(Две точки зрения на смысл жизни)

Мы пришли ниоткуда и уйдем никуда. Из тьмы небытия, из сумерек детства загорается свеча нашего сознания. Скоро мы начинаем понимать, что это не навсегда: будет последний жест, последнее слово. До этой границы — наша жизнь, полная боли и радости, страстей и тоски. Чудо появления омрачено страхом смерти и неизбежными страданиями. Вокруг сложный, необъятный, многоярусный мир. Мы чувствуем наше родство и догадываемся, что именно в недрах этого мира была высечена искра, а потом разгорелся огонь человеческого разума. Мы уникальны в этом. Насколько нам известно, ничего подобного до нас в природе не существовало. Лишь нам дано выстрадать и осознать все, чем живет этот загадочный, пугающий своей бесконечностью и катаклизмами мир. А зачем? Рано или поздно каждый из нас задает себе этот вопрос.

I

1. Есть люди, которые сомневаются или даже отрицают реальность объективного мира. Мне трудно согласиться с ними. Историческое и индивидуальное сознание постепенно вычленяет окружающую среду и себя, в себе же — тело и самосознающее «я», т. е. собственно сознание. «Я мыслю, следовательно, существую» — формула самосознания. Я могу существовать и без сознания, но уже рангом ниже, как биологическая особь. Меня вообще может не быть, но, поскольку я есть, я твердо знаю: мир существует.

2. Мир существует в движении и переменах. Движение настолько неотъемлемый атрибут реального, что можно сказать: нечто есть постольку, поскольку его нет. Т. е. в каждый миг любой объект есть не то, чем был. Есть, правда, качественная определенность объекта. Но и она не вечна. Целое живет и умирает. А целостность мира? Вселенной? Есть ли вообще нечто вечное, нерушимое, что поддается уразумению?

3. Говорят, Вселенная вечна. Почему? Потому, что она не имеет начала и не имеет конца, ни во времени, ни в пространстве. Вселенная бесконечна и безгранична как в макро, так и в микроизмерении. Беспредельна в своей безграничности и многообразии. Сколько бы мы ни познавали ее, на одно открытие встает десять загадок, и единственное, в чем можно быть уверенным до конца, что этот процесс бесконечен. С накоплением знаний мы лишь убеждаемся в непознаваемости мира. Значит, тезис о вечности Вселенной не корректен. Мы не можем ни утверждать, ни отрицать это. Мир — это тайна. Мы постигаем творчество превосходящих нас сил. Из того, что они загадка для нас, вовсе не следует, что они сверхъестественны. Религиозное мироощущение, основанное на признании ограниченности нашего разума и надчеловеческого творчества, более истинно и естественно, чем псевдонаучная антропоцентрическая самонадеянность.

«Я знаю то, что я ничего не знаю» — вот подлинно научная формула человеческого познания. Достоверно мы знаем только то, что знает религия: таинственность мира и наличие высших движущих сил — Творца. Всякое другое наше знание локально и относительно. Нам недоступен смысл явлений, которые мы открываем, ибо ни одно из них не познаем вполне. При всей настойчивости наших изысканий мы — лишь растерянные свидетели Великой Тайны, свершающейся в нас и вокруг нас. Надо иметь ум и мужество, чтобы признаться себе в этом и не утратить вкуса к дразнящей неизвестности. С древнейших времен это признание лежит в основе великих философско-религиозных традиций. Например, даосизма — учения Лао-цзи: видимая, воспринимаемая природа — «дэ» — есть эманация недоступной нам сущности — «дао». Как хорошо найдено слово: «Дао» — закон, путь, движение! Движение как закон мироздания. Все течет, все меняется. Где жизнь, там смерть. Ничто не вечно, кроме одного — движения. Неведомая сила непрерывно творит Вселенную, кружит Землю и наши головы, чего она хочет, несет нас — куда?

