Когда в 1330 г. далекий предок Бориса Годунова мурза Чет основал Ипатьевский монастырь, он вряд ли догадывался, какие споры развернутся за его наследство. Впрочем, события 1613 г., когда имен­но здесь Михаил Романов был призван основать новую династию, несмотря на существование других претендентов, уже предвещали непростую судьбу святыни. Но об этом не подумал Совмин РСФСР, издавший 30 августа 1958 г. распоряжение № 5721-р о создании Костром­ского историко-архитектурного музея-заповедника республиканского зна­чения на базе историко-архитектурных памятников Ипатьевского мо­на­стыря и областного Краеведческого музея.

В 1989 г. на Костромскую кафедру пришел новый епископ — Алек­сандр (Могилев; р. 1957), который в 1992 г. возглавил комиссию по изучению деятельности спецслужб в Русской Православной церкви. В том же году в решении горсовета Костромы было специально отмечено, что в обмен на передачу епархии ряда построек Богоявленского монастыря и выставочного зала на ул. Симоновского архиерей обещает не претендовать на Ипатий. Соответствующее заявление епископа Александра бы­ло опубликовано в газете «Северная правда». Однако уже 24 октяб­ря 1991 г. была зарегистрирована община будущего монастыря.

7 июля 1992 г. комиссия облсовета рекомендовала передать монастырь архиерею. 23 декабря 1992 г. патриарх Алексий (Ридигер) направил Борису Ельцину письмо (№ 3707), в котором «считал целесообразным» совместное использование Ипатьевского монастыря епархией и музеем. На основании этого письма Президент издал поручение рассмотреть данный вопрос (№ 2259-пр от 31 декабря 1992 г.). Ипатьев­ский монастырь посетила правительственная комиссия, которая 6 апре­ля 1993 г. отметила в своем заключении, что размещение монашеской братии в одном из корпусов неминуемо поставит проблему поэтапного вывода музея из комплекса монастыря. 8 мая 1993 г. патриарх и министр культуры утвердили заключенное между администрацией области и Костромской епархией соглашение о совместном использовании комплекса зданий и сооружений Свято-Троицкого Ипать­евского мужского монастыря монашеской общиной и музеем-заповед­ником. В дальнейшем стороны должны были обратиться в прави­тель­ство с прось­бой рассмотреть вопрос о выделении средств на строи­тель­ство нового здания музея с целью дальнейшего вывода его из монастыря. Согласно документу, в совместном использовании находились звонница и церковь св. прав. Лазаря, а в самом Троицком соборе (1650—1652) богослужения совершались 12 раз в году в соответствии с рекомендациями НИИ реставрации, озабоченного состоянием фресок Гурия Никитина (1685) из-за ожидаемых перепадов влажности и температуры и оседанием свечной копоти на стенах.

Уже 14 февраля 1994 г. было принято правительственное распоряжение № 172-р о передаче монастырских объектов в безвозмездное пользование. В результате у епархии оказались звонница и колокольня, где находились экспозиция колоколов и смотровая площадка, кельи над погребами XVI—XVIII вв., откуда был выведена экспозиция древнерусского искусства, и Лазаревский храм, где ранее располагалась коллекция деревянной скульптуры. Это и привело к перманентному конфликту между общиной и музеем по известному принципу «кукушонка», подкинутого в чужое гнездо.

31 декабря 1996 г. уходящий глава администрации Валерий Арбузов подписал распоряжение о передаче монастырю Нового двора, где располагался музейный отдел природы. Этот синдром «последнего дня» будет постоянно довлеть над историей Ипатия. Несмотря на недействительность сделанного распоряжения, на Рождество 1997 г. мэр Костромы Борис Коробов и новый губернатор Виктор Шершунов уже обсуждали с архиереем возможность закрепления за монастырем этого объекта. 5 июля 1997 г. архиепископ Александр обратился к жителям края. Он заявлял, что никогда не подвергал сомнению необходимость размещения в монастыре большого историко-патриотического музея. Эти слова были истолкованы многими как стремление к компромиссу между областным музеем и епархией, но со временем станет ясно, о чьем конкретно музее шла речь в обращении. Тогда же он лишь настаивал на праве монашеской общины быть полноценным соработником в деле освоения духовного пространства монастыря.

В процессе общественной полемики выяснилось настоящее положение дел с недвижимостью в епархии. Оказалось, что ей были переданы здания, не являвшиеся церковной собственностью: детский сад в доме Флорентьева, склад в Юбилейном, хозяйственный магазин на улице Симановского. Проявилось и прямое давление властей на прессу. 30 июля местная администрация сняла программу Ларисы Сбитневой «Перекресток», где речь должна была идти о проблеме передачи музейных зданий епархии. Это было сделано председателем ГТРК Кострома Н. Молоковой непосредственно по просьбе архиепископа Алек­сандра (Могилева). В это же время наместник иеромонах Павел (Фокин) распространил свое обращение, обвинив работников музея в «вос­стании против дома Божьего». Музейщики действительно восставали, но для этого были вполне конкретные поводы, изложенные в рапортах, направленных в епархию и Управление культуры. Здесь указывалось на грубость послушников в отношении пожилых смотрительниц, их флирт с молодыми сотрудницами, сквернословие и пьянство.

Постоянные взаимные претензии и лоббирование епархиальных ин­тересов на самом высоком уровне привели к тому, что в октябре 1997 г. в монастыре побывала комиссия Министерства культуры и администрации Президента, которая выяснила неурегулированность вопросов соб­ственности на этот федеральный памятник. 16 октября 1997 г. Министерство культуры, областная администрация и епархиальное управ­ле­ние подписали протокол о намерениях, связанных с новой «частич­ной» передачей. Речь шла о здании вотчинной конторы (богадельни) и архи­ерейском корпусе. Именно тогда произошла замена начальника управления культуры области Григория Скрябина на более лояльного к требованиям епархии Евгения Ермакова. В 1998 г. был подписан новый договор о совместном использовании памятника. Здесь указывалось, что количество богослужений в Троицком соборе должно скромно соответствовать количеству патриарших служб в Успенском соборе Московского Кремля (около 30 в год). Однако в реальности количество служб с 1996 г. по 2003 г. увеличилось с 12 до 72. Они совершались не на основании договора, а по утверждаемому задним числом дополнительному графику, который к 2004 г. уже просто не существовал. При этом частные молебны в расчет не принимались вовсе, а особой формой православного благочестия стали «заказные литургии» для гостей архиепископа, наместника или администрации области. До 2004 г. архимандрит Павел (Фокин) демонстративно пренебрегал обязательствами использовать в соборе лишь восковые свечи.

