ГЛАВА 1

Наверное, я потерял сознание… Не мог же я в самом деле задремать? Спать, будучи приплюснутым к потолку бешено несущегося лифта, — это, знаете ли, не совсем удобно!

Внезапно лифт круто изменил направление и помчался вверх. Я даже испугался на мгновение: не пропустили ли мы с Гаврилой свою остановку? Чего доброго, отправимся обратно в шахту во дворе вдовицы Параши да и вылетим по инерции из колодца на поверхность! Волкодав, несомненно, раздосадован тем, что не в меру прыткая добыча не позволила себя съесть с первого раза…

Впрочем, довольно скоро сомнения мои развеялись. Без каких-либо ощутимых повреждений я и мой клиент на удивление незаметно перебазировались на пол, под воздействием перегрузки приняв положение «лежа».

Лежать пришлось довольно долго. У меня всё тело затекло. Я чувствовал себя индийским йогом, которого насильно сунули под груженый самосвал…

Наконец давление сверху потихоньку стало падать. Сквозь решетки вентиляционного отверстия забрезжил свет. Гаврила отодрал свою плоть от пола, сел на корточки и, разминая руки, прокричал, заглушая скрежет и визг троса:

— Никогда больше никаких непонятных пумпочек трогать не буду!

— Уж будь добр… — вяло отреагировал я. Кабина лифта дернулась. Сверху на нас лавиной истекал свежий сыроватый воздух. Еще рывок — и лифт остановился. Дверца, коротко скрипнув, открылась сама, явив нашим взорам скудно освещенную темно-оранжевыми лучами заходящего солнца неглубокую пещеру с видом на бескрайнюю каменистую равнину.

— Приехали, — констатировал я.

— А куда? — поинтересовался Гаврила.

— Перестань держать меня за информационное бюро! — разозлился я. — Что? Почему? Куда? Откуда? Как?.. Мне не больше твоего известно об этом странном колодце во дворе Параши, о подземном тоннеле и лифте!

Детина вздохнул и осторожно выбрался из кабинки. Я последовал его примеру. Кто его знает: вдруг кому-то прямо сейчас придет в голову вызвать этот идиотский лифт и мы отправимся в самом лучшем случае в обратный путь? Мало ли дураков проваливается в пустые колодцы, шастает по подземельям и жмет без оглядки на непонятные «пумпочки»!..

— Исходя из теории вероятности… — пробормотал я, ступая на пещерные камни.

Теория вероятности не подвела: стоило нам оказаться за пределами кабинки, дверца с грохотом захлопнулась и неведомая сила всосала лифт в землю.

Гаврила испуганно вскрикнул. Я, дернувшись, заглянул в черную шахту и поспешно отвернулся.

— Вечереет, — сказал Гаврила, указывая рукой на располагавшийся в двух метрах от нас круглый выход из пещеры. — А ведь к дому Параши мы подошли глухой ночью… Сутки, что ли, летали?

— Понятия не имею! — проговорил я, действительно не представляя, сколько времени мы проверили в кабинке лифта: несколько минут? или часов? — всё слилось в чернильной темноты сгусток сплошного воя, скрежета и гула. — Пойдем?

— Куда?

— Ну куда-нибудь… Не торчать же в этой пещере! Лифт обратно не вызовешь — приборной доски что-то не видать.

— Да, — согласился Гаврила. — Ни одной пумпочки. Даже самой маленькой…

Мы вышли из пещеры и оказались у подножия невысокой скалы, одиноко торчавшей посреди абсолютной пустоши, кое-как и кое-где украшенной пучками пожухлой травки. На порядочном расстоянии друг от друга высились невысокие скалы причудливой формы, похожие на гигантские каменные грибы, словно созревшие после обильного метеоритного дождя.

Какой-то неожиданный пейзаж… Вроде, ничего необычного и нет, но сами собой возникают мысли о необъятных марсианских краснопесчаных просторах. Так и ждешь, что из-за здоровенных валунов, наваленных вокруг скалы, выступят, целя в тебя бластеры, зеленоголовые гуманоиды…

Я тряхнул головой, отгоняя наваждение. Странно… Кажется, никогда здесь не был, а вот поди-ка — что-то родное мерещится…

— Не признаю местность, — признался Гаврила. — Поля какие-то бедные… Ни тебе пшеницы, ни тебе проса… Дурынды каменные торчат… Уж не в басурманскую ли сторону мы прилетели? Там, говорят, хлеб не сеют, потому земля песком покрыта. Лишь бродят диковинные бородатые лошади — какие с одним горбом, какие с двумя…

— Песка тут нет, — заметил я. — Ну что, пойдем?

— А куда можно?

— Да куда хочешь. Вот тебе четыре возможных направления. Выбирай, какое по вкусу!

— Туды, где басурман поменьше! — выбрал детина.

— Разумно, — вздохнул я.

Гаврила сделал шаг вперед и вдруг остановился.

— Чует мое сердце, Адик, — шепотом проговорил он, — есть тут кто-то … Кто-то следит за нами…

Я огляделся — никого. Кольцо беспорядочно громоздящихся вокруг скал, валунов и пустошь за ними… Прислушался — ни звука. Только тоненький посвист ветра.

— Не сходи с ума, — посоветовал я клиенту. — Что за параноидальные проявления?

— Никаких пара… Смотри!

Глянув туда, куда показывал Гаврила, я охнул. На одном из валунов белел обожженный солнцем человеческий череп, украшенный торчащей из макушки стрелой. Оперенье стрелы слегка подрагивало, точно сладострастно вспоминая тот момент, когда она вонзилась в голову живого еще человека.

Не сговариваясь, мы попятились обратно к пещере.

— Хорошие новости, — сообщил я детине. — Местность не необитаема.

— А плохие? — осведомился Гаврила.

— Плохих пока нет. Подожди немного…

У входа в пещеру мы остановились. Заходить в подземелье, казавшееся теперь промозглым и зловещим, мне лично не хотелось. Однако и снаружи было как-то неуютно. Череп скалился прекрасно сохранившимися крупными желтыми зубами. Чуть повернув голову, я увидел еще один череп, валявшийся всего в нескольких шагах от меня. Обломок стрелы торчал из пустой глазницы. А вон — поодаль — еще какие-то костные останки… Кажется, чье-то ребро и фрагмент позвоночника… Веселенькое местечко, надо сказать!

— Кто-то стрелами пулялся, — тоже покрутив головой, сказал Гаврила. — Темнота эти басурмане! Вот в Москве стрельцы все как один с пищалями ходят. Только в нашей глухомани по-старинному больше луками пользуются, чем пороховым оружием. А в Москве пороха навалом. Сказывали — государь Иван Васильев десять бочек пороха угробил на то, чтобы неугодных ему монахов на небеса прежде времени отправить. Поджег фитиль и молвил: «Летите к своим ангелам…»

Из-за дальнего валуна послышался едва различимый шорох.

Ветер? Или просто нервы играют?

Я посмотрел на Гаврилу. Детина что-то побледнел лицом.

— Там, наверное, кто-то есть. Или… — неуверенно начал он.

— А ты сходи, проверь…

— Или послышалось, — торопливо добавил отрок. — Давай, Адик, переночуем в пещере, а утром уже двинемся куда-нибудь? Может, душу православную встретим, расскажет нам кто-нибудь, как к дому воеводы Ивана Степняка пройти.

Я спорить не стал. Прыгать среди валунов и человеческих костей не очень-то хотелось. В пещере хоть и промозгло, но всё-таки, наверное, безопаснее, чем снаружи.

Скалы-грибы, безводная, безлюдная пустошь… Заходящее солнце — всё багровеет и багровеет, обретая черты остановившейся в полной фазе луны…

Куда же мы с Гаврилой попали? Где-то я всё это уже видел…

Гаврила отступил тылом ко входу в пещеру. Под моими ногами скрипнули мелкие камешки. Рифленые подошвы ботинок оставили на пыльной земле отчетливый след… Ага, следы, причудливые скальные образования… В голове моей всплыло мясистое, морщинистое, словно резиновая маска, лицо.

— Вспомнил! — не удержался я от восклицания. — Клянусь хвостом Вельзевула, вспомнил!

— А? — заморгал Гаврила. — Чего? Ты что, бывал здесь раньше?

Еще бы! Конечно, бывал! Ну не точно здесь, а где-то поблизости. Как сейчас перед глазами: БАХ! — И я приземляюсь на крыше огромного здания, выстроенного в виде стандартной пентаграммы — идеальное место для вызова оперативного работника отдела кадров! Здание так и называлось — Пентагон.

Уф, да… Помню кучку военных в тяжелых от обилия металлических бляшек мундирах. Бледненькие, но бодрятся. Человек в синем двубортном костюме стаскивает через голову черную рясу… Военные образуют вокруг этого… в костюме… плотное кольцо… Я вижу пистолетные стволы, направленные в мою сторону, слышу взволнованное «мистер президент, мистер президент…» Синий костюм оттирают в сторонку, он пытается протестовать, но больше для виду…

Короче говоря, начинается обычная история: бес явился, и тут же — ужас и смятение. Как будто я случайно зашел, без приглашения… Сами ведь вызвали!

Ну я с разгона врубился в особенности местной лексики и чистенько провел предварительную работу с клиентом:

«Джимми, ты в порядке?»

«Я в порядке. Как долетели?»

«Нормально, Джимми. Можешь звать меня Эд…»

Когда обстановка несколько разрядилась, к разговору подключились военные и наперебой принялись разъяснять мне суть моего задания: «железный занавес, холодная война, СССР, приоритет в космосе… На Луну бы, а? Виски, сигару?»

«На Луну-у? Извините, ребята, я такие вопросы не решаю…»

Хотел было отправляться обратно, но этот Ронни пристал как банный лист: «Приоритет, занавес, война… Виски?»

Виски оказалось отменным!.. Вообще, посидели мы тогда хорошо. Военные рассосались кто куда. Подтянулся еще один парень — Нейлом звали. Потом был какой-то инженер. Потом — пиво. Потом — опять инженер. И снова виски… Как договор составлял и подписывал — не помню…

Утром на мою больную голову свалился адвокат — предупредил об ответственности за невыполнение условий договора. Милые парни Ронни, Нейл и мистер «Уайт Хорс»1 вполне профессионально раскрутили меня на практически невыполнимое задание!

1 «Whitehorse» («Белая лошадь») — известная марка виски.

Я похмелился, дал себе зарок никогда больше на работе не злоупотреблять и, поплевав для удачи через правое плечо, принялся за дело…

В контору вернулся через две недели. И долго дрожал, ожидая выговора — если не похуже чего! — за ту ужасную халтуру, которую мне удалось влепить Джимми и Нейлу в отместку за их предательский трюк.

К глубочайшему моему изумлению, всё прошло гладко! Как будто Ронни и Нейл накачали виски весь белый свет до полного помутнения рассудка. Отснятый мною короткометражный фильм «Полет на Луну» с Нейлом в главной роли демонстрировали телекомпании всего мира!

Конечно, Нейл никуда не летал. Он и ходил-то с трудом — вследствие ежедневного общения с мистером «Уайт Хорс». На пленке прекрасно видно, как он ковыляет в громоздком скафандре, тяжело переваливаясь с ноги на ногу… До сих пор меня холодный пот прошибает, когда приснится, что я снова в окрестностях Большого каньона ору, оторвавшись от видеокамеры: «Ровнее! Не падать! Не… Да поднимите его кто-нибудь!»

А сзади Джимми дергает меня за рукав: «Крупным планом отпечаток подошвы на лунной поверхности!»

А я ему: «Джимми, на Луне слабая сила тяжести, между ногами и лунной поверхностью не может быть никакого сцепления, следовательно, не может быть и отпечатков подошв…»

А он свое талдычит: «Крупным планом американский флаг, гордо реющий на фоне бескрайней Вселенной!»

«Джимми, на Луне нет воздуха, следовательно, флаг не может гордо реять. Он должен тряпочкой свисать!.. Уберите вентилятор! Поднимите Нейла, в конце концов! Кто забыл в кадре бутылку?!»

По-моему, они бы и без меня прекрасно справились!.. Хорошо я отказался от того, чтобы мое имя упоминалось в списке авторов. Когда-нибудь обман-то раскроется — не может такая явная туфта не открыться! — и на фига мне отвечать перед начальством по полной программе?!

О-о, незабываемо!.. Мог бы я местность эту и сразу узнать — наверняка пролетали здесь на вертолетах… Америка!.. Ну слава подземным червям, что не Марс всё-таки!..

Стоп! А что за лифт непонятный?.. Мы, получается, землю насквозь пролетели? Как такое может быть?! И самому неразумному бесу ныне известно о почвенных слоях, магме, ядре, в районе которого температура достигает…

— Адик, — позвал меня Гаврила.

— Погоди…

А если лифт идет не насквозь, а под почвой? По периметру земного шара? Этакое метро — электричка из одного вагона, а не лифт?..

— Адик!

— Ну чего тебе? — откликнулся я, прерывая теоретические свои измышления.

— Ты, когда бывал в этих краях, ни с кем не ссорился?

— Я? Нет… Разок, правда, повздорил с Нейлом. У него съемка, а он распух от пьянки так, что в скафандр влезть не мог!.. Ну это рабочие моменты, обычное дело… А что?

* * *

…И как это им удалось так бесшумно выползти из-за валунов? Ни камешек под их мокасинами не скрипнул!

Гаврила откашлялся и заурчал, готовя плевок. Я поспешно принял боевую стойку, втайне надеясь грозным видом хоть немного отпугнуть противника. Вряд ли у меня это получилось…

Десять… Двадцать… Не менее полусотни смуглокожих парней в набедренных повязках с луками и метательными копьями наперевес медленно наступали на нас. Настороженные раскосые глаза опасно поблескивали. Матово темнели острые кремниевые наконечники копий. Прямо в лицо смотрели заточенные о камень, обожженные на огне острия стрел. Дубинки, сплетенные из гибких ивовых ветвей, с набалдашниками из массивных булыжников угрожающе покачивались в мускулистых руках.

— Какие-то диковинные басурмане… — прохрипел Гаврила, пятясь. — Как скоморохи…

Это он о раскраске воинов… Красные и черные цвета преобладают, значит, раскраска боевая! Ребята явно вышли на тропу войны — об этом говорят также орлиные перья, вплетенные в густые тугие косы.

— Адик, кто это?

— Индейцы, — уверенно определил я, — кто же еще?.. Интересно, как это такой толпе удавалось укрываться за в общем-то небольшими по размеру валунами? Они, наверное, комплектовались на манер фигурок из «тетриса»…

Воины наступали… Беззвучно и медленно… Хоть бы кто-нибудь сказал что-нибудь вроде: «Бледнолицые дьяволы! Ваши скальпы украсят вигвам вождя!» Тогда можно было бы завязать разговор по крайней мере… А чего они не стреляют? В секунду могут нас стрелами и дротиками нашпиговать!.. Приближаются и приближаются… Словно кто-то затягивает вокруг нас смертоносную удушающую петлю…

Что делать? Заговорить первым?.. Интересно, какой вопрос мог бы разрядить обстановку? «Простите, вы не подскажете, как пройти в Колуново? А то мы заплутали маленько…»

— Я готов! — шумно выдохнув Гаврила.

— К чему?

— Отплевываться!

— Не вздумай! — зашипел я. — В одного плюнешь — остальные сорок девять изрешетят нас стрелами!

— А я очередью!

— Не делай резких движений! Ребята нервничают, но держат себя в руках. Перевес явно на их стороне, а они боевых действий не открывают… Попробую поговорить с ними.

— А ты по-ихнему разумеешь? — удивился Гаврила.

— По-всякому разумею, — признался я. — Бес я или не бес в конце концов!

— А может, я их прокляну? Всех разом?

— На массовое проклятие ты еще не способен — уровень не тот. А по одному их щелкать — не выход…

Договорить я не успел. Стрела одного из воинов свистнула мимо нас в черный провал пещеры… Надеюсь, это не сигнал к общей атаке? Просто рука индейца напряжения не выдержала и сорвалась…

Как бы там ни было, Гаврила отреагировал молниеносно: щеки его вздулись и опали — воин, пустивший стрелу, кувыркнулся, отлетев на несколько метров.

Дикари взревели.

— Воины! — крикнул я, поднимая обе руки вверх. — Не с оружием пришли мы к вам, а с добрыми вестями! Мы — духи, наделенные таинственной силой, недоступной понимаю смертных! Колдовские чары карают тех, кто пытается причинить нам вред!

Гаврила вздрогнул и подозрительно покосился на меня.

— Как ворона каркаешь! — проворчал он.

— Не моя вина, что у них фонетический строй языка такой, — шепнул я ему и торопливо продолжил: — Желаем говорить с вождем рода вашего!

Воины остановились. Тетива на луках ослабла. Из авангарда выдвинулся высокий, гибкий как лоза парень, от своих собратьев отличавшийся большим количеством перьев в волосах и наличием на груди трехрядного ожерелья из волчьих зубов.

— Духи говорят! — возвестил парень. — Вождь рода койота Разящий Клык слушает духов!

Так, согласие на переговоры получено. И статус наш определен: духи мы, духи… А за кого они нас еще могли принять? Ох уж мне эти первобытные народы!.. Что же им говорить?.. От волнения все слова в голове моей перемешались… Ну не ожидал я, что среди американских индейцев окажусь, не успел подготовиться…

— Бледнолицые и краснокожие — братья навек! — наугад вякнул я.

Воины загудели, недоуменно переглядываясь. Разящий Клык растерянно подергал себя за косу и неуверенно проговорил:

— Духи со смертными брататься не могут.

— Вы что — бледнолицых ни разу не видели?

— Не… нет… — загомонили воины и смолкли, когда вождь махнул рукой.

Копыта и хвост! Как себя вести? За кого себя выдать — за духов или сразу за богов?.. На дворе у нас шестнадцатый век. Колумб уже открыл Америку или только подплывает?.. Вот не помню — в каком году он сюда прибыл-то?.. А если бледнолицые уже побывали в этих местах, оставив после себя не совсем приятные воспоминания? Или не побывали? Ну не спрашивать же мне у Разящего Клыка: «Не пробегал ли здесь Колумб? Такой — с усиками и бородкой — Христофором зовут?»

— Духи должны говорить! — поторопил меня вождь. — Воины должны знать, с чем духи прибыли на наши земли! Воины волнуются! Хау!

— Воинам не нравятся духи? — осведомился я, погладив себя по рожкам.

Люди рода койота коротко посовещались между собой.

— Воинам не нравится большой дух с пращой во рту, — отирая лицо, ответил за всех несчастный, которому досталось от Гаврилы.

— Терновый Сук говорит не из головы, а из сердца! — поспешно вставил вождь. — Разум не знает обиды, а сердце слепят страсти… Терновый Сук не хотел обидеть большого духа. Хау!

Гаврила, догадавшись, что речь идет о нем, обиженно нахмурился и демонстративно надул щеки. Терновый Сук юркнул за спины товарищей.

«А вождь совсем не простачок — даром что дикарь! — заметил я. — Дипломат… Чтоб им всем сгореть в адском пламени…»

— Что привело духов на Увэ-Йотанку? — спросил вождь.

— Куда?

— Увэ-Йотанка! — возвысил голос Разящий Клык и ткнул копьем в черную пасть пещеры. — Скала духов! Много дней пустует Увэ-Йотанка! Проклятые пиу-пиу, используя колдовскую силу Таронха, похитили дух Тависка. Теперь род койота остался без защиты! Великий и Таинственный отвернулся от нас! Хау!

Воины испустили протяжный вой, потрясая оружием, — видимо, так в здешних краях выражали печаль и уныние.

Ага… Пиу-пиу, очевидно, соседнее племя — явно не дружественное роду койота… А Таронха кто?

— Таронха — великий колдун? — уточнил я.

— Таронха — дух, которому поклоняются мерзопакостные пиу-пиу, — скривился Разящий Клык. — Разве духи не знают друг о друге?

— Ну… нас много. Всех не упомнишь. Текучка большая… А Тависка кто?

— Тависка — дух боевого койота! Тависка защищал род койота, пока проклятые пиу-пиу не похитили его…

— Чего вы там тары-бары разводите? — шепнул мне на ухо Гаврила. — Ты хоть знак подай — они на нас сейчас кинутся или немного погодя? Устал уже слюну во рту держать!

— Проглоти, — посоветовал я. — Всё не так плохо… Да, кстати, на будущее запомни: ты, Гаврила Иванович, дух.

— Я? — удивился воеводин сын. — Почему это?

— По кочану… Хорошо что они нас за духов приняли, а не за простых смертных. Смертного палицей по башке огреть не зазорно, а на духа руку поднять мало кто решится. Понял?.. Стой и молчи. И, пожалуйста, больше не плюйся без предупреждения!

— Погоди, а о чем разговор-то?

— Честно говоря, и сам пока не все понимаю… Дивные вещи говоришь ты, Разящий Клык, — громко сказал я, обращаясь к вождю. — Как смертные могли похитить духа?

— То мне неведомо, — вздохнул Разящий Клык. — Наверняка Таронха — дух быстроногой антилопы — помог пиу-пиу. Вот уже много дней старейшина Лу-Ву Разбитая Раковина не может говорить с Тависка! И Увэ-Йотанка — пустая и скорбная, как разбитое сердце! И воины пиу-пиу теснят моих людей с охотничьих угодий! И нет роду койота ни в чем удачи… Великий и Таинственный отвернулся от нас! Хау!

— Хау! — провыли воины, потрясая оружием.

— Опять орут, — проворчал Гаврила. — Адик, о чем говорите-то?

— У них с соседним племенем заварушка на астральном уровне, — объяснил я. — В пещере, откуда мы вылезли, жил ихний дух, которого похитил другой дух, которого попросили… ну плохие ребята.

— А мы здесь при чем?

— Оказались не в то время не в том месте, — пожал я плечами. — Хотя погоди… Положим, мы-то здесь случайно, а они? В полном воинском облачении в засаде сидели. Ждали кого-то!

— Наверное, сторожили место своего духа, — предположил Гаврила. — Мол, вдруг тот решит вернуться… Адик, ты лучше думай о том, как отсюда обратно выбраться. Ты что должен делать? По договору обязан помочь мне Оксану приворожить! А мы чем занимаемся? Прилетели невесть куда, с язычниками переговоры ведем… Пускай сами со своими духами разбираются!

— Хотелось бы узнать, — вкрадчиво спросил вдруг Разящий Клык, — вы духи какие?

— Ну, — замялся я, — такие… Обыкновенные. В общем, ничем особо не выделяющиеся.

— Духи зла или добра?

— Чего ты привязался?! — разозлился Гаврила, ни слова не понимавший из нашего с вождем разговора. — Шли себе спокойно девицу похищать, а тут волкодав! Мы побежали, провалились в колодец, потом я на пумпочку нажал, и железный ящик нас сюда прикатил! Мы вообще к вам не собирались! И нечего на меня глазищами сверкать! Хау? Или не хау?

— Непонятно говорит Большой Дух, — развел руками Разящий Клык, выслушав детину.

Из дальних рядов протолкался сухонький и вертлявый, как осенний лист, старичок, почти целиком завернутый в косматую бизонью шкуру — таким образом, что рогатая бизонья морда использовалась им как шапка. Старичок обхватил ручонками шею вождя и зашептал что-то ему на ухо, время от времени искоса поглядывая на нас. Дошептав, он исчез так же неожиданно, как и появился… Очень мне не понравился этот гном бизоний! Кто он такой вообще?!

— Старейшина Лу-Ву Разбитая Раковина! — зашептались воины, благоговейно кланяясь старичку.

Ну и имечко! Хотя и хуже бывают… У меня, например, когда-то был знакомый сантехник, которого звали Засорившийся Унитаз.

— Лу-Ву Разбитая Раковина сказал мне… — начал было вождь, но не закончил.

Мы так и не успели узнать, что именно сообщил Разящему Клыку этот Лу-Ву, потому что воины вдруг всполошились и загомонили так, что заглушили голос вождя. Я глянул по сторонам, не понимая, что так встревожило людей рода койота.

— Славные духи! — прокричал, пытаясь перекрыть общий шум, Разящий Клык. — Нет нам теперь ни от кого защиты! Гоним наш род по бескрайним охотничьим угодьям! Вступитесь за нас! Вступитесь, славные духи!! — завопил он, указывая копьем на окрашенную заходящим солнцем линию горизонта — там виднелась какая-то неясная точка. — Вот и Лу-Ву Разбитая Раковина говорит…

Я ничего не мог понять. Воины мельтешили на площадке у входа в пещеру, жалобно завывая. Некоторые побросали оружие и кидались то в одну, то в другую сторону, словно не зная, в каком направлении им лучше спасаться бегством… Массовое сумасшествие какое-то! Каждый второй простирал руки к небу, прося пощады. Те, кто не простирал руки, распластались на земле, явно готовясь к незавидной роли хладных трупов. Кажется, их насмерть перепугала злополучная точка…

— Всадник, — прищурившись, определил Гаврила. — Мужик какой-то на коне скачет.

Я присмотрелся — и правда: одинокий всадник неторопливо трусил к пещере Увэ-Йотанка. И чего в нем, интересно, такого страшного?.. Я взглянул на своего клиента.

Гаврила пожал плечами, глядя на то, как вождь безуспешно пытается поднять боевой дух своего народа. Разящий Клык метался по площадке, хватая то одного, то другого воина и охрипшим голосом орал им в лица о великой чести умереть в бою. Воин, пойманный вождем, даже не пытаясь скрыть нервную дрожь, неохотно соглашался погибнуть за вигвам своей семьи, но, как только вождь оставлял его в покое, снова начинал либо жалобно выть, либо заламывать руки в отчаянной молитве… Полнейшая деморализация!

А всадник тем временем подскакал довольно близко. Можно было уже рассмотреть, что это взрослый краснокожий мужчина, на выбритой голове которого болтался хохолок, очень похожий на оселедец запорожских казаков. Сзади держался за его набедренную повязку мальчик лет пяти.

Подъехав еще ближе, всадник оглянулся, сказал что-то мальчику, отцепил от пояса палицу и указал ею на столпотворение у пещеры. Мальчик весело рассмеялся. Мужчина ударил голыми пятками коня, и тот понесся вскачь. Половина воинов рода койота не вынесла этого зрелища и брызнула врассыпную.

— Презренные! — завопил, подпрыгивая на месте, Разящий Клык. — Остановитесь! Вместе мы сможем одолеть врага! И духи помогут нам! Обязательно помогут! Лу-Ву Разбитая Раковина, где ты? Терновый Сук, постой! Вспомни, что ты мужчина, в конце концов! Вместе мы непобедимы!

Старичка и след простыл. Куда он так резво успел спрятаться?

— Хватит! — прокричал, не оборачиваясь, улепетывавший во все лопатки Терновый Сук. — Дух Тависка оставил нас! Не будет счастья роду койота на этой земле! Буду искать себе новое племя! Надоело! «Вместе мы непобедимы…» Мой вигвам на краю селенья!..

— Они что, с ума посходили? — поинтересовался Гаврила. — Давай уж накостыляем тому мужику на коняге, чтобы бедных людей не пугал! А то жалко их.

— Погоди… — Я втащил за шиворот не в меру ретивого детину в пещеру. — Чего ты так раздухарился? От богатыря Георгия мало получил?.. Надо сначала разобраться, что к чему, а потом уже в бой бросаться. Ты понимаешь, что здесь творится?

— Нет, — честно признался Гаврила.

— Вот и я тоже. Значит, надо чуть-чуть подождать — пока хоть что-нибудь разъяснится. А потом посмотрим… Мне тоже, между прочим, этих несчастных жалко… Хоть они нас едва не укокошили…

— Ладно, — согласился воеводин сын, — мужик с отроком подскачут — мы с ним и поговорим. Он, кажется, здесь наиболее нормальный из всех… Ага, вот и он. Эй, земляк! — крикнул Гаврила, выступая вперед. — Дуй сюда, разговор к тебе есть!

Всадник, гикнув, пришпорил коня. Животное всхрапнуло, взвилось в воздух, перелетело через валуны и приземлилось точно напротив Гаврилы.

— Земляк! — снова начал тот. — Тут у нас такой вопрос возник…

— Эгей! — закричал всадник и, не обращая никакого внимания на сына воеводы, вытянул палицей подвернувшегося под руку воина из рода койота. Малолетка, державшийся за набедренную повязку всадника, заверещал от восторга и изловчился залепить пяткой Гавриле в нос.

