмездного отчуждения.

Характерно, что в проекте ни словом не говорилось о возможном отсутствии согласия учреждения-пользователя имущества религиозного назначения на его передачу. В этом случае, согласно ст. 296 Гражданского кодекса Российской Федерации, его изъятие в указанных целях признается возможным лишь в случае, если оно является излишним и неиспользуемым, либо используемым не по назначению. Таким образом, несогласие унитарного предприятия, в том числе и учреждения культуры, на передачу религиозным организациям закрепленного за ним имущества может служить основанием для отказа в просьбе о передаче.

В течение 2007—2008 гг. дальнейшая разработка законопроекта застопорилась　— в силу ряда причин внутриполитического характера. Это было связано не только с озабоченностью власти вопросами избрания «единоросской» думы и надежного преемника, но и тем, что практика церковно-государственных отношений при патриархе Алексии (Ридигере) зашла в тупик. Признание церковной независимости Южной Осетии и Абхазии, по аналогии с их политической независимостью, так и не состоялось, несмотря на щедрые подарки, сделанные патриархии накануне. Передача драгоценных ковчегов с мощами из Московского Кремля сменилась полной пассивностью власти в истории с рублевской Троицей. Однако сразу после избрания новым патриархом Кирилла (Гундяева) в середине февраля 2009 г. прошло очередное заседание правительственной комиссии, возглавляемой в это время уже вице-премьером А. Д. Жуковым, посвященное подготовке законопроекта о «реституционной приватизации». Очевидно, интенсификация подготовки закона стала результатом потаенных договоренностей интронизационных встреч лидеров государства и нового патриарха.

В новых условиях проект закона и его концепция вызвали критику церковных кругов. Здесь полагали, что в концепции следует также предусмотреть возможность передачи в собственность религиозных организаций имущества, закрепленного за государственными и муниципальными музеями. Особую неприязнь вызывали ограничения, направленные на сохранение памятников культуры. Отмечались противоречия проекта с ныне действующим законодательством. Так, проект предусматривал неправомерные основания досрочного расторжения договора безвозмездного использования по инициативе государственных органов в случае, если пользователь (религиозная организация) препятствует доступу проверяющих организаций к памятнику истории и культуры, или же если сохранность исторических особенностей, подлежащих охране, не может быть гарантирована при использовании памятника. По мнению критиков, это вступало в противоречие с п. 1 ст. 698 Гражданского кодекса Российской Федерации, где подобные основания не рассматривались. В проекте договора говорилось о необходимости проверок раз в полгода, тогда как ст. 39 ФЗ «Об объектах культурного наследия» устанавливала иную периодичность — один раз в пять лет.

Дискуссия продолжалась и на других общественных площадках. На круглом столе в информационном агентстве «Росбалт» 21 февраля 2009 г., организованном в Санкт-Петербурге, директор Государственного музея истории религии Борис Аракчеев посчитал, что законопроект написан в　«большевистском духе»: «когда-то рьяно и　агрессивно преследовали церковь и　изымали церковное имущество, а　теперь столь же агрессивно все хотят отнять и　передать церкви».　По разным подсчетам при осуществлении «реституции» музеи утратили бы до 80% своих коллекций. В качестве негативных последствий были отмечены возможность повторения и умножения уже имевших место фактов физической пропажи и утраты святынь, переданных РПЦ, а также неминуемые сложности с доступом к ним лиц, не принадлежащих к религиозным общинам. В круглом столе принимал участие и член комиссии Санкт-Петербургской епархии по　архитектурно-художественным вопросам иерей Александр Берташ, который отметил, что экспозиционные площади позволяют экспонировать до 3% музейных собраний, т.　е. весьма незначительное количество культурных памятников. Однако он признал, что православным общинам еще необходимо проработать вопросы сохранности исторического наследия, дабы обеспечить необходимые условия хранения и использования памятников.

7 апреля в Петербурге прошло заседания президиума Союза музеев России, лейтмотивом которого стали слова Алисы Аксеновой, директора Владимиро-Суздальского музея-заповедника: «Не дай Бог, за этот закон проголосуют». Сам проект был назван «необдуманным и своекорыстным». Собравшиеся отмечали, что закон был разработан финансовым блоком правительства, а замминистра культуры Андрей Бусыгин по этому поводу заметил, что «когда общаешься с некоторыми из наших финансистов, возникает ощущение, что в детстве их слишком часто водили в музеи. И с тех пор они их возненавидели». В　этой связи Союз музеев решил создать специальную рабочую группу, которая будет заниматься взаимодействием с РПЦ и властями по вопросу «приватизации» памятников церковной культуры.

Прорабатывались и другие аспекты новой законодательной инициативы. 18 марта 2009 г. вице-премьер правительства РФ Александр Жуков поднял вопрос о принятии законопроекта о бюджетном финансировании объектов культурного наследия, которые находятся в собственности религиозных организаций. Это могло обойтись российским налогоплательщикам в 3 млрд. рублей в год! В дискуссии отмечалось, что нововведение настроит общество против Церкви, а сама реставрация вообще оказывается одной из самых коррумпированных отраслей экономической деятельности. Впрочем, законодатели, в частности зампредседателя комитета по культуре Александр Тягунов и председатель комитета по делам общественных объединений и религиозных организаций Сергей Попов, уже высказали свое лояльное отношение к законопроекту, который предполагали вынести на обсуждение в ноябре 2009 г.

2 июля еще один круглый стол на эту тему прошел в Госдуме. По понятным причинам, особую озабоченность здесь вызвали не вопросы культуры, но передача религиозным организациям «непрофильной» недвижимости, не связанной напрямую с отправлением культа. Отмечалось, что религиозные организации смогут получить памятники культуры в собственность лишь по согласованию с государственными органами охраны памятников. Вновь был поднят вопрос о законодательном разрешении бюджетного финансирования памятников, переданных в собственность религиозным организациям, что, с точки зрения разработчиков закона, лишало новый документ изначально заложенного в него смысла; само государство, по мнению главы думского комитета по собственности Виктора Плескачевского, неспособно на подобные траты. По мнению же представителей патриархии, передача ей недвижимости в собственность позволила бы сдавать часть площадей в аренду, а полученный доход направлять на реставрацию храмов…

Однако главная новость ожидала общество 5 января 2010 г. В этот день состоялась встреча председателя правительства РФ В. В. Путина и патриарха Кирилла (Гундяева), на которой присутствовали министр культуры А. А. Авдеев и руководитель Росимущества Ю. А. Петров. Премьер специально подчеркнул, что встреча будет посвящена преимущественно взаимодействию Церкви и государства в области передачи бывшей церковной собственности, в том числе обладающей «огромной культурной ценностью». Премьер утверждал, что в России существует 12　000 объектов культурного наследия религиозного назначения, большая часть которых уже используется религиозными организациями, однако оставшаяся часть находится еще «в плачевном состоянии и не передается». Подчеркнув заслуги деятелей культуры в сохранении православных святынь, В. В. Путин предложил найти такие решения, «которые не будут разрушать ничего, что создано в предыдущие годы, но позволят возвращать религиозным организациям все, что им принадлежит по праву, в должном виде и с должным финансовым сопровождением». Эти решения были связаны с двумя законопроектами — уже известным нам проектом закона о передаче религиозным организациям в собственность бывшего религиозного имущества и новым, вопрос о котором впервые был поднят в марте 2009 г., о государственном финансировании реставрации памятников культуры, переданных религиозным организациям (в том числе и в собственность).