4. Налицо самодвижение материи по вертикали: от низших форм к высшим, от простого к сложному. Так явился органический мир, сначала растения, потом животные, потом — человек. Причем развитие идет не в сторону долголетия: мы живем меньше иных животных и куда меньше иных деревьев. Вершинные достижения эволюции довольно хрупки и недолговечны, но остается тенденция: вперед и вверх. Куда? Зачем? Непонятно. А ведь это вопрос смысла сущего, смысла нашего общего и индивидуального существования. И не ответив на этот вопрос, можем ли мы утверждать, хорошо это или плохо, что есть эволюция, что есть жизнь? Является ли тенденция на усложнение биологической и социальной жизни прогрессом, если прогресс понимать как целесообразное развитие?

5. С точки зрения структуры мироздания везде почти находим глубокий смысл, стройность системы, мудрость организации. С точки зрения развития, конечных целей, трудно сказать, зачем все это. Великолепие архитектоники и бессмысленность назначения. Появление человека не разрешило этого парадокса. Природа продемонстрировала творческую мощь, сотворив чудо — мозг. На этой основе она сконструировала орудие самопознания — человека. Слепая стихия прозрела — зачем? Теперь она может посмотреть на себя как бы со стороны, оценить плоды своей эволюции. Плоды прекрасны, но на фига они? Не отравлены ли они абсолютной бессмысленностью их существования? Не этот ли яд мучит и заставляет страдать человека? Не обнаруживается ли в кризисе человека кризис мироздания? Не для того ли природа обратилась к самопознанию, чтобы найти смысл происходящего, да так и не нашла его? Знание, вера — разве они продвинули хоть на шаг представление о сущности бытия? Разве стал счастливее человек в итоге всех этих технических, научных и социальных революций?

6. Да, мы познаем гармонию мира, поражаемся творческой силе, искусству неведомого зодчего. Но если за открытием одних загадок следуют сотни новых, зачем же их открывать, раз им нет конца? Если решение их не делает игру природных сил более осмысленной? Если цель эволюции нам не понятна? В чем смысл бытия? Может быть, его не надо искать? Тогда зачем природа вложила этот вопрос в каждого человека? Это ли не свидетельство попыток природы осознать смысл своего существования? Так в чем же он? До сих пор мы не ответили на этот вопрос и, кажется, не ответим. Стихия прозрела, чтобы убедиться в собственной никчемности. Как орудие самопознания природа довела человека до совершенства. Усилила мозг всевозможными приспособлениями. С помощью машин человек получает, помнит, перерабатывает огромную информацию. Овладел огромной энергией. Все достижения эволюции брошены на самопознание. Результат тот же: смысла нет. Но если нет — зачем познание? Мы знаем много, будем знать еще больше — зачем? Тусклым фонариком человеческого разума природа пытается оглядеть, уяснить необъятность содеянного. И чем совершенней инструменты познания, тем очевиднее становится тщетность разума и бессмысленность сущего. Быть человеком теперь становится и смешно и страшно.

7. Вывод. Если сущность эволюции состоит в том, чтоб обнаружить сущность бытия, если движение материи от низших форм к высшим понадобилось, чтобы создать орудие самопознания, если человек понадобился, чтобы открыть назначение и смысл мироздания, и если он не справился с этой задачей, если смысла во всем этом нет, — к чему человек? К чему эволюция? К чему сам этот проклятый, бессмысленный мир? Чем меньше смысла в существовании, тем больше его в несуществовании. Логичнее всего — ничто. Кто хочет докопаться до смысла жизни, найдет его в смерти.

