У каждого, кто неравнодушно относится к истории Древней Руси, по прочтении залитых кровью и ужасом страниц Батыева нашествия не может не возникнуть вопрос: а был ли у Руси шанс если не избежать нашествия, то отбить его или хотя бы выйти с меньшими потерями?

Этот вопрос не относится к области компетенции исторической науки, которая изучает то, что было, а не то, что могло бы быть. Поэтому историки говорят о нем мельком или вовсе не замечают вопроса. Но ведь так интересно попытаться найти на него ответ! И, осознавая, что, пытаясь ответить, мы ступаем на хрупкий лед вечного вопроса о соотношении случайного и закономерного в истории, все-таки попробуем ответить.

Выше уже отмечалось, что нападение монголов на западные страны и в их числе на Русь произошло не в результате конфликта между соседями (в этом случае ответственность за эскалацию, как правило, несут обе стороны), а было результатом злой воли монгольской элиты, стремившейся к грабежам и расширению своих владений. Распределение ролей и сил между отдельными кланами Чингизидов и их приближенных зависело от личных качеств и случайных обстоятельств, а следовательно, могло быть иным, но главным стимулом монгольской экспансии были не личные амбиции ханов и полководцев, а объективная необходимость «занять делом» совершенную военную машину, созданную Чингисханом. Остановилась она только тогда, когда основные усилия стали затрачиваться на удержание покоренных территорий под контролем, но в 30-х годах XIII века до этого было еще очень далеко.

И если противоречия между ханами начали проявляться сразу после смерти «покорителя вселенной», то войско еще сохранялось единым. Поскольку ханы больше зависели от войска, чем войско от них, то им пришлось на время отложить споры и возглавить процесс завоеваний. Многие из них, впрочем, не имели ничего против. В этих условиях Русь почти не имела шансов избежать нападения. От агрессоров ее отделяли только хорошо знакомые монголам степи, в которых кочевали половцы, не способные оказать эффективное сопротивление даже при прямой военной поддержке.

Но если русские княжества не имели возможности избежать удара, то, может быть, был шанс его отразить? Рассмотрим вопрос с чисто военной точки зрения.

В последнее время с легкой руки Л. Н. Гумилева и его сторонников в нашей популярной литературе стал утверждаться тезис о превосходстве степной конницы, вооруженной луками и саблями, над тяжелой латной конницей европейского типа. По страницам художественных книг и публицистических статей кочует картина, на которой легкоконные степняки кружатся на проворных лошадках вокруг рыцарей, осыпая их стрелами и оставаясь неуязвимыми для копий и мечей. Выглядит и впрямь неплохо, жаль, что с действительностью ничего общего не имеет. Во-первых, лук кочевника при всех своих достоинствах не является «абсолютным оружием» и поразить из него одоспешенного всадника не так просто даже умелому лучнику. Во-вторых, кони тяжелой конницы превосходят низкорослых и неприхотливых степных лошадок. К XIII веку в Европе уже были выведены породы мощных и быстрых коней, способных с тяжеловооруженным всадником на спине мчаться быстрым аллюром, пусть и не на слишком длинные дистанции. История крестовых походов показывает, что легкая, вооруженная саблями и луками конница не способна противостоять рыцарской кавалерии, даже имея большое численное преимущество. Скачки вокруг бронированных кавалеристов с поражением последних стрельбой из лука хорошо получались только на страницах популярных книг. В реальности тяжелая конница на галопе сокращала расстояние и вступала в рукопашный бой, в котором ей противостоять было сложно. В-третьих, мотивация кочевника и русского дружинника отличались самым решительным образом. Первый шел на войну по воле хана, соблазненный возможностью грабежа и успеха. Он мог быть опытным воином, но все же война не была для него смыслом жизни. Русский дружинник был не просто профессионалом в военном деле, воинское дело было для него основой мировоззрения, в нем он видел свое предназначение. Вспомним, как описана дружина в «Слове о полку Игореве»:

Устоять против таких воинов обычные кочевники не могли. Военная реформа Чингисхана превратила кочевников в хорошо управляемое, близкое к регулярному войско. Главными преимуществами монголов стали высокое качество управления на всех уровнях, дисциплина, умелое стратегическое планирование. Благодаря последнему монголы сосредотачивали на поле боя армии, многократно превосходящие противника по численности, а дисциплина и хорошее командование компенсировали недостатки вооружения и подготовки воинов.

Если рассмотреть соотношение сил, то на первый взгляд все обстояло не так уж и плохо. Монголы выделили для завоевания Руси и других западных стран около 120–140 тысяч воинов. Русские северо-восточные княжества (Владимирское, Муромское, Рязанское) могли мобилизовать до 40 тысяч, а с учетом возможной помощи Господина Великого Новгорода и все 50 тысяч. Численное неравенство отчасти компенсировалось лучшим качеством вооружения, доспехов и боевых коней. Русская старшая дружина была вооружена не хуже европейских рыцарей и не раз с успехом воевала с ними. Наличие укрепленных городов и лучшее знание театра военных действий также усиливало позиции русских.