Несмотря на то, что в 1995 г. Президент включил Ипатьевский монастырь в перечень объектов культурного наследия федерального значения, 24 августа 2000 г. КУГИ Костромской области своим распоряжением № 784 передал монастырский комплекс в оперативное управление Краеведческому музею. Еще ранее администрацией было при­нято решение о внесении ансамбля монастыря в перечень собственно­сти Костромской области. Это вызвало недовольство федеральных чи­новников и ускорило ожидаемую развязку. Новый этап борьбы за Ипа­­­тий начался при новом Президенте. В начале 2001 г. в канцелярию пол­­преда Г. Полтавченко было отправлено 8000 подписей в поддержку пе­редачи Ипатьевского монастыря Костромской епархии. В июле в мо­­настыре прошел Общероссийский монархический съезд, который адре­­­совал Президенту открытое письмо. Авторы текста обвинили обще­ство в «пленении всероссийской святыни» и издевательстве над монахами в виде проверки паспортного режима. В августе рабочая группа из со­трудников аппарата полпредства, Минкульта и патриархии констати­­ровала «вопиющее несоответствие» музейной экспозиции самому на­званию музея «Ипатьевский монастырь» и «духу времени». Она реко­мендовала вывести из монастыря непрофильные экспозиции, а архи­­ерейский корпус передать общине. На основе фондов музея следовало создать федеральный Музей-заповедник «Ипатьевский монастырь». На Ипатии опробовалась методика создания государственного музея под управлением церковной иерархии, как это планировалось и не по­лучилось в Троице-Сергиевой лавре.

Однако патриарх Алексий (Ридигер), посетивший монастырь 30 ав­густа 2002 г., еще призывал епархию и музей к сотрудничеству, подчерк­нув необходимость совместного использования памятника. Не успел он уехать, как случилась беда. К этому времени монастырю уже была передана территория Нового города, на которой находилась старинная деревянная церковь Преображения из села Спас-Вежи 1713 г. В 1956 г. она была спасена от вод Горьковского водохранилища и перенесена на территорию обители. 4 сентября вечером церковь сгорела. Звонок на пульте пожарной охраны раздался в 18 часов 16 минут, однако спасти храм не удалось. Костер размером 13 на 15 метров, поднимавшийся на высоту 12-этажного дома, заставлял плавиться кровельное железо. Пожарные машины пришлось убрать с территории двора. К 2006 г. обгоревшие деревянные покрытия стен все ещё не были восстановлены монастырской братией.

«По факту» было возбуждено уголовное дело, которое ни к чему не привело. Но в процессе расследования выяснилось, что, получив Новый двор, братия всячески препятствовала противопожарным обходам, совершаемым сотрудниками музея, который просто лишился воз­можности доступа к церкви. Сразу же легкие конструкции решетчатых дверей между Старым и Новым городом были заменены глухими металлическими воротами, а предписание органов охраны памятников от 26 августа 2002 г. согласовать эту замену со специалистами не было выполнено. Эти ворота, запертые монашествующими, и стали в первый момент пожара главным препятствием к его тушению. Братия до­статочно поздно сообщила о трагедии, пытаясь ликвидировать огонь самостоятельно. Основной версией пожара стало неосторожное обращение с огнем. Пожар возник на крыльце церкви, где «по обычаю» курили монастырские трудники и находившиеся здесь на воспитании «трудные» подростки, которые уже на следующий день исчезли из монастыря. Монашеская среда, пропитанная «теориями заговора» тут же заподозрила в пожаре провокацию против Церкви и всерьез обсуждала возможность поджога извне с помощью системы зеркал и увеличительных стекл.

В 2003 г. начались страдания Тихвинской иконы Божией Матери (XVI в.), одного из первых списков чудотворного образа. С 1996 г. он находился в экспозиции в ризнице, располагавшейся в южной галерее Троицкого собора. 8 января 2003 г. комиссия музея согласилась пойти навстречу общине и передать образ в Троицкий собор при условии создания специального кивота. 5 мая губернатор подписал распоряжение № 722-р о создании комиссии по проекту договора о совместном использовании иконы и проведению необходимого комплекса работ, предшествующих ее перемещению в богослужебное пространство. По первоначальной договоренности, архиерей должен был найти спонсоров для создания этой недешевой конструкции, а музей обязался взять на себя организационные хлопоты. В результате архиепископ обвинил музейщиков в «вымогательстве», утверждая в прессе, что цена работ существенно завышена, и отказался от сотрудничества. Музею пришлось обратиться к местному депутату, профинансировавшему изготовление дубового кивота, материал для которого был специально привезен из Сочи. Кивот был герметичен, но не имел системы поддержания температурно-влажностного режима. Сам архиепископ на установку кивота и перенесение в него иконы не приехал, поручив представлять свои интересы и. о. наместника иеромонаху Ферапонту.

В соответствии с договором, все работы, так или иначе связанные с иконой, в том числе и вскрытие кивота, должны были проводиться по согласованию с музейщиками. Однако ночью накануне празднова­ния Тихвинской иконы братия самостоятельно вскрыла кивот для на­несения позолоты на современную резьбу, окружавшую образ. Харак­терен следующий эпизод, имевший место на расширенной музейной комиссии, обсуждавшей происшедшее. Недоумение специалистов вызвали и сам факт нарушения соглашения, и таинственность ночных действий. Владыка раздраженно бросил: «Что вы беспокоитесь за свою икону? Да не вынимали мы ее», продемонстрировав тем самым полное непонимание смысла мероприятий по сохранению святыни. Он официально признал, что золочение производилось в присутствии лика, так и не вынутого из кивота. Зная систему отношений в Костромской епархии, трудно допустить, что правящий архиерей не был в курсе происходящего.

Характерно и отношение к иконе вообще, которое подменялось лич­ными представлениями о благолепии и благочестии. Перед приездом патриарха Алексия (Ридигера) в 2002 г. Тихвинский образ был выстав­лен в соборе под наблюдением хранителя. В последней момент сквозь толпу прорвался монастырский трудник с цветочной гирляндой на шее, молотком в руках и гвоздями в зубах. Оказалось, что архимандрит Павел (Фокин) велел ему исправить свою «забывчивость» — украсить икону живыми цветами, что должно было свидетельствовать патриарху об особом почитании образа костромским людом. Со всем мужицким размахом трудник всадил гвоздь в кивот, не обращая внимания на предынфарктное состояние находящегося рядом смотрителя. В результате от удара икона пострадала, началось отслоение живописи, что было зафиксировано дефектным актом, а соответствующая жалоба пошла в Министерство культуры, где и канула.

