Возрождение церковной жизни в Великом Новгороде, восстановле­ние, подчас противоречивое и драматическое, его святынь и церковных памятников ассоциируется с именем епископа Льва (Церпицкого; р. 1946). Однако предвозрождение началось еще раньше, до его прихода в эту епархию после 20 июля 1990 г. Как и везде, оно было связано не столько с предшественником по кафедре, сколько с активным церковно-общественным движением «снизу».

Митрополит Новгородский и Ленинградский Алексий (Ридигер) лю­­бил бывать в Новгороде, но вольный дух свободолюбивого города всегда противостоял надменности остзейских помещиков. Реальная власть принадлежала здесь епархиальному секретарю и узнику ГУЛАГа протоиерею Михаилу Елагину. Ему и принадлежит честь первых «перестроечных» открытий церквей в Новгороде. Вместо предлагавшейся властями церкви свв. апп. Петра и Павла XII в. на Силничьей горе, находившейся на загородном кладбище, удалось не только открыть Покровский собор XIV—XIX вв., но и добиться возвращения Николо-Вя­жищского монастыря. Обитель, основанная, скорее всего, во второй половине XIV в., знаменита своим выходцем — архиепископом Евфимием II, здесь и погребенным, и двумя храмами, украшенными изразцами, — Никольским (1685) и Иоанно-Богословским (1698). 5 июня 1989 г. новгородский облисполком принял постановление № 173 о передаче в пользование епархиальному управлению памятника архитектуры — Никольского собора Вяжищского монастыря и Покровского собора как «его городского подворья». Однако собор сразу же зажил собственной жизнью, презрев монастырские интересы.

Первая литургия в возрождаемой обители состоялась 11 октября 1989 г., но уже 15 декабря и. о. начальника производственной группы по охране памятников Т. А. Хохлова составляет акт о существенных нарушениях при реставрации Вяжищ и направляет его митрополиту Алексию (Ридигеру). Как тонкий профессиональный юмор могла звучать фраза о том, что вместо цемяночного раствора в храме применяют «алексеевскую известь», запрещенную к использованию на памятниках. Не был заключен договор об охране, не было и профессионального контроля над восстановлением храма. Под видом укрепления столбчатых фундаментов производились бетонные накладки, а покрытие бочек на кровле собора делалось оцинкованной сталью вместо лемехов. Вместо необходимого подреза почвы была сделана гравийная подсыпка, нарушившая гидрорежим.

Реакция священноначалия осталась нам неизвестна. Став патриархом, Алексий 30 июня 1990 г. возвел монахиню Антонию (Корнееву), экономку собственной резиденции в Новгороде, в игуменский сан. Естественно, после этого игуменья предпочитала чаще согласовывать свои действия с Москвой, чем с Новгородом. К тому же в монашеской общине, которая пополнилась инокинями из Пюхтицкого монастыря в Эстонии, назрел конфликт. Когда группа монахинь во главе с Алексией (Симдякиной) ушла из монастыря, епископ Лев водворил их в давно ожидавший возрождения Хутынский монастырь. В результате противостояния 7 октября 1995 г. Вяжищский монастырь «получил статус ставропигиального», то есть был изъят из Новгородской епархии непосредственно в патриаршее заведование. Реставрационные работы в обители продолжались, и 21 мая 2000 г. был освящен главный монастырский храм в честь свт. Николая. Летом 2006 г. в Научно-рестав­рационные производственные мастерские в Москве поступило письмо игуменьи с просьбой разработать проект и документацию на строитель­ство в монастыре патриаршей резиденции. На симпатичном эскизе небольшого домика уже стояла патриаршая резолюция: «Благословляется». После этого ни самой заказчице, ни проектировщикам деваться было некуда. Однако гармоничный монастырский ансамбль, сохранивший атмосферу Средневековья и незримое присутствие святителя Евфимия, никак не предполагал каких-либо дополнительных построек. Да и сам патриарх за последние 15 лет лишь раз посетил свою обитель в августе 1999 г.

Но настоящий переворот в духовной жизни Новгорода был связан с возвращением богослужения в Софийский собор. В конце 1980-х гг. в Новгороде жило много неравнодушных людей, среди которых был и Василий Юрцевич, приехавший на берега Волхова из Белоруссии и возглавляющий ныне реставрационную фирму — ООО «Десна». В 1985—1986 гг. он был старостой единственной в городе Филипповской церкви, но предпочитал тратить приходские деньги на ремонт храма, а не на Фонд мира. После празднования 1000-летия Крещения Руси, получив благословение митрополита Алексия (Ридигера), он начал готовить общественное мнение и собирать архивные документы для возвращения Церкви Софийского собора. Опыт подсказывал — для успеха нужна организация. Осенью 1989 г. в Новгороде сложилось куль­турно-философское общество «София», Устав которого был официаль­но зарегистрирован 9 февраля 1990 г. Пункт 4.2 этого Устава провозглашал «активную борьбу за функциональное возрождение и охрану памятников архитектуры и культуры».

29 августа 1990 г. в «Новгородской правде» (№ 20073) была опубли­кована статья самого Василия Юрцевича, преподавателя Новгородского политехнического института Марии Андрушихиной, внучки послед­него настоятеля Софийского собора Павла Беляева, и других общинников под названием «София — наша покровительница». Обще­ство за­явило о своих намерениях и активной общественной позиции. Здесь впервые публично говорилось о необходимости возобновления служб в Софийском соборе и придании ему статуса кафедрального. Общество предполагало, что в Софии будут происходить лишь праздничные богослужения, тогда как ежедневная служба может вестись в храме св. Феодора Стратилата, который городские власти намеревались передать «софьянам» для реставрации.

Еще весной и летом общество сумело собрать более 6000 подписей за возвращение богослужения в Софийский собор. Среди них — 34 име­ни представителей новгородского духовенства, за исключением уважа­емых, но осторожных протоиереев Михаила Елагина и Анатолия Ма­линина. Однако к этому времени в Новгороде сменился архиерей, в Церкви — патриарх, а в стране — политическая атмосфера. Здесь в историю с Софийским собором вмешалась московская власть. В Новгород пришла резолюция премьер-министра И. Силаева от 18 сентября 1990 г., появившаяся в ответ на уже известное нам письмо патриарха и вопрошавшая, когда можно «освободить» Софию, Хутынь и Юрьево. Однако она не вызвала энтузиазма у местных властей. 10 октября исполком Новгородского облсовета принимает решение № 412 «О рассмотрении поручения председателя Совета Министров». Здесь говорилось: в передаче Софийского собора отказать, учитывая его уникальность, требующую особых условий хранения и музейного показа, но разрешить, учитывая просьбу патриарха, проведение в нем «основных календарных богослужений» по договору с музеем. В передаче Хутынского и Юрьевского монастырей — отказать, учитывая необходимость использования ансамблей для просветительских целей, но при­знать возможным частичное использование их епархией на условиях договора. В передаче Знаменской иконы — отказать, учитывая особые требования режима хранения, вступающие в противоречие с проведением культовых обрядов, и факт исторической принадлежности иконы Знаменскому собору, но считать возможным передачу епархии одной из копий, хранящихся в музее. 15 октября председатель исполкома Ни­колай Гражданкин подписывает письмо № 66-2 в Москву, где перечисляет премьеру причины отказа.

Знало ли общество об этом решении, неизвестно. Но уже к следующей сессии областного Совета (21 декабря 1990 г.) была проведена соответствующая работа. Сюда поступил поддержанный депутатами Г. Кондрашовым и А. Цветковым запрос культурно-философ­ского общества «София» об отмене предыдущего решения № 412. На этой сессии была зачитана докладная записка директора музея Михаила Ло­паткина. Защищая музей от несправедливых обвинений в корыстолюбии, он указал, что расходы на содержание собора, немыслимые для епархиального управления, составляют 111 500 рублей в год. В записке сообщалось, что на направленные в епархию музейные предложения от 30 ноября по сотрудничеству и совместному использованию памятников, никакой реакции не последовало. На будущее запомним, что в записке предлагалось учредить в доме Передольского краеведческий музей и предоставить в нем место для деятельности общества свт. Игнатия Брячининова. В рамках ожидаемого сотрудничества 9 де­кабря епархии были переданы мощи новгородских святых: князя Владимира Ярославича, князя Мстислава, княгини Анны, архиепископа Иоанна и князя Феодора Ярославича.

Запрос вызвал среди депутатов серьезные споры. А. Костюков, пред­седатель постоянной комиссии облсовета по культуре, говорил: «Те, кто встречался в июне или июле (1990 г. — А. М.) с патриархом, помнят, что он заявил нам, когда М. Семенов (председатель Новгородского областного совета. — А. М.) сказал ему, что раздаются голоса Софию отдать. Он ответил: „Да что вы, у нас священников на новые храмы не хватает, у нас нет средств реставрировать“». Был отмечен застой в реставрации Вяжищского монастыря. Недоумение у многих вызвало и то, что решение сложнейшего вопроса по неизвестным причинам передано «общественной организации». В результате 75 депутатов проголосовали против передачи и за неизменность предыдущего решения, и лишь 25 — за возвращение Софии. Итоговое постановление почти дословно повторяло текст отказа, направленного И. Силаеву.

Судя по всему, именно инициатива «общественной организации» и вызвала определенное «торможение» этого вопроса в высших сферах. Так, депутат В. Иванов, выступая, сказал: «Сегодня (21 декабря 1990 г. — А. М.) горисполком по аналогичному вопросу встречался с руководителями нашей епархии и просил наше решение не отменять». Из стенограммы непонятно, исходило ли это пожелание от руководства города или епархии или было их общей просьбой. Впрочем, непосредственные участники событий отмечали необъяснимую пассивность епископа осенью 1990—весной 1991 г. в деле возвращения Софии. Не исключено, что новое Общество свт. Игнатия Брячининова должно было составить определенную альтернативу «Софии». Отметим и то, что, несмотря на возможность организации праздничных богослужений в Софийском соборе, предусмотренную решением исполкома от 10 октября, епархия так и не предприняла конкретных шагов для их проведения. К тому же у нас имеется информация, что, докладывая патриарху Алексию (Ридигеру) летом 1991 г. о принятом решении по передаче собора, епископ Лев выслушал жесткие претензии от московского епископа. Их суть сводилось к тому, что практически вся работа по возвращению Софии была проделана без его участия. Весной 1992 г., смещая В. Юрцевича с поста коменданта собора, владыка выскажет ему свои обиды в том, что Общество «перебежало» архиерею дорогу в деле возвращения храма. Еще зимой 1991 г. епископ Лев велел тому передать все имеющиеся документы союзному депутату Валерию Трофимову для лоббирования вопроса на более высоком уровне. Однако сам В. Юрцевич помнил, что депутат в свое время отказался подписываться под воззванием за возвращение Софии. Не доверяя ему, он оставил инициативу за собой и Обществом. Это ему тоже припомнили в 1992 г. Похожие недоразумения возникли и между епископом и настоятелем Георгиевского храма в Старой Руссе архимандритом Агафангелом (Догадиным), которому в мае 1991 г. удалось самостоятельно добиться возвращения старорусского Воскресенского собора.

Несмотря на отрицательное решение декабрьской сессии, 14 янва­ря 1991 г. на президиуме облисполкома вновь поднимается вопрос о передаче Софии верующим уже по индивидуальному запросу гендиректора ПО «Квант» Александра Цветкова, поддержанному другими городскими и областными депутатами. Слушали — постановили: отказать. 24 января в официальном ответе председателя совета Н. Граж­данкина вопрошавшему депутату слышатся новые ноты. Несмотря на то, что президиум не вправе отменять решение совета, данный вопрос прорабатывается комиссией по культуре, управлением культуры и руководством музея совместно с епархией, и при необходимости он будет вынесен на очередную сессию.