Патриарх ритуально повторил слова благодарности хранителям и реставраторам за спасение церковной культуры, однако пожелал, чтобы храмы были храмами, а монастыри — монастырями, и отметил, что, несмотря на желательность соблюдения интересов учреждений культуры, здесь должна быть построена система, которая исключает не только поспешность и торопливость, но и «слишком долгое ожидание». Здесь в разговор вступил министр, порадев об интересах музеев. Он хотел бы, чтобы музейные переезды не оборачивались закрытием учреждений культуры, пусть даже и временным.

Было объявлено и о необходимости внесения поправок в ФЗ № 94 «О размещении заказов на поставки товаров, проведении работ, оказании услуг для государственных и муниципальных нужд», что предусматривало обязательное проведение тендера или конкурса (в том числе и на реставрацию памятников архитектуры), основным условием которого традиционно является дешевизна предлагаемого проекта. Министр культуры сетовал, что конкурс «выигрывает фирма, которая дает меньше всего денег за ремонт (очевидно, предлагает провести ремонт за меньшие деньги, деньги все-таки дает государство. — А.М.), а потом эта же фирма-однодневка перепродает право ремонта, но уже за меньшие деньги, чтобы себе еще оставить прибыль…». Премьер, похоже, не без ехидства, заметил: «Всегда возникает вопрос: а почему же хорошая организация не предлагает нужных, конкурентоспособных цен, если потом она готова взять у какой-то маломощной организации подряд по более низкой цене? Но это отдельная тема, мы потом поговорим». Тема весьма знакомая для России, и сам премьер в курсе — это коррупция. Во время встречи было также объявлено о давно готовившейся передаче РПЦ Новодевичьего монастыря в Москве, которая должна состояться в 2010 г., и о необходимости выселения Литературного музея из Высоко-Петровского монастыря.

Уже 12 января состоялось внеплановое совещание членов рабочей группы правительственной комиссии по вопросам религиозных объединений, которая рассмотрела новую редакцию закона «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения» и нового закона о выделении государственных средств на реставрацию памятников культуры, находящихся в церковной собственности. Было решено к февралю устранить все «шероховатости». К их числу была отнесена возможность религиозных организаций претендовать на предметы из государственного музейного фонда. Из закона выпали пункты о запрете «изменения назначения возвращенного имущества и передачи его третьим лицам в течение десяти лет», т. е. были сняты ограничения на сдачу нового имущества в аренду и его продажу. Сам процесс передачи был регламентирован обращением конкретной религиозной организации в уполномоченный правительством РФ орган с заявкой, доказывающей ее право «на получение имущества». В качестве такого органа намечалось Росимущество. Об участии органов управления культурой и специалистов в области охраны памятников и музейного дела речь не шла вовсе: для чиновников передаваемые святыни и памятники — прежде всего имущество. Культура потом…

В тексте законопроекта «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности» вопросы передачи памятников были вынесены «за скобки». Их регламентация возлагалась на уже существующее законодательство, которое лишь с определенной долей условности может быть названо «действующим»: как уже отмечалось, отсутствие важнейших подзаконных актов, в частности к закону об охране памятников культуры, так и не принятых до 31 января 2010 г., приводит к тому, что сам закон зачастую остается бездейственным.

Поэтому в проекте нового закона статья 1 определяет, что «особенности безвозмездной передачи государственного или муниципального имущества религиозного назначения, относящегося к музейным предметам и коллекциям, входящим в состав Музейного фонда Российской Федерации, и (или) архивным документам, входящим в состав Архивного фонда Российской Федерации, и (или) Национального библиотечного фонда определяются соответственно законодательством Российской Федерации о Музейном фонде Российской Федерации и музеях в Российской Федерации, законодательством Российской Федерации об архивном деле в Российской Федерации, а также законодательством о библиотечном деле». Ее дублирует п. 6 статьи 3: «Передача объектов культурного наследия религиозного назначения осуществляется в порядке, установленном настоящим Федеральным законом с учетом особенностей, установленных законодательством об объектах культурного наследия». При этом статья 2 относит к объектам культурного наследия народов Российской Федерации только «здания, строения, сооружения», тогда как «движимое имущество религиозного назначения (предметы внутреннего убранства культовых зданий и сооружений или предметы, предназначенные для богослужебных и иных религиозных целей)» упоминается отдельно. Однако вряд ли стоит отнести эту формальную недоработку закона к попыткам защитить музейные коллекции. Пункт 7 статьи 3 определенно утверждает, что передача религиозным организациям зданий осуществляется только после предоставления расположенным в них предприятиям и учреждениям других помещений, обеспечивающих их функциональную деятельность (правда, лишь в случае отсутствия или недостаточности прочих площадей для таковой). Заявки религиозных организаций должны рассматриваться в двухнедельный срок, а осуществление передачи может занимать от 3 месяцев до 6 лет. Согласно статье 10.2, лица, чьи права могут быть нарушены грядущей передачей, могут обращаться «в уполномоченный орган», доказывая возможность нарушения собственных прав.

При этом статья 6.2 обязывает тот орган, в который поступило заявление, передать означенное в нем имущество «при отсутствии оснований для отказа в передаче, установленных статьей 7». Статья же 7 практически сводит на нет возможность такого отказа: здесь не фигурируют ни возможные возражения против передачи со стороны государственной историко-культурной экспертизы, ни государственные или же общественные интересы. Сам же орган, который еще окончательно не определен, вряд ли сможет вместить должное количество специалистов, способных всесторонне обсудить последствия планируемой передачи. Главным в деятельности «раздатчиков имущества» будет именно пункт 2 шестой статьи. Сама же госэкспертиза, о которой говорилось на стадии разработки законопроекта, в итоговом тексте вообще не упомянута.

Для многих граждан России содержание встречи премьера и патриарха и ее последствия стали неожиданностью, однако обращение к событиям второй половины—конца 2009 г. показывает, что активизация подготовки закона о целевой приватизации религиозного имущества на Рождество 2010 г. не была спонтанным порывом, продиктованным праздничным настроением первых лиц государства. Ситуация подготавливалась заранее, как заранее формировалась и новая политика.

19 июля 2009 г. в должность генерального директора Третьяковской галереи вступила Ирина Лебедева, которая первым делом заявила о необходимости развития диалога с РПЦ и о том, что в ГТГ не будут выставляться произведения, затрагивающие «чувства верующих». Уход с поста Валентина Родионова в этой ситуации не был добровольным. Еще в марте министр А. А. Авдеев предлагал ему освободить директорское кресло. Очевидно, прежнему директору так и не смогли простить, что он не сумел переломить отрицательное мнение специалистов о передаче иконы «Троица» в Лавру в конце 2008 г.

В ноябре наместник Соловецкого монастыря архимандрит Порфирий (Шутов) приказом министра культуры была назначен директором Соловецкого музея-заповедника — федерального государственного учреждения культуры. В роли наместника он оказался только 10 октября 2009 г., будучи до этого казначеем Троице-Сергиевой лавры. Очевидно, лаврская модель, в которой монастырский наместник архиепископ Феогност (Гузиков) еще в 1999 г. был назначен заместителем директора государственного музея и заведующим музейным отделом (лаврской ризницей), оказалась в данном случае примером.

