Убийство князя Федора Юрьевича и его свиты подвело черту под любыми попытками договориться с монголами. Началась война. Прежде чем перейти к рассмотрению собственно боевых действий, оценим, какими силами располагали стороны.

Как уже говорилось выше, Батый привел к границам Рязанского княжества далеко не все силы, задействованные в Великом Западном походе. Небольшая часть монгольских войск осталась в Волжской Булгарии, обеспечивая окончательное покорение этой страны и отвлекая на себя внимание великого князя Владимирского. Еще одна группа, в составе примерно трех туменов, была выделена для действий в половецких степях. Таким образом, для агрессии против Руси в распоряжении Батыя оставалось 90—100 тысяч воинов.

Рязанское княжество не относилось к числу наиболее населенных русских земель. В целом численность его жителей можно оценить в 200–250 тысяч человек. Приграничное расположение княжества, воинственный нрав его князей и обитателей способствовали тому, что численность дружинного сословия здесь была несколько выше, чем по Руси в целом, на что обратил внимание еще Д. И. Иловайский. Рязанские дружинники имели опыт степной войны и прекрасно знали местность, на которой сосредотачивались монголы. Общую численность рязанских войск с учетом подошедшей подмоги из Мурома можно оценить приблизительно в 8—10 тысяч человек.

Рязанские князья попытались перехватить инициативу у монголов. Не располагая достаточным количеством войск для обороны рубежей княжества и не полагаясь на укрепления своих городов (рязанцы, скорее всего, были осведомлены об участи Биляра и других городов Волжской Булгарии), Юрий Ингваревич и его братья решили атаковать завоевателей сами.

Информация об этом сражении сохранилась всего в двух источниках — Никоновской летописи и «Повести о Николе Заразском», другие летописи о нем умалчивают, поэтому часть историков, в том числе и Д. И. Иловайский, склонна скептически относиться к возможности полевого сражения на рубежах Рязанской земли. По мнению Иловайского, князь Юрий Ингваревич, выступивший было навстречу неприятелю, оценил численность монгольской армии и, «видя невозможность бороться с татарами в открытом поле, поспешил укрыть рязанские дружины за укреплениями городов».

Однако такое поведение слабо согласуется с репутацией рязанских князей как «самой воинственной и беспокойной части Рюрикова дома». Кроме того, отступление перед лицом сильного и мобильного неприятеля для рязанских дружин, выдвинутых в район Воронежа, было бы не менее опасно, а шансы на успех этого маневра были весьма невысокими. Опытные в войнах с кочевниками рязанские князья прекрасно это понимали, а потому и приняли дерзкое и неожиданное для врага решение об атаке.

Само сражение описано в «Повести» по всем канонам эпического жанра — князья идут в бой не побеждать, а геройски погибать за Отечество и веру христианскую. Перед боем князь Юрий Ингваревич обратился к братьям и дружине со следующей речью: «О государи мои и братия! Если из рук Господних благое приняли, то и злое не потерпим ли? Лучше нам смертью славу вечную добыть, нежели во власти поганых быть. Пусть я, брат ваш, раньше вас выпью чашу смертную за святые Божии церкви, и за веру христианскую, и за отчину отца нашего великого князя Ингваря Святославича».

Произносил на самом деле рязанский князь подобные речи или нет — неизвестно. Но помимо чувства чести и желания погибнуть в бою, в решении рязанских князей можно увидеть и рациональную военную логику.

Их атака была для врага неожиданной. Зная размеры и силу дружин небольшого княжества, монголы никак не могли ожидать от него активных наступательных действий. Битва не входила в планы завоевателей, а значит, путала им карты. Выигрывалось время, которое могло быть использовано владимирским князем для перемены своего решения.

О самом ходе битвы, кроме того, что «бысть сеча зла и ужастна», нам ничего не известно. Автор «Повести» в качестве противников упоминает исключительно «полки Батыевы». С одной стороны, это название является не чем иным, как обобщением. Русским источникам, повествующим о событиях 1237–1238 годов, вообще неизвестны имена других монгольских предводителей, кроме Батыя. Но, с другой стороны, можно предположить, что отчаянная атака рязанских дружин была предпринята именно в направлении ставки верховного командующего завоевателей, чье расположение им было хорошо известно — там только что находилось русское посольство. Здесь видится не только стремление отомстить за гибель своих послов, но и хладнокровный расчет на разгром командования противника, что еще больше затруднило бы действия монголов.

