Среди модельеров-мужчин, сумевших поднять общественный престиж профессии, особое место занимает Кристиан Диор. Он возвёл высокую моду на высочайшую ступень совершенства. О нём следовало бы сказать в подражание Виктору Гюго: «Кристиан Диор? Увы, первый из поэтов!» Во многом благодаря Диору модельеры сегодня называют своё ремесло «искусством».

Кристиан Диор родился 21 января 1905 года в портовом городе Гранвиль на берегу Ла-Манша. Он был вторым ребёнком Александра Луи Мориса Диора и Мари-Мадлен Жюльетты Мартен. Отец владел фирмой по производству удобрений. Мадам Диор была увлечена цветоводством. В 1911 году семья перебралась в Париж.

После окончания элитных курсов Жерсона Кристиан по настоянию родителей поступил в Высшую школу политических наук. Но карьера дипломата его не прельщала, и учёбу он забросил. После службы в армии в инженерных войсках Диор открыл картинную галерею. В начале тридцатых годов Кристиан разорился, к тому же у него был обнаружен туберкулёз. Друзья-художники, чей талант он заботливо опекал, внесли деньги за его лечение.

После банкротства Диор долго не мог найти работу. И тут у него возникает неожиданная идея: «Я буду шить». И модели Диора действительно нравятся. Особенно шляпки, которые находят покупателей быстрее, чем платья. Известный модельер Робер Пиге поручил ему создать несколько платьев для будущей коллекции, а в июне 1938 года предложил Кристиану должность штатного модельера в своей фирме на площади Елисейских полей. Скромный, почти болезненно застенчивый, Диор наконец решился признать гомосексуальные склонности. Под одной крышей с ним живёт рослый друг по имени Жак Омбер.

Во время войны Диор переходит в первоклассный дом моделей Люсьена Лелона и уже подумывает об организации собственного дела. Благо у него появляется союзник — миллионер Марсель Буссак.

12 февраля 1947 года — исторический день. В особняке под № 30 по авеню Монтень прошёл первый показ Дома моделей Кристиана Диора. Девяносто моделей, построенных на двух силуэтах, «Венчик» и «Восьмёрка», изменяют привычные пропорции, возвращая женскому телу природную грацию. Грянули аплодисменты. Кармел Сноу из «Харперс базар» первой бросилась к модельеру: «Какой переворот, дорогой мой, ваши платья открыли „new look“! Они просто-напросто восхитительны». «Нью-лук» — новый облик, новый взгляд — словечко моментально прижилось.

Даже редактор журнала «Вог» Беттина Баллард не скупилась на похвалы: «Именно этого все ждали тогда от Парижа. Не могло быть более подходящего момента для появления Наполеона, Александра Великого, Цезаря моды. Ей нужна была твёрдая рука мастера, потрясение, новое направление. Никому не удавалось завоевать нас так легко и бесповоротно, как это сделал Кристиан Диор в 1947 году».

Буквально на следующий день началось настоящее паломничество на авеню Монтень, которое не прекращалось несколько месяцев.

Особняк осаждали женщины, желавшие выйти одетыми «от Диора». Сюда стремились из Лондона, Рима, Буэнос-Айреса, Монтевидео. «Я настаиваю на слове „счастье“, — говорил Кристиан Диор. — Кажется, Альфонс Доде где-то написал: „Я хотел бы через свои произведения сделаться поставщиком счастья“. Вот и я, в своей скромной деятельности модельера, мечтаю о том же самом. Мои первые платья назывались „Любовь“, „Нежность“, „Венчик“, „Счастье“. Женщины, с их безошибочным инстинктом, должно быть, поняли: я хотел сделать их не только красивее, но и счастливее. Моей наградой стало их признание».

Диор, никак не рассчитывавший на широкую публику, был приятно удивлён, когда его новый силуэт появился на улицах и за несколько недель завоевал толпы поклонниц. Студентка Сорбонны Хеб Дорси, будущая ведущая раздела моды в «Интернэшнл геральд трибюн», совершенно случайно попала на демонстрацию коллекции: «Я была потрясена так же, как после первого в жизни визита в оперный театр. Диор стал национальным героем, символом победоносной Франции. Любой шофёр такси, скажи ему только слово „Диор“, знал, куда везти; это было всё равно что запеть „Марсельезу“!»