7 декабря 2009 г. в Александро-Невской лавре в Петербурге состоялась конференция «Александр Невский — имя России». Во время конференции лаврский наместник епископ Назарий (Лавриненко) публично заявил о своем намерении вернуть лавре ее храмы, занятые музеем городской скульптуры, а также серебряную раку от мощей святого князя, хранящуюся в Эрмитаже, посольку наступающий год ознаменован 770-летием Невской битвы и 300-летием самой лавры. Неожиданностью стало то, что епископ решил привлечь к делу добывания собственности «православно ориентированные общественные организации» и оказать им «консультативную помощь», однако самостоятельно инициативу не проявлять. Первое обращение группы «православных граждан» к властям РФ с просьбой вернуть храмы и раку появилось 12 января. Один из инициаторов обращения заявил тогда: «Надгробие нашего национального символа находится в Эрмитаже, и мы платим деньги для того, чтобы на него посмотреть, <…> мы позорим сами себя как нация». 1 февраля появилось новое обращение, где говорилось, что «позорна и кощунственна ситуация, когда для входа в Дом Божий и для поклонения праху защитника Отечества А.　В.　Суворова требуется платить деньг». При этом авторы обращения стыдливо умолчали, что за вход в Лавру церковное начальство и само берет деньги с иностранных посетителей. Стоит отметить, что рака от мощей — завершенное в 1753 г. монументальное сооружение высотой около 5 метров, состоящее из саркофага, большой пятиярусной пирамиды, двух пьедесталов с трофеями и двух подсвечников, на которое ушло почти 1470 кг серебра 82 пробы и 80 244 рубля 62 копейки денег, — гораздо более похожа на памятник русской государственности, нежели на религиозную святыню, выполненную к тому же в столь нелюбимом «ревнителями православия» художественном стиле XVIII в.

Однако наиболее скандальным событием была передача иконы Божией Матери Торопецкой XIV в. из ГРМ в частную церковь. 24 ноября к министру культуры РФ Александру Авдееву с письмом за №　7841 обратился патриарх Кирилл (Гундяев) с просьбой выдать икону в новопостроенный храм св. Александра Невского в подмосковном поселке Княжее озеро на 24 км Новорижского шоссе, где на территории в 160 га расположены коттеджи стоимостью от 820 тыс. до 5,5 млн. долларов. В письме говорилось, что икона испрашивается на временное пребывание. Дополнительно сообщалось, что «для того чтобы православная реликвия была сохранена как историческая ценность, община храма обязуется изготовить для хранения иконы специальный стационарный витринный комплекс, отвечающий всем современным требованиям хранения музейных экспонатов. Кроме того, приход готов заключить договор с Русским музеем и оплачивать работу специалистов, которые будут наблюдать за состоянием иконы». Уже 25 ноября 2009 г. чиновник Минкульта Рамзан Колоев направил в ГРМ письмо № 2251-05-23, где говорилось, что министерство «считает возможным передачу иконы» сроком на один год. Фраза «считать возможным» стала для руководства музея юридическим основанием для последующих действий. Хранители отдела древнерусского искусства обратились с открытым письмом к президенту РФ Дмитрию Медведеву с просьбой вмешаться в ситуацию: храм был только что отстроен, стены были покрыты еще влажной штукатуркой. Несмотря на заявления директора ГРМ Владимира Гусева («сложная ситуация, которая нас не радует и не вдохновляет») и замдиректора Евгении Петровой («в музее сочли нецелесообразным выдачу этой иконы из-за ее состояния и уникальности», но подчинились министерству), под открытым письмом Президенту с протестом против происходящего их подписи так и не появились.

30 ноября на заседании реставрационной комиссии ГРМ при участии главного специалиста отдела музеев министерства культуры И.　В. Мельчаковой, курирующей раздачу государственного музейного фонда РПЦ, и под председательством замдиректора музея И. И. Карлова было признано (5 голосов против 2) возможным временное экспонирование иконы при обеспечении технических условий хранения. Необходимые условия якобы достигались в особом кивоте, в котором поддерживался особый режим. Однако предоставленные данные вызвали подозрения у музейных климатологов, в частности у заведующей отделом Е. А. Колмаковой. Характерно, что представителей реставрационного сообщества Петербурга на заседание не пригласили, мотивировав это соображениями «местечкового патриотизма»: дескать, сами справимся. Очевидно, здесь сказалось желание избежать фиаско, постигшего Минкульт и руководство Третьяковской галереи при попытке отдать рублевскую «Троицу» в Лавру в 2008 г., хотя само министерство и не возражало против расширенного заседания.

Руководство ГРМ намекало на давление со стороны министра и патриарха, однако ничего не рассказало о собственном «давлении» на хранителей иконы. На заседании 30 ноября, как свидетельствует стенограмма, именно представители музейного руководства «продавливали» нужное решение, а сам И. И. Карлов в резкой манере обрывал несогласных с начальственной позицией. Позиция же была в том, что решение принято, и от ГРМ ждут только технических параметров выдачи иконы. Основой для принятия решения во многом стало мнение начальника службы безопасности ГРМ И. Г. Кузнецовой, 27 ноября побывавшей в поселке и познакомившейся с системы охраны. Давление на участников встречи оказывала и И. В. Мельчакова: «Принято решение Министерством культуры — значит, надо его исполнять».

Характерно, что комментарий Департамента культурного наследия и изобразительного искусства Министерства культуры о том, что икона будет выдана, появился 29 ноября　— еще до принятия решения в ГРМ. Пресс-служба музея заявляла, что окончательное решение будет принято 3—4 декабря. Однако в ночь со 2 на 3 декабря в обстановке секретности икону спешно положили в технически навороченный ящик и отправили на временное хранение в Подмосковье, где она должна была оказаться к определенной дате — кануну празднования дня памяти св.　кн. Александра Невского, когда должно было состояться великое освящение храма. О последствиях такого решения ГРМ не задумывался: их интересовало соблюдение технических, но не общественных параметров.

Министерство культуры заявило, что выдача реликвий на временное хранение является обычной музейной практикой. И, по обычаю, слукавило. До сих пор такая выдача совершалась под лозунгом восстановления «исторической справедливости»: Донскую икону Богородицы отвозили в Донской монастырь, Толгскую икону передали в Толгский монастырь, а рублевскую Троицу требовали в Троицкой лавре. И впервые (!) российская святыня отправилась в новорусский «симулякр».

Инициатором передачи выступил бизнесмен Сергей Шмаков (1968　г. рождения). Он возглавляет строительную компанию «Сапсан», построившую поселок Княжее озеро, в 1990-е гг. был «замначальника Чукотки», участвовал в ралли Париж-Дакар. Именно ему принадлежал вертолет "Bell—407", на котором 10 мая 2009 г. разбился губернатор иркутской области Игорь Есиповский, а недавно он приобрел другую винтокрылую машину AW119 Ke с салоном от Versace. В　2006-м г. позолотил купола Корсунско-Богородицкого собора в Торопце. В новопостроенном храме основан придел в честь Корсунской иконы, украсить который и должна икона из ГРМ. И гонки, и вертолеты, и знаменитая икона — все это свидетельствует о стремлении украсить свою жизнь «эксклюзивом», в том числе и духовным. Однако эта спецоперация преследовала и другие цели.