В августе 2003 г. в адрес Президента поступил новый «глас народа», подписанный рядом патриотически настроенных деятелей культуры. Здесь утверждалось, что совместное использование Ипатьевской обители музеем и монастырем не имеет положительной динамики. Осо­бо подчеркивалось, что в 2013 г. будет отмечаться 400-летие дома Романовых, и центром празднования должен стать Ипатьевский монастырь в Костроме. «Фонд 400-летия дома Романовых» был учрежден 25 но­ября 2001 г., и его учредителями стали Коробов Борис Константинович, глава самоуправления г. Костромы, и Могилев Александр Ген­надьевич, архиепископ Костромской и Галичский. Среди проектов фон­да была организация музейно-выставочного комплекса на территории Нового города монастыря, где были бы представлены конференц-зал, интернет-центр, сувенир-маркет, кафе-бар и др. Кроме экспозиции «Дом Ро­мановых и Россия» в целях самоидентификации костромичей как «счаст­ливых подданных берендеева царства» активно раскручивался именно этот фольклорный бренд. «Дворец царя Берендея» с рестораном «Русская трапеза», диско-баром и игровыми залами, гостиница «Берендеево подворье», сауна «Берендеева мыльня», Музей русской сказки — «Терем Снегурочки» — все эти начинания смотрелись особенно либерально на фоне войны против Бабы яги и ее праздника, объявленной соседним ярославским епископом Кириллом (Наконечным) в 2005 г. Для характеристики самого Фонда и его учредителей нелишне упомянуть, что их деловым партнером являлись ФГУП «Федеральный комплекс «Кремлевский» и Центр «Русские ремесла» при управлении делами Президента. А в сентябре 2005 г. в Костромском областном суде начались слушания по делу бывшего главы самоуправления Костромы Бориса Коробова, обвиняемого в превышении должностных полномочий и хищении денежных средств.

К новому, завершающему витку конфликта епархия хорошо подготовилась. Еще 20 июня 2003 г. последовало распоряжение Минимущества № 1601-р о передаче в безвозмездное пользование Костромской епархии зданий памятника истории и культуры федерального значения «Свято-Троицкий Ипатьевский монастырь», закрепив сложив­шийся sta­tus quo. Но кроме имущественной составляющей была осуществлена и культурная инициатива. 23 сентября 2003 г. архиепископ Александр утвер­дил Устав Музея — «православной религиозной организации-учреж­де­ния церковного историко-археологического музея Ко­стромской епархии Русской Православной Церкви». Именно этот Устав в новой редак­ции от 5 апреля 2005 г., придавший учреждению статус юриди­ческого лица, и создал наследника упраздненного Костром­ского музея. Соглас­но уставу (п. 15, 16), новый музей мог все: обучать религии и проповедовать веру, совершать обряды и собирать коллекции, заниматься наукой и коллекционировать предметы с содержанием драгоценных металлов и камней, практиковать предпринимательство и реставрировать объекты культурного наследия, осуществлять экспозиционную и экскурсионную деятельность в России и за рубежом, создавать собственные предприятия. Во главе музея стояли директор, который назначался непосредственно архиереем из числа лиц в священном сане, и научно-методический совет (п. 22).

Среди вещей, поступающих на хранение в музей, значились и памятники, выявленные в ходе археологических раскопок (п. 35), что противоречило федеральному законодательству. Богослужебные пред­ме­ты составляли особое попечение директора как лица в священном сане (п. 37). Сотрудники музея были обязаны участвовать в храмовых богослужениях (п. 47). В уставе ничего не говорилось о принятии на временное хранение музейных экспонатов из государственной части музейного фонда РФ и о соблюдении инструкций и положений Министерства культуры о музейной деятельности.

В народе начался сбор подписей против ликвидации учреждения культуры. К процессу передачи монастыря в ведение костромского ар­хиерея уже был подключен полпред Президента в Центральном округе Г. Полтавченко. 10—11 ноября 2003 г. в обители ожидалась новая комиссия с его участием, которая должна была принять окончательное решение о выселении музея. 13 ноября пресс-служба Костромской епархии распространила заявление, где говорилось, что даже в случае реализации предложений архиепископа музей будет продолжать свою работу. В заявлении предлагалось вывести с территории лишь экспози­ции краеведческого характера, не соответствующие монастырской атмосфере. Одновременно в музей пришло письмо из епархии с просьбой в течение месяца дать согласие на передачу церкви оставшейся части монастыря в соответствии с требованиями правительственного распоряжения № 490.

В конце ноября 2003 г. на ситуацию обратили внимание депутаты Костромской думы, предложившие на очередном заседании заслушать мнение обеих сторон. К этому времени (6 ноября) директор музея Оль­га Рыжова разослала письмо — вопль о помощи своему заповеднику с изложением реальной ситуации. Выяснилось, что в 1993—2003 гг. церк­ви было передано почти 1942 кв. м помещений. И хотя взамен музеем было получено несколько больше — 1954 кв. м, их было невозможно признать равноценными. Только в 2002—2003 гг. к монастырю отошли здание богадельни — вотчинной конторы, откуда был выведен музей природы, Юго-западная башня, где располагался склад, Зеленая баш­ня, Северо-западная башня, стены Нового города, при этом на 31 ок­тября 2002 г. в монастыре было лишь 7 человек насельников. Одновре­менно осуществлялся и демонтаж «революционной экспозиции» в церк­ви свв. Хрисанфа и Дарьи для использования ее по первоначальному назначению, что нужно было сделать еще в самом начале конфликта.

Всего на 4 ноября 2003 г. в пользовании у музея находилось еще значительное число объектов, в частности архиерейский корпус с церковью свв. Хрисанфа и Дарьи, подклет Троицкого собора, придел св. Ми­хаила Малеина, палаты бояр Романовых, братский корпус, Екатерининские ворота, свечной корпус, Квасная башня, Воскобойная башня, Водяная башня, Кузнечная башня и Пороховая башня. Троицкий собор был в совместном использовании. В центральной прессе комментарии ситуации прозвучали из уст директора Института искусствознания А. Комеча и начальника отдела музеев Министерства культуры Анны Колупаевой. Здесь говорилось о нарушении подписанных соглашений и бесконтрольном увеличении числа служб в Троицком соборе, тогда как уникальная живопись требует особых условий совершения литургии. Одновременно чиновники Министерства предлагали во избежание конфликтов разделить монастырь на две части.

Но, судя по всему, участь монастыря была уже решена — 20 де­кабря 2003 г. Президент издал поручение № 2316-пр, предлагающее найти положительные для патриархии варианты. В 2004 г. в связи с административной реформой и дальнейшим процессом разграничения полномочий между центром и регионами иерархия и власть принципиально меняют тактику в отношении мер, обеспечивающих передачу Ипатьевского монастыря в полное распоряжение архиепископа Александра (Могилева). Эта тактика приобретает очертание стратегии и может быть связана с именем заместителя руководителя Федерального агентства по управлению федеральным имуществом Дмитрия Аратско­го. Ее основой становится «проведение мероприятий по восстановлению нарушенных прав Российской Федерации на памятники истории и культуры федерального значения» и передача их «в безвозмездное пользование» Русской церкви. Одновременно это было началом натис­ка Росимущества на Роскультуру и Росохранкультуру. Для Ипатьевского монастыря эта перемена оказалась связана с двумя новыми именами в его истории: архимандритом Иоанном (Павилихиным), новым наместником, и профессиональным переговорщиком москвичом Алек­сандром Бугаевским, которого следовало бы назвать «православным ре­й­дером». Последний, как председатель православного общества «Скиния» и представитель патриархии по земельно-имущественным вопросам, участвовал во всех заседаниях Росимущества, посвященных пере­даче Ипатия епархии.