II

8. Что бы произошло, если бы не было жизни? Ничего. Если бы не было меня или тебя, мой друг? Да тоже ничего. Говорят, появление жизни, человека — случайность. Этакое редчайшее стечение обстоятельств. Я не очень-то верю этому. Тенденция на возвышение, прозрение материи вполне очевидна. Природа закономерно и последовательно формировала условия жизни, саму жизнь, человека и ныне, согласно все той же внутренней логике развития, формируется социальный или коллективный разум — ноосфера. Тут четко просматривается направленность эволюции на самопознание. В стремлении оглядеть себя, найти свой смысл в существовании, природа за короткое время создает уникальный инструмент самопознания — общество. И не находит смысла. И вот сейчас мы переживаем время рокового выбора: быть или не быть. Только выбор этот делаем не мы, а сила, сотворившая нас, как и самою себя. Игра разочарованной стихии поставила человечество на грань самоуничтожения. И, кажется, теперь, что нет другого исхода, призрак коллективной смерти маячит, внедряется в нас. Но если это так, если ни природа, ни жизнь не имеют смысла и, значит, не зачем его искать, почему же мы так настойчиво его ищем? Что нас заставляет это делать сейчас, когда, казалось бы, все ясно? Инерция или все-таки есть проблеск какой-то надежды?

9. Есть выражение: божий перст. Я вижу его в генетической программе человека — в инстинктах. Что-то извне заставляет нас жить, мы словно выполняем чью-то волю. Даже когда становится совсем уж невмоготу, когда мы убиваем себя, мы делаем это трудно, наперекор инстинкту, в борьбе вырываем эту свою свободу. Природа нас заставляет жить! И в филогенезе и в онтогенезе жизнь стремится сохранить себя и делает все для выживания. Смысл биологической жизни — в самосохранении вида и индивида. В человеческом обществе, как и всюду в мире живого, существование вида и индивида взаимообусловлено. Когда под угрозой индивид, человек становится эгоистом, когда под угрозой вид — человек альтруист. Нет изначальной направленности человека на себя или общество, она устанавливается в зависимости от ситуации. Субъективный смысл самосохранения не придуман нами, а задан нам, не столько мы этого хотим, сколько чья-то воля, вложившая в нас этот инстинкт. Но зачем жить, если нет смысла в жизни? Чего домогается природа? Ведь дар самосохранения абсурден, ибо смысл его состоит в сохранении бессмыслицы. Это великое противоречие природы клещами рвет наши души и головы, как только мы обретаем понятие смысла, а потом не находим его. Абсолютная тщета существования и мощный инстинкт самосохранения — абсурд и логика едины! Быть игрушкой в руках абсурда незавидная доля. Кроме того, это трудная доля, ибо просто жить — трудно. Болезни, страдания довершают дело. И главное, все это не имеет совершенно никакого смысла. А люди живут и страдальцы плодятся. За что, за какие грехи это мучение, за что мы наказаны законом самосохранения? Жизнь воспринимается как покорность злой воле природы. Все мы — несчастные жертвы неудавшегося эксперимента. Что-то нас заставляет жить, страдать, да еще размножаться. И уже само сознание ярма, принуждения вызывает чувство протеста. Еще глупее подчиняться абсурду. Восстать! Убить себя и тем самым разрешить мучительное противоречие. В этом акте мы обретём и смысл и свободу. Есть, правда, другой путь — смирение. Христианское, буддийское, толстовское — какое там еще? Но это тупиковый момент человеческой эволюции. Тут мы оказываемся в одном ряду с пчелой, например, муравьем, тараканом.

10. Да, мы можем убить себя, но почему противится этому природа? И почему, несмотря на ее коварство, мы все же любим ее и желаем ей здравствовать хотя бы и без всякого смысла? Это чувство может быть остаточным и потому обреченным. Оно по инерции может тянуться с тех времен, когда мы и природа были еще союзники, когда она ждала от нас решения вопроса о смысле сущего. Мы не нашли смысла. Зачем мы ей, зачем она нам? А может быть, есть и другая причина? Пусть эксперимент не удался. Пусть даже мы вообще игра слепого случая, плод недоразумения. Природа ясно дает понять: коли жизнь состоялась, она становиться необходимостью. Почему? Что ей еще от нас надо?

