Из Амстердама Люська прилетела в субботу ближе к вечеру, в очереди на паспортный контроль она вызвала себе такси и уже через полчаса была дома. В родном Купчино все-таки были свои преимущества, а именно – непосредственная близость к аэропорту Пулково. Ванька был у родителей, и Люська решила забрать его завтра. Завтра с утра она поедет в магазин за продуктами, потом заберет Ваньку, приготовит поесть и вечером они вместе сядут у телевизора смотреть какой-нибудь хороший семейный фильм.

Первое чувство, на котором Люська себя поймала, когда открыла дверь в квартиру, было ощущение, что потолок лежит у нее на голове. В квартире царил идеальный порядок, в пятницу приходила домработница Оля, но все равно Люське почему-то не хватало воздуха. Она даже вспомнила стеклянный сарай на верхнем этаже модного дома, который Панкратьева пыталась приспособить для жизни своей клиентки. Там несмотря на всю, казалось бы, функциональную непригодность помещения для жилья, дышалось очень хорошо и свободно. Люська открыла окно, и на нее пахнуло влажным весенним воздухом. Снег местами уже подтаял и обнажил всю неприглядность купчинских газонов. Некоторые несознательные личности выкидывали мусор прямо из окон, и этот мусор, скрытый ранее снегом, теперь нагло валялся у всех на глазах. Картину дополняло собачье дерьмо, причудливо расположенное среди этого мусора. Люська закрыла окно и оглядела свою любимую квартиру. Конечно, в середине девяностых, когда она купила эту четырехкомнатную квартиру в кирпичном доме неподалеку от блочной девятиэтажки своих родителей, это казалось пределом мечтаний. Да, еще и евро ремонт сделала, да купила ванну джакузи. Настоящий шик девяностых, даже платная стоянка прямо под окном. Люська вспомнила Ашота и представила эту квартиру и себя его глазами. Вот оно что получается. Чего там Марк говорил про женщину-мечту? Выходит, что она женщина-мечта для Ашота со стоянки. Люська вдруг всей кожей почувствовала, как тяжело здесь было Гвоздеву. Как он звал ее дальше, а она упиралась и цеплялась за свою прежнюю жизнь, олицетворением которой и была эта квартира. А чего, спрашивается, такого хорошего в прежней жизни Люськи Закревской было? Ни-че-го! Кроме, конечно, Ваньки. Так она ж и его в этом своем прошлом законсервировала! Она вспомнила, как они с Юрой ругались по поводу Ванькиного образования, как он хотел устроить его на учебу в престижную гимназию в центре города и даже готов был его туда возить.

– Люся! Проснись, это при Советской власти в обычных средних школах в новостройках давали приличное образование. И то, оно ни в какое сравнение не шло с образованием в специальных школах. Английских, немецких или физико-математических! Ты же при всех своих доходах засунула ребенка в обычную школу около дома! Главное, по-твоему, чтобы недалеко ходить!

– Никакая она не обычная, эта школа. Она с уклоном! – спорила Люська с Гвоздевым.

– С каким таким уклоном?

– С эстетическим!

– Дура! Ты Ваньку что, в эстеты готовишь? Поздравляю!

Действительно, дура, в этом с Юрой трудно не согласиться. Если б не Люськины родители, которые регулярно занимались с Ванькой, то из ребенка точно бы какой-нибудь эстет безмозглый получился. Чего, спрашивается, упиралась?

Вон и Панкратьева все время над Люськой и ее любовью к родному Купчино потешается. Говорит, что дай Люське волю, так та на работу будет ходить в соседнюю парадную. Люська с подругой спорила, но в определенный момент обнаружила, что приложила максимум усилий к тому, чтобы головной офис их с Кразманом компании располагался неподалеку от ее дома.

Как вовремя все-таки на ее жизненном пути организовался Альбатрос! Если б не он, сидела бы сейчас Люська квашней в четырех стенах с потолком на голове, изредка выбираясь за покупками в соседний крытый рынок под названием «Железка». В «Железке» в лучших традициях девяностых продавалось все от трусов до самолета. Тут тебе и «Версачи», и «Пьер Карден», и какава с чаем. Юра только один раз эту «Железку» посетил, посмотрел на Люську строго, да еще пальцем у виска покрутил.

