Между прочим, это целое драматическое произведение с положенными по штату прологом, экспозицией, завязкой, кульминацией и развязкой. Дальше вроде ничего не было… Начало этой длинной цепочки очень странно связанных между собой событий было положено лет 17 тому назад. Или чуть меньше. Когда я был перспективным и подающим надежды молодым, но уже все знающим и умеющим (во всяком случая, я был в этом уже твердо уверен) врачом. Кстати, принципиальное значение имело и то, что «спасибо» тогда не шуршало, а либо булькало, либо, реже, еще как-то символизировало выполнение продовольственной программы.

Случилось это в конце дежурства с пятницы на субботу, которая для большинства лечебных учреждений была рабочей (вследствие переноса выходного на понедельник и длинных нерабочих каникул, причем обусловлено это было наличием дополнительного праздника нашего герцогства – дня Местечковой Конституции). Всегда обращал внимание, что, например, Пензенская область или Чукотский автономный округ живут скучно – нет у них ни дня Местечковой Конституции, ни Местечковой же Академии Наук; а ведь как красиво могло звучать – Академия Наук Чукотского автономного Округа… Отвлекся. Итак, отдежурил я в пятницу спокойно. В полдевятого сдал рапорт по сокращенному варианту: профессору завкафедрой (ну у него отпуск летом и 2 месяца, пусть ходит), главному из комсомольцев (этого тоже не жалко, у него рабочий день ненормированный) и ответственному заведующему отделением из хирургов (а вот этот ни за хрен собачий попал). Приблудное начальство разбрелось по своим делам, а я остался ждать смену, которая чего-то задерживалась уже на полчаса. Впрочем, мужики вчера в баню собирались, так что может и перепарились немного, минут через десять-пятнадцать объявится. Минут пятнадцать затянулись еще на час. Меня это стало несколько напрягать, но напряжение быстро разрядил вопль от двери:

– Алексей Романович! Срочно реанимация в абдоминальном…

Если орут так, то принцип «не торопись, а то успеешь» не применяется, скакать надо.

Дорожка кофейной гущи тянулась по коридору на пару десятков метров.

– С литр… – автоматически прикинул я про себя. На кушетке в процедурке лежал худой и абсолютно белый мужик. Под кушеткой лежала кучка все той же темной блевотины.

– Еще не менее шестисот… – опять посчитал я про себя.

– Н-ну т-т-ты разв-ворачивайся… – Буркнул мне бедолага-ответственный. Заикался он не от страха и не от того, что проблема нарисовалась именно в его отделении. Даже не от того, что вместо поездки домой ему предстояло идти в операционную. Он с детства заикался.

– Я ушел. – Ответил я, набирая скорость. А набрав – Подымайте бегом, пока не квакнул, бля.

Открыть операционную, пнуть на мытье оперсестру, зашедшую уложить биксы для стерилизации белья и материала на выходные, собрать наркозный аппарат, оглянуться… Здесь вроде все. Теперь в ординаторскую к сейфу за подлежащими предметно-количественному учету, ибо без них наркозу не получается. В предбаннике, на перепутье трех дорог (в операционную, в реанимацию и в коридор) случилось увидеть забавную картину: в реанимацию прошмыгнул мой сменщик, в операционную прошмыгнули мыться хирурги, а в коридоре… в коридоре красные от натуги главный и завкафедрой выполняли функции лифта (суббота, у лифтера выходной пуговицы в ряд) и, отдуваясь, тащили носилки с все еще блюющим, иногда на них, бледным больным со второго этажа на третий, к дверям операционной. Приятно глазу, но бежать надо. Хапнул ампулы, глянул на сменщика. Ой, сильно заметно! Причем видно, что он не «уже», а «еще». В смысле хорошо они вчера помылись, в баньке-то.

– Сиди, б…, здесь, не светись. Сам схожу…

Если забежать вперед, то переживающим о нашей нравственности и моральном облике надо сказать, что указания сменщик выполнил полностью и к моему возвращению если и не пришел в себя окончательно, то был вполне дееспособен.

Успел в самый раз, когда мое звено местами облеванных санитаров-носильщиков дотащило таки свою поклажу до цели (то ли я быстро бегал, то ли они медленно несли, уже и не понятно) и перекладывало уже теряющего сознание от геморрагического шока клиента на стол.

ХАЕС (единственный по причине модности бывший у нас на тот момент кровезаменитель из гидроксиэтилкрахмального братства) в обе вены. – Командным голосом начал я рулить своей анестезисткой. И оглянувшись. – Ой, какие у меня санитары сегодня… Расскажи кому – не поверят…

Дальше пошла работа, не до одобрительных взглядов начальства было.

