Писано в Триполи, 5 рабиу ас-сани 1219 года

Итак, о великий султан, доблестные воины Аллаха решили утвердить ислам от Черного моря и до самого Путурбурка. Однако ни ума, ни согласия не было в их сердцах, и это предопределило наше поражение.

Хуже всего было то, что у нас каждые полгода менялся великий визирь. Так как Мухсин-заде, как уже было сказано, не желал воевать с московитами, то он был удален от должности и отправлен в ссылку на остров Родос. А государеву печать, символ власти верховного визиря, отправили с гонцом к Гамзе-паше, который тотчас же прискакал в Истанбул и начал хватать взятки, продавать места и декламировать персидские стихи. Однако ровно через двадцать восемь дней обнаружилась растрата казны и другие несообразные поступки, и в восьмой день месяца джумада ас-сани Гамзе-паша был сослан в Гелиболу, а печать государева пожалована султанскому зятю, Эмин-паше по прозвищу Индус. Была собрана стопятидесятитысячная армия и куплены сотни осадных орудий; однако большая часть денег, выделенных на священную войну с гяурами, была разворована; у нас не оказалось ни съестных припасов, ни палаток для ночлега; буйволы, которые везли пушки, сдохли, и пушки стали разбросаны по всей Болгарии. В девятый день месяца рабиу ас-сани конюший султана, Фейзи-бей, в восемь суток прискакал из Стамбула в Хан-тепеси, взял государеву печать у Эмин-паши, и отвез ее под Хотин к Али-паше. Сей новый визирь начал кричать, что он самый великий воин на земле и чтобы армия немедленно готовилась к переправе через Днестр. Однако лето, выгодное для баталии, к тому времени уже прошло, в воздухе сделалось ужасно холодно, вода в реке вдруг поднялась, и в семнадцатый день джумада аль-уля мост на Днестре был разорван. Часть нашей армии оказалась в окружении, началась паника. Те, у кого были лошади, вскочили на них и удрали прямо в Бендеры. Лишенные же лошадей были истреблены московитами и сделались мучениками за веру (мы потеряли семь тысяч солдат, семьдесят пушек и весь обоз). Русские без боя заняли Хотин. Армия отступила в Хан-тепеси, и в семнадцатый день месяца шабан Али-пашу сменил новый визирь, Халиль-паша. Он был горяч, толст, краснощек и всегда по уши в долгах, но у него были хоть какие-то мозги, по крайней мере, он был искренним воином Аллаха, преданном султану, а не своему кошельку.

У московитов тоже сменился командир, теперь их армию возглавил Руманчуф-паша, незаконнорожденный сын самого Дели-Петруна. Переждав весеннюю распутицу, сей царственный ублюдок вторгся в Молдавию, разрушая все на своем пути, подобно тому, как смерч вырывает с корнем дерева и ломает крыши домов; вскоре две армии пришли в столкновение.

Я и сейчас с ужасом вспоминаю подробности того злосчастного дня, восьмого рабиу ас-сани. Помню, было раннее утро, по сырой земле стлался туман. Я ехал вдоль древнего вала, построенного еще римлянами, и размышлял о том, что эти укрепления еще могут быть использованы в сражении, как вдруг раздалась ружейная стрельба.

– Что случилось? – спросил я пробегавшего мимо янычара.

– Московиты! – крикнул он. – Московиты напали на лагерь…

Ничего не понимаю, сказал я сам себе. Ведь это невозможно, по всем законам войны, не может, никак не может атаковать армия впятеро, а то и всемеро меньше нашей… По всем донесениям и разведчиков, и татар, и московских пленных выходило так, что армия Руманчуф-паши измождена долгим переходом, голодна и, вдобавок ко всему, страдает от чумы. Да я и сам собственными глазами видел их в Москве и Путурбурке, этих жалких, ничтожных людей, не знающих Аллаха и Корана, несчастных рабов, во всем повинующихся своим господам (а именно рабы составляют основу московской армии, о великий султан). Как может нация рабов сражаться с нацией воинов и побеждать ее?

Но то, что я видел, было истиной, о повелитель правоверных. Неприятельская колонна, подобная маленькой горе, вылитой из огня шестидесяти пушек, обрушилась на наши укрепления. Несчастные их защитники, попавшие под ноги гяуру, были раздавлены на месте. Московиты всё шли вперед, беспрерывно метая бомбы и гранаты. Наконец, они остановились и, построившись несколькими неправильными кареями, начали палить по нам из пушек. Визирь и крымский хан бросили в атаку конные части – спагов и акынджи. Однако московиты словно и ждали того, солдаты выставили штыки, а из пушечных жерл посыпалась картечь. В одну минуту, о звезда на моем вечернем небосклоне, на древнем римском валу погиб цвет нашей кавалерии. Лошади на всем скаку падали оземь с пробитым брюхом, и тут же в тело наездника вонзался московский штык.

Я присоединился к отряду, атаковавшему московитов с левого фланга. Нам улыбнулась удача, враг отступил, бросая знамена и зарядные ящики. И здесь, о мое солнце, я увидел самого Руманчуф-пашу, восседавшего на черном жеребце и собиравшего вокруг своих гяуров. И в то же время по нам ударила московская артиллерия, а в тылу обнаружились вражеские всадники. Мне показалось на мгновение, что свет солнца начал гаснуть и настал день преставления; впрочем, скоро я понял, что меня просто контузило…

– Мы разбиты! – закричал кто-то, и вся армия побежала толпами, оставляя снаряды и припасы в руках неприятеля.