История с Торопецкой иконой была пробным шаром. В ней был заинтересован лично патриарх, поскольку от ее успеха зависели дальнейшие возможности получать в новые храмы древние иконы. Руководители министерства и музея стремились подчеркнуть беспрецедентность обращения патриарха к министру, готовому отдать икону в храм на условиях временного хранения с соблюдением необходимого температурно-влажностного режима. Впрочем, уникальность случая связана лишь с вмешательством патриарха, поскольку передача икон на временное хранение при соблюдении ряда технических условий осуществлялась неоднократно. С. А. Шмаков, присутствовавший на заседании 30 ноября, практически шантажировал участников: «Я прошу вас понять, что Святейший Патриарх лично обратился к министру культуры, министр культуры взял паузу двухнедельную, исследовал ситуацию и дал согласие. Если вы сейчас скажете: "Нет", — представьте себе, что получится». Стоит обратить внимание и на то, что на встрече было заявлено, что «появилась возможность (если мы примем решение) осуществить транспортировку в самых комфортных условиях — на самолете Патриарха, который предоставляет свой самолет как самый безопасный вид транспорта, исключающий различные эксцессы». Характерно, что участников сделки постоянно раздражало, что дело получило огласку и широкий общественный резонанс. Присутствующих просили сохранить молчание по поводу самолета. Самолета, впрочем, и не было…

Следует знать, что в апреле 2009 г. состоялось малое освящение этого храма, куда был специально привезен духовник Оптиной пустыни схиигумен Илий (Ноздрин). Однако он лишь по инерции именуется духовником пустыни. Бывший соученик патриарха Кирилла (Гундяева) по Ленинградской Духовной Академии, ныне Илий является патриаршим духовником и живет в патриаршей резиденции в Переделкино. Так что «бизнес-проект» Шмакова с самого начала имел первоклассного лоббиста и был, что называется, обречен на успех.

Впрочем, перевоз иконы в поселок «нуворишей», а с учетом его местоположения — «новорижей», может оказаться также и «операцией прикрытия». Торопецкое духовенство чересчур поспешно, чем поставило своих благодетелей в неловкое положение, объявило, что уже подписывает документы с Минкультом на получение иконы в «постоянное безвозмездное хранение» после ее «временной выставки» на Новорижском шоссе...

8 декабря в своем интервью РИА «Новости» министр А. А. Авдеев заявил, что министерство в вопросе передачи икон занимает следующую позицию: «иконы передавать можно, когда о них просит патриарх, и передавать лишь в том случае, когда условия временного хранения иконы в храме не хуже, чем в музее». Впрочем, он тут же заявил, что вопрос о том «куда передавать икону — это внутренне дело московской патриархии», дезавуировав тем самым собственную позицию. 5 января 2010 г. министр культуры на встрече с патриархом затронул вопрос и об иконе Торопецкой Богоматери. Здесь он заявил, что икона была отдана «с полного согласия Русского музея». И поскольку нельзя было обойти вопрос о негативном общественном резонансе, который вызвало это событие, он счел нужным назвать «виновных»: «Я бы сказал, что передача икон не вызывает столько проблем, сколько это кажется, читая прессу». Стенограмма фиксирует констатирующую ремарку патриарха: «Совершенно верно». Таким образом, виноватым в происшедшем оказалось общественное мнение.

В январе 2010　г. М.　Б.　Пиотровский подвел итог дискуссии: «История с иконой Торопецкой Богоматери… отношения к религии не имеет. <…> Если по прихоти богатого верующего можно изъять из могущественного музея древнюю и хрупкую икону, значит, можно все».

Пытаясь сгладить негативное впечатление, оставленное в обществе этой историей, руководство ГРМ предприняло в начале 2010 г. некоторые меры, должные, с одной стороны, исключить подобные «набеги» на собственные коллекции в будущем, а с другой — подтвердить правильность «выбранного курса». 2 марта замдиректора музея Евгения Петрова объявила, что планируется завершить реставрацию церкви св. Михаила-Архангела в Михайловском замке, после чего в ней будут проходить регулярные службы. Было объявлено, что музей рассматривает возможность помещения в это литургическое пространство древнерусских икон из своей коллекции, в том числе и Торопецкой Богоматери, которая должна вернуться в музей 22 сентября. Помощь в реставрации храма обещал оказать все тот же Сергей Шмаков.

По сути дела, руководство музея согласилось с разумностью «третьяковского» варианта, опробованного ГТГ еще в 1993 г. Однако когда в 1998 г. Санкт-Петербургская Духовная академия　— в рамках празднования 150-летнего юбилея Н. В. Покровского — предложила именно такой вариант дальнейшей судьбы Михаило-Архангельского храма и даже передала в дар ГРМ бывший антиминс этой церкви из собрания Церковно-археологического музея, это не встретило понимания у музейного руководства. Более того, официальные документы, связанные с этой передачей, из музейной канцелярии попали в руки иерея Олега Скобли, настоятеля зарегистрированной при ГРМ эфемерной православной общины, который с их помощью дезинформировал патриарха Алексия (Ридигера) в отношении происшедшего. Когда же руководство Академии обратилось к дирекции музея с просьбой прокомментировать для патриарха ситуацию и планы по взаимному сотрудничеству, Владимир Гусев не посчитал нужным «оправдываться» перед «святейшим», чем поставил академическое руководство в неловкое положение. Эта история вообще показательна для отношения покойного патриарха к взаимодействию с российскими музеями. Он обвинил Академию в «расточении» церковных древностей, в то время как Церковь под его началом стремится их «собрать» их, освобождая от музейного пленения…

Похоже, что новой ситуацией для решения вопроса о судьбе храмов, находящихся на территории музеев, готовы воспользоваться самые разные общественные силы. Так, в прессу попало письмо 200 «православных сотрудников Эрмитажа» патриарху Кириллу (Гундяеву). Основу подписантов составила община, зарегистрированная еще в 1991 г. при храме Спаса Нерукотворного Образа в Зимнем дворце, во главе с Михаилом Аникиным. Указывая на то, что в церкви, имеющей «всероссийское значение», в результате определенной позиции дирекции музея до сих пор не возобновлены богослужения, община попросила Кирилла «принять храм в прямое управление Святейшего патриарха Московского и всея Руси».

В условиях развивающейся дискуссии о передаче РПЦ религиозного имущества, это письмо было однозначно расценено как призыв отторгнуть храм от Эрмитажа, где о письме узнали из Интернета. Выяснилось также, что часть подписей под письмом относится совсем к иному обращению, которое, хоть и касалось возобновления богослужений в храме, но было адресовано Президенту Борису Ельцину еще в 1992 г. Дирекция музея сообщила, что считает возможным восстановить иконостас и обсудить вопрос, нужно ли восстанавливать храмовый интерьер или выставить там часть старинных икон из собрания Эрмитажа; в отношении совершения богослужений было заявлено, что здесь целесообразно проводить только особые службы по особым случаям. Характерно, что лишь в критической ситуации два главных музея страны задумались о судьбе находящихся в их ведении храмов.