Слабой стороной были недостатки системы военного управления, типичные для феодального общества. В теории по призыву великого князя владимирского должны были явиться силы всех князей, находившихся от него в вассальной зависимости. Таким образом, Юрий Всеволодович мог бы собрать единое и довольно крупное войско. Однако в реальности готовность княжеств выполнять свой вассальный долг зависела от многих факторов, как объективных, так и субъективных. Как справедливо отмечают исследователи, войска разных княжеств не имели опыта совместных действий, а их полководцы — единого командования. Можно, конечно, отметить, что, будь на месте Юрия Всеволодовича более авторитетный и энергичный правитель (например, его отец Всеволод Юрьевич Большое Гнездо или брат Ярослав Всеволодович), он смог бы добиться большего, но отразить нашествие не смогли бы и они.

В реальности владимирский князь не располагал даже теми силами, на которые он мог бы теоретически рассчитывать. Продолжающаяся усобица лишила его почти половины армии.

Скажем несколько слов и о тактическом уровне. Безусловно, решающую роль в победах на реке Воронеж и под Коломной сыграло численное превосходство завоевателей. Но в сражении на реке Сити силы сторон были почти равны, и здесь решающую роль сыграло именно превосходство монголов в тактическом умении, организации разведки и управлении войсками.

Напомним обстоятельство той злосчастной битвы. После поражения под Коломной великий князь владимирский Юрий Всеволодович поручил оборону своей столицы сыновьям, а сам отправился в северо-западную часть своих владений собирать новую полевую армию. В ее состав вошли в основном городовые полки и немногочисленные княжеские дружины. Местом сосредоточения войск князь выбрал реку Сить, довольно глухое и удаленное место. Здесь был устроен большой военный лагерь, в котором собралось до 10–12 тысяч воинов.

Однако расчет великого князя на неприступность укреплений Владимира не оправдался, город был взят, а его защитники и жители погибли, в том числе и семья самого Юрия Всеволодовича. После взятия столицы монголы разделили войска на отдельные тумены и начали широкое прочесывание территории княжества, разоряя города и пытаясь напасть на след ускользнувшего противника.

Располагаясь в малонаселенной части своих земель, Юрий Всеволодович рассчитывал, что сумеет спокойно завершить сосредоточение своих сил. Больше всего он ждал подхода своего младшего брата Ярослава Всеволодовича, располагавшего довольно крупными силами.

Однако монгольская разведка сумела установить местоположение русского лагеря, и к нему двинулся ближайший из туменов под предводительством полководца Бурундая.

Русское сторожевое охранение под командованием некоего Дорожи не сумело не только вовремя обнаружить приближение врага, но и предупредить главные силы. В результате прорыв монголов к лагерю оказался внезапным. Юрий Всеволодович даже не успел выстроить свои полки, как они были втянуты в беспорядочный бой, в котором сложил голову и сам великий князь, и большинство из его воинов. Удивительно, что даже в этой ситуации некоторые княжеские дружины смогли пробиться сквозь врага и отступить к своим городам.

Стратегически замысел Сицкого лагеря был неплох. Великий князь сумел собрать значительное количество войск, которые в противном случае были бы уничтожены монголами по частям в своих городах. Неизвестность места сбора заставила завоевателей распылить свои силы. Бурундай сильно рисковал, выдвигаясь с одним туменом против численно равной ему русской рати, находившейся в укрепленном лагере, да еще в незнакомой и труднодоступной местности. Юрий Всеволодович получил хороший шанс разгромить одну из частей монгольской армии. Как бы много могла дать Руси эта победа! Но этот шанс был упущен из-за слабой в военном отношении организации русских, не сумевших как следует организовать охрану собственного лагеря. Смелость и решительность монгольского командующего обеспечили его войскам тактическую внезапность и определили исход сражения.

Ключевым событием, лишившим Русь шансов на успех, стала междоусобная война четырех сильнейших княжеств за доминирование в стране. Если бы монголы пришли в то время, когда отношения между Черниговом и Владимиром были мирными, а то и союзными, то ситуация для них была бы совсем другой. Численное превосходство завоевателей уже не носило бы столь подавляющего характера, да и вторжение с юга, через рязанские земли, превращалось в рискованную операцию — ведь по пути отряда Евпатия могла подойти не «малая дружина», а «сведомы кмети» Черниговского княжества. В таком раскладе нет ничего невозможного. Именно так русские князья отреагировали на первое появление монголов в 1223 году.

Возможно, хотя об этом нет точных сведений, руководство Монгольской империи, имевшее развитую разведывательную сеть, не случайно выбрало именно 1237 год для удара по Руси. Именно в этот момент, когда междоусобная война дошла до своего апогея, истощив силы соперников и сделав невозможным переговоры между ними, но до того, как кто-то из соперничающих князей одержал вверх и сконцентрировал в своих руках большие силы.

В этой точке исторического процесса шансов избежать агрессии или отразить ее не было.