На показ второй коллекции Диора явились все американские закупщики до единого. И триумф повторился. «Диор превращается в чародея, становится идолом моды, создаёт сказочные наряды, навеянные Ватто, Веронезе, Винтергальтером», — отмечала Люси Ноэль из «Нью-Йорк геральд трибюн».

Женщины боготворили его. В фирму Диора ходили как на Эйфелеву башню или в «Фоли-Бержер». Среди постоянных клиенток — герцогиня Виндзорская, Марго Фонтейн, принцесса Маргарет, Ава Гарднер, Лана Тёрнер. Частыми посетительницами салона были Марлен Дитрих и Элизабет Тейлор. Актриса Оливия де Хевиленд заказала у Диора в общей сложности двести платьев!

По подсчётам самого Диора, через фирму за год проходило двадцать пять тысяч человек. Женщины забрасывали его письмами, их просматривал секретарь. Диору писали и поклонницы, например, у него был целый роман по переписке с одной английской уборщицей, твёрдо решившей приехать к нему на авеню Монтень; её удивительная и захватывающая история легла в основу книги Пола Гэллико «Цветы для миссис Харрис».

Диор не собирался пересекать Атлантику, но директор далласской сети магазинов Нейман Маркус пригласил его в Техас на вручение премии «Оскар» за достижения в области моды.

Когда Диор прибыл в Нью-Йорк, газеты писали о нём не меньше, чем об Уинстоне Черчилле. В Далласе его встречали… три тысячи человек. И хотя Диор побаивался толпы и агрессивного напора журналистов, он сразу понял, что эта бушующая на улицах и на страницах газет полемика, эти женские лиги, готовые осыпать его оскорблениями, стали для него лучшей рекламой. Даже деловое издание «Уолл-стрит джорнэл» провело опрос общественного мнения, результаты которого показали, что большинство американцев одобряет новый модный силуэт.

Пресс-конференции, турне по магазинам, шумные коктейли, ланчи. «Я невозмутимо позировал перед фотографами, ослеплявшими меня вспышками, улыбался, приветственно махал рукой, пил оранжад и с каждым разом всё увереннее играл роль, впервые исполненную в Далласе, — вспоминал Диор. — В Сан-Франциско на аэродроме меня встречала уйма людей. На меня обрушилась уйма приглашений, я путался в них, потому что старался никого не обидеть. В одном клубе мне вручили символические ключи от города — из позолоченного картона, в другом в это же самое время меня с нетерпением ждали на такую же церемонию!»

К концу путешествия «нью-лук» окончательно выиграл сражение. Во всех городах крупные магазины сделали его гвоздём сезона. «Эта коллекция появилась в самый подходящий момент. Как будто мы проголодались — и тут же нашли вкусную пищу», — говорила Стелла Хананья из фирмы «Мегнин». Её коллега Норман Чослер добавлял: «Диор был ценнейшим источником вдохновения для моды и торговли».

В Америке Кристиан Диор заразился предпринимательской лихорадкой и неуёмной жаждой деятельности. Он уже привык видеть своё имя на первых полосах газет, а свои модели — в витринах магазинов Нью-Йорка и Сан-Франциско. Диор охвачен жаждой успеха, он открывает свои филиалы по всему миру. Его партнёр Жак Руэ сумел преобразовать традиционный дом моделей в многопрофильную фирму. Впервые французская мода, перешагнув границы с помощью марки большого мастера, стала основой целой сети предприятий. Под маркой «Кристиан Диор» выпускаются духи, шляпы, перчатки, сумки, ювелирные изделия, галстуки, чулки, меха и даже вина и ликёры.

В 1957 году журнал «Тайм» окажет модельеру неслыханную честь, помести в его портрет на обложке: впервые экономические обозреватели отдают дань уважения художнику-модельеру. Фирма Диора — само совершенство. На этом сходятся все профессионалы.

Обласканный славой, Диор всячески избегал внимания к своей особе. Его верная помощница Сюзанна Люлен отмечала: «Кристиан, истый нормандец, оберегал от посягательств свою частную жизнь, как крестьянин оберегает своё поле. Вытащить его на какой-нибудь обед или званый ужин было немыслимо трудным делом». Опасаясь, что интервью окажется слишком скучным, Диор старался внести оживление: «Что будут носить женщины в этому году?» — «В этом году женщины будут носить бёдра на плечах! — отвечал он и добавлял: — Только шуткой и отобьёшься!»

