Гибель
С 21 по 23 марта 1941 г. в южных водах Исландии “Худ”, линкоры “Куин Элизабет” и “Нельсон” осуществляли поиск германских линкоров “Шарпхорст” и “Гнейзеиау”, вышедших из своих баз с целью прорыва в Атлантику. Поиск окончился безрезультатно, так как германские линкоры к тому времени уже прибыли в Брест. 23 марта "Худ” вернулся в устье реки Клайд, а 25 марта провели ходовые испытания.
31 марта “Худ” совместно с крейсерами “Фиджи” и “Найджирия” патрулировал на транспортных коммуникациях союзников. С апреля по май крейсер базировался в Хваль-фиорде (Исландия).Согласно донесениям разведки о выходе в море германского линкора “Бисмарк”, 19 апреля “Худ” направили для патрулирования в Датский пролив, по вскоре выяснилось, что информация была ошибочной, и крейсер вернули в базу. Однако стало известно, что “Бисмарк” и тяжёлый крейсер “Принц Ойгеи” полностью подготовлены к боевым действиям. Англичане увеличили свои силы в районе северных проливов, а 1 мая “Худ” и четыре эсминца снова направили в Хваль-фиорд для прикрытия конвоев, следовавших южнее этого острова.
Последний поход “Худа” начался в четверг, в 00 ч 50 мин 22 мая 1941 г., когда он, величественный, гордый и элегантный, вместе с линкором “Принс-оф-Уэльс” и эсминцами “Антилопа”, “Энтони”, “Ачатос”, “Эхо”, “Электра” и “Икарус” вышли через пролив Хокса-Гейт из Скапа-Флоу, направляясь в район Хваль-фьорда для патрулирования Датского пролива. Никому из оставшихся на берегу не суждено было увидеть этот корабль снова. Соединение шло со скоростью 26 уз. Командир соединения вице-адмирал Ланселот Холланд держал свой флаг на “Худе”. Задачей соединения было, после пополнения запасов топлива в Исландии, патрулирование на позиции к юго-востоку от побережья острова, равноудаленной от обоих выходов в Атлантический океан с целью предотвращения прорыва линкора “Бисмарк” и тяжёлого крейсера “Прииц Ойген” на транспортные коммуникации союзников в Атлантике, который немцы пытались осуществить в рамках проведения ими запланированной операции “Рейнубюнг” (“Рейнские учения”).
Со своей стороны, 22 мая командующий германским соединением рейдеров адмирал Г. Лютьенс перед прорывом через Датский пролив из-за экономии времени и тяжёлых метеоусловий отказался от дозаправки в море топливом с танкера снабжения, надеясь сделать это после прохождения Датского пролива, что вынудило немцев экономить топливо, ограничиваясь 24-узловой скоростью хода. Удерживая в течение длительного времени такой ход, немецкие корабли дали вице-адмиралу Холланду возможность пересечь им курс. Около полуночи 23 мая германские корабли находились в 200 милях к северу от Исландии. К утру они достигли границы паковых льдов и начали спускаться вдоль неё на юг.
Из всех соединений британских кораблей ближе всех к немцам находилось соединение вице-адмирала Холланда в составе “Худа”, “Принс-оф-Уэльса” и всего четырех эсминцев, поскольку во время перехода в 14 ч 00 мин 23 мая 1941 г. от соединения отделились эсминцы “Энтони” и “Антилопа”, направленные в Исландию для пополнения запасов топлива. Покинув Скапа-Флоу, оба больших корабля провели сверку дальномеров и компасов и одновременно учения по совместному маневрированию. Атмосфера в экипажах была напряжённой. В течение двух дней о немцах не поступало никаких сведений, и практически каждый отдавал себе отчет, что прорыв немецких кораблей в Атлантику принесёт массу забот Кролевским ВМС. С другой стороны, иикто не знал, что принесет встреча с таким сильным линкором, как “Бисмарк”, тем более, что ни тот, ни другой из кораблей англичан ещё не сражались с равными себе противниками.
В 19ч 22мин 23 мая 1941 г. патрулирующий в Датском проливе английский крейсер “Саффолк” (кэптеп Эллис) внезапно обнаружил германские корабли и, используя радиолокатор, начал следовать за ними, периодически донося их место, курс и скорость хода. В 20 ч 02 мин с крейсера передали в донесении, что "Бисмарк” и “Прииц Ойген” движутся курсом 240° почти прямо на север и находятся на расстоянии 302 мили (560 км) от соединения адмирала Холланда. В 20 ч 40 мин донесение о контакте с немцами прислал и соседний с “Саффолком” крейсер “Норфолк”. Теперь оба крейсера, непрерывно ведя радиолокационное наблюдение, неотступно следовали за противником: “Саффолк” – по правому борту, где видимость была отличной, “Норфолк” – по левому, то и дело исчезая в длинных полосах тумана. Большую часть времени с “Бисмарка” был виден “Саффолк”, а время от времени можно было видеть и оба крейсера.
Под вечер 23 мая, после получения радиостанцией “Худа” очередного донесение с “Саффолка”, адмирал Холланд немедленно созвал совещание штаба. Проанализировав по донесению крейсеров местоположение германских кораблей и наметив курс перехвата, в 20 ч 45 мин он приказал соединению лечь на курс 295° и увеличить скорость хода с 26 до 27 уз. В 20 ч 54 мин “Худ” и “Принс-оф-Уэльс” достигли указанной скорости, что было пределом для совместного плавания в штормовом море. Особенно тяжело доставалось сопровождавшим соединение эсминцам. Вследствие значительного волнеения нa море им трудно было поддерживать заданную скорость хода. Эсминцы и так вынуждены были идти на максимально возможной при бушевавшем море скорости, однако не смогли “идти в йогу” с продирающимися сквозь волны стальными гигантами, отставая всё сильнее и сильнее. В 21 ч 05 мин Холланд приказал просигналить эсминцам: “Если вы не способны поддерживать заданную скорость хода, я сделаю это без вас. Вы должны следовать за мной на пределах своих возможностей”. Выбиваясь из сил, эсминцы старались не отставать.
Около 22 ч 00 мин на “Худе” и “Принс-оф-Уэльсе” началась подготовка к бою. Прислуге орудийных башен выдали белые огнестойкие рукавицы и шлем-маски, закрывающие голову и плечи. Согласно уходящему в эпоху парусного флота обычаю, свободные от вахты матросы начали переодеваться в чистое белье. Большинство кают- компаний и кинозал переоборудовали в лазареты и операционные, где санитары стерилизовали инструменты и дозировали морфий. Задраили все водонепроницаемые двери, люки и горловины, опробовали системы подачи боеприпасов, привели в боевую готовность орудия, проверили средства внутрикорабельной связи. Динамики на всех кораблях сообщили экипажам, что встреча с противником – вопрос нескольких часов.
“Худ” готовился к тому, ради чего и был построен. Именно сейчас должно наступить его настоящее боевое крещение, поскольку ни в межвоенный период, ни в течение двух лет войны он не встречал на своем пути линкора, с которым должен был вступить в бой. Накопившийся прежде боевой опыт ограничивался бесконечными патрулированиями, отражениями налетов авиации, либо, как это было в Мерс-Эль-Керибе, ведением огня по стоящим неподвижно или медленно передвигающимся в акватории гавани кораблям. На сей раз где-то за горизонтом шёл большой и современный германский линкор, а задачей “Худа” было воспрепятствовать его дальнейшему плаванию.