— Ах ты нехристь! — обиделся воеводин сын.

— Молодец, Хитрый Скунс, — похвалил отпрыска всадник. — Расти хорошим воином. Сейчас папа тебе покажет, как надо поступать с врагами рода антилопы!

Всадник направил коня в кучку не успевших еще разбежаться воинов. Разящий Клык прыгнул наперерез, нырнул под лошадиную морду, подпрыгнул и ловко взмахнул копьем. Я уже мысленно поздравил мальца с новоприобретенным статусом сироты, но тут случилось нечто странное. Копье — как и рассчитал вождь — с силой ударило всадника в грудь. Но кремниевый наконечник разлетелся на мелкие осколки, будто ткнулся не в кожу, а в стену скалы! Древко переломилось надвое, а сам Разящий Клык, не удержавшись на ногах, упал на колени. Три или четыре стрелы из луков наиболее морально устойчивых воинов со свистом рассекли воздух и врезались заточенными и закаленными на огне остриями в спину всадника и… не причинив никакого вреда, рассыпались в щепы!

Всадник взвизгнул, свесился с коня и взмахнул палицей, явно намереваясь раскроить вождю рода койота голову…

— Встать, когда с тобой сын воеводы Степняка разговаривает! — гаркнул Гаврила, перехватывая взлетевшую палицу. — Если по-хорошему не понимаешь, сейчас я с тобой по-плохому…

Всадник дернул на себя палицу, но Гаврила держал крепко.

— Шали-ишь! — с дрожью в голосе протянул воеводин сын, отводя сжатый кулак противника.

Конь, дико заржав, взбрыкнул. Гавриле пришлось отложить возмездие и схватить животное за уздечку.

— Папа! — пискнул малолетка, точным ударом пятки поражая детину между глаз.

Мой клиент охнул, хватаясь за ушибленное место. Всадник, освободив свое орудие, решил больше не искушать судьбу. Ивовая палица свистнула в воздухе, и укрепленный на ее конце булыжник грохнул Гаврилу по макушке.

— Вот… гад… — медленно проговорил детина, грузно осев на землю.

— Молодец, Хитрый Скунс! — восторженно проревел всадник, пуская коня вскачь.

От полусотни воинов рода койота на месте схватки осталось только пятеро. Остальные бесстыдно разбежались. Разящий Клык, с трудом приподнявшись, отдал приказ. Пять стрел разбились о спину и грудь всадника. От этой атаки он только развеселился. Сопровождая свои действия напыщенными комментариями (наверняка предназначенными для собственного отпрыска), он скакал на своем коне меж валунов, отлавливая краснокожих воинов и награждая их увесистыми ударами дубинки. Это было похоже на игру в салочки, только вот роль «водящего» всадник явно никому не хотел уступать. Разящий Клык попробовал было еще раз достать врага копьем, но, получив серию ударов дубинкой по спине и голове, ушел в глубокий нокаут. Тут уж я решил вмешаться. В чужой монастырь, конечно, со своим уставом не лезут, но беспредела не терплю! К тому же за Гаврилу обидно — он, так и не очухавшись, сидел на земле, недоуменно ощупывая громадную шишку на макушке. — Смотри, Хитрый Скунс! — завопил всадник, собо удачным ударом отправляя подвернувшегося под палицу воина в полет через пару валунов. — Вот как надо расправляться с проклятыми врагами! Учись, тебе предстоит быть великим воином!

Я вышел из пещеры, подобрался к всаднику поближе и, улучив момент, прыгнул на круп коня. Получилось, как я и ожидал: почуяв нечистую силу в непосредственной от себя близости, конь испуганно шарахнулся и, дико заржав, встал на дыбы. И я, и паскудный малолетка, и его ретивый папаша посыпались на землю, как яблоки из мешка, а испуганный скакун помчался прочь, поднимая за собой клубы багровой пыли.

— Хитрый Скунс! — заверещал воин рода антилопы, вскакивая на ноги. — Сейчас ты увидишь, как твой отец поражает своей палицей злого духа, вызванного нечестивым колдовством врага!

Надо же! Догадался, что я не простой смертный, а всё равно уверен в победе! Какой самонадеянный малый… Ну, я тебе не Разящий Клык и даже не Гаврила! Хоть ты по каким-то непонятным пока причинам совершенно неуязвим, я тебя сейчас так отделаю, что все оставшиеся годы болезненной жизни своей будешь обучать своего придурка-сынишку не искусству войны, а мастерству бодрого улепетывания.

Устрашающе зарычав, противник бросился на меня. От первого замаха палицы я ушел довольно легко. Более того, поймал правую руку воина в захват, выбил оружие, а его самого отшвырнул метра на два.

— Хитрый Скунс, — прокряхтел воин, отдирая раскрашенное боевой татуировкой тело от здоровенного валуна, — злой дух оказался сильнее, чем я думал… Но сейчас я его сражу! — И с боевым кличем: — Да поможет мне Таронха! — он снова кинулся вперед.

Завидный пыл и на этот раз не помог воину. Гвоздить разбегавшихся соотечественников по черепам палицей, несомненно, легче, чем в рукопашной схватке справиться с бесом! Ко всему прочему, нападавший не имел ни малейшего понятия о навыках боя без оружия — он просто ревел, как раненый медведь, беспорядочно размахивал руками, лягался и норовил укусить меня за руку.

Пришлось провести излюбленный хук слева. Схлопотав в челюсть, воин покатился по земле и снова брякнулся на валун — да так неудачно, что, кажется, повредил себе руку. Минуту он сидел на земле, тупо рассматривая вывалившийся изо рта передний зуб, и потряхивал опухавшей на глазах рукой. Потом медленно стал подниматься.

Я огляделся. Разящий Клык стоял неподалеку и, разинув рот, наблюдал. Его люди, щедро украшенные синяками, ссадинами и шишками, выбирались из своих укрытий. Откуда-то появился старичок Лу-Ву Разбитая Раковина.

— Хитрый Шкунш, — прошепелявил покалеченный, но не потерявший присутствия духа воин рода антилопы. — Не бойшя! Злой дух шейчаш будет повержен!

— Может, хватит? — осведомился я. — Сдавайся добровольно в плен, обещаю лично рассмотреть прошение о помиловании… А то еще врежу. Ты ведь сам убедился, как трудно выбитые зубы сломанными руками собирать…

— Хитрый Шкунш! — завопил воин, левая рука которого свисала плетью. — Подойди поближе! Шейчаш ты увидишь…

Умный не по годам Хитрый Скунс бочком-бочком выбрался из гряды валунов и бегом припустил к линии горизонта. Бежал он быстро, и клубы пыли, поднимавшиеся за ним, были никак не меньше тех, которые оставлял за собой первым ретировавшийся с поля боя конь.

Наблюдая это зрелище, я едва не пропустил момент атаки — противник, неожиданно взвившись в воздух, летел по синусоиде прямо ко мне, целя ногой в глаз… Ну, адское пламя! Вот настырный тип!.. Надо заканчивать представление. Бес я сентиментальный, следовательно, слабонервный. Представил себе, как этот надоеда на перебитых конечностях, скаля обломки зубов, после очередного нокдауна ползет на меня в атаку, и понял: да, пора заканчивать.

Уклонившись, схватил воина за ногу и, раскрутив на манер спортивного молота, зашвырнул в том направлении, куда уже отступили конь и Хитрый Скунс.

— Помоги мне Таронха! — орал враг, в полете грозя мне кулаком. — Я еще вернушь!

 

ГЛАВА 2

Как и следовало ожидать, нас тут же объявили духами-заступниками. И, разумеется, пригласили в гости. Старичок Лу-Ву даже стянул с себя бизонью шкуру, и люди рода койота соорудили из нее волокушу для раненого Гаврилы. Детина, правда, немного оправившись от потрясения, устроил небольшую истерику, как только понял, что дикари собираются нас тащить невесть куда.

— Никуда я с этими подозрительными типами не пойду! — орал он, отступая к пещере.

Люди племени койота и мне, честно говоря, не очень понравились, но я рассуждал следующим образом: раз уж мы оказались в чужих землях, неплохо было бы обзавестись временным пристанищем и союзниками. И потом, не ночевать же под открытым небом в столь неуютном месте — среди голых камней и черепов! Ежу понятно, что нам следует искать пути возвращения, но не так вот сразу!

— Поживем, — уверял я Гаврилу, — увидим… А пока прогуляемся до ближайшего вигвама. Чего ты панику разводишь?

— Никуда не двинусь! — стоял детина на своем. — Пойдем обратно в пещеру! Может быть, туда этот самый… лифт вернется!

Я разозлился. Кто на пумпочки жал?! Из-за кого нас сюда занесло?! Дожидайся теперь этого лифта!

— Большой Дух чем-то недоволен? — вежливо осведомился Разящий Клык.

— Всё в порядке, — успокоил я его. — Тяжелый день, нервный срыв, мозговое сотрясение… Мы сейчас с глазу на глаз потолкуем, посоветуемся…

Я втащил упиравшегося сына воеводы в пещеру.

— Где твой лифт?! — спросил я, указывая в бездонную черную дыру шахты. — Ну где?

— Оксанушка… — стонал Гаврила. — На кого ж ты меня покинула?

— Не сходи с ума. Один-два дня промедления ничего не решают. Давай разберемся, что к чему, пообщаемся с аборигенами…

Гаврила, что называется, закусил удила:

— Ни с кем не желаю общаться! Обратно хочу! К Оксане! И точка!

— Ну тогда оставайся один! Жди лифта! А еще лучше — прыгай прямо в шахту. Может, где-нибудь на полпути и встретишься с ним.

— И прыгну!

— Прыгай!

— И прыгну! — Гаврила осторожно топтался вокруг ямы.

— Хватит дурака валять! Я понимаю, что ради своей зазнобы ты в лепешку расшибиться готов, но не в прямом же смысле!.. Впрочем, чего треплемся-то? Хочешь прыгать — давай! Меньше народа — больше кислорода! Истерики он тут устраивать будет! Гимназистка сопливая! Из всякого безвыходного положения всегда есть выход, не надо только голову терять!.. Ну?

Для пущего эффекта я грозно нахмурился и оскалил клыки.

Гаврила заглянул еще раз в бездну, плаксиво скривился, вздохнул и… отошел.

— Только обещай, — попросил он, — дня два или три… Не больше! И мы вернемся, да?

— Ничего не буду обещать, — отрезал я. — Думаешь, мне приятно оказаться вдруг у черта на рогах?.. Тьфу ты, нахватаешься от тебя… Не хнычь, ради псов преисподней, веди себя как подобает духу! Выберемся.

Гаврила вздохнул снова, позвал негромко:

— Оксанушка-а… — и смирился.

— Всё в порядке! — возвестил я, выходя из пещеры. — Духи опять с вами! Можете незамедлительно оказывать нам почести… В смысле — накормите, напоите, и всё такое прочее…

— Хау! — обрадовался Разящий Клык. Детину погрузили на волокушу. Пятеро воинов впряглись в нее и потащились на запад, по пути собирая смущенных дезертиров. Мы с вождем шли впереди. Воеводин сын, между прочим не так уж и сильно поврежденный, сначала отнекивался от высокой чести, предлагал свое место мне, как истинному победителю в бою, но я отказался: решил прогуляться рядом с вождем, прояснить, так сказать, кое-какие моменты.

— Рогатый Дух видел, как отвратительные пиу-пиу глумятся над родом койота? — вздохнул Разящий Клык.

— Не позволяли бы себя бить — не было бы к вам такого отношения!

— Рогатый Дух разве не слышал?! — взволновался вождь. — Род койота проклят во веки веков! У моих людей отняли защиту духов, а Таронха даровал ужасным пиу-пиу высшую защиту! Оружие воинов рода койота не может поразить воинов рода антилопы. Хау!

— Видел… Да, положеньице у вас незавидное…

— Мои люди в смятении! Малый ребенок из рода антилопы может обратить в бегство сотню воинов из рода койота!

— В племени этих самых пиу-пиу воспитание подрастающего поколения хромает, — высказался я, вспомнив, как малолетка Хитрый Скунс мутузил Гаврилу. — Разве можно поднимать руку на старших? Тем более — ногу!

— Много лун род койота вел войну с родом антилопы за места охоты. Но с тех пор, как похищен дух Тависка, Великий и Таинственный забыл о том, что на свете есть род койота. Пиу-пиу, да разразит их гром, нанесли нам у Черной лощины сокрушительное поражение. Из четырех сотен моих воинов осталось только двести человек. Мы потеряли право охотиться в прериях за Южным ручьем. Люди давно не видели бизоньего мяса. Проклятые пиу-пиу погнали нас дальше и отбросили в долину Духов, где высится Увэ-Йотанка. В долину Духов бизоны не заходят. Здесь есть гадюки да изредка встречаются койоты, но Великий и Таинственный жестоко покарает нас, если мы будет поедать своих предков…

— Ага, — поддакнул я, — тотемные животные…

— Что такое тотемные животные? — спросил со своей волокуши Гаврила после моего перевода.

— Большой Дух — не местный, — пояснил я вождю. — Он из другого… астрального района. С периферии. Поэтому многого не знает. Но могущество Большого Духа неоспоримо!

— О-о… — протянул Разящий Клык. — Все смертные, духи и боги знают, что различные племена произошли от различных животных. Наш прапрапрапредок — священный койот. Прапрапрапредок мерзких пиу-пиу — священная антилопа.

— Что он говорит? — заинтересовался детина. Я перевел.

— Вот дикари! — не удержавшись, фыркнул Гаврила. — Мы, например, созданы по образу и подобию Творца…

Вождь, почтительно склонив голову, слушал. Пришлось перевести.

— Истинно, истинно! Хау! — поклонился Гавриле Разящий Клык. — Вы же духи!

— А те, кто думает, что произошел от животных, — просто неучи и безграмотные олухи! — не унимался детина.

— Ты раненый? Вот и лежи, отдыхай. Между прочим, уважаемый вождь рассуждает на уровне великих мыслителей девятнадцатого столетия. Чарльза Дарвина, например, до которого тебе расти и расти… Грамоты не знаешь, а выпендриваешься!

Для убедительности я тайком показал Гавриле кулак, и он заткнулся… Впрочем, Разящий Клык всё равно не посмел бы оспорить мнение духа.

— Воинов терзает голод, — вещал вождь. — Мы кормимся корешками, которые собирают женщины, да рыбой, что ловят в ручьях дети. Мужчин, способных держать оружие, осталось всего полсотни. Род койота скоро прекратит свое существование!.. Сегодня я, Разящий Клык, воины и старейшина Лу-Ву Разбитая Раковина пошли к Увэ-Йотанке взывать к духу Тависка. Мы взывали, но дух не услышал нас. Тогда старейшина испустил долгую жалобу к небесам. Тогда Великий и Таинственный всё-таки вспомнил о нас…

— Да… — промычал я, понимая, к чему клонит вождь. — Не исключено, что всё еще изменится к лучшему. Время, знаете ли, непредсказуемо.

Разящий Клык просиял.

Я тут же пожалел о том, что не поехал на волокуше вместо Гаврилы. Жалко, безусловно, несчастных туземцев, но не становиться же мне их духом-хранителем взамен какого-то там Тависка, которого умыкнули коварные пиу-пиу! У меня своих проблем полно. Надо влюбить Оксану в Гаврилу, а для Пахом-Чика освободить Ахмета Медного Лба (если, конечно, клиент Пахом жив-здоров — в чем я сильно сомневаюсь). Надо наконец перелететь с одного континента на другой… Жалко — авиалайнеров еще не изобрели, было бы проще. А так — остается только экспериментировать с загадочным лифтом, забросившим нас сюда, пытаться достучаться сигналом SOS до конторы и надеяться на Вельзевула.

— …Два бизона лучше чем один бизон, — рассуждал тем временем вслух Разящий Клык. — Сразу два духа — гораздо лучше, чем один… Рогатый Дух, ответь мне, кто сильнее из вас: ты или Большой Дух?

— Ну тут как посмотреть, — замялся я. — Вообще, если без лишней скромности, я.

— О-о… Рогатый Дух, ответь мне, кто сильнее: ты или Таронха?

— Понятия не имею.

— Вам обязательно надо помериться силами, — назидательно проговорил вождь. — Очень важно знать: кто сильнее.

— Почему это — очень важно? — занервничал я. — Для кого — важно? Для меня, что ли?

Что это такое?! Вступился за несчастных, а они тут же тебя в кабалу определяют! Одно дело — принимать почести, совсем другое — тумаки и шишки, заступаясь за малознакомых личностей, первобытных к тому же. Откуда я знаю, сильнее я этого самого Таронха или нет? Я с ним не встречался. И встречаться не хочу! Почему я должен с какими-то там захолустными духами первобытно-общинных племен спарринг-бои проводить?! Таронха какой-то… Может быть, он такой дубина, что я с ним на одном татами какать не сяду, не то что драться!

— Рогатый Дух устал, — заметив мое неудовольствие, проговорил Разящий Клык. — Как придем в селение, Рогатый Дух отдохнет. Правда, еды у нас немного, но стоит немного потерпеть. Ибо сказал уже Рогатый Дух пророческие, слова: скоро всё изменится к лучшему.

Я шлепнул себя по лбу с досады. Кто меня просил трепаться пророческими словами?! Интересно, для местных духов ответить за базар — это дело чести?

— Род койота вернет себе охотничьи угодья! — выкрикнул Разящий Клык и, выслушав восторженное «хау!» своих воинов, добавил: — Рогатый Дух нам обещал!

— Конкретного обещания я никому, между прочим, не давал, — проворчал я. — А то, что с охотничьих угодий вас оттеснили, может быть, и не так уж плохо: развивайте земледелие, поднимайте целину, насаждайте культурные растения. Под лозунгом «К светлому будущему рабовладельческого строя!» спешно минуйте первобытно-общинную стадию и оцивилизовывайтесь быстрее прочих племен.

Разящий Клык явно не понял ни слова из того, что я сказал, но, видимо по причине хорошего воспитания, утвердительно закивал головой и произнес:

— Истинно так, истинно так. Хау!

— Хау-то хау, но куда мы, между прочим, идем?

— Рогатый Дух не увидит… Старейшина Лу-Ву Разбитая Раковина нашел место для селения людей рода койота. Место, где грязные пиу-пиу никогда нас не найдут!

Приглядевшись, я всё-таки заметил за очередной скалой-грибом узкую черную полоску, рассекавшую пересохшую землю. С каждым нашим шагом полоска ширилась, и очень скоро стало ясно, что впереди длинный овраг. Даже не овраг, а трещина в каменистой почве, напоминающая горное ущелье.

— И вы в этой дыре живете? — ужаснулся я.

— Увы, это так, — ответил Разящий Клык. — Лучи солнца совсем не проникают к нашим вигвамам, но жрец Потаенная Мышь, говорит, что тьма вовсе не опасна для моего народа — тьма может придавать силы.

— У вас и жрец есть?

— А как же! Потаенная Мышь — Слуга Духов…

Мы остановились у обрыва шириной в десяток метров, но порядочной длины — на глаз не менее полукилометра. Я заглянул вниз: отвесная стена терялась в беспросветных вечных сумерках… Неужели на дне этого разлома живут люди? Там ведь, наверное, холодно, сыро, промозгло и, конечно, ни зги не видно!.. Будь я нормальный бес — как Филимон, например, или тот же Франциск, — только обрадовался бы этому обстоятельству. Но подобные места меня никогда не привлекали. Куда приятнее жить под солнцем. Или рядом с жаркой печью, в которой не угасая горит яркое адское пламя, подпитываемое телам грешников…

Вождь, склонившись, издал протяжный вопль, смутно напоминавший вой голодного койота. Видимо, сей клич означал победу, поскольку снизу мгновенно полетели восторженные восклицания, вслед за которыми выпрыгнул моток бечевки, по виду — сплетенной из бизоньих жил.

Разящий Клык принял от одного из воинов копье, с маху вонзил его в землю и привязал к древку появившийся шнур. По нему легко скользнул вниз старейшина Лу-Ву Разбитая Раковина. Вождь вопросительно посмотрел на меня.

— Нет, нет, — замотал я головой, — духи потом. Сначала воины и вожди… А вы уверены, что бечевка не порвется?

— Воины настолько истощены, что их выдержит и паутинная нить, — вздохнув, признался Разящий Клык.

Пришлось мне снова демонстрировать бесовскую мощь. После того как все воины переправились на дно оврага, я прыгнул. В полете постарался сгруппироваться, чтобы не очень-то ушибиться. Бес ведь, как известно, словно кошка: хоть с девятого этажа рухнет — ничего ему не будет!.. Ну девятый не девятый, а этажей на пять глубина оврага тянула.

Воины зааплодировали после моего приземления. Я крикнул Гавриле, он сбросил вниз бизонью шкуру, которую тут же растянули вдоль стенки. Я держал один конец, а пятьдесят воинов — другой. Детина умудрился не пролететь мимо импровизированного батута, рухнул точно в центр шкуры и отделался несколькими ссадинами.

— Что ж вы лестницу не изобрели? — простонал он, поднимаясь на ноги.

— О чем беспокоится Большой Дух?

— Лестницу хочет, — сказал я.

— А что такое лестница? — поинтересовался Разящий Клык.

— Ну… такие… штуки, по которым можно лазить куда угодно. Деревянные бруски, гвоздями скрепленные.

— О! Мудрость духов вызывает трепет!.. А что такое гвозди?

— Ну, такие… железные штуки, которыми можно скрепить что угодно.

— О! Мудрость духов не знает границ!.. А что такое железо?

Гаврила беспомощно посмотрел на меня.

— Всему свое время, — прервал я культурно-просветительную программу. — Ведите! Где у вас вигвамы для утомившихся духов?

— Великой честью для меня будет принять духов в своем вигваме! — склонился в поклоне вождь.

Дальше мы двигались на ощупь. Надо сказать, мне всё меньше и меньше нравилось селение людей из рода койота: не то что солнца — вообще ничего в двух шагах не было видно! Под ногами хлюпала грязь и похрустывала какая-то гадость. Воняло ужасно! Даже Филимон, прошедший через чистку авгиевых конюшен, оказавшись здесь, точно зажал бы нос…

Впереди слабенько забрезжил свет костра… Интересно, где они для огня топливо берут?

— Поганенько тут у вас, — высказался Гаврила.

— Пусть духи простят смертных, — отозвался Разящий Клык. — Нам сначала тоже не нравилось жить здесь, но потом жрец Потаенная Мышь убедил всех, что и у такого пристанища есть хорошие стороны.

— Умный человек ваш жрец, — сказал я. — Мне с ним, между прочим, до зарезу хочется познакомиться.

— Потаенная Мышь сочтет за честь! Хау!.. Да, теперь мы знаем, что здесь не так уж и плохо. Ветер сносит в овраг весь мусор, который лежит на поверхности долины Духов. С восточных лесов долетают сухие сучья и обломанные ветви, а с южных ручьев — дохлая рыба, выброшенная на берег. Нам перепадают также трупы стервятников и прочих птиц… В голодные годы всё это очень кстати.

Я поежился: сдохнуть можно от такого существования!

— Потаенная Мышь говорит с ветром, и ветер отвечает ему, — добавил Разящий Клык.

— Долго еще идти? — спросил Гаврила. Судя по звуку его голоса, он старался дышать ртом.

— Уже пришли, — констатировал вождь.

— Называется: вот мое селенье, вот вигвам родной… — пошутил я.

— Где? — изумился Гаврила.

— Сейчас разожжем поярче костры, и будет светлее… — засуетился вождь. — А разве духи не могут смотреть сквозь тьму?

— Раньше могли, — ответил я. — Пока один кретин мой японский фонарик не уничтожил!

* * *

Гаврила остался в центре поселка у большого костра. Разящий Клык объявил начало пиршества. Женщины рода койота поднесли детине пригоршню корешков и крохотную пещерную мышь, зажаренную на палочке — судя по тому, как остальные воины вздыхали и с шумом втягивали голодную слюну, выделенная порция считалась здесь царским яством, спецпайком для особо важных гостей!..

Я от трапезы отказался. Отказался также и от великой чести поселиться в вигваме вождя, поскольку, как выяснилось, в тесной палатке из шкур квартировали помимо самого Разящего Клыка три его жены — изможденные женщины неопределенного возраста с белыми, словно рыбьи брюшка, лицами, — шестеро детей и три удивительно толстенных бабищи, по которым никак нельзя было сказать, что последнее время они жили впроголодь… Я поинтересовался у вождя относительно этих монстров, и Разящий Клык, состроив зверскую физиономию, прошипел:

— Это матери моих жен, разрази гром их головы!

— Тещи? — догадался я. — Все три?

— Все… Видишь, Рогатый Дух, какие жирные? Кровь мою пьют потому что!

— А… А где проживает ваш жрец?

— Вигвам Потаенной Мыши стоит на краю поселка. Выделить воинов, чтобы они проводили Рогатого Духа? Погоди, подкрепись немного, а я найду достойных провожатых…

— Сам дойду! — поспешно ответил я, отворачиваясь от рагу из рыбьих хвостов. — Не терпится познакомиться с тем, кто наделен даром общения с духами и богами.

Выбравшись из вигвама, я скорым шагом пошел в направлении, указанном вождем. Люди рода койота шарахались от меня, как от привидения, хотя они-то и были больше похожи на призраков… Нет, определенно, не нравилось мне это местечко! Надо найти жреца, потолковать с ним и… Дальше будем исходить из результатов разговора.* * *Вигвам жреца действительно находился на самом отшибе — в нескольких метрах от жилищ рядовых членов племени. С верхушки до полога обвешанный обрезками шкур, скелетами мелких зверюшек и дурнопахнущими амулетами из рыбьих пузырей, он напоминал новогоднюю елку какого-нибудь шизофреника-авангардиста.

Я помедлил у входа. Ради соблюдения приличий собирался постучать, но стучать было некуда: вокруг — лишь шкуры, тряпки и всякая дрянь… Несколько раз громко кашлянул, как это принято у некоторых азиатских народов, чтобы дать знать хозяину о своем присутствии, но никакого эффекта не добился. Нахально распахнуть полог и на правах всемогущего духа ворваться в помещение тоже не представлялось возможным, поскольку я никак не мог определить — где же, собственно, вход?.. Пришлось действовать наугад.

Сорвав несколько амулетов, я обнаружил потертую до безобразия волчью шкуру, сквозь дыры которой ясно посверкивал огонь. Шкура полетела вслед за амулетами, и я вошел внутрь.

Хозяина дома не было. Интерьер вигвама Потаенной Мыши заставил меня припомнить избушку бабки Заманихи. Те же пучки травы, свисающие с потолка, те же застывшие навечно, скукоженные от огня и ветра мумии рептилий… В центре, огороженный каменными осколками, горел огонь, неизвестно чем питаемый: прямо из сизого песка рос оранжевый цветок пламени — невысокий и ровный; свет его позволял плотным теням в углах вигвама дремать в неподвижности, а не колыхаться рваными лоскутами… Вокруг огня лежало несколько трупиков пещерных мышей, вокруг которых мерно гудели зеленые мухи…

Уловив чье-то присутствие за спиной, я вздрогнул. Испугался, надо сказать, и, должно быть от испуга, прямо с порога нахамил:

— Презренный смертный! Как смеешь ты, не достойный слизывать пыль с моих мокасин, играть в прятки?!

Огонь вспыхнул ярче, тени, шипя, словно кошки с подпаленными хвостами, скакнули вверх, обнажив углы.

— Это я в прятки играю?! — деревянным голосом осведомился сидевший у стены вигвама в позе лотоса пухлый полуголый мужичок, медноликий и раскосый, очень похожий на разжиревшего Будду. — Чтоб у меня хвост отвалился!.. Ты, Адик, совсем в последнее время поляну не сечешь! Ты где сейчас должен быть? В конторе сидеть, строгий выговор с занесением в личное дело переваривать, а не по континентам прыгать! Еле-еле отыскал тебя среди здешнего бедлама…

Я оторопел. Мужичок вещал совершенно механически, никак не интонируя фразы, — только крепко время от времени прищуривал глаза, обозначая таким образом завершение каждой мысли. Руки, уложенные на бедрах ладонями вниз, оставались неподвижными. Тело, скрученное в довольно неудобную позу, казалось, тем не менее абсолютно расслабленным…

Это и есть Потаенная Мышь? Какая мышь? Он, скорее, бурундука напоминает!.. Мужичок вроде бы и не дышал вовсе. Откуда только воздух брал для воспроизведения своей речи?