Зная о внутренних противоречиях между потомками Чингисхана и о личной заинтересованности именно Бату в завоевании русских земель, можно предположить, что если бы рязанцам удался их смелый план, то история могла бы пойти по-другому.

Однако монголы были слишком опытными воинами, а их численное превосходство — слишком подавляющим, чтобы рязанским дружинам удалось задуманное. Как отметил автор повести, «противу гневу Божию кто постоит?».

В «Повести» описана гибель всех рязанских князей, принявших участие в сражении. Однако летописи упоминают об участии братьев Ингваревичей в последующих событиях. Поэтому наиболее вероятно, что в бою погиб князь Юрий Давыдович Муромский — сын героя «Повести о Петре и Февронии» и, возможно, именно здесь попал в плен Олег Ингваревич Красный. Юрию и Роману Ингваревичам удалось с остатками своих дружин вырваться из боя и отступить.

Монгольское войско двинулось следом и приступило к разорению Рязанской земли. Автор «Повести», описывая эти события, скупо цитирует летопись: «И стал воевать Рязанскую землю, веля убивать, рубить и жечь без милости. И град Пронск, и град Бел, и Ижеславец разорил до основания и всех людей побил без милосердия. И текла кровь христианская, как река сильная, грех ради наших».

В этом известии наиболее интересно упоминание Пронска среди взятых монголами городов. Дело в том, что, впервые упомянутый под 1186 годом, город представлял собой сильнейшую крепость, надежно прикрывавшую Рязань со стороны степи. Удачно расположенный на вершине высокого холма, прикрытый рекой и обладающий сильными укреплениями, Пронск с успехом противостоял не только кочевникам, но и армии владимирского князя Всеволода Большое Гнездо. Той самой, что могла Волгу веслами расплескать, а Дон — шеломами выпить. В 1207 году владимирское войско осадило Пронск в ходе очередного «принуждения к миру» рязанских князей. Город капитулировал только после того, как осажденные вычерпали до дна городские колодцы.

Конечно, армия Бату обладала куда более мощными осадными средствами, чем русские дружины, но и для нее Пронск был крепким орешком. И, несмотря на это, город был взят монголами с ходу без длительной осады. Результаты археологических раскопок говорят об ожесточенном сопротивлении защитников при штурме, но не содержат следов долгой обороны.

Слабость обороны города может быть объяснена только одним — потерями, которые понесли пронская дружина и городовая рать во время полевого сражения на берегах Воронежа. Обороной города руководил князь Олег Ингваревич, прозванный Красным. После боя раненый князь оказался в плену: «Увидел царь Батый Олега Ингваревича, столь красивого и храброго, изнемогающего от тяжких ран, и хотел уврачевать его от тех ран и к своей вере склонить. Но князь Олег Ингваревич укорил царя Батыя и назвал его безбожным и врагом христианства. Окаянный же Батый дохнул огнем от мерзкого сердца своего и тотчас повелел Олега ножами рассечь на части».

Здесь автор «Повести» допускает ошибку — князь Олег Ингваревич благополучно пережил плен и в 1252 году вернулся в Рязанское княжество и до своей смерти в 1258-м правил им. Возможно, на описание трагической кончины князя автора «Повести» подвигла судьба его сына — князя Романа Олеговича, который действительно был казнен в Орде в 1270 году ханом Менгу-Тимуром за отказ изменить православной вере.

Существует и еще одна версия судьбы Пронска в 1237 году, содержащаяся в южнорусской Ипатьевской летописи. Согласно этому источнику, город держался дольше, чем столица княжества Рязань.

При взятии последней монголы некоей хитростью заставили сдаться князя Юрия Ингваревича, после чего привели его к Пронску и опять же хитростью заставили сдаться город, обороной которого руководила супруга великого князя. Когда осажденные сложили оружие, то все были перебиты.