11. А ей от нас надо, очевидно, многое. Больше, чем она сама может. Мне кажется, природа, сотворив инструмент самопознания, неожиданно в лице человека открыла новую, более совершенную творческую силу. В рамках самосохранения она дала нам полную свободу в надежде, что мы сумеем распорядится ею так, что создадим более осмысленный, целесообразный мир, наделаем меньше ошибок, чем наделала сама природа в процессе своей эволюции. И, может быть, не в стихийном, не в биологическом, а в социальном мире отыщется тот смысл, который один лишь способен оправдать все сущее и наполнить каким-то значением бытие и акции человека, а значит, и самой природы. Престарелая, заблудшая праматерь уступает место своему детищу, и с этого момента, собственно, начинается творчество как сознательное, осмысленное, целенаправленное созидание. Созидательная сила Вселенной аккумулируется в творческой энергии человеческого общества. Отныне не стихия, а дух, он же бог, освященный тайной своего появления, становится устроителем мира. Эволюция пошла в совершенно ином измерении. Началась эпоха управляемого развития. Каким же смыслом она может наполнить нас?

12. Странное дело: чем больше мы узнаем, чем больше убеждаемся в невозможности познать, подчинить весь мир, — тем больше усиливается наш контроль над миром в пределах познанного. Знание все-таки действительно — сила. Раздвигаются границы познания и вместе с ними расширяется сфера влияния человека, крепнет его активная, созидающая, преобразующая роль. Инстинкт самосохранения оплодотворяется духовной потребностью творчества. Диктат внешней воли трансформируется в диктат человеческой активности. И с точки зрения последней самосохранение приобретает смысл и целесообразность. Мы уже не тяготимся насилием со стороны природы, не сетуем на нее, а воспринимаем ее волю как должное, как предпосылку собственного развития. И этот процесс развертывания наших внутренних сущностных сил нам представляется целесообразным. Целесообразным хотя бы потому, что есть энергия, она ищет выхода и должна найти его в нашей деятельности. Этот процесс сам по себе составляет глубокий смысл и конечную цель существования. Откуда энергия, зачем — непостижимо. Но она есть. В лоне этого таинства зажглись две звезды: существование и новизна. Существование как признание и примирение с таинством, как сознательное продолжение игры природы. Новизна — как творческий акт, как божественное совокупление человека с тайной. В нашем лице природа продолжает творить, но уже на качественно ином уровне, настолько ином, что уже человек, а не косная природа, становится у руля эволюции. Бесконечная активность природы не обнаружила никакого смысла, и теперь она передает эстафетную палочку нам: создавайте свой мир, ставьте свои цели. Природа открыла в себе саморегулирующее начало — дух и вложила его в человека. Именно нам предстоит объяснить и направить мир, на нас легло бремя поиска смысла, нам суждено вершить суд над собой и окружающим. А может быть, и защитить природу.

13. Все разумное (познанное) действительно, но действительность не разумна. Сознательное развитие под эгидой человека может избавить от излишеств эволюции, предотвратить драматические недоразумения вроде появления жизни. Хотя на первых порах мы и сами ломаем дрова, не будем забывать, что мы еще драчливые дети, в нас еще много противоречий природы, что общество как таковое, как коллективный мозг, как ноосфера делает первые шаги и речь идет не о сегодняшнем становящемся человеке, а о будущем, объединенном, какой рисуется нам, исходя из потенциальных возможностей и уникального назначения в этом мире. Но уже сейчас, кажется, ясно, что того, онтологического смысла в существовании мы так и не откроем. Он спрятан в тайнах мироздания, а они пока не доступны. Оттого так велико горькое брожение в наших незрелых душах. Ощущение бессмыслицы, пустоты удручает нас, и мы не можем сказать себе, зачем мы трудимся, зачем деремся, зачем радуемся, зачем страдаем. Мы без особого сожаления заполняем эту пустоту алкоголем, наркотиками, а то и сразу убиваем себя.