Незадолго до полуночи из продолжавших поступать потоком донесений следивших за “Бисмарком” и “Принцем Ойгеном” крейсеров вице-адмирал Холланд сделал вывод, что германские корабли находятся на расстоянии всего лишь 100 миль. Если продолжать придерживаться существующих курса и скорости хода, предполагал британский адмирал, его соединение сможет пересечь курс немцам примерно в 2 ч 30 мин в 60 милях впереди, надежно заблокировав им путь в Атлантику. Солнце заходило в 1 ч 51 мин, поэтому бой пришлось бы вести уже после наступления темноты. Этого адмирал хотел избежать, а поскольку радар в то время был устройством, далеким от совершенства, сражение с применением осветительных снарядов привело бы к ошибкам и неразберихе, в ходе которого немцам удалось бы легко уйти. После совещания со своими офицерами Холланд решил незначительно изменить курс правее, что привело бы к месту предполагаемого рандеву в 2 ч 00 мин. Дополнительным преимуществом была бы отличная видимость германских кораблей на фоне заката, тогда как британские корабли были бы скрыты надвигающейся темнотой, оставаясь в темной части горизонта на той дистанции, с которой орудия “Бисмарка” могли бы нанести “Худу” серьёзные повреждения. Кроме того, немцы совершенно не ожидали нападения именно с этого направления, и фактор внезапности мог стать ещё одним преимуществом.
Соответственно этому плану в 00 ч 12 мин Холланд приказал просигналить на “Принс-оф-Уэльс” изменение курса на 45° вправо и уменьшение скорости хода до 25 уз. Спустя пять минут, после получения очередного донесения с “Саффолка” от его командира кэптена Эллиса, посланного в 00 ч 09 мин и говорящего о том, что “Бисмарк” закрыт снеговым зарядом и что “Саффолк” снова ложится с юго-западного курса на южный, Холланд изменил курс своих кораблей ещё на 15° правее, предполагая, что “Бисмарк” тоже повернет на юг. С этого момента корабли соединений обоих противников сближались на встречных курсах. На “Худе” и “Принс-оф- Уэльсе” вверх поползли боевые флаги, поднимавшиеся только тогда, когда Королевский флот шёл в бой.
Согласно записи в бортовом журнале линкора “Принс-оф-Уэльс” в субботу 24 мая: “Погода в 00 ч 01 мин: северный ветер силой 4-5 баллов; видимость умеренная; море и волнение 3-4 балла. От крейсеров получено донесение, что противник на расстоянии 120 миль (223 км) от британского соединения, приблизительный курс противника 200°. В 00 ч 08 мин скорость хода соединения уменьшена до 25 уз., в 00 ч 12 мин курс изменен до 340° и в 00 ч 17 мин до 360°. В 00 ч 15 мин корабль приведён в готовность №1, экипаж занял боевые посты, проведены последние приготовления к бою и поднят боевой флаг. Ожидается, что первый контакт с неприятелем состоится вскоре после 1 ч 40 мин. Из-за низкой видимости и снежного заряда крейсера потеряли контакт с немецкими кораблями”.
В 00 ч 31 мин командир соединения вице-адмирал Холланд приказал просигналить на “Принс-оф-Уэльс”: “Если неприятель не в поле зрения, в 2 ч 10 мин я намерен изменить курс до 180° и буду придерживаться его до тех пор, пока крейсера не обнаружат противника”. В 01 ч 47 мин последовал приказ относительно плана боя: “Оба линейных корабля наносят удар по линкору “Бисмарк”; “Норфолк” и “Саффолк” атакуют тяжёлый крейсер “Принц Ойген”. Правда, о своём плане боя Холланд не уведомил находящегося на “Норфолке” командира отряда крейсеров контр-адмирала Фредерика Уэйк-Уокера, видимо, опасаясь, нарушив радиомолчание, выдать противнику своё присутствие.
Однако, реализацию плана пришлось отложить на несколько часов. Видимость быстро ухудшалась, особенно в течение следующего получаса. Неожиданный снежный заряд, совпавший с увеличением германскими кораблями скорости хода, привел к потере британскими крейсерами радиолокационного контакта с ними. Получив об этом донесение, Холланд решил, что, если немцы не будут найдены до 2 ч 10 мин, его соединение повернет прямо на юг и пойдет к берегам Гренландии.
В намеченное время германские корабли отыскать не удалось. В 2 ч 03 мин адмирал Холланд с неохотой развернул “Худ” и “Принс-оф-Уэльс” на курс 200°, то- есть на юго-запад – именно на тот курс, которым шёл “Бисмарк”, когда крейсера потеряли с ним контакт, и, намереваясь расширить район поиска, отправил четыре эсминца эскорта в прежнем северном направлении. И в самом деле, интуиция не подвела адмирала Холланда: Лютьенс несколько отклонился к западу, и его соединение в определенный момент оказалось всего на расстоянии 10 миль от британских эсминцев, оставаясь в темноте незамеченным. На британских кораблях готовность №1 отменили и команде разрешили отдыхать. Скорость хода увеличили с 26 в 2 ч 14 мин до 27 уз. в 2 ч 22 мин. В этот момень видимость составляла всего 5 миль.
Линейный крейсер “Худ ”. 1941 г. (Наружный вид и вид сверху)
В 2 ч 47 мин “Саффолк”, идущий на юг со скоростью хода 30 уз., снова обнаружил германские корабли на расстоянии от себя около 15 миль и сообщил их курс и скорость. Из его донесения следовало, что корабли неприятеля находятся в каких-то 35 милях северо-западнее британского соединения. В момент восстановления радиолокационного контакта оба соединения шли слегка расходящимися курсами (Холланд – 200°, Лютьенс – 220°), постоянно увеличивая расстояние друг от друга, причём германские корабли шли с некоторым упреждением.
Теперь Холланду стало ясно, что немецкие корабли не меняли курса. С этого момента британский командующий непрерывно получал информацию о действиях противника. Одновременно на “Принс-оф-Уэльсе” уточнили место крейсеров Уэйк-Уокера путем пеленгования работы их радиоустановок. С “Принс-оф-Уэльса” по ультракоротковолновой связи эти сведения передавали на “Худ”, который теперь получил возможность точно определить место, курс и скорость хода кораблей противника и всех своих сил.
Бой становился неизбежным, хотя потеря контакта “Саффолком” и изменение “Бисмарком” курса в западном направлении лишали англичан планируемых преимуществ. Противник оказался далеко впереди, и о быстром броске навстречу ему из затемненной части горизонта приходилось забыть. Обстановка ещё более ухудшилась, когда в 3 ч 20 мин “Саффолк” доложил, что противник взял ещё западнее, так что два соединения фактически оказались на параллельных курсах. Англичане изменили курс с 220° в 3 ч 21 мин до 240° в 3 ч 42 мин. В 3 ч 53 мин Холланд приказал увеличить скорость хода до 28 уз. Преследование продолжалось.
Прошло ещё четверть часа. Сообщения с “Норфолка” и “Саффолка” показывали, что расстояние между противниками постепенно уменьшалось. В 4 ч 00 мин “Бисмарк” и “Принц Ойген” находились уже всего в 20 милях к северо-западу от английских крейсеров, а через час – в 15 милях. Сближение продолжалось, однако, очень медленно, и за прошедший час дистанция уменьшилась всего на 3-4 мили. Начиная с 2 ч 00 мин видимость стала улучшаться и в 4 ч 30 мин составляла около 12 миль.