— Извините… — пробормотал я. — Уважаемый Потаенная Мышь… мы раньше встречались?

— Издеваешься, или как? Встречались… Ты у меня, кретин, в печенках сидишь уже!

— Знаете что, господин жрец, — обиделся я, — если мы и вправду знакомы — о чем, кстати говоря, память моя молчит, — то и этот факт не дает вам права фамильярничать!

— Да очнись ты, идиот! — проскрипел Потаенная Мышь. — Какой я тебе жрец, чтоб тебя разорвали псы преисподней?! Болван! Какого хрена ты полез в этот колодец?

Жутковатый диссонанс между механической речью — слова, будто неотличимые друг от друга кирпичики, выкатывались из его рта — и явно гневным содержанием сбивал меня с толку.

— А про колодец вам откуда известно? — удивился я.

— Тьфу, дубина! Ладно… Времени у меня совсем не осталось…. Очень далеко… — Речь стала потухать, спотыкаться. — Много сил… ушло… уходит… Адольф! Как друга… просил… сиди смирно и не бузи… предупреждал… Я тебе говорил! Георгия… не трогать! Близко не подходить…

— Филимон! — догадался я наконец, кто говорит устами жреца Потаенная Мышь. — Постой, как ты нашел-то меня?! Ты что…

«…имеешь какое-то отношение к межконтинентальному лифту?» — хотел спросить я, но тут же понял, что нечего и спрашивать: имеет Филимон к нему отношение, да еще и самое прямое!

— Колодец! — заорал я. — Ты еще спрашиваешь, какого хрена я в колодец полез?! А волкодава кто поставил во дворе вдовицы?! Думаешь, я не догадался, чья это работа?! Как мне отсюда выбраться? Как обратно-то?

— Нельзя обратно… Волкодава… чтобы ты, дурак, не шлялся, где не следует… Тебе… новое задание… непосредственно от капитана Флинта…

— У меня же есть уже задание!

— Забудь! Ты своим заданием едва не… Делай, как я говорю… И не бузи здесь… Удержись хоть на некоторое время от лишнего шума и несанкционированного перепрыгивания с континента на континент…

Будда Потаенная Мышь замолчал. С легким скрипом лысая голова его свесилась на жирную складчатую грудь. Всё.

— Вихревая лихорадка! — заругался я, прыгая через огонь и хватая жреца за плечи. — Не могу я здесь оставаться! Как это — не бузи?! Как не бузи, если я уже набузил тут так, что теперь и не расхлебаешь?! Вошел в конфронтацию с местными духами, принял — не по собственной воле, правда, — покровительство над племенем… Этот дурацкий Таронха, конечно, нанесет ответный удар, а мне что делать? Подставлять правую щеку?! Кажется, это фраза из инструктажа не нашей конторы, а конкурирующей! Да и не нравится мне здесь! Воняет!

— Кто тут? — пискнул, поднимая голову, жрец Потаенная Мышь. — Великие духи шутят со мной шутки?

Я был рассержен. О каком еще задании непосредственно от капитана Флинта Филимон говорил? Сути задания я ведь не знаю! Каким же образом его выполнить?

— Великий Тависка! — с ужасом глядя на меня, пробормотал жрец. — Ты забираешь меня к себе в царство мертвых? О, кого ты прислал за мной? Изыди, изыди!

— Заткнись! — окончательно рассвирепел я. — Тебя еще здесь не хватало, толстая сволочь!

Отреагировал на мои слова Потаенная Мышь довольно странно. Он икнул, скосил оба глаза к переносице, скривил рот, опять уронил голову на грудь и из такого положения заговорил хриплым прокуренным басом капитана Флинта:

— Оперативный сотрудник Адольф! Почему позволяете себе ругательства в адрес вышестоящего начальства?! Отставить!

Копыта мои сами собой соединись. Тело вытянулось стрункой, правая рука взлетела к виску:

— Никак нет! — рявкнул я. — Ругался, но на бестолкового жреца! То есть на оператора-консультанта!.. Слушаю вас, господин капитан!

— То-то же… — Голос Флинта стал мягче. — Отставить! Смирно!

Я вытянул руки по швам.

— Почему оказались в области, где не аккредитованы? — вопросил Флинт. — Что за самодеятельность?! Сгною! Почему по совету старшего товарища не вернулись в контору?!

Я начал было объяснять обстоятельства, заставившие меня… Но Флинт коротко выстрелил хрипло:

— Отставить! Начальству известно всё о вашем безрассудном поведении! Позволить клиенту манипулировать собой! Доберусь я до тебя, Адольф… Гауптвахта! Выговор! Штраф!

— Слушаюсь! — тоскливо ответил я. — Когда прикажете отправляться обратно в контору для отбывания наказания?

— Отставить контору! Гауптвахту еще заслужить надо! Адольф, слушай мою команду! За разгильдяйство и неподчинение приказам остаешься на периферии временным исполняющим обязанности духа Тависка, который пока отсутствует! Вопросы есть?

Вопросы у меня, конечно, были, но задавать их капитану Флинту стал бы разве что умалишенный или самоубийца. Что это, например, за ситуация такая ненормальная: дух — региональный представитель, куда-то подевался, начальству об этом известно, а мер никаких не принимается?! В общем, имелись вопросы…

— Никак нет! — бездумно рявкнул я. — Никаких вопросов! Так точно!

— И чтобы без самодеятельности! Конфликт, образовавшийся в результате отсутствия Тависка, урегулировать! В кратчайшие сроки и без шума! И без пыли!.. Отставить! Смирно! Распустились! Я т-тебе! Всё, отбой связи…

Я устало вздохнул. Что теперь делать? Пропадать, да? Почему я должен отчитываться за какого-то Тависка, которого и в глаза не видел? У капитана всегда так: кто под горячую руку попал, тот и отдувается… Но я же не обучен с духами сражаться! Однако — приказ… Не выполню — Флинт меня с потрохами сожрет! Уж я-то знаю его натуру. Если, конечно, Таронха не успеет первым… Нет, как же быть? Этот Таронха… добрый дух… наверняка сильнее меня… Дожидаться, пока он меня того, да?

— Таронха… — пискнул жрец Потаенная Мышь, снова оживая. — Сожрет… Таронха!

Лицо его ожило, еще минуту назад пустые глаза наполнились ужасом. Потаенная Мышь рванулся из моих рук, стремительно и не без риска для целости собственных нижних конечностей ломая позу лотоса:

— Всемогущий Таронха пришел, чтобы сожрать мою душу! — писклявым голосом турецкого евнуха возвестил на весь вигвам жрец, оценивая перепуганными глазками мои рога. — О дух Тависка, зачем ты меня покинул! О Таронха, почему именно меня? Я ведь не старейшина и не вождь!

Очухался наконец… Вообще-то ему не позавидуешь. Только что исполнял роль приемника для передачи сообщения от одного беса другому, а когда заблокированное сознание немного оттаяло, ощутил себя в плену враждебного своему племени духа.

— О Таронха, даруй мне жизнь! — визжал Потаенная Мышь, припадая к моим копытам. — Между прочим, вождь Разящий Клык гораздо главнее меня! И старейшину Лу-Ву Разбитую Раковину все люди слушаются. А я что? Просто мелкий колдунишко… Позволь проводить великого духа к вигваму вождя?

— Цыц, перебежчик! — гаркнул я, чтобы остановить истерику. — Встать на ноги, когда со старшим по чину разговариваешь! Я тебе покажу, как своих предавать! Всё расскажу духу Тависка… если он, конечно, объявится когда-нибудь…

Жирная блестящая спина, извивающаяся у моих ног, замерла. Кажется, от страха пот на коже жреца мгновенно высох. Он поднял голову, минуту с открытым ртом смотрел на меня, а потом шумно сглотнул и отполз в угол.

— А я никого не хотел предавать, — неуверенно объявил он оттуда. — Просто хотел воплотить… коварный план.

— Рассказывай… Удостоверение оператора-консультанта на стол! То есть мне в руки!

Потаенная Мышь резво поднялся на ноги и сорвал со стены кусочек выскобленной шкурки лосося. «Предъявитель сего действительно является…» — прочитал я знакомую формулировку. Та-ак…

Так! Род койота находится под особым патронажем конторы, если ему персональный оператор-консультант выделен и дух — региональный представитель!.. Как же контора могла допустить, чтобы племя, за которое она в ответе, дошло до жизни такой? Духа-покровителя похитили, воинов пинает среди бела дня каждый, кому не лень!..

Ну понятно, что далеко от центра, понятно, что периферия времен, понятно, что контора хоть и считается всемогущей, но за всем творящимся на белом свете уследить не может… Всякое дерьмо случается — никуда от этого не денешься… А кто за всё должен отвечать? Я? Почему я? Только потому, что уехал на проклятом лифте на другую сторону земли?..

Ну почему же судьба мне такая печальная предначертана?! Нарвался на капитана Флинта… Ну почему же в тот момент, когда дурацкое это перемещение случилось, дежурил не кто-нибудь другой, а именно Флинт?! Свалил на меня все проблемы, в том числе и те, к которым я никоим образом не причастен, и теперь не слезет, пока жив буду… Хорошо еще, что не заставили Тависка искать, разбираться и примерно наказывать его похитителей. А то бы сразу — ложись и помирай!.. Что теперь со мной будет? Что будет-то теперь?

— И что мне теперь будет? — проскулил из своего угла жрец.

Я мотнул головой. Мозги прямо разрывались от обилия мыслей. А тут еще этот пухлый…

— Я не виноват, — захныкал Потаенная Мышь. — С самого утра, как обычно вот уже много дней подряд, безуспешно взывал к духу Тависка, — указал он на странное, похожее на кусок стекла, пламя в центре вигвама, — и тут в моей голове зазвучали голоса духов. Духи приказали мне забыть себя и открыть свой разум. Я покорился, а когда снова стал собой… Скажи мне, Рогатый Дух, ты прислан на замену похищенного Тависка?

Опять Рогатый Дух! Окрестили… Не могли дать более поэтическое имя!

— Прости меня, Рогатый Дух, — плакался жрец. — С тех пор как исчез Тависка, работы мне совсем не стало. Раньше многие приходили искать путь обменять свою душу на исполнение сокровенного желания, а сейчас у всех людей рода койота одно желание — пожрать. И они рады были бы продать души, но продавать некому! Пропал дух Тависка, пропал совсем!

— Значит, ты сейчас в вынужденном отпуске? Понятно… Может, пока тебе всё равно делать нечего, прояснишь немного мне ситуацию?

— Всё что угодно — для любимого Рогатого Духа! — истово выговорил Потаенная Мышь, становясь на колени. — Только не сообщай высшим духам… о моем коварном плане!

— Это ты про свое желание слить вождя и старейшину? Ладно, все мы грешны, не буду в контору докладывать. Начнем. Кто такой Таронха?

— О, Таронха — это внук Атае, богини холода и мрака.

— А Тависка?

— Тависка — родной брат Таронха.

— Так они еще и близкие родственники? Чего ж братья не поделили, если один другого похищает?

— Это долгая история, — Потаенная Мышь прикрыл глаза, — ее знают только жрецы, и никто больше…

— Давай, давай, рассказывай, не ломайся.

— О, конечно, любимый Рогатый Дух! В незапамятные времена Таронха и Тависка с разрешения Атае стали создавать охотничьи угодья на много птичьих перелетов вокруг…

— Стоп, стоп… Мне никто не говорил, что Таронха и Тависка — боги-творцы. Я их вообще-то считал обыкновенными духами.

— Дослушай до конца, о Рогатый Дух! Мир уже был создан до появления близнецов. Они лишь населяли земли тварями, воздвигали скалы и леса…

— Косметический ремонт, так? Понятно, продолжай.

— Дивны слова твои, Рогатый Дух… Таронха создал леса, Тависка создал Угу — духов лесных пожаров. Таронха создал скалы, Тависка населил их ядовитыми пауками и гадюками. Таронха создал антилоп и бизонов, Тависка придумал волков, койотов и рысей. Таронха дал жизнь Великой Антилопе, от которой пошел весь род людей пиу-пиу, а Тависка создал Великого Койота… И увидел Таронха, что Угу пожирают леса, что из-за обилия гадюк и пауков скалы необитаемы и мрачны, что волки и рыси убивают антилоп и бизонов, а пиу-пиу бегут в ужасе от воинственного клича людей рода койота. И разгневался Таронха на своего брата. И была битва. И Таронха победил своего брата и навсегда запер его в скале духов Увэ-Йотанка.

— Ничего себе! — возмутился я. — А мама куда смотрела, когда дети ее собачились? Неужели нельзя было обоих отшлепать и развести по углам?.. Кое-где за такие штучки матерей родительских прав лишают!

— Богиня Атае не дала Таронха убить Тависка, — заметил Потаенная Мышь. — Атае сказала: нет антилоп без волков и койотов. Нет скал без ядовитых пауков и гадюк. Не бывает бескрайних лесов без духов Угу — иначе леса заняли бы все угодья охоты и бизонам не было бы где протаптывать свои тропы… Тависка остался на земле, но не мог отдаляться от Увэ-Йотанки и долины Духов. Род койота разделил его участь.

— Всё равно несправедливо, — высказался я. — Как это так: один на коротком поводке сидит, а другой бродит, где ему заблагорассудится? Почему бы и Таронха не приткнуть куда-нибудь?

— Атае потребовала с Таронха и Тависка обещание жить в мире между собой. Таронха пообещал, а Тависка, переполненный жаждой смерти и разрушения, не оставил мыслей о мести. Набирая силу в скале духов, он стал всё дальше и дальше забираться в земли, которыми владели Таронха и род антилопы. И настали дни, когда духам было угодно, чтобы родился я, Потаенная Мышь. Как и мой отец, я почитал Тависка. Жертвы, приносимые духу, становились всё больше и больше. Были дни удачной охоты, когда сразу десяток людей пиу-пиу отправлялись окропить своей поганой кровью камни Увэ-Йотанка. И Тависка стал таким же сильным, как был когда-то. А Таронха, запретивший приносить себе человеческие жертвы и довольствовавшийся лишь растительной пищей, ослаб. И настал момент, когда вышел Тависка из узилища Увэ-Йотанки. Богиня Атае была уже очень стара и не могла помешать ему. И тогда повел он воинов рода койота мстить за свою обиду. И наши копья и стрелы собирали кровавую дань с отвратительных пиу-пиу. Мы опустошали их вигвамы, убивали их жен и детей… О! — Жрец Потаенная Мышь раскраснелся, охваченный вдохновенными воспоминаниями. — У Тависка было много крови для восстановления сил; у воинов рода койота было много еды и много пленных для веселых игрищ и забав. О! Реки крови и сонмы стонов! Но горе нам! Таронха взял хитростью то, что не смог взять силой! Он собрал остатки воинов пиу-пиу и подло похитил ничего не подозревавшего Тависку! Великий и Таинственный не послал нам знака, предупреждающего об опасности. Тависка бесследно исчез. Возрадовавшийся Таронха наделил гадких воинов пиу-пиу своей силой, и наше оружие с тех пор не может причинить им вреда. Настали темные времена для людей рода койота…

— Дальше можешь не рассказывать, — прервал я жреца. — Остальное я слышал. Роду койота изрядно напинали мерзкие пиу-пиу… Интересно, почему вождь не рассказал мне предысторию про реки крови и сонмы стонов? А я-то уж было пожалел вас, несчастных… Оказывается, сами виноваты!

— О Рогатый Дух! — в ужасе завопил Потаенная Мышь, снова бросаясь на колени. — Скажи мне, кто ты? На чьей ты стороне? Служишь ли ты Таронха, или пришел на помощь Тависка? Ты пришел из Большого Вигвама, ты сумел прочитать мою уму-уму, но рассуждаешь ты как Таронха!

— Какую еще «уму-уму»? А, удостоверение… Ну да, я из Большого Вигвама, то есть из конторы. Таронха не видел ни разу — как, впрочем, и Тависка…

— Какой-то странный ты, Рогатый Дух… — пробормотал Потаенная Мышь.

Я поморщился. Сразу вспомнились слова вредной бабки Заманихи: «Какой-то ты, батюшка, не такой… не настоящий бес…» Ну уж какой есть! Виноват я, что таким уродился?!.. Не люблю этих операторов-консультантов! Как специально отбирают таких, кто попаскуднее, повреднее, поподлее! Короче говоря, чем характер человека больше похож на бесовской, тем лучше…

— Но ведь ты злой дух? — с надеждой спросил жрец. — Все, кто приходит из Большого Вигвама, — злые духи, покровители рода койота.

— Злой дух, — подтвердил я. — Кем же еще может быть бес, как не злым духом?

— Рогатый Дух поможет роду койота победить пиу-пиу? Рогатый Дух сокрушит Таронха? Рогатый Дух найдет Тависка?

— Рогатый Дух прилететь не успел, а его уже… за рога и в стойло! Ты же сам слышал, что мне коллеги мои рекомендовали — исполнять обязанности, в конфликты не вступать… Без шума и пыли, короче говоря… И не собираюсь я Тависка искать — это не в моей, так сказать, компетенции… Впрочем, ты не мог ничего слышать — ты же роль приемника исполнял… Тем более тайна!.. Короче, Потаенная Мышь, я подумаю. В сути конфликта разобраться надо, то есть и противоположную сторону выслушать…

— Рогатый Дух будет разговаривать с Таронха? — округлил раскосые глаза жрец.

— А почему бы и нет? Я пока — нейтральная сторона. А то, что одного из воинов пиу-пиу отмолотил, так он первый начал!

— Род койота одержал победу над родом антилопы? — умилился Потаенная Мышь. — Я еще не слышал этой новости. Победа! Впервые за долгое время! Слава Рогатому Духу! Победа!

— Победа, — подтвердил я. — Если можно так назвать скоротечную схватку между полусотней воинов и одним-единственным противником… Ладно, проехали… Зачем я, бишь, к тебе зашел-то? Ага, связаться со своими… Ну, оказывается, меня уже ждали… Пойду я, Потаенная Мышь, потолкую со своим товарищем. Он в вигваме вождя остался.

— Товарищ Рогатого Духа — тоже дух?

— Еще какой!

— О! Какой счастливый день для рода койота! Сразу два духа! Ну уж вдвоем-то вы точно уничтожите Таронха! И снова настанут для нашего племени счастливые времена!

Я счел за лучшее промолчать.

— А иначе как же? — заметив неладное, решил прояснить ситуацию жрец. — Если не упредить, Таронха нанесет ответный удар! Надо действовать быстро, пока он не оправился!

«Тьфу ты, напасть, — подумал я. — Вот и ввязался… И на Филимона обижаться нечего. Не он же на самом деле натравил на меня капитана! Может, отсидеться здесь, пока дежурство Флинта не закончится? Может, этот Тависка и не особо нужен тут? Подумаешь, какой-то дух паршивый… Нормальный сотрудник не допустил бы, чтобы его похитили! Вдруг он сам найдется? Пока наверху разберутся, я вернусь и быстренько завоюю для Гаврилы Оксану. Выполню условия договора и отправлюсь домой — отдыхать…

Хотя отсидишься здесь, пожалуй! Эти первобытные духи страсть как агрессивны! Таронха мне быстренько мозги вправит… Да и задание я получил новое… важное… — Тут я ощутил нечто вроде гордости за то, что мне — обыкновенному оперативному сотруднику — поручили задание, которое под силу только бесу — секретному агенту. — Пожалуй, надо войти в контакт с этим самым Таронха и намекнуть ему на то, что я — штатный оперативный сотрудник преисподней: дескать, повредив мне, он тем самым большие неприятности от моей конторы заимеет! И за похищение духа — регионального представителя Тависка при исполнении служебных обязанностей ответит, вот!.. Таронха ведь добрый дух — с ним можно попробовать договориться. Мол, всё что было — недоразумение, занимайтесь своими местными делами, я тут ни при чем… А наши пускай высылают десант бесов особого назначения и освобождают незадачливого Тависка. Не я же буду этим заниматься, в конце концов! Среди начальства не одни только дуболомы капитаны Флинты работают — есть и здравомыслящие бесы!.. Построим себе с Гаврилой двухкомнатный вигвам где-нибудь подальше и будем мирно поживать, пока контора со мной не свяжется и не вытащит меня отсюда… Да, именно так… Но сначала — тихо-мирно, как и обещал Флинту, без шума и пыли поговорю с Таронха. Он — добрый дух, значит, выслушает цивилизованно. Это без вести пропавший Тависка в ответ на подобное предложение, наверное, просто откусил бы мне голову…»

* * *

Подумаешь — дух!.. Духи — покровители первобытных народов в бою, может быть, и страшны, но по части интеллекта не далеко ушли от опекаемых ими дикарей (всем известный факт, между прочим). Обвести их вокруг пальца проще, чем слепому нищему пуговицу вместо монетки подсунуть!.. У Филимона богатый опыт общения с такими. Он мне рассказывал, как японскому духу Ебосану, который в обличье красного перца совращал кореянок, в постель подложил турецкого духа воинствующей добродетели Хмота, прозванного за усердие в работе «фабрикантом евнухов». А еще он злобного Хараппу, любившего образ единорога и терроризировавшего местных жителей, подманил морковкой к логову Кали, которой пообещал новое ожерелье из зубов… Прорвемся, одним словом. Бес я или не бес? Уж втереться в доверие и я умею…

После вигвама Потаенной Мыши желание выбраться из смрадной дыры на земную поверхность усилилось многократно. Отвесные стены, покрытые копотью, уходили вверх — туда, где в ночном небе свистел ветер. Мрак прилипал к коже, как промасленная одежда. То тут, то там полыхали костры, всюду плескался горький дым, а полуголые люди как бесшумные призраки шмыгали туда-сюда… Настоящий ад — сказал бы кто-нибудь, кто о настоящем аде не имеет ни малейшего представления.

Нет уж, в аду много приятней! Там, между прочим, порядок, покой и железная дисциплина! Чистота, простор… Конечно, в пыточных казематах или, скажем, на гауптвахте несколько мрачновато, но в целом… По крайней мере никто не скулит в несколько голосов (здесь, кажется, этот скулеж победной песней зовется!), никто не жарит на кострах вонючую гадость, никто не носится в темноте с истошными воплями, не натыкается на тебя двухцентнеровой тушей и не сбивает с ног…

— Огненные вихри… — простонал я, поднимаясь. — Ты что, пещерных мышей обожрался? Прыгаешь как оголтелый…

— Адик! — зашептал Гаврила, хватая меня за руки. — Я тебя искал, искал… Давай выбираться отсюда! Скорее!

— Поразительно. Я только что сам думал, как бы побыстрее из этой помойки выбраться… Мне, между прочим, надо с Таронха кое-чего перетереть.

— С кем? А-а… Ой, не годится нам лезть во всё это… Пиу-пиу, которые у пещеры напали, конечно, козлы, но эти вот… люди койота — еще хуже! Пока тебя не было, трое воинов притащили того дикаря… ну которого ты на небо закинул. Оказывается, пошли по направлению и нашли его — он без чувств на камнях лежал. Как еще концы не отдал, сердешный? Ведь так грохнулся!

— В плен, значит, взяли? Для выкупа?

— Н… нет. Я так понимаю, здесь пленных ради выкупа брать не принято. Вождь мне трещал на своем басурманском языке, а потом на пальцах объяснил… Адик! Ты — бес, но душа у тебя человеческая, добрая…

— Но-но! — сплюнул я трижды через правое плечо. — Не заговаривайся! Чего доброго, оператор-консультант услышит — настучит начальству… Так в чем дело-то? Попался им пленный — и?

Гаврила замялся.

— Срамно говорить, — шмыгнул он носом. — Они того… этого… Ну, мышей да гадюк им, видно, жрать надоело… Вот они и… Одним словом — сожрут живого человека сейчас! Представляешь?! Выручать надо!

Я машинально похлопал себя по карманам. Сигареты давно закончились. А самое время перекурить бы… Наверняка у Разящего Клыка или у Потаенной Мыши есть зелье для трубки мира, но стрелять у них табачок неохота…

Как так — съесть?! Ну и нравы!.. А мне поначалу дикари эти даже понравились: несчастные, разобиженные… Теперь понимаю Таронха. Этого Тависка давно надо было похитить, а его подопечных отдать на перевоспитание другому духу — менее злобному!.. А мне-то что делать? Если сейчас этого гаврика сожрут, то ничем тогда перед Таронха я не оправдаюсь! Никакого нейтралитета не получится. Война тогда неминуема. И лупить в первую очередь по мне будут — как по самому сильному… А я в этом временно-пространственном периоде вообще не аккредитован! Когда разбираться начнут, капитан Флинт меня же козлом отпущения и выставит, а сам чистеньким останется. Тут не выговором пахнет, а увольнением! А то и вовсе трибуналом!

— И что делать? — тоскливо спросил Гаврила. — Я, сын воеводы Ивана Степняка, никак не могу в таком богопротивном деле участвовать! Мы в съедении дикаря больше всех виноваты и будем.

— Почему?

— Да потому что если бы не мы, этот пиу-пиу накостылял бы койотам да и смылся. И ничего бы не было!

— Резонно, — ответил я. — Значит, просто идем и требуем свою добычу на законных основаниях!,

— Эх, — вздохнул воеводин сын, — ты бы видел, как они там прыгают от радости! Женщины пляшут, дети песни поют! Разящий Клык вообще как будто свихнулся! Когда воины пленного притащили, он полчаса хихикал — слова сказать не мог!.. Они же сколько времени гадостью всякой питались! В кои-то веки подвалил им нормальный кусок мяса, и тут же кто-то объявится отнимать?.. Боюсь, всем кагалом на нас навалятся, даже если мы лишь намекнем им на отсрочку пира. И не посмотрят на то, что мы — духи… Я вот чего подумал, Адик: они же все тут дикие как не знаю кто! Ты бы сотворил зверя пострашнее — они бы и разбежались по углам. А мы тогда спокойно уведем пленного.

— Сотворил?! Забыл, что ли: я по твоей милости теперь колдовать не могу! Опять мне позориться?!

— Ну это если б ты совсем не мог… А так — какую-нибудь зверюшку-то сделаешь, небось.

— Ладно, — подумав, согласился я. — Пробую один раз. Если не получится, переходим к другому плану.

— К какому? — поинтересовался Гаврила. Этого я не знал.

— Тогда хорошо постарайся, — кивнул отрок. — И вот что… Ты страшных заморских тварей колдовал, а получались безобидные уродцы, так? Попробуй теперь кого-нибудь совсем обыкновенного… Корову там или лошадь… Вдруг у тебя вместо них Змей Горыныч выйдет?.. Если сорвется, отходим к стене. Просто так не дадимся! Биться будем! Я — на дальних позициях, а ты — на ближних.

— А почему не наоборот? — возмутился я.

— Ты в рукопашной силен, а я плевбой и проклятиями на расстоянии поражать их буду.

— Ладно, — принял я наконец решение. — Но сначала всё-таки попробуем добрым словом на дикарей воздействовать. Кровопролитие пока откладывается.

* * *

Когда вспыхнул первый факел, я оторопел. При слабом свете ясно можно было различить ворочавшегося у вигвама вождя самого натурального мамонта! Чудище, видно, было оглушено мгновенным перемещением из своего времени и поэтому никаких активных действий не предпринимало.

— Получилось! — выдохнул бледный и чуть живой от страха Гаврила. — Адик… кто это?

— Не сипи, — не отрывая взгляда от мамонта, проговорил я. — Люди койота не должны знать автора этого произведения. — Сейчас они напуганы, а когда оклемаются…

— Они напуганы? — спросил Гаврила.

Я посмотрел по сторонам и увидел, что дикари ведут себя странно. Воины, переглядываясь, топтались на месте, но страха в их глазах не было нисколько. Старейшина Лу-By Разбитая Раковина, оставив в покое пленника, глазел на невиданного зверя. Вождь Разящий Клык механически двигал челюстями, забывая утирать слюну, обильно сочившуюся из его ротовой полости. Женщины вытащили из-под лохмотьев одежды миски и ножи…

Первыми пришли в движение номенклатурные тещи. Отпихнув вознамерившегося опередить их Тернового Сука, они друг за другом стали карабкаться на громадную, поросшую рыжей шерстью спину доисторического животного.

— Чего же они не бегут-то? — ничего не понимая, пробормотал я. — Почему не вопят от ужаса?.. Спасайтесь, кто может! — крикнул им и отпрыгнул в сторону. — Эй, чего застыли?! Спасайся!

