Когда Панкратьева уже подъезжала к дому, ей позвонил Алик и предложил поужинать в ресторане. До назначенного времени она даже успевала заскочить домой и переодеться. Зотов же еще не видел ее новый костюм, купленный в командировке. Хорошо, что осень выдалась удивительно теплая, можно прямо в костюме и поехать. Панкратьева терпеть не могла всякие куртки, пальто, перчатки и шапки. Все это мешало ее безукоризненной, как она считала, автомобильной езде. Исключение составляли шубы. И только потому, что в шубах Панкратьева выглядела просто сногсшибательно. Однако сами шубы ужасно портились от ремней безопасности, поэтому во всех новомодных машинах, которые гнусаво орали, если водитель забыл пристегнуться, приходилось эти оралки отключать с помощью мастеров-рукодельников. В недрах ГИБДД, конечно, сразу же созрел заговор против дамочек в шубах и мужчин в пиджаках. А именно – ввели какие-то штрафы водителям, если те не пристегнулись ремнями безопасности. Но Панкратьева ездила знакомыми маршрутами и хорошо знала места гнездования сотрудников ГИБДД, около которых можно было на себя ремень и накинуть. А пристегивать-то его зачем? Да такому опытному водителю?
Когда Панкратьева во всем блеске явила себя в означенном Зотовым ресторане, разочарованию ее не было предела. Рядом с Зотовым сидел некий господин, явно московский командированный, со смутно знакомой Анне Сергеевне рожей.
В свое время Зотов подкатился к Панкратьевой энергично и красиво, можно сказать, даже по-гусарски, чем, безусловно, угодил. Много ли надо женщине, большую часть своей сознательной жизни потратившей на борьбу с пьянством бывшего супруга? Правильно, не пьет – уже чемпион. Да еще и деньги зарабатывает, да подарки разные дарит. А поговорить? И поговорить. Зотов, как никто, мог заплести Панкратьевой ее пытливые мозги. Правда, на определенном этапе его ухаживаний именно в пытливые мозги Панкратьевой закралась мысль, что Зотов имеет интерес не только к ней, но и к ее бизнесу. Но, как всякая женщина, Панкратьева от этой неприятной мысли отвернулась, зажмурила глаза и шарахнулась в омут большой и чистой любви. В омуте этом она проплавала практически год, потом ее крепко зажмуренные глаза начали приоткрываться и замечать разные нестыковки между словами и делами своего возлюбленного.
Уже не первый раз Зотов звонил ей на работу и приглашал вечером посетить с ним какой-нибудь особо манерный ресторан. Панкратьева в предвкушении романтического вечера наряжалась и как дура с вымытой шеей мчалась на крыльях любви к месту встречи, где кроме Зотова обнаруживался еще какой-нибудь командированный ферт из той же отрасли, в которой предприятие Панкратьевой трудилось с самого начала перестройки. Зотов представлял ферту Панкратьеву как одного из руководителей и собственников известного в отрасли предприятия. Начинался обмен визитками, и романтический ужин превращался в деловые переговоры. Однако Панкратьева не была бы Панкратьевой, если б не отделяла бизнес от личной жизни. Она очень дорожила своей безупречной репутацией, которую зарабатывала долгие годы, поэтому все попытки Зотова пролезть на поляну Панкратьевой и Дубова упирались в железную альтернативу. Либо заниматься с Панкратьевой бизнесом, либо любовью. Зотов выбрал любовь, однако иногда все-таки пытался всеми правдами и неправдами просочиться в бизнес. Это раздражало.
Панкратьева решительно направилась к столику, за которым, широко улыбаясь, развалился довольный Зотов. Очень захотелось кинуть в эту самодовольную рожу чем-нибудь тяжелым или шаром огненным пульнуть. Вместо этого она, не менее широко улыбаясь Зотову, кивнула ему и протянула руку командированному. Тот поспешно вскочил и ответил крепким рукопожатием.
– Панкратьева Анна Сергеевна, – представилась она, не дожидаясь, когда это сделает Зотов. Он, деревенщина, не то что представить правильно не умеет, вон, даже и встать не удосужился, когда она подошла.
– Анна Сергеевна! Да мы же знакомы, я Федотов из «Спецгаза», неужели не помните? Мы с вами на юбилее Казанцева познакомились, – удивился мужчина, протягивая ей визитку.