Зимой–весной в Москве происходил активный обмен письмами по поводу монастыря. Руководитель администрации Президента Дмитрий Медведев обращался 28 января к Председателю Правительства (№ А4-1341П), в Росимущество писали 7 июля зампред Совета Федерации С. Орлова (№ 2.5-25-469) и 26 июля — член Совета Федерации А. Ха­зин (№ 44-92/АХ). 11 мая 2004 г. арбитражный суд Костромской области признал недействительным распоряжение местной администра­ции о передаче ансамбля монастыря областному музею. Дальнейшая согласованность действий поражает. 13 мая патриарх обращается (№ 2736), теперь уже в Росимущество, по поводу передачи патриархии всего ансамбля монастыря. Против этого уже не возражала и Роскультура, что подтверждается ее письмами в Росимущество от 27 августа и 3 сен­тяб­ря (№ 01-07-1281 и № 01-07-1349). 2 сентября 2004 г. Росимущество издает распоряжение № 297-р о передаче в безвозмездное пользование епархии части строений и помещений монастырского ансамбля. В спи­сок были включены церковь Лазаря Четверодневного, монастырская звонница с набором колоколов, свечной корпус, за исключением помещений фондохранилища, здание богадельни (вотчинной конторы), стены и башни Нового города, кельи над погребами, стены и башни Старого города (за исключением Екатерининских ворот и галерей боевого хода Квасной, Воскобойной и Водяной башен, по которым проходят туристические маршруты), архиерейский сад, обруб, помещения 2-го этажа братского корпуса и колонна в память о знаменательных событиях в истории Ипатьевского монастыря.

Этому предшествовал целый ряд местных событий. В марте 2004 г. собор Рождества Богородицы в Солигаличе был возвращен епархии в рамках реализации соглашения о сотрудничестве, подписанного в мар­те 2001 г. Оттуда был выведен филиал Краеведческого музея, разместившегося в Ипатии. 21 июня 2004 г. глава областной администрации Виктор Шершунов и архиепископ Александр подписали новое соглашение, в соответствии с которым помещения второго этажа свечного корпуса передавались уже в совместное управление епархии и музея. Ровно через месяц, 21 июля 2004 г., в ходе строительных работ на территории архиерейского сада XVIII в., заказчиком которых выступила мэрия, предполагавшая разместить здесь торгово-туристический центр, была разрушена часть самого сада, а также нанесен ущерб открытому фортификационному сооружению XVI в. — захабу. Работы не были согласованы с Министерством, и епархия умело использовала промах властей, начав кампанию по защите памятников культуры. Ее символом стал наместник, спустившийся на дно траншеи с остатками оборонительного сооружения и предложивший строителям забетонировать яму вместе с ним.

Такой массовой и хорошо организованной кампании еще не бывало. 3 августа «Общественный комитет по правам человека» в лице пред­седателя правления Т. Квитковской обращается к Президенту с просьбой защитить памятники Ипатия от разрушения светскими властями. 9 августа с аналогичным обращением к Президенту в связи с «актом вандализма на территории монастыря» выступает и глава Российского объединенного союза христиан веры евангельской Сергей Ряховский (№ 129/-08). Письма производили впечатление написанных под копир­ку в окружении костромского епископа. Председатель Комитета по охра­не и использованию историко-культурного наследия администрации области Сергей Конопатов пытался оправдаться тем, что «захаб» якобы не являлся объектом культурного наследия и не состоял под государственной охраной.

Эти условия во многом облегчили принятие распоряжения Госиму­щества № 297-р от 2 сентября, но оно уже не удовлетворяло ни архиерея, ни его сторонников. 8 сентября 2004 г. в Кострому прибыла специальная комиссия, которая должна была вынести вердикт о дальнейшей судьбе Ипатьевского монастыря. Уже 14 сентября в Росиму­ще­стве состоялось новое совещание с участием директора музея Ольги Рыжовой и ее заместителя по науке Ольги Куколевской. Разговор шел об инвентаризации объектов и фондов музея-заповедника, которую нужно было провести до 1 декабря. Тогда же была названа и сумма, в которую мог обойтись переезд музея, — 18 млн. рублей. В качестве одного из возможных вариантов назывался дом Борщова.

В октябре музей подал в московский Арбитражный суд исковое заявление с просьбой отменить это решение ввиду отсутствия материальных средств для переезда. Музейщики сознавали неравенство сил, и чувство исторической справедливости было им не чуждо. Во многих из них вера во Христа не исключала профессионального долга. Их «дви­жение сопротивления» не было «борьбой против». Шла «борьба за» — за своевременное предоставление равноценных зданий, уже отремонтированных и готовых принять фонды и новую экспозицию, за целостность коллекции, за возможность постоянного и квалифицированного контроля за состоянием фресок и икон. Архимандрит Иоанн в своих комментариях прессе посчитал иск несправедливым, утверждая, что здания бывшей типографии и дореволюционной гауптвахты в центре города, на 144 кв. м превосходящие прежние площади, «прекрасны, великолепны, недавно отреставрированы» и идеально подходят для пе­реезда. Одновременно архимандрит припомнил, что в 2001 г., по его словам, были осквернены могилы Годуновых, останки бояр изъяты из гробниц и отправлены в Институт антропологии, а кости монахов просто «выкопаны и вывезены в неизвестном направлении».

Областные власти потребовали от директора О. Рыжовой отозвать иск. Имеется информация, что на нее оказывали административное дав­ление вплоть до угроз уголовного и административного преследования по результатам готовящихся проверок. 8 декабря в Росимуществе состоялось очередное совещание под председательством Д. Арат­ского с участием Костромской епархии, но уже без участия музея. Территориальному управлению по Костроме было поручено совместно с областной администрацией проработать вопрос о передаче музею пожарной каланчи и дома Борщова, где располагался судебный департамент, а также усадьбы Карцева, в которой еще существовал Дом народного творчества. Роскультуре было предложено решить вопрос о хранении коллекции музея на переданной монастырю территории путем заключения договора. Агентству также было велено «принять к сведению информацию о необходимости согласования передачи» в пользование епархии всего комплекса монастыря в установленные сроки. Соответствующее обращение было послано М. Швыдкому еще 3 декабря. Над всем тяготела необходимость «исполнения поручения Президента РФ о пере­даче Свято-Троицкого Ипатьевского монастыря РПЦ».