По-моему это идет от незрелости, от слабости. Мы стоим на том переломе, когда мы уже не природа, но еще не каждый из нас почувствовал в себе бога, творца. Признак его мы уловили давно, но до сих пор многим из нас кажется, что бог вне нас. Мы еще отождествляем его с природой, а сами вовсю уже перелопачиваем ее на свой лад. Мы мало замечаем, как быстро мы растем и наливаемся творческой мощью. Мы не отдаем отчета в той ответственной миссии, с какой мы пришли в этот мир. Не в чьих-то, а в наших руках судьба нашего мира. А наш мир не только мы сами, но и познаваемая Вселенная. Процесс познания, а значит, и творчества, как раз и наполняет жизнь нашу смыслом. Если мы не видим смысла в существовании из-за тайны происхождения, то у нас также нет никакого основания думать, что эта тайна в принципе недоступна для нас. Мы просто не знает об этом. Узнаем ли? Тоже не знаем. Можно, конечно, впасть в уныние. А можно и наоборот. Границы познания стремительно расширяются. Мы наоткрывали много чудес, решили бесчисленное множество загадок. И почему бы на Тайну не взглянуть как на чудо, которое предстоит узнать.

Это невероятно, но теоретически тут нет ничего невозможного. Все зависит от точки зрения. Я принимаю точку зрения не биочеловека, а бога, творца. Бог это не я и не ты, это мы вместе, это наш коллективный дух, коллективный разум, обладающий неограниченной мощью Панкратора. Весь срам нашей современной жизни я отношу за счет зверского в нас, загаженного вдобавок незрелым умом и духом. Но зреет дух, наливается силой разум, отстает понемногу линялая дикая шкура. В судорогах и крови вершится великая метаморфоза. Проступает божественный лик. Я верю в человека, верю в необратимость нашего явления в свет и потому я оптимист. Вместо самопожирающего дикого мира природы мы создадим гуманную, гармоничную культуру. Это наша обязанность, потому что мы единственные, кто это может сделать. Трудно сказать, докопаемся ли мы когда-нибудь до волнующего нас смысла жизни, но можно быть абсолютно уверенным в том, что каждый акт нашего познания, всякая новизна, всякое художественное или научное открытие будут шагом на пути к нему. В новизне мы прикасаемся к великой тайне, и она наполняет нашу жизнь смыслом. Так возникает чувство полноты жизни, которое мы называем счастьем. Онтологический смысл мерцает нам из своего таинственного далека, он как горизонт — вроде бы и есть и вроде бы его нет. Важно, что он зовет нас, и мы идем к нему, продираясь через джунгли мировых загадок, и этот путь творца сам по себе представляет реальный смысл нашей жизни. Это путь истины, красоты и добра. Это тернистый путь. Его не пройдет ни тля, ни раб, ни прохиндей, ни рвач — никакая другая биологическая особь. Для этого надо быть богом. И человек в поисках смысла жизни станет богом.

14. Итак, на четырех столпах держится наша жизнь: инстинкт самосохранения, томление жизненных сил — энергии, сыновний долг защитить и исправить природу на новом витке эволюции, тайна бытия, без постижения которой как-то и уходить со сцены неудобно. На первых двух столпах, возведенных природой, держится наше тело. На двух последних — держится наш дух. Дух взбудоражил нас понятием смысла, и он же раскрывает это понятие в категориях долга (ответственности) и творческого познания. Без освоения этих категорий дух человека никогда не обретёт состояния полноты жизни, ее смысла, и тогда жизнь будет в тягость, вся энергия пойдет на самоуничтожение, на преодоление инстинкта самосохранения. В этом случае человек не продолжает природу, а противопоставляет себя ей, он бросает ей вызов и должен умереть. Человечество ныне как раз переживает борьбу двух тенденций: божественное, творческое начало вырывается из трясины недобродившего духа. Борьба идет как в общечеловеческом измерении, так и внутри нас. Отсюда все социальные и личные драмы, и к ним надо относиться как к неизбежным проблемам переходного периода, как к болезням божественного становления. В нас победит либо смерть, либо бог. Между ними — обреченная скотина, гниющая под ярмом абсурдной необходимости: жить, чтобы жить.

Нет, пораженные духом, мы никогда не вернемся в царство животных, в этом обличье нам уже не дано выжить. Жить, чтобы творить — вот девиз и спасенье человечества.

1979 г.