К тому же зимой 1991 г. выявились новые проблемы с сохранностью иконостаса собора. Акт его состояния обсуждался 27 февраля на реставрационном совете музея. Были отмечены перенасыщенность кра­сочного слоя икон клеевым составом после реставрации 1984 г., отслоение и шелушение краски, выявлены очаги плесени, а также факт сокращения досок и увеличения трещин. Перепады температурно-влаж­­ностно­го режима в храме были связаны с неудовлетворительной работой калориферной системы. Среди причин ухудшения состояния обра­зов рес­тавратор И. Карева назвала съемки фильма «Гроза над Русью» и пе­редачу мощей из собора епархиальному управлению 9 декабря, в про­цессе которых двери храма, несмотря на мороз, были открыты в тече­ние нескольких часов. Но потом случилось нечто, подстегнувшее всех к решительным действиям. 2 мая 1991 г. рухнул участок стены Новгородского кремля. И музею и городу была нужна успешная акция для того, чтобы создать собственный положительный образ и отвлечь вни­мание общества от происшедшей беды. Таким общественно значимым ходом и могла стать предстоящая передача Софии.

В начале мая В. Юрцевич направил письма в Совет министров и Верховный Совет РСФСР, приложив все собранные подписи и официальные документы. В них говорилось о целесообразности возобновления служб в Софии и совместного использования собора епархией и музеем, что позволило бы сохранить эту святыню на века «как живой памятник». Ответом стало письмо из Верховного Совета от 14 мая за № 78 (225) за подписью председателя Комитета по свободе совести, вероисповеданию, милосердию и благотворительности протоиерея Вя­чеслава Полосина. Оно было адресовано председателю облисполкома Н. Гражданкину, а копия направлялась В. Юрцевичу. В ответ на письмо общества и священнослужителей (имеются в виду подписи при­ходского духовенства под обращением о возвращении Софии) комитет рекомендовал облсовету вернуться к вопросу о передаче собора и монастырей «в собственность» епархии с сохранением возможности экскурсионного показа. При этом в список дополнительно было реко­мендовано включить Знаменский собор, куда и предстояло пере­нести чтимую икону. О принятых мерах следовало доложить в комитет и в общество «София» до 1 июня 1991 г. Епископ и его роль в возвращении собора снова не упоминались.

Но еще раньше, чем письмо было получено в Новгороде, 17 мая, сюда приезжают сами «отцы-депутаты» протоиереи Вячеслав Полосин и Алексей Злобин. Блиц-визит, в ходе которого состоялись встречи с владыкой и Н. Гражданкиным, убедил все стороны в правильности избранного пути. Заинтересованность в этом деле российских законодателей повлияла на решение многих областных депутатов. 17 июня епи­скоп Лев направляет председателю облисполкома Н. Гражданкину и на­чальнику управления культуры исполкома Юрию Шубину письмо № 258 — это единственный документ, свидетельствующий об участии епископа в возвращении собора. Ссылаясь на пункт 5 постановления Верховного Совета о неотложных мерах по сохранению наследия 1990 г., он впервые обратился с просьбой о передаче епархии Софийского собора, иконы Знамения Божией Матери, Юрьева монастыря с Перынским ски­том и Хутынского монастыря.

Имя Юрия Шубина впервые всплывает в корпусе новгородских до­кументов. Однако некоторые информанты именно ему приписывают не последнюю роль в формировании идеи возвращения Софийского собора «сверху». Ю. Шубину принадлежит в истории памятников церковной культуры двусмысленная роль, связанная со стремлением любой ценой передать епархии нужную и ненужную архиерею недвижимость. Став в 2004 г. директором департамента культуры Минкульта РФ, этот чиновник продолжает свою деятельность уже во всероссийских масштабах. Именно ему было поручено в 2006 г. найти приемлемый для патриархии выход из ситуации вокруг Рязанского кремля.

26 июня исполком принимает решение № 257, проект которого готовил директор музея М. Лопаткин. Все объекты передавались епархии в постоянное безвозмездное пользование по первоначальному назначению и для экскурсионного показа. Для передачи назначалась спе­циальная комиссия под председательством Ю. Шубина. Работа комис­сии по собору должна была быть закончена к 15 августа (очевидно уже тогда официальное освящение собора и его передача были намечены на 16 августа — день памяти прп. Антония Римлянина), а по Юрьеву — к 1 октября. Хутынь и Перынь должны были быть переданы в течение 1991 г. Отдельная комиссия создавалась для передачи иконы Знамения. Ей предстояло разработать программы мероприятий по сохранению образа в условиях действующего храма. Производственной группе охраны памятников поручалось заключить договоры охраны с епархиальным управлением.

В связи с решением облисполкома Министерство культуры СССР отправило в Новгород комиссию, с членами которой Н. Гражданкин просто отказался общаться как с представителями ставшего уже лишним «нерушимого союза». Основываясь на рекомендациях комиссии, согласившейся с передачей Хутыни и Юрьева, но воспротивившейся передаче Софии и Знамения, министр Николай Губенко направил резкий протест председателю Новгородского облсовета, министру культуры России Юрию Соломину и председателю комиссии по культуре Верховного Совета Федору Поленову. Он категорически возражал про­тив передачи Софийского собора, так как «уровень ценности и мировая значимость памятника требуют государственного уровня ответственности за их сохранность и музейного режима использования, совме­щаемого с проведением в соборе торжественных праздничных бого­служений». Министр справедливо указал, что решение должно было быть принято на республиканском и союзном уровне, а не областным советом.

Несмотря на то, что это решение еще предстояло утвердить на сессии, работы по приспособлению Софии к первому богослужению тут же начались, как началась и организация визита патриарха в сопровождении первых лиц государства 15—16 августа. Основная интрига заключалась в том, что 5-я сессия 21-го созыва должна была собраться 14 августа — за день до патриаршего визита. А что если депутаты, на 90 % состоявшие из членов КПСС, откажутся подтвердить решение испол­кома? О своих волнениях и о мерах, предпринятых против не­ожиданностей, активные участники событий, в частности нынешний ди­ректор Новгородского музея Николай Гринев, до сих пор вспоминают с внут­ренним трепетом. К слову, именно им была предложена идея по­именного голосования, что предполагало обязательное использование электронной системы подсчета голосов. Предложение должна была вне­сти депутат Надежда Лисицына.

14 августа сессия облсовета утвердила решение исполкома и признала утратившим силу свое постановление от 21 декабря 1990 г. В стенографическом отчете есть лишь сухие слова Н. Гражданкина: «Будут ли вопросы у депутатов? Нет. Просьба зарегистрироваться. Присутствуют 112 депутатов. Кто за то, чтобы утвердить решение ис­полкома облсовета, прошу голосовать. Кто за? 112. Кто против? 0. Кто воздержался? Единогласно. Решение принято».

Единогласный результат ошеломил всех, особенно тех, кто считал, что проголосовал против. Однако эффект был подавляющим. Сразу после голосования выступил епископ Лев, поблагодаривший депутатов за единогласие и пообещавший, что София в руках у епархии станет символом консолидации общества. Говорят, в перерыве секретарь обкома КПСС В. Никулин недоуменно бросил своей фракции: ну что же вы так? В тот день это было единственное голосование при помощи компьютерной системы. По всем осталь­ным вопросам, где волеизъявление избранников обходилось без нее, единогласие не достигалось никогда. Здесь же количество зарегистрировавшихся депутатов удивительным образом совпало с числом проголосовавших «за». Такой результат мог быть либо чудом, либо следствием того, что компьютер не был вовремя переключен из режима регистрации в режим голосования.

Но еще до всякого голосования 13 августа начальником управления культуры исполкома Ю. Шубиным был подписан приказ № 199, предписывавший в срок до 15 августа передать на баланс епархиального управления Софийский собор и находящиеся в нем художественные ценности. Приказ был согласован как с епископом Львом, так и с действительными «моторами» всего процесса передачи — членами Вер­ховного Совета РСФСР протоиереем Алексеем Злобиным, Б. Фе­до­то­вым и специалистом депутатской комиссии по свободе совести А. За­лесским. 5 августа заседала областная комиссия по передаче Софийского собора. Она предложила епархии заключить охранный договор в срок до 8 августа и доработать положение о совместном использовании с учетом замечаний Министерства культуры, которые были присланы Ю. Соломиным в его письме от 1 августа. Тогда же был составлен акт технического состояния собора, отметивший древние деформации в западной галерее и трещины у северной лопатки.

Столь же продумана была и программа мероприятий по передаче Знаменской иконы. С самого начала она была исключена из учетной музейной документации. С особым мнением выступила Анна Трифонова, считавшая, что икона не может быть перемещена без ущерба для ее сохранности.

Лишь к ноябрю могла быть сделана витрина, поддерживающая необходимый режим, и установлена сигнализация. Однако тогда посчитали целесообразным перенести икону в собор именно 15 августа. В результате икону установили в соборе так, что ее оборотная сторона с образами свв. Петра и Анастасии не была видна ни молящимся, ни посетителям. Первый конфликт в соборе случился уже 7 августа. Без согласования с реставрационным советом было принято решение закрыть археологический резерват в центральной апсиде для проведения здесь патриаршего богослужения. В результате работ и отсутствия охранных мероприятий все было покрыто толстым слоем пыли.

15 августа между Н. Гражданкиным и епископом Львом было подписано «Положение об использовании Софийского собора», утверж­денное Ю. Соломиным. 16 августа состоялось освящение собора. Известно, что существовал еще один вариант положения, предложенный директором музея М. Лопаткиным. Проект включал в себя более развернутые пункты об ответственности и обязанностях епархии в отношении содержания собора. Он предполагал, что доходы от экскурсий будут поступать на тот же счет, куда поступают бюджетные ассигнования, а не непосредственно в епархиальную кассу. При этом собор должен был находиться в оперативном управлении у музея.

Подписанное положение предполагало, что памятник республикан­ского значения передается епархии в постоянное безвозмездное пользование. Епархиальное управление должно было создать централизованную службу учета, хранения, использования и реставрации движимых и недвижимых памятников истории и культуры. Движимые памят­ники снимались с учета в Новгородском музее и заносились в инвен­тарные книги епархии, скрепляемые двумя печатями, — по образцу подоб­ной документации государственных музеев. Для обеспечения деятель­ности и реставрации собора и находящихся в нем памятников необ­хо­димо было создать попечительский консультативный совет, положе­ние о котором еще только предстояло выработать. Также надлежало выработать специальный регламент использования Софийского собора, предусматривающий сохранность, равный доступ, возможность науч­ных исследований и экскурсионного показа, режим и виды уборки, уро­вень электрического освещения и порядок использования свечей из вос­ка. Доходы распределялись на паритетных началах, а расходы по со­держанию так и не были оговорены.

22 августа епископ своим указом назначает В. Юрцевича и. о. коменданта Софийского собора с полной материальной ответственностью. Здесь еще нет никакой приходской общины, она была зарегистрирована только 7 октября 1992 г. И уже 24 августа владыка Лев издает указ о ежедневных богослужениях в соборе. При этом службы долж­ны были проходить с 10 до 12 часов и с 18 до 21 часа, а время музей­ного показа сокращалось до промежутка между 14.00—17.30. За Му­зеем временно оставлялись западная, южная и северная галереи, придел св. Иоан­на Богослова и «холодная ризница». В это же время была принята временная инструкция по охранному режиму и условиям использования храма, предусматривавшая ежедневный прием-передачу историко-художественных ценностей от епархиального хранителя хра­нителям музейным и составление дефектных актов. Время прекращения этой практики в документах не отражено.

Архиерей оказался настоятелем собора, и сложившееся вокруг коменданта общество (община) тяготило его. Весной 1992 г. владыка, со­звав новое приходское собрание, сменил В. Юрцевича на подконтроль­ного ему старосту — Галину Кузину († 2005). Помимо ряда претензий финансового характера, главному действующему лицу возвращения Софийского собора было брошено обвинение в том, что он подменил православную общину культурно-философским обществом. Покойный писатель Дмитрий Балашов († 2000), критиковавший архиерея за пассивность еще во время борьбы за передачу собора, столь же принципиально выступил против разгона приходского собрания.