Важно отметить, что обращение о согласовании было отправлено в Роскультуру заранее, с тем чтобы к концу года было можно принять окончательное решение. В этой процедуре организациям, ответственным за судьбу культурных ценностей, отводилась роль статиста, призванного согласовывать волю Росимущества. Очевидно, такое положение вещей возникло в результате административной реформы. Положение об агентстве и его полномочиях в области федеральной собственности (постановления Правительства 8 апреля 2004 г. № 200 «Во­просы федерального агентства по управлению федеральным имуще­ством» и 27 ноября 2004 № 691 «О федеральном агентстве по управ­ле­нию федеральным имуществом») превосходило полномочия культуро­охранных учреждений и вступало в противоречие с нормами законов об основах законодательства о культуре, о музейном фонде и об охране объектов культурного наследия. Объекты культурного наследия и предметы музейного фонда рассматривались как рядовое имущество, без присущей им специфики. В результате последнее согласование Рос­культуры (№ 01-04-2728) было датировано 21 декабря 2004 г. Давление Росимущества на Роскультуру продолжилось и позднее. На заседании правительственной комиссии по вопросам религиозных объеди­нений 24 июня 2005 г. руководству агентства вновь было указано на необходимость соблюдения сроков рассмотрения проектов решений пра­вительства, направляемых сюда на согласование Росимуществом.

Однако именно на совещании 8 декабря впервые возникает новый аспект, который до времени был сокрыт за проблемами недвижимых памятников. Росимущество уже тогда предполагало расчленение музейной коллекции путем выделения из числа объектов Государственной части музейного фонда предметов краеведческого назначения с по­следующей передачей их для хранения и экспозиции ГУП «Костромской объединенный историко-архитектурный музей-заповедник». «Не­крае­ведческие» предметы, связанные с церковной культурой, изна­чаль­но предполагалось оставить придатком к недвижимым памятникам, пе­редаваемым в бессрочное и безвозмездное пользование епар­хии. Рос­имущество впервые покусилось на цельность музейных кол­лекций, про­игнорировав мнение представителей организаций ответ­ственных за их сохранность лиц. От минкульта на совещании при­сутствовала Т. Кур­батова, от ФАККа — А. Серпенский.

15 декабря директором музея был назначен сотрудник областного департамента культуры Павел Алексеев. Ольга Рыжова ушла в отставку, получив место в областном Управлении культуры. Уже 16 декабря с 16.00 9 из 204 сотрудников Музея начали бессрочную голодовку. Они протестовали против расчленения коллекции и требовали человеческих условий переезда. Арбитражный суд состоялся 22 декабря и, по законам «басманного правосудия», отказал музейщикам в удовлетворении их иска «в полном объеме». 23 декабря вечером голодовка закончилась. Кроме своего нравственного значения, движение душ этих людей, име­нуемое и в Церкви и в жизни подвигом, имело еще одно последствие. 24 декабря в Росимуществе состоялось новое совещание с участием М. Швыдкого, члена Совета Федерации А. Хазина, замгубернатора Ко­стромской области В. Максина и прокурора области Ю. Понома­ре­ва. Обсуждался вопрос об оказании Костроме помощи в размещении изгоняемого музея. Территориальному управлению Росимущества было поручено до 1 февраля 2005 г. передать музею в безвозмездное пользо­вание пожарную каланчу, а также ускорить передачу домов по ул. Ком­сомольская, 9/28 — дом Борщова, и по ул. Свердлова, д. 11 — усадьба Карцева. Договора на эти здания были подписаны 14—31 января 2005 г., но им предстоит еще долгая реставрация и подготовка к музейной деятельности.

30 декабря Росимущество подписывает окончательное распоряжение по Ипатию № 1555-р, отменяя свои действия по «частичной передаче» от 2 сентября. Имущество передавалось не только виртуальному монастырю, но и не менее эфемерному музею. Отдельный договор без­возмездного пользования заключался на музейное имущество, не входящее в состав государственного музейного фонда, но передаваемое епархии. Очевидно, речь шла о музейном оборудовании. Монастырь должен был обеспечить использование имущества в научных и культурно-просветительских целях. На него возлагалось обеспечение экспонирования и сохранности музейной коллекции. Контроль исполнения Д. Аратский оставлял за собой. Принципиальную разницу между двумя решениями федерального агентства, разделенными лишь тремя месяцами, возможно объяснить лишь беспрецедентным давлением, идущим с самых вершин власти. К тому же существует мнение, что позиция «непротивления» федералам, избранная Костромской областью, была связана с предстоящим выдвижением губернатора Виктора Шершунова на новый срок. Одним из условий «второго срока» была как раз «сдача Ипатия».

Желание принять «судьбоносное решение» в последний рабочий день года вполне понятно. Первую декаду нового года страна практически не работает и плохо соображает. Все было рассчитано на то, что­бы свести к минимуму возможность протеста. 5 января распоряжение было уже в Костромской епархии. А с 1 января епархия начала печатать свои входные билеты в монастырь, войдя, по евангельским словам, в плоды чужого труда. Однако общественный протест постепенно формировался. Еще осенью 2004 г. на одном из круглых столов, организованных «Свободной Россией» в рамках «Школы публичной политики», Игорь Яковенко предложил создать инициативную группу и экспертный совет по защите Ипатия. В результате возникла инициа­тивная группа по сохранению целостности комплекса музея-заповед­ника. Одним из ее главных организаторов стала председатель обла­ст­ного отделения партии «Яблоко» Нина Терехова. В состав группы вошли лидеры и представители местных отделений «Совета Матерей», «Союза правых сил», КПРФ, Московского бюро по правам человека, экологического движения «Во имя жизни» и др. Общественные организации приняли живое участие в голодовке музейщиков, привозили голодающим минеральную воду, пытались их поддержать. Был организован сбор подписей под протестом против передачи монастыря епархии — в итоге их образовалось около 6000, что для «сонной» Костромы должно рассматриваться как «очень много».

Еще в декабре было подготовлено и отправлено обращение инициативной группы Президенту, премьеру, председателям палат Федерального собрания и патриарху. В тексте писем выражался протест против поспешных действий Росимущества и попечительского совета монастыря. Происходящие события рассматривались как попытка государства уклониться от контроля и ответственности. Выдвигалось требование предварительного предоставления музею нужных помещений и выражалась озабоченность сохранностью музейных предметов, передаваемых на временное хранение, как и самим фактом противоречащего закону раздробления коллекции. Предлагалось приостановить действие принятого постановления до проведения общественных слушаний и комплексной экспертной оценки последствий передачи. Как водится, на обращения никто не ответил. Подобные письма, содержащие просьбы сделать депутатский запрос и провести парламентские слушания, были отправлены председателю Комиссии по культуре Госдумы Иосифу Кобзону и депутатам И. Мельникову, В. Рыжкову, С. Попову и О. Шеину. Реакции не последовало.