— Спасайся! — раздался в ответ вопль вовсе не на индейском наречии. Это у Гаврилы не выдержали нервы.

Не позабыв выдернуть из земли столб, к которому был привязан пленник, воеводин сын в три длинных прыжка нагнал меня. На него никто не обратил внимания. Вождь равнодушно глянул на Гаврилу, утаскивавшего на спине несостоявшийся ужин, перевел взгляд на мамонта и завизжал:

— Еда!!!

Это был сигнал к действию. Мы с Гаврилой понеслись во все лопатки, и правильно сделали: иначе бы нас просто затоптали!.. Через секунду мамонт исчез под грудой копошащихся коричневых тел. Взвились в воздух полсотни копий и стрел. Несчастный мамонт успел только тоскливо протрубить хоботом, прощаясь с жизнью.

Мимо нас с выпученными глазами пробежал Потаенная Мышь. В руках у него была большая миска и нож, которым на бегу жрец проделывал короткие резкие движения — будто нарезал хлеб для предстоящей трапезы.

Добежав до противоположного конца ущелья, мы остановились. Никто за нами не гнался, так что выбирались мы без спешки, осмотрительно. Поднатужившись, я выбросил наверх сначала пленника, всё еще привязанного к столбу, потом Гаврилу. Отрок развязал пиу-пиу и спустил мне бечевку.

Поднявшись на ноги и отряхнувшись, я глянул вниз. Овраг кипел, точно котел на огне! Громкое чавканье заглушало победные крики. Надо думать, никто из людей рода койота не стал дожидаться, пока мясо приготовят: сожрали мамонта сырым… Нет, скорее даже — живьем, не дав ему спокойно окочуриться.

— Фу-у… — проговорил Гаврила, вытирая со лба пот. — Никогда больше не буду ни за кого заступаться! Выручили, понимаешь, ребят, а они на поверку оказались душегубами настоящими!.. Да и этот, — он пренебрежительно ткнул пальцем в бывшего пленника, который, сидя на земле, разминал затекшие ноги, — наверное, сволочь — не лучше тех людоедов…

— А зачем ты его тогда спасал? — спросил я. — Мне, честно говоря, не до него стало, когда мамонт нарисовался. Как ты сообразил-то?

— Да как… Само собой получилось… Я, знаешь, подумал, что если они на нас всё-таки навалятся все вместе, то столбом в свалке удобнее будет отмахиваться. А про дикаря… и не вспомнил… Вот и хорошо, что спас! Богопротивное дело предотвратил! А теперь пусть идет на все четыре стороны.

— То есть как это — на все четыре стороны? А где мы с тобой ночевать будем — об этом подумал?

— Нет, — честно признался детина. — Не подумал. Я о том сейчас подумал, что его соплеменники наверняка такие же ужасные дикари, басурманы и людоеды, как и те, от которых мы едва ноги унесли. А может быть, даже и хуже. Как они детей воспитывают — это уму непостижимо! Да чтобы у нас в селе какой отрок на старшего руку поднял — не бывало такого никогда!

— Промашки у всех случаются, — успокоил я разволновавшегося клиента. — Тем более что они нас за людей рода койота приняли. А с койотами здесь церемониться не принято. По той причине, что койоты ни с кем не церемонятся.

— Кто вы, храбрые воины? — подал наконец голос пленник. — Духи вы или смертные?

— О, забормотал, — проворчал Гаврила. — Что он говорит?

— Интересуется, кто мы.

— Сам, что ли, не видит? Духи мы. Большой Дух и Рогатый Дух.

— Мы — духи, — сообщил я пленнику.

— Кленовый Лист сразу понял, что только духам под силу справиться с пиу-пиу, защищенным мощью Таронха!

— Его Кленовый Лист зовут, — поделился я с Гаврилой новостью.

— Злые вы духи или добрые? — продолжал пленник.

— Сложный вопрос, — попытался выкрутиться я. — Вообще, конечно, по определению, злые. Ничего не поделаешь — работа такая. Но можем быть и добрыми.

— Разум мой стонет не в силах решить загадку! — всплеснул руками Кленовый Лист. — Если вы злые духи, почему освободили меня? А если добрые, что делаете среди воинов рода койота?

Я задумался. Если честно, не до того мне было сейчас, чтобы напрягать мозги для объяснения своих действий. Но сказать-то что-то требовалось.

— Значит, так, — отрезал я. — Прибыли мы издалека — специально, чтобы поговорить с Таронха. Дело у нас к нему… А к людям рода койота попали случайно.

— Рогатый Дух и Большой Дух хотят говорить с Таронха? — удивился Кленовый Лист.

— Истинно так, — ответил я. — Хау.

Кленовый Лист в нерешительности подергал себя за оселедец.

— Я отведу вас к вигвамам народа пиу-пиу, — сказал он.

— А к Таронха?

— Никто не знает, где живет дух Таронха, — почтительно выговорил Кленовый Лист. — Никто, кроме жреца, который имеет дар разговаривать с духами. Жрец суров… Не думаю я, что он согласится проводить вас в тайное место общения с духами…

— Попробовать-то можно? — не отступал я.

— Попробовать можно, — согласился индеец. — Но вряд ли Таронха будет говорить с вами. Таронха ни с кем не разговаривает. Он лишь подает знаки, которые разгадывает жрец…

— Ладно, — сказал я, — разберемся. Пошли… Кстати, в благодарность за то, что мы спасли тебя от съедения, не говори никому из своих… ну, о том, что это именно я тебе накостылял. Мало ли… Чего доброго, кто-нибудь из твоих братьев отомстить захочет.

— Вы спасли меня, духи, и я теперь ваш должник, — склонился Кленовый Лист. — Но прошу и вас не говорить вождю о том, что я напал на койотов, а не наоборот.

— Это почему? — удивился я.

— Видишь ли, Рогатый Дух… Таронха запретил охоту на людей рода койота, после того как те перестали представлять собой опасность.

Хмыкнув, я перевел Гавриле ответ индейца.

— Вот как? — с одобрением покачал головой детина. — Этот Таронха воистину добрый дух. Мне он нравится. Хау!

— Хау! — подхватил Кленовый Лист. — Я просто хотел научить сына сражаться. И не думал никого убивать. С тех пор как Таронха даровал нам защиту от оружия врага, воинам негде показывать свои боевые навыки.

— Понятно… Признаться, не ожидал… А жрец людей рода койота Потаенная Мышь расписал мне народ пиу-пиу как кровожадных подонков, охочих до войны…

— Кто же слушает грязных койотов?! — вскипел Кленовый Лист. — Они — самые настоящие подонки и есть! Неужели духи настолько слепы, что не смогли догадаться об этом сегодняшней ночью, когда они меня ни за что ни про что хотели сожрать?

— Но-но! — погрозил я пальцем. — Не забывайся, товарищ. С духами всё-таки разговариваешь, а не просто так…

— О, пусть Рогатый Дух простит меня!

— Ладно, проехали… Люди рода койотов имеют право на небольшой такой субъективизм. Кто их в вонючий овраг загнал?

— Там им самое место! Пожиратели падали! Людоеды! Они убивают не только на войне, но и просто ради удовольствия! Таким нет места на бескрайних просторах охотничьих угодий!

— Хорошо, хорошо… Мы тебя не выдадим, если ты нас, конечно, не сдашь тоже. А не боишься, что сын твой проболтается? Ведь его-то не поймали.

— Хитрого Скунса потому и прозвали Хитрым Скунсом, что он всегда знает, о чем нужно говорить, а о чем лучше промолчать. Неисполнение воли Таронха — величайший позор для всей семьи воина-отступника. Лучше смерть, чем позор! Хитрый Скунс об этом прекрасно знает.

— А ты говоришь, — обратился я к Гавриле, — что пиу-пиу детей неправильно воспитывают…

— А? О чем ты с диким треплешься? Ты уж переводи мне понемногу, а то я полным дураком себя чувствую. Кроме их «хау», ничего не понимаю. Да и, надо признаться, что такое «хау» — тоже не знаю.

— Ладно, по дороге расскажу. Между прочим, мне этот жрец тоже много интересных фактов из истории здешнего края поведал.

— А когда мы в путь собираемся?

— Да прямо сейчас.

После моего сообщения о том, что мы немедленно трогаемся в дорогу, Гаврила склонился над оврагом и печально проговорил:

— Надо было волокушу еще прихватить. Пусть бы этот дикий нас тащил до своего дома в награду за освобождение. Да и кусочек этого диковинного животного не помешал бы мне. Уж и забыл, когда в последний раз по-человечески трапезничал…

* * *

Шли мы долго. И очень хорошо, что так. Приди мы в селение пиу-пиу ночью, не было бы такого эффекта. Сейчас поймете, о чем я.

Часа в три пополуночи мы пересекли долину Духов, перевалили через невысокую скалистую гряду и углубились в бескрайнюю равнину — не такую пустынную, как долина, но и ничем особенным от нее не отличающуюся. К утру вышли на лесную опушку. Кленовый Лист, между прочим, выглядел бодрее нас с Гаврилой… Даже не верилось, что этого человека совсем недавно хотели сожрать полсотни злобных голодных гавриков! Кстати, поврежденная рука его больше не беспокоила. И шепелявить он перестал.

Когда я поинтересовался причинами чудесного исцеления, Кленовый Лист с важностью кивнул и ответил:

— Защита духа Таронха работает! — И продемонстрировал полный рот ослепительно-белых зубов. — В начале каждого дня воины пиу-пиу пьют защитное зелье, секрет которого передал жрецу сам Таронха!

Ничего себе защитка! Мало того что воины пиу-пиу неуязвимы, они еще и имеют способность к регенерации!.. Вот интересно, а если Кленового Листа разрубить надвое, получатся две одушевленные половинки или два самостоятельных индейца?..

Я уже спотыкался — порядочно устал от долгого перехода. Гаврила откровенно клевал носом. Но когда взглядам нашим открылось аккуратное селение, укрытое от нежаркого утреннего солнца нежно-зеленой листвой, я вдруг почувствовал себя много лучше. Взбодрился как-то сразу.

Аккуратные вигвамы, не без вкуса разрисованные изображениями антилоп во всех возможных видах, кружком стояли вокруг чуть дымящегося кострища. Упитанные детишки расчесывали гривы прекрасно откормленных мустангов. Мускулистые воины, сгрудившись у костра, спокойно гутарили — прямо как русские крестьяне свободным воскресным утром… Показалась стайка девушек, возвращавшихся из леса с полными туесками ягод и грибов. Вкусный дымок от кострища струился в безоблачно голубое небо. Одним словом — полная идиллия! Классическая пастораль!.. Даже Гаврила умилился и остановился, широко раскрыв рот. На глаза его навернулись слезы, видимо, детина вспомнил о родном Колуново.

— А неплохо тут у вас, — сказал я. — Не то что у койотов.

— И говорить не хочется об этих грязных животных, — отмахнулся Кленовый Лист. — Тут наше головное поселение. Примерно десятая часть всего племени.

— А остальные где же?

— В лесах, в прериях, на берегах рек, у подножий скал… Каждый из рода пиу-пиу живет теперь там, где ему нравится.

Наше появление несколько смешало мизансцену.

Воины сдержанно, но явно заинтересованно загомонили. Женщины открыто уставились на Гаврилу, ростом и могучим сложением превосходившего самого здорового индейца по меньшей мере вдвое. Дети попрятались за конскими крупами, а малолетка Хитрый Скунс с плачем кинулся к ближайшему вигваму.

От группы воинов отделился стройный мужчина, длинный оселедец которого был завит в косу и украшен разноцветными перьями и древесными листьями.

— Вождь! — шепнул мне на ухо Кленовый Лист. — Быстроногий Олень. Поклонитесь ему! Ой, не надо… Если вы духи, можете просто поднять обе руки в знак приветствия.

Я задрал вверх руки, словно собирался сдаться в плен. Гаврила немедленно последовал моему примеру.

— Мир вам, чужеземцы, — произнес Быстроногий Олень, приблизившись. — С какими вестями прибыли вы в наше селение?

— Мы с одним из ваших людей прибыли, — ответил я неспешно. — Спасли его, между прочим… Ну, он вам сам сейчас всё расскажет…

— Духи говорят правду, хау! — вступил Кленовый Лист. — Грязные койоты напали на меня и Хитрого Скунса у скалы Увэ-Йотанка. Грязным койотам удалось одолеть нас, удалось взять меня в плен, но духи пришли на помощь.

Быстроногий Олень минуту пристально и испытующе смотрел мне в лицо. Я с честью выдержал его взгляд, не отведя глаз.

— Духи прибыли издалека, — сказал после паузы Кленовый Лист. — Духи прибыли, чтобы говорить с Таронха!

Это сообщение мигом определило наш с Гаврилой статус. Быстроногий Олень тут же склонился в почтительном поклоне.

— Я надеюсь, — промолвил он, — что Таронха почтит разговором столь доблестных духов. Духи прямо сейчас хотят отправиться к Таронха?

Я взглянул на Гаврилу. Тот не отрываясь смотрел на девушек, суетившихся у костра. Вернее, не на девушек, а на здоровенный кусок мяса, который те насаживали на деревянный вертел.

— О нет, — ответил я. — Духи желают немного отдохнуть. И позавтракать.

— И пожрать! — эхом отозвался Гаврила, внутренним чутьем угадавший, о чем идет речь. — Невыносимо хочу жрать! Сожрал бы того диковинного зверя, которого ты, Адик, наколдовал в овраге. Прямо целиком — с клыками, хвостом и с той странной штукой, что у него на носу растет!..

* * *

За едой Быстроногий Олень занимал меня светскими разговорами на тему подлости и бесчеловечности людей рода койота. Говорил он примерно о том, о чем воодушевленно живописал жрец Потаенная Мышь. Ничего принципиально нового я не узнал, кроме нескольких омерзительных подробностей…

Впрочем, красочные рассказы о кровавых жертвах духу Тависка, дотошные описания пыток, которым подвергают пленников грязные койоты, аппетита мне не испортили. Жареная говядина (то есть бизонина) оказалась довольно вкусной. В качестве гарнира предлагались пряные корешки, вяленая рыба, свежие ягоды и сушеные грибы…

Вскоре я укомплектовался так, что едва мог вздохнуть, и разговор сам собой утих. Разжевав пару ягод, чтобы освежить рот, я откинулся на спину. И тут только заметил, что селение в полном составе, во главе с вождем, сгрудилось вокруг костра, заинтересованно наблюдая за тем, как Большой Дух, то бишь Гаврила, Иванов сын, уничтожает бизоний окорок.

— Большой Дух — воистину великий дух! — прошептал, склонившись ко мне, Быстроногий Олень. — Никому из смертных не удалось бы съесть мяса столько, сколько съел он.

Как выяснилось немного позднее, пока я трепался с Быстроногим Оленем, детина через незанятый разговором рот отправил в желудок половину бизоньей туши — обед для двадцати взрослых воинов! Пару связок вяленой рыбы и мешок сушеных грибов постигла та же участь (в смысле бизона, а не воинов). И останавливаться на достигнутом Гаврила явно не собирался! Продукты, оказывавшиеся в пределах его досягаемости, исчезали бесследно. Два воина спешно жарили на углях для проголодавшегося гостя вторую половину бизоньей туши. Девушки, осторожно приблизившись к воеводину сыну, высыпали прямо на траву ягоды из туесков, словно опасаясь, что Гаврила сожрет тару вместе с продуктом.

Кленовый Лист, восхищенно вздыхавший за моей спиной, заключил пари с Быстроногим Оленем. Кленовый Лист утверждал, что Большой Дух без особого труда управится с остатком бизона, и готов был поставить свой вигвам против вигвама вождя. Кроме Быстроногого Оленя нашлось еще несколько десятков желающих поспорить, и Кленовый Лист во всеуслышание огласил ставки.

— Большой Дух не может съесть кусок мяса больший, чем он сам! — как-то неуверенно высказался вождь, созерцая, как Гаврила крошит мощными челюстями бизонью ногу. — Ведь река не в силах поместиться в русле ручья.

Кленовый Лист возражал, упирая на то, что желудок Большого Духа, видимо, обладает магическими свойства. Иначе как там могло поместиться то, что уже поместилось?!

Разгорелась полемика, итогов которой я не узнал. Усталость и сытная еда располагают, знаете ли, к отдыху. Решив для себя, что к Таронха мы вполне можем прибыть и к вечеру или даже завтра утром, я отполз в тень ближайшего дерева и закрыл глаза. Последнее, что услышал перед тем, как погрузиться в сон, — чудовищный хруст. Это Гаврила бодро разгрыз бизоний хребет, что вызвало бурные аплодисменты Кленового Листа и тоскливый вопль проигравших индейцев…

* * *

На этот раз мне повезло. Я проснулся не от боли в связанных конечностях, не от тычков под ребра, даже не от громких вражеских воплей, а просто потому, что выспался. Такое редко случается со мной, когда я нахожусь на задании…

Стояло позднее утро — солнечное и чистое. Целые сутки проспал!.. Чувствовал я себя свежим и полным сил. Вскочив на ноги, хотел было даже, как обычно, осуществить простенькое заклинание — просто так, в качестве утренней зарядки, но вовремя опомнился.

Племя пиу-пиу в полном составе как раз заканчивало завтрак. Дети играли в догонялки между вигвамами, воины, почесываясь и потягиваясь, один за другим отваливались от костра, где на вертеле доходил до кондиции очередной порядочный кусок мяса. Женщины и девушки, собравшиеся в кружок чуть поодаль, увлеченно занимались кройкой и шитьем, не забывая в процессе работы хором напевать какую-то бесконечную песню… Зачем же нарушать мирную жизнь материально обеспеченного племени внезапным появлением доисторического мамонта, комара с фиолетовыми крыльями, тараканистой собаки или собачистого таракана? Пусть отдыхают, а я — так и быть — обойдусь без зарядки.

— Рогатый Дух проснулся! — услышал я радостный крик Кленового Листа, направлявшегося от костра ко мне. — Братья, Рогатый Дух проснулся!

Приятно, когда тебе так радуются!.. Пока причесывался пятерней, отряхивал измятые джинсы, вокруг меня сгрудился весь воинский состав поселка во главе с вождем Быстроногим Оленем и Кленовым Листом. Они уселись вокруг на корточки, будто чего-то ожидая.

— Приветствую вас, — поздоровался я и, выслушав пожелания доброго утра, спросил:

— А где, между прочим, Гаврила… то есть Большой Дух?

— Большой Дух в вигваме Небесной Чаши, — поднялся вождь. — Большой Дух немного болен. Небесная Чаша взялся исцелить его.

— Как это — болен? — встревожился я. — Чем?

— Не знаю, — развел руками Быстроногий Олень. — Но Небесная Чаша говорит, что ничего серьезного. К вечеру Большой Дух будет на ногах.

— Всё равно, — сказал я. — Здоровье — штука серьезная. Пустите-ка, пойду навещу больного друга. Ну, расступитесь, не прыгать же мне через ваши головы — это невежливо.

Воины смущенно потупили глаза, но расступаться даже и не подумали.

— Что такое? — удивился я.

— Пусть Рогатый Дух не держит на пиу-пиу обиду и злость в своем сердце, — выступил вперед Кленовый Лист. — Но пиу-пиу имеют к Рогатому Духу нижайшую просьбу.

— Просьбы потом, — отрезал я. — Сначала Большого Духа навещу. Что вы с ним такое сделали? Вчера был здоровей здорового, а сейчас, видите ли, болен… А ну, с дороги!

— Пусть Рогатый Дух не гневается! — заторопился Быстроногий Олень и, прижимая руки к груди, встал рядом с Кленовым Листом. — Пусть сначала выслушает.

— Ну, — мрачно проговорил я, предчувствуя, что прекрасное утреннее настроение мне сейчас несколько подпортят. — Выкладывайте, только поскорее.

— Буду говорить кратко. Хау! — заверил Быстроногий Олень. — С тех пор как Таронха похитил Тависка и даровал нам защиту от стрел и копий противных койотов, для рода антилопы наступили благодатные времена. Враги-койоты, долгие годы не дававшие покоя пиу-пиу, наконец изгнаны из охотничьих угодий, заперты в долине Духов. Селения пиу-пиу стоят в лесах и прериях на много-много дней перехода вокруг. У пиу-пиу вдосталь еды — ведь каждый охотник в одиночку может убить бизона или медведя, а медведь ничего не может сделать охотнику. Другие племена охотятся далеко отсюда и не посягают на наши угодья, потому что пиу-пиу никогда не враждовали ни с кем, кроме проклятых койотов. Мир и достаток в наших вигвамах, но воины изнывают от безделья. Они вынуждены целыми днями сидеть у костров и слушать истории стариков о славных делах прошлого. Появление Большого Духа и Рогатого Духа стало для пиу-пиу настоящей удачей. Вчера мы забыли о скуке, наблюдая за небывалым мастерством Большого Духа в поглощении еды. Такого наслаждения воины не испытывали с тех пор, как загнали отвратительных койотов в овраг! Мудрый Кленовый Лист сделал из этого зрелища удивительную забаву…

— Знаю, видел, — перебил я. — Устроил тотализатор. Дальше. И еще покороче, если можно.

— Хау! Но Большой Дух занемог и не хочет снова поглощать пищу, как мы его ни просили. Может быть, Рогатый Дух поможет нам не впасть снова в уныние и скуку? Всё племя просит Рогатого Духа о продолжении праздника.

Честно говоря, такого я не ожидал, поэтому пробормотал:

— Вообще-то я не голоден. Вчера здорово подкрепился. А что — у вас нет разве никаких национальных игр? Индейская борьба, скачки на мустангах, стрельба из луков по мишеням?

— К чему бороться, если мы неуязвимы? — парировал Кленовый Лист. — Волков мы давно всех извели, а просто так на мустангах скакать по прерии — недостойно воинов. Искусство стрельбы из луков каждый из нас постигал с малых лет и достиг совершенства.

— Шахматы, шашки, домино, нарды?

— Неведомы нам такие игры, — сказал Быстроногий Олень. — К тому же, — продолжил вождь, — моя семья спала сегодня под открытым небом. Как воин и защитник семьи, я должен вернуть свой вигвам!

— И я! И я! — дружно добавили еще несколько воинов, чьи вигвамы, судя по всему, тоже перекочевали в собственность предприимчивого Кленового Листа.

— Так что же, Большой Дух всё-таки доел бизона?!

— Он двух бизонов съел! — объявил Кленовый Лист гордо, будто беспредельная прожорливость Гаврилы была его собственным достижением. — Правда, четыре раза в кустики бегал, а один раз сказал, что умирает… Но я его так просил не сдаваться!

Понятно… Немудрено, что Гаврила плохо себя чувствует. Я бы себя вообще никак не чувствовал — издох бы, если б такое количество мяса сожрал!.. Вот она — обратная сторона золотого века. Полный достаток при минимальных усилиях. Ни войны, ни диктатуры. И никаких культурно-развлекательных мероприятий. Прибыл однажды Большой Дух, развлек дикарей на полную катушку, но скоро исчерпал себя, под завязку нажравшись. Зато Рогатый Дух остался — может быть, что-нибудь интересное и придумает…

Нет уж, ребята! Бес — оперативный работник — это вам не массовик-затейник! Нашли себе Петросяна…

— Где вигвам Небесной Чаши? — грозно нахмурился я. — Помните, люди пиу-пиу, духи не только развлекать, но и карать могут. А ну расступись!

Воины неохотно дали мне дорогу.

— Прости нас, Рогатый Дух, — попросил Быстроногий Олень.

Ничуть он не испугался, что было заметно по его лицу, извинился только ради приличия. Отучились пиу-пиу бояться!.. Ну погодите, вот доберется до вас Колумб — никакой Таронха не поможет! Появятся злобные дяди с огнестрельным оружием — развлечений хватит надолго!..

— Небесная Чаша живет в лесной чаще, — разочарованно вздыхая, пояснил Кленовый Лист. — Как и полагается жрецу — на отшибе. Вот начало тропинки. Пойдешь по ней и попадешь прямо к его вигваму.

Я так и поступил. Пошел по тропинке. Воины, посовещавшись, двинулись за мной следом. Это меня насторожило. Может быть, они настолько разбаловались, что уже и духов за людей не считают? В смысле — совсем не опасаются духов? Как бы ради острых ощущений не напали на меня всей толпой! Их ведь не десять и даже не пятьдесят — человек сто, а то и полтораста…

Я оглянулся. Воины остановились и, насвистывая, начали медленно разбредаться в разные стороны. Но, как только я пошел дальше, построились снова в плотную шеренгу и зашагали следом, взволнованно галдя. Особенно нагло выступал Кленовый Лист, который, видимо, вспомнил, как угостил Большого Духа дубинкой по голове у скалы Увэ-Йотанка.

Неужто и правда что-нибудь этакое замышляют?

Удивительные создания люди, клянусь копытами! Небось когда воины рода койота их терроризировали, они только и делали, что сопли вытирали да молились всем без разбору духам и богам. А как получили всё, чего желали, от скуки готовы тем же духам морду набить!..

Ох, пресыщенность и погоня за извращенными наслаждениями благополучную Римскую империю погубили, а римляне, как известно, людьми просвещенными были — не то что эти первобытно-общинные товарищи… Страшно вообще-то. Сгинешь ведь ни за что ни про что…

— Не надо меня провожать! — крикнул я погромче, чтобы скрыть дрожь в голосе. — Сам прекрасно дойду!

— Мы вовсе не провожаем Рогатого Духа, — ласково и с подозрительным прищуром ответил Быстроногий Олень. — Мы тоже идем проведать Большого Духа.

— Узнать, оправился ли он настолько, чтобы продолжить вчерашнюю забаву, — добавил Кленовый Лист.

Тут мне и вовсе хреново стало. Хвала вратам преисподней — вигвам Небесной Чаши отстоял от поселка всего на несколько десятков метров. Воины, если на самом деле хотели поразвлечься, устроив «темную» бесу-оперативнику, не успели должным образом настроиться. Не тратя времени на церемонии, я распахнул полог вигвама и шагнул внутрь.

Гаврилу я увидел сразу. Да и как было его не увидеть, когда он своей тушей, сильно распухшей после вчерашней трапезы, занимал половину всего помещения. На второй половине помещался старик, с ног до головы завернутый в шкуры, с длинным посохом в руках. Даже не старик, а старец — седовласый, седобородый, но при том вовсе не согбенный, напротив, осанистый, прямой. Бабка Заманиха, наверное, уважительно сказала бы про него: «Представительный мужчина»… Если бы, конечно, этот представительный мужчина при встрече не пришиб бабку своим посохом!..

Старец поднял голову, довольно сурово меня оглядел и стукнул костылем о земляной пол. Потом зачем-то втянул ноздрями воздух, точно принюхиваясь.

— Мир тебе, Небесная Чаша, — вспомнив о правилах вежливости, проговорил я.

— Чую злую силу в тебе, незнакомец! — густым басом, никак не вязавшимся с наверняка более чем преклонным возрастом, произнес старец. — Дух зла ты и сеешь зло!

Хвост мой нехорошо задергался, а кончики рогов пронзила пульсация. Неприятное ощущение! Его я испытываю всегда, сталкиваясь на жизненном своем пути с операторами-консультантами конкурирующей организации — будь то ксендз, жрец-язычник, буддийский монах или православный священник.

— Тебе я зла не желаю, — быстро ответил ему, — равно как и твоему народу. Я здесь по своим делам. Мне с Таронха надо потолковать.

— О чем тебе, создание тьмы, толковать с духом добра и всепрощения?

— Ну, это уже наши, извини за каламбур, душевные секреты. Переговоры буду вести на высшем астральном уровне.

Старец подумал:

— Если я провожу тебя к Таронха, обещаешь мне, что уйдешь и никогда здесь не появишься?

— Обещаю.

— И я… — простонал Гаврила, едва пошевелившись. — И я обещаю… Никогда больше здесь не появляться… Адик! Видишь, что они со мной сделали?

— Вижу, — проскрежетал я. — Нечего было столько жрать!

— Так я же сколько голодал! А они ещё и подзуживали…

— Ну ладно, ладно… Теперь-то хоть получше?

— Не очень, — плаксиво проговорил Гаврила. — В голове это… мутно. И в брюхе тяжко… И тошнит.

— Не будем медлить, — прервал детину старец. — Идем сейчас. Чем скорее дух зла удалится от моего народа, тем лучше.

