Прежде чем перейти к описанию событий роковой зимы 1237 года, попробуем ответить на простой вопрос — в чем причина монгольской агрессии против Руси? Очевидно, что русские князья если и имели информацию о монголах, то никаких действий против них не предпринимали. Ответственность за войну лежит исключительно на потомках Чингисхана, приведших своих воинов к русским границам. Что вело монгольские войска на запад и почему Русь оказалась под ударом?
Первая известная историкам попытка осмыслить причины нашествия иноплеменников на Русь была предпринята в 70-х годах XIII века владимирским епископом Серапионом.
В нескольких проповедях, получивших в литературе название «поучений» или «слов» Серапиона Владимирского, владыка описал современную ему ситуацию на Руси и большое внимание уделил положению страны под игом чужеземцев: «Страшно есть, чада, власти вҍ гнҌвъ божии. Чему не видҌмъ, что приди на ны, в семҍ житии еще сущимҍ? Чего не приведохомҍ на ся? Какия казни от бога не вҍсприяхомҍ? Не плҌнена ли быстъ земля наша? Не взяти ли быша гради наши? Не вскорҌ ли падоша отци и братья наша трупиемҍ на земли? Не ведены ли быша жены и чада наша вҍ плҌнъ? Не порабощени быхомҍ оставшеи горкою си работою от иноплеменник? Се уже к 40 лҌт приближаешь томление и мука, и дане тяжькыя на ны не престануть, глади, морове животҍ нашихҍ, и в сласть хлҌба своего изҍҌсти неможемҍ, и вҍздыхание наше и печаль сушать кости наша. Кто же ны сего доведе? Наше безаконье и наши грҌси, наше неслушанье, наше непокаянье» [67]Цит. по: Литература Древней Руси. Хрестоматия / Под ред. Д. С. Лихачева. М.: Высшая школа, 1990. С. 193.
.
Монгольское нашествие здесь воспринимается как проявление Божьего гнева, Кары Господней, обрушившейся на Русь «по грехам нашим». В этом типичном для средневекового мышления объяснении содержался и важный позитивный посыл — гнев Божий не длится вечно. Господь хочет покаяния, а не гибели. Через покаяние, через укрепление христианской веры лежит путь и к освобождению Отечества.
«Пламенные словеса» владыки Серапиона не пропали даром. Пройдет всего столетие, и другой выходец из Печерского монастыря святой Дионисий Суздальский призовет Русь уже и к вооруженному отпору Орде, а его современник преподобный Сергий Радонежский благословит русские полки на Куликовскую битву.
От святителя Серапиона в истории русской мысли начинается традиция осмысления причин монгольского нашествия с точки зрения исключительно Руси. Фактически историки отвечали не на вопрос «Почему монголы пришли на Русь?», а «Почему Русь не смогла отразить это нашествие?».
Первым из историков, кто попытался взглянуть на проблему с другой стороны, был Николай Михайлович Карамзин. Хотя он также считал нашествие и его итоги «ужасным испытанием, которому Провидению было угодно подвергнуть Россию», но эту версию он дополнил и описанием ситуации с монгольской стороны: «Чингисхан, совершенно покорив Тангут, возвратился в отчизну и скончал жизнь — славную для истории, ужасную и ненавистную для человечества — в 1227 году, объявив наследником своим Октая, или Угадая, старшего сына, и предписав ему давать мир одним побежденным народам: важное правило, коему следовали Римляне, желая повелевать вселенною! Довершив завоевание северных областей Китайских и разрушив Империю Ниучей, Октай жил в глубине Татарии в великолепном дворце, украшенном Китайскими художниками; но, пылая славолюбием и ревностию исполнить волю отца — коего прах, недалеко от сего места, лежал под сению высочайшего дерева, — новый Хан дал 300 000 воинов Батыю, своему племяннику, и велел ему покорить северные моря Каспийского с дальнейшими странами. Сие предприятие решило судьбу нашего отечества».
То есть в основе монгольского нашествия лежало стремление великих ханов к всемирному господству.
Историки XIX века приняли этот тезис как данность, дополнив его представлениями о природной агрессивности кочевников, которые не могут не атаковать оседлые народы, если располагают к тому возможностями. Монгольское нашествие стало восприниматься как часть многовековой борьбы Руси и степи. Очередной волной варваров, которой предшествовали нашествия авар, торков, печенегов и половцев и которую, после падения ига, сменила война с казанскими и крымскими татарами. Последняя тема была изучена в русской историографии, и поэтому многие особенности русско-крымских войн были по аналогии перенесены на более ранние эпохи, что привело к определенным искажениям в описании событий XII–XIII веков.
