Степной пожар бушевал двое суток. Сотни гектаров пастбищ превратились в бескрайний обугленный пустырь. Множество диких животных сгорело заживо, попав в огненный капкан. Огромные стада, спасаясь от пламени, покинули привычные места и устремились в округ Килифи. Густой черный дым был виден за добрую сотню километров.

Армейские подразделения, отряды Национальной службы молодежи и гражданские добровольцы прибыли в район бедствия на военных вертолетах. Маленькие одномоторные самолеты использовались для воздушной разведки, кроме того, с них сбрасывали в очаги пожара особые бомбы-огнетушители.

Десятки людей с ожогами попали в больницы; медицинская авиаслужба работала с полной нагрузкой, перевозя пострадавших в военный госпиталь в Найроби.

Лишь когда огонь, распространяясь в южном направлении, достиг берега реки Галаны, его удалось задержать. К утру третьего дня он был потушен.

«Ревущая преисподняя» — такими заголовками пестрели центральные газеты. Репортеры, посетившие район бедствия, привезли отчеты, наводившие ужас на читателей. На фотоснимках были запечатлены обгоревшие скелеты зверей, огромные клубы дыма, отчаянно сражающиеся с огнем пожарные. Однако почти не было снимков искореженных остатков «лендровера», в котором в первые минуты разыгравшейся трагедии заживо сгорел егерь первого класса Дэниел Бокасси.

В разгар всеобщего возбуждения и суеты трагическая гибель Дэниела Бокасси удостоилась упоминания лишь в одной газете, где ей было отведено всего шесть строк, а Фрэнк Бэр-келл, чудом уцелевший егерь, был упомянут лишь вскользь как очевидец возникновения огня. Репортеры, расспрашивавшие Фрэнка, желали знать его возраст, семейное положение, стаж егерской службы. Они интересовались, доводилось ли ему наблюдать раньше подобный пожар.

Фрэнк решил, что лучше не рассказывать читающей публике о том, как он едва не лишился жизни под пулями белолицего брюнета.

Воспользовавшись неразберихой, когда армейские части, добровольные пожарные команды и журналисты хлынули в заповедник «Восточное Цаво» и все указания старшего егеря были преданы забвению, Рикардо без труда выбрался с территории парка на своем крошечном «сузуки».

С вертолета их не засекли потому, что он успел загнать машину в заросли кустарника. Во второй половине дня, когда пожарники повалили в парк, а звери врассыпную, бросились наутек, он поехал через кустарник к границам заповедника, держа курс на восток. Он потерял компас, его «наемники» разбежались, едва раздались первые выстрелы.

Рикардо провел тревожную ночь, сбившись с пути среди бескрайних болот к северу от Сабаки. Трясясь от холода в ожидании рассвета, сражаясь с назойливо жужжавшими в кабине москитами, он пытался понять, что же все-таки произошло?

Почему «лендровер» остановился, не доезжая до места, где ему была уготована встреча? Ведь именно это вынудило Рикардо покинуть укрытие и приблизиться к егерям вплотную. Неужто их предупредили? Быть может, кто-то хотел подстроить его, Рикардо, гибель?

Почему белый егерь оказался не в машине, а в укрытии, когда началась стрельба? Почему эти болваны, которых дал ему Хамади, после первого же выстрела пустились наутек? Ведь каждый из них должен был получить по две тысячи шиллингов? Почему никто не предупредил его о вертолете? Хорошо еще, что исчезновение помощников насторожило его, заставило собраться, иначе вертолет пригвоздил бы его на открытом пространстве.

Успел ли разглядеть его белый егерь? Впрочем, это не имеет значения. Никто его в этой стране не знает, за исключением Эла и его людей.

Утром он отыскал дорогу Които-Баричо, вышвырнул винтовку и покатил на восток к Малинди. К вечеру он добрался до гостиницы «Скала Эдема» и снял номер. Выпил чистого виски, не разбавляя, принял душ и лег спать. Проснулся он в пять, оделся, упаковал саквояж, расплатился и выехал из гостиницы. Он оставил ключи от «сузуки», как было условлено, в ящичке на приборном щитке, взял такси до аэропорта и там сел на шестичасовой рейс.

В шесть пятнадцать он потягивал бренди со льдом на шестикилометровой высоте над огненной стихией, бушующей в «Цаво». Самолет летел в Найроби.