— А Гаврилу… А Большого Духа кто лечить будет? — удивился я.

— Духи не нуждаются в лечении, — презрительно обронил Небесная Чаша. — Твой спутник — смертный человек. Только ростом и аппетитом превосходит воинов пиу-пиу.

— И умом, — обиженно вякнул Гаврила, очевидно научившийся понемногу понимать индейскую речь. — И вообще, нечего меня с дикарями сравнивать!

— Никакой человек из рода антилопы не стал бы жрать столько мяса в один присест, — покосился старец на детину. — Какой бы глупый он ни был.

Гаврила сделал вид, что не расслышал.

— Ну да, он — человек, — сказал я. — Тебя, Небесная Чаша, не обманешь. Но человека-то лечить надо!

— Лечением его займется Прибрежная Галька. А нам пора идти. Если не хочешь, чтобы я передумал.

— Что еще за Галька?

— Дочь моей дочери. Родители Прибрежной Гальки погибли в стычке с людьми из рода койота, и я взял девочку к себе, чтобы постигала искусство исцеления и общения с духами. Она сейчас в лесу — собирает травы, необходимые для лечения твоего друга.

— Понятно…

— Не будет Таронха говорить с тобой, — покачал головой старец, — не будет. Много тревог сейчас терзают Таронха — всё труднее и труднее мне общаться с ним. Время его подходит к концу, ибо гласит пророчество: когда люди с белыми лицами и жестокими сердцами придут на охотничьи угодья краснокожих, духи покинут людей, вернутся в свои скрытные жилища, мрак опустится на землю…

— А Большой Дух под определение «бледнолицый» не подходит? — между прочим поинтересовался я.

— У Большого Духа большое сердце, — коротко ответил Небесная Чаша.

Ну да!.. А еще у него голова большая (жалко, что глупая), ноги, руки, печенка, зубы, гланды и всё остальное вплоть до желудка!..

— Идем сейчас, Рогатый Дух, — проговорил Небесная Чаша.

А я всё медлил… Безоглядно доверять старцу — заведомо совершать тактическую ошибку. Операторы-консультанты конкурирующей организации с представителями нашей конторы не церемонятся. Впрочем, как и наши с ними… И потом: оставить Гаврилу на попечение какой-то девчонки? В то время как вокруг вигвама расположилась толпа охочих до развлечений воинов числом в сто пятьдесят человек. Эти оглоеды ее просто не заметят, когда ворвутся к больному и всем кагалом потащат его жрать бизонину!

— Идем сейчас или уходи! — объявил старец, и я понял, что спорить с ним бесполезно. Ни на какие компромиссы он явно идти не намерен, а вот натравить на меня воинов очень даже может.

Я раздумывал меньше секунды.

— Сейчас! — сказал я. — Только отлучусь ненадолго… по надобности… Ну, вы понимаете… до ближайших кустиков.

— Поторопись! И не пытайся меня обмануть!

— Как я тебя обману-то? Если хочешь, вещественные доказательства принесу показать…

Старец гневно изогнул брови, и я поторопился выскочить наружу.

Как и следовало ожидать, воины пиу-пиу расходиться по своим вигвамам не собирались. Завидев меня, Кленовый Лист нехорошо улыбнулся и сказал что-то на ухо Быстроногому Оленю. Тот смерил меня задумчивым взглядом, а потом оценивающе посмотрел на свою палицу, висевшую на поясе. Надо было спешить…

Как энергию этих балбесов направить в безопасное для себя русло? Как?

Я проверил карманы. Зажигалка… Удивятся, конечно, колдовству духов, пощелкают немного, поцокают языками, покачают головами, но надолго этой безделушки не хватит… Фонарика нет, да и он бы не подошел в этом случае… Карты! Полная колода из тридцати трех прямоугольных картонок, раскрашенных циферками и картинками, с «рубашками», беззастенчиво помеченными «крапом»!.. Завсегдатаи казино такую колоду моментально забраковали бы, но индейцы, думаю, привередничать не будут.

Я отозвал Кленового Листа и Быстроногого Оленя в сторону, показал им колоду.

— Дивные рисунки, — оценил вождь. — Они используются как амулеты или для украшения одежды?

— С их помощью ты можешь вигвам свой обратно отыграть у этого вот монополиста.

— Как это? — немедленно заинтересовался Быстроногий Олень.

— Очень просто, — ответил я, лихорадочно припоминая правила какой-нибудь простейшей азартной игры. — Например, очко…

— Звучит неплохо, — признал и Кленовый Лист. — Обучит ли нас Рогатый Дух этой удивительной игре?

— А как же! — воскликнул я. — Непременно обучу. Слушай сюда. Это — туз. По-вашему, значит, вождь. Это — король. То есть жрец. А это валет… По-вашему, значит…

— Охотник! — в один голос воскликнули Кленовый Лист с Быстроногим Оленем. — А это — прекрасная скво!..

Мне повезло. Старец Небесная Чаша, окончательно потеряв терпение, вышел из вигвама на поиски меня на минуту позже, чем обученный всем тонкостям игры в очко вождь увел за собой воинов.

 

ГЛАВА 4

— Сюда, — сказал старец, раздвигая кусты.

Я шагнул вперед, поднял голову… и не смог удержаться от восхищенного:

— О-ох! И это называется тайное место?

В самом деле: громадный дуб, напоминавший больше телебашню, обтянутую древесной корой, чем растение, тянулся вверх высоко-высоко — так высоко, что листья кроны казались не зелеными, а голубыми, сливаясь с небосводом.

— Тайное место, — подтвердил жрец Небесная Чаша. — Сколько мы шли сюда по лесной чаще?

— Часа три, не меньше, — сказал я, ощупывая чудовищную бугристую кору. — У меня аж копыта загудели!

— Священный дуб стоит в самом сердце леса, — с благоговением произнес старец, концом посоха отводя мою нечистую лапу от древесной коры. — С опушки его не разглядеть, а вблизи его никто и не видел никогда. Потому что пройти сюда может только посвященный.

— Громадный какой!

— Десять мужчин, взявшись за руки, не смогут обхватить священный дуб! — разглаживая бороду, похвастался Небесная Чаща.

— И где же здесь?.. Как нам Таронха-то вызвать?

Мне вдруг представился дух, похожий одновременно на белку и на филина, прыгающий с ветки на ветку, размахивающий пушистым рыжим хвостом и жутко ухающий по ночам на случайных тварей, неосторожно оказавшихся вблизи от священного дуба.

— Он далеко отсюда? То есть я хотел сказать — высоко?

Старец молча обошел вокруг дуба. Последовав за ним, я увидел глубокое дупло, располагавшееся на высоте человеческого роста. Из дупла вполне ощутимо тянуло… Чем именно — я сказать затрудняюсь, но запах был определенно знакомым! Явно ненатурального происхождения.

Небесная Чаша скинул с плеча мешок с сушеными грибами и велел мне отойти подальше.

— А лучше и вовсе в кусты спрячься, — сказал он и добавил, качая седой головой: — Всё равно Таронха учует зло, исходящее от тебя.

«Ехидный старик, — думал я, устраиваясь в кустах. — Все уши прожужжал о том, что от меня, дескать, зло исходит… На то я и бес — создание Тьмы… У каждого человека, между прочим, из подмышек пахнет, но не каждому об этом ежеминутно напоминают! Вопрос элементарной вежливости вообще-то!»

А жрец Небесная Чаша тем временем опустился на колени перед дуплом и завел заунывную песню. Пел долго — так долго, что я даже успел заскучать. Старец раскачивался, словно маятник, то и дело воздевал руки … А потом вдруг песня его стала громче, еще громче и еще… Скоро я уже забыл о скуке — старец вопил, как сирена теплохода! Откуда только силы у него брались? Я бы так, например, не смог… Вероятно, в этих местах выдающиеся вокальные данные — непременное условие для желающих вступить на путь общения с духами. Плюс упорные тренировки на протяжении всей жизни…

Внезапно песня смолкла. Я вздохнул с облегчением и прочистил пальцами уши. Жрец поднялся с колен, встал на цыпочки и прислушался. Удовлетворенно кивнул, закинул мешок с грибами в дупло и громко вопросил:

— Великий Таронха! Защитник и опора рода антилопы! Жрец Небесная Чаша взывает к тебе! Умеющий прощать, прости великодушно за то, что обращаюсь к тебе с вопросом! — Он выждал паузу и продолжил: — Дозволено ли будет нечестивому духу, грязному приспешнику мрака, врагу людей, поганому отродью гниющего мерзопакостного греха говорить с тобой?.. Слушаюсь, о великий Таронха, и повинуюсь!

Обернувшись, старец сделал мне рукой приглашающий жест.

— Так ведь и обидеться можно, — буркнул я, выбираясь из кустов. — Что за манера — постоянно оскорблять?.. Прямо туда? — спросил я у старца, кивнув на дупло.

— Туда. Иди. Надеюсь, Таронха покарает тебя!

— Спасибо на добром слове, дедушка.

Лезть в дупло было крайне неудобно, а старец помогать мне не собирался. Стоял поодаль и смотрел, как я, подпрыгнув, уцепился за нижний край отверстия и, натужно сопя, скреб локтями и подошвами ботинок по древесной коре. Когда удалось вползти по пояс, я перевалился и ухнул вниз.

* * *

Темно. Сухо. Болит правая ягодица.

Дупло и правда оказалось глубоким — кажется, до самой земли. Упав на дно, я сдержал стон, чтобы лишний раз не доставлять радости вредному старцу Небесной Чаше. Мог бы и предупредить о том, что мягкой посадки не будет. А еще говорит — любовь и всепрощение!

Ну да ладно… Пошарив руками вокруг себя, нащупал деревянную винтовую лестницу, искусно вырезанную внутри ствола. Хода вниз, кажется, не было, поэтому я пошел наверх. Вернее было бы сказать — не пошел, а пополз, стоя на четвереньках, руками цепляясь за верхние ступеньки, ибо перил у лестницы не имелось.

Ползти пришлось довольно долго. Запыхавшись, где-то метров через двести я выпрямился, оперся рукой на стену и внезапно нащупал крохотный упругий выступ, похожий на пуговку. Честно признаться, мысль о печальном Гаврилином опыте нажимания на пумпочки неизвестного предназначения не пришла мне в голову. Я ткнул пальцем в кнопку — и тут же зажмурился от ярко вспыхнувшего света.

«Ой! Помогите! Колдовство!» — завопил бы, конечно, Гаврила, оказавшись на моем месте. Но я-то не Гаврила: прекрасно знаю о таком явлении, как электричество!.. Увидев над головой матовый шар, прикрепленный к стене, кричать про колдовство я не стал.

— Ой! Помогите! — скрипнул я и то лишь потому, что немного испугался от неожиданности: никак не ожидал увидеть лампу дневного света там, где и колеса-то еще не изобрели.

Оправившись от испуга, осмотрелся. Так и есть — стеклянный плафон заводского изготовления, в нем сияет электрическая лампочка-«сотка», освещая винтовую лестницу без перил. Лестница тянется высоко-высоко! Насколько высоко — мешали увидеть этажные перегородки… Так вот обо что я головой стукался впотьмах! Стены и перегородки образовывали лестничные площадки, на каждой из которых имелась дверь. Нормальная такая дверь — с никелированной ручкой, межкомнатного типа, выполненная, между прочим, по евростандартам.

Заинтересовавшись, я шагнул на площадку и открыл первую попавшуюся. Обнаружилась комната. Евростандартом в ней и не пахло. Воняло кислыми звериными шкурами, разбросанными по полу. Больше ничего не было.

Я продолжил путь наверх. Теперь, когда стало светло, двигался я быстрее, на каждом этаже заглядывая в помещения. Этажей через двадцать несколько подустал от однообразия. Этажи, как и комнаты, на них располагавшиеся, ничем не отличались друг от друга: те же шкуры и голые стены, кислый, нежилой запах…

Сколько же еще ползти?..

Как только я задал себе этот вопрос, электричество вспыхнуло ярче, мигнуло и вырубилось. Я остановился. Откуда-то сверху донеслось странное гудение… или шипение…

«А если тут нет никого? — подумал я. — Доберусь до самого верха и придется спускаться вниз… В темноте, между прочим! Споткнусь, загремлю по лестнице — мало не покажется… Темно тут, как у дракона под хвостом! Сам черт ногу сломит — в таких случаях говорят люди… Вот именно: ногу сломить здесь немудрено. И не только ногу… Может, вредный старец меня сюда специально заманил, чтобы расправиться без лишних хлопот? Может, он каким-то образом узнал о моем назначении заместителем Тависка? Может, никакого Таронха тут нет, и он специально придуривался там, внизу, чтобы мою бдительность притупить?.. Да было бы что тупить! Вечно лезу куда не надо — без всякого разбора. Давно пора бы осмотрительнее быть!»

Я упорно полз вперед. То есть вверх. Гудение-шипение становилось всё громче. Явно не шум ветра в ветвях. Это что-то такое… Или кто-то?

Мне стало не по себе. А тут еще усилился тот самый неуловимо-знакомый запах, удививший меня у дупла…Я снова остановился и громко позвал:

— Таронха! Таронха-а-а!!!

Нет ответа.

«Еще пару этажей, — подумал я, — и вниз!.. Говорили ведь мне, чтобы тихо сидел и не высовывался. Вот и буду тихо сидеть и не высовываться!.. Вдруг этот самый Таронха и не знает ничего про меня? И не станет, следовательно, наезжать, как на бесследно канувшего Тависка… Было бы хорошо!»

На очередной лестничной площадке воняло сильнее, чем на предыдущей… Я еще раз позвал Таронха, послушал тишину, наполненную странным шипением, и решил спускаться. Лишь ради очистки совести гляну еще в комнату…

Дверь со скрипом отворилась. Я подавил желание чиркнуть зажигалкой, чтобы осветить помещение. Кто его знает, чем здесь воняет? Вдруг газ какой-нибудь взрывоопасный?.. А шипит здесь сильнее, чем на площадке…

Постоял на пороге комнаты, раскачиваясь на каблуках. Ну и ладно… Ну и нет здесь никого… Вполне возможно, что и выше то же самое. Никакого Таронха… Спущусь сейчас осторожненько, найду старца и намылю ему шею — за обман!.. В самом деле, я — бес — оперативный работник, а он всего лишь оператор-консультант!.. Правда, не моей конторы, но это мелочи… Отберу посох и надаю по сусалам! Душа у меня мягкая и незлобивая, но за подобные подлянки наказывать надо жестоко! А если бы я шею себе свернул? Нет, в самом деле… Хорошо, что обошлось… Впрочем, я еще не спустился… А воняет-то здесь как…

Почувствовав, что больше не могу дышать, повернул обратно. Наверное, слишком поспешно, потому что зацепился каблуком о порог и потерял равновесие. Чтобы не вылететь на лестничную площадку и не загреметь вниз по лестнице, ухватился за дверь. Взвизгнули петли и, стремительно захлопнувшись, дверь швырнула меня в середину темноты.

Уж лучше бы вылетел на лестницу!.. Именно эта мысль мелькнула в моей голове, когда гибкое змеиное тело, почти целиком состоявшее из одних железных мускулов, обхватило мое горло. Я попытался крикнуть, но, понятно, не смог. Да и кому кричать? Кого звать на помощь? Единственный человек, который мог бы мне помочь, лежал сейчас в вигваме жреца, страдая несварением желудка. А сам жрец стоял у подножия исполинского дерева, священного дуба, и, должно быть, мерзко хихикал, злорадствуя…

Эта комната отличалась от остальных, которые мне удалось проверить, и отличалась явно не в лучшую сторону. Не считая змеи, всё плотнее и туже стягивавшей гибельные кольца на моем горле, тут еще много чего было…

Стараясь освободиться, я упал на пол, принялся кататься по шкурам, руками терзая путы на горле, чтобы хоть разок глотнуть воздуха. Из-под ног моих летели не видимые в темноте предметы. То и дело слышался звон разбитого стекла, какой-то треск…

Набор самых различных запахов смешался, слившись в отвратительную вонь… Пальцы мои скользили по змеиной шкуре. Сверху сыпались осколки и какая-то дрянь. Что-то мокро хлюпало на полу, по которому я катался, извиваясь. Смрад резал глаза, а сердце распухало в груди, невыносимо страдая от недостатка воздуха…

Не помню, сколько это продолжалось… Совершенно неожиданно я ощутил себя сидящим на полу у стены — как ни странно, всё еще живым! Горло пульсировало обжигающей болью. Саднили кончики пальцев. От перенапряжения болели мышцы рук… Да, а сами руки сжимали безжизненно обвисшую змею, разорванную надвое!.. Перед глазами блуждали ослепительно белые пятна — настолько реальные, что имели силу освещать окружающее пространство.

Вот голые стены, покрытые снизу буроватыми подтеками… Вот скомканные на полу звериные шкуры, на которых громоздятся обломки стола и стеклянные осколки… Какой-то странный покореженный аппарат… И горбатый мужичонка стоит у аппарата, всплескивая руками. Изо рта горбуна торчит…

Я протер глаза и потряс головой. Белые пятна скакнули друг к дружке и слились в конусообразный луч, который — это я только потом сообразил — вырывался изо рта горбуна… Что в этой комнате творится?!

— Дьявольщина! — застонал я, силясь хоть что-то понять.

Горбун подпрыгнул на месте. Луч скользнул по стенам, пролетел у меня над головой.

— Тавифка? — прошепелявил горбун. Тавифка… Ах да — Тависка!

Луч на мгновение погас, потом вспыхнул снова. Ах ты, как же я раньше не догадался? Никакой дьявольщины здесь не было (если, конечно, не принимать во внимание меня самого). Просто горбун держал во рту электрический фонарик — примерно такой же, какой недавно был у меня. Сейчас горбун фонарик схватил обеими руками и водил им из стороны в сторону, рассекая тьму лучом белого света.

— Тависка! — позвал он снова. — Это ты, старый друг? А я-то было думал, что совсем тебя потерял… Ну где ты прячешься-то? Тависка! — Голос горбуна звучал почти жалостно.

Он назвал Тависка старым другом!.. Друг злого духа — мой друг. Значит, горбун не может быть враждебен по отношению ко мне. Значит, можно объявиться.

— Эй! — поднимаясь на ноги, крикнул я. — Дядя! Я здесь!

Фонарик на мгновение ослепил меня. Я инстинктивно прикрыл глаза ладонью.

— Тависка! —радостно вскричал горбун. — Счастье-то какое! Иди, я тебя обниму!

Он метнулся ко мне. Волна чудовищного сивушного перегара, наполовину смешанного с невозможным, совершенно непереносимым запахом ладана, окатила меня с ног до головы. Сомнений быть не могло: этот горбун — создание Света…

Вот она — настоящая ловушка! Змея, напавшая на меня, предназначалась лишь для того, чтобы ослабить мои силы, а этот монстр сейчас добьет…

Мощные лапищи обхватили мои плечи, запах ладана замутил сознание, я вскрикнул, рванулся и… провалился в спасительный обморок.

* * *

Когда вы просыпаетесь и видите перед собой ангела, то это еще не значит, что вы скончались. Такой вывод я сделал, с большим трудом разомкнув веки.

— Очнулся, рогатая морда? — осведомился ангел. — Ладно, ладно, не дергайся, прощаю тебя. Как-никак я — дух добра и всепрощения… Хотя разгром ты учинил по полной программе. Еще и аппарат сломал!.. Ну ничего, у меня их много. Когда все вместе работают, пробки постоянно вышибает…

— Змея… — простонал я, опираясь о поверхность стола, чтобы не слететь со стула, поскольку был еще очень слаб.

— Какая змея? Откуда змея? Не было никакой змеи. Змеевик был. Который ты, между прочим, разорвал пополам…

Он сидел напротив. Лицо — то есть лик — чуть светилось, как и положено у существ Света. На макушке редкие розовые волосенки образовывали подобие нимба. Балахон висел на спинке его стула, а то, что я поначалу принял за горб, оказалось парой белоснежных крыльев, аккуратно сложенных за спиной. В комнате, где мы находились, стены были заняты полками, на которых, как в погребе, громоздились разнокалиберные глиняные кувшины. В углу гудел-шипел самогонный аппарат — точно такой я нечаянно недавно разрушил.

— На-ка… — Ангел нацедил из кувшина в глиняную кружку пойло. — Освежись. Прими стаканчик.

При слове «стаканчик» меня затошнило. И так голова раскалывается, а он еще и издевается!.. Я сделал попытку отползти в сторону, но ничего не получилось — я сидел на стуле, прочно упершись локтями в поверхность стола. Голову повернуть не мог, говорить тоже пока не получалось, поэтому, дожидаясь, пока ангел появится в поле моего зрения, я протестующее замычал.

— Опять нервничаем? — осведомился он. — Ну не надо падать снова, не надо…

— Ты… кто? — выговорил я, потому что из-за жуткой головной боли не был уверен в реальности происходящего.

— Как кто? — удивился он, разливая «нектар» по кружкам. — Ты что, не проснулся еще? Битый час тебя самогоном отпаиваю, а ты только мычишь да фыркаешь!.. Таронха я! Таронха! Узнал?

Таронха… Честно говоря, всегдадумал, что духи — региональные представители иначе выглядят… Ну Таронха так Таронха…

— Узнал?

Я кивнул, стукнувшись головой о стол.

— Тогда за знакомство. Пей!

— Не могу… — честно признался я. — Тошнит меня…

— Тошнит его! — усмехнулся Таронха. — Это меня от вас, рогатых, тошнит. Шныряете и шныряете по моим землям! Никакого спасу от вас!.. Пей, говорю, а то сейчас как рассержусь!

— Не надо сердиться! — попросил я. — Пожалуйста… Я уйду, если не вовремя зашел. Просто хотел… дружеский визит нанести. В связи с тем, что назначен временно исполняющим обязанности духа — регионального представителя Тависка… Ну того самого, которого вы похитили и, наверное, зверски замучили…

— Я?! — взревел Таронха. — Ах ты, погань с копытами, аборт козлиный! Шуточки шутить?! Нет, я всё-таки рассержусь сейчас! Рассердиться, а?.. Я Тависка похитил и замучил?! Я?! Родного брательника?! Надо же такое придумать!! Совсем совести у вас нет, бесы проклятые! Шныряете здесь, вынюхиваете, брательнику голову морочите, с поста его сняли вопреки всяким инструкциям, а на меня свалить всё хотите?!

— Как с поста сняли? — изумился я. — А я думал — это вы…

— Рассержусь! — серьезно предупредил Таронха. — Уже начинаю сердиться! Ты, рогатая сволочь, намеки свои оставишь или нет, в конце концов?

Не понимаю… Ну не понимаю я ничего!.. Таронха вскочил со стула:

— Говорил я ему: не соглашайся ни на какие авантюры! А он мне: «Начальство приказывает, значит, надо!» До пенсии дураку осталось всего-ничего, а он туда же! Лифт ему соорудили, каждый день возили куда-то — на какие-то курсы повышения квалификации подозрительные!.. Чего повышать-то? Три тыщи лет работаем бок о бок без взысканий и выговоров! А на старости лет он вдруг начальству своему понадобился!.. Вот ты мне скажи… как тебя?

— Адольф, — представился я.

— Ага, Адольф… — Таронха перегнулся через стол, чтобы быть ко мне ближе. — Вот ты мне скажи: зачем вашей конторе дряхлый дух — региональный представитель? За каким, спрашивается, бесом — извини за выражение — его в авантюры и интриги втягивать? У вас что, кадров не хватает? Текучка большая?

Сотрудников у нас хватает. И для всяких авантюр, действительно, используются бесы — секретные агенты, настоящие профессионалы… Зачем было конторе сманивать первобытного духа — сам не понимаю.

Постойте, постойте… Это что же получается? Лифт ведет из Северной Америки как раз в Колуново.

Тависка туда постоянно наведывался, пока не исчез окончательно. Спрашивается, зачем Тависка в Колуново?.. Ай-яй-яй, как же я сразу не догадался! Мне ведь показались подозрительными настойчивые уговоры Филимона не приближаться к Георгию на пушечный выстрел! Пугал меня им еще. И на всякий случай поставил во дворе вдовицы, где богатырь бывал чаще, чем у себя дома, чудовищного волкодава — после того, как сорвалось мое возвращение в контору. Та-ак… Плетется в Колуново интрига — вот что становится ясно! Плетется вокруг богатыря Георгия. Тайная операция… Филимон явно знает о ней много больше моего. И всячески стремится сделать так, чтобы я, получивший задание, непосредственно с несчастным Георгием связанное, ненароком не помешал подготовке…

Вот так!.. А может быть, и не так… Помешал этот Георгий конторе нашей — почему бы не вызвать бесов — секретных агентов? Они бы с ним мигом разобрались… Для чего первобытный Тависка понадобился?

— Сидишь здесь, в глухомани, и поговорить не с кем, — пустился тем временем в рассуждения успокоившийся Таронха, опрокинув в глотку еще одну кружку. — Опекаемые нами народы глупы и необразованны. Выпить не с кем, нечистая твоя харя! Не со жрецами же, чертила позорный, пить! Нарушение субординации и всё такое… Вот и скучно. О великие небеса, как скучно! Третье тысячелетие мы с братом на посту… Хорошо хоть иногда народы развлекут: подерутся, побегают друг за другом. А в остальном — тоска зеленая!.. Тависка, брательник мой любимый… Пропал родной… Слушай… как тебя зовут? Что-то забыл я…

— Адольф…

— Да-да, вспомнил… Ты ведь, как я погляжу, не из духов… Ты ведь…

— Бес — оперативный сотрудник.

— Вот, а у меня должность другая: я — дух — региональный представитель. И у Тависка такая же должность… Ох и поганая служба у нас, надо тебе сказать! Ты хоть по свету мотаешься, а мы здесь сиднем сидим… Контора только в последнее время помогать стала, когда пришла нам пора на пенсию выходить.

Таронха всхлипнул и опрокинул еще кружку.

— А когда вам на пенсию? — поинтересовался я.

— Как только бледнолицые в эти края придут. Тогда духов — покровителей краснокожих народов и отменят за ненадобностью. Из конторы сообщили: придут, мол, люди с белой кожей и это… с жестокими сердцами. Лет через сорок-пятьдесят должны они это… объявиться. И мне — на пенсию. А куда еще?.. Начальство говорит — в контору дворником или сторожем. Ни на что большее рассчитывать образование не позволяет… Форму новую выдали — вот… — Он указал на крылья за своей спиной. — Повысили в звании: по документам я теперь ангел. Мне, как льготнику по возрасту, начальство в жилплощадь электричество провело…

Таронха расплакался, вытирая скупые стариковские слезы ладонью.

— Старость не радость, — всхлипнул он. — Был бы я молодой — разве ж стал бы самогон гнать? Это мне начальство подсказало. Ты, говорят, будущий сторож, вот и привыкай… Выдали экспериментальный самогонный аппарат. Я уже и выпивать приучился. И песенки специальные сторожевые затвердить заставили… От одиночества и тоски чего только не сделаешь?.. Пью, пою и плачу… Тависка, брательник родной, так и не приучился. Ему нельзя. Ему евонное начальство запрещает, а мне — наоборот… А что? Пьешь — вроде и веселее немного… Не думаешь о том, что скоро не всемогущим духом будешь, а пойдешь с колотушкой в руках контору по ночам охранять… Жрецы эти дурацкие надоедают воплями своими… Тависка жаловался — ну прямо достали его жрецы просьбами поскорее уничтожить племя пиу-пиу… Ко мне за советом приходил. А что я? Я ведь по инструкции этих самых пиу-пиу должен опекать и лелеять… Вот и предложил ему: пускай, говорю, твои койоты моих антилоп погоняют, а я — чтобы никто особо не пострадал — наградил своих неуязвимостью. Теперь ни другие краснокожие братья, ни дикие звери моим людям повредить не могут. А Тависка тем временем выдрессировал из воинов рода койота особо злобных нелюдей… Равновесие! И нам развлечение, и людишкам забава… Да, старого духа срок недолог, — всё плакал Таронха. — А какие времена миновали! Какой я красавчик в молодости был! Звериная шерсть на мне блестела, клыки сияли, рога антилопьи голову украшали!.. Сейчас, видите ли, всё это не модно! Крылья дурацкие прислали, на человека сделали похожим!

Что же всё-таки происходит там, в Колуново? Мои подозрения — всего лишь подозрения, или?..