Халиль-паша с саблей в руке пытался остановить бегущих, но все его слова были тщетны. По его приказу отступающим стали рубить уши и носы, но и это не помогло: сто тысяч доблестных шахидов бежали со всех ног от семнадцати тысяч голодных и вонючих московитов к Карталу и Измаилу, в надежде укрыться хоть где-нибудь. По счастью, неприятель не преследовал нас, зато по дороге мы наткнулись на наш резервный отряд, предательски открывший огонь по нам же. Оказалось, этот отряд набрали из неверных курдов, которых многие считают и не магометанами вовсе, а язычниками, поклоняющимися Иблису.

Тем же годом

Сообщаю также, о великий султан Селим, о вторжении в Триполитанию гяурского народа американцев, и о том, как же так получилось, что сей никому не известный народ приплыл с войной в страну, издавна находившуюся под протекторатом Османской империи.

На протяжении долгих лет американцы были зависимы от британской короны, однако тридцать лет тому назад Америка взбунтовалась и объявила себя независимой республикой, по образцу Венецианской. В войне, которую Америка объявила своему законному королю, ее, разумеется, поддержали заклятые враги англичан – французы, а также московиты, объявившие, что будут топить любые британские корабли в случае, ежели Британия будет и далее мешать свободной торговле.

Все дело в том, что по мнению британской короны, никакой свободной торговли быть не может, а может быть только торговля британскими товарами. Чай, сахар, табак, хлопок, пряности, сукно являются в Лондоне товаром, которым могут торговать только англичане, по ценам, указанным местным диваном. Человек, купивший тюк с чаем не у британской компании, а, скажем, у голландцев или московитов, становится государевым преступником. Представь себе, что случилось бы, ежели бы в Турции торговать разрешено было только османам, а армянам, грекам, иудеям и арабам торговать было запрещено. Но в английском обществе такое варварство считается чем-то само собой разумеющимся.

Как и все здравомыслящие люди, американцы покупали английские товары с неохотой, предпочитая приобретать более дешевый чай у контрабандистов. И тогда британский король Георг и его диван не придумали ничего умнее, как объявить вне закона целую страну! Американцы усмехнулись и сказали, что они отлично проживут и без сумасшедшего короля и его жестоких требований. Последовала война, по результатам которой американцы вышвырнули своих недавних покровителей вон из страны.

Но самое интересное началось после того, как был подписан мир. Будучи подданными британской короны, американцы пользовались всеми привилегиями английских купцов, могли беспрепятственно заходить во все порты и не бояться быть ограбленными нашими триполийскими корсарами, так как между Британией и Триполитанией был заключен мирный договор. Теперь же, завидев в Белом море (которое европейцы называют Средиземным) торговое судно под странным звездно-полосатым флагом, корсары немедленно брали его на абордаж и присваивали себе всю американскую наживу. Так как своего военного флота у американцев не было, им не оставалось ничего другого, как сделаться данником Триполитании (именуемой древним историком Геродотом Ливией). Каждый год американцы выплачивали корсарам миллион талеров за право не быть ограбленным в Белом море.

Так продолжалось до тех пор, пока американским эмиром не стал Джеферсон-бей, ярый противник подобных выплат. Как только его привели к присяге, явился триполийский посол и потребовал дань. Джеферсон-бей отказал, не стесняясь в своих американских выражениях. Когда весть об этом дошла до триполийского паши Юсуфа, он затопал ногами и срубил саблей звездно-полосатый флаг, висевший в американском посольстве.

Возможно, Юсуф думал вдвое, а то и втрое возместить недостачу ограблением американских торговых кораблей, однако вскоре в Белом море появились не торговые, а военные корабли, которые построил Джеферсон-бей, и ныне, о мои звезды и планеты, на столицу Триполитании обрушился огненный дождь из бомб и ракет, разрывающихся в воздухе и поджигающих один дом за другим, не говоря уже о человеческих жертвах. Всю ночь над мирным магометанским городом висит марево, иногда прожигаемое очередной жестянкой, пущенной с гяурского фрегата.

Продолжаю настаивать, о мой мудрый падишах, что единственным способом вернуть Османской империи ее могущество, утраченное после московитских войн, являются государственные реформы и замена янычарского ордена армией нового образца, Низам-и Джедид. Надеюсь, что мои рассказы о том, как устроена армия московитов, помогли тебе, о спаситель ислама, увидеть и понять ошибки твоих предшественников. Бойся янычарских секбанбаши и учения бекташей, о мой правоверный философ, не пускай их в столицу, а по возможности предай всех самым жестоким казням, отрубив носы и уши, дабы устрашить их сторонников.

Что же до дальнейшего рассказа об истории моей жизни, то да, я остановился на том, как по поручению великого визиря Мухсин-заде, вернувшегося повелением султана из родосской ссылки, я отправился в Венецию, для участия в одном чрезвычайно важном деле, способном в одночасье перевернуть ход войны с московитами и изменить карту мира, предначертанную на небесах…