Вывоз Торопецкого образа Матери Божией из Русского музея в пос. Княжее озеро не был в 2009 г. единственной попыткой изъятия икон из музейных собраний. В то же время министерство культуры объявило о намерении передать икону XIV в. «Спас Елеазаровский» из собрания Псковского музея-заповедника в храм Трех святителей Спасо-Елеазаровского монастыря, о чем еще 25　июня 2009 г. была достигнута договоренность между министром А. Авдеевым и губернатором А. Турчаком Известно, что в данном случае инициатива исходила от губернатора, а не от министра. Администрация области профинансировала изготовление стационарного бронированного комплекса с системой поддержания температурно-влажностного режима для хранения иконы. К июлю 2010 г. епархия должна завершить работы по монтажу охранно-пожарной сигнализации и системы видеонаблюдения в храме, а монастырь — заключить соответствующий договор на оплату работы реставраторов, обеспечивающих сохранность иконы. Это вызвало дискуссию, более характерную для Пскова, чем для остальной России, которая осталась равнодушной к этой проблеме. Говоря о возможных проблемах с перемещением иконы из-под постоянного надзора под монашеское призрение, старший научный сотрудник Псковского музея-заповедника Ирина Родникова вспомнила, что из Троицкого собора исчезли серебряные литургические предметы (среди которых — уникальное кадило 1754 г.), переданные туда из музея в 1992 г., а где находится уникальная икона «Благоразумный разбойник» из храма д.　Теребени, также находившаяся в распоряжении епархии, до сих пор не известно.

История продолжилась и в 2010 г. 29 января, на встрече с региональной прессой, А. Турчак обвинил специалистов, возражающих против перемещения иконы в монастырь, в непрофессионализме. При этом никакого официального решения федеральных властей о передаче иконы так и не было представлено, что позволяет возложить всю ответственность на руководство местного музея. В определенной степени позиция губернатора основывалась на рассуждениях проректора по научной работе Санкт-Петербургской академии художеств Юрия Боброва, который «внес свой вклад» в дело реставрации псковских икон, обучая на них своих студентов, что было категорически запрещено еще Инструкцией по учету и хранению музейных ценностей 1985 г. В частности, в результате обучения был утрачен красочный слой на иконе XVII в. «Богоявление». Происшедшее было зафиксировано проверкой Росохранкультуры в октябре–ноябре 2006 г., и имя Ю.　Г. Боброва там фигурировало. Это привело к серьезному конфликту между «академиком» и псковскими реставраторами, в частности Натальей Ткачевой. Сегодня мнение о том, что перед передачей иконы в монастырь нужна лишь «профилактическая работа» и что этим «нет надобности заниматься годами», оказалось востребовано, чтобы с помощью административного ресурса подвергнуть сомнению заключение реставрационной комиссии Псковского музея о необходимости проведения комплексного исследования, которое позволит разработать общую стратегию консервационных мероприятий, а также оценить объем и уровень сложности реставрационных работ. В том же заключении говорилось, что само исследование не может быть проведено в сжатые сроки — до июля 2010 г., предположительного времени торжественной передачи иконы…

Проблема сохранности икон, переданных в храм, пусть и в особых капсулах и при многословных гарантиях настоятелей и их спонсоров, стоит в России достаточно остро. Складывается впечатление, что все меры и гарантии — лишь средство получить требуемую святыню, а далее руководство церковных организаций считает себя свободным от исполнения взятых обязательств по принципу: «какие у Церкви могут быть обязательства перед неверующими!». Подобного рода идеология дополняется обычной халатностью и непониманием важности подержания изначально заданного режима хранения.

В конце 2009 г. общественное внимание привлекло состояние Боголюбской иконы Матери Божией во Владимире, причем пресс-секретарь патриарха протоиерей Владимир Вигилянский заявил, что в таких случаях «не работает музейный аппарат». Ранее, в связи с попыткой заполучить «Троицу» Андрея Рублева в Лавру, он утверждал, что хрупкое состояние старинных икон не есть действительная проблема, но лишь результат определенного качества работы реставраторов, которые не могут укрепить икону «как следует». В ответ на это генеральный директор Владимиро-Суздальского музея-заповедника Алиса Аксенова посчитала нужным познакомить общество со сложной судьбой иконы. Образ конца XIII в., поступивший во Владимирский музей в 1930-е гг., был отреставрирован в Москве в 1958—1976 гг. Уже тогда в реставрационном заключении было сказано, что «состояние грунта и красочного слоя необратимы, памятник нуждается в постоянном наблюдении высококвалифицированного реставратора»; «икона должна находиться в состоянии покоя, живопись иконы не перенесет резких колебаний температурно-влажностного режима».

31 марта 1993 г. икона была передана музеем, который изготовил для этого уникальную герметичную витрину в комплексе со специальными приборами, обеспечивающими оптимальный режим сохранности образа, в Успенский собор возрождаемого Княгинина монастыря в Боголюбово. Передача была осуществлена на три года во временное хранение с постоянным возобновлением соглашения. Однако в 1998 г. из-за нарушений правил использования монашеской общиной специального кивота произошел сбой оборудования, и состояние иконы начало ухудшаться. 31 июля икона была помещена в новоизготовленную климатическую витрину. В монастыре продолжались нарушения условий хранения иконы и вольное обращение с самим храмом: в 2002 г. был поднят уровень пола в храме, что нарушило режим проветривания, а входящие в комплект витрины специальные обогреватели были отключены и даже частично распроданы. Икона находилась рядом с крестильней: постоянные «потоки водные» повышали окружающую влажность и способствовали появлению грибка. В феврале–марте 2009　г. на иконе были зафиксированы белесые пятна плесени и шелушение краски. 4 июня в связи с ухудшением состояния образа было принято решение о возвращении иконы в музей на полгода　— для реставрации и укрепления. По мнению Ученого совета музея, икона сможет в начале 2010 г. вернуться в храм, однако для этого епархия должна сделать серьезные выводы и пересмотреть свое отношение к церковной старине и методам ее охранения. При этом отмечалось неприемлемое содержание Успенского собора рубежа XV—XVI вв., что несло угрозу состоянию фресок XVII в. кисти Марка Матвеева и храмовой иконе XVII в. «Успение Богородицы», которая, так же как и Боголюбская икона, еще в 1993 г. была передана монашеской общине. Однако произведенный в феврале 2010 г. осмотр иконы реставрационной комиссией показал, что итогом регулярных отключений сложной системы защиты, в том числе и в целях экономии, стало разбухание иконы: она настолько пропиталась влагой, что вывозить ее в Москву на реставрацию теперь небезопасно. Наоборот, специалистам придется приезжать во Владимир, и реставрационные мероприятия могут занять гораздо больше времени, чем предполагалось ранее. При этом трудно предсказать, как перенесут реставрационное вмешательство древние лики. Данная история должна заставить задуматься, насколько православные общины всерьез воспринимают необходимость соблюдения особых правил в обращении со святыней и насколько надежны широко разрекламированные и напичканные техникой специальные кивоты в руках столь ненадежного «человеческого фактора». На этом фоне заявление главы синодального Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества протоиерея Всеволода Чаплина телеканалу «Культура» о том, что икона «была испорчена при реставрации в музее, а не в Церкви» выглядят безответственной попыткой оправдать истинных виновников разрушения церковной святыни.