Предположим, Филимон не врал. Действительно желая мне по дружбе добра, сплавить решил из деревни, чтобы Георгий не пришиб, когда я буду Оксану отбивать… Допустим, сам Филимон спокойненько выполняет рядовое задание: ну служит себе в опричниках за какого-нибудь мягкосердечного типа, которому роль обласканного законом душегуба совсем не нра…

«Государь со всей Русской земли собрал себе человеков скверных и всякими злостьми исполненных, и обязал их страшными клятвами не знаться не только с друзьями и братьями, но и с родителями, а служить единственно ему, и на этом заставлял их целовать крест!» — Вот что вспомнилось вдруг мне… Нет, людишки добровольно в опричники записывались! По велению скверной души! Следовательно, никакого «мягкосердечного типа» на такую службу призвать не могли! Следовательно, врал мне Филимон! Еще как врал! Следовательно, секретная операция — не плод моего воображения!

— Никому не позволю Тависка обижать! — заорал вдруг Таронха, оторвав от губ пустой кувшин. — Я да-авно знал, что ваша контора брательника до добра не доведет! Давно ему предлагал к нам перебраться! Даже начальству своему его рекомендовал! Чтобы мы вместе, как всегда… Я — сторожем, а он, допустим, дворником. Но он — ни в какую! Я дух зла, говорит, и должен творить зло! Во как! И до чего дошло?! Пропал Тависка! Пропал мой родной!

— Да не пропал! — попытался я успокоить расходившегося духа. — Он просто… отсутствует пока… Скоро объявится.

— Нет! — завопил Таронха, пиная стул, на котором сидел. Крылья его взметнулись над увенчанной нимбом головой. — Ни за что! Ни… никому не дам в обиду! Может быть, скоро я и буду сторожем-пенсионером, но пока еще — всемогущий дух! Пойду его искать! Всех распушу!!.. Где моя колотушка?.. То есть палица?! Запевай боевую-сторожевую!..

Я подсунул ему свою кружку. Таронха глянул на нее с недоумением, но осушил до дна.

— Пойду искать, — икнув, продолжил он. — Потом… Пока это самое… посплю… Встану, немного подкреплюсь и… Эх, разбередил ты мою грусть-печаль, бесенок дорогой! Загуляю я, кажется…

Голова Таронха с костяным стуком ударилась о пол. Он свернулся калачиком под столом и захрапел так, что гудения самогонного аппарата не стало слышно.

— Эй! — окликнул я духа добра и всепрощения. — Я к тебе, между прочим, по делу заходил. Это самое… За инцидент прощения попросить… Таронха!

Таронха всхрапнул и перевернулся на другой бок.

* * *

Электрический свет горел на всех этажах. Поэтому я довольно легко спустился вниз, обнаружил дупло и, запыхавшись, вывалился наружу. Жрец Небесная Чаша подбежал ко мне, встревоженно размахивая посохом:

— О чем ты говорил с Таронха? Что он сообщил тебе? Что с ним?!

— Чего ты так беспокоишься? Ничего с ним не случилось. Просто культурно отдыхает.

— В это время Таронха должен подавать знаки своему жрецу! А он молчит…

«Выпил бы ты столько, сколько он, замолчал бы навеки!» — подумал я и вдруг с удивлением услышал из поднебесья дребезжащий голос пенсионера Таронха:

Эх, как сторож дядя Коля пристрасти-и-ился к алкоголю! Спьяну колотушкой бил, райски ку-ущи сторожил!

«Много тревог сейчас терзают Таронха. Всё труднее и труднее мне общаться с ним…» — вспомнилась жалоба жреца.

Еще бы не трудно!..

— Уходи, нечестивый! — затопал на меня ногами дед. — Не должен ты слышать священные слова, ибо скрыт в них глубокий смысл, который только мне, жрецу, разгадать дано!

— А кто обратно проводит? — осведомился я.

— Уходи! — Он замахнулся на меня посохом. Что оставалось делать? Пошел прочь, стараясь выдерживать направление, обратное нашему движению к священному дубу. Очень скоро лесные кроны скрыли могучее дерево. А Таронха, судя по всему, совсем раздумал спать и добрался-таки до следующего кувшина с самогоном. Вслед мне неслось неистовое:

Будет плакать папа, будет плакать мама, коли ангел уведет девку из вигва-а-ама!..

 

ГЛАВА 5

Наверное, я бы долго еще блуждал по лесу, если бы мое внимание не привлекли дикие вопли. Узнав среди прочих голос вождя Быстроногого Оленя, я, несмотря на усталость, ускорил шаг. Через некоторое время деревья стали редеть, и я вышел на опушку. Зрелище, которое открылось мне, заслуживает детального описания.

Стройные ряды вигвамов головного поселения рода пиу-пиу были смяты и разрушены. Среди потушенного костра прямо на разбросанных угольях валялся без чувств, разметав руки, один из воинов. Рядом с ним, размахивая палицей, прыгал взъерошенный Быстроногий Олень. Кленовый Лист находился тут же. Брызгая слюной и истошно вопя, он наседал на вождя, кажется совсем не замечая того, что его (Кленового Листа, конечно) удерживают за руки два крепких мужика. Остальные члены племени — воины, женщины и дети — беспорядочно бегали вокруг и орали так оглушительно, что у меня на мгновение заложило уши.

— Я ему положил шестерку, вождя и воина! — надрывался Быстроногий Олень. — Летящая Стрела положил две скво и семерку! А у него только вождь и скво были — я сам видел! Откуда он семерку достал?! Из-под пятки! Жулик! Жулик! Хау!

— Сам ты жулик! Хау! — нападал, вращая выпученными глазами, Кленовый Лист. — Нечего было подглядывать! Подглядывать не по правилам! А семерку я по-честному отложил — на всякий случай, когда понадобится! Проиграл — плати как полагается, а не увиливай! Я не посмотрю, что ты вождь: так отметелю — родная мама Северный Ручей не узнает!

— Меня-а?! — задохнулся от наглости Быстроногий Олень. — Летящая Стрела, — указал он на мирно лежавшего в кострище воина, — уже получил за нарушение правил! Ты тоже хочешь отведать дубинки вожця?!

— Вождя! — передразнил Кленовый Лист. — Какой ты вождь, если всё с себя проиграл! Половина вигвамов в селении принадлежит моей семье! Нищеброд! Тьфу на тебя! Пустите меня, я ему сейчас накостыляю, самозванцу…

— Ах ты!..

— Ах ты!..

Быстроногий Олень и Кленовый Лист рванулись друг к другу почти одновременно. Но так как Кленового Листа держали двое, а Оленя никто не держал, вождь нанес удар первым: сделав обманный выпад дубинкой, он прыгнул чуть в сторону и влепил недругу пяткой в живот. Тот, рассвирепев от коварного удара, отдавил ногу одному из своих конвоиров и укусил за руку другого. Освободившись, Кленовый Лист первым делом сорвал с пояса дубинку, увернулся от свистнувшей откуда-то стрелы и бросился на вождя. Две дубинки замелькали в воздухе буквально как лопасти вентилятора. Народные массы пока бездействовали, сжимая кулаки: воины племени пиу-пиу явно не решили еще для себя, на чьей стороне вступить в схватку.

— Покараем наглецов! — орал Быстроногий Олень, с проворством заправского фехтовальщика отбивая удары противника.

— Долой вождя-голоштанника! — не сдавался Кленовый Лист, вновь и вновь занося дубинку над увенчанной орлиными перьями головой Оленя.

— Братцы! — подняв голову с кострища, возвестил о своем возвращении в этот мир Летящая Стрела. — Что же это получается? За амулет из щучьих костей и два ножа по морде бить?! Ведь по маленькой играли!

— Бейте их! — задыхался вождь. — Круши Кленового Листа, возвращай себе неправедно проигранные вигвамы!.. Жулик!

— Сам жулик! Ребята! Храбрые воины рода антилопы! Кто на мою сторону встанет, тому по вигваму совершенно бесплатно! Мочи гада! Почему это вождям можно по пять жен заводить, а простому народу нельзя?! Еще и руки распускает! Прошло твое время!..

Толпа индейцев, поколебавшись, разделилась на две группы. Первая — многочисленная — с боевым кличем: «Кленовый Лист — новый вождь рода пиу-пиу!» — обрушилась на вторую, которая, не отличаясь количеством, явно превосходила первую группу качеством.

Вокруг вождя мгновенно сгрудилась кучка особенно крепких воинов. Подбадривая себя выкриками типа: «Бунтовать?! А вот этого не хотите?!» — они заработали палицами умело, слаженно и беспощадно — как взвод омоновцев при разгоне демонстрации.

— Е-мое… — только и смог проговорить я, глядя на то, как воины некогда дружного и благополучного племени лупцуют друг друга в хвост и в гриву.

Клянусь своим хвостом, я чуть не расплакался от осознания собственного бессилия. Начальство ж мое через старшего товарища Филимона и капитана Флинта строго-настрого приказало легализоваться без шума и пыли, действовать тихо и скрытно, а я? Не успев прибыть на неисследованный континент, сразу ввязался в драку, устроил для племени койота праздник обжорства, вызвав нечаянно мамонта из доисторических времен, поцапался со жрецом, до слез расстроил местного духа добра и всепрощения, ввергнув его в пучину запоя, вдобавок посеял среди людей могущественного рода пиу-пиу семена разброда и шатания, довел наивных дикарей до междоусобной заварушки!..

Наверное, оттого, что мне недостает жестокости и изворотливого коварства, присущих большинству членов бесовского племени, у меня всё и получается наперекосяк… Ладно, сейчас не об этом… Сейчас нужно хватать в охапку Гаврилу и бежать с ним подальше отсюда. А то, не ровен час, вернется из лесу жрец Небесная Чаша, расшифровав похабные частушки пенсионера Таронха, увидит развернувшееся побоище и обвинит во всём меня! Не то чтобы он будет не прав, нет… Однако я уверен: разбираться по всем правилам юриспруденции старец не станет, а попросту обратит агрессию толпы в нужное русло — на нас с Гаврилой…

А драка тем временем шла вовсю. Буйная первобытная энергия, сдерживаемая во время благополучного существования, рвалась наружу.

Революционеры во главе с Кленовым Листом оправились от первого потрясения и, двинувшись со всех сторон одновременно, порядочно проредили кольцо защиты вождя. Оставшиеся в строю законопослушные воины продолжали сражаться, а повергнутые в прах их товарищи хватали зубами нападавших за голые лодыжки. Таронха своим самогонным зельем защитил подопечных от повреждений, но не лишил их чувствительности к боли — поэтому визг над вскипевшим лагерем стоял невообразимый.

Дети в ужасе сбились в кучку на краю поселка. Мустанги разбежались в разные стороны, как мухи при виде баллончика дихлофоса…

Сторонники Кленового Листа, пользуясь численным преимуществом, перли вперед. Быстроногий Олень, оседлав здоровенного воина, возвышался над сражавшимися: одной рукой вождь управлялся копьем — используя оружие на манер бильярдного кия, сшибал наиболее рьяных драчунов под ноги своему скакуну, второй рукой прикрывал макушку, из которой чья-то ловкая рука успела выдрать украшенный перьями оселедец.

Неуемный Кленовый Лист, отплевываясь от пыли и грязи, выплыл на поверхность куча-малы, вскарабкался с камнем в руке на чьи-то плечи и, с трудом удерживая равновесие, прицелился. Умело запущенный булыжник врезался в лоб вождя. Быстроногий Олень, пискнув: «Спасите!» — вылетел из седла.

Воодушевленные бунтари удвоили напор. Следуя примеру изобретательного вождя, часть из них взгромоздилась на шеи единомышленников и, подбадривая их пятками по бокам, стремительной конницей врезалась в самую середину группы противника.

Я было подумал, что исход схватки решен: не быть больше Быстроногому Оленю вождем рода пиу-пиу! — но ошибся. В самый критический момент от сваленных и переломанных в пылу драки вигвамов в гущу битвы метнулось с десяток женщин.

— Ага! — взвился в небо крик Кленового Листа. — Вождь подкрепление вызвал! И играет он не по правилам, и сражается не по правилам! Жен своих и тещ на нас напустил! Поднажми, ребята!

Ребята поднажали, но толку от этого было мало. Как ни странно, женский летучий отряд, затесавшийся в гущу воинов, внес в ход битвы ужасающую сумятицу. Видно, индейцы пиу-пиу были не совсем уж дикарями и в полную силу со слабым полом сражаться не решались. А вот женщин в этом смысле ничто не останавливало! Над головами сражающихся, как черны вороны, закружились с корнями вырванные клочья волос, лоскуты вдрызг разорванных одежд, обрывки бус и амулетов. Бунтари дрогнули и попятились, но сдаваться и не думали.

Наблюдать за сражением становилось всё опаснее. Поле битвы расширялось, охватывая всё новые и новые территории, набухало, как хорошее дрожжевое тесто. Те, кто не хотел поначалу драться, неожиданно оказались среди мордующих друг друга воинов. От вигвамов осталось одно воспоминание. Дети, зараженные азартом боя, шныряли вокруг; кидались камнями, конскими яблоками (сорт «мустанг»), кричали на разные голоса, подбадривая сошедших с ума родителей. Особенно выделялся Хитрый Скунс — сказывался отцовский воинский практикум! — не одно пущенное его меткой рукой конское яблоко залепило глаза защитникам чести и достоинства вождя, не один камень гулко ударился во вражеский череп.

Я вприпрыжку побежал по направлению к вигваму жреца — единственному уцелевшему посреди дикой междоусобицы. Кто-то — может быть, тот же мелкий поганец Хитрый Скунс — сгоряча бросил мне вслед камень, но я вовремя пригнулся. На бегу призывал во всё горло Гаврилу. Добравшись, ввалился в помещение, не успев как следует затормозить, — так рухнул последний вигвам селения.

— Гаврила! — позвал я, барахтаясь среди шкур и обломков жердей. — Вылезай, пора ноги делать, пока нам их не оторвали…

Никто не отозвался на мой крик. Пошарив еще, я убедился, что Гаврилы здесь нет. Куда он делся? Не мог же я его не заметить в гуще сражающихся? А вдруг не заметил? Ведь сомнут моего клиента и «прости» сказать поленятся… Им-то, индейцам, защищенным зельем Таронха, всё как с гуся вода — они сражаться могут до второго пришествия, а Гаврила под покровительством духа добра и всепрощения не состоит.

Я побежал назад, выкрикивая имя детины, и… совершенно неожиданно наткнулся на него самого.

Гаврила летел, едва касаясь ногами земли. Таким я, признаться, его еще не видел. Глазищи горят, как театральные софиты в сцене убийства Дездемоны, руки сжимают вывороченную березку (с корней сыплются земляные ошметья), рот — красная четырехугольная дыра, из которой, как фарш из мясорубки, сыплются страшнейшие ругательства.

Меня мой клиент не заметил. Пронесся мимо и врезался в куча-малу, словно торпедный катер в мелководную заводь. Брызгами разлетелись в разные стороны индейцы, неосторожно оказавшиеся на пути детины. Почти сразу же послышались глухие тяжкие удары — это заработала его импровизированная дубинка. Бах! Бах! Бах!.. То один, то другой воин взлетали метра на три вверх и с воплями шлепались обратно.

Люди племени пиу-пиу оторопели — будто узрели перед собой не рассвирепевшего непонятно по каким причинам воеводина сына, а самого злобного Тависка, явившегося собрать кровавую жатву. Ровно минуту Гаврила беспрепятственно сеял разрушение и смуту, а потом народ пиу-пиу опомнился. Забыв о междоусобице, всем кагалом накинулись на чужеземца стар и млад. Гаврила взревел, словно медведь, облепленный вцепившимися в него собачонками, встряхнулся и вновь поднял свою дубину…

И чего это он озверел? Чего это ему в голову взбрело подраться? Совсем недавно лежал хворый и квелый… Горячая кровь, что ли, взыграла? Ну здесь ему не на кулачках с боярскими отпрысками силами мериться. Полтораста неуязвимых, откормленных воинов с женами-мегерами и детьми-дьяволятами точно сделают из него отбивную… Правда, если верить пенсионеру Таронха, неуязвимы пиу-пиу только для своих краснокожих братьев и диких зверей, а про русских недорослей он ничего не говорил… Равно как и про бесов — оперативных сотрудников… Так что Гаврила вполне может успеть отправить на тот свет десяток-другой индейцев прежде, чем превратится в отбивную…

Делать было нечего — пришлось самому вступать в бой. Не бегать же вокруг дерущихся и не умолять плаксивым голосом: «Ребята, ну хватит… Ребята, ну перестаньте…»

Хвала преисподней, индейцы успели подустать. Только этим и можно объяснить то, что Гаврилу не растерзали, пока я, раздаривая направо и налево плюхи, добрался до него.

— Эй! — крикнул я, ожесточенно отлягиваясь от подступавших ко мне воинов. — Джеки Чан, воеводин сын, ты меня слышишь?!

Гаврила грузно развернулся, дубиной повергнув наземь одновременно пятерых нападавших.

— Адик! Ты как здесь?

— Я-то? — воскликнул я, проводя серию ударов в корпус краснокожего отморозка, пытавшегося кремниевым ножом снять с меня, живого, скальп. — Я тебя выручаю, а ты?!

Детина не ответил, увлеченный вбиванием в землю по пояс вооруженного сразу двумя палицами индейца…

Да-а, и не поговоришь особо в такой толчее!.. Кто-то верткий и сильный, как удав, остро вонявший потом и бизоньими окороками, прыгнул мне на шею. Когда я наконец расцепил намертво сошедшиеся на моем горле пальцы и зашвырнул диверсанта далеко за пределы поселка, Гаврилы рядом уже не было. Судя по хлестким звукам плевков и богатырскому уханью, он бился где-то недалеко — метрах, может быть, в десяти от меня. И уходил всё дальше и дальше.

«Дошло-таки до твердолобого, — подумал я, — что сваливать отсюда надо подальше, а не играть в супергероя. Размял косточки — и хватит…»

Столкнув лбами налетевших с двух сторон воинов, я рванул за Гаврилой, по пути перехватывая копья и дубинки, нацеленные в меня самого. Еще несколько щедро выданных лично мною нокаутов, прыжок вперед — и я оказался в фарватере прорубавшего себе дорогу детины. Здесь уже драться мне было не нужно — вся трудность состояла в том, чтобы устоять и продолжать движение, когда под ноги мне валились изувеченные краснокожие. Я порядком напрыгался, пока мы выбрались на более или менее свободное пространство. Утерев пот со лба, я оглянулся: толпа индейцев еще колыхалась сама в себе, словно рассуждая, кого бить, если основные противники — Рогатый Дух и Большой Дух — куда-то запропастились?.. Времени было в обрез — вот-вот раздастся вопль: «Здесь они! Лови их!» И я решил применить истинно бесовскую тактику, а именно: дважды выкрикнул на разные голоса:

— Кленовый Лист — жулик! — И: — Долой диктатуру Быстроногого Оленя!

Племя пиу-пиу мгновенно вспомнило недавние распри и занялось делом…

Я повернулся к Гавриле, чтобы посоветовать ему бежать быстрее и по возможности не останавливаться, но вдруг заметил, что детина-то, оказывается, не один: на его плече покоилась краснокожая девушка в изорванной одежде.

«Это еще что за новости? — пронеслось в моей голове. — Захват заложницы?!»

Но проводить разбор полетов было некогда. Гаврила сам рявкнул:

— Бежим!

И мы побежали.

* * *

— Надо развести костер, — заявил Гаврила.

— Не надо, — ответил я. — Дикари по дыму нас в два счета найдут. Хочешь еще подраться? Не весь пар выпустил?

— Нам бы согреться, — пробурчал детина. — Я ноги промочил, и она вся мокрая… Почему мы по воде-то бежали? Ручей всего два шага в ширину — нет, нужно было ноги мочить!

— Со следа сбивали преследователей, — объяснил я. — Чтобы дольше искали… Ты мне лучше скажи: зачем девку уволок? Совсем, что ли, с ума спятил? И так всё племя переполошили, как эпидемия атипичной пневмонии — Китай, так ты еще и заложника взял, изверг этакий!

Мы одновременно посмотрели на девушку из рода пиу-пиу, неподвижно лежавшую в густой траве. Дикарка находилась в глубоком обмороке; о том, что скачки на Гаврилиной спине не выбили окончательно из нее дух и она всё еще жива, можно было догадаться по слегка подрагивавшим векам и чуть приподнимавшейся при слабых вдохах-выдохах груди. Слегка прикрытая разодранной кожаной рубашкой грудь лежавшей без сознания девушки была такая, что я бы лично поостерегся делать искусственное дыхание: имея дело с этакими формами, и не заметишь, как увлечешься и процедура оживления плавно перерастет в нечто совершенно иное… «Не дэвушка, а пэрсик!» — как сказал бы один из моих недавних клиентов, продавший душу за торговую точку на Измайловском рынке. Кстати, чем-то на Оксану похожая. По крайней мере, привлекательна не меньше…

— Она не заложник! — возмутился воеводин сын. — Я испугался просто, что стопчут ее… Она же в ихних разборках участия не принимала. Просто шла через поселок, когда всё началось…

— Откуда ты знаешь? — спросил я, с трудом отводя глаза в сторону. — Видел, как там всё было?.. Жены за мужей вступились, дочери за отцов… Полномасштабная племенная месиловка.

Я не удержался и скользнул искоса взглядом по дикарке — от груди и ниже… Зря, между прочим, индейские женщины носят штаны вместо юбки. Штаны, конечно, удобнее, но юбка… сами понимаете… К тому же на таких очаровательных ножках короткая юбочка с разрезом до середины бедра смотрелась бы гораздо лучше порванных на коленях кожаных легинсов.

— Нет у нее ни отца, ни матери, — сказал Гаврила, который и сам старательно рассматривал собственные колени. — У нее из родни только дед один остался. И тот сейчас отсутствует…

— Внучка жреца! — догадался я. Гаврила вздохнул и почесал в затылке.

— Она самая. Хорошая девка. Прибрежной Галькой зовут. Уважительная, не то что этот поганец Хитрый Скунс. Как ухаживала за мной! На ноги меня, можно сказать, поставила отварами из трав. А я уж думал — дуба дам из-за обжорства своего.

Я стремительно поднялся. Чары девичьей юной красоты мгновенно иссякли, как лоскуток серебряной паутинки сдуло порывом ветра.

— Ополоумел? — заорал я на Гаврилу. — Нашел кого похищать! Какую-нибудь другую девку уволок бы — только не эту!

— А что? — опешил детина.

— А то! Старикан Небесная Чаша всю местность носом перероет в диаметре тыщи километров, чтобы ненаглядную свою единственную внучку вернуть! Неужели не понятно? Он уже, наверное, шурует где-нибудь поблизости с отрядом вооруженных до зубов воинов! Лучше бы мы вовсе не убегали, а привязали друг друга к жертвенным столбам и огонь под столбами разожгли — сэкономили бы время и силы. Да нас через пять минут найдут!

— Не кричи, Адик! — опомнился Гаврила. — Никого я не уволакивал. Я ее спас, понимаешь? Разве не видел, что там творилось? Все вели себя так, словно бес в них вселился… э-э, то есть… извини… будто рассудком тронулись! Дедушка мне еще и спасибо скажет! Если бы не я, ее бы уже в живых не было!

— Она и сейчас, между нами говоря, почти мертвая, — заметил я.

— Дышит! — парировал Гаврила. — Просто в чувство надо привести.

— Вот и займись этим. Твоя добыча, не моя…

Детина густо покраснел. Он встал с травы, отряхнул портки, шумно сглотнул и робко прикоснулся пальцем к запястью девушки. Тут же отдернул руку и отскочил на шаг, умоляюще глядя на меня.

— Отвернуться? — спросил я.

— Что ты?! Я… это… Прикрыть бы ее чем-нибудь.

— Полуметровым слоем дерна! И травой закидать, чтобы с близкого расстояния видно не было! Мол, не видели мы никакой Гальки и понятия не имеем о том, куда она подевалась… Кто ей одежду так разодрал? Интересно, что Небесная Чаша подумает, когда сюда заявится со своими головорезами?

— Скажешь тоже… — проворчал Гаврила. — Нет, ну правда… Воды бы плеснуть на нее, так нет ни глотка… Давай костер разведем — может, согреется и придет в себя…

— Значит, так, — принялся я инструктировать. — Правую и левую ладони кладешь ей на грудь. Совершаешь надавливания и пощипывания. Губами плотно прижимаешься к ее губам…

— Хватит! — оборвал меня детина, весь красный и потный, словно после получасового сеанса секса по телефону. — Всё-таки поганый вы народ — бесы! У меня же ничего такого в мыслях нет… почти. А ты — про губы и про грудь сразу!

— А в чем дело? — удивился я. — Про технику искусственного дыхания никогда не слышал? Как у вас, например, людей в чувство приводят, если они сознание теряют?

— Не знаю, — покрутил головой Гаврила. — На моей памяти никто никогда сознание не терял. Только Микола-шорник однажды, когда яблоки из батюшкиного сада воровал, головой вниз с забора свалился, но ему никто губы в губы не это… Сторож Евсей портки спустил, крапивой ожег одно место — Микола тут же подскочил и без портков убег!.. Да ежели б наши парни про… искусное дыхание знали, сами бы девок по голове дубинами глушили, чтобы потом посоромничать!

— А еще на бесов наговариваешь! — хмыкнул я. — Ладно, пусти меня. Сейчас я ее… Можешь отвернуться — полагается пострадавшему всё до пояса расстегнуть.

Я шагнул вперед, но Гаврила, неожиданно нахмурившись, загородил мне путь.

— Ты чего?

— А ничего! — буркнул он. — Стыда никакого не допущу!

— Ну, тогда сам с ней возись! — обозлился я. — Больно надо!..

Не драться же мне с ним! Я демонстративно стал смотреть в сторону, скрестив на груди руки. Воеводин сын долго пыхтел, топтался вокруг бесчувственной девушки, вставал на колени, ползал, тихонько свистел в ухо, хлопал в ладоши, один раз попытался осуществить мои инструкции, но, дотронувшись до девичьей грудки, от смущения едва не расплакался и наконец сдался.

— Я отвернусь, — сказал он, трогая меня за плечо. — Ты уж постарайся, Адик… А то она и правда… как неживая лежит.

— Постараться? Ладно. Ты ищи крапиву, а я буду снимать с нее…

— Нет, не так! — замахал Гаврила руками.

— Хорошо. Снимай штаны ты, а крапиву я поищу.

— Не валяй дурака, пожалуйста! — воскликнул детина.

— Это ты мне говоришь?! Я тебе уже полчаса толкую о том, что надо сваливать отсюда как можно дальше, а вот ты как раз валяешь дурака! Ну что с ней сделается? Здоровый человек, дитя природы… К тому же она — неуязвима, как и все пиу-пиу. Перепугалась немного, помяли ее в свалке… Очухается и пойдет домой. Дедушка-жрец внучку пожалеет. А нас он жалеть не будет! Даже представить себе страшно, что он с нами сотворит, когда настигнет! Мы, конечно, будем сражаться, как десяток львов, но полторы сотни воинов нам не одолеть! Небесная Чаша, кстати, мог уже и из других селений подтянуть сотню-другую бойцов на поиски любимой внучки!

Гаврила молитвенно сложил руки. Я вздохнул и опустился перед распростертым телом.

М-да… От девушки пахло лесными ягодами. Теплое дыхание вырывалось из припухшего ротика. Груди покачивались, как морские сонные волны… Был бы на моем месте другой бес — Франциск, скажем, или Филимон тот же, — рассусоливать не стали бы. Послали б Гаврилу разыскивать ближайшую аптеку, где отпускают без рецепта нашатырный спирт, а сами в это время… Даже грубиян Флинт, увидев перед собой столь обольстительную особу, не рявкнул бы свое привычное: «Встать! Р-руки по швам!» — а высказался бы гораздо нежнее. Например, так: «Вольно!»

Начинать, что ли?.. А самой Прибрежной Гальке каково будет? Открывает она глаза и видит припавшего к ее губам… Нет, не прекрасного принца на белом мустанге, а самого настоящего беса с рогами, хвостом и копытами!

В общем, пожалел я невинную девушку. Воспользовавшись тем, что Гаврила добросовестно отвернулся, я довольно чувствительно ущипнул Прибрежную Гальку за ладонь.

— Ай! — вскрикнула она и, приподнявшись, села.

— Очнулась! — обрадовался Гаврила. Прибрежная Галька опасливо попятилась от меня.