В 5 ч 10 мин по приказанию Холланда на “Худе” и “Принс-оф-Уэльсе” снова пробили боевую тревогу. По громкоговорящей связи оповестили, что бой начнется в течение четверти часа, после чего корабельные священники прочли краткую молитву. Впереди полным ходом шёл “Худ” – его винты яростно вспенивали воду, создавая за кормой мощную струю кильватерного следа. На его мачтах полоскались по ветру огромные боевые флаги Британии. “Принс-оф-Уэльс” занял место уступом в 740 м (4 каб) позади флагмана на курсовом угле 135° по правому борту.
Наконец горизонт стал более отчетливым, и на фоне неба начали прорисовываться мачты, а затем и верхние части надстроек сначала одного, а затем другого крупного корабля. В 5 ч 35 мин на курсовом угле 335° и дистанции 38000 м (205 каб.) англичане обнаружили идущие курсом 240° “Бисмарк” и “Принц Ойген”. В 5 ч 37 мин британские корабли изменили курс на 40° вправо и в 5 ч 49 мин ещё на 20°, придя на курс 300° и имея немецкие корабли в правой передней четверти. “Принс-оф-Уэльс” занял место в 900 м (около 5 каб.) от флагманского корабля на курсовом угле 135°, находясь, таким образом, по правому борту. Находиться на такой большой дистанции длительное время британским кораблям было нельзя, поскольку они были уязвимы от падающих под большим углом снарядов. Особенно это было опасно для тонких палуб “Худа”. Необходимо было как можно скорее сблизиться на дистанцию более настильного огня.
Холланд хорошо знал, что на дистанции 12000 м (65 каб.) крупнокалиберные снаряды не причинят “Принс- оф-Уэльсу” серьёзных повреждений и что при дальности стрельбы, близкой к 11000 м (59 каб.), “Худ” наименее уязвим. Развернувшись, “Худ” и “Принс-оф-Уэльс” стали сближаться с противником под более острым углом. Дистанция быстро сокращалась. В считанные минуты должен был начаться бой.
К несчастью для англичан, они несколько запоздали и вышли на носовых углах с левого борта германских кораблей, слишком быстро сократив дистанцию, в результате чего лишились первоначального тактического преимущества, когда свои корабли могут вести огонь всем бортом вдоль диаметральной плоскости кораблей неприятеля, что имели бы при условии сохранения ими первоначального курса. Если бы британское соединение подошло к месту боя раньше немцев, положение было бы обратным, и англичане, по-существу, преграждали бы им путь, имея возможность действовать артиллерией всего борта.
В итоге немцам удалось вырваться несколько вперед. При этом англичане могли вести огонь только из носовых башен, в то время как немцы могли давать полные залпы. Так англичане лишились своего главного преимущества (8 381-мм и 10 356-мм орудий против 8 380-мм и 8 203-мм немцев). Позднее об этом решении первый морской лорд Адмиралтейства скажет как о решении “драться одной рукой, имея две”. Однако, с другой стороны, это решение подставляло уязвимую вехшою палубу “Худа” под огонь противника лишь на минимальное время. Чтобы ввести в действие орудия кормовых башен, вице-адмирал Голланд приказал повернуть “Худ” и “Принс-оф- Уэльс” влево примерно на 20°.
В это же время с кормовых углов немецких кораблей должны были подойти крейсера “Норфолк” и “Саффолк” под командой контр-адмирала Уэйк-Уокера, чтобы связать боем “Принц Ойген”. А они располагали шестнадцатью 203-мм орудиями, являвшимися серьёзной угрозой для “Принца Ойгена”, не говоря уже о возможности отвлечения кормовых орудийных башен “Бисмарка”. Кроме того, эти корабли имели на вооружении торпедные аппараты, и имелся некоторый шанс поражения немецких кораблей метко выпущенной торпедой. К сожалению, вице-адмирал Холланд, соблюдая с целью достижения внезапности радиомолчание, в определенный момент не скоординировал свои действия с действиями крейсеров Уэйк-Уокера, которые из-за большой дистанции остались немыми свидетелями драматического боя. Сам Уэйк-Уокер просто не знал об этом решении и даже о быстром подходе соединения Холланда. А если учесть, что к началу боя его крейсера находились на расстоянии 15 миль позади кораблей противника, то станет понятным, почему они не имели возможности решить задачу, предусмотренную планом вице-адмирал Холланда.
Вечером 23 мая стреляя по “Норфолку”, “Бисмарк” ударной волной от залпа собственных орудий главного калибра повредил антенну носовой РЛС, в результате чего линкор “ослеп” в направлении на нос. В связи с этим адмирал Лютьенс приказал “Принцу Ойгену” выйти вперед и обозревать при помощи своего радара обстановку прямо по курсу. На немецких кораблях при помощи радара и чувствительных гидрофонов временами обнаруживали идущие по пятам британские крейсера на расстоянии 12 миль.
На “Принце Ойгене” около 5 ч 00 мин операторы необычайно чувствительных гидрофонов, регистрирующих шумы, издаваемые гребными винтами, доложили, что слышат работу винтов идущих по левому борту на курсе сближения двух быстро идущих кораблей. Для Лютьенса и его штаба это донесение казалось невероятным, поскольку на экране РЛС “Принца Ойгена” ничего не было видно, что неудивительно – “Худ” и “Принс- оф-Уэльс” были более чем в 30 милях за горизонтом.
Около 5 ч 45 мин восходящее солнце окрасило горизонт, когда в дальномер поста управления огнем главного калибра увидели поднимающуюся из-за горизонта слева по курсу полоску дыма. Было невозможно, чтобы преследующие немцев британские крейсера оказались вдруг с левого борта. Тем временем полоска дыма разделилась, и вот на горизонте виднелось уже два пятна, а затем и верхушки мачт двух кораблей. Таинственные корабли шли полным ходом, однако ещё нельзя было определить, к какому классу они относятся. Была сыграна тревога. Длинные трели звонков говорили об обнаружении надводных кораблей.
На “Принце Ойгене” принимали появившиеся корабли за крейсера, либо эсминцы. На “Бисмарке” также не сумели правильно опознать британские корабли – старший артиллерист фрегаттен-капитан Адальберт Шнайдер принял их за два крейсера. Если бы они не ошиблись, то Лютьенсу пришлось бы не допустить к участию в бою “Принц Ойген”, поскольку приказы однозначно запрещали вовлекать тяжёлый крейсер в столкновение с линейными кораблями.
Англичане, из-за сходства силуэтов линкора и тяжёлого крейсера, также допустили ошибку в определении классов кораблей противника. Для Холланда выглядело нелогичным, что “Бисмарк”, более сильный корабль, не занимает головного места в строю. Адмирал не знал, что германские корабли поменялись местами после аварии носовой РЛС на “Бисмарке”, как и то, что головной “Принц Ойген” не представлял для британских кораблей особой опасности.
В 5 ч 49 мин Холланд отдал приказ: “Приготовиться к открытию огня. Цель – корабль слева!”, полагая при этом, что цель -линкор”. Однако командир артиллерийской боевой части “Принс-оф-Уэльса” правильно опознал германские корабли и, в полном соответствии с намерениями адмирала, навел носовые орудия своего корабля на второй вымпел во вражеском строю.
Первыми открыли огонь англичане. В 5 ч 52 мин одновременно с приказом кэптена Керра открыть огонь с мачты “Худа” вниз полетел сигнальный флаг, что было сигналом к немедленному исполнению команды. В ту же минуту четыре носовых орудия линейного крейсера извергли огонь и дым, выбросив в сторону противника на расстояние 24100 м (130 каб.) четыре снаряда массой около 900 кг каждый. Минутой позже рявкнули шесть носовых орудий линкора “Принс-оф-Уэльс”.