Кадровая замена была проведена как нельзя вовремя. 30 марта 1992 г. между директором музея Н. Гриневым и епископом Львом был подписан договор, согласно которому епархия поручала музею организацию «экскурсионного показа памятников архитектуры и архитектурных ансамблей, находящихся в ведении епархии». Право организации экскурсий было эксклюзивным. Согласно договору, методические материалы к экскурсиям должны были проходить стадию согласования в епархии. Половину сумм, полученных от входной платы при использовании «объектов показа», музей перечисляет епархии ежемесячно. Таким образом, деньги за право осмотра государственных памятников, находящихся у церкви лишь в пользовании, получало епархиальное управление, а не приходская община Софийского собора. Музей исправно перечислял договорные деньги за три «объекта показа» — Софийский собор в Кремле, Георгиевский собор Юрьева монастыря и Иверский монастырь на Валдае. До 2005 г. сумма росла практически стабильно: 2000 г. — 275 659 рублей, 2001 г. — 544 131 рубль, 2002 г. — 858 808 рублей, 2003 г. — 816 340 рублей, 2004 г. — 1 587 060 рублей, 2005 г. — 1 412 485 рублей. Всего в период с 1998 г. по 2006 г. Музей перечислил епархии 204 448 909 рублей.

В течение 1992—1993 гг. при епархии были созданы реставрационный отдел во главе с Валентиной Карагодиной (в обязанности входили ремонт и восстановление храмов на всей территории епархии) и хранительская служба во главе с искусствоведом Татьяной Царевской, ответственной за состояние Софийского собора. 8 декабря 1993 г. впер­вые на свое заседание собрался Научно-консультативный совет по обес­печению сохранности собора, созданный как совещательный орган при епископе. В число его членов входили люди, так никогда и не собиравшиеся вместе: Сергей Аверинцев, Ольга Подобедова, Гелиан Прохоров, Сергей Подъяпольский, Владимир Сарабьянов, Галина Бахтель, Галина Клокова, Олег Иоаннисян и др. На первом заседании совета, кроме банальностей по поводу необходимости «взаимного заинтересованного сотрудничества», был высказан ряд положений, определив­ших впоследствии культурную политику епархии. Опыт действующего Софийского собора, по мнению архиерея, показал, что за два с половиной года постоянное богослужение и физическое сохранение па­мятника вполне совместимы. Были сформулированы претензии к обще­ственности и органам охраны: «Если в бытность собора музеем все слож­ности и неурядицы... воспринимались как обычное явление и устра­ня­лись с присущим... спокойствием, то сейчас атмосфера резко нака­ли­лась, и Церкви ставится в вину любое нарушение предполагаемых пра­вил, вольное или невольное, полученное в наследство или же слу­чив­шееся по недосмотру технических служб». Именно на этом заседании, с подачи некоторых реставраторов — членов совета, получила окончательное оформление нелюбовь епископа к археологии. Имея в виду зондажи и 9 раскопов в соборе, епископ произнес заранее написанный кем-то их них текст: «Глубину и широту их (археологов. — А. М.) интересов можно назвать безмерной... Последствия такого археологического набега, смею опасаться, скажутся еще со временем, ибо ничто не проходит без следа».

Консультативный совет эпизодически собирался несколько раз не в полном составе с декабря 1993 по 1995 г. Впоследствии, вопреки положению о передаче собора, он прекратил свое существование. Его деятельность была подменена встречами рабочей группы, включающей самого архиерея, старосту, коменданта, хранителя, реставратора, иногда — представителей местного комитета культуры и органов охраны памятников. Стратегический орган, призванный согласовывать церковные и общественные интересы под сводами Софийского собора, превратился в ведомственную комиссию, нацеленную на решение текущих тактических задач. Впрочем, в том виде, в котором совет был создан, он и не мог долго существовать. В его поименном составе слишком явственно читаются как личные симпатии архиерея, так и элемент случайного выбора. К тому же князьям церкви всегда претила мысль, что они должны с кем-то «советоваться» и перед кем-то отчитываться. 25 февраля 1995 г. владыка Лев был уже возведен в сан архиепископа, что до странности почти совпало по времени с присвоением патриарху Алексию (Ридигеру) звания «Почетный гражданин Ве­ликого Новгорода» 18 января того же года.

В результате начало происходить то, что начало происходить. Даже по мнению прихожан, храм пришел «в полный упадок». Староста, ориентируясь на свой вкус, не всегда контролируемый настоятелем, требовал засыпать Мартириеву паперть, дописать остатки средневековых фресок, расставить у икон живые цветы в вазах, а хранительской службе поручить уход за этими цветами. Хранители, предпочитавшие не спорить с епархиальным начальством, посещали собор лишь эпизодически, что привело к отсутствию постоянного и квалифицированного надзора за действиями смотрительниц и уборщиц. Еще в марте 2001 г. комиссия Федерального научно-методического совета была вынуждена обсуждать надуманный вопрос о «несовместимости раскопа и богослужений». К 2003 г. завершился первый этап «приспособления» Мартириевой паперти, проект которого так и не получил квалифицированного обсуждения. Пол паперти устлали крупной плиткой грубо обработанного «пикалевского» камня со следами циркулярной пилы. Под плитку был упрятан уникальный ладьевидный саркофаг, бывший некогда местом упокоения одного из новгородских архиепископов XIV—XV вв. По краям паперти была установлена безвкусная решетка, вглубь вела не менее грубая лестница. 20 февраля 2003 г. научно-методический совет обсуждал вопрос о разборке кирпичной гроб­ницы в паперти, где верхние ряды плинфы частично закрывали фреску 1144 г. 7 августа 2003 г. вновь на секции научметодсовета обсуждалась необходимость настоящих реставрационных работ в Мартириевой паперти. Было отмечено, что у древнейшего русского собора не было своего архитектора. В 2001 г. была предложена кандидатура Владимира Дружинина, однако она не была принята архиереем, и лишь в июне 2005 г. в хранительской службе собора в должности архитектора начала трудиться Ольга Коваленко. В результате новый проект, предусмат­ривающий исправление уже сделанного, в начале 2005 г. был заказан мастерской Бориса Сизова. В целом работы в паперти, как и внешняя покраска собора и золочение куполов, были закончены в 2009 г. — к 1150-летию первого упоминания Новгорода в русском летописании.

Именно с археологическими находками в Мартириевой паперти связан еще один неприятный инцидент в истории Софийского собора. В 1999—2000 гг. здесь проводились новые исследования под руковод­ством Владимира Седова. В результате было найдено несколько новых погребений, древние печати, а также культурный слой конца X в. Ткани, обнаруженные в этих погребениях, были уникальны — среди них княжеская туника с изображением вознесения Александра Македонского и погребальная шапочка с вензелем архиепископа Евфимия I Брадатого. Ткани были отреставрированы за счет епархиального управ­ления, однако, в нарушение существующего законодательства, на протяжении 6 лет так и не были переданы в государственную часть музей­ного фонда Российской Федерации. Напомним, что пункт 9 ста­тьи 45 ФЗ № 73 «Об объектах культурного наследия» пред­писывает совершать такую передачу в течение 3 лет со времени окончания работ. Ведомственная инструкция о производстве археологических раскопок от 23 февраля 2001 г., разработанная на основе Положения об охране и использовании памятников истории и культуры № 865 от 16 сентября 1982 г., предписывала передачу материалов в государственный музей по завершении их камеральной обработки, что должно быть скреплено соответствующим документом. Архиерей и его помощники мотивируют удержание находок тем, что в настоящее время они оформляют официальные документы на открытие церковно-археологического музея при Софийском соборе, однако нарушение законодательной нормы представляется очевидным. К тому же разговоры об открытии епархией своего музея на основе коллекции, собранной митрополитом Ленинградским Антонием (Мельниковым; 1978—1986) и хранящейся в новгородской архиерейской резиденции, идут уже более 10 лет. В результате ни эти вещи, ни уникальные ткани не известны ни широкой общественности, ни узкому кругу специалистов. Есть и другой пример. Моленное архиерейское место XVI в. так и стоит разобранным на хорах собора, дожидаясь своей реставрации. Архиепископ отказывается оплачивать ее до тех пор, пока на передачу этой святыни епархии не будут подписаны дополнительные документы, хотя приказ от 13 августа 1991 г. передал собор церкви со всеми недвижимыми памятниками.

Необъяснимо и неизменно неприязненное отношение архиерея к ар­хеологии. Он ни разу не посетил раскопки, открывающие новгородцам богатство их церковной истории. Во время исследований 1995 г. на Троицком раскопе были обнаружены остатки кладбища XVI—XVIII вв. Руководство археологической экспедиции обратилось к епископу с просьбой оказать содействие в перезахоронении найденных останков на подворье одной из действующих церквей и совершении заупокойного богослужения. Дальше устных обещаний со стороны архиерея дело не сдвинулось. В конце концов экспедиция в 1996 г. сама перезахоронила кости у Троицкой церкви. 2 ноября 1998 г. архиепископ Лев должен был выступить с докладом на церковно-археологической конференции в Санкт-Петербургской Духовной академии и рассказать о состоянии Софийского собора. На конференцию он не приехал, о своем отсутствии не предупредил и извиняться не стал. 13 июля 2000 г. на Троицком раскопе была найдена сенсационная находка — древнейшая русская деревянно-вощеная книга (цера) — с текстами псалмов, относящаяся к 1020—1030 гг. Руководство экспедиции неоднократно приглашало епархиальное руководство осмотреть эту находку. Архиерей так и не проявил никакого интереса к древнейшей русской молитве, ожидая, очевидно, что ее принесут к нему в резиденцию.

А тем временем в мае 2002 г. комиссия ФНМС вновь выразила беспокойство состоянием западной стены Софии, где трещины, отмеченные в 1991 г. лишь на северной лопатке, появились уже и на центральной лопатке, а растрескивание стало проявляться на хорах. Об инициировании епархией каких-либо действенных мер по исправлению ситуации не известно, зато 27 августа 2003 г. в Софии состоялось освя­щение нового престола, изготовленного в Выборге из испанского бело-зеленого мрамора. Настоятель Преображенского собора в этом городе — брат владыки протоиерей Лев Церпицкий. Одновременно готовится проект восполнения утраченных фрагментов фресок Николая Сафонова, а также существуют амбициозные планы по понижению пола в Софийском соборе и окружающего храм культурного слоя до уровня XI в.

Возникли и проблемы с посещением собора туристами и паломниками. Неприветливость соборных трудниц, назойливые просьбы «по­жертвовать на храм здесь и сейчас», постоянные одергивания ими экскурсантов и экскурсоводов, нежелание власти вмешиваться в нездоровую ситуацию — все это привело к сокращению групп, посещающих главную Новгородскую святыню. К тому же лестница и хоры оказались закрыты для посещения. Это диктовалось, по мнению епархии, необходимостью оградить соборную администрацию — старосту, регента и бухгалтера — от назойливых посетителей. Храмовый полумрак, создающий нездоровый мистический настрой и мешающий подлинному созерцанию «церковной красоты», объяснялся экономией элек­троэнергии. В результате в России выросло поколение, которое ни­ко­гда не видело Софийские святыни при нормальном свете, никогда не поднималось по соборной лестнице, читая оставленные средневековыми предками надписи-граффити, никогда не поражалось величественным видом священного пространства, открывающегося с галерей соборных хоров.

Тема беспомощности музея и новгородских органов охраны памятников в отстаивании прав граждан на свободный и квалифицированный осмотр Софийского собора уже поднималась в прессе в марте (Елена Анженкова. «Новгородские ведомости». № 9) и в ноябре (Андрей Куликов. «Невское время») 2002 г. В 2005 г. уже в центральных СМИ было отмечено, что в предусмотренном «владении Софийским собором напополам музеем и священниками музея не шибко видно». Все предложения Музея «доплачивать за свет» лишь ради того, чтобы люди смогли увидеть святость иконы лицом к лицу, были отвергнуты, хотя известно, что существуют соборные задолженности по коммунальным платежам. Остается открытым и вопрос о сохранности фресок и икон собора в условиях суточной и суетной богослужебной череды, напоминающей эксплуатацию святыни ради удовлетворения «ре­лигиозных потребностей» и не только их. Похоже, стенопись и ико­но­пись спасает лишь огромный объем собора. Впрочем, за время, про­шед­шее со дня передачи Софийского собора, здесь так и не побывало ни одной комплексной комиссии, которая могла бы квалифицированно ответить на этот и другие вопросы: храмовая среда стала недоступна объективной оценке.