Однако эта версия, хотя и является наиболее близкой по времени возникновения к описываемым событиям, вступает в противоречие как с другими источниками, так и с результатами археологических раскопок. Последние обнаружили следы именно штурма города — останки жителей найдены в районе стен и жилищ, на многих скелетах сохранились следы оружия.

Кроме того, версия о позднем взятии Пронска противоречит логике движения армии захватчиков. Получается, что Бату увел главные силы на Рязань, оставив в тылу невзятый Пронск. После взятия Рязани монголы (или какая-то их часть) вернулись к Пронску, хитростью уговорили его сдаться, а потом перебили жителей и поспешили на соединение с главными силами уже в районе Коломны. Если учесть, что Рязань пала в 20-х числах декабря 1237 года, а под Коломной монголы были уже в первых числах января 1238-го, то на поход к Пронску, переговоры, обман и избиение города у них оставалось весьма мало времени. К тому же других примеров оставления в тылу невзятых городов во время похода 1237 года нет.

Поэтому можно согласиться с Д. Г. Хрусталевым в том, что сообщение Ипатьевской летописи содержит лишь некоторые отголоски реальных событий.

16 декабря 1237 года монголы подошли к Рязани. Обычно историки называют укрепления Рязани и других русских городов «мощными», сами города (особенно столицы княжеств) — «хорошо укрепленными». Но были ли они таковыми на самом деле?

Действительно, на каждого, кто видел стоящие по сию пору земляные валы таких городов, как Владимир, Переславль-Залесский, Старая Рязань, Суздаль и т. д., они производят большое впечатление. Но сила укреплений определяется не внушительностью вида, а тем, насколько они выполняют три свои главные функции:

— являются препятствием для передвижения противника;

— защищают гарнизон от обстрела;

— предоставляют гарнизону возможности для поражения противника.

Если применить эти критерии к русским крепостям домонгольской эпохи, то мы увидим, что они эффективно выполняют лишь первую функцию. С X по XIII век тип русской крепости практически не претерпел существенных изменений. Основу укреплений составлял земляной вал с деревянным каркасом, поверху которого находились деревянные стены. В малых городах ограничивались частоколом, в больших — это были срубы, заполненные землей. Если стена разрушалась (в результате боевых действий, пожара, от ветхости), ее засыпали землей, а новую строили сверху, таким образом, высота и ширина городских укреплений с течением времени возрастали, но конструктивно не менялись.

Наиболее уязвимым местом в крепости считались ворота, для организации которых приходилось оставлять разрыв в земляном валу. Их укреплению уделяли особое внимание. Как правило, здесь сооружалась мощная башня, в богатых княжеских столицах (таких, как Киев или Владимир) она была даже каменной.

Отсутствие на Руси развитых осадных технологий — инженерных методов осады, метательных машин, самострелов и т. д. — привело к тому, что укрепления русских городов не были рассчитаны на их применение. На стенах отсутствовали боевые башни, конфигурация стен не обеспечивала сосредоточенного воздействия стрелкового оружия по осаждающим, более того, круглая или овальная форма небольших крепостей являлась наименее пригодной для такой цели. Гарнизон получал весьма посредственное укрытие, а средств для поражения осаждающих не имел вовсе. Все предопределило участь русских городов, осаждаемых монгольской армией.

Завоеватели имели на вооружении китайскую осадную технику и большой опыт взятия крепостей. Действовали они методично и умело. Первоначально город окружался частоколом, чтобы затруднить вылазки осажденных, одновременно проводилась рекогносцировка и намечались места для атаки. Около этих мест собирались или строились на месте осадные машины, которые немедленно начинали обстрел укреплений. Камнеметы разрушали заборола стен, а лучники частой стрельбой сбивали лишенных прикрытия защитников. Под прикрытием этой стрельбы ров заполнялся разными материалами, с образованием пологой насыпи, ведущей прямо к разрушенному участку стены. Когда насыпь была готова, начинался штурм, который проходил одновременно с нескольких сторон, чтобы лишить осажденных возможности маневрировать силами внутри крепости.