Думаю, сделай Гаврила шаг ей навстречу — она бы, откинув сомнения, прыгнула ему на руки.

— Доброе утро, — вежливо проговорил я. Девушка, пробормотав что-то, обеими руками сделала отвращающий знак. Меня ощутимо кольнуло в области печенки.

— Но-но! — схватившись за живот, запротестовал я. — Давай без дедовских штучек! Я тебя в чувство приводил, и всё!

— Рогатый Дух — злой дух, — сообщила Прибрежная Галька Гавриле. — Дедушка говорил, что общение с ним доведет до беды.

— Уже доводило, — вздохнул детина, — и не один раз. А куда деваться, если жизнь такая?

— Он свел с ума мое племя! — ткнув в меня пальцем, обвинила девушка. — Обрушил людей в пучину порочный страстей!

— Они сами виноваты, — сказал я. — С жиру бесятся… А ты что, Гавря, язык пиу-пиу стал понимать?

— Не совсем, — ответил воеводин сын. — Но многое понимаю. Мы с Галиной долго разговаривали… пока я больной лежал.

— А чего же ты с Большим Духом общаешься? — возмутился я. — Он со мной ходит как привязанный, от него, наверное, тоже немало нехорошего нахвататься можно!

— Большой Дух — вовсе не дух, — сказала девушка, поднимаясь на ноги и отступая за широкую спину Гаврилы. — Он — простой смертный, как и я. Великая тоска любовная заставила его обратиться к злу за помощью. А дедушка говорил: те, кто от любви потерпел, — святы.

— На святого этот увалень мало похож, — заметил я. — Что-то не скажешь по нему, что он вот-вот на небеса вознесется. Такого и пятеро мустангов выше чем на пару метров от земной поверхности не оторвут.

— Неправда! Телом он грузен, но душа его проста и поэтому легче утиного пуха. К тому же Большой Дух рассказывал, что едва не взлетел недавно…

— Это она перепутала, — покраснев, объяснил Гаврила. — Меня от травок колдовских, которые лечебные, так здорово пронесло…

— Ну хватит подробностей, — оборвал я обоих. — Надо и о насущном подумать. Плохой я или хороший — не тебе, милая девушка, решать. Не нравится — иди на все четыре стороны, держать не станем. Тебя дома уже заждались.

— Куда она пойдет?! — вступился Гаврила. — Неизвестно, эти охламоны Кленовый Лист и Быстроногий Олень опомнились или до сих пор дерутся?.. Да и как ей одной? Места здесь глухие, звери дикие водятся…

— Большой Дух ласков и приятен, — оценила девушка. — Он не похож на мужчин моего племени. Он хороший!

— Соображаешь, что говоришь? — постучал я себя по лбу. — Какой дикий зверь неуязвимому пиу-пиу повредить может?

— Ну мало ли… — замялся детина.

— Никуда я не пойду, — неожиданно заявила Прибрежная Галька, потупившись. — Никому не известно, сколько дедушка пробудет у священного дуба. Может, два часа, а может, и два дня… Что я буду делать одна среди разъяренных мужчин?

Гаврила выразил свое согласие с девушкой энергичным кивком.

— Та-ак… — протянул я. — Ситуация проясняется. Ты, парень, скажи: выполнение моего задания отменяется? Оксана тебе больше не нужна?

— Какая Оксана? — округлила глаза Прибрежная Галька. — Оксана осталась в прошлом, так ведь? Злая она и никчемная, если не оценила по достоинству Большого Духа…

— Нужна! — завопил Гаврила. — Нужна! Я только это… по велению души! Девицу невинную спасти от озверевших дикарей!

— Не надо меня спасать, — надула губки девица. — Я уж лучше пойду… Тебе, Большой Дух, должно быть стыдно!

— Почему? — не понял Гаврила.

Объявив во всеуслышание о своем желании немедленно нас покинуть, Прибрежная Галька не торопилась сейчас же отправиться в путь. Гаврила лупал глазами.

Я схватился обеими руками за голову. Мы с детиной по уши вляпались в серьезное дерьмо, а здесь завязывается какой-то идиотский бразильский сериал со среднерусско-американской подоплекой! Сопливый вестерн!.. Не хватало еще, чтобы Гаврила заправил домотканую рубаху в портки и вместо кушака подпоясался бы кожаным ремнем, отягощенным двумя кольтами, а Прибрежная Галька нацепила бы волнующий воображение купальник цвета морской волны и взяла бы в руки тонкостенный бокал с мартини…

Бардак, одним словом!

— Решайте скорее! — нахмурился я. — Или мы с Большим Духом уходим, или кое-чей дедушка в сопровождении мобильного отряда воинов-копьеносцев догонит нас по свежим следам.

Прибрежная Галька призывно взглянула на Гаврилу. Если бы такой взгляд адресовался мне, клянусь адским пламенем, забыл бы Тависка, Таронха, Филимона и всю контору вплоть до капитана Флинта!.. Э-э-х! Детина непонимающе хмыкнул и развел руками.

Гордо вскинув голову, внучка жреца отправилась восвояси. Я на всякий случай придержал Гаврилу за рукав — вдруг рванет за ней? Но нет — воеводин сын только промычал что-то протестующее и протяжно вздохнул.

Пригорок, поросший высокой травой, скрыл от нас Прибрежную Гальку.

— Вот и всё, — сказал я. — Хорошего понемножку. Пошли.

— Куда?

— В противоположном направлении. Ты молод еще и не представляешь, какая ужасная штука — месть женщины, на самые чистые чувства которой не ответили взаимностью…

Если я раньше хоть немного сомневался в том, что Небесная Чаша будет нас разыскивать до победного конца, то теперь все сомнения развеялись: девица ему такого понарасскажет, что он в лепешку разобьется, чтобы нас примерно наказать!

— Да почему же? — застонал Гаврила. — Ничего не понимаю… Какие чувства? Что я — ухарь какой-нибудь? На гулянье ее не звал, гостинцев не предлагал, песен не пел под окнами избы… Чего она так? Я же просто пожалел ее, а она напридумывала себе. Оксана — моя любовь на веки вечные! — твердо закончил он. Замолчал, подумал немного, ожесточенно скребя покрытый светлым пушком подбородок, и тихо добавил:

— А всё-таки она красивая… Может быть, чуть-чуть подурнее Оксанушки…

— Марш! — скомандовал я.

И мы двинулись в путь. Подальше от головного селения племени пиу-пиу, по открытой всем ветрам прерии к синеющим вдали вершинам скальной гряды, у подножия которой темнели редкие деревца…

* * *

…А Таронха мне и говорит: — Ты что же, брательник дорогой, от служебных обязанностей бегаешь?

— Я не твой брательник, — отвечаю я, — а всего-навсего исполняющий обязанности. Должность временная и малоответственная. Хитро вы устроились: Тависка напортачил, вверенное ему племя загнал в вонючую расщелину и скрылся куда-то. А я теперь расхлебывай?!

— Смирно! Руки по швам! — орет вдруг Таронха, стремительно преображаясь в капитана Артура Эдуардовича Флинта. — Я т-тебе поговорю! Я т-тебе посвободомыслю!! Почему дезертир Тависка до сих пор не найден?! Почему он до сих пор скрывается?!

— Потому и не найден, что скрывается, — говорю я, отчего-то нисколько не удивляясь тому, что вместо Таронха со мной разговаривает Флинт. — Не валяйте дурака, уважаемый капитан. Что я — глупый, да? Зачем Землю насквозь шахтой просверлили? Подумаешь, авантюру тайную затеяли… Я уже обо всём догадался. И с Таронха нечего спрашивать: он не сторож брату своему!

— Я не сторож?! — возмущается превратившийся в Таронха Флинт. — Я, мой симпатичненький, самый настоящий сторож! Тулупчик вот мне выкроили из бизоньих шкур… Из ясеня колотушку выточили… Самогон пью день и ночь… Песни пою… Чем не сторож? Хоть сейчас на пенсию выходи! Да мне уж и недолго осталось… Вот доберутся до наших земель бледнолицые — и айда обратно в свою контору — вперед, шагом марш!.. А насчет подозреваемого — это вы зря. Типы какие-то подозрительные тут шныряли — я замечал. Неместные… С рогами и с копытами!.. Они брательника моего и цапнули!

Тут началась какая-то совершенная галиматья. Сморщенное личико Таронха снова стало превращаться в оловянную физиономию капитана Флинта, но процесс почему-то на полдороге застопорился — получившаяся в итоге харя была так страшна, что я едва не перекрестился!

— Кто к вам в последнее время заходил?! — кричал Флинт-Таронха на самого себя. — Фамилии?! Адреса?! Явки?! Смирно!!!

— Ну Тависка заглядывал, — сам себе отвечал Таронха-Флинт. — Потом жрец Небесная Чаша… Потом гуси с бычьими головами… Потом мустанги — все как один точь-в-точь похожие на вождя Быстроногого Оленя… Потом крысы-мутанты… Потом черепашки-ниндзя… А потом я понял, что у меня белая горячка…

— Стоять!! Отвечать!!! В какой момент точно осознали, что начались галлюцинации?!!

— Когда бесов стал видеть.

— Каких бесов?

— Ну, таких… С рогами, копытами… Одного — как сейчас помню — звали Адольфом… Другие, кажется, привиделись.

— Молчать!! Не возражать!!

— А чего вы кричите? Кто вы такой вообще?! Какой такой Флинт?! Я под вашим начальством не нахожусь, золотой мой, тем более что сейчас вообще не ваша смена!..

Тут я наконец проснулся. Некоторое время лежал на спине под деревом, где и заснул, глядя на нежно-зеленые листочки высоко надо мной, плавающие, точно в масле, в солнечном свете.

Ведьмы чистилища, и присниться же такое!.. Капитан Флинт, вопреки всем правилам и распорядкам, допрашивающий сотрудника конкурирующей организации… Погодите, погодите…

Я рывком приподнялся, протер глаза… А ведь и вправду: как было дело, когда я отправлялся на задание по вызову незнакомого мне тогда Гаврилы?

Получил заказ… Выслушал пару дебильных шуток от вахтера-беса… Как и водится, расписался в книге прибывающих-отбывающих… Получил обязательный инструктаж от дежурного… Да, вспомнил! Дежурил-то в тот момент никакой не капитан Артур Эдуардович Флинт, а его заместитель Кондрашкин — толковый бес с высшим образованием…

Пламя преисподней! Когти и хвост Вельзевула! Это что же получается?

Если Кондрашкин заступил на дежурство, значит, Флинт в отпуске или на курсах повышения квалификации парился! Каким тогда макаром Артур Эдуардович со мной связался через оператора-консультанта Потаенную Мышь? Не должен он был объявиться! Вернее, не он должен был на связь выйти, а Кондрашкин… Флинта никакой метлой на должность из отпуска не загонишь, тем более с курсов… Бред получается. Или… мистификация! У Филимона всегда здорово получалось чужим голосам подражать. Он ведь и Флинта сколько раз пародировал на потеху всей конторе…

Я решил немного пройтись, подышать свежим воздухом, чтобы прояснилось в голове. Встал, потягиваясь, и… так и замер с поднятыми вверх руками: прямо в мою грудь нацелились, покачиваясь, словно головки ядовитых змей, кремниевые наконечники копий. Копья держали с ног до головы покрытые боевой раскраской воины пиу-пиу. Было их больше двух десятков. Из-за спин индейцев выглядывал вождь Быстроногий Олень, макушку которого украшал уже не оселедец, а скромный волосяной пучок, густо переплетенный орлиными перьями.

— Стой, Рогатый Дух, и не двигайся! — выкрикнул вождь.

— Я и так стою, — ответил я, медленно опуская руки. — Нашли всё-таки… А я старался следов не оставлять.

— Коварство духов не знает границ! — Осмелевший Быстроногий Олень вышел из-за спин воинов. — Но Небесная Чаша, обладающий тайными знаниями, помог нам.

— А мне помог в поисках великий Таронха! — прогудел голос откуда-то сбоку.

Я осторожно обернулся. Жрец возглавлял вторую группу воинов — тоже численностью в два десятка. Копья его пиу-пиу были нацелены на безмятежно посапывавшего Гаврилу.

— Спасибо великому Таронха, — выдавил я. — А я-то думал, что он еще неделю в загуле пробудет…

Воины зашептались между собой, переглядываясь. Очевидно, они не поняли значения слова «загул».

— Великий Таронха не совсем хорошо себя чувствует, — неохотно пояснил Небесная Чаша. — Но он всё еще с нами. Где моя внучка?! — заорал вдруг жрец, кидаясь вперед и безо всякого почтения пиная Гаврилу ногой. — Где Прибрежная Галька?!

Детина всхрапнул, приподнимая голову.

— Где Прибрежная Галька?! — повторил свой вопрос жрец.

— Не знаю я… — просипел отсыревшим со сна голосом Гаврила. — Домой пошла.

— Врешь! Ты соблазнил ее, похитил, обесчестил и… и… Куда ты ее дел?

— Да никуда я ее не девал! — пожал плечами воеводин сын. — Говорю же вам — домой пошла…

— О жрец! — подал голос вождь Быстроногий Олень. — Страшная догадка посетила меня! Большой Дух Ненасытный Пожиратель Мяса мог попросту съесть Прибрежную Гальку!

— Как?! — взревел Небесная Чаша. — Не верю!!

— Очень просто, — подтвердил один из воинов. — Я тоже не верил. Потому и пострадал, проиграв свой вигвам…

Жрец затоптался на месте, воздевая руки к небесам:

— Не верю! Не верю!! Не верю!!! — трижды прокричал он. — Где тогда ее одежда?! Где наконец ее бедные косточки?!

— Большой Дух мог сожрать ее вместе с одеждой и косточками, — высказался тот же воин. — И очень просто…

— Небесная Чаша! — позвал Быстроногий Олень. — Давай уже начинать.

Небесная Чаша не ответил. Мутными глазами он обвел собравшихся. Остановившись взглядом на Гавриле, ощерился и зарычал.

— Что начинать? — поинтересовался я. Быстроногий Олень не успел мне ответить — заговорил жрец:

— За то, что принесли скверну в мирную жизнь моего народа… — торжественно разнеслось по округе. — За то, что стравили между собой родичей, посеяли вражду и взрастили страсти… За то, что замучили и убили невинную девушку… Приговариваются Рогатый Дух и Большой Дух… к смерти!

Тишина установилась по всему предгорью. Нехорошая тишина — напряженная и невыносимо тревожная, как барабанная дробь. Лица воинов пиу-пиу потемнели. Копья дрогнули в их руках. Сразу два или три наконечника коснулись моей труди.

— Мама… — жалобно выговорил Гаврила. — Оксанушка… Ой! — вскрикнул он, когда я оглушительно захохотал.

Воины отступили. Жрец Небесная Чаша потянулся к кремниевому ножу, висевшему на его поясе. Быстроногий Олень раскрыл рот.

— Умом тронулся, — пояснил им Гаврила, качая головой. — От страха…

Смеховой залп получился довольно примитивный, но лучше я не мог ничего изобразить… Попробуйте похохотать после оглашения вам смертного приговора — никакая система Станиславского не поможет! Знаете ли, не удается припомнить ничего смешного, никакого анекдотца подходящего, когда вокруг люди, совершенно серьезно вознамерившиеся тебя укокошить…

И вовсе я не тронулся умом! Даже не слишком испугался. Сколько раз уж попадал в подобные ситуации, и довольно часто меня спасала такая вот выходка. Раскат громового смеха в надлежащий момент действовал как ушат ледяной воды. Конечно, такое случалось редко, чтобы потенциальные убийцы, осознав мое презрение к смерти, смущались и, убрав холодное или огнестрельное оружие, на цыпочках ретировались восвояси. Обычно я просто выигрывал несколько минут для лихорадочных раздумий, пока окружающие соображали что к чему. Часто в эти несколько минут в голову приходили какие-нибудь дельные мысли, и я начинал действовать. Второй раз повторить смеховой залп никогда не рисковал.

— Ха! — выкрикнул я. — И вы думаете, несчастные смертные, что духа можно убить обыкновенными копьями?

Быстроногий Олень глянул на нахмурившегося жреца и поджал губы.

— Вообще-то мы на это и рассчитывали, — признался он. — А что?

— А то! — ухватился я. — Духа невозможно уничтожить человеческим оружием!

— Духа невозможно уничтожить человеческим оружием! — загомонили легковерные дикари. — А чем можно уничтожить духа?

Я подбоченился, обвел всех взглядом. Не особенно понравился мне вид жреца — кажется, он смотрел на меня несколько саркастически. Не то что Гаврила — тот прямо впился в меня глазами… Еще бы! Сорок воинов с копьями — это не шутка!

— Осиновой веткой, — ляпнул я.

— Большой веткой? — с надеждой спросил вождь. — Увесистой? Шарахнуть?

— Ни в коем случае! Маленькой осиновой веточкой. Чем она меньше, тем больше убийственная сила. Ни в коем случае не шарахать. Легонько коснуться лба духа, и он обязательно скончается в течение двух-трех дней.

— Каменная Челюсть и Бычий Хвост! — немедленно распорядился Быстроногий Олень. — Марш искать осиновую веточку! Быстро! А мы пока заколем Большого Духа. Небесная Чаша разъяснил нам, что никакой он не дух, а простой смертный.

— Ха-ха! — снова выдал я. — Ну вы как маленькие! Я же покровитель Большого Духа! Пока не убьете меня, нечего и думать о том, чтобы малейший вред Большому Духу нанести!

— Отставить закалывать! Каменная Челюсть и Бычий Хвост! Почему еще здесь?!

— Каменная Челюсть и Бычий Хвост никуда не пойдут, — раздался голос жреца. — Воины! Неужели вы забыли, как я рассказывал вам у вечернего костра старинную индейскую сказку о Братце Лисе и Братце Кролике?

Вот блин… Проклятый жрец!.. На этот раз не прокатило. Второй попытки они мне не дадут… На будущее надо запомнить: с операторами-консультантами конкурирующей организации вести себя похитрее!

Я вздохнул. Неохота было умирать именно сегодня. Давно я уже на службе — так давно, что успел вывести закономерность: летним солнечным утром почему-то умирать особенно не хочется… Смурным осенним вечером тоже в принципе не хочется… Да и зимним морозным днем я тяги к смерти никогда не ощущал…

— Небесная Чаша! — заговорил я. — Не боишься гнева духов? Меня убьешь — на мое место трое таких же встанут! Никакой Таронха тогда не поможет. Отмени приговор, пока не поздно! Тебя жалеючи говорю. Ведь мальчики кровавые в глазах стоять будут!.. И что я такого сделал? Ну развлек немного ребят. Я же не виноват, что они не знают правил цивилизованной игры в карты!

— Что мы такого сделали-то? — заголосил и Гаврила.

— А ты вообще молчи, душегуб! — рявкнул на него жрец. — Тебя-то как раз я убивать не буду…

— Да? — обрадовался детина.

— Да, — подтвердил старец. — Живьем поджарим на костре — за зверское съедение моей внучки.

Гаврила ошарашенно замолчал.

— Ничего себе, — проворчал я. — А еще духу добра и всепрощения поклоняетесь! Ведете себя как мерзопакостные кровожадные койоты! Стыдно! Весь мир за отмену смертной казни. Максимум — приговор к пожизненному заключению в вигваме строгого режима.

— Да! — поддержал меня воеводин сын подозрительно подрагивающим голоском.

— Э нет, нет! — почти одновременно закричали воины. — Большого Духа мы не прокормим!.. Рогатого, пожалуй, можно помиловать — как великого мастера забав и развлечений. А вот Большого…

— Всех к ногтю! — непреклонно заявил Небесная Чаша.

Пока длилось короткое препирательство, в ходе которого Быстроногий Олень пытался доказать жрецу выгоду моего помилования с обязательной ампутацией рук и ног ради безопасности, я мучительно размышлял. Выхода, кажется, не было. Оставалось гордо погибнуть в бою. Воинов пять-шесть Гаврила, наверное, переплюет, прежде чем падет, пронзенный десятками копий. И я парочку экзекуторов пристукну… Добраться бы до паскудного старца, но он, скорее всего, от честного поединка уклонится.

— Ноги Рогатому Духу можно не отрубать, — доказывал тем временем Быстроногий Олень, — отрубим только руки. Рогатый Дух наверняка знает много потешных танцев. Хау!

Так. Тянуть дальше некуда.

— Гаврила! — тихонько позвал я. — Готов принять смерть в бою?

— Не готов пока, батюшка, — стуча зубами, ответил детина. — Мне что-то страшновато… Можно немного погодить? Я расхрабрюсь чуток… А то напали, басурмане проклятые, во сне! Я и глаза-то еще как следует не продрал…

— А еще, — придумал Быстроногий Олень, — неплохо Рогатому Духу поотшибать рога! В них, наверное, его колдовская сила и хранится! Без рогов он будет безопасен… Эй, Рогатый Дух, согласен?

— Лучше смерть, чем позор! — ответил я гордо, подумав: «Надо было остаться жить-поживать среди людей рода койота. Они, по крайней мере, ко мне почтительно относились бы…»

— Небесная Чаша! — предпринял я последнюю попытку. — А Таронха тебе выдал лицензию на отстрел оперативных сотрудников преисподней? Ты, как простой смертный, не вправе решать подобные вопросы самостоятельно.

— А вот сейчас ты сам у него и спросишь, — сказал, злорадно приглядываясь к безоблачному небу, жрец.

Я тоже задрал голову и убедился в том, что небо не очень-то и безоблачное. Со стороны синевшего далеко-далеко леса быстро приближалось небольшое темное облачко. Стремительно летело к нам, гонимое явно не ветром, которого в это тихое утро и в помине не было. Очень скоро стало заметно, что на облаке, как на ковре-самолете, кто-то сидит. Еще минута-другая, и…

— Великий Таронха! — ахнули воины, все как один падая на колени.

Н-да, и здесь у Небесной Чаши всё схвачено.

— Приветствую вас, дети мои, — проговорил Таронха, сползая с облака на землю. — Приветствую и тебя, незнакомый здоровяк в нездешних одеждах. Приветствую и тебя… Как зовут-то? Опять я забыл.

— Адольф, — буркнул я. — Пора бы уже и запомнить.

Таронха погладил себя по голове и поморщился.

— Как тут запомнишь, сволочь ты с хвостом, когда голова трещит, как… как… трещотка!

— Что с тобой, о добрый Таронха? — благоговейно вопросил Небесная Чаша.

— Похмелье, сын мой, — вздохнул великий дух.

Честно говоря, немного поразмыслив, я даже обрадовался появлению Таронха. Конечно, не совсем удачно то, что добрый дух был несколько… не в духе… Но всё же лучше с ним общаться, чем с этими дикарями!

Таронха, болезненно морщась, распахнул косматую, из бизоньей шкуры сшитую телогрейку, поправил волчью шапку-ушанку, прислонился к облачку и заметно дрожавшими пальцами принялся скручивать козью ножку.

— Я-то против тебя, Адольф, ничего не имею, — заговорил он, обращаясь ко мне. — Будь моя воля — казнить тебя не стал бы. Но, понимаешь, этот вот тип… — без всяких церемоний Таронха кивнул в сторону напрягшегося жреца, — очень уж настаивает на казни. Грозится в вышестоящие инстанции пожаловаться.

— Молиться богам буду день и ночь! — злобно подтвердил жрец.

— Во! Тависка-то — местный, его не трогали. Тем более брательником мне приходится… А ты явился и сразу начал порядки наводить! Кому это понравится?

— Он внучку мою сожрал! — наябедничал жрец.

— Да ну?! — удивился Таронха. — Прибрежную Гальку? Что же ты, симпатичненький… А так понравился мне с первого взгляда!

— Не жрал я никакой внучки!

— Не жрал! — донесся со стороны скальных валунов девичий тонкий голосок.

Воины, жрец, великий дух Таронха, Гаврила и я — все с открытыми ртами смотрели на появление нового действующего лица.

— Да, — спрыгнув с валуна, сказал Прибрежная Галька. — Я всё время тут была.

— Меня чуть не убили! — пожаловался Гаврила. — Из-за тебя, между прочим! Могла бы и пораньше появиться.

— Мое сердце не позволило мне уйти далеко. Я ждала, когда мой возлюбленный начнет сражаться, — потупив глаза, проговорила девушка. — Ты, Большой Дух, очень хорош в драке.

— Я не возлюбленный! — возмутился Гаврила. — То есть возлюбленный, но не твой! То есть ничей пока не возлюбленный, но скоро буду им. Мне Адик… Рогатый Дух обещал!

Небесная Чаша побагровел.

— А еще где он очень хорош?! — заорал жрец. — Немедленно иди сюда! Я тебя выдеру, глупая девчонка!

— Прибрежная Галька больше не глупая девчонка, хау! — возвестила девица. — Большой Дух взял меня замуж, и теперь я принадлежу его вигваму!

Жрец едва не грянулся в обморок. Большой Дух, между прочим, тоже. Хорошо еще, что дух добра и всепрощения, зажав в углу рта цигарку, поддержал жреца за локоток. Гаврила устоял на ногах самостоятельно, только качнулся, словно от сильного удара в лоб. Быстроногий Олень насупился.

— Внучка жреца должна быть одной из жен вождя, — сказал он. — Это обычай… Слушай, Прибрежная Галька, а когда это вы успели сойтись? Наверное, ты напридумывала всё! Ничего не было! Вот и Большой Дух отрицает, да! — Он заметно повеселел. — Сейчас зарежем Большого Духа, Таронха убьет Рогатого Духа… Тогда и посмотрим…

— Большого Духа нельзя резать, — совершенно спокойно заявила девушка. — Он мой муж, и мы с ним — одно целое. Тогда вам и меня придется убить. Правда, дедушка?

Небесная Чаша кусал губы. Таронха, очевидно страдая от очередного приступа алкогольной интоксикации, тихонько мычал, массируя виски.

— Разбирайтесь уже быстрее, — сказал он. — Мне некогда. Подняли ни свет ни заря, даже здоровье поправить не дали. Никакого уважения к пенсионерам!.. Кого тут убивать, а кого не надо?

— Большого Духа не будем убивать, ладно, — после мучительных раздумий согласился старец. — Он станет воином племени пиу-пиу. Если, конечно, действительно является мужем Прибрежной Гальки.

Гаврила беспомощно посмотрел на меня. Я пожал плечами. Прибрежная Галька, ласково улыбаясь, подошла к детине и, привстав на цыпочки, обняла его за плечи.

— Я не… — неуверенно начал он.

— Ага! — торжествующе завопил Быстроногий Олень. — Колите!

— Ладно, ладно! — взмахнул руками воеводин сын. — Согласен… А разводиться у вас можно?

— Ты еще про алименты спроси, — фыркнул я. — Меня сейчас укокошат, а он о личной жизни думает.

— А теперь насчет Рогатого Духа, — мстительно скривился жрец. — Хоть его сейчас замучим…

— Может быть, Прибрежная Галька и меня в мужья возьмет? — предположил я. — У вас ведь многоженство, кажется, практикуется? Значит, должно быть и это… многомужество.

— Никогда Прибрежная Галька и пальцем не коснется злого духа! — заявила девушка.

Таронха посмотрел на меня, развел руками и, засучивая рукава, двинулся вперед. Тело мое потеряло силу — действовала чуждая моей натуре энергетика враждебного существа — создания Света.

— Ничего личного, — успокаивающе проговорил великий дух. — Без обид, ладно? Обыкновенные рабочие отношения. Я тебя сейчас р-раз — и надвое разорву, чтобы долго не возиться. Только ты не кричи громко, а то в башке гуди-ит.

— Погоди! — выдавил я.

— Ну чего годить-то?.. Извини, золотой мой, разбирательства и так затянулись…

Копыта и хвост! На этот раз я попался крепко. Ни малейшего шанса на спасение!.. И почему всё так получается? За паршивую колоду карт, крапленых к тому же, принимать мученическую кончину? Ведь я не святой-мученик, а совсем наоборот! Почему этому детине неотесанному повезло, а мне нет? У него прямо как в приключенческом романе всё вышло — появилась из ниоткуда прекрасная дева и спасла… А на мне сказки кончились, началась банальная проза. Сейчас разорвут на две части — и привет! Я же не пиу-пиу: неуязвимостью и способностью к регенерации не обладаю… Где же мои спасители? Хоть один?! Жуть как не хочется умирать!.. Нет, не должно так мерзко наше приключение закончиться! Ну не должно — не по правилам это!