Советские авторы, говоря о причинах монгольского нашествия, неизменно указывали на алчные устремления монгольских феодалов, которые шли во вред не только завоеванным, но и самому монгольскому народу: «С началом грабительских походов, в которых феодалы искали средства пополнить свои доходы и владения, наступил новый период в истории монгольского народа, гибельный не только для завоеванных народов соседних стран, но и для самого монгольского народа».
Почему вдруг монгольские феодалы решили захватить полмира — этого не уточнялось. Предполагалось, что все феодалы по своей классовой природе агрессивны, а историческая случайность дала им в руки инструмент для завоеваний: «Сила монгольского государства заключалась в том, что оно возникло в местном феодальном обществе на ранних стадиях его развития, когда класс феодалов еще единодушно поддерживал завоевательные устремления великих ханов. В своем наступлении на Среднюю Азию, Кавказ и Восточную Европу монгольские захватчики встретили уже феодальнораздробленные государства, расколотые на множество владений. Междоусобная вражда правителей лишила народы возможности оказать вторжению кочевников организованный отпор».
Приведенные выше отрывки показывают, насколько советская историческая наука была пропитана идеологией, которая заставляла ученых подменять реальный анализ ситуации марксистскими штампами.
Наиболее подробно вопрос о мотивации монгольских завоеваний рассмотрели представители евразийства. Они обратили внимание на то, что первые военные походы новообразованной державы Чингисхана не являются, строго говоря, завоевательными. Это войны против соседей, которые были отнюдь не рады появлению государства у не имевших его до того, а посему беззащитных монгольских племен. Цель этих войн была проста и логична — обеспечить безопасность новой страны от внешней угрозы. Именно в это время военный гений Чингисхана создал одну из самых мощных военных организаций Средневековья — монгольскую армию. Но такая организация не могла уже ограничиться только защитой собственно Монголии — для этого она была избыточной, ей требовалась новая цель. Оправданием этой цели стала новая имперская идея. Г. В. Вернадский писал: «Монгольская экспансия была результатом комбинации многих разнородных факторов и мотивов, варьирующихся от жадности воинов по захвату богатых трофеев до более конструктивного торгового империализма монгольских правителей и грандиозной концепции универсальной империи. Именно имперская идея стала отличительной чертой ведущего монголов вперед духа завоевания, победившего примитивную ментальность феодализированного родового общества. Монгольские императоры вели свои войны с очевидной целью достижения всеобщего мира и международной стабильности».
Универсалистские проекты в истории не то чтобы не редкость, но встречаются. Это и Персидская империя, и походы Александра Македонского, и в какой-то степени Рим, и попытки всемирной революции Наполеона и Ленина, и «новый мировой порядок» Гитлера. Но действительно ли вождь кочевой орды из Центральной Азии может занять место в этом ряду? Не является ли тезис о «универсалистской имперской идее» лишь версией со стороны историков, желающих польстить своему кумиру?
Евразийцы ссылаются на комплекс документов, включающих в себя как законодательные акты (прежде всего Ясу Чингисхана), так и дипломатическую переписку, в которой встречается изложение взглядов правителей Монгольской империи.
По их мнению, источниками универсализма монгольской элиты были:
— верования о божественном происхождении монгольского народа;
— исторические традиции кочевых империй Евразии — от хуннов до Тюркского каганата;
— китайская политическая мысль.
Все это вместе породило подъем духа, сходный с религиозным, персонифицированным воплощением которого стал Чингисхан.
Однако от взглядов и намерений до дел — дистанция огромного порядка. Универсалистская идея способствовала организации походов, для непосредственных участников она была малозначимой, даже если допустить их осведомленность о самом существовании идеи универсальной империи.
Еще один взгляд на причины монгольской экспансии, перекликающийся с советским социально-экономическим подходом, высказал современный исследователь Р. П. Храпачевский. По его мнению, «расширение деятельности вовне — закономерный процесс для кочевников», который прошли предшествующие монголам «кочевые империи». Рост кочевого хозяйства возможен только при экстенсивном расширении ареала обитания. Если до объединения в единое государство вожди племен и племенных кланов удовлетворяли свои аппетиты за счет принуждения проигравших в междоусобных войнах, то после создания единого государства этот путь оказался закрыт. «Выходом стала внешняя экспансия в сторону ближайших соседей». Процесс пошел лавинообразно — внешняя экспансия требовала увеличения и совершенствования армии, для обеспечения содержания которой требовались все новые и новые захваты. Не «универсальная имперская идея», а тяга к грабежу и добыче были основными стимулами для завоевательных походов Чингисхана и его потомков.