Панкратьеву можно было бы бить, пытать током, но она все равно никак не могла бы вспомнить, с кем там она знакомилась на юбилее у Казанцева. Однокашник Панкратьевой Анны Сергеевны по институту Иван Николаевич Казанцев стал большим боссом. Очень большим. Он был старше Панкратьевой на шесть лет и в свое время даже ухаживал за ней. Правда, оба они вовремя пришли к обоюдному согласию, что два медведя в одной берлоге не уживутся. Яркие и самостоятельные личности, они постоянно спорили, доказывая друг другу, кто из них круче. В конце концов Панкратьева все-таки согласилась, что Казанцев круче ее, и намного. Спорить они перестали, и их отношения постепенно переросли в спокойную дружбу. На своем юбилее Казанцев собрал кучу важных московских боссов и всех старался непременно с Панкратьевой познакомить. А у Панкратьевой, как назло, плохая память на лица. Она человеку руку жмет, покоряет своим изумительным женским обаянием, а потом ни черта не помнит. Только если визитку поглядит, тогда и человека может вспомнить. Документы разные она запоминала легко, фотографически. Иначе как бы она могла в институте теоретическую электродинамику на пятерки сдавать? Вот и сейчас она косила глазом на протянутую визитку, пытаясь по ее виду вспомнить содержание. Помощи от Зотова ждать не приходилось. Дубов на его месте сразу же сообразил бы человека по имени-отчеству назвать. Сказал бы, мол, мы тут с Иваном Ивановичем тебя дожидаемся и боимся, что ты со своей девичьей памятью в Питере заблудиться можешь. Ну, или еще чего-нибудь бы такое сморозил, разрядил бы обстановку, а этот сидит дурак дураком и улыбается.
– То-то я думаю, лицо знакомое. – Панкратьева заулыбалась еще шире и поймала взглядом картинку на визитке. Этого было достаточно, она вспомнила. – Андрей Петрович, извините, не ожидала вас здесь увидеть. Господин Зотов, как всегда, полон сюрпризов. А вы какими судьбами у нас? Чего «Спецгаз» в Питере замышляет?
– Да нет, вы же знаете, наши интересы за полярным кругом лежат. Вот хотим заказ на заводе у Александра Васильевича разместить. Уж больно данные по его оборудованию хороши. Заодно хотел и с вашими специалистами проконсультироваться. Может быть, нам в нашем совместном проекте тоже оборудование Зотова применить? А оказалось, что Александр Васильевич с вами лично знаком, вот мы и решили приятное с полезным совместить.
Панкратьева внимательно посмотрела на Алика Зотова. Интересно, это ж насколько этот гад лично с ней знаком? И почему не предупредил, когда звонил?
– Ну, мы с Александром Васильевичем давно дружим, семьями, с детства еще, – хитро прищурившись, сообщила она «Спецгазу» Федотову. – Человек он хороший, собеседник интересный, а вот про оборудование его я ничего вам сказать не могу. Это к нашему главному инженеру. Наши, по-моему, один раз с заводом Александра Васильевича имели дело, но я как-то в подробности не вникала. А то скажут, что по блату дружков своих пропихиваю. По всему выходит, что пользы от меня никакой, только телефон главного инженера нашего дать могу, вы с ним прямо завтра и проконсультируйтесь. Так что можно уже и к приятному переходить, а то я до жути голодная.
Панкратьева взяла меню и заказала все самое дорогое, что было от шеф-повара. Ничего, пусть Зотов хорошенько заплатит за свою глупость.
Вечер прошел замечательно, Анна Сергеевна веселилась от души, вспомнила все слышанные в последней командировке анекдоты, в ответ прослушала все свежие московские и, довольная собой, распрощалась с собеседниками, сунув напоследок «Спецгазу» телефон своего главного инженера.
Сильнее насолить Алику Зотову было уже просто невозможно. Конечно, Панкратьева знала отзывы об оборудовании Зотова. Само по себе это оборудование было неплохим, но сорванные сроки и необязательность Александра Васильевича Зотова на фирме Панкратьевой уже вошли в легенды. Не мудрено – уж если сам Зотов никогда не приходил вовремя и опаздывал как минимум на сорок минут, то его завод функционировал в соответствующем режиме. Из-за этого Дубов и Панкратьева даже имели серьезные проблемы со своими заказчиками. Слава богу, что все это было еще до того, как Панкратьева с Зотовым познакомились лично и стали жить вместе. Со стыда бы под землю пришлось проваливаться Анне Сергеевне Панкратьевой. Согласитесь, ведь ничего нет хуже, чем когда стыдно за своего любимого человека. Одно дело, когда он транспортирует в себя живительную ци на глазах изумленных соседей, и совсем другое – когда тебе приходится краснеть, если он подвел твоих деловых партнеров. Соседи – это такая ерунда, а вот бизнес – вещь очень серьезная. Это деньги, кусок хлеба, будущее твоего ребенка.
Панкратьева, в первый и последний раз побывавшая на заводе Зотова, охарактеризовала его как большой бардак на производстве. Все ее попытки объяснить Зотову, что заводом надо руководить по науке, а не из дзена, успеха не имели. Зотову завод достался совершенно загадочным образом, и совершенно загадочным образом продолжал функционировать, держась на энтузиазме чудом оставшихся на заводе старых кадров. Однако старые кадры начали постепенно с завода утекать. Зотов приезжал на работу после обеда и терзал персонал до позднего вечера, заказы он добывал с помощью чудовищных откатов, выстраивая таким образом финансовую пирамиду, когда по обязательствам текущих заказов ответить без авансов на новые было практически невозможно. Так же дело обстояло и с кредитами. Выяснив для себя принципы, которыми Алик Зотов ведет свои дела, Анна Сергеевна Панкратьева ужаснулась и категорически запретила ему подходить к ее предприятию ближе чем на пушечный выстрел.