Согласно записи в бортовом журнале линкора “Принс-оф-Уэльс” в субботу 24 мая: “На подходе в 5 ч 52 мин “Худ” в момент открытия огня поднял сигнал и сделал первый залп по головному германскому кораблю, дистанция составляла приблизительно 22500 м (121 каб.). Опознав в нём “Принц Ойген”, артиллеристы “Худа” перенесли огонь на второй в строю корабль – “Бисмарк”. “Принс-оф-Уэльс” открыл огонь в 5 ч 53 мин сразу по “Бисмарку”.
Непосредственно перед открытием огня на “Худе” разобрались в ошибке при опознавании кораблей противника, и буквально за несколько секунд перед первым залпом на его мачте вверх взлетел флаг, означавший перенос огня на цель, находившуюся правее. Однако первый залп уже был выпущен по второстепенной цели.
Лютьенс как бы медлил с началом боя. Новая ситуация ему совершенно не нравилась. В ходе похода его корабли должны были топить в Атлантике транспортные суда союзников, избегая, по возможности, столкновений с крупными боевыми кораблями противника. Хуже всего было то, что, судя по величине вспышек от произведенных залпов, это были линкоры. Ко всему, за кормой “Бисмарка” постоянно виднелись две черные точки, свидельствующие о том, что и крейсера не отпускали добычу. Имея по правому борту тянувшееся вдоль берегов Гренландии ледовое поле, по левому два линкора, а за кормой два крейсера, адмирал с беспокойством размышлял об ожидаших его неприятностях. Это все сильнее начинало напоминать затягивающуюся вокруг его кораблей петлю. Изменение курса и попытка избежать боя не были выходом из сложившейся ситуации, поскольку крейсера неотрывно следовали за немцами и могли привлечь значительно большие силы Королевских ВМС. Оставалось только принять бой, хотя, насколько “Бисмарк” без опасения мог помериться силами с любым британским линкором, настолько попадание тяжёлого снаряда в тонкие палубы “Принца Ойгена” могло бы завершиться трагедией.
В 5 ч 55 мин оба германских корабля открыли ответный огонь по “Худу”, стреляя четырёхорудийными залпами. Однако несколько ранее вокруг “Принца Ойгена” выросли 30-метровые столбы воды – признак того, что первый залп “Худа” минул цель. Ещё более худший результат был у “Принс-оф-Уэльса”, снаряды которого упали с недолётом в “какой-то” полумиле от “Бисмарка”. В свою очередь, в самом начале боя “Принс-оф-Уэльс” остался необстрелянным и мог спокойно пристреливаться. Но после второго залпа по “Худу”, “Принц Ойген” получил приказ перенести на пего огонь и быстро пристрелялся.
Первые снаряды “Бисмарка” с исключительной точностью легли вблизи носа “Худа”, залив его палубу фонтанами вздыбившейся воды. Падение снарядов первого залпа как по дистанции, так и по целику были очень удачными. Первый залп “Принца Ойгена” лёг с небольшим недолетом. Неизвестно, чем пользовались германские артиллеристы для определения дальности стрельбы – радиолокаторами или оптическими дальномерами. Ясно одно: немцы всегда уделяли большое внимание созданию дальномериых приборов.
Между тем, метеоусловия не благоприятствовали англичанам. Их корабли шли против ветра, поэтому брызги, взбиваемые форштевнями, а также падающими в воду снарядами, попадали на объективы дальномеров и прицелов. Расположенные в относительной близости от поверхности воды объективы самых больших дальномеров двух носовых орудийных башен главного калибра были настолько залиты водой, что ими невозможно было пользоваться. Кроме того, Холланд держал слишком близко от себя “Принс-оф-Уэльс”, ограничивая ему свободу маневра, тем самым, не давая точно определить падение собственных снарядов и облегчая пристрелку противнику.
С мостика германского тяжёлого крейсера его командир капитан-цур-зии Гельмут Бринкман вместе с журналистом фрегаттен-капитаном Бушем в бинокль наблюдали, как второй залп “Принца Ойгена” накрыл цель, и услышали подтверждение этого от артиллерийского офицера корветтен-капитана Яспера. Через две минуты после открытия огня снаряд второго залпа “Принца Ойгена” попал в цель.
В это же время на борту “Бисмарка” младший артиллерийский офицер лейтенант барон Бурхард фон Мюллеигейм-Рехберг, находившийся на кормовом посту управления огнем, в головных телефонах услышал от старшего артиллериста Шнайдера, следившего за полетом снарядов “Бисмарка”, что тот произнес “недолёт”. Шнайдер уточнил дистанцию и приказал дать залп с 400-м поправкой с целью сделать вилку, повторил залп с задержкой, а затем повторил ближний залп. Первый залп он определил как “перелёт”, второй – “накрытие!”. Он тут же приказал: “Беглый огонь полными залпами”.
Второй залп “Бисмарка” упал вблизи кормы “Худа”. Третий, хотя пи один из его снарядов не попал в цель, плотно окружил всплесками линейный крейсер. Залпы немецкого линкора дали накрытие. Одновременно со вторым залпом “Бисмарка” 203-мм снаряд второго залпа “Принца Ойгена” разорвался на спардеке “Худа”, примерно посредине между грот-мачтой и задней дымовой трубой. На линейном крейсере на левом борту шлюпочной палубы радом с кормовой 102-мм зенитной установкой вспыхнул пожар. Фрегаттен-капитан Буш с “Принца Ойгена” увидел пламя “…поднявшееся кроваво-красным прямоугольником, обрамленным чёрным дымом”. Командиру “Принс-оф-Уэльса” кэптену Джону Личу оно показалось “…внезапно вспыхнувшей паяльной лампой”, кэптену Филлипсу с “Норфолка” – “…пульсирующим заревом, как при восходе тропического солнца”. Сразу после попадания “Принц Ойген” получил приказ перенести огонь на “Принс-оф-Уэльс”.
С открытием огня Холланд решил изменить курс влево на 20°, уменьшая скорость сближения, и вместе с тем, чтобы занять позицию, позволяющую ввести в бой кормовые башни, приказал поднять подготовительный сигнал из двух “синих” вымпелов.
На мостике “Принс-оф- Уэльса”, минутой ранее наблюдая, как вокруг флагмана выросла стена воды, поднятая четвёртым залпом “Бисмарка", этот приказ был всеми воспринят с облегчением. И пока ожидался исполнительный сигнал, а нос “Худа” уже повернул на несколько градусов влево, его силуэт вновь скрылся за водяными столбами пятого залпа “Бисмарка”.
В 5 ч 55 мин, после поднятия двух “синих” вымпелов, означавших подготовку к выполнению приказания изменить курс влево на 20°, у “Принс-оф-Уэльса” появилась возможность выйти на позицию полного залпа. К этому времени линкор уже дал по “Бисмарку” девять залпов из двух носовых башен. Сначала залпы ложились с перелетами и только шестой дал вилку. В это время “Принс-оф-Уэльс” стрелял пятью 356-мм орудиями, поскольку после первого залпа вышло из строя одно 356-мм орудие носовой башни.
За это же время “Худ” успел сделать по “Бисмарку” пять или шесть залпов, по попаданий отмечено не было. Здесь, без сомнения, сказался перенос огня на новую цель.