Основания для беспокойства есть и достаточно серьезные. Они свя­заны, скорее, с позицией околоцерковной интеллигенции. Отрицая саму возможность негативного влияния богослужебной эксплуатации свя­тыни на ее состояние, эти люди утверждают, что иконы и фрески долж­ны сохраняться «Божиим Промыслом» и «ежедневной молитвой». Су­ще­ствует и другое мнение. Лев Лифшиц ответственно пишет, что фре­ски Софийского собора в Новгороде являются памятником, «далеким от благополучия», и что «ежедневные службы в древнем Софийском соборе неизбежно приводят к загрязнению раскрытой древней живописи» и наносят «ущерб уникальным фрескам». О реальной угрозе состоянию святынь и его «угрожающей динамике» говорят Алексей Комеч и другие специалисты. В то же время близкие к архиерею хранитель собора Татьяна Царевская и реставратор Татьяна Ромашкевич утверждают, что заявление об угрозе состоянию живописи собора «вы­зывает у специалистов удивление». Именно из этой среды так и не раздались голоса в защиту других памятников, разрушенных при участии епархии. Именно отсюда звучали предложения, призывающие засыпать Мартириеву паперть, поскольку открытые архео­логией святыни и древности якобы «несовместимы с православным богослужением». Любая информация о том, что епископ мог поступить непо­ря­дочно, воспринимается этими людьми как провокация и «заговор тем­ных сил». Прошло 100 лет, и ничего не изменилось в «околоцерковной археологии». Те же «свои» специалисты и «карманные комиссии», при­званные защищать «честь рясы» и ведомственные интересы...

Софийский собор — не единственная боль православного Новгоро­да. 22 сентября 2000 г. начальник областного управления по охране па­мятников Сергей Гурьев был вынужден направить архиепископу Льву предписание по поводу немедленного прекращения работ в Юрьевом монастыре. Здесь отмечалось грубое нарушение требований закона, по­скольку работы по покраске фасадов Георгиевского собора были начаты без надлежащих согласований. Были нарушены и методические тре­бования, касающиеся применения фасадных красок в реставрации: на памятнике XII в. применялись акриловые краски, разрешенные только для поздних зданий. Естественно, работы велись исполнителями без лицензии и без соответствующего надзора специа­листов.

Впрочем, с точки зрения председателя Комитета по культуре Ю. Шу­бина, епископ мог делать с собором то, что считал нужным. Шедевром новгородского правотворчества является его приказ № 333 от 19 де­кабря 1991 г. Во исполнение закона РСФСР «О собственности» и на основании решения исполкома от 26 июня 1991 г. он передал епархиальному управлению комплекс Юрьева монастыря и Перынский скит с находящимися в них историко-художественными ценностями «в соб­ственность», хотя в решении говорилось лишь о «постоянном безвозмездном пользовании». Несмотря на недействительность этого акта с момента подписания, он до сих пор официально не отменен, а его автор управляет российской культурой.

Более драматично складывалась история возрождения Хутынского монастыря. Обитель на «Хутыни» была основана в конце XII в. В 1925 г. монастырь был закрыт. Сильно пострадав во время войны из-за огня артиллеристов-красноармейцев, полностью разрушившего колокольню, он служил прибежищем для душевнобольных, а в 1980-е гг. превратился в турбазу. Уже известное нам постановление областного совета предполагало вернуть этот «бесхоз» Церкви. Спасти монастырь по­могли прп. Варлаам Хутынский и Гаврила Романович Державин (1743—1816). Последний, похороненный со своей женой Дарьей в Иоанно-Богословском приделе Преображенского храма, был в 1959 г., накануне 1100-летия Новгорода, перезахоронен на территории Кремля: уж очень неприглядно выглядела его могила в разрушающемся храме. Новый юбилей помог остановить это разрушение — в 1992 г. вышло постановление правительства о праздновании 250-летия Г. Р. Дер­жавина, под­держанное ЮНЕСКО. В связи с этим Министерство культуры настоятельно требовало от Новгородского музея внести свои предложения по праздничным мероприятиям и подготовке к ним. Были составлены проект и смета. Проект включал в себя новое перезахоронение юбиляра в Хутыни, для чего властям предлагалось выделить деньги на реставрацию Спасо-Преображенского собора. Реставрация шла круглосуточно. Останки Гавриила Державина в июне 1992 г. были перенесены к месту своего первоначального упокоения. В июле 1993 г. Преображенский храм был освящен, но иноческая жизнь так пока и не состоялась. Женская монашеская община была зарегистрирована здесь лишь 28 марта 1994 г., чему предшествовали уже известные нам события, связанные с расколом в Вяжищской обители. Распоряжением Новгородского КУГИ от 1 апреля 1999 г. монастырь был передан епархии в полное хозяйственное ведение, а акт передачи, подписанный 1 мая 1999 г., говорил о постоянном безвозмездном пользовании.

Кроме собора, остальные монастырские постройки стояли в руинах. Автором проекта реставрации монастыря была Галина Никольская, член Консультативного совета по Софийскому собору. Это позволяло надеяться, что к ее голосу сестры и епархия будут прислушиваться. Надежды не оправдались. С самого начала работы велись не просто вразрез с проектом и реставрационными методиками, но в ряде случаев предполагали уничтожение сохранившихся частей древних зданий. Как всегда, они выполнялись без согласования, без проекта, без рабочей документации и без авторского надзора, который подменяли собой консультации представителя фирмы «Инжстрой» Александра Галкина, не обладающего необходимой квалификацией. Так, епархия отказалась выводить своды в братском корпусе, для чего под крышу завели железные балки. В качестве рабочей силы использовался неквалифицированный труд гастарбайтеров. Кроме колокольни и собора в монастыре возникла еще одна «архитектурная доминанта» — водонапорная башня, хорошо видная с ряда смотровых точек, хотя существовали и альтернативные проекты водоснабжения монастыря. Г. Никольская робко пыталась отстоять память о преподобном и его преемниках, но столкнулась не просто с непониманием, но и с угрозами. В свое, достаточно голодное для творческой интеллигенции, время игуменья выделила ей маленький огородик на территории монастыря, который постоянно грозилась отобрать. Начальник епархиальной служ­бы реставрации В. Карагодина тоже сулила архитектору неприятности в случае, если протесты будут продолжаться.

Монастырь уникален еще и тем, что на его территории находится сопка — погребальный памятник славянской знати Новгородской земли IX—X вв., аналогов сопки в окрестностях города более не сохранилось. Церковная легенда превратила ее в горушку, насыпанную самим преподобным своей скуфьей. На сопке впоследствии была поставлена каменная часовня. Охранные обязательства на курган в Хутыни были подписаны монахиней Алексией (Симдякиной) и В. Карагодиной 22 ию­ня 1994 г. Уже после этого епархия решила восстановить на сопке некогда существовавшую там часовню. Проект ее внешнего вида был согласован в управлении охраны памятников 29 августа 2000 г. Однако согласование эскиза — еще не разрешение на строительство. В епархии этого не хотели знать, и работы, возмутившие новгородское обще­ство, начались. 5 октября 2000 г. письмом за № 609 начальник управления С. Гурьев был вынужден потребовать от архиерея прекратить земляные работы на памятнике археологии и представить документы на согласование. 9 октября 2000 г. владыка просит такие работы согласовать (письмо 613/3). Удивляет некомпетентность автора, составлявшего этот текст, или сознательное отрицание им археологического содержания сопки как погребальной насыпи — работы предполагалось проводить на «историческом месте-холме, являющемся памятником археологии».

В октябре 2000 г. Ю. Шубин отправляет в Министерство просьбу о согласовании строительства на сопке часовни, однако Александр Работкевич 19 октября затребовал дополнительные данные для решения этого вопроса. Одновременно Новгородское общество любителей древ­ности направило тревожное письмо замминистра Наталье Дементьевой. 16 октября в Администрацию области и прокуратуру была направлена депеша из Министерства с просьбой принять меры в части административного и прокурорского надзора по сохранению памятника археологии и привлечению виновных лиц к ответственности за нанесенные ему повреждения. Вместо этого 7 февраля 2001 г. А. Работ­кевичу за подписью С. Гурьева и архиепископа Льва была отправлена «дополнительная информация», суть которой сводилась к следующему: «Возвращение храмовой святыни на свое обычное место будет способствовать сохранению археологического памятника и нормальной жиз­ни монастыря». Чуть раньше, 23 января, Ю. Шубин сам просит Н. Де­мен­тьеву согласовать строительство часовни размером 3 ç 3 м с заглублением в памятник не более чем на 80 см. Во входящих документах и в книге согласований указание на такое разрешение отсутствует. Однако в августе 2001 г. часовня была возведена самовольно. Это был не единичный случай. В 1998 г. часовня была построена на еще одной сопке у деревни Береговые Морины близ Новгорода. С. Гурьев утверждал, что «возведение часовни ни в коей мере не может повлиять на состояние сопки» и что «хуже, чем есть, состояние сопки не станет».

В Новгороде сложился еще один способ взаимодействия с епархией и избавления государства от необходимости содержать храмы-па­мятники. Принималось принципиальное решение о передаче церковного здания епархии, после чего комитет по культуре выступал заказчиком его «реставрации с приспособлением». Такой алгоритм, отвечая принципам восстановления исторической справедливости, оказывался наиболее благоприятным для восстановления храма в той мере, насколько позволял профессионализм выполнения самих работ, организуемых и направляемых заказчиком, при условии, что потенциальный пользователь не вмешивался в этот процесс сверх должного. Так, 18 ап­реля 2000 г. С. Гурьев написал архиепископу, что в связи с решением о передаче епархии церкви св. Феодора Стратилата на Щеркове улице, принятым КУГИ еще 10 сентября 1992 г. (№ 477), он просит рассмотреть «проект приспособления». На реставрацию церкви только в 2002 г. затрачено 1,5 миллиона рублей из федерального бюджета. Тор­же­ственная пе­редача и освящение храма состоялись 19 декабря 2002 г., однако официально акт передачи был подписан 17 марта 2003 г. Та­кая же судь­ба ждет храм вмч. Никиты на Большой Московской улице. Ситуация осложняется лишь тем, что ФНМС отказался признать достоверность его реконструкции под XVI в., настояв на воссоздании эклектичных объемов XIX в.

4 ноября 2000 г. Ю. Шубин направил министру Михаилу Швыдкому письмо с просьбой согласовать проект церкви в пятиглавых формах XVI в., поскольку для этого существуют необходимые основания. В качестве дополнительных аргументов приводились мнение архиепископа Льва и требования общественности, а также тот факт, что стоимость нового проекта не превышает сумм, выделенных на восстановление храма «под XIX в.». Подобная проблема возникла и при реставрации Троицкого собора Михаило-Клоп­ского монастыря в 2005 г. Проект его щипцового завершения «под XVI в.», разработанный Нинель Кузьминой, не нашел понимания у членов научно-мето­дического совета, предложивших восстановить храм с четырехскатной кровлей и пятиглавием XIX в. Однако на проекте щипцовой крыши уже красовалась архиерейская резолюция: «Благословляется». Будет ли архиерей так же истово отстаивать свое благословение против ученого мнения, неизвестно.

Отдельного рассказа заслуживает реставрация и попытка передачи епархии Никольского собора на Ярославом дворище (1116). В 1992 г. собор, находившийся в управлении у музея, был в аварийном состоянии. В это время Новый Ганзейский союз объявил конкурс реставрационных проектов. На заседании комитета в Бергене 89 голосов из 101 получил проект реставрации «Николы на Дворище», представленный директором музея Николаем Гриневым и мэром города Виктором Ива­новым. Протокол и договор между Ганзейским союзом и Новгородом был подписан 20 июня 1994 г. 1 360 000 немецких марок переводились в Славянский банк в Новгороде. Город принимал на себя ответственность за реставрацию и административные расходы. В конце концов было решено проводить реставрацию за счет городской казны, с тем чтобы европейские деньги шли на компенсацию этих расходов.