Кетамин на вводный… Обвал давления. Или остановка? Монитора нет, хрен выяснишь… Ладно, хоть интуитивно допер продолжить инфузию адреналина. На время долива жидкости, какую-никакую перфузию значимых органов обеспечил… О! Кровь откуда? Кто определял? Я профессора озадачил?… Б…, хирурги заканчивать собираются?… Чей, говоришь, этот мужик родственник?… Да мне по…

Но резекция желудка на фоне уже стабильной гемодинамики и не сильно выраженной анемии (а что бы нет – две периферических вены плюс подключичная) через 3 часа завершилась. Скинул уже пытающегося дышать «блюющего в терновнике» (такой радиопозывной у него и был все время лежания у нас) в палату на ожившего сменщика, убедился, что ИВЛ продолжили, да и домой поехал. Как раз рабочий день вышел. А потом этот мужичок просто забылся.

Спустя полтора месяца меня выцепил с тогда еще не запрещавшегося новогоднего внутрибольничного корпоратива (на самом деле обычная коллективная пьянка, сейчас таких уже не делают, все по кабакам) оперировавший этого пациента хирург:

– П-п-пошли…

– К-куда? Мне и тут нормально.

– Н-не д-дразнись. П-п-пошли…

– Я не дразнюсь. Я в к-кондиции.

Спустились на улицу. Он открыл багажник.

– Выб-бирай…

– Это чо, собака? – Проявил любопытство я.

– Ид-диот. Баран это. Разруб-б-бленный. От б-блющего в терновнике. Выб-бирай любую п-половину.

Дома я появился около двенадцати. Пьяный в мятую сисю и с разруб-б-бленной вдоль п-половиной барана под мышкой.

Так баранина и вошла в наше новогоднее меню.

Четверть барана (со стороны задней ноги) привезли с рынка, когда я был на дежурстве.

– Порубить надо… – Сказала мне жена.

Понятно, что порубить. Праздники длинные. Тут тебе и запеченная нога, и отбивные на ребрышках, и даже такая вожделенная то ли папой Карло, то ли Буратиной «баранья похлебка с чесноком» из то ли талантливой компиляции К. Коллоди, то ли талантливой сатиры на российскую богему первой четверти ХХ века пера Красного Графа.

– Топор на даче остался… – Начал размышлять вслух я. – Давай схожу, куплю, все равно нужен, да и ножи в заточку надо отнести.

– И еще песку сахарного, чай и пакет молока… – Перечислила жена продукты, покупку которых можно мне доверить.

Отнес, купил, пошел обратно. На переходе широкой улицы с интенсивным движением толпа народа дождалась зеленого и двинулась. Тут же, с прилегающей территории попыталась проскочить, используя пешеходный зеленый и стоящий на красный основной поток какая-то серебристая «четырнадцатая» (кстати, моя дочь считает, что водители семейства «девяток-пятнадцатых», судя по внешности и поведению на дороге, какой-то специальный кастинг при покупке автомобиля проходят). Но пришлось затормозить. Нет, бабка-то с ребенком отскочили, но я стоял перед капотом и рассматривал водителя. Потом рассматривал барышню водителя. Крепкий вьюнош через приоткрытую водительскую дверь пытался объяснить мне что-то про мою сексуальную ориентацию и прочее, всякое разное.

– Молодой человек, не могли бы вы не кричать и не материться, а то дети мимо ходят?

– Чо сказал, козел…

Странно, при такой вежливости осторожным надо быть. А этот какой-то непуганый.

– Хлебало, говорю завали, мудель – простудишься. И ПДД почитай… – А чего бы и не пошалить собственно?

Рассчитано все было правильно. Униженный и оскорбленный, да еще в присутствии барышни… Он начал лихорадочно искать что-то за спинкой сиденья. Очевидно биту. Они все на сдачу с автокредита биты покупают. Бейсболисты…

Когда дверь изделия отечественного автопрома начала приоткрываться, я достал из пакета купленный хозтовар и начал внимательно изучать этикетку. «Изготовлено в России. Топор кованый». Название инсталляции я еще не выбрал, колеблясь между литературным «траченый молью Раскольников», вычурным «Виннету-сын Инчучуна с любимым томогавком» или лаконичным «Ионесян»… Кавалер барышни залез обратно в автомобиль. И пешеходный народ от меня попятился. Наверное, мужик, гуляющий с топором в пакете несколько неординарен?