Наконец вызрела идея общественного митинга. 12 января в мэрию Костромы было направлено уведомление о проведение пикета для при­влечения внимания общественности к проблеме музея, назначенного на 22 января на площади Сусанина. 18 января уведомление было принято администрацией к сведению. Предыдущее письмо было подано еще в конце прошлого года, и 30 декабря, в день, когда Д. Аратский подписал свое распоряжение, в проведении митинга было отказано, по­скольку уведомление якобы не соответствовало требованиям федераль­ного закона. Очевидно, бюрократия сознательно оттягивала время. А тем временем архиепископ Александр (Могилев) лично звонил организаторам митинга на мобильные телефоны, угрожая им «духовным неблагополучием» за сопротивление преосвященной воле.

22 января на Сусанинской площади Костромы состоялся пикет в знак протеста против фактического уничтожения музея и кулуарного подхода к принятию решений, влияющих на жизнь региона. На митинге раздавалась листовка «Что дальше?», где перечислялись памятники культуры, переданные епархии, и указывалось на их бедственное состояние:

Церковь в Мельничном пе­реулке — заброшена, реставрационные работы не ведутся после передачи епархии

Церковь Лазаря Четвероднев­ного — ремонт не закончен, не используется после передачи епархии

Церковь Иоанна Богослова в Ипатьевской слободе — ремонт не закончен после передачи епархии

Один из корпусов Макарьево-Унженского монастыря — полностью уничтожен в результате пожара после реставрации на средства государства и передачи его епархии

Церковь Спаса-Преображе­ния из села Спас-Вежи — полностью уничтожена в результате пожара после передачи Нового двора монашеской общине

Икона Богоматери Тихвинской — повреждена в результате небрежного обращения с ней насельниками монастыря

ИПАТИЙ — ???

Другая ходившая на митинге листовка — «Не молчи — будь патриотом! Поддержи Кострому и наш музей!» также выражала протест против игнорирования общественного мнения при принятии важных для города и области решений. В заключение следовал призыв: «Мы — не стадо! Мы не согласны с разбазариванием государственного имущества! Вырази свою гражданскую позицию — скажи «НЕТ»!!!» Митинг прошел цивилизованно и спокойно, лишь рядом двое православных, смиренно опустив глаза, пытались развернуть плакат: «Светскому музею не быть в монастыре». 20 апреля в «Костромских ведомостях» свои неоднозначные оценки факта передачи музея епархии высказали главы местных религиозных общин.

Весной на имя Нины Тереховой стали приходить ответы чиновников среднего звена. 29 марта 2005 г. ей ответил Д. Аратский (№ ДА-07-258/ж). Суть письма сводилась к следующему: права Федерации на памятник, вытекающие из духа и буквы Постановления Верховного совета № 3020-1 от 27 декабря 1991 г., восстановлены, и страна вольна делать с ним, что хочет. Цинизм ситуации усугублялся тем, что раз здания ансамбля были переданы музею неправомерно, то, по мнению чиновника, обязанность предоставления учреждению культуры новых помещений лежит не на федеральной власти, отнявшей их, а на област­ной администрации. При этом Д. Аратский всячески подчеркивал участие своего ведомства в выделении музею новых площадей.

Гораздо более печальным оказалось письмо другого ДА — замминистра культуры Дмитрия Амунца от 8 апреля (№ 333-01-66-ДА). Он признал, что при рассмотрении вопроса о передаче музейных зданий епархии была нарушена статья 53 «Основ законодательства о культуре», согласно которой органы, осуществляющие передачу, обязаны пред­варительно предоставить организации культуры равноценное помещение. Даже в московском Министерстве понимали, что предлагаемые музею здания не отвечают таким условиям: их площадь была вполовину меньше той, что находилась в распоряжении музея ранее, а их состояние, местами аварийное, требовало безотлагательного ремонта.

24 февраля на заседании Областной думы рассматривался вопрос о переезде музея. В срок до 15 апреля должен был определиться состав специальной комиссии по описи и передаче части его фондов епархиальному Историко-археологическому музею. Уже 1 марта комплекс зда­ний, где располагался музей, стали спешно передавать монастырю. Ди­ректор предупредил сотрудников о переезде всего лишь за день. Действительно, наутро на набережной появилась вереница «Камазов» и рота ВДВ. За 2 дня, без необходимой упаковки и подготовки, музейная мебель и имущество были перевезены в «дом Борщова», некоторые вещи были сломаны. Фонды остались на территории монастыря, который впоследствии, по имеющейся информации, препятствовал как до­ступу сотрудников к коллекциям, так и плановому выезду некоторых собраний, в частности, собрания редкой книги.

Спешка объяснялась просто. 23 марта Президент проводил в Костроме выездное заседание президиумов Госсовета и Совета по культуре и искусству. Здесь не только была одобрена приватизация памятников и их дальнейшая передача в пользование патриархии, но и, что особенно возмутило костромичей, прозвучали из уст Президента слова о накопленном в Костроме «положительном опыте» по охране и использованию памятников и взаимоотношениям с церковью. Инициативной группе было заранее предложено не пытаться донести свою позицию до первого лица государства. В результате Президент посетил монастырь, выживший музей, но не зашел в музей, выжитый монастырем. В числе президентских поручений по итогам Госсовета было поручение № 512-пр от 3 апреля, предписывающее завершить ремонтные и реставрационные работы и перемещение музея в срок до 1 июня. Оно до сих пор ждет своего исполнения.

Чуть позже, 29 марта, с участим ФАКК и Росохранкультуры, областных думцев и Союза музеев России было проведено совещание в де­партаменте культуры и искусства Костромской области. Здесь было принято решение в срок до 1 мая завершить работу по выявлению в фондах предметов, исторически происходящих из Ипатия, и предоставить Роскультуре документы для оформления разрешения на их передачу в безвозмездное пользование Епархиальному музею. При этом в основание сделки должно было лечь Постановление № 490 2001 г. о передаче «в бессрочное и безвозмездное пользование», а не музейный режим временного хранения. Таким образом, на государственном уров­не планировался антиправовой акт, нарушающий нерасчленимость государственной части музейного фонда, поскольку состояние «бессроч­ного и безвозмездного» практически исключало как контроль специалистов за состоянием реликвий, так и возможность их возвращения. Именно к этому событию спешно и изготовлялась новая редакция Устава Епархиального музея от 5 апреля. Тем временем епархия заявила о разработке программы по экспонированию ценностей Ипать­евского монастыря. На его территории предполагалось организовать четыре по­стоянно действующие экспозиции, посвященные истории самой обите­ли, истории Дома Романовых, чудотворной Феодоровской иконе Богородицы и российским Новомученикам. Экскурсии планировалось поручить монахам, прошедшим специальную подготовку.