— Можешь закрыть глаза, — разрешил Таронха. — Покурить перед смертью хочешь? Я тебе козью ножку сверну…

— Хочу… — простонал я. — Покурить.

— Не медлите! — закричал жрец. — Не тяните! Великий Таронха, курение очень вредно — вы же сами нас этому учили! Убивайте его поскорее!

— Ша! — огрызнулся Таронха. — Помолчи хоть немного, зануда родненький! Все жилы вытянул: Таронха — то, Таронха — се… Убью я его, убью, никуда не денусь..Чего ты беспокоишься? Надоел!

Я затянулся цигаркой, всунутой мне в рот духом добра и всепрощения. И… тут же выронил ее на землю.

По прерии к нам летел всадник на мустанге. Издали размахивал руками с риском свалиться и орал что-то.

Ну слава Вельзевулу! Наверное, это мой спаситель… А то я уже беспокоиться начал.

— Подождите! — закричал я. — Посмотрите! Вон! Вон!

Таронха опять болезненно поморщился. Быстроногий Олень всмотрелся из-под ладони и недовольно пробурчал:

— И чего ты вопишь, Рогатый Дух? Это всего-навсего Кленовый Лист скачет… Великий Таронха, продолжай, пожалуйста!

— Великий Таронха, подожди! — не сдавался я. — Кленовый Лист наверняка важные вести везет. Может, ситуация изменилась и меня убивать уже не надо…

— Ничего ситуация не изменилась! — вступил Небесная Чаша. — Великий Таронха, убивайте скорее нечестивого духа!

— Необдуманные решения часто приводят к непредсказуемым результатам! — нашелся я. — Великий Таронха…

Великий Таронха рассердился:

— Чего вы меня дергаете? Дух я или не дух? То убивай, то не убивай… Так убивать, что ли?

— Да! — в один голос закричали Быстроногий Олень и Небесная Чаша.

— Нет! — прокричали в один голос я и Гаврила.

— Вои-и-ины! — донесся до нас вопль Кленового Листа. — Воины, беда-а!

Ну хоть немного времени выиграл, препираясь со своими палачами. Кленовый Лист успел доскакать до нас, на ходу соскочил с мустанга, рухнул на колени, поднялся; увидев Таронха, снова рухнул на колени и снова поднялся.

— Хватит кувыркаться! — прикрикнул на него Небесная Чаша. — Говори, что случилось! И поскорее! Нам некогда — мы Рогатого Духа казним!

— Беда… — едва выговорил задыхающийся Кленовый Лист. — Воины племени койота напали на наше селение! Разорение и гибель несут они! Женщины и дети успели укрыться в лесу, а…

— Вот еще беда, — хмыкнул Быстроногий Олень. — Много их?

— Полсотни! И с ними…

— Полсотни?.. Позвал бы Хитрого Скунса, он бы их раскидал, позабавился… Чего ты сюда прискакал? Делать, что ли, нечего? Отвлекаешь нас…

— Н-нет, — заикался индеец, — вы меня не поняли… С воинами рода койота пришли чужеземцы — люди с белыми лицами и жестокими сердцами! Как и говорилось в пророчестве!

— Не может быть! — ахнул Небесная Чаша.

— Может, может! Людям пиу-пиу нанесли сокрушительный удар! Защита великого Таронха… Кстати, здравствуй, великий Таронха, — спешил, забыл поздороваться как следует… Зелье защищает нас лишь от воинов койота, но перед бледнолицыми воинами оно бессильно!

— Не может быть! — удивился и Таронха. — По моим сведениям, нашествие бледнолицых должно произойти… не менее как через столетие!

— Пророчество так и говорит, — поддакнул жрец.

— Не пророчество говорит, а я передаю информацию из конторы, золотенький мой! — рявкнул Таронха. — Это и есть ваше пророчество!.. Позвольте, дети мои, что же получается? Раз бледнолицые уже явились, значит, мне пора уходить?

Воины пиу-пиу взвыли.

— Да, да, — вздохнул Таронха. — Ничего не попишешь. На пенсию… Кончилось мое время. Совсем другая эпоха наступает. С бледнолицыми мне сражаться нельзя — полномочиев таких не имею.

— А как же мы? — завопил Быстроногий Олень.

— Ну… пришлют к вам кого-нибудь… Наверное… Взамен.

— О великий Таронха!..

— Для вас — великий Таронха, а для начальства — мелкий сотрудник. Оно со мной не церемонится.

— Убей хотя бы напоследок Рогатого Духа! — взмолился Небесная Чаша.

Таронха повернулся ко мне и незаметно для остальных подмигнул.

— Не могу! — сказал он. — По инструкции я обязан прекратить всякую деятельности, когда здесь объявятся бледнолицые. Не думал, что так скоро… Выходит, начальство в расчетах ошиблось. Бывает, конечно… Очень жаль, но… Передавайте привет Тависке, когда объявится… Впрочем, наверное, не объявится уже… И его время пришло — на пенсию выгонят. Э-хе-хе…

Затоптав цигарку, бывший великий дух Таронха, а ныне пенсионер и сторож в перспективе запахнул телогрейку и вскарабкался на облако, которое тут же взвилось к небесам. Оттуда чуть слышно донеслось:

…пристрасти-и-ился к алкоголю! Спьяну колотушкой бил, райски ку-ущи сторожил!..

Скоро звуки песенки утихли, и наступила недолгая тишина.

* * *

Индейцы еще не успели окончательно прийти в себя, услышав ужасную новость, как прерия огласилась визгом, воплями, конским и людским топотом, проклятиями и грохотом выстрелов. Да! Жестяной грохот раскатился по прерии, и, словно монпансье из коробочки, рассыпались по желтой бескрайней долине покрытые боевой раскраской всадники на мустангах — толпа их бешено неслась к предгорью. В авангарде (если авангардом можно назвать цепь без оглядки улепетывающих воинов) было больше сотни воинов пиу-пиу, легко узнаваемых по оселедцам на бритых головах. За ними, увлеченно улюлюкая, гналась небольшая — человек, наверное, пятьдесят — группка длиннокосых койотов.

Жрецу, вождю и воинам резко стало не до нас с Гаврилой. Быстроногий Олень выстроил сорок копьеносцев в подобие шеренги и метался вдоль нее, явно не зная, что делать дальше. Вроде бы надо воевать, но как тут повоюешь, если перед глазами замечательная иллюстрация боевого духа пиу-пиу: конная сотня воинов рода антилопы спасается бегством, по пятам преследуемая вдвое меньшим отрядом противника?

Шарахнул еще один выстрел… Пока нельзя было разобрать, кто это огнестрельным оружием балуется, но все догадались, что стреляют нападающие… Вот так хват вождь Разящий Клык! Где он умудрился выкопать бледнолицых раньше установленного высшими сферами срока? Еще и привлек их на свою сторону! Ну сейчас тут такое начнется…

Неожиданно я увидел и самого Разящего Клыка — он летел на мустанге одним из первых. Размахивая направо и налево массивной палицей, восторженно орал:

— А вот тебе — чик! И тебе — чик!

Вот это да! Осиротевшие после ухода духа-защитника пиу-пиу лишились магической своей неуязвимости — от ударов вождя рода койота они разлетались кто куда как резиновые мячики!

Разящему Клыку, видно, мало показалось одной дубинки. Выпустив поводья, он выхватил из-за спины копье и разил недруга теперь обеими руками, приговаривая:

— Что палицей, что копьем: всё равно — чик!

Знакомая присказка, между прочим… Ладно, сейчас не до воспоминаний. Вот буду мемуары писать на склоне лет — тогда и разложу по полочкам все произошедшие со мной события. Если, конечно, по причине преклонного возраста не впаду в маразм и склероз…

— Бежим! — шепнул я Гавриле, прыгнув в его сторону. — Скорее!

— Бежим, — легко согласился детина, — а куда?

Чтобы не тратить время на разговоры, я повернулся и кинулся к скальной гряде. Гаврила побежал было за мной, но остановился. Лишь вскарабкавшись на первый валун, я оглянулся.

Шеренга Быстроногого Оленя всё-таки ввязалась в бой. Клубы желтой пыли, поднятой сражающимися, практически полностью скрыли от меня происходящее. Отчетливо я видел только Гаврилу, потому что он ближе всех ко мне располагался. Детина упрямо и медленно, как против шквального ветра, шел к подножию скал, а позади него волочилась, крепко вцепившись в портки воеводиного сына, Прибрежная Галька.

— Большой Дух, муж мой, не смеет позорно бежать! — вопила девица.

— Смеет, — пыхтел детина, не прекращая движения и увлекая за собой Гальку, словно пароход баржу, — еще как смеет. Мы с Рогатым Духом вообще здесь случайно оказались. Пришло время нам уходить…

Чертовски верно подметил парень, клянусь своим хвостом! Пора нам ретироваться! И никто меня упрекнуть не сможет в том, что я дезертировал! По пророчеству как? Только бледнолицые появятся — духи индейцев моментально лишаются своего статуса и выходят на пенсию… Таронха уже ушел, а я чем хуже?

— …Но ты женился!

— Ничего подобного! Поп моего брака не освящал!

— Браки заключаются Небесной Чашей!

— Этим нехристем, который меня заживо сжечь хотел?!

— Гаврила! — закричал я, с трудом перекрывая все нараставший шум сражения. — Скорее! Отцепляй балласт!

— Пусть Рогатый Дух не злословит! — взвизгнула Прибрежная Галька, волочась за детиной. — Пусть имеет уважение к жене Большого Духа!

— Гаврила!!!

Он-то не видел, а я видел! Головной отряд нападавших — десяток изукрашенных перьями и покрытых боевой раскраской головорезов на мустангах — врезался в шеренгу Быстроногого Оленя. Кое у кого из них в руках были ружья. Один за другим бабахнули два выстрела. Воины пиу-пиу, крепившиеся до последнего, увидев в действии страшное оружие, брызнули в разные стороны.

Вряд ли это был обдуманный маневр, но ведь сработало!

Отряд, не успев затормозить, пролетел последнюю линию обороны и, словно штормовая волна, разбился о скальное подножие. Клянусь преисподней, удар, был такой силы, что задрожали камни! Меня просто сбросило с валуна, швырнуло на землю — в гущу копошившихся людей и мустангов.

* * *

Мельтешение рук, ног, перьев, перекошенных физиономий, расписанных разноцветными красками… Дубинки, копья, ножи… ружье!

От наставленного прямо на меня дула я успел увернуться, нырнув в людской винегрет, как в омут. Надо найти Гаврилу… Надо вытащить его отсюда, пока не поздно… Где же он?

Зверски оскаленная рожа вцепилась мне зубами в руку. Я взвыл от боли, лягнул гада, потерял равновесие и свалился под ноги дерущимся. Кто-то сверху с оттяжкой зарядил мне по шее ружейным прикладом. Пришлось срочно переворачиваться на спину и отбрыкиваться копытами (ботинки с меня слетели, когда я рухнул со скалы)…

Силы Зла! Что же это такое?!

Два дня назад племя койота коренья и вонючих пещерных мышей жрало, а теперь огнестрельным оружием балуется!.. Кто их научил?! Бледнолицые?! Что-то не вижу здесь ни одного бледнолицего!

Я вскочил. Сплошь одни краснокожие! Полуголые, разукрашенные краской, перьями и дикарскими амулетами!.. И этот, который замахивается на меня кулачищем, и этот, который сует саблю мне под нос, и этот, присевший на одно колено и деловито перезаряжающий со ствола массивную пищаль… А вот этот, который тянет когтистые лапы к моему горлу — страшный, косматый тип с клыкастым ртом и крючковатым носом, — больше похож на жутковатую старуху, чем на воина…

И тут я словно прозрел! Догадка, осенившая меня, была настолько неожиданной, что я просто шлепнулся на землю — и очень удачно, надо сказать: кулачище, сабля, пуля из пищали и когти свистнули надо мной одновременно.

Злобно заорал косматый, жутковатый тип… Да какой там тип — самая настоящая бабка Заманиха, вполне бледнолицая, только замаскированная боевой раскраской, перьями, амулетам и прочими индейскими атрибутами!

А я еще недоумевал: где же те бледнолицые, о которых вопил Кленовый Лист, почему их не видно среди нападающих?

Вот они! Разбойник с покосившийся перьевой повязкой на всклокоченной шевелюре поспешно перезаряжал пищаль; второй душегуб вновь замахнулся саблей…

Отступая, я огляделся — так и есть! Весь головной отряд рода койота — все десять человек — составляли бледнолицые, и притом бледнолицые, хорошо мне знакомые: бандиты из шайки одноглазого Пахом-Чика!.. Вот, значит, кого избрал себе в напарники Разящий Клык со своей сворой…

Бандиты-то как здесь оказались?!

— Бей его! — заверещала Заманиха, доставая из-за пояса громадный кремниевый нож. — Ребятушки, бейте его, сволочугу проклятого, который нас в эту дыру законопатил!

— Где он?! — громово грянул голос одноглазого атамана.

— Никуда я вас не законопачивал! — отбивался я. — Оператор-консультант Заманиха, опомнись! Всё начальству расскажу, тебя с должности снимут! Убери нож, кому сказал!

— Начальству?!.. Начальству?!.. А где оно было, когда честную ведьму губили и в землю втаптывали, где?!.. Внучок, на помощь! Ребятушки, не упустите его!

— Иду, бабуленька!! — раскатился крик. — Пахом-Чик идет!! Удалой разбойник!! Эх, поберегись!!!

— Гроза окру-уги!! — заученно-жутко провыли разбойники.

Ну дела… Пятясь, я наткнулся спиной на широкую спину Гаврилы. О, уже хорошо — нашли друг друга…

— Души!!! — ревел Пахом. — Губи!!! Вот так добыча нам попалась! Сейчас за всё и рассчитаемся!! Это я вам говорю — Пахом-Чик!

— Гроза окру-уги!! — выли разбойники, затягивая вокруг нас кольцо.

— Адик! — чуть обернувшись и заметив меня, крикнул детина. — Что происходит?!

— Мне бы кто рассказал! — ответил я, влепив ближайшему душегубу кулаком в нос.

Гаврила сделал три предупредительных плевка. Разбойники несколько поумерили прыть и настороженно затоптались вокруг нас.

Я быстро огляделся. Клубы желтой пыли успели осесть. Битва притихла. Быстроногий Олень и Разящий Клык замерли друг против друга с занесенными палицами. Индейские воины — рода антилопы (кто не успел далеко убежать) и рода койота — не выпуская из рук оружия, смотрели на нас. Даже Кленовый Лист, которого мутузили пятеро койотов сразу, прекратил стоны и жалобы и, не поднимаясь с земли, повернулся в нашу сторону.

Ага, ждут исхода схватки духов с бледнолицыми, которых, наверное, тоже успели возвести в ранг духов… Трехносая ведьма ада, откуда здесь бледнолицые?! Вернее, откуда здесь именно эти бледнолицые?!

В голове моей промелькнул тот день, когда я в первый и, как выяснилось, не в последний раз повстречался с шайкой одноглазого Пахома. Пробуждение среди церковных свечей и икон… Явление Гаврилы и немедленно последовавший полный кавардак… Ну конечно! Как я сразу не догадался? Откуда-откуда… Оттуда!

Из пыли выскользнула Прибрежная Галька и юркнула в узкое ущелье между моей и Гаврилиной спинами.

— Бледнолицые! — дрожа от страха, прошептала девушка. — Духи оставили нас! Духи первые спасовали перед великой опасностью!.. Бледнолицые! О, как они ужасны! Мерзопакостные койоты привлекли их на свою сторону — теперь роду пиу-пиу конец! Сбылось черное древнее пророчество, хотя и не в тот срок, о котором говорил мой дедушка…

— Понял! — воскликнул вдруг Гаврила. — Я ведь этих душегубов проклял, правильно? Там, на милой моему сердцу сторонке, велел им провалиться сквозь землю! Вот они и провалились!

— Это и без тебя ясно, — проговорил я. — Лучше думай, как теперь сделать так, чтобы… Постой! Ты ведь законопатил их сюда, значит, можешь и это… выконопатить! Обратно! Понял?

— Эй, ты! — крикнул Пахом-Чик. — Нечистый! С тех пор как я и мои лихие молодцы скитаемся без еды и питья по пустынным этим землям, прошло уже довольно много времени! Сейчас ты отплатишь за наши страдания!

— Отплатит, отплатит! — визгливо поддакнула Заманиха. — Убей его, внучок, замучай, раскромсай на кусочки, поруби, пошинкуй!

— Три дня прошло, если мне не изменяет память, — откликнулся я. — Не такой уж и большой срок… От трехдневной голодовки никто еще не умирал!

— Три дня в безлюдной пустыне — в голоде, холоде и страхе смерти — кажутся годами! — рассудил Пахом-Чик. — Если бы мы не встретили басурман, приютивших нас и обогревших, совсем бы плохо нам пришлось… А басурмане-то оказались озорные, к делу воровства и душегубства склонные! Понравились они мне, и решил я их в свою банду взять да подразорить местных купчиков!.. Лихие молодцы мои, Стенька, Васька, Абрашка, Разящий Клык, готовьте сабельки к бою!

— Гроза окру-уги!!

— Как прикажет бледнолицый, так и поступать будем. Хау! — донесся откуда-то голос Разящего Клыка. — Проклятый Рогатый Дух обманул наше племя! Коварно овладев доверием воинов, выкрал пленника и переметнулся на сторону пиу-пиу! Смерть ему!

— Ты же мне, душегуб, задание дал — освободить из застенков Ахмета Медного Лба! — напомнил я Пахому. — Если убьешь, как я его освобожу?

— И правда… — задумался на мгновение Пахом-Чик. — Было такое… Только — эх! — душенька моя теперь вовсе другого требует! Я тебя тогда пощадил, а ты мне что устроил?

— Я?!! Я и ногой шевельнуть не мог!

— Ну не ты, так твой дружок! Вот его-то мы и убьем! А тебя измордуем до полусмерти и Ахмета вызволять заставим! Да, этот хитрый план достоин самого великого разбойника Медного Лба, который мне во всем пример!

— Гаврила!.. — зашипел я. — Давай скорее проклинай, а то сейчас нас порубят, раскромсают и нашинкуют!

— Я вот что подумал, — шепотом ответил мне воеводин сын, — ежели таким образом путешествовать можно на дальние расстояния, почему бы нам не переместиться, а их тут не оставить? Пускай душегубничают подальше от честных православных людей.

— А что? Это идея… Можно попробовать.

— Уже пробовал. Изо всех сил нас с тобой проклинал. Но ничего не получается.

— Не получается?

— Нет…

— Попробуй вслух! Громко! Торжественно!

— Проклинаю! — театрально завопил Гаврила, воздев руки к небу. — Чтоб нам провалиться!

Земля под моими ногами ощутимо задрожала. Запахло дымом. Прибрежная Галька ойкнула. Разбойники забеспокоились и стали стягивать кольцо.

— Не действует! — с отчаянием выкрикнул Гаврила. — Придется отбиваться подручными средствами! Эй, бабка, а ну назад, а то как харкну…

Заманиха спряталась за спину внука. А Пахом, замахиваясь обоими топорами сразу, страшно засопел.

«Ничего себе перепадики, — лихорадочно соображал я. — Только-только от гибели отвертелся, как снова всё началось… Разбойничкам стоит лишь начать, а там и койоты подтянутся… Общая свалка начнется, в которой мы свой безвременный конец и найдем… А Гаврила хорош — даже нормально проклясть не может! И мне времени не хватит на какое-нибудь простенькое заклятие, к тому же не факт, что оно осуществится… Нет, Гаврила не так уж виноват: для грамотного проклятия нужно напряжение всех духовных сил, а он устал, измотан и ошеломлен. В прошлый раз ему удалось всю банду под землю упечь только потому, что он разозлился очень… Идея! А не попробовать ли мне его разозлить?»

— Ты дурак! — крикнул я.

— Вот сейчас и увидим, кто из нас дурак… — просипел Пахом, подступая ко мне со своими топорами.

— Да не ты, душегуб, а Гаврила — дурак!

— Я? — удивился детина.

— Ты, ты! — развернувшись, я отвесил своему клиенту оплеуху.

Гаврила схватился за щеку, захлопал недоумевающе глазами. Прибрежная Галька зашипела, словно рассерженная кошка, но вступиться за возлюбленного не решилась.

— Адик, ты чего? — плаксиво осведомился детина.

— Дурак ты и кретин! — повторил я. — Обжора, скоморох несчастный, мешок мяса и требухи! Коровья лепешка!.. Чего зенками лупаешь? На вот тебе еще по лбу!

Индейцы и разбойники забыли о сражении. Все уставились на меня, как на чудо невиданное. Быстроногий Олень, подобравшись поближе, громко проговорил:

— А Рогатый Дух вообще маленько не в себе! То ржет как мустанг, когда его казнить собираются, а теперь вот своих бить начал.

— Начал и буду! — объявил я, давая Гавриле подзатыльник. — Вот тебе, орясина, вот тебе, проглот! Дубина!

— Ну чего ты? Адик!

— Чего «Адик»? Да, я — Адик! Я уже три тысячи лет Адик! А ты — навозная куча! Получай пинок! Нравится?! Идиотина!!

— Не трогай Большого Духа! — вякнула Прибрежная Галька. — А то он сейчас тебе как даст!

— Ха-ха! — сказал я, усиленно подмигивая Гавриле. — Это Большой Дух — мне?! Да у него пороху не хватит и на то, чтобы букашку раздавить! Да он даже проклясть меня не может как следует! Не можешь ведь, бегемот перекормленный, а?!

Гаврила налился багровой кровью. Задышал тяжело, сжимая кулаки. Прибрежная Галька — молодец! — работала на мой план, правда, не осознавая этого.

— Врежь ему, врежь! — умоляла она.

Но Гаврила пока не набрался решимости.

Я перевел дыхание. Бабка Заманиха, обеспокоенно изучавшая мою физиономию, сказала что-то внуку. Тот крикнул:

— Вперед, ребята! Хватит медлить! — и бросился на меня первым.

Ах паскудная старуха! Разгадала! Или просто учуяла недоброе для себя и своего выродка!.. Так или иначе, Гаврилу до нужной кондиции довести не удалось. Хоть я и очень старался. Чуток бы времени еще — на пару оскорблений и один тумачок — и он бы точно вышел из себя… Вон стоит — весь красный, пыхтит, как еж-переросток, только пар из ноздрей не хлещет… Так и не допер, чего я хотел. Зато Заманиха доперла, потому и скомандовала внучку начать наступление немедленно…

Бах!

Один из разбойников, прицелившись, шарахнул в меня из пищали, но промахнулся. Койоты завопили, заулюлюкали, подбадривая душегубов. А те, будто больше всего на свете нуждались в поддержке зала, дружно кинулись вперед — добивать несчастных пиу-пиу и нас заодно.

Кольцо сомкнулось. Глупый Гаврила успел плюнуть всего лишь два раза — два разбойника как подкошенные свалились под ноги своим товарищам. Воспользовавшись секундным замешательством, детина подхватил с земли оброненный кем-то обломок копья без наконечника и занял оборонительную позицию. Прибрежная Галька, надежно укрытая спиной возлюбленного, аплодировала и посылала детине воздушные поцелуи при каждом его удачном ударе.

Мне повезло меньше. Никто меня морально не поддерживал, мастерством убойной плевбы я не овладел, а на развернувшемся против меня фронте помимо рядовых бойцов сражались Заманиха с Пахом-Чиком. В первые секунды боя я подумал, что не продержусь и минуты. Ну свалил одного из нападавших мощным ударом в челюсть. Второго перебросил через себя с такой, между прочим, силой, что он, наверное, долетел до поселка пиу-пиу. У третьего отнял саблю, а самого хитроумным приемом, позаимствованным у балтийских морячков-глубоководников, в мгновение ока грамотно скрутил в морской узел. Вот тут-то до меня добрался Пахом-Чик, и пришлось мне совсем плохо. С одной хлипенькой сабелькой против двух увесистых топоров особо не посражаешься…

Перехватив саблю обеими руками, кое-как парировал выпады одноглазого атамана. При этом левым копытом отбрыкивался от Заманихи, которая, став на четвереньки, ужом проскользнула ко мне между ног душегубов и попыталась клыкастым ртом цапнуть меня за икру. Время от времени приходилось еще скалиться, рычать и угрожающе тыкать рожками в направлении одного из разбойников — верткого Стеньки Лютого, норовившего прошмыгнуть мимо Пахома и его противной бабки и ткнуть меня пикой в ребро… Просто не хватало конечностей, чтобы отбиваться, — вот и приходилось использовать, так сказать, психологическое оружие!

Спиной к спине мы с детиной сражались против превосходящих сил противника. Прибрежная Галька, используя наши тела как щиты, ловко уворачивалась от случайных ударов и призывала на головы противника всевозможные проклятия. Эх, если бы не она, а Гаврила занялся этим делом — я имею в виду проклятия… Но нет, когда возможность была, он ничего не смог, а теперь… Я понимал, конечно, что долго нам не выстоять. Время работало явно против нас.

Койоты, воодушевленные примером бледнолицых братьев, продолжили избиение пиу-пиу. Кое-кто из бывших подопечных Тависка переметнулся к разбойникам и активно включился в неправое дело по истреблению Рогатого и Большого Духов — пятеро или шестеро индейцев во главе со старейшиной Лу-Ву Разбитая Раковина. Чуть позже к соплеменникам присоединился и вождь Разящий Клык, успевший удачно нокаутировать Быстроногого Оленя.

Впрочем, вождь рода койота много не навоевал: Гаврила, разглядев его среди недругов, воскликнул:

— Вот тебе, мерзкий людоед! — и сокрушительным плевком поверг индейца на землю.

Разящий Клык рухнул ничком и больше не двигался… Хорошо, конечно, да радоваться удачному Гаврилиному плевку было некогда. Разящий Клык пал, но остальные койоты в горячке боя этого, кажется, и не заметили — вот что такое боевой дух!.. А пиу-пиу после поражения их предводителя расклеились совсем: половина воинов рода антилопы попыталась было сдаться в плен, но койоты не на словах, а на деле быстро объяснили им, что пленных брать не намерены. Пришлось пиу-пиу — хоть и нехотя, со стонами, плачем и мольбами о пощаде — продолжать сражение…

Скоро воины рода койота разгонят по прерии старинных своих недругов, в одночасье потерявших неуязвимость и боевой дух, и в горячке победы примкнут к группе Пахом-Чика. Тогда нам конец.

Если, конечно, не случится чудо. То есть если Гаврила не вылепит хорошенькое такое убийственное массовое проклятие… Правда, одно дело — заставить исчезнуть фонарик из моей руки и совсем другое — воздействовать сразу на несколько человек.

Что для этого нужно? Концентрация разума!.. Гаврила пока на столь сложное состояние не способен…

Впрочем, с него хватит и простого всплеска эмоций. В прошлый раз он жутко испугался и рассердился. В состоянии аффекта и сыпал сильнейшими проклятиями…

Но сейчас ему явно не до аффекта — фехтует своим обломком копья и сосредоточен только на том, чтобы его не продырявили…

Пнуть, что ли, детину побольнее, дабы он психанул как следует?..

Так ведь нет никакой возможности отвлечься! Враги наседают и наседают…

— Гаврила! — заорал я. — Ну давай же, коровья лепешка!..

— Чего давать? — ответил из-за спины запыхавшийся сын воеводы. — Отстань от меня! Не желаю с тобой разговаривать! Не мешай драться!

Обиделся!

— Тупой валенок! Лапоть дырявый! Огненные вихри, да почему же ты такой глупый?! Ну соберись с мыслями, сосредоточься и…

Договорить я не успел: Заманиха умудрилась куснуть меня за ногу!.. Я взвыл, дрыгнул копытом и рухнул на землю. Пахом-Чик торжествующе захохотал, широко размахнулся топором, целя мне в голову, и…

Я едва успел махнуть саблей. Клинок, перерубив топорище пополам, сломался. Обломок топора взлетел в воздух и со свистом опустился обухом точнехонько на Гаврилин затылок.

Звериный вопль понесся к небесам вместе со снопом искр! (Ну, положим, про искры я немного приврал…Но удар вышел — о-го-го!)

— Гады! — оглушительно возопил Гаврила, бросая обломок копья, хватаясь обеими руками за набухавшую прямо на глазах шишку и подскакивая на одной ножке. — Больно!! Ай, сволочи, чтоб вы провалились!!!