К 1999 г. реставрация была закончена. И тогда в недрах комитета по культуре возникла идея передать собор епархии. И для директора музея, и для многих участников событий инициатива явилась полной неожиданностью, тем более что она была озвучена «в прямом эфире» «на вече». Во время празднования Дня независимости России и дня города 12 июня 1999 г. губернатор Михаил Прусак неожиданно обратился к собравшейся толпе, хочет ли она передачи Никольского собора Церкви? Толпа, обрадованная тем, что ее мнение кто-то спрашивает, и почувствовавшая себя творцом истории, одобрительно загудела. Тут же был вынут заранее приготовленный «Протокол о намерениях передачи памятника истории и культуры XII в. Никольского собора на Ярославом дворище в Великом Новгороде», подлежащий утверждению губернатором и министром культуры Владимиром Егоровым. Здесь говорилось о желании областной администрации передать в постоянное безвозмездное пользование епархии здание храма и находящиеся в нем историко-художественные ценности «в объеме балансовой стоимости с учетом затрат на реставрацию». Последнее было особенно пикантно с учетом существовавшей схемы финансирования работ. Предполагалось, что протокол тут же прилюдно будет подписан архиепископом Львом, председателем комитета по культуре Ю. Шу­биным, пред­седателем КУГИ В. Алфимовым и директором музея Н. Грине­вым. Фактор публичности был использован как средство давления. Под взгля­дом тысячи ожидающих глаз очень трудно сохранить себя. Возмущен­ный таким «вечевым» способом решения деликатных проблем и беспрецедентным давлением, директор написал на протоколе «против передачи».

После этого комитет по культуре начал атаковать министерство с требованием передать собор епархии. Несмотря на сложность ситуации, министерство в начале лета 2001 г., изучив вопрос, признало воз­можным «использовать основной объем здания храма для проведения праздничных богослужений новгородской епархией на основе соглашения о совместном использовании собора между епархией и музеем-заповедником». Однако такой вариант совершенно не устраивал архиерея, привыкшего к полновластию. 2 августа 2001 г. Ю. Шубин опять пишет М. Швыдкому, где просит вернуться к вопросу о передаче собора в пользование церкви «для поднятия культуры и духовности». Он не согласился с тем, что реставрация храма на средства Ганзейского союза проводилась для последующего музейного использования собора. Отметим, что в протоколе об этом действительно ничего не сказано. Одновременно последовал донос на музей. В письме говорилось об ухудшении внешнего вида собора, его запущенности и неухоженности, об отсутствии рационального использования. В ответном письме от 28 сентября 2001 г. (№ 173-01-56/4-29) М. Швыдкой вновь наста­и­вает, что ганзейские деньги предназначались для музея, который за собственный счет ведет реставрацию фресок и готовит их к открытию. На всякий случай министр пообещал проверить деятельность музея. В настоящее время вопрос о передаче храма не поднимается, что соответствует позиции епископа, который готов выждать время, но получить нужные объекты на продиктованных им условиях. Очевидно, в качестве подарка к празднованию 1150-летия первого упоминания Новгорода в летописи в 2009 г... На 1999 г. в пользовании у новгородской епархии находился один памятник XI в., к XII в. относилось 2, к XV—XVII вв. — 1, к XVIII—XIX вв. — 25. Частично эти здания не использовались, а большинство находилось в неудовлетворительном со­стоянии.

Однако вся драматичность ситуации с охраной памятников старины в Новгородской епархии и противоречивость позиции правящего архиерея проявилась в истории с домом Передольского. Это был дом, построенный в 1900 г. основателем новгородского краеведения и мест­ной охраны памятников Василием Степановичем Передольским (1833—1907). Дом пережил коммунистов, выстоял против нацистов, но не выдержал православного епископа и его помощников. Распоря­жением исполкома Новгородского облсовета № 459-р от 16 июня 1982 г. дом был принят на государственную охрану как «историко-мемори­аль­ный памятник местного значения», что было подтверждено постановлением администрации области № 21 от 23 января 1997 г. Но уже в 1984 г. его состояние было признано аварийным, а в 1987 г. — остроаварийным. Все же к началу 1990-х гг. 70 % бревен были целыми — дом еще можно было отреставрировать методом полной переборки. В 1989 г. декоративные детали его фасада, включающие элементы крыльца и мезонина, по распоряжению Управления государственного контроля охраны и использования памятников истории и культуры (УГКОИПИК) бы­ли сняты со здания и перемещены в церковь Св. архангела Михаила. Однако к 1990 г. они погибли, и никакой акт так и не был составлен.

Уже тогда новгородская общественность проявляла заботу о сохра­нении дома-памятника. Известно письмо членов Президиума ВООПИК на имя председателя Комитета по культуре Ю. Шубина и мэра Новгорода А. Корсунова от 4 апреля 1990 г. 28 июня 1993 г. при­казом Комитета по культуре дом, ранее никогда не принадлежавший церкви, был передан Новгородской епархии — для реконструкции и приспособления под воскресную школу Филипповского храма. Уже в самой цели передачи видится проблема, поскольку здание, предназначенное для такого заведения, как школа, должно быть не ниже 2-й степени огнестойкости. Поскольку деревянный дом постройки 1901 г. даже после реконструкции не обладал бы такой степенью защиты, он не смог бы служить в качестве школы. В прессе появились заметки, при­зывающие городские власти не оставлять настоятеля храма Св. апостола Фи­лип­па священника Игоря Беловенцева наедине с проблемой, а все­мерно по­мочь в реставрации дома. 10 января 1994 г. епископ Лев подписал охранные обязательства, обещая сохранить и отреставрировать дом. По епископскому обычаю поставил перед именем крестик. Это был крест на судьбе дома.

Акт технического состояния памятника был датирован не непосредственно при передаче, а лишь 15 декабря 1994 г., когда он был уже разобран в соответствии с разрешением органов охраны памятников. Такое разрешение было дано письмом за № 307 от 18 апре­ля 1994 г. при условии «обеспечения сохранности промаркированных элементов для последующей сборки». В дальнейшем промаркированные бревна лежали на территории подворья под открытым небом без надлежащего хранения и защиты от осадков. В письме от 19 июля 1994 г. в адрес Управления начальник епархиального отдела реставрации В. Кара­го­ди­на утверждала, что бревна были накрыты рубероидом, который был украден через 3 дня, но это лишь подтверждает, что епархия не сумела организовать их охрану. Впоследствии, 25 декабря 2001 г., отвечая на запрос суда по факту разборки дома (письмо за № 1109), С. Гурьев фактически признал, что эта разборка изначально была для памятника гибельна.

С. Гурьев 2 июня 1995 г. обратился в епархию с письмом (№ 208), в котором выражал озабоченность хранением деревянных элементов разобранного дома и предписывал произвести рассортировку древесины. После этого, в 1995 г., деревянные элементы дома были перевезены в Хутынский монастырь. Свидетели вспоминают, как впоследствии монастырские трудники распиливали помеченные белой краской ство­лы на дрова. 17 декабря 1995 г. архиепископ Лев в своем письме в органы охраны сообщал, что реставрация дома откладывается из-за финансовых затруднений. Однако на следующий год, в соответствии с рас­поряжением Администрации Новгородской области № 1006-Р от 1 ап­реля 1996 г., был утвержден план земельного межевания, где участок вокруг дома выделялся епархии «для реконструкции и эксплуатации памятника архитектуры — дома Передольского», а 22 мая 1996 г. епар­хия получила на данный участок свидетельство о праве пользования землей № Ю-51 в тех же целях. Ни после разборки дома, ни после перевозки его в Хутынский монастырь, ни в течение 1995—2000 гг. не составлялись акты технического состояния памятника, как того требуют инструкции и охранные обязательства. Только 6 июня 2000 г. в органы охраны от имени епархии было направлено письмо об обследовании состояния древесины, а 14 июня 2000 г. был составлен акт о ее фактической утрате. Как выявилось впоследствии, акт, изначально датированный нерабочим днем 12 июня, был фальсифицирован. К тому же он был составлен на основе «визуального на­блюдения». Фотофиксация уже не существующих к тому времени бревен не производилась. Парадоксальность ситуации заключалась еще и в том, что 13 ию­ня 2000 г. начальник управления охраны памятников С. Гурьев обра­тился к председателю КУГИ В. Алфимову с просьбой официально офор­мить документы на передачу дома Передольского в пользование епар­хиальному управлению.

Деревянные дома стареют и разрушаются. Это естественно. Однако в этой истории что-то всегда настораживало. В одном из интервью 2001 г. архиепископ Лев утверждал: с самого начала с местными властями обговаривалось, что будет построен именно новый дом, посколь­ку епархия не намерена каждые 5 лет менять гнилые бревна. Впоследствии ни архиерей, ни областное руководство не скрывали, что еще в мае 1998 г. они получили неофициальную поддержку со стороны тогдашнего министра культуры России Натальи Дементьевой, по имеющейся информации, пообещавшей согласовать строительство кирпичного дома взамен снесенного памятника. 5 октября 2000 г. В. Караго­дина обращается к С. Гурьеву с просьбой дать разрешение на восста­новление дома Передольского. В целях пожарной безопасности стены дома предполагалось выполнить из кирпича и облицевать снаружи деревом. Однако участок, на котором находился дом, стоял на мощном культурном слое, поэтому на основании решения Новгородской областной думы от 31 августа 1998 г., перед новым строительством здесь должны были быть проведены полномасштабные археологические рас­копки.

В ситуации, когда ни одно из необходимых условий так и не было выполнено, С. Гурьев 25 июля 2000 г. разрешил строительство фундамента для нового каменного дома, а своим письмом № 656 от 19 ок­тября, на основании лишь эскизного варианта проекта, согласовал вос­становление дома-памятника в кирпичном варианте. Епархия уже к 3 ноября приступила к работам, которые привели к разрушению части культурного слоя, что зафиксировано актом от того же числа, подписанным специалистами управления Георгием Акимченко и Алексеем Курочкиным. 4 ноября С. Гурьев своим письмом № 690 потребовал от епархии прекратить земляные работы.

Однако в январе 2000 г. в Новгороде возродилось основанное еще Василием Передольским в 1893 г. Общество любителей древности. Одним из его инициаторов был Сергей Трояновский, руководивший в 1992 г. археологическими раскопками в Вишерском монастыре и обретением мощей прп. Саввы. Уже 6 ноября 2000 г. НОЛД обращается к владыке с просьбой восстановить дом в первоначальном виде и пред­лагает любую помощь и поддержку со стороны членов Общества. Подобные письма были направлены мэру Новгорода А. Корсунову, начальнику Управления архитектуры и градостроительства С. Стрюко­ву и председателю Комитета по культуре Ю. Шубину. На все эти письма последовали соответствующие ответы. Единственный, кто не счел нуж­ным ответить общественности, был новгородский архиерей.

Встреча любителей древности, в основном молодежи, и архиепископа состоялась случайно в начале декабря 2000 г. в Хутынском монастыре. Молодые люди обратились к владыке с тревогой за будущее дома и культурного слоя на месте памятника. Бросив через плечо, что лучшим памятником В. Передольскому будет тот каменный дом, что он собирается построить, архиерей направился к своим покоям. Тут произошел забавный эпизод. Ожидая, что для продолжения разговора последует приглашение зайти в дом, ребята не только пошли за владыкой, но и предварительно сняли головные уборы. Поднявшись на крыльцо, архиерей обернулся и... милостиво разрешил надеть шапки, снятые, как он посчитал, из уважения к его «высокопреосвященному достоинству». Молодые люди развернулись и ушли, посчитав, что архиерей повел себя с ними «как барин». Сам архиерей предпочитал уже тогда рассматривать общество как «группку хамов и крикунов».

Летом 2001 г. в условиях начала новых строительных работ, после их согласования Управлением 25 июля, Общество провело 15 августа 2001 г. свое чрезвычайное публичное заседание, на котором было при­нято обращение к представителю Президента по Северо-Западному ок­ругу В. Черкесову, губернатору области М. Прусаку и министру культуры РФ М. Швыдкому с просьбой вмешаться в ситуацию. Каменное строительство на месте дома-памятника характеризовалось как «аморальное, антиобщественное и противозаконное» действие. 16 ав­густа активисты Общества организовали пикет на месте строительных работ. По городу поползли слухи, что архиерей на месте разрушенного дома строит себе новую резиденцию.