Все эти сигналы не были вовремя замечены обществом, однако события января 2010 г. вызвали вполне предсказуемую реакцию. В прессе высказались директора крупнейших российских музеев. Директор Эрмитажа Михаил Пиотровский подразделил ритуальное искусство на то, в котором преобладает сакральное, и место которому в храме, и то, в котором важнейшим элементом является общечеловеческая доступность, что достигается помещением его в музей. Отметив негативную роль некоторых чиновников, «замаливающих грехи» возвращением Церкви памятников культуры, он предположил, что музеям и Церкви надо договариваться напрямую, без посредников, путем создания согласительной комиссии. По его словам, музейный фонд — почти единственная часть национального достояния, которая не подверглась еще приватизации и тотальному разграблению. Сегодня РПЦ идет по следам бывших противников России в мировых войнах, требующих вернуть награбленные «трофеи»; Церковь используется для новой атаки на общественное культурное достояние, для вывода его из общего пользования. Все это способно нанести урон самой Церкви. При этом РПЦ не обращает внимания на громадные частные коллекции, происходящие из храмов и вывозимые за границу.

Директор ГТГ Ирина Лебедева также высказалась за то, чтобы музейное хранение оставалось музейным хранением, которое отвечает интересам всех сторон, составляющих светское общество, тогда как перемещение икон в храмы соответствует интересам одной лишь его части　— верующей. Церковь, по ее словам, активно приглашается к взаимодействию с музеями, чтобы достойно сохранить и показать их коллекции, в том числе и путем создания копий чтимых икон. Любые переделы собственности приведут лишь к пропаже и гибели памятников: совершенное в истории зло обернется новым злом. Директор ГРМ Владимир Гусев посчитал, что в истории с передачей Торопецкой иконы Матери Божией Русский музей, который «поверил патриарху», продемонстрировал свою готовность к сотрудничеству, «но дальше должна быть широкая дискуссия», которая должна идти «не между администраторами или директорами, а в обществе». Вместе с тем он полагает, что «иконы должны находиться там, где оказались волей судьбы», хотя окончательное решение этой проблемы должно остаться за государством. 25 февраля высказалась на эту тему и генеральный директор музеев Московского Кремля Елена Гагарина. Предполагая, что новый проект не несет для музеев «ничего хорошего», она указала на физическую утрату многих древностей и святынь, переданных РПЦ в 1990-е годы. В пример России была поставлена Европа, где государственная собственность на церковные памятники является вполне нормальным явлением, против чего не выступают и сами верующие.

18 января в РИА «Новости» прошел круглый стол на тему «Эксперты о процессе возвращения церковного имущества», в котором приняли участие ведущие специалисты в области реставрации и русского церковного искусства. Его лейтмотивом стали слова А. М. Лидова: «Любой ответственной Церкви понятно, что древние памятники должны находиться в музеях». Свою позицию эксперты постарались представить не как защиту корпоративных интересов, но как защиту интересов всего российского общества. Вновь звучали призывы к широкому диалогу и детальному изучению конкретных случаев передачи той или иной святыни в действующий храм. Говорилось также о необходимости привлечения музейного сообщества к участию в разработке законопроекта о возвращении церковного имущества. Речь шла о создании совета из представителей государства, Церкви и экспертов, в ведении которого может быть передано решение о передаче религиозным организациям конкретных памятников. Основой для этого должны служить два принципа: сохранность и доступность для широких слоев общества, не принадлежащих к Церкви. Это позволило бы, не вступая в конфронтацию, придать самому процессу, который в целом рассматривался как позитивный, наиболее грамотную правовую форму　— в соответствии с международными стандартами. Но позитивность процесса не отменяет того факта, что безвозмездный отказ государства от собственности российского народа не найдет понимания в кругах рационально мыслящей общественности и законопослушного налогоплательщика.

Были отмечены и определенные противоречия между современными требованиями Церкви и традиционной православной духовностью и каноническим правом, которым не соответствует, в частности, понятие «намоленности» образа. Не существует и канонических запретов на нахождение иконы вне храма: находясь в пространстве музея, памятники религиозной культуры исполняют важнейшую духовную миссию, являются своего рода посланниками Церкви в миру, оказывая благое действие на души людей. Эстетический подход к иконе, присущий большинству наших современников, не следует рассматривать как «бессмысленное эстетическое любование, праздное любопытство и гедонистическое услаждение чувств»; он должен вызывать в Церкви такое же уважение и понимание, какие религиозная вера должна вызывать в обществе.

Свое мнение, хотя противоречивое, высказала Общественная палата при Президенте РФ. Еще 19 декабря 2009 г. ее секретарь академик Евгений Велихов предложил Государственной Думе принять закон, позволяющий религиозным организациям беспрепятственно изымать иконы из музейных коллекций. Однако позже тональность заявлений изменилась. 11　февраля российский комитет Международного совета музеев принял участие в заседании комиссии Общественной палаты по сохранению и развитию отечественной культуры. Выступавшие здесь директор музея древнерусского искусства им. прп. Андрея Рублева Геннадий Попов и исполнительный директор ИКОМ России Галина Андреева выразили озабоченность разворачивающимся процессом передачи религиозным организациям культурных ценностей, который совершается при участи одних только чиновников　— без привлечения специалистов. В результате удалось убедить «общественников», что смена пользователей во многих случаях　затрагивает не только сложившуюся эффективную систему управления музейными объектами, которая обеспечивается либо самими музеями, либо сотрудничеством музеев и Церкви, но также и принятые Россией международные обязательства в области сохранения культурного наследия. В результате резко сокращается доступность этих памятников для людей различных убеждений, верований　и национальной принадлежности, что особенно важно для　уникальных объектов, составляющих неотъемлемую часть всемирного наследия. И потому новый законопроект должен быть обязательно подвергнут общественным слушаниям и профессиональной экспертизе.

29 января 2010 г. другая Общественная палата　— в Санкт-Петербурге, под председательством Игоря Риммера　— выступила с инициативой придания особого статуса религиозным музейным ценностям, для чего следовало или принять поправки в ФЗ-54 «О музейном фонде и музеях Российской Федерации» от 24 апреля 1994 г. или остановить процесс приватизации церковного имущества.

Активной была и церковная среда　— на XVIII Международных Рождественских образовательных чтениях. 28 января в музее древнерусского искусства им. прп. Андрея Рублева состоялась секция «Музей. Церковь. Общество — формы диалога», где сотрудники музея, ставшего своеобразным медицинским центром по спасению икон, доказывали свою полезность Церкви и обществу в качестве площадки для «соработничества». В резолюции подчеркивался опыт Рублевского музея, заслуживающий самого внимательного отношения, и необходимость создания синодального Отдела по вопросам православной культуры и церковного искусства. Однако главные события происходили 27 января на московском подворье Троице-Сергиевой лавры, где состоялся круглый стол, который проявил как накал проблемы возвращения РПЦ православных святынь, так и взаимное непонимание сторон в том, что касается передачи патриархии музейных ценностей. Руководил столом архиепископ Нижегородский и Арзамасский Георгий (Данилов), который скорее озвучил жесткие требования к обществу и государству, нежели выказал расположенность к диалогу. Здесь шла речь не только о государственном финансировании церковной реставрации и содержания памятников церковной культуры, но и о компенсации Церкви затрат на оформление имущества в собственность. Епископ Выборгский Назарий (Лавриненко) прямо заявил, что музейщики и Минкультуры в настоящее время играют «прямо атеистическую роль», так как не понимают, что имеют дело со святынями и устраивают скандалы в связи с их возвращением, а первый замминистра юстиции РФ Александр Федоров призвал Церковь не стесняться и решать вопросы о передаче святынь в судебном порядке. Вновь поднимался и вопрос о церковных музеях, о чем говорили наместник Ново-Иерусалимского монастыря игумен Феофилакт (Безукладников) и замминистра культуры Андрей Бусыгин. Последний, правда, в качестве положительного примера привел музей Рязанской епархии в палатах местного кремля, директором которого является архиепископ Павел (Пономарев), забыв при этом сказать, что музей создается на костях Рязанского музея-заповедника.