Моряки “Худа”. Конец 1930-х гг.
“Худ” продолжал держать подмятыми два “синих” вымпела, когда после пяти залпов “Бисмарка" между его грот-мачтой и задней дымовой трубой произошёл взрыв огромной силы. Затем на “Худе”, вероятно, произошли неполадки в башне “Y”, около которой в 6 ч 00 мин произошёл сильный взрыв. Пламя поднялось на высоту грот- мачты. “Худ” перестал существовть, его борта встали на дыбы – “подобно шпилю гигантской церкви”, как отметили наблюдатели с германских кораблей, и через три минуты корабль исчез.
Ужасающая сцена гибели “Худа” произошла на глазах многих свидетелей, прежде всего из экипажа “Принс-оф-Уэльса”. Линкор шёл в каких-то 900 м справа по корме от флагманского корабля. Рулевой и командир “Принс-оф-Уэльса” вместе с сигнальщиками наблюдали за этим из передней боевой рубки. Поскольку оба корабля вели огонь на правый борт, большинство не занятого в бою экипажа скопилось на левом, прячась от падающих осколков. Многочисленные расчеты боевых постов и левого, неподбойного борта “Принс-оф-Уэльса” с небольшого расстояния стал свидетелем этой гигантской трагедии.
Сотни глаз следили за последними секундами жизни “Худа”. Немецкие наблюдатели прильнули к окулярам дальномеров и прицелов на борту “Бисмарка” и “Принца Ойгена”. Англичане наблюдали за развитием событий с борта линкора вблизи и крейсеров за много миль от места боя.
На мостике “Принс-оф-Уэльса” его командир кэптен Лич увидел: “… залп явственно прошил крейсер где- то в районе грот-мачты. В этом залпе было, по-моему, два снаряда со взрывателями мгновенного действия и один замедленного, хотя могло быть и наоборот. У меня сложилось впечатление, что попадание пришлось в спардек “Худа” прямо за грот-мачтой и ближе к правому борту. Поначалу я удивился, что результат попадания незаметен, но через 1 -2 секунды я отметил, что он был слишком большим, особенно, если учесть место, куда попал снаряд. Создалось такое впечатление, что в тот самый момент на спардеке “Худа”, где-то в районе грот-мачты и несколько ближе к правому борту, что-то взорвалось". По его словам, случившееся затем выглядело “… очень сильным, направленным вверх столбом пламени в виде трубы, точнее тонкой трубы, и практически сразу же весь корабль покрылся дымом от носа до кормы”.
Штурманский офицер “Принс-оф-Уэльса” лейтенант-коммандер Уильям Ровелл, также бывший на мостике “Принс-оф-Уэльса”, видел три всплеска и два попадания. Ровелл пришел к мысли, что в этом последнем для “Худа” “…залпе в него угодил не один, а два снаряда”. В этом он не смог прийти к одному мнению с Личем. Для Уильяма Ровелла взрыв был похож на “…вертикальный язык пламени… Я мог бы сказать яйцеобразной формы”. Позднее он указал более точно места попадания снарядов на плане корабля – по левому борту около 275 шпангоута рядом со спаренной установкой 102-мм орудий.
Когда спал всплеск от пятого прошившего “Худ” залпа германского линкора, корабль как будто задрожал, после чего наступило несколько секунд перерыва, и вдруг из-за опадающей воды вверх взвился ярко-оранжевый столб огня.
Взрыв произошёл между грот-мачтой и задней дымовой трубой, тоесть в месте, уже охваченном пожаром, вызванным попаданием снаряда германского крейсера. Огненный язык вздымался высоко, выше корабельных мачт, после чего неожиданно притух. Окутанный клубящимся облаком желтоватого дыма и пара, “Худ” исчез с глаз всех наблюдателй. Затем окружавшая его завеса внезапно засверкала последовавшими друг за другом взрывами. Вверх полетели обломки надстроек, спасательных шлюпок, куски грот-мачты.
Огромное количество взрывчатых веществ, находившихся в его пороховых и снарядных погребах, соединило свою чудовищную силу в гигантском взрыве. Тысячетонные орудийные башни вырвало из барбетов. Подброшенные взрывом 381 -мм снаряды начали разрываться над кораблём, придавая всему неистовое зрелище рождественского фейерверка. Однако это было страшное зрелище. Мало было сказать, что корма утонула. Она попросту перестала существовать, разорванная взорвавшимся порохом и снарядами.
Казалось, что взрыв должен был сопровождаться оглушительным грохотом. Однако, что оказалось неожиданностью для всех свидетелей трагедии, самый большой в мире военный корабль взорвался практически беззвучно, лишь в первое мгновение взрыва был слышен какой-то приглушенный гул, точнее – доносящийся из глубины корпуса стук. После чего на корабль опустилась тишина.
Искалеченный “Худ”, точнее его средняя часть и носовая оконечность, некоторое время еще удерживался на плаву, погружаясь всё глубже и глубже. Не встречавшая препятствий, вода быстро заполняла внутренние помещения. Внезапно носовая оконечность поднялась вверх, встав почти вертикально. В тот момент его форштевень находился гораздо выше переполненного онемевшими от ужаса людьми мостика “Принс-оф-Уэльса”. В этом положении она замерла на секунду-две, а затем быстро и безмолвно ушла под воду, забрав с собой несколько сот оставшихся в живых людей, навсегда заточённых в этом стальном гробу. С момента фатального попадания прошло три минуты-180 секунд, в течение которых волны Атлантики поглотили более чем 250-метровый корпус большого корабля и четырнадцать сотен жизней моряков.
“Бисмарк” все время стрелял четырёхорудийными залпами. Достоверно, что его первый залп лег впереди носовой оконечности у правого борта “Худа”. На верхнем мостике “Худа” гардемарин Уильям Дундас отметил падения первых немецких снарядов по правому борту.
Петти-офицер Блокли, находившийся на посту управления огнем (левая опора фок-мачты) “Принс-оф-Уэльса”, также заметил их падение перед “Худом” и отметил точность падения по дистанции. Наблюдатели на борту “Принс-оф-Уэльса” видели, как “Худ” прошёл прямо через поднявшиеся фонтаны на месте падения снарядов первого залпа.
Начальник Блокли суб-лейтепант Джон Уомерсли, находившийся с ним на одном посту управления огнем, отметил, что произведённый “Бисмарком” залп с задержкой лег “…на левой четверти “Худа” с перелетом около 180 м, после чего, по его свидетельству, на шлюпочной палубе появилось пламя. Любопытно, что причиной этого пламени вряд ли могли быть попадания с “Бисмарка”. С определенной долей уверенности можно сказать, что причиной этого стало попадание снаряда с “Принца Ойгена”, который также вёл стрельбу по головному британскому кораблю. Подобно многим другим британским очевидцам, Уомерсли ввели в заблуждения одновременные падения снарядов с “Бисмарка” и “Принца Ойгена”.
Впечатления свидетелей относительно попадания, которое вызвало пламя, сходятся.
Находившийся на левом борту “Принс-оф-Уэльса” в районе адмиральской каюты на спардеке петти-офицер Лоуренс Саттон отметил, что “…залп с “Принца Ойгена” угодил примерно в середину “Худа”, кроме того, был также и недолёт. Это были снаряды меньшего калибра, чем снаряды предыдущих двух залпов”. Второй залп с “Бисмарка”, …кажется, дал перелёт, – заявил он, – и в это время пламя возникло прямо перед грот-мачтой. Сначала появились клубы чёрного дыма, который затем превратился в серый… мое внимание привлекла узкая полоска пламени, внезапно вырвавшаяся наружу и быстро исчезнувшая в воздухе позади грот-мачты и перед башней X, …огромное пламя вспыхнуло в воздухе в районе башни Y, и … ужасный грохот…смешался с грохотом залпа башни Y”.