17 августа у мэра Новгорода А. Корсунова состоялось совещание, на котором, в частности, обсуждалась возможность строительства каменного здания на бетонной плите без предварительных археологических раскопок. Было предложено провести гидрогеологические исследования на месте закладки будущего фундамента на предмет выяснения их будущей сохранности. Для этих работ был приглашен член Фе­дерального научно-методического совета и заместитель председателя ВООПИК Евгений Пашкин, который должен был бы защитить памятник. Трудно сказать, имеем ли мы дело с заказной экспертизой. Но в заключении Е. Пашкина от 3 сентября говорилось, что строительство на плите не вызовет негативных окислительно-восста­но­вительных процес­сов, ведущих к разрушению культурного слоя. Одновременно, с во­пи­ющим непрофессионализмом, он предложил археологам вести раскопки под плитой «заходами до 6 метров». Забегая вперед, скажем, что ценность этой экспертизы в полной мере охарактеризовал Новгородский городской суд: заключение гидролога Пашкина не может быть принято в качестве основания для возможности продолжения строительных работ, не существует доказательств проведения им раскопок или разведочно-диагностических работ, заключение не может иметь правового значения при рассмотрении вопроса о правомерности строи­тельства на месте дома Передольского.

Для характеристики взаимоотношений Е. Пашкина, епархии и органов охраны памятников интересен следующий эпизод. Летом 2005 г. в Михаило-Клопском монастыре сотрудниками ЗАО «Инженерная гео­логия исторических территорий», как раз и возглавляемым Пашкиным, было сделано несколько шурфов. Археологические работы производились без необходимых разрешений. Однако в отчетных документах сообщалось, что исследование было произведено в соответствии с открытым листом № 344 по форме № 1, выданным 27 мая 2005 г. на культурный слой Великого Новгорода и принадлежащим совершенно другому лицу. Впоследствии стало известно, что инспектор Росохранкультуры Людмила Мищенко, находящаяся в дру­жеских отношениях с начальником епархиальной реставрации В. Ка­рагодиной, просто «покрыла» выполненные работы чужим разрешением. 25 апре­ля 2006 г. руководитель Росохранкультуры Борис Боярсков во время on-line интервью Интернет-изданию Gazeta.ru пообещал разобраться в происшедшем и проинформировать читателей. Естественно, не было ни информации, ни разбирательства. А Росохранкультура продолжала изъявлять радость от того, что на памятники культуры наконец-то пришел «эффективный пользователь».

Чуть ранее «гидрологических раскопок» Пашкина на месте строительства провел разведку доктор исторических наук археолог Петр Гай­дуков. В его заключении от 17 августа 2001 г. говорилось о перспективности и необходимости проведения на месте методически грамотных раскопок. Более того, в ходе работ 2—11 августа было найдено не­сколько уникальных предметов, в том числе берестяная грамота № 917, где читались слова «Григория калики». Как всегда, господствующая в некоторых церковных кругах «теория заговора» сыграла с епархией злую шутку: архиепископ публично заявил, что грамоту в раскоп «под­бросили» сами археологи, дабы доказать необходимость исследований. Подобная версия не делает чести ее изобретателям, кем бы они ни были. Несмотря на войну экспертиз и нарушение правовых норм, епархия смогла заключить договор на археологические наблюдения при проведении строительных работ на месте дома Передольского (договор № 22 от 20 августа 2001 г.). Чуть позже состоялось решение Новгородской администрации от 26 сентября 2001 г., где епархии давалось разрешение на проектирование и новое строительство на месте разрушенного дома.

Настала очередь правовых действий. 17 сентября 2001 г. НОЛД подает в суд иск, адресованный органам охраны памятников, о признании недействительным акта согласования, выданного Управлением на строительство каменного дома. Была заказана экспертиза Федераль­ного научно-методического совета по сохранению культурного на­сле­дия. Такое экспертное заключение, за подписью заместителей пред­седателя совета директора Института искусствознания А. Комеча и директора Института Российского культурного и природного наследия В. Веде­нина, а также кандидата юридических наук Н. Потаповой, появилось 3 декабря 2001 г. Оно однозначно отрицало возможность нового каменного строительства на месте утраченного памятника. 25 янва­ря 2002 г. федеральный судья Н. Жукова, привлекшая епархию к суду в качестве соответчика, признала действия чиновников незаконными. Решение су­да по гражданскому делу № 2-54/02 гласило, что «памятник как объект реставрации утрачен, т. е. фактически снесен». Согласование объявлялось недействительным, поскольку было выдано на «восстановление», хотя в действительности имело место новое строительство. Отсутствовала необходимая проектная документация. Было нарушено и решение Новгородской городской думы от 19 декабря 1996 г. № 36 «Об утверждении правил землепользования и застройки в г. Новгороде», которое требовало проведения полномасштабных археологических раскопок. К сожалению, суд отклонил требование Общества о восстанов­лении дома в дереве, поскольку посчитал его преждевременным. Одна­ко, несмотря на остановку работ, потребованную судом еще 16 октяб­ря 2001 г., епархия продолжала строительство вплоть до середины февраля, успев залить бетонную плиту и частично построить первый этаж. Только после вмешательства прокурора работы были остановлены, причем в ответном письме (18 февраля 2002 г. № 86/13) архиепископ утверждал, что строительство якобы было прекращено еще 26 января.

В дальнейшем маленькая победа гражданского общества была поглощена административным ресурсом. Весь вопрос уперся в интерпре­тацию судебного решения и его значение для будущего строительства. 15 марта 2002 г. НОЛД обратилось в прокуратуру с просьбой уста­но­вить виновных в утрате памятника. В ответ пришла отписка с традиционной формулой: «Факты подтвердились». 1 октября любители древ­ности опять написали прокурору с просьбой принять меры прокурорского реагирования. 20 декабря 2002 г. областная прокуратура пере­адресовала это письмо УГКОПИК, рекомендуя ему, как контроли­рую­щему органу, провести служебную проверку по факту утраты памят­ника и решить вопрос об ответственности лиц. Управление отделалось отпиской, из которой можно было понять, что дом снес себя самостоятельно. К тому времени Управление возглавил Георгий Сидельников.

Пока шла переписка, 23 июля 2002 г. состоялось заседание секции ФНМС по учету памятников и экономико-правовому обеспечению сохранения культурного наследия. Было решено сохранить дом Передоль­ского в списке памятников регионального значения. Совет посчитал обязательным осуществление работ по воссозданию утраченного объекта на историческом месте в первоначальном материале реставрационными методами. Сам факт самовольного незаконного сноса памятника должен был стать предметом судебного разбирательства. В этих условиях НОЛД 21 марта 2003 г. обратилось к новому мэру города Н. Гражданкину с предложением созвать совет общественности для об­суждения вопроса. В письме говорилось, что Общество воздерживается от подачи в суд очередного иска для определения виновного в сносе дома и установления ущерба, нанесенного обществу и государству. 19 мая 2003 г. такое совещание состоялось. На нем присутствовали мэр города Н. Гражданкин, архиепископ Лев, председатель Комитета по культуре Ю. Шубин, председатель Общества В. Конецкий, зампредседателя С. Трояновский, архитектор В. Попов, начальник Управления охраны памятников Г. Сидельников и начальник епархиального отдела рес­таврации В. Карагодина. НОЛД гарантировало воссоздание дома в деревянном варианте в случае передачи участка Обществу и использова­ния его совместно с общиной храма св. апостола Филиппа, а епархия опять предлагала проект каменного новодела. Архиепископ выдвигал претензии, говорил о возрастании суммы за раскопки с 40 до 500 ты­сяч, повторял глупости про подкинутую берестяную грамоту, а все происходящее назвал «специально организованной антицерковной акцией». Предполагалось проведение новой встречи для продолжения об­суждения, но она так и не состоялась.

26 июня 2003 г. в газете «Новгород» был опубликован купон с требованием «За восстановление дома В. С. Передольского в первоначальном виде!». Сторонники такого решения проблемы могли вписать туда свое имя и адрес и опустить купон в почтовый ящик. В результате в редакции было собрано 2830 подписей. Однако теперь архиепископ нашел нового союзника в деле увековечения памяти В. Пере­доль­ского — губернатора области Михаила Прусака (р. 1960), уроженца Ивано-Франковской области и выпускника Высшей комсомольской шко­лы. Будучи в 1991 г. союзным депутатом по квоте ВЛКСМ и директором совхоза «Трудовик» в с. Морохово Холмского райкома, он протянул в село водопровод через курганы эпохи Древней Руси, разрушив памятники археологии. Лишь ГКЧП спас председателя от судебного преследования, уже инициированного органами охраны памятников: 24 ок­тября 1991 г. указом Бориса Ельцина он был назначен главой Администрации Новгородской области.

Как бы то ни было, предпочтение утилитаризма культуре и нелюбовь к археологии оказались качествами, роднящими архиерея и губернатора. Для борьбы с НОЛД и для «продавливания» идеи каменного строительства была разработана грамотная программа. В ответ на активность Общества губернатор заявил, что он еще посмотрит, кто тут «культура». 8 декабря 2003 г. М. Прусак утвердил «Положение об областной комиссии по культурному наследию» и ее состав. 22 марта 2004 г. комиссия собралась на свое первое заседание и большинством голосов (13 «за» — 6 «против») разрешила архиерею строить каменный дом на месте снесенного памятника. В числе голосовавших «за» была и председатель местного отделения ВООПИК Инесса Зараковская. Результаты голосования заставили академика Валентина Янина выйти из губернаторской комиссии. 3 апреля 2004 г. он отправил М. Пру­сак открытое письмо, где, в частности, говорилось: «Мне, в отличие от Вас, довелось застать Новгород, разрушенный нацистами, желавшими лишить нас исторической памяти, превратив в скотов, не помнящих своих предков и их высокой культуры». Впрочем, это первое заседание комиссии было и одним из последних. Добившись проявления пусть и заказной, но альтернативной общественности, губернатор посчитал, что комиссия выполнила свою историческую миссию.

Помимо местной общественности привлекли и московскую. Комитет по культуре 17 июня 2004 г. своим письмом № 889 обратился в ВООПИК с просьбой одобрить проект епархиального новодела. 8 ав­густа заместитель председателя Центрального Совета ВООПИК А. Жи­ров направил архиепископу Льву письмо за № 127-2. Экспертный совет Общества под председательством директора ЦНРПМ Татьяны Каменевой рассмотрел вопрос о воссоздании дома в новом материале и дал свое согласие. Предложенное епархией инженерно-строительное решение было признано аргументированным, особенно с учетом того, что «подлинный дом» не сохранился. Экспертное заключение от 6 августа было подписано Сергеем Демидовым, членом реставрационной секции ФНМС и федеральным архитектором Троице-Сергиевой лавры. В качестве прецедента назывался дом С. Т. Аксакова в Москве, также возведенный в кирпиче в 2003 г. Свою лепту внес уже известный Паш­кин, утверждавший, что строительство на плите не разрушает остатки культурного слоя. В заключении Совета содержались недостоверные сведения о бережном отношении заказчика к достопримечательному месту, об износе древесных конструкций дома на 60—100 % и фундаментов на 70 %, а также о том, что началу строительных работ предшествовали археологические исследования. Против этого тенденциозного решения выступил только И. Шургин из научно-реставраци­он­ных проектных мастерских.

Одновременно в прессе, особенно в «Новгородских ведомостях» и программе ГТРК «Славия» «N-бюро» началась кампания по дискредитации НОЛД и шельмованию памятников культуры. Губернаторская газета рукой Елены Аженковой писала: «Но так ли велика проблема, как о ней говорят? Да, дом Передольского был признан памятником истории МЕСТНОГО (!) значения в 1982 году. И сейчас в который раз нет смысла выяснять имена людей, по вине которых он был утрачен. Да и было ли что там сохранять, если еще в 60-е годы, по свидетельству очевидцев, дом уже представлял опасность для людей, в нем живущих... Лучше бы члены НОЛД озаботились точным установлением места захоронения Передольского. Тогда бы было понятно, что им дорога память о краеведе. Пока же все это рассматривается как фарс». Ей вторил начальник Управления архитектуры и градостроительства области Сергей Стрюков: «Дом Передольского в Великом Новгороде, о котором разгорелся такой шум... насколько он актуален? Для узкого круга людей, скажем, Общества любителей древностей, он ценен. А для всех остальных этот дом не представляет ни исторической, ни архитектурной значимости». Вопрос о могиле В. Пере­доль­ского был под­нят весьма кстати. Существующий сегодня рядом с церковью св. апо­стола Филиппа надгробный камень, перенесенный на новое место без соответствующей эксгу­мации, не связан с этой могилой. Перенесение состоялось в 1960—1970 гг. в связи с обустрой­ством епархией территории вокруг храма.