Разумные предложения вряд ли были услышаны. Замминистра экономического развития РФ Игорь Манылов утверждал, что патриархии надо менять систему управления имуществом и создавать перечни и кадастры, а Александр Кибовский, глава Росохранкультуры, посчитал, что нельзя запускать механизм передачи собственности Церкви, пока не будет разработан механизм финансирования поддержки памятников государством. Он отметил, что случаи уничтожения древних фресок и «самостроя» на церковных памятниках «множатся в геометрической прогрессии». В дореволюционной России, по его словам, было принято 4 определения Синода, которые предусматривали суровое наказание духовенства за уничтожение старины. Патриархии и сегодня надо пристально следить за недопустимостью такого рода случаев.

В патриархии восприняли этот призыв по-своему, поскольку вообще не отреагировать на ситуацию, да еще в преддверии принятия закона о передаче церковной собственности, было невозможно. На епархиальном собрании в Москве 23 декабря 2009 г. патриарх Кирилл (Гундяев) коснулся вопросов церковной реставрации, но лишь в рамках «эстетики современной церковной архитектуры». Здесь он отметил ответственность настоятелей за «чистоту и убранство» храмов. За «благообразие возводимых строений» отвечала искусствоведческая комиссия при епархиальном совете. Патриарх сообщил, что в отчете комиссии за прошедший год «прозвучала тревога по поводу того, что при производстве ремонтных работ в храмах нередко меняется внутренняя и внешняя окраска здания», и что «при этом все делается "по вкусу" настоятеля». Он призвал духовенство согласовывать свои действия при воссоздании интерьеров порушенных церквей с настоящей комиссией. Забота о памятниках выглядит достаточно специфичной: ни слова о древности и старине и важности их сохранения в церковной жизни, во главу угла поставлено лишь благолепие и чистота храмов...

На праздновании годовщины собственной интронизации, к которой было приурочено архиерейское совещание 2 февраля 2010 г., патриарх расставил приоритеты окончательно. Упомянув о готовящихся законах, регламентирующих возвращение церковного имущества, он заявил, что воссозданное им финансово-хозяйственное управление патриархии «обеспечивает координацию со стороны Церкви финансирования работ по восстановлению и реставрации памятников истории и архитектуры федерального значения в рамках Федеральной целевой программы "Культура России (2006—2011 гг.)"». В текущем году объем этого финансирования существенно сократился. В результате недофинансирование составит 44,4% (1,2 вместо 2,159 млрд. рублей), что в денежном выражении равно почти 1 млрд. рублей (959 млн. рублей). Из 221 объекта, восстанавливаемых в 2009 г., в 2010 г. может остаться только 166. «Прошу с пониманием отнестись к тому, что произошло в сфере государственной поддержки реставрационных работ на церковных объектах, являющихся памятниками истории и архитектуры федерального значения, ибо изменения в инвестировании средств обусловлены общим сокращением бюджетных расходов в условиях финансово-экономического кризиса». В постановлении совещания говорилось лишь об усилении взаимодействия РПЦ с органами государственной власти　— в целях скорейшей передачи Церкви «несправедливо отнятого у нее имущества», а также о необходимости проведения в каждой епархии празднования Дня славянской письменности и культуры в память свв. равноапостольных Мефодия и Кирилла. О православной старине и бережном к ней отношении, о прещениях за ее разрушение — вновь умолчание.

После расставленных патриархом приоритетов проповедь епископа Назария (Лавриненко) на праздник Торжества Православия 21 февраля 2010 г. в Троицком соборе Александро-Невской лавры удивления уже не вызвала, но лишь подтвердила, что слова благодарности музейщикам за сохранение православной культуры оказываются неискренними в устах священноначалия РПЦ. Задавшись вопросом «почему сегодня музеи держатся именно за чудотворные иконы?», он нашел следующий ответ: «Да потому, что до сих пор, к сожалению, работники музеев, осознавая или не осознавая, часто по инерции являются поборниками атеизма и иконоборческой ереси». Он утверждал, что «сегодня иконоборчество тоже существует, но под тем благовидным предлогом, что, не дай Бог, икона, оказавшись в храме, не будет храниться при надлежащей температуре, что, не дай Бог, за ней в храме не будут ухаживать». Эти требования были названы человеком, окончившим Духовную академию (!), «изысками в области охраны памятников культуры». Такие слова свидетельствуют о неготовности иерархии взять на себя ответственность за судьбу общенациональных реликвий, внушают обоснованные опасения за будущее чтимых икон, переданных подобным «иконопочитателям», и полностью перечеркивают последующее утверждение архиерея о том, что церковные люди тоже «переживают» за состояние святынь. Епископ Назарий заявил, что «придет то время, когда из музеев будут возвращены практически все иконы, особенно чудотворные и почитаемые», и тогда святыни снова обретут своих молитвенников, а иконы вновь станут окном в Царство Небесное. Грамотный текст, написанный профессиональными спичрайтерами и утверждающий, что «чудотворные иконы и святыни — это одно из государствообразующих начал, ибо через них осуществляется то единство прошедших и нынешних поколений, без которого не может быть сильного государства», в тот же день появился в интернете, дабы произвести соответствующее впечатление.

Большинство сделанных с амвона заявлений прямо противоречат опыту Церкви, доказывающему, что святыня, соблюдаемая в общенациональном древлехранилище, не перестает быть палладиумом нации. К тому же, согласно православному учению, икона не столько щёлка, позволяющая нам заглянуть в вечность, сколько окно, сквозь которое Бог смотрит на нас, и мы меняемся от этого взгляда. Утверждения, что только в храме святыня может найти молитвенников, что главное в иконе — ее «намоленность», свидетельствуют о духовной слепоте и богословском примитивизме исповедующих подобные взгляды. Все это является манифестом «общества духовного потребления», в котором икона служит средством «удовлетворения религиозных потребностей» или «консолидации нации». Ни о каком христианском самоограничении, сбережении святынь для будущих поколений, уважении к внецерковному обществу, имеющему определенные права на национальные реликвии, речи в этом манифесте не идет. Настоящим иконоборчеством являются многочисленные факты разрушения церковной старины некоторыми представителями РПЦ, мартирологом чего стала эта книга. Манифест епископа Назария (Лавриненко), как и манифест его предшественника архимандрита Макария (Гневушева), прозвучавший 100 лет назад　— накануне общероссийской катастрофы, не обещает ни обществу, ни Церкви ничего доброго…