Правда Люська ни минуты не сомневалась, что в московских новостройках обязательно такая «железка» присутствует, да и вид из окна ни чем не лучше ее родного Купчинского. Такой вид открывается из окон любой новостройки, хоть в Нижневартовске, хоть в Самаре. Неизвестно, чего еще там на газоне в Куало-Лумпуре этом понакидано. Вот если б свой дом иметь, да со своим газоном, чтоб ни одна собака мусор на него выкинуть не могла, и не только мусор, а и нагадить, чтобы никому постороннему было невозможно. Чего там Юра говорил про дом в Камбодже? С ума сойти. Кому он там нужен этот дом? Последний Рэмбо, где геройствовал? Или Люська чего-то напутала, или в фильме про Рэмбо все переврали. В Купчино хотя бы никто не стреляет и не квакает на таком противном языке, как в том фильме. Хотя китаезы уже и в Купчино имеются.

Люська прислонилась лбом к холодному оконному стеклу. Да, похоже, Людмила Владимировна Закревская за последние два года серьезно выросла. Сейчас она уже ни за что не согласилась бы жить с Ашотом со стоянки, никогда не стала бы убиваться по Славику из самых глубин Казахстана, но и за великолепным Юрой Гвоздевым на край света ей почему-то бежать тоже расхотелось. Конечно, она ему от большой любви в ажиотаже продемонстрировала свою готовность следовать к нему в Лумпуры, но сейчас, дома, она поняла, что не по возрасту ей и не по рангу кидаться куда-то сломя голову и начинать жизнь с нуля, с чемоданов и очередной новостройки. А вот из Купчино выбираться давно пора.

До вечера еще была куча времени, и она решила поехать к Панкратьевой посоветоваться обо всем. Она набрала номер телефона подруги, та оказалась дома и готовила своему Тимонину какие-то изыски на ужин.

– На меня тоже приготовь, – безапелляционно заявила Люська и уже через сорок минут стояла перед дверью Панкратьевой. Та открыла ей дверь и побежала назад на кухню. В квартире чудесно пахло чесноком и жареным мясом. Люська зашла, сняла сапоги, нацепила тапки и пошла следом за Панкратьевой. Вот уж где потолок на голове никак не лежал, так это в ее квартире. Особенно в двухэтажной гостиной, где он находился на высоте семи метров и был выполнен из стекла. Летом в этом потолке видно было небо, а сейчас там лежал грязный снег. Гостиная у Панкратьевой была совмещена с кухней. В центре за белым столом восседал Тимонин и ждал, когда Аня накроет на стол. Та суетилась у плиты.

– Здравствуй Люся! Выглядишь прекрасно. Встреча с бойцом Гвоздевым, несомненно, пошла тебе на пользу. Докладывай, как было дело, и что из всего этого вытекает? – Тимонин выключил телевизор и строго посмотрел на Люську.

Люська устроилась за столом напротив него и стала рассказывать. Панкратьева разложила еду по тарелкам и тоже уселась рядом с Тимониным напротив Люськи. Оба внимательно слушали Люську, не прикасаясь к еде. От тарелок шел просто восхитительный запах.

– Ребята, давайте есть, а то остынет! – Люська запихнула себе в рот кусок мяса и замычала. Вот ведь Панкратьева, как вышла за Тимонина замуж, так и готовить откуда-то так здорово научилась. Тимонин разлил всем вина.

– Правильно ли я тебя понял, что с того момента, как боец Гвоздев бесследно исчез из твоей квартиры и до того момента, когда ты случайно встретила его в отеле славного города Амстердам, прошло почти два года? – поинтересовался Тимонин.

Люська вздохнула.

– Правда твоя, товарищ генерал.

– Вот это-то мне и не нравится больше всего, – заметила Панкратьева, поджав губы.

– Да уж! Приличные бойцы так не поступают, – добавил Тимонин.

– Витя! Я и сама в полном расстройстве, чего, думаешь, к вам примчалась. Ты же знаешь, баба сильна задним умом. Сначала в любовном угаре я, ясное дело, на Гвоздева набросилась со своей любовью неземной, а потом призадумалась. Во-первых, бизнес этот его странный, а, во-вторых, помните, я вам про нашего хозяина Петра Сергеева рассказывала?