Рассмотрим и еще одну гипотезу, объясняющую причины поражения Руси невоенными факторами. Речь идет о теории этногенеза Л. Н. Гумилева применительно к событиям ХШ века. По мнению ее автора, причиной бедственного положения Руси стала не армия Батыя, которая лишь совершила небольшой поход по Русской земле и взяла мимоходом несколько городов, а этнический возраст древнерусского народа, который автор считает предком русского, но не собственно русским.

Древнерусский народ перешел в стадию обскурации, то есть деградации, отсюда и утрата былого единства страны, и усиление княжеских раздоров, и упадок нравственности и военного дела. И армия монголов стала лишь одной и далеко не самой главной из бесчисленной «вереницы бед», обрушившихся на Русскую землю в начале XIII века. Перечень этих «бед», приведенный в особой главе книги «Древняя Русь и Великая Степь», если отвлечься от выразительного стиля автора, вызывает некоторое недоумение. Во-первых, один и тот же процесс — завоевание языческой Прибалтики немецкими рыцарями-крестоносцами — в нем упомянут дважды. Во-вторых, захват Константинополя крестоносцами в 1204 году, несомненно, оказал влияние на русскую историю, но беда все же пришла в Византию, а не на Русь. Когда Константинополь пал в 1453 году под ударами османов, это бедой для Руси почему-то не стало. В-третьих, бедой для всей русской земли назван поход Всеволода Большое Гнездо на Рязань в 1208 году. Гумилев полагает, что «это очень ослабило Рязанское княжество, что сказалось даже через 19 лет, когда к Рязани подошли татары». Однако современники, напротив, отмечали относительно гуманный характер военной демонстрации владимирского князя. Да, он сжег Рязань, но предварительно вывел из нее жителей, которые не пострадали. Результаты археологических раскопок говорят о том, что «пожар способствовал ей много к украшению», а вернее — к укреплению. Восстановленные после него защитные сооружения города были куда мощнее сгоревших. И так далее.

Переживала ли Русь в начале XIII века упадок? Ни письменные источники, ни данные археологии не дают подобной информации. Напротив, отмечается постепенный рост численности населения, которое все активнее заселяет окраины страны, появляются новые города, а старые заметно прибавляют в размерах. В городах строятся новые каменные соборы. Более того, границы Русской земли постепенно раздвигаются. Выше уже описывалась постепенная колонизация степей рязанцами, но аналогичные процессы шли и в других княжествах. Владимирцы продвинулись на восток, за Волгу, где в 1221 году был основан Новгород Низовския Земли — современный Нижний Новгород. Новгородцы продвигались все дальше и дальше на север, в сторону Северной Двины и Белого моря.

Выше уже говорилось, насколько эфемерным было единство державы первых Рюриковичей, державшееся исключительно на силе и управленческом таланте киевских князей. Но к началу XIII века единство Русской земли в широком смысле слова (то есть не только исторического ядра Киевской державы, но периферийных княжеств) появляется в произведениях русских книжников. Призыв к возрождению державы Владимира Святого и Владимира Мономаха — это не столько сожаление о прошлом, сколько программа на будущее.

И действительно, ожесточенная междоусобная война 1230–1238 годов велась не за передел границ или расширение территории ее основных участников. Она велась за контроль над общерусскими княжескими столами, то есть, по сути, за власть в единой Руси. Эта война — не последний шаг к распаду страны, а первый к ее объединению. Монгольское нашествие не ускорило, а, напротив, значительно замедлило процесс объединения русских земель в единое государственное образование.

Таким образом, теория упадка и деградации русских земель к началу XIII века не подтверждается. Поневоле создается впечатление, что вся грандиозная конструкция использования теории этногенеза на примере русской истории IX–XIII веков, конструкция противоречивая и с многочисленными натяжками, была построена Л. Н. Гумилевым с одной целью — снять с любимых им евразийских кочевников ответственность за русскую катастрофу 1237–1240 годов.

Помимо доводов, основанных на исследованиях современных историков, в нашем распоряжении есть уникальное свидетельство современника событий, неизвестного русского книжника, создавшего «Слово о погибели Земли Русской». Это произведение не дошло до нас в полном виде. Лишь первая часть его сохранилась в составе жития Александра Невского. Итак, слово современнику: «О светло светлая и украсно украшена земля Руськая! И многыми красотами удивлена еси: озеры многыми, удивлена еси реками и кладязьми месточестьными, горами крутыми, холми высокими, дубровами частыми, польми дивными, зверьми разноличьными, птицами бещислеными, городы великыми, селы дивными, винограды обителными, домы церковьными, и князьми грозными, бояры честными, вельможами многами — всего еси испольнена земля Руская, о прававерьная вера християньская!»

Это картина не упадка, а расцвета. Причем автор воспевает не сколько идеальный образ прошлого Руси, сколько настоящее, бывшее еще на его памяти и уничтоженное под ударом страшного внешнего нашествия, шансов избежать или отразить которое у страны не было.