Жара давит на желание что-то писать. Или не жара, поскольку в местах и пожарче бывали, а просто лень. Каковая вообще-то является двигателем прогресса – все достижения цивилизации направлены на обеспечение человеку возможности ничего не делать. И я вместо того, чтобы писать соцреалистически-описательные опусы, знакомящие читателей отчасти с беспросветно серыми профессиональными буднями, отчасти с моей литературной одаренностью, почти ничего не делаю.

Так ковыряю потихоньку перевод девятой главы из четырнадцати и двух приложений. А поскольку лето – отпуска и дежурить некому, плюс больных на операции в хирургии немного, плюс роддом на ремонте – я выторговал себе весьма льготную жизнь. Дежурство во вторник – и за это во вторник к 16.00, а в пятницу вообще не прихожу, ибо мой лозунг «Я работаю только на ставку, и попробуйте заставить больше!» остается в силе. Словом санаторий. Для душевнобольных. Но даже такой режим не позволяет полностью избежать той особой атмосферы общения смелых и профессионально компетентных единомышленников, готовых помочь и разделить ответственность, особенно присущей учреждениям бюджетной сферы – больницам, поликлиникам, детским садам, школам и т. п.

Поскольку на работу пришлось добираться через стоматолога (ибо жевать-то уже нечем, идут примерки новых бивней) на работу пришлось приехать на полчаса раньше.

– Ой, Алексей Романович приехал раньше! Вы ведь поставите подключичный катетер?

– Переодеться-то дайте… – А в голове мелькнула мысль, что если бы я приехал позже, то ничего бы не изменилось, он бы и еще пол часика полежал и неважно, сколько он тут валяется; я больничные нравы хорошо знаю.

В принципе, особо сложного-то ничего нет, кроме одной вещи – верхушка легкого слишком близко, а процедура катетеризации подключичной вены выполняется вслепую (чай не в буржуинстве живем, чтобы под контролем УЗИ это проделывать) … Словом, можно долбануть это самое легкое, что не есть хорошо. А если потом осложнение в виде пневмоторакса не увидеть, то и совсем плохо. В смысле закончится плохо. Для всех, благо прецеденты не раз случались, и отваги это почему-то не добавляет. Но каждый баран висит за свою ногу, и ставить катетер все равно кому-то придется. Я даже знал как товарища «кому-то» зовут. А клиент мне не понравился. Поэтому я поинтересовался у сопровождающих из терапии:

– А от чего лечимся?

– От пневмонии. – Бодро доложили мне.

– А где история болезни?

– Ой, забыли, сейчас принесем…

Ну, принесли. Ну, история как история. Не перечеркнута по диагонали. Но клиент мне все равно не нравился.

– Готовь защитный фартук и защитные очки. Защитные кольчужные перчатки не прошу, поскольку их все равно нет, и от случайного укола они все равно не помогут. – Это уже своей реанимационной сестре.

– Да вы же очки и фартук не одеваете никогда. – Бухтела она, не испытывая желания идти в другую комнату и доставать эти девайсы, когда без этого уже почти все подготовлено.

– Я сказал неси. Или голос повысить? – Ласково поинтересовался я. – Да, кстати, давно ждете?

– С обеда…

Ну ладно, упаковался аки мужская гениталия в средство барьерной контрацепции плюс защитные очки сверху и сделал все чисто, на вколе, провёл сначала проводник, а потом и катетер не особо уделавшись в крови и, не особо уделав окружающую среду. Но нехороший кашель, причем сразу после обезболивания места работы сильно настораживал. Вроде иголка только инъекционная, но не доверять ощущению «сразу не понравился» дороже выходит. А тут через час и терапевты нарисовались:

– Господа, а больного то от чего лечим?

– Пневмоцистная пневмония…

[Поясняю, пневмоцистная пневмония – это не просто носительство вируса иммунодефицита человека. Это одно из клинических проявлений СПИДа. Со всеми вытекающими для решившего каким-либо образом поконтактировать с его (то есть клиента) кровью.]