Чиф петти-офицер Уильям Макридж с “Принс-оф- Уэльса”, который в 1940 г. налаживал 102-мм зенитную установку и обучал её расчёт, видел языки пламени, вырвавшиеся наружу и пришёл к выводу, что они означают воспламенение боприпасов к этим орудиям, хранившимся в кранцах первых выстрелов в легкодоступных местах. Он заявил: “Я видел очень яркую вспышку. Она была настолько яркой, что походила на вспышку магния”. Хотя Макридж затем перевёл свой дальномер вперёд и упустил момент фатального взрыва, он отметил, что если бы пламя вырвалось десятью секундами позднее, то он успел бы развернуть свой дальномер.
Пламя на спардеке продолжало разгораться и во время следующего попадания, которое уничтожило “Худ”. Оно, по всей видимости, не проникло слишком глубоко вниз корабля, так как машинные отделения “Худа” остались неповрежденными, что следует из того, что он до последнего момента сохранял прежнюю скорость хода. Это пламя, вероятно, не могло погубить корабль.
“Худ” в последнем походе (фото сделано с линкора “Принс-оф-Уэльс")
Сержант королевской морской пехоты Чальз Брукс, входивший в состав расчёта первой башни левого борта 133-мм орудий “Принс-оф-Уэльса”, видел результаты стрельбы в перископ: “ Мне показалось, что второй залп “Бисмарка” упал следующим образом: два снаряда подняли фонтаны воды по левому борту, один угодил в палубу рядом со 102-мм орудием (в действительности это был снаряд германского крейсера). Последнего снаряда я не видел. Сразу же после этого на палубе 102-мм орудий, по левому борту ближе к корме, вверх взвился необычный огненный столб пламени. Перед этим я заметил, что расчеты 102-мм орудий собрались у поручней, ведущих вниз на правом борту “Худа”. После этого возникла огромная вспышка пламени высотой до топа грот-мачты и никого из расчетов 102-мм орудий я больше не видел…”
Далее оп продолжал: “На мой взгляд, один снаряд пятого залпа “Бисмарка” прошёл внутрь корабля через шлюпочную палубу за задней дымовой трубой, а второй – через барбет башни “X". Когда “Худ” получил второе попадание, задняя дымовая труба завалилась на левый борт. Увидел также жёлтый огненный язык, вырвавшийся из барбета башни “X”. Огромная вспышка ослепила меня на некоторое время… Когда я снова глянул в перископ, я увидел клубы дыма чёрного цвета, из которых торчали задранные вверх стволы 381 -мм орудий, что могло быть, если была разрушена крыша башни”.
Матрос Леонард Бурчелл из состава расчёта 40-мм зенитного автомата “Пом-пом”, расположенного на крыше башни 133-мм орудий “Принс-оф-Уэльса”, отметил, что он видел матросов на спардеке, которым оставалось жить лишь несколько минут. Они пытались тушить разгорающееся пламя из пожарных брансбойтов.
Лейтенант-коммандер Сесил Лоусон, наблюдавший за происходящим с борта “Принс-оф-Уэльса” в перископ башни “А”, находившейся в развернутом положении, сказал: “…Более всего… поражало то, что из надстройки на спардеке по всей её длине извергались огромные клубы дыма.”
Старший матрос Губерт Факрвел, переговаривавшийся с “Худом” посредством сигнального прожектора, видел “…огонь с яркими вспышками голубого цвета, и мне показалось тогда, что это воспламенился кордит. Языки пламени были очень длинные и сильные…”
Петти-офицер Сирил Коатс с “Принс-оф-Уэльса” был поражен “… градом искр на спардеке, появившихся несколько в корму от задней дымовой трубы, вблизи миделя корабля, после чего сквозь ограждения кормовой надстройки вырвался шквал дыма и пламени, охвативший вскоре башни “X” и “ Y”. Он также показал, что двери надстройки открылись и выпустили пар и клубы дыма и пламени, которые распространились дальше в корму”.
Матрос Джон Бойль, наблюдавший в перископ башни 133-мм орудий “Принс-оф-Уэльса”, сказал, что “…огонь озарил всё на кормовой надстройке и пламя поднялось по обе стропы”. В то же время матрос-артиллерист Вальтер Маршолл из расчёта зенитного автомата “Пом-пом” отметил, что “…пламя появилось там, где, как мне кажется, находилась шахта вентиляции, тоесть где- то в районе левого борта шлюпочной палубы, между грот- мачтой и башней “X”.
На борту “Худа” старший матрос РобертТилбурн находился, возможно, на самом удачном месте – на левом борту спардека – как раз рядом с носовой пусковой установкой реактивных невращающихся снарядов, прямо на уровне передней дымовой трубы. Когда снаряд с “Принца Ойгена” поразил спардек, он лежал на палубе ничком, что было наиболее безопасным положением для незанятых по боевому расписанию членов экипажа. Оп хорошо видел взрыв первого снаряда германского крейсера, происшедший на краю левого борта непосредственно перед кормовой пусковой установкой зенитных реактивных снарядов, и услышал, как стоящий рядом матрос сказал: “Это попадание нам…” По мнению Тилбурна, “…снаряд был некрупного калибра, а палуба в этом месте тонкой”, и, по его мнению, “…снаряд крупного калибра мог пробить её насквозь”.
Несколько минут спустя Тилбурн явственно почувствовал, что корабль начал разворачиваться влево. В этот момент пятый залп “Бисмарка” накрыл “Худ”. По корпусу прошло сотрясение, гораздо более сильное, чем после первого попадания. Палуба вокруг Тилбурна оказалась засыпанной обломками. Взрыв разбросал тела находившихся вблизи него моряков.
Впоследствии, на комиссии при расследовании обстоятельств гибели “Худа”, Тилбурну задали вопрос: "Можете ли вы ответить, который из двух этих снарядов пробил палубу, а который нет?”. Дать точный ответ на этот вопрос он не смог, но был уверен, что вспышка пламени после взрыва произошла вследствие воспламенения кордита. Сразу перед грот-мачтой разгорелся пожар. Пламя было живым и ярким, как будто горел кордит. Это было вполне возможно, так как здесь располагались кранцы первых выстрелов 102-мм зенитных орудий и 40-мм зенитных автоматов “Пом-Пом".
“Худ” в артиллерийском бою с “Бисмарком”
Однако Тилбурн не мог точно сказать, который из двух снарядов поджёг ёмкости с бензином для катеров, “…два или три десятка галлонов в бочках и большая бочка на слипе”. По его мнению, источник пожара находился ближе к корме корабля. Пламя распостранилось несколько дальше в нос и тоже из-за воспламенения бензина. Был отдан приказ немедленно потушить это пламя. Сразу же приступили к раскатыванию пожарных рукавов, но почти тотчас этот приказ отменили, поскольку начали взрываться боеприпасы. От разорвавшихся снарядов детонировали другие. Взрывы были небольшой силы, “подобно китайской хлопушке”, вероятно, боезапас “Пом-Помов”, и не могли оказаться причиной огня, распостранившегося дальше. “Была ли крышка подачной трубы 102-мм выстрелов открыта или закрыта?” – был задан ему вопрос, на что последовал ответ: “Она была закрыта. Офицер приказал мне закрыть её”.