– Это тот, у которого климакс, или тот, который беременный? – уточнил Тимонин.

– Да ладно тебе, никакой он не беременный, он тестостероном переполненный. От одиночества. Так вот, а Юра в этом плане какой-то был, я бы даже сказала, сытый.

– Ничего удивительного, он же в Амстердаме был, а в Амстердаме… – Панкратьева закатила глаза.

– Ничего такого в Амстердаме для Гвоздева нет. Я этого бойца давно знаю, он продажную любовь не жалует, – строго заметил Тимонин.

– Да, ладно вам. Мало ли был у него кто-то, слава богу, два года прошло, а тут увидел он нашу Люсю, да такую роскошную после всех ее операций, и прибалдел. А сейчас помчался со своей девушкой отношения выяснять. Скоро примчится в обратный зад и припадет к Люськиным ногам, – высказала предположение Панкратьева. Чувствовалось, что ей самой эта версия очень понравилась.

– Очень даже может быть, насколько я помню, Юрий всегда был человеком увлекающимся. Сначала в одну сторону увлекся, потом в другую, делов-то! – ухмыльнулся Тимонин.

– Вить, а бизнес? Как думаешь, мог он в криминал ввязаться? По всему видать было, что он ни в чем себе не отказывает.

– В криминал Юрий ввязаться, безусловно, мог, но не в тот, который ты тут себе со страху нафантазировала. Он парень умный, всегда ходит где-то на грани с запретным. Я знаю, что у него доля в какой-то большой социальной сети в Интернете. Он туда вписался, когда никто даже предположить не мог, что это может приносить доход. Не сомневаюсь, что он завязан на многие успешные бизнес-проекты. Ты сама знаешь, как у него башка устроена. Причем он везде поступает грамотно – работает не за деньги, а за долю. Он и с нашим владельцем ухитрился в долю вписаться. Знаю, что консультирует его постоянно. Так что, насчет денег будь спокойна никакой там торговли наркотой или оружием нет и в помине. Мне другое не нравится.

– Чего?

– Того, что он тебя ни с одним праздником ни разу не поздравил.

– Он хотел на Новый год приехать, но не смог, сидел в тюряге голландской. Сказал, что из-за недоразумения.

– Ага! А он там, что из-за недоразумения все два года просидел? – Тимонин удивленно приподнял брови.

– Не, я так поняла, что всего неделю.

– А ты не помнишь, что с того момента, как вы расстались целых два новогодних праздника было. Интересно, это он на который из них так стремился приехать? А после Нового года еще был Валентинов день. Две штуки. Да что там Валентин заморский, у тебя ж, Люся, день рождения был! Да не простой, а юбилейный. Его, конечно, отмечать не принято, примета плохая, но поздравить – то можно было? Открытку прислать, или там эсэмэску на худой конец. Эх! Сорок лет ума нет, и точно уже не будет. Небось, лапши тебе про любовь навешал. Нет, Люся, когда любят по-настоящему, на два года не пропадают.

Люська горестно шмыгнула носом. Витя Тимонин был прав по всем пунктам. Это она, как страус, от очевидных фактов голову в песок спрятала и размечталась.

– Да, ладно тебе, Вить, чего Люсю расстраиваешь? – Панкратьева жалостно поглядела на Люську. – Поживем – увидим. Не надо с выводами торопиться.

– Это ты права! Вот скажи, Люся, почему моя жена всегда права? – Тимонин обнял Панкратьеву за плечи и чмокнул в щеку.

– Это, Витя, потому, что она замужем за таким прекрасным парнем, как ты! – со вздохом сообщила Люська.

– Правильно, в корень смотришь. Вот и тебе надо найти прекрасного парня, с которым ты будешь всегда права.

Они доели вкусный Анин ужин, и Люська помчалась обратно домой. От Гвоздева никаких вестей не было. Сама Люська ему решила не звонить и не писать, справедливо подумав, что если она ему нужна, то Гвоздев непременно объявится.

В понедельник Люська вышла на работу и начала разгребать накопившиеся в Альбатросе дела. Ближе к середине дня в ее кабинете неожиданно нарисовался Петр Сергеев. Он уселся на диване напротив директорского стола и откинул волосы назад. Это его движение странным образом не вызвало в Люське обычного раздражения.