Корреспондент американского журнала «Форчун» был несказанно удивлён: во-первых, модельер пригласил его домой, а во-вторых, принял, сидя нагишом в ванне, и разрешил себя сфотографировать (весьма целомудренно, разумеется!). Диор обожал такие розыгрыши. Тему ванны он обыгрывал несколько раз. Так, на одном очень долгом и скучном приёме в Цинциннати его осадила толпа восторженных поклонниц: «Где вы черпаете вдохновение, чтобы создавать все эти платья?» — поинтересовалась пожилая светская дама. — «В ванне, мадам, в ванне!»

Никогда ни один модельер не имел такой популярности. В 1948 году Уолтер Уинчил поведал в радиоэфире, что «роман Кристиана Диора и Кармел Сноу — это роман года». Диор тут же послал хозяйке «Харперс базар» букет роз с запиской «Моей невесте». Для заокеанской прессы он стал любимым героем. Имя Диора упоминалось в газетных и журнальных статьях от тысячи двухсот до тысячи четырёхсот раз в месяц!

Хосе Лопес Ламела, рекламный агент Диора в Каракасе, вспоминала о колоссальном успехе Кристиана Диора в Венесуэле во время открытия фирменного магазина в 1953 году: «Диора встретили сверканием фотовспышек и овацией, публика аплодировала стоя не менее четверти часа. Это был для него незабываемый день».

Впервые посещая какую-нибудь страну, Диор называл одно из коллекционных платьев в её честь. Но поездки проходили в лихорадочном темпе, и вот однажды, после посещения Кубы, платье «Гавана» забыли переименовать в Доминиканской Республике в «Санто-Доминго». Отношения между двумя государствами были враждебные, и во время демонстрации платья были прикованы к Трухильо и его жене. В какой-то момент всем показалось, что диктатор в знак протеста встанет и покинет зал. Диор едва не стал виновником дипломатического скандала. Пришлось давать телеграмму с извинениями.

Объём продаж дома моделей Диора неуклонно возрастал. Всё это восхищало парижскую публику, его любимую, «ужасную и прекрасную», настолько преданную ему, что однажды Кристиан скажет: «Поистине воздух Парижа — это воздух моды».

По иронии судьбы, Диор, добиваясь сенсации в каждом сезоне, стал главным виновником увядания собственной моды. «На глазах у потрясённой публики семилетнее господство стиля „нью-лук“ рухнуло за три часа, — свидетельствовала Франсуаза Жиру. — Вместо него явился стиль, в котором женщина была похожа на стручок фасоли. Вот уж перемена так перемена! И весьма своевременная». Кармел Сноу, присутствовавшая на показе осенне-зимней коллекции 1954/55 года, дала новой моде название «flat look» («плоский облик»).

В Соединённых Штатах поднялась буря возмущения. Мэрилин Монро — её можно понять, ведь ей силуэт фасолевого стручка уж точно не подходит — заявила, что это оскорбление!

Смелый ход не принёс такого ошеломляющего результата, как в случае с «нью-лук». Диор отнёсся к неудаче философски: «Лучше три колонки разгромной рецензии на первой полосе, чем две строчки комплиментов на четвёртой».

Диор достиг успеха ценой непомерных трудов и в ущерб здоровью — он надрывался, исполняя одновременно обязанности менеджера и художника. Если к этому прибавить попечение о каждой коллекции, утомительные поездки, выступления перед публикой, заботы о расширении империи, то можно понять, почему за десять лет такой жизни он постарел на все двадцать.

Прославленный кутюрье умер 24 октября 1957 года от сердечного приступа. В Париже проститься с ним пришли принцессы крови, властительницы Парижа и остального мира, титулованная знать, владельцы наследственных замков, коронованные особы, идолы власти и денег, чья слава усилиями Диора засияла ещё ярче. Необычайно внушительными казались венки, присланные из Голливуда.

Траурный кортеж выехал на автостраду номер семь, ведущую на юг. Его путь лежал в Каллиан: именно эту деревню рядом с Коль-Нуар Диор избрал местом своего успокоения. Под соснами каллианского кладбища был похоронен его отец Морис Диор.

Основанная Диором фирма до сих пор процветает. Мадам Кунико Цуцуми, представитель могущественной группы «Сейбу», открывшая диоровской марке доступ в Японию, сказала: «Если звёзды угаснут, последней исчезнет звезда Диор».