Разрушения корпуса, так ужасно выглядевшие с “Принс-оф-Уэльса”, Тилбурму показались абсолютно безопасными. Он совершенно не почувствовал взрывной волны, сам звук взрыва, разорвавший кормовую оконечность “Худа” на кусочки, прозвучал для моряка не громче обычного орудийного выстрела. Однако наиболее безумным и поразительным казалось для него потрясающая тишина, опустившаяся на корабль после взрыва.
Прижавшись всем телом к стальной палубе, он слышал доносившуюся изнутри корпуса сильную вибрацию. Воцарившее на палубе внезапное спокойствие способствовало тому, что Тилбурн отважился перевернуться и посмотреть вокруг. Рядом лежали тела его погибших товарищей. Сквозь стелящийся дым он увидел пытавшихся подняться раненых. Другие, уберёгшиеся в укрытых местах от падающих обломков, молча оглядывались в полной беспомощности. Уцелевшие, они не догадывались, что это их последние минуты. Сам взрыв показался ему невероятно безвредным. На вопрос комиссии: “Почувствовали ли вы что-нибудь существенное для себя от взрыва?” – он ответил: “Нет. Шум был… прямо как во время стрельбы орудий”, и “… была мёртвая тишина после взрыва”.
Тилбурн встал, шатаясь подошёл к борту и увидел, что вода уже почти достигает находящейся ниже палубы. Корабль накренился сначала на один борт, затем на другой. Тилбурн успел сбросить каску и противогаз, прежде чем прыгнул за борт, стараясь отплыть как можно дальше. Когда обернулся, “Худ” почти погрузился в воду. Внезапно Тилбурн почувствовал, что что-то схватило его за ноги. Погружавшийся корпус начал тянуть его вниз. Оказавшись под водой, матрос сумел достать складной нож и несколькими резами избавиться от шнуровки ботинка, зацепившейся за антенну. Когда он вынырнул на поверхность, жадно глотая воздух, его корабль начал поднимать вверх нос, почти достигнув вертикали. Не дожидаясь финала, Тилбурн как бешеный поплыл в противоположном направлении. Ему удалось избежать воронки, втянувшей в себя тех немногих, кто пережил взрыв и находился в воде. Когда он вновь обернулся, “Худа” уже не было на поверхности. Вокруг плавало много заглушенных с торцов труб бурого цвета, и он схватился за одну из них. Рядом с ним на поверхности плавало на удивление мало обломков, невдалеке горело мазутное пятно. Затем Тилбурн увидел рядом малый спасательный плот и, подплыв поближе, взобрался на пего.
Сигнальщик матрос Эдвард Бриггс находился в момент боя на компасной площадке передней надстройки “Худа”, откуда мог видеть вице-адмирала Холланда, и слово в слово передал содержание команд и переговоров, которые здесь велись. Когда первый снаряд с “Приица Ойгена” поразил “Худ” в спардек, по корпусу прошла лёгкая дрожь. Спустя мгновенье вахтенный офицер доложил адмиралу: “Получили попадание в спардек, имеем возгорание боезапаса универсальной артиллерии в кранцах первых выстрелов”. “Покинуть её, пока боеприпасы не взорвались. Оставьте всё до полного выгорания”, – приказал адмирал. Сразу после этого прервался контакт с постами управления центральной наводки на топе фок-мачты.
Со своего поста Бриггс не видел, куда конкретно попал снаряд с “Бисмарка”, но, когда “Худ” стал заворачивать влево, неожиданная встряска отбросила всех находящихся на мостике вправо. На комиссии по расследованию Бриггс заявил, что по его мнению, попадание было, скорее всего по правому борту: “…потому что мы все повалились на правый борт”. Последовавший взрыв здесь особо не ощутили. Позднее оп вспоминал, что “взрыв не был ужасающим”.
Несколько секунд спустя вахтенный офицер доложил адмиралу, что гирокомпас вышел из строя, и адмирал приказал ему перейти в кормовую рубку по верхней палубе. Это был весьма плохой признак, поскольку оп означал поломку главного гирокомпаса, находившегося глубоко внутри корпуса. На мостике воцарилась минута мертвой тишины. Вдруг рулевой прокричал, что корабль не слушается руля. Холланд приказал перейти на запасное рулевое управление, ещё не зная о том, что ни руля, ни винтов крейсера более не существует.
Гибель “Худа”
“Худ” в этот момент “…накренился на правый борт на 6-7°, затем ненадолго на левый, а после задрожал, как разваливающийся дом, и сразу же после этого адмирал сказал, что корабль слишком быстро начинает крениться”. “Я упал лицом вниз, а другие разлетелись в разные стороны", – свидетельствовал Бриггс.
Внезапное перемещение носа корабля вверх бросило Бриггса лицом вниз. Последнее, что он запомнил об адмирале -вид спокойного, как бы не воспринимающего приближающийся конец, Холланда. И его штаб также не пытался искать спасения. Оказавшись в воде, Бриггс наткнулся на малый спасательный плот и взобрался на него. В поле его зрения попал другой, а затем и ещё один такой же, каждый со спасшимся моряком. Все трое начали энергично грести руками, дабы подвести плоты один к другому.
Третьим избранником судьбы, которому удалось пережить катастрофу, оказался гардемарин Уильям Дундас, соглано боевому расписанию находившийся на верхнем мостике “Худа”. Когда корабль накренился, он выпрыгнул со своего поста через окно и, подобно другим, старался отдалиться от тонущего корабля, опасаясь попасть в водоворот. На комиссии Дундас показал, что находящийся на правом крыле мостика офицер-торпедист докладывал, что на правом борту спардека возникло кордитное пламя.
Наблюдавший за боем на расстоянии 15 миль с борта крейсера “Норфолк” контр-адмирал Уэйк-Уокер вспоминал: “…пламя распространилось так, что под конец его ширина превосходила высоту. Затем пламя упало и быстро исчезло. После того, как оно упало, – говорил он,-я увидел ведущие огонь носовые башни, и в голову мне пришла мысль, что они справятся. Внезапно огонь появился возле кормовых башен, и мне показалось, что туда угодил снаряд”.
Сразу за этим, в 6 ч 01 мин “Худ” взорвался.
Другие наблюдатели, находящиеся вокруг, повторили примерно то же самое. Большинство наблюдателей были единодушны в том, что взрыв сразу внушил опасения. Сигнальщик с “Принс-оф-Уэльса” Алан Кутлер показал, что он и другие на сигнальной палубе укрылись, ожидая падения осколков на корабль, что впрочем, оказалось совершенно излишнем, поскольку ничего на борт не упало.
Других этот взрыв совсем не испугал. Для лейтенанта Питера Слейда и матроса Ричарда Скотта с “Принс- оф-Уэльса”, которые находились у катапульты и готовили к полёту самолёт, взрыв был бесшумным и выглядел как красное зарево, отразившееся от переборок. Многим другим показалось то же самое. Почти каждый согласился с тем, что взрыв был бесшумным или, по меньшей мере, достаточно тихим, поскольку он был заглушён рёвом артиллерии и шумом корабельных механизмов “Принс-оф-Уэльса”.
Сам момент взрыва погребов боезапаса “Худа”, хотя и выглядел устрашающе, большинству наблюдателей был слышен плохо. Эсмонт Найт, находившийся на верхнем мостике “Принс-оф-Уэльса” и наблюдавший за происходящим в течение нескольких следующих минут боя, позднее вспоминал: “…Я помню взрыв, который показался мне большим и ужасным, но не помню, слышал ли я звук взрыва”.