Г. В. Вернадский назвал Чингисхана «гениальным дикарем», но его гениальность проявилась не в создании универсализма, а в создании мощной военной машины, одной из самых сильных в истории Средних веков. В последнее время вышло немало исследований, посвященных развитию военного дела в кочевой империи. Хотелось бы особенно отметить работы Р. П. Храпачевского «Военная держава Чингисхана» и «Армия монголов периода завоевания Древней Руси» как наиболее обстоятельные и подробные.
Не будем вдаваться в подробности проведенных преобразований, это слишком далеко увело бы нас от темы книги, а попробуем коротко выделить их наиболее важные моменты.
Чингисхан соединил многочисленность ополчения кочевых племен с заимствованными из Китая принципами дисциплины и регулярности. Слабым местом всех армий кочевников было отсутствие дисциплины, весьма условное подчинение начальству и посредственное качество командного состава, в роли которого выступали вожди племен и отдельных орд.
Монгольский правитель ввел деление войска на тактические единицы — десятки — сотни — тысячи — тумены (10 тысяч воинов). Воины в них подчинялись не традиционному родовому праву, а общемонгольскому военному закону, являвшемуся важной частью знаменитой Ясы. Закон предписывал безусловное повиновение командирам, круговую поруку за дезертирство (за бегство одного воина казнили весь десяток), вводил принципы взаимовыручки и взаимоотвественности. Наказание за нарушений норм Ясы было только одно — смерть.
Для личной охраны хана был сформирован особый отряд, численность которого составляла около 10 тысяч человек. Он играл двойную роль: с одной стороны, обеспечивал личную безопасность хана, с другой — служил источником преданных ему командных кадров.
Последним Чингисхан уделял особое внимание, лично назначая темников (командиров туменов) и тысячников. К немонгольским частям прикреплялись в качестве командиров ханские гвардейцы, что обеспечивало единство командования и тактических приемов. Этот принцип выдвинул во главу монгольской армии целую плеяду талантливых полководцев, обеспечивших победы Чингисхану и его потомкам.
Единая организация армии и выдвижение талантливых командиров позволили разработать и использовать тактические приемы, невозможные для простой армии кочевников.
Некоторые историки, описывая армию Чингисхана, часто используют современную военную терминологию — корпус, соединение, офицерство и т. д. Безусловно, такие аналогии во многом облегчают восприятие исторической информации читателем, но содержат и некоторую опасность.
При всем своем совершенстве армия Чингисхана не была регулярной в современном смысле этого слова. Очень многое в ней осталось от кочевых племен. Она носила лишь черты регулярности, но и это обеспечивало ей преимущество, порой доходящее до превосходства, над армиями других народов.
Важной особенностью постановки военного дела в монгольской империи было широкое заимствование военных технологий у других народов, в первую очередь у китайцев. Чингисхан не считал зазорным учиться военному делу у врага.
Наиболее важным заимствованием стали китайские и мусульманские осадные технологии. Если до этого времени стены крепостей надежно прикрывали оседлые народы от кочевников, то для монгольской армии неприступных крепостей практически не существовало. Для русских княжеств последнее обстоятельство стало роковым.
К моменту начала Великого Западного похода общая численность вооруженных сил монголов достигла примерно 250–260 тысяч человек, не считая ополчений зависимых племен.
Важной частью военного искусства монголов было создание мощного аппарата разведки и шпионажа. Все кампании и походы начинались только после тщательного изучения сил противника, причем не только количественных показателей, но и боевых качеств и даже особенностей национального характера. Обязательной была тщательная разведка путей сообщения — дорог, мостов, бродов, удобных мест для лагерей, дефиле.
В качестве шпионов использовались дипломаты, купцы, бродяги и т. д., были и специальные лазутчики, незаметно проникавшие в страну, намеченную к завоеванию. Тщательно допрашивались пленные.
Главным звеном этой системы был эффективный сбор и анализ информации в ханской ставке, организованный китайскими специалистами.