И вот, опять полез! Ну ничего, на этот раз, если он слов не понимает, то может получить от нее вполне приличную свинью. Хотя «Спецгаз» для себя явно уже все решил, просто подстраховаться хотел, да еще один чемодан денег от Зотова срубить, уже по общему с фирмой Панкратьевой проекту. Наверняка звонить он главному инженеру не будет, не дурак, все понял. А Зотов теперь будет на нее дуться. Но тут уж он сам виноват.
Со всеми этими делами Панкратьева совершенно забыла о Федьке. С голода тот, конечно, не помрет, еды полный холодильник, но кроме еды вообще-то неплохо было бы с ребенком позаниматься. А то в последнее время она только и успевает его в макушку целовать.
Дома ее ждала сонная тишина и гора грязной посуды. Федька уже завалился спать. Судя по количеству посуды и практически пустому холодильнику, наверняка у сына были гости. Панкратьева традиционно поцеловала спящего сына в макушку и отправилась убираться на кухне. Вот интересно, раньше ребенка было не заставить посуду помыть, а теперь он ее даже в посудомойку складывать ленится. Панкратьева прибралась, запустила посудомойку, вымыла плиту и раковину, тихонько включила телевизор на кухне и села покурить. В телевизоре ничего интересного не было, и она отправилась в спальню, решив на сон грядущий посмотреть свой самый любимый американский фильм про большую и чистую любовь. Под фильм она и заснула.
Проснулась Панкратьева в середине ночи от холода. Экран телевизора тускло светился, а рядом под одеялом не было теплого Зотова. Панкратьева перепугалась и кинулась звонить Зотову на мобильный. Трубку взяли не сразу, и Зотов тусклым голосом сообщил ей, что все в порядке и скоро он будет дома. Через час он так и не появился, Панкратьева позвонила снова и услышала из трубки рычание, что он сейчас занят и требует, чтобы Панкратьева оставила его в покое. Анна Сергеевна обиделась и разозлилась. Вот гад, мало того что испортил ей вечер, так еще решил и ночь испоганить. У Панкратьевой было твердое убеждение, что если люди решили вместе жить, то спать они должны тоже вместе. Ну кроме, разумеется, больниц и командировок. Алик Зотов эти взгляды Панкратьевой знал прекрасно и, во всяком случае, на словах полностью разделял. Более того, он знал, что первой мыслью при его внезапном ночном отсутствии у Панкратьевой будет мысль о том, что он в больнице при смерти. То есть на момент ее первого звонка он уже точно должен был предполагать, что она перепугалась.
Судя по его голосу, у Зотова точно все было в порядке, и более того, Панкратьевой показалось, что он попросту где-то спит. И наверняка это где-то находится в его собственной квартире на Невском проспекте. Это он ей так решил отомстить за прокол со «Спецгазом». А так как Панкратьева никакой вины за собой не чувствовала, она разозлилась не на шутку и недолго думая представила себе Александра Васильевича Зотова и шандарахнула ему золотистым шаром прямо по лбу. Конечно, никакого такого крайнего случая не было и никакие слезы из глаз не брызнули. Злость – она от слез первое лекарство. Но тем не менее удержаться от соблазна Анна Сергеевна никак не смогла. После этого довольная собой Панкратьева отправилась на кухню, сделала огромный бутерброд со всякой вредной едой, которая была необходима для роста детского Федькиного организма, и с большим удовольствием слопала его, запивая сладким чаем. Затем выкурила сигарету, вернулась в кровать и заснула как убитая.
Проснувшись утром от рева будильника, она с удивлением обнаружила рядом с собой спящего Зотова.
Более того, пока она варила себе утренний кофе, Зотов пришлепал на кухню, ткнулся носом ей в затылок и заканючил, во всем признаваясь и прося прощения. Такое поведение было совершенно не в характере Александра Васильевича Зотова, владельца завода, квартиры на Невском проспекте и «мерседеса» последней модели. И Панкратьева в очередной раз удивилась работающему волшебству золотистых шаров. Кроме того, в отличие от прошлого раза после применения секретного оружия она не заметила в себе никаких признаков энергетического пробоя. Видимо, выброс энергии, отправленной ночью Зотову по лбу, был не такой мощный, как в прошлый раз, и ей удалось быстро восстановиться.
Панкратьева даже почувствовала в себе какие-то угрызения совести. Мало того что насолила Алику со «Спецгазом», так еще и отлупила его волшебными шарами по голове. Захотелось даже ни на какую работу не ходить, а завалиться в теплую кровать и закрутить с несчастным и измученным Зотовым ту самую большую и чистую любовь, которую она наблюдала вечером в любимом американском фильме.
Панкратьева быстро отогнала от себя эти добрые и ленивые мысли, однако главным аргументом все-таки было не чувство долга и ответственности, а то, что Федька вот-вот проснется и будет собираться в школу. А уж при взрослом детеныше, собирающемся на свою детскую работу, какая может быть любовь, особенно большая и чистая?