Дэвид Бойд с “Принс-оф-Уэльса” показал, что “…’’Худ” взорвался в сопровождении дуновения, сне более сильным грохотом, чем звук при разрыве попавшего снаряда”. Другие описывали взрыв как “глубокий приглушённый гул”, либо “возгорание большого спичечного коробка”. Некоторым это напоминало, скорее всего, “удар ладонью по жестяному воздуховоду вентиляции”. Перси Купер, находившийся в составе расчёта носовой зенитной установки на левом борту “Принс-оф-Уэльса”, вспоминал звуки стрельбы “Худа”, но не слышал звука взрыва и не ощутил ударной волны.
Заводской инженер Горрас Джаррет, находящийся в машинном отделении “В” не закончившего полностью испытания “Принс-оф-Уэльса”, также не ощутил ничего особенного. Позднее он говорил на комиссии, что “…только сейчас, по прошествии некоторого времени, я могу сказать, что никакого эффекта от взрыва я не почувствовал”.
Старший матрос Уинстон Литллвуд, находившийся на посту управления артиллерией левого борта крейсера “Саффолк”, видел, как “…огромный оранжевый столб пламени поднялся в небо и заклубился чёрный дым. Пламя было похоже на узкий столб, поднявшийся очень высоко. Когда он поднялся до верхушек мачт, то расползся в стороны”, – вспоминал Литллвуд. Он же отметил, что взрыв “…искрился яркими звездами, похожими на те, что появляются при работе в кузнице".
Уильям Вестлейк видел струи дыма, появившиеся в пяти или шести местах прямо перед взрывом. Петти- офицер Фредерик Френч отметил о последних секундах “Худа”: “…внезапно спардек вздулся посредине между задней дымовой трубой и грот-мачтой, и всё, что я могу назвать продуктами сгорания кордита, вышло изнутри корабля от кормы и вокруг трубы, выглядя как верх шапки, поднятой с внутренней стороны”.
На “Принс-оф-Уэльсе” почти все свидетели располагали эпицентр взрыва между грот-мачтой и задней дымовой трубой, тоесть где- то над машинными отделениями. Некоторые начали убегать на другой борт, либо искать укрытия от падающих осколков. Фактически пи один осколок на палубу линкора не упал.
Не соответствует истине утверждения многих авторов о том, что “Принс-оф-Уэльс” изменил курс, чтобы избежать столкновения с остатками “Худа”. Оба корабля не шли в кильватерном строю, а “Принс-оф- Уэльс” не начинал поворот на 20° влево. Отсюда следует, что не было надобности изменять его курс для уклонения от тонущего флагманского корабля. Линкор минул погибающий крейсер по левому борту, не прекращая вести огонь и сам, стал главной мишенью германских кораблей.
“Принс-оф-Уэльс” не мог себе позволить застопорить машины и начать спасательную операцию. Бой продолжался, и для линкора настали трудные минуты. К этому времени дистанция боя сократилась до 16500 м (89 каб.). “Принс-оф-Уэльс” получил три попадания 380-мм снарядами и одним 150-мм с “Бисмарка” и четыре 203-мм с “Принца Ойгена”. В этих условиях командир корабля кэптен Лич решил прекратить бой и в 6 ч 13 мин под прикрытием дымовой завесы вышел из боя.
Исходя из принципа старшинства, командование над британскими кораблями принял на себя контр-адмирал Уэйк-Уокер, находящийся на крейсере “Норфолк”. Он также не мог направить к месту трагедии “Саффолк”, опасаясь потерять контакт с германскими кораблями.
Не очень далеко, однако, находились четыре эсминца, составлявшие эскорт соединения Холланда и отделившиеся ночью по приказу адмирала, когда линейные корабли сменили курс. Они находились на расстоянии не более 30 миль от места трагедии, и собственно им приказал Уэйк-Уокер приступить к спасению остатков экипажа “Худа”. Наведение они получили от летчика самолета “Хадсон”, всё время наблюдавшего за боем с воздуха. На эсминцах начали готовиться к приёму уцелевших моряков. За борт были брошены концы и сети, по которым можно было забраться на корабли. На камбузах приготовили большое количество горячего супа и кофе, развернули пункты оказания помощи раненым.
Матрос Эдвард Бриггс
Четыре эсминца развернулись строем фронта и с максимально возможной скоростью хода пошли на юг. Спустя час, около 8 ч 00 мин, с “Электры” увидели первые следы катастрофы. На поверхности моря растеклись мазутные пятна, плавали куски дерева, какой-то набитый документами ящик. Вблизи, недалеко друг от друга качались на волне три спасательных плота, каждый с одним человеком. Кроме этого – больше ничего, никаких остатков, ни одного тела, словом, ничего, что могло рассказать о том, что два часа назад здесь, в точке с координатами 63°20'с.ш. и 31°50'з.д., затонул самый большой в мире британский линейный крейсер, имевший на борту более 1400 человек. Эсминцы малым ходом ходили вокруг ещё час, по результатом их поисков стала одинокая бескозырка. Кроме поднятых на борт троих моряков, с крейсера больше не спасся никто.
Поднятые из воды моряки, закутанные в бушлаты и отпоенные горячими напитками. Немного могли поведать. Когда им удалось сблизить свои плоты, старались удерживать друг друга, взявшись за руки. Однако руки все более дубели от холода и не выдерживали усилий. В конце концов волны их разбросали, однако они всё время оставались в поле зрения друг друга. Вскоре над местом побоища пролетела летающая лодка “Сандерленд", но лётчик не заметил их, хотя моряки били руками по воде, пытаясь привлечь к себе внимание. Помощь в виде эсминцев подоспела вовремя, поскольку при такой низкой температуре им было долго не продержаться. В 9 ч 00 мин эсминцы прекратили поиски и ушли в Исландию.
Бригс, Дундас и Тилбурн оказались единственными, кто спасся из всего экипажа. Трудно сейчас дать точ1 юе количество жертв трагедии “Худа”. Представляет их. можно сказать, с большой долей достоверности 43-страничная сводка погибших, выпускавшаяся в Великобритании во время войны ежедневно и опубликованная уже на второй день после гибели корабля. Согласно ей, вместе с кораблем погибли вице- адмирал Холланд, командир крейсера кэптен Керр, 92 офицера, 1152 моряка, 161 солдат морской пехоты, обслуживающие в Королевских ВМС артиллерию и погреба боезапаса, 4 моряка австралийского флота и 7 представителей других служб-здоровых и крепких мужчин, сильных и храбрых, и в то же время столь беспомощных против созданного людьми механизма разрушения. Получалось, что в последний поход отправились 1421 человек экипажа. Тем временем, многие источники указывают, что спаслось трое из 1415, или даже из 1418 человек. Согласно Braer [4], с кораблем погибло 1338 человек, трое было спасено.
Гибель “Худа” английский народ воспринял как национальную трагедию. Считается, что истинная причина его гибели не будет установлена никогда.
Ещё раз вспомнили о “Худе” в 1969 г. Тогда британское посольство в Осло получило платежные ведомости экипажа “Худа”. Необычен был путь их получения: в 1942 г. их выловил из моря норвежский рыбак и, в силу военных обстоятельств, закопал в землю. Спустя много времени по окончании войны он вспомнил о них и передал норвежским властям.