Печальный инцидент произошел летом 2005 г. во время подготовки Костромским музеем выставки «От царя до императора» в Брюсселе. Туда предполагалось направить 14 принадлежавших музею-запо­вед­нику предметов, часть из которых находились в экспозиции ризницы собора, уже переданного епархии. Вопрос об их экспонировании обсуж­дался на уровне губернатора и архиерея, они, как и архимандрит Иоанн, дали свое согласие. Однако в момент непосредственной упаковки реликвий, когда за ними приехали из Москвы специалисты и охранники «Росизо», наместник воспрепятствовал этому, требуя немед­ленного подписания акта о передаче этих вещей во временное хранение монастырю. Даже если у епархии существовали страхи, что эти предметы могут не вернуться в монастырь, все происшедшее выглядело крайне некрасиво. Впрочем, здесь стоит вспомнить слова архимандрита, произнесенные им для прессы в декабре 2004 г. На вопрос «Как вы будете делить с музеем фонды?» наместник категорически ответил: «Никто не допустит, чтобы из монастыря выносилось его древнее имущество».

Особая роль в истории Ипатьевского монастыря принадлежала На­талье Павличковой, директору Костромского художественного музея, представлявшей Кострому в общероссийском Союзе музеев. Она никогда не поддерживала музей в отстаивании его прав и не подписывала писем в его защиту. Все это время директор сохраняла «особые» отношения с Костромской епархией, возможно, в состоянии определен­ного ангажемента. Она и получила главный приз: с 1 ноября 2005 г. Краеведческий и Художественный музеи должны были объединиться под одной, ее, крышей. 10 августа администрация области приняла По­становление «О реорганизации Костромского художественного музея путем присоединения к нему Историко-архитектурного музея-запо­вед­ника». В преддверии чаемого объединения директриса, организовав ко­миссию из собственных сотрудников, провела «кастинг» для бывших музейщиков Ипатия. Многие высококлассные специалисты, проработавшие в Музее по 20—30 лет, справедливо расценили такого рода собеседования как унижение и отказались «реорганизовываться». В результате основной урон понесли провинциальные музеи Костромской области, являвшиеся филиалами Краеведческого музея-заповедника, из музея ушли квалифицированные сотрудники, научная и фондовая работа были прерваны.

Не лучшим образом сложились и отношения между Епархиальным и Краеведческим музеями. Епархия сразу же начала эксплуатировать не ею созданные экспозиции ризницы и палат бояр Романовых, получая за это «пожертвования». Профессиональный контроль над ее деятельностью оказался невозможен. Рядовые сотрудники, прежде всего технический персонал, уверены, что в церковном музее им стало лучше в финансовом отношении: смотрители стали получать 1400 рублей, сотрудники — более 3000. Из 52 научных сотрудников в монастыре оста­лись лишь 5, по мнению самого архимандрита, не самые лучшие. Среди них Светлана Виноградова, ставшая главным хранителем церковного музея. Архимандрит Иоанн рассчитывал прежде всего на по­мощь в организации музейного дела со стороны Центрального музея древнерусского искусства прп. Андрея Рублева, музеев Московского Кремля, Государственного исторического музея и Реставрационного центра име­ни Игоря Грабаря.

Новые сюрпризы преподнесла и дележка фондов «по-православ­но­му». 7 июля 2005 г. между Костромским объединенным историко-архи­тектурным музеем-заповедником и церковным Историко-архео­логиче­ским музеем был подписан договор «о передаче музейных предметов религиозного назначения и исторически происходящих из Костромского Ипатьевского монастыря в безвозмездное временное пользование». Сам договор был подготовлен идеями, высказанными в письме ФАКК № 435-18.5-071 от 10 февраля 2005 г. Руководитель агентства М. Швыдкой 3 августа этот договор утвердил. Проблемы, заложенные в нем, отражены уже в самом названии. Речь идет о передаче на временное хранение, обычном деле в межмузейных отношениях, которое, однако, названо «безвозмездным пользованием». Очевидно, авторы иска­ли некий компромисс между пожеланиями епархии получить вещи в соответствии с Постановлением № 490 и цивилизованными требовани­ями передавать экспонаты на временное хранение. Союз «и» между пред­метами религиозного назначения и происходящими из Ипатьевского монастыря делал список передаваемых предметов безразмерным.

В договоре речь шла о предметах, включенных в Государственную часть музейного фонда. При этом музейные фонды превращались фактически в «шведский стол», зависящий от аппетитов архиерея. Они оказались под угрозой, исходящей от пункта 1.4: «Список музейных предметов, подлежащих передаче от музея к ЦИАМ, может быть продолжен». При этом обязанность формировать список была возложена на сам Краеведческий музей. За ним формально сохранялось право ведения учета и контроля. В случае неисполнения своих требований музей имеет право инициировать расторжение договора и может проводить изъятие экспонатов в случае грубых нарушений правил хранения и экспонирования. Однако процесс выявления такого рода нарушений вновь не был прописан. Финансирование работ по контролю над состоянием предметов оставалось за музеем, а Епархиальный музей оплачивал лишь профилактическую реставрацию. В договоре фиксировался запрет на изменение внешнего вида музейных предметов. Епархиальный музей самостоятельно определял свое участие в выставоч­ных мероприятиях, а права и обязанности Краеведческого музея в этой сфе­ре не оговаривались, кроме самого факта согласия. Музей также мог просить у епархии выдать предметы на свои выставки. Срочность договора была так и не определена, а грядущая реорганизация музея-заповедника была готова похоронить эту срочность под проблемами правопреемства.

Список передаваемых предметов был указан в приложениях № 1 и 2. После исхода, а вернее, «извоза» музея из Ипатия встал вопрос о судьбе икон и святынь из ризницы и иконостаса собора. Единственным возможным решением правовой коллизии была передача их как предметов государственной части музейного фонда религиозной организации на временное хранение. В результате фондово-закупочная комиссия музея составила список из 166 предметов как специальное приложение к договору. Каково, однако, было удивление сотрудников музея, когда они увидели итоговый список из 2677 предметов. Этот перечень составлялся директором П. Алексеевым и архиепископом единолично, при участии «православных» сотрудников, в том числе и С. Виноградовой, что свидетельствует о компетенции подобных людей, у которых ложно понятое благочестие подменяет профессионализм. Список предметов включал не только Романовскую коллекцию и предметы православной культуры, никогда не принадлежавшие монастырю, но и предметы христианского культа из археологических раскопок на территории Костромы. Вырванные из плоти из музейной коллекции и из археологического контекста, они должны были стать основой нового грандиозного замысла.