Последующие события показали, что общество и без подобных провокаций оказалось расколотым, и расколотым　— серьезно. Уже 3　марта директора нескольких московских музеев, а также группа ведущих искусствоведов, историков и археологов подписали беспрецедентное обращение непосредственно к патриарху Кириллу (Гундяеву). Основу письма составили положения, выработанные на круглом столе 18 января: очевидно, текст писал кто-то из его участников. Приветствуя передачу РПЦ храмов и монастырей, находящихся в запустении, основную свою обеспокоенность авторы сконцентрировали на древностях, являющихся «общенациональным и мировым достоянием», которые «на общем фоне» планируемых к передаче памятников составляют доли процента, однако сберечь их возможно «только в режиме музейного хранения». Письмо предостерегало патриарха от рассеивания музейных коллекций «по тысячам храмов». Авторы письма предложили Кириллу обратиться к Президенту РФ «с просьбой приостановить уже запущенный процесс подготовки закона» и привлечь к созданию нового проекта, исключающего противоречия действующему законодательству, а равно угрозу памятникам церковного искусства и музейным коллекциям.

Однако в тот же день появилось и контрписьмо, подписанное деятелями менее известными, а иногда и скандально известными, где грядущее государственное решение о передаче РПЦ ее собственности называлось «долгожданным». Также обращенное к Президенту, оно было изрядно насыщено элементами социальной демагогии. Так, утверждалось, что поступать вопреки воле создателей церковного искусства, предназначавшей оное для храмов, «значит предавать память наших прадедов», а препятствовать возвращению Церкви ее бывшего имущества — «значит встать на сторону тех, кто участвовал в ограблении и разорении храмов и пролитии крови невинных людей». При этом храмы противопоставлялись «безликим и формальным "очагам культуры"». Вопреки известным фактам, в письме утверждалось, что «число случаев порчи древних икон, имевших место при их церковном хранении, не идет ни в какое сравнение с размерами их утрат и безвозвратных потерь в музейных фондах», поскольку «икона в храме защищена благоговейным отношением». В конце письма говорилось, что сотрудникам музеев пора отказаться от устаревших воззрений.

Последний манифест был раздерган чиновниками патриархии на цитаты. В день появления писем протоиерей Всеволод Чаплин заявил, согласно сообщению Газеты.Ru, что деятели культуры хотят «сорвать реализацию закона, вокруг которого сложился высокий уровень консенсуса». «Кто-то сознательно вводит в заблуждение общественность,　— утверждал он. — Нам даже известно, что это за человек, и мы скоро назовем его имя».

Однако уже на другой день глава пресс-службы Патриарха протоиерей Владимир Вигилянский увидел в первом письме «почву для дальнейшего обсуждения "злободневной" темы». Впрочем, обсуждению предстоит быть достаточно странным. Председатель синодального Информационного отдела Владимир Легойда заявил о недопустимости «обострения дискуссии» по поводу передачи Церкви памятников культуры, хотя днем ранее он говорил, что «данная тема должна быть обсуждаема, причем обсуждаема в формате широкой общественной дискуссии». В связи с этим уже упоминавшийся Чаплин в эфире радиопрограммы «О главном» увидел возможность диалога лишь между Церковью и государством, которым стоит «вместе заняться охраной исторических памятников, которые сегодня есть и в Церкви и в музее». Общество, равно как и учреждения культуры, из этого диалога практически исключались. Протоиерей посчитал, что позиция руководителей ряда музеев России против передачи Церкви имущества религиозного назначения может иметь корыстную подоплеку, и постарался столкнуть музейный «генералитет» и рядовых музейных сотрудников, заявив, что первые хорошо зарабатывают на организации «пирушек» и сдаче помещений в аренду　— при нищенской зарплате вторых. При этом и он сам и В. Легойда вводили общество в заблуждение, утверждая, что вызывающий озабоченность многих деятелей культуры и искусства проект закона не касается возможной передачи РПЦ музейных и архивных фондов.

О том, что диалог с обществом не состоится, четко дал понять и патриарх Кирилл (Гундяев). «Сегодня многие пытаются вбить клин в отношения между культурой, искусством и Церковью вокруг темы возвращения святынь. Но мы сделаем все, чтобы не удалось вбить этот клин», — сказал он. И уже на следующий день, 5 марта, на заседании Священного Синода в Санкт-Петербурге, предложил создать Патриарший совет по культуре, «в компетенцию которого включить вопросы диалога и взаимодействия с государственными учреждениями культуры, творческими союзами, общественными объединениями граждан, работающих в сфере культуры, а также со спортивными и иными подобными организациями». Положение о совете, как и его состав, дóлжно подготовить к следующему заседанию Синода.

О будущей роли совета говорят как статус, так и отнесенные к его ведению вопросы. Статус патриаршего совета формально ниже статуса синодального отдела, однако в условиях функционирования «вертикали церковной власти» иного выбора просто не существует. Патриарх сам будет решать, как и с кем Церкви вести диалог и «взаимодействовать». Примечательна причудливая смесь функций будущего совета: от культуры до спорта. Эта смесь свидетельствует о непонимании руководством РПЦ сложности и самостоятельной важности дела сохранения церковной старины, о чем в синодальном решении не было сказано ни слова. В результате в патриархии так и не был сформирован орган, ответственный за сохранение культурного и исторического наследия России.

Показательным моментом явилось назначение ответственным секретарем совета наместника московского Сретенского монастыря архимандрита Тихона (Шевкунова), известного своими крайне консервативными взглядами. Трудно найти в РПЦ кандидатуру, менее подходящую для ведения диалога с обществом! Архимандрит известен своим особым отношением к истории и культуре, в частности им был снят фильм о судьбе Византийской империи, где ее история была насильственно модернизирована под современное противостояние властных российских элит. Очевидно, что совету предстоит чисто декоративная роль, а грядущий «диалог» сведется к требованию подчинить интересы общества и культуры　— интересам патриархии; взаимодействовать РПЦ намерена исключительно с государственными структурами и специалистами, для которых «благословение патриарха» значит больше, чем профессиональная и гражданская ответственность.

В этих условиях принятие и реализация нового закона будут поистине «революционным событием», радикально ломающим сложившуюся систему охраны и учета памятников старины. Общеизвестно, что не было в истории человечества ни одной революции, после которой людям жилось бы лучше, чем раньше. От революций страдают прежде всего те, на благо которых, казалось бы, эти революции направлены. Так и в нынешней ситуации: главной жертвой «новой революции», осуществляемой в «заботе» о культурном наследии, могут стать как раз памятники истории и культуры России, составляющие Государственный музейный фонд Российской Федерации. Народ, безмолвствуя, замер в ожидании развязки…

Мы закончили обзор и анализ основных событий и тенденций на начало 2010 г., связанных с требованиями московской патриархии вернуть ей памятники и святыни православной культуры. Общероссийский «макроисторический уровень» должен быть дополнен серией аналитических очерков, посвященных «микроистории» особых памятников или отдельных епархий. Это позволит понять, что ждет православную старину после грядущей тотальной передачи церковных памятников религиозным организациям　— в условиях отсутствия государственного и общественного контроля. Этот анализ целесообразно начать с рассказа о положении дел в Новгородской епархии　— древнейшей поместной Церкви на территории России...