– А предупредить слабо было? Историю диагонально перечеркнуть? Вы не знаете, что это подстава называется? – Я продолжал также ласково задавать вопросы уже другому собеседнику.

– А мы вашего доктора предупредили, а если он вам не передал, то это ваши проблемы. – Оборонялись насмерть терапевты. А потом перешли в атаку – А там дыхание справа ослаблено!

Пришлось отвечать:

– Знаю. Сам допускал такую вероятность. Снимок мы сделать уже не можем, ибо поздно. Но можем пропунктировать (поясняю, т.е. ткнуть иголкой в плевральную полость и проверить наличие воздуха, которого в норме там быть не должно). Могу я, а могу дежурного хирурга позвать. А еще можем понаблюдать до утра, если ухудшаться не будет, утром сразу рентген. Думайте…

Решили понаблюдать. Клиент был стабилен, и, субъективно, даже стал немного лучше. С утра, после снимка я поскакал к рентгенологам. Ну да, поджато. Воздух есть. А кроме воздуха, есть еще скорость стука, которая сильно опережает скорость звука. Телефон заиграл до боли приятную мелодию – «Kaarina». Моя подружка – начмед. «Kaarina» теперь персонально на нее выставлена. У группы «экзиторий» нонеча марш Иностранного легиона играет. Медляк. Под 88 шагов в минуту. Голос был довольным:

– Вы знаете, что у больного, которому вы подключичку ставили пневмоторакс? Да я вас…

– Во-первых, знаю, раз снимок назначил и теперь его рассматриваю. Во-вторых, а что вы меня? Описанное, встречающееся и своевременно заподозренное и диагностированное осложнение, которое сейчас будем ликвидировать. Вот если бы я ему мочевой пузырь проткнул, то тогда вы меня…

Чего-то трубку бросила. Ну и хрен с ней. Привел хирургов, задренировали плевральную полость, аспирировали воздух, еще раз сняли. Расправилось.

Но подляны ходят парами. И жара держится. Бабку со срывом ритма, грозящим перейти в фибрилляцию, притащили уже на следующий день. Вместе со срывом ритма у бабки наличествовали: системная красная волчанка и практически полное отсутствие давления. То есть причина помереть была не одна. Дело, конечно, меня не касалось, мне в операционной с хирургами отсидеться, но вен не было. Не было и доктора, получающего зарплату, в том числе и за реанимацию. Она повелела искать вены на руках и ногах; а потом внезапно решила, что сейчас будет занята в гинекологии. На обезболивании плановых манипуляций. Терапевты испуганно таращились из-за угла. А бабку, которая к нашим внутренним теркам не имеет никакого отношения, вообще-то уже было пора начинать лечить внутривенными препаратами. минут уже 30 как.

[– Ладно, мой милый. Ты все крутость свою любишь демонстрировать? Значит, продемонстрируешь еще раз. Сейчас ты воткнешь подключичку. – Первый голос в голове замолк. И заговорил второй:

– Ага. Бабка упитанная. Бабку как положено не уложишь. И вероятность, что ты долбанешь легкое еще раз – ой как высока. Хочешь услышать любимую речь начмеда про короны, которые с голов падают?

– А пох… – Отозвался первый.]

– Набор подключичный открывайте! – Гавкнул я на испуганно смотрящих на меня сестер, соглашаясь с первым голосом. – Очки и фартук не надо…

Мораль: Один голос голове – это общение. В конце концов – собутыльник. Два – это уже клинические проявления, нет?

Еще одна мораль (а чего, два голоса – две морали, все по справедливости): Основная движущая сила в медицине – это не деньги. Это страх. Страх начальства, страх жалоб, страх возбуждения уголовного дела… И его становится все больше. Страх парализует и заставляет прятаться. Страх заставляет бежать от ответственности за принятие решений. На всех этапах, от санитарки до главврача. Или до министра…