Своеобразной визитной карточкой монголов было использование для осадных работ и штурма пленных и местных жителей, которых сгоняли при помощи специальной облавы. Путем жестокого террора завоеватели заставляли согнанное население выполнять все тяжелые и рискованные осадные работы — постройку частокола, сборку осадных машин, подготовку насыпи-примета к стенам. Потом этих же пленных, называемых персидским словом «хашар», монголы гнали в первых рядах на приступ. Вооружены они были как попало, распределены на отряды, во главе которых стояли собственно монгольские войны. Большая часть хашара погибала во время приступа, что сокращало потери собственно самих завоевателей.

Рязань осадили войска сразу семи ханов. Персидский историк Рашид ад-Дин называет их поименно — Бату, Орда, Гуюк-хан, Менгу-каан, Кулкан, Кадан и Бури. Таким образом, под стенами города собрались главные силы монголов общей численностью около 70 тысяч воинов. Население Рязани, как уже упоминалось выше, насчитывало примерно 8000 жителей; с учетом сбежавшихся под защиту городских стен жителей окрестностей, общее количество осажденных едва ли достигало 10 тысяч, из которых не более 4000 могли взять в руки оружие.

Автор «Повести» описал отчаянную битву за город: «И осадил град, и бились пять дней неотступно, Батыево войско переменялось, а горожане бессменно бились. И многих горожан убили, а иных ранили, а иные от великих трудов и ран изнемогли. А в шестой день спозаранку пошли поганые на город — одни с огнями, другие со стенобитными орудиями, а третьи с бесчисленными лестницами — и взяли град Рязань месяца декабря в 21 день. И пришли в церковь соборную Пресвятой Богородицы, и великую княгиню Агриппину, мать великого князя, со снохами и прочими княгинями посекли мечами, а епископа и священников огню предали — во святой церкви пожгли, а иные многие от оружия пали. И во граде многих людей, и жен, и детей мечами посекли, а других в реке потопили, а священников и иноков без остатка посекли, и весь град пожгли, и всю красоту прославленную, и богатство рязанское, и сродников рязанских князей — князей киевских и черниговских — захватили. А храмы Божии разорили и во святых алтарях много крови пролили. И не осталось во граде ни одного живого: все равно умерли и единую чашу смертную испили».

Схожую картину рисует летописец: «…и князя их Юрия убили, и княгиню его, а тех, кого схватили: мужей, и жён, и детей, и чернецов, и черниц, и священников — одних мечами рассекали, а других стрелами расстреливали и в огонь бросали; иных схваченных связывали. И поругание [сотворили] черницам, и попадьям, и добрым жёнам, и девицам пред матерями и сёстрами… Много же святых церквей огню предали, а монастыри же и сёла сожгли».

Согласно большинству источников, при обороне Рязани погиб князь Юрий Ингваревич, первый русский князь, вступивший в бой с завоевателями.

Археологические раскопки подтверждают картину полного уничтожения города. Сухие строчки отчета о раскопках братских могил жертв 1237 года невозможно читать равнодушно: «Пленникам рубили головы (обилие отдельных черепов в раскопе № 21, их скопления у Спасского собора, в саркофагах и гробах Борисоглебского), отрубали кисти рук. Открыто захоронение мужчины с маленьким ребенком на груди: голова ребенка лежала на правой руке мужчины, а левой он прижимал его к себе. В некоторых случаях возможны захоронения расчлененных на части тел. Обнаружено погребение беременной женщины: в области тазовых костей мелкие обломки черепа младенца, кусочки ребер и другие косточки…»

Часть населения была угнана в рабство. На месте, где еще недавно стоял цветущий город, остались лишь обгорелые руины и непогребенные тела.

Армия Бату быстро двинулась дальше вдоль русла замерзшей Оки в сторону Коломны. Там собирал свои силы последний рязанский князь Роман Ингваревич. И в это время, согласно сведениям «Повести о Николе Заразском», на развалинах Рязани появляется герой нашей книги — Евпатий Коловрат.