Впервые русские и монголы столкнулись в 1223 году во время рейда Субэдэя и Джэбэ, направленного на покорение северокавказских племен и половцев. Монгольские полководцы показали себя не только умелыми военачальниками, но и хитрыми дипломатами. Встретив упорное сопротивление аланов (предков нынешних осетин), они заключили союз с половцами и сокрушили аланов с их помощью. Потом наступила очередь самих половцев, застигнув их врасплох. Монгольская конница ураганом прошлась по степи, ворвалась в Крым и взяла Судак. Остатки половцев бежали к русским.
Южнорусские князья оценили появление нового народа в половецком поле как потенциальную угрозу для Руси. Не «союз с половцами», о котором пишет Л. Н. Гумилев, а угроза собственным рубежам побудила к действию. Монголы прислали послов, предложив совместную акцию против половцев, заверив киевского князя Мстислава Романовича в отсутствии у них намерений воевать с русскими.
(«А мы Вашей земли не заяхом, ни город ваших, ни сел ваших, ни на вас приходом»). Скорее всего, эти заверения были искренними — сил для войны с Русью у Субэдэя и Джэбэ попросту не было. Но русские князья отказались от «окончательного решения половецкого вопроса», будучи прекрасно осведомлены, чего стоят монгольские предложения о союзе. В послах совершенно справедливо были заподозрены разведчики, а потому они все были перебиты.
Три русских князя — Мстислав Романович Киевский, Мстислав Святославич Черниговский и Мстислав Мстиславович Удатный Галицкий — собрали значительное войско, присоединили к себе отряды половцев и двинулись в степь. Юрий Всеволодович Владимирский не принимал участия в походе, но одобрил его. Вроде бы он послал отряд во главе со своим племянником Василько Константиновичем, но тот не успел к моменту сбора.
Дальнейшее хорошо известно — русско-половецкое войско, имея значительное численное превосходство (от двухкратного до четырехкратного, по оценкам разных специалистов) было наголову разбито. Погибло до 90 % воинов и многие князья, в том числе Мстислав Романович Киевский и Мстислав Святославич Черниговский. Монголы преследовали русских вплоть до границ, разгромили несколько приграничных городков и отступили в степь.
Несмотря на неудачу, поход 1223 года показывает, что мнение о Руси, погрязшей в усобицах и не способной к адекватной реакции на внешние угрозы, является неверным. Внутренние противоречия не помешали князьям объединиться и сделать попытку защитить не только границы своих владений, но и сферу влияния. Попытка оказалась неудачной, но по одной битве выводы делать нельзя — слишком велико значение случайных факторов.
Однако никаких выводов на будущее из битвы на Калке русские не сделали. Монголы ушли обратно, к облегчению князей, которое зафиксировали летописцы. Увы, длилось оно недолго.
Во многих исторических исследованиях можно встретить утверждение, что после битвы на Калке на Руси ничего не слышали о монголах вплоть до 1237 года. Это несколько неверно. Русские летописи фиксируют появление монгольских армий на границах Булгарского царства в 1229 и 1232 годах. Но русские князья в это время куда в большей степени были заняты внутренними междоусобиями — началась схватка четырех княжеств за доминирование на Руси, о которой уже говорилось выше.
В 1235 году сын Чингисхана великий каган монгольский Угэдэй собрал совет Чингизидов (потомков Чингисхана) — курултай, на котором было принято решение о начале Великого похода на запад, похода, ставшего для Руси роковым.
Что подвигло монголов на очередной завоевательный поход и какими были его цели? В отечественной историографии есть несколько точек зрения на этот вопрос.
При чтении работ советских историков поневоле складывается впечатление, что Чингисхан целенаправленно покорял народы, которые через много веков войдут в состав СССР, а к покорению Руси готовился чуть ли не с момента рождения. Даже поход монголов на Кавказ рассматривался в рамках подготовки похода на Русь и Европу.