Нужная подпись у руководства Роскультуры была взята архиепископом и архимандритом измором в течение одного дня. В результате ФАКК утвердило новый расширенный список «2677», пришедшийся по живой ткани. За этой акцией просматривается стратегическая претензия некоторых представителей патриархии на монополию в облада­нии, понимании и демонстрации памятников православной культуры. Такое бесконтрольное распоряжение объектами культурного наследия на территории Костромской области, где епархия полностью выведена из-под надзора государственных органов по охране памятников, уже дало себя знать. Берендеево царство становится оружием массового поражения для памятников православной старины. Здесь существует длин­ный, как нигде, список утрат и потерь.

Федоровская икона Матери Божией (XIII в.) оказалась недоступна для обозрения и изучения. От нее, для удобства, была отпилена древняя рукоять. В подклете Богоявленского собора Анастасиевского монастыря (XVI в.) в усыпальнице Салтыковых существовала роспись XVII в. кисти Гурия Никитина. Она давно требовала реставрации, однако настоятельница не соглашалась на ее проведение. Расследование журналиста Андрея Тихомирова позволило выяснить, что росписи были самостоятельно «отреставрированы», а по сути записаны монахинями и девочками из монастырского приюта и закрашены неизвестным составом в 2004 г. Доступ к этим фрескам закрыт. Во время строительных работ в монастыре уничтожен культурный слой, на фасаде Смоленской церкви заложен дверной проем, а в угловой палатке снята штукатурка с исторической росписью.

В церкви Воскресения на Дебрях фрески Гурия Никитина потемнели от ежедневных интенсивных служб, свечного нагара и лампадной копоти, а часть их оказалась дописана масляной краской, как, например, сцена со св. ап. Петром и Ананией в западной галерее. При Знаменском храме на Дебрях во время строительства колокольни был разрушен культурный слой и древнее кладбище. В самом Ипатьевском монастыре, кроме гибели Преображенской церкви, было разморожено здание вотчинной конторы, а проемы арок первого яруса колокольни оказались заложены. Арки второго яруса были застеклены, что, вкупе с устройством отопления, вызвало намокание и разрушение стен. Рядом расположенный храм св. апостола Иоанна Богослова (1681—1687) в январе 2000 г. был передан монастырской братии как приходской и претерпел «дикую реставрацию» икон. Образа XVII—XVIII вв. были перекрашены заново с назойливым преобладанием золотого сусального фона и голубого цвета.

Росписи церкви Владимирской иконы Божией Матери в Нерехте (1775) в процессе «воссоздания» оказались превращены в лубочные кар­тинки. Рядом с храмом свт. Иоанна Златоуста в Костроме в результате строительства хозяйственного здания были разрушены культурный слой и средневековое кладбище. В Успенском Паисеевом монастыре в Галиче были срублены декоры фасадов и интерьера, из-за устройства бетонного пола в соборе монастыря увеличился подсос воды, разрушающий древний храм. Обкладка кирпичом Троицкой церкви также сопровождалась уничтожением элементов декора и археологического слоя. В уникальном шатровом храме XVI в. — Богоявленской церкви в с. Красное-на-Волге была отштукатурена колокольня и заложены арки подклета. В Троице-Сыпновском монастыре был уничтожен культурный слой. В Авраамиевом Городецком монастыре Чухломского рай­она были сделаны бревенчатая пристройка к надвратной церкви и металлическая лестница в храм Умиления Богоматери. Цементной за­лив­кой искажен внешний облик Успенского собора в Кологориве. В са­мой Костроме епархией снесен памятник «Дом Котельникова». Хоте­лось бы пожелать удачи новому церковному Историко-археологиче­скому музею Ипатьевского монастыря. Тем более что реэкспозиция музеев в России всегда шла им только на пользу. Вот только методы, которыми он рождался, да отношение к церковной древности, свойственное местному священноначалию, не внушают даже осторожного христианского оптимизма.

Подводя итог костромской истории, стоит вспомнить несколько публичных выступлений ее участников. Патриарх Алексий (Ридигер) в 2005 г. сетовал, что «музейные работники считали церковное имущество своим достоянием», однако патриархии «все-таки удалось разделить» музеи в Троицкой лавре и Ипатьевском монастыре, «отделив музейные экспонаты, которые имеют краеведческое значение, от ризницы». Он утверждал, что по образцу Лавры, где наместник становится по должности заместителем директора музея, «аналогичная договоренность достигнута в отношении Ипатьевского монастыря в Костроме». Очевидно, предстоятель Русской Церкви либо не в курсе дела, либо кем-то введен в заблуждение. В официозной программе «Вести недели» 23 октября 2005 г. Сергей Брилев спрашивал Никиту Михалкова, члена попечительского совета Ипатьевского монастыря, что делать, напоминая ему о судьбе выкинутого оттуда музея. Тот ответил: плохо получилось оттого, что все делалось с «тяжким звероподобным рвением». «Мы так делаем все. Это национальная черта характера». Следующие конфликты между культом и культурой решались тем же образом...

5 января 2010 г. министр культуры Александр Аведеев на встрече с патриархом Кириллом (Гундяевым) признал, что выселенный из монастыря музей (вернее та его часть, что была выведена из Ипатия и влита в новообразованный Костромской государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник) продолжает оставаться закрытым, а его 700 000 экспонатов «складированы», «потому что до сих пор нет помещения». Даже по мнению министра, это — «исключительный случай». В самом же ЦИАМ, религиозной организации, которой государство доверило управлять собственным имуществом, кроме шикарно оформленного сайта, имеются лишь несколько экспозиций: в палатах бояр Романовых — выставка «Ипатьевский монастырь — колыбель Дома Романовых», в Свечном корпусе — «Вклады боярского и царского рода Годуновых в Ипатьевский монастырь», а также «Церковные древности Костромской земли: Сокровища русского прикладного искусства XVII—XIX веков» и «Древнерусская икона XV—XX вв.».

Тот, кто бывал в музее до выселения, хорошо помнит все эти экспонаты и экспозиции, которые сегодня лишь слегка изменили свой формат. Единственная новая выставка посвящена 90-летию расстрела семьи последнего императора. Она была открыта 17 июля 2008 г. и  раз­местилась в подклете Троицкого собора. О ее значении говорит тот факт, что в журнале заседания Священного Синода РПЦ от 6 октября 2008 г., посвященного «мероприятиям к 90-летию мученического подвига Царственных Страстотерпцев», данная выставка даже не упоминается…

К сожалению, никто не рассматривает в качестве драмы тот факт, что за 6 лет государственный музей так и не смог возобновить свою работу, а судьбы людей, связавших с ним свою жизнь, оказались надломлены. Течение костромской жизни вошло в спокойное русло: в ЦИАМ пришли некоторые сотрудники некогда изгнанного из монастыря музея, что служит доказательством их подлинной любви к старине, а не к власти над ней. Экспозиции открыты, святыни сохранны, архиерейское тщеславие утешено. Только стоит ли это спокойствие свершившихся страданий?