Предпринимались меры и административного характера. 12 мая Ю. Шу­бин пишет губернатору, что епархия вновь обратилась в Комиссию по культурному наследию с просьбой принять решение о строительстве каменного дома. К этому времени вариант губернаторского решения о воссоздании дома «по проекту епархии», то есть в камне и без археологических раскопок, не только был составлен, но и согласован с 22 ап­­реля по 9 мая всеми заинтересованными лицами. Архиепископ подписал его 28 апреля. Лишь прокурор области Анатолий Чугунов 8 июня 2004 г. прислал свои замечания (№ 7/7-2004) на проект распоряжения о строительстве дома. По его мнению, настоящая редакция не могла быть принята, поскольку она не содержала информации о порядке согласования и выдачи разрешения на проведение земляных работ, а ар­хеологические работы на этом объекте не проводились, хотя это долж­но было быть сделано в обязательном порядке. В результате 5 ноября 2004 г. распоряжение № 521-рг было принято в первоначальной редак­ции: «Воссоздать утраченный историко-мемориальный памятник мест­ного значения... для использования в качестве воскресной школы церкви апостола Филиппа на основании проекта Новгородского епархи­ального управления... с соблюдением размеров бывшего дома, внеш­него вида и фасадов». Прокуратурой это решение не опротестовывалось. Согласование проекта, в ответ на просьбу В. Карагодиной от 16 ноября, было произведено Г. Сидельниковым 19 ноября 2004 г. Это его деяние было одним из последних в Новгороде. После этого он ушел «на повышение» в Роскультуру.

НОЛД так и не смогло противостоять чиновному беспределу. В стране не только изменилась общественно-политическая атмосфера, но и само Общество оказалось расколотым. Причиной послужил Крем­левский раскоп, руководителем работ на котором был С. Троянов­ский. Археологические исследования должны были предшествовать строительству котельной для здания Присутственных мест, где располагались фонды и экспозиция музея-заповедника. Очевидно, изначаль­но была дана неверная оценка характера культурного слоя, работы, в ходе которых были выявлены новые обстоятельства, затянулись, были превышены сметы и сроки. В этих условиях директор музея Н. Гринев 6 июля оста­новил работы на раскопе, решив возводить блок-модуль котельной и отказавшись от продолжения археологических исследований. Строительство без раскопок — то, что еще вчера ставилось общественностью и учреждениями культуры в вину епархии, стало частью их собственной жизни. Апелляция к общественности на чрезвычайном собрании НОЛД 7 июля ни к чему не привела. Многие авторитетные члены Общества не стали спорить с директором музея. Раскоп был засыпан, и строительство началось. После этого выражение принципиальной позиции Общества по другим вопросам было уже нрав­ственно невозможно. Предположительно, за этими событиями стояли намерения чиновников внести раскол в ряды НОЛД, используя зависимость некоторых его членов от административного ресурса.

В этих условиях, когда Общество оказалось расколотым, губернаторское распоряжение принято, а епархиальный проект согласован, С. Трояновскому было сделано предложение, от которого тот не смог отказаться. Он стал начальником Управления по охране памятников и заместителем председателя Комитета по культуре. Цена вопроса была очевидна. Первым порученным ему делом было строительство дома Передольского. 14 февраля 2005 г. в Управление пришло разрешение на строительство за подписью Ю. Жаболенко из Управления Рос­охранкультуры по Северо-Западу. Дождавшись изменения ситуации в обществе и государстве, архиепископ в декабре 2005–январе 2006 г. возобновил работы по строительству дома, законному, но противоправному. НОЛД ничего не оставалось, как обратиться к обществу с «политкорректным» открытым письмом. Здесь говорилось, что в сложившихся обстоятельствах НОЛД не видит способов эффективного продолжения борьбы с системой, способной обходить нормы законодательства, позицию профессионалов и мнение общественности.

Событие, случившееся сразу после последних судорог общественного протеста, выглядело насмешкой и словно поощряло происшедшее. 3 апреля 2006 г. архиепископ получил от Пре­зидента награду «за большой вклад в развитие духовных и культурных традиций» — орден «За заслуги перед Отечеством» IV сте­пени.

Власть добилась своего — Общество прекратило свое существование как активная гражданская сила. Более того, эволюция руководителей общества в сторону коррупционного соглашательства с бизнесом и местными властями в вопросах строительства в историческом центре Новгорода превратила НОЛД в антикультурную силу. В 2008—2009 гг. С. Трояновский начал лоббировать идею возведения в Новгороде коттеджей без раскопок на мелкозаглубленном бетонном фундаменте («плите») и даже способствовал реализации такого строительства на Торговой стороне. Несмотря на общее мнение специалистов-археологов, что подобное строительство губительно для культурного слоя, — общество промолчало. Судьба общества в истории защиты культурного наследия показательна: узкопрофессиональное движение интеллигенции оказалось удобным инструментом для карьерного роста его лидера, однако одновременно стало весьма благодатной почвой для коррупции в вопросе о судьбах российской культуры.

Подобное отношение к церковной памяти в Новгороде по принципу «разрушить старое — построить новое» имеет свою традицию, одним из зачинателей которой был архимандрит Юрьева монастыря Фотий (Спасский). Капитальному переустройству монастыря в 1823—1838 гг. предшествовал трехдневный пожар в январе 1822 г., уничтоживший все монастырские строения XVIII в., мешавшие амбициозным планам настоятеля. Тот факт, что пожар был устроен преднамеренно с целью расчистить путь новоделу, допускал и сам святитель Филарет (Дроздов). В новой истории особую печаль вызывает даже не факт разрушения дома, а то, что из уст архиерея ни разу не прозвучали слова сожаления о том, что дом Передольского в руках епархии превратился в груду развалин. Это еще раз заставляет задуматься о преднамеренности всех действий по сносу памятника. К тому же постоянные жалобы епархии на отсутствие финансовых средств на реставрацию дома выглядят достаточно наивно. Отсутствие денег не должно мешать человеку быть христианином и соблюдать закон.

Впрочем, история с общественным скандалом вокруг разрушения «дома Передольского» и отказа от раскопок при новом строительстве не прошла для епархиального сознания бесследно. Когда ООО «Глория» в декабре 2007 г., получив разрешение на строительство многоквартирных домов в районе Десятинного монастыря, решила заняться этим без археологических исследований, «вычерпав» культурный слой ковшом под покровом ночи и вывезя его в неизвестном направлении, первый сигнал о преступлении поступил как раз от сотрудников епархии. Начальник епархиальной службы реставрации В. Н. Карагодина, проходя поздним вечером мимо места будущей стройки, заметила начавшиеся работы и тут же сообщила о них в органы охраны памятников.

Деревянные памятники вообще оказываются самыми уязвимыми, особенно в церковных руках. В 1998 г. в Москве в Черкизово сгорела Архиерейская дача — двухэтажный деревянный дом-терем в загородной резиденции московских митрополитов, построенный в 1880-е гг. по проекту архитектора Н. Карнеева. Редкий в Москве памятник деревянного зодчества в «русском стиле» был украшен изящной колонной лоджией на парадном фасаде и красивыми резными наличниками. Передача патриархии его не только не спасла, но даже приблизила кончину. После пожара руины были разобраны.

В 1992—1994 гг. православной общине была передана деревянная церковь свт. Тихона Задонского на Ширяевом поле в парке «Сокольники» в Москве, построенная в 1863 г. За десять лет вместо чуткой реставрации вполне сохранный храм был раскатан по бревну, а на его месте поставили новодел образца 2004 г.

В 2000 г. сгорела Богоявленская церковь 1730 г. из подмосковного села Семеновское, переданная Ново-Иерусалимскому монастырю; в 2002 г. пожар уничтожил церковь из села Спас-Вежи, находившуюся на территории Ипатьевского монастыря в Костроме. 1 декабря 2007 г. сгорела церковь Рождества Христова Трифоно-Печенгского монастыря, построенная в 1908—1911 гг. и переданная Мурманской епархии еще в 1990 г. Не подлежащий восстановлению храм был снят с государственной охраны.

Впрочем, гибнут не только церковные или переданные Церкви памятники, однако аргументация чиновников, оправдывающих их уничтожение, ничуть не меняется. В ночь на 3 января 2010 г. в Москве сгорела деревянная дача Сергея Муромцева 1910 г. постройки, где бывал Иван Бунин, женатый на племяннице хозяина Вере Муромцевой; в 1970-ые гг. XX в. там работал Венедикт Ерофеев. Несмотря на то, что дача считалась «культовым местом», московские органы охраны памятников отказывались ставить ее на учет, а владелец территории, музей-заповедник «Царицыно», собирался ее снести и устроить здесь стоянку для уборочной техники. Защитники памятника, в котором находился музей исторического быта, имели основания полагать, что произошел поджог. В результате Москомнаследие выдвинуло версию, что подлинная дача была разобрана после Второй Мировой войны, а много позднее, уже в 1960-е гг., на ее месте был построен барак, который «любители культуры» принимали за исторический памятник. Версия была тут же подхвачена Ю. Лужковым, который дословно в прямом эфире ТВЦ 19 января 2010 г. заявил: «Этот вопрос нужно разъяснить москвичам один раз, и будет видна вся дурь, которая встревожена проблемой реального сохранения памятника».

Позиция новгородского архиерея в истории дома Передольского и московского мэра в истории дачи Муромцева невыгодно оттеняется заботой мусульманской общины Пен­зы о сохранении памятника собственной культуры — тоже деревянной и тоже ветхой усадьбы князей Тенишевых. В 1894 г. в одном из флигелей усадьбы разместилась соборная мечеть. Однако в июне 2005 г. пензенской мэрией было принято решение о сносе обветшавшего сооружения, что вызвало общественные протесты. Более 30 человек во главе с имамом Юсефом Куряевым создали «живой щит», помешав уничтожению памятника.

Окончательно судьба усадьбы ре­шилась в на­чале августа на встрече председателя Духовного управле­ния мусуль­ман Пензенской области муфтия Аббаса Бибарсова с на­чаль­ником отдела по связям с религиозными организациями областной администрации Валерием Горбуновым. Было решено, что здание будет воссо­здано на новом месте у соборной мечети. Износ древесины здания, со­гласно заключению комиссии Министерства культуры, составил более 70 %, что предполагает ее реконструкцию методом частичной переборки. Техническое состояние, да и сама судьба памят­ника удивитель­но напоминают историю дома Передольского.

Известно, что другие религиозные общины, не принадлежащие к патриархии, с бóльшим почтением относятся к древности. Со вкусом и профессионализмом был отреставрирован новгородский храм св. апосто­ла Иоанна Богослова на Витке, переданный общине Русской Право­славной Старообрядческой церкви в октябре 2001 г. Здесь были проведены все необходимые работы и археологические исследования, все открытые древности, в частности надписи-граффити, были укреплены и представлены на обозрение прихожан и туристов. Однако попытка общины возродить храм вмч. Дмитрия Солунского в Новгороде натолкнулась, очевидно, на сопротивление епархиального руководства. Дав 9 сентября 2005 г. устное согласие, архиепископ отказался фиксировать его на бумаге. В результате из новгородского Управления Росимущества общине пришел отказ, мотивированный тем, что после реставрации эта церковь будет передана епархии для организации в ней «храма воинской славы». Отказ в передаче храма был подтвержден и во время личной встречи митрополита Корнилия (Титова) с губернатором области 10 февраля 2006 г.