Радикально противоположной точки зрения придерживался Л. Н. Гумилев. По его мнению, большинство завоеваний монголов на западе были следствием их войны с половцами, начавшейся с того, что половцы в 1216 году приютили у себя остатки разбитого племени меркитов. Именно стремлением выйти в тыл половцам был вызван поход Субэдэя и Джэбэ в 1223 году, позволивший нанести им серьезное поражение, но не уничтоживший окончательно. Именно для «окончательного решения половецкого вопроса» и был задуман Великий Западный поход. Избегая лобового столкновения с половцами, войска, ведомые внуком Чингисхана Бату, должны были обойти их с севера через земли волжских булгар и русских. С точки зрения автора теории, эти народы не должны были оказывать сопротивление проходу монгольских туменов через свои земли. Батый «не ожидал активного сопротивления» от русских князей, «но, встретив таковое, сломил его и проложил дорогу своему войску». Таким образом, согласно Л. Н. Гумилеву, в нашествии и разорении русских земель виноваты русские же князья, которые «не удосужились узнать, с кем имеют дело», и оказались «недалекими политиками и слабыми полководцами». Фактическое обоснование этой теории только одно — в монгольской летописи «Сокровенное сказание» Великий Западный поход назван «Кипчакским походом», а кипчаками монголы называли половцев.
Однако название похода, да еще данное ему потом, при описании, отнюдь не всегда отражает его цель, тем более если целей несколько. А все остальные известные из русских и иноземных источников факты этой гипотезе противоречат.
Что же было на самом деле? Зачем столь крупные военные силы Монгольской империи отправились на запад в 1236 году? Согласно персидскому историку Джувейни, на курултае 1235 года «состоялось решение завладеть странами Булгара, асов и Руси, которые находились по соседству становища Бату, не были еще окончательно покорены и гордились своей многочисленностью». Таким образом, Русь с самого начала стояла в числе приоритетных целей похода. А как же быть с мнением Л. Н. Гумилева, что «поросшие густым лесом русские земли монголам не нужны»? Для чего монголам Русь?
Цели похода должны были решить сразу несколько проблем Монгольской империи:
— во-первых, действительно было необходимо разгромить половцев;
— во-вторых, завоевать новые страны, предназначенные для владений потомков старшего сына Чингисхана — Джучи.
Создатель Монгольской державы еще при жизни начал наделять своих потомков землями из числа завоеванных. «Улус Джучи превосходил размерами прочие улусы Монгольской империи. Чингисхан включил в него земли завоёванного им Хорезма, верховьев Сырдарьи, части Семиречья и Прииртышья, восточные области Дешт-и-Кипчак — великой Половецкой степи, — доходившие до Волги (Итиля), а также все те территории к западу от Волги, которые ещё не были завоёваны монголами. А потому улус не имел границ на западе». Однако сыновей у Джучи было много, и земель для всех не хватало. Была и еще одна причина, по которой потомки старшего сына основателя Монгольской державы стремились к новым завоеваниям.
Дело в происхождении самого Джучи. Он родился у старшей жены Чингисхана Борте после того, как она была похищена племенем меркитов и отбита мужем обратно. Поговаривали, что отец Джучи — не Чингисхан, а некий меркит Чильгир. Сам «покоритель вселенной» никогда не упрекал свою жену и всегда признавал Джучи сыном, но другие его сыновья думали совсем по-другому. По завещанию Чингисхана его трон и верховная власть достались третьему сыну — Удэгэю, который был в ссоре с Джучидами. Противоречия и интриги между потомками «покорителя Вселенной» существовали всегда, но в первой половине XIII века еще сохранялось чувство единства, и приемлемый для обеих сторон выход был найден — общемонгольский поход должен был покорить новые земли для Бату и его родичей и обеспечить их достаточными владениями, которые располагались достаточно далеко от ставки великого кагана.
Во владения нового улуса должны были войти не только степи. Действительно, во время первых завоеваний монголы еще не отказались от типичных для кочевников представлений. Один из нойонов (вельмож) Чингисхана, Беде, говорил о китайских землях: «Хотя завоеваны ханьцы, но нет никакой пользы. Лучше уничтожить их всех. Пусть земли обильно зарастут травами и деревьями и превратятся в пастбища». Но к 30-м годам XIII века монгольская аристократия хорошо понимала пользу от грабежа и эксплуатации оседлых народов. Доходы от таких владений значительно превышали таковые от степных земель. Поэтому в новый улус должны были войти земли волжских булгар, русских, а если повезет — то и европейские.
Образ мыслей монгольской верхушки в принципе не предусматривал возможности мирного сосуществования с другими державами, тем более с теми, кого монголы превосходили в военном отношении. Они рассматривались исключительно как объекты будущих завоеваний. Русь попала под удар не по причине «недалекой» политики своих князей, а потому, что далеко на востоке решили превратить ее земли в свои владения, а ее людей — в рабов.