Одним из последних аккордов новгородской драмы стал Иверский монастырь на Валдае, переданный епархии местным советом в августе 1991 г. как «довесок» к Софийскому собору. Монашеская община здесь была зарегистрирована лишь 1 декабря 1999 г. В 2001 г. губернатор М. Прусак напоминал Президенту, имеющему неподалеку дачу, что тот обещал деньги на реставрацию фресок в монастырском соборе. Деньги нашлись, работы были проведены. Однако 26 мая 2005 г. секция ФНМС констатировала, что из-за нарушения методики реставрации, выполненной на низком профессиональном уровне, на росписях в алтаре собора произошло выделение солей.

Неприязнь новгородского архиерея к деревянному зодчеству проявилась в печальной истории хлебного амбара и южного гостиничного корпуса — неотъемлемых частей монастырского ансамбля XIX в. Ивер­ский монастырь Указом Президента РФ 20 февраля 1995 г. был отнесен к федеральным памятникам. До 2004 г., несмотря на робкие начатки монашеской жизни, восстановление монастырских храмов и корпусов текло достаточно вяло ввиду отсутствия средств. Средства появи­лись, когда Президент не только утвердил на Валдае свою резиден­цию, где архиепископ Лев освятил храм в честь св. равноапо­столь­ного князя Владимира, но и решил привезти сюда участников петербургского саммита G8 в июле 2006 г. Заказчиком «реставрации с приспособлением» выступило ФГУП «Дирекция по строительству и реконструкции объектов Управления делами Президента РФ», пользователем — Новгородское епархиальное управление, спонсоры пришли сами. Работы предполагали «по возможности» сохранение системы печного отопления, а церковь прав. Иакова Боровического и примыкающий к ней корпус должны были быть приспособлены к длительному пребыванию детей. Зато в трапезной церкви Богоявления Господня должны были появиться комнаты «для особо важных гостей» — епископ льстил себя надеждой, что здесь будет останавливаться «сам». В настоятельском корпусе, где планировались архиерейские покои, хотя и предполагалось «по возможности» сохранить существующую планировку и функциональное назначение помещений, но хрупкие надежды разрушались требованием вместить сюда сауну. Впоследствии пользователь отказался и от детей и от VIP-персон.

Строительная гонка началась, и ее нужно было закончить за два года. В худшие для памятника дни здесь работало до 300 человек. Под­рядчиком выступила близкая к церковным кругам петербургская «БСК», уступившая впоследствии свое место АРС-Центру. Были начаты работы по реконструкции северного гостиного и странноприимного корпусов, церкви св. митрополита Филиппа, колокольни, по обследованию конструкций Успенского собора. К декабрю 2005 г. предполагалось за­кончить работы и освоить 600 млн. рублей. Заказчик подгонял, строители спешили, зачастую игнорируя проект, пользователь стремился не упустить момент. В западной монастырской зоне на окнах появились стеклопакеты без необходимой в таких случаях принудительной вентиляции. Об эстетике эпохи патриарха Никона пользователь предпочитал не вспоминать. В результате пренебрежения методикой в угоду срокам раствор клали, невзирая на осенние заморозки, что привело к появлению трещин на фасадах, особенно на стыке стен с карнизами и фундаментами.

Все, кто так или иначе были связаны с проектом, отмечали, что основной сложностью работы с пользователем было даже не его настойчивое желание сделать в средневековом монастыре евроремонт, а непрерывная смена заданий. В надзорные органы поступали подписан­ные архиереем «правильные» бумаги, а изменения вносились уже непосредственно в ходе работ, которые никто не контролировал. Проектировщиком выступила одна из лабораторий петербургского института «Спецпроектреставрация». При этом архиепископ потребовал исклю­чить новгородских специалистов из числа участников проекта, пригрозив: будут новгородцы — будет другой проектировщик. Одним из «спецзаданий» было требование, чтобы после окончания работ в монастырь 300 лет не ступала нога археолога и реставратора. Амбициозность тре­бований поражала: трапезная должна была вмещать 500 человек, стран­ноприимный дом — 1000. Это было похоже на претенциозное расширение русского Пантелеймонова монастыря на Афоне в начале XX в., не связанное ни с количеством братии, ни с потоком паломников: Империя лишь утверждала себя на Балканах. В результате на странноприимном корпусе была надстроена мансарда. Еще ранее были практически уничтожены северные ворота монастыря, не рассчитанные на проезд грузовиков. А в июне 2006 г. была преднамеренно сломана юж­ная пристройка к настоятельскому корпусу.

На фоне этих глобальных свершений даже как-то неловко упоминать о судьбе хлебного амбара, построенного в 1896 г. на ленточно-бутовом фундаменте в восточном дворе. Внутри сарая, рассчитанного на 2000 пудов зерна, сохранилась система воротов, наглядно демонстрировавшая особенности монастырского быта конца XIX в. Задание на разработку научно-технической документации было утверждено руководителем президентской дирекции Н. Тас­киным 22 июня 2004 г. и согласовано архиепископом — «за исключением раздела 16 № 29, 31». За этими номерами и скрывались амбар и гостиница, находившиеся отнюдь не в аварийном состоянии. Несмотря на то что 16 марта 2005 г. Минкультом было утверждено архитектурно-реставрационное задание на деревянный амбар, 7 апреля один из чиновников управделами Президента И. Малюшин обратился в министерство (письмо № УДИ-872) по поводу возможного сноса зданий амбара и гостиничного корпуса. 14 апреля ему ответил замминистра Леонид Надиров. Министерство пол­ностью поддерживало предложение по разборке амбара и его последующему переносу в Музей деревянного зодчества в Витославицы под Новгородом. В связи с аварийным состоянием южных гостиничных келий монастыря их разборка допускалась при условии последующего «воссоздания» в кирпиче и восстановления деревянной обшивки — вариант дома Передольского. Существует информация, что при состав­лении заключения об аварийном состоянии объектов чиновники оперировали несуществующим заключением проектировщика работ.

Уже 7 июля состоялось рабочее совещание по разборке амбара, а 12 июля было скорректировано техническое задание на этот объект. Осно­ванием для подобных действий было все то же письмо замминистра культуры. Работы были поручены ООО «Биллион-Рестофор». Окончательное разрешение на разборку было выдано представителем Северо-западного управления Росохранкультуры Ю. Жаболенко 26 ию­ня 2005 г. В сентябре–ноябре амбар разобрали и перевезли в Витославицы, хотя акт передачи был подписан только 10 мая 2006 г. Гостиничным кельям повезло меньше. Их грамотной разборкой никто не был озабочен. Разломанные останки, по имеющимся сведениям, были перевезены в расположенное недалеко от Валдая подворье Хутынского монастыря в д. Быково.

Казалось бы, и закон соблюден и епархия ни при чем. Один чиновник просит другого, третий согласовывает. Но за этой бюрократической процедурой стоит не только требование архиерея, но и разрушение цельности ансамбля, представляющего публичную ценность и являющегося государственной собственностью. Подобные вопросы тре­буют не келейных договоренностей (в отношении церковной старины — в изначальном смысле этого слова!), а открытого обсуждения и общественных слушаний. Проблемы подлинности в приобщении к Пре­данию Церкви, воплощенному в трудах преемников патриарха Никона, вообще отходят здесь на второй план в сравнении с проблемами законности и порядочности.

Попустительство не прошло даром, а повлекло за собой прочие разрушения. На протяжении конца 2006—2007 гг. нарушения при реставрации Валдайского монастыря привлекли внимание даже лояльной к таким вещам Росохранкультуры. Дважды в прессе появлялись сообщения, что Федеральная служба готовит обращения в управление Прокуратуры РФ по Северо-Западному федеральному округу. Первый раз — в связи со сносом ледника XVIII в., являвшегося частью памятника федерального значения. Инспектор Главного управления охраны объектов культурного наследия Росохранкультуры Николай Васильев сообщал об уникальном характере этого сооружения, характеризующем древний монастырский быт. Ледник «мешал работать» и был втихую снесен с помощью троса и трактора — при молчаливом согласии епископа. Позднее на южной грани центрального столба трапезного храма была обнаружена роспись конца XVII—начала XVIII вв. Несмотря на выдачу предписания о приостановке работ, они продолжались, и значительный фрагмент росписи был уничтожен. Епископ молчал, молчала и прокуратура. Ни о каких принятых мерах в связи с обращениями Росохранкультуры в этот орган до сих пор ничего неизвестно: то ли прокуроры не увидели здесь состава преступления, то ли дело удалось замять.

История Новгородской епархии живо свидетельствует, что подобные церковные «вольности» в отношении к собственной истории возможны лишь с одобрения местных и федеральных властей. Отставка традиционного союзника архиепископа Льва в борьбе с объектами культурного наследия Михаила Прусака и назначение 7 августа 2007 г. на губернаторство в Новгород Сергея Митина — «крепкого хозяйственника», не отягощенного духовными проблемами и комплексом вины перед РПЦ, существенно повлияли на активность местной «реставрации» и частоту нарушений. Губернатор занят решением других проблем. Вся надежда на старые связи, которые сложились в области местной культуры так выгодно для архиерея: на Поместный собор в январе 2009 г. в качестве представителя от мирян Новгородской епархии была «избрана» Наталья Григорьева, председатель Комитета по культуре, кино и туризму администрации области, незадолго до этого введенная в состав общины Софийского собора... Факт осложнения отношений местного архиерея с местной властью привел к тому, что на 1150-летний юбилей первого упоминания Новгорода в русской летописи, отмечавшийся в сентябре 2009 г., епархия не получила никакого подарка в виде очередного храма или монастыря.

Впрочем, одно событие в этой сфере все же произошло. Патриарх Кирилл (Гундяев), впервые в этом качестве посетивший Новгород в дни юбилея, 21 сентября попрекнул местную власть тем, что в храме Покрова Богородицы, что в Новгородском кремле, находится кухня ресторана «Детинец» — старейшего учреждения общепита, существующего здесь с 1968 г. Новгородская епархия никогда публично не требовала изменения использования храма: доходы от этого места шли в карман сильных мира сего, ссориться с ними было неразумно. Да и патриарх, дипломатично обошедший в своих выступлениях тему новгородской демократии (в том числе и в церковной жизни), прекрасно осведомлен, что его храмах иногда происходят вещи и похуже, чем приготовление пищи. Однако уже в конце 2009 г. по городу поползли слухи о том, что ресторан закрывают. Впрочем, если бы патриарх решил приписать это событие своим словам, он бы ошибся. Еще 14 мая 2009 г. территориальное управление Федерального агентства по управ­лению государственным имуществом уведомило руководство ООО «Ресторан «Детинец»» о расторжении договора срочной аренды. Вся дальнейшая история, естественно, закончившаяся поражением поваров, была лишь следствием этого события, вызванного к жизни вовсе не патриаршим возмущением и не заботой о «духовности», а банальным переделом собственности с приходом новой губернской власти…

В заключение, характеризуя отношение новгородской епархии к древности, стоит привести историю из другого времени. После освобождения Новгорода от оккупации обком ВКП (б) поставил вопрос о приспособлении здания Присутственных мест под свой офис. Проект приспособления 13 февраля 1945 г. был рассмотрен на заседании ученого совета Главного управления по охране и реставрации памятников архи­тек­туры и Комитета по делам архитектуры СНК, где присутствовали П. Су­хов и П. Барановский. Проект предполагал оформление фасада здания фронтоном и портиком с колоннами в стиле сталинского ампира и серьезную внутреннюю перепланировку. Совет по­считал, что речь идет о разрушении облика Кремля и невозможности дальнейшей реставрации памятника. Разгневанный первый секретарь Бумагин пишет в ЦК ВКП (б), требуя, чтобы этот орган дал соответствующие указания Комитету архитектуры. В письме утверждалось, что здание Присутственных мест никогда не состояло на государственной охране и что предлагаемый проект направлен на улучшение качества архитектурного оформления. Дальше шел политический донос: исходя из исторических и ансамблевых соображений, архитекторы противятся тому, чтобы «партийные и советские органы прочно и на долгий срок осели в Кремле». Секретарь сознательно взял в кавычки упомина­ние о «ревнителях старины», которые хотят охранять Кремль от советских и партийных организаций. Присутственные места, по счастью, в Новгороде сохранились. К несчастью, в Новгороде сохранилось и подобное отношение к «ревнителями старины» со стороны самых разнообразных чиновников, церковных и светских...