– Я разговаривал с Федоровым по телефону, он идет на поправку, говорит, что скоро будет готов выйти на работу.

– Это хорошо, – искренне обрадовалась Люська.

– Вы здорово выглядите. Чувствуется, что хорошо провели время.

– Есть немного.

– Вам подарили новый мотоцикл?

Люська разинула рот. Как он, интересно, просек, что она встречалась с Гвоздевым? Не иначе у нее на морде написано, что она занималась любовью со своим бывшим.

– Нет, с чего вы взяли? – еще не хватало с Петюнечкой обсуждать свою личную жизнь.

– У вас очень счастливое лицо, я такой вас еще никогда не видел.

– Просто отдохнула.

– Люся, могу я вас пригласить в театр?

– В театр?

– Да, в театр. Это не в ресторан или в баню. Ничего криминального. Обещаю сзади к вам не подкрадываться. Могут же коллеги по работе пойти вместе в театр?

– Наверное, могут, – Люська вспомнила, как заехала Петюнечке под-дых, и решила быть снисходительней. – Смотря, правда, в какой?

– «Квартет И» приехал с новым спектаклем.

– Ой, как здорово! Давайте, приглашайте меня скорей. На «Квартет И» меня всегда можно приглашать, а вот в филармонию не стоит.

– Лады. Тогда я сегодня за вами заеду вечером. Вы где живете?

– В Купчино.

– В Купчино?!

– А чего вы так удивляетесь? Вы ж мое личное дело, наверняка, читали. Там и адрес есть.

– Мало ли, какой там адрес в личном деле нарисован. Я вот тоже, например, на Гражданке прописан, а живу недалеко отсюда в Репино в своем доме.

– А я живу в Купчино, в своей квартире с сыном Иваном, – Люська опять обиделась за родное Купчино.

– Давайте адрес.

Люська написала на бумажке адрес и нарисовала, где поставить машину.

– Только вы во двор не заезжайте, там на Мазерати не проехать. Разобьете подвеску. На улице встаньте, мне позвоните, я и выйду.

– Хорошо. Правда, у меня кроме Мазерати еще Рэндж Ровер есть.

– Все равно не надо. Зачем колеса ломать? – резонно заметила Люська.

– Как скажете. Значит, сегодня вечером в семь часов, – Петюнечка поднялся, опять встряхнул волосами и выкатился из Люськиного кабинета.

Люська задумалась. Надо же! Собралась с Петюнечкой в театр идти. Надо будет Федорову рассказать, вот он обхохочется.

Вечером Люська задумчиво смотрела на себя в зеркало и думала, что надеть. Сначала хотела надеть платье, но вовремя сообразила, что они идут не в Мариинку, а в совершенно демократичный дом культуры, где обычно выступают гастролеры. Она натянула свои любимые кожаные штаны с молниями и черный свитер. Уж, если Гвоздева она своим видом уложила наповал, то от Петюнечки и вовсе мокрого места не останется.

Сергеев, как и договаривались, приехал ровно в семь и встал на том месте, которое Люська обозначила ему на плане. Когда Люська подошла к машине, он стоял, распахнув пассажирскую дверцу.

– Люся, вы сногсшибательно выглядите. Вам говорили, что вы похожи на рок-звезду?

– Последнее время все только этим и занимаются, – Люська уселась на пассажирское сиденье. Сергеев закрыл дверцу, обошел машину и сел за руль. Люська окинула его взглядом.

– Надо сказать, Петр, что вы тоже некоторым образом смахиваете на рок-музыканта. Особенно штаны эти ваши рваные со стразами.

– Это мои любимые, выходные, – с гордостью произнес Сергеев, погладив свою коленку.

Люська захихикала.

– И прическа у вас, как у гитариста.

– Да я, вообще, красавец, мне только очков от косоглазия не хватает и скобок на зубах.

Люська опять захихикала и подумала, что Сергеев ей начинает нравиться. Кого-то он ей напоминал, очень знакомого и очень хорошего. Неужели Люсю Закревскую?

В гардеробе, когда Люська обычным образом скинула свою куртку, он ее не поймал. Куртка упала на пол, прямо норковым мехом в грязь. Сергеев наклонился, поднял ее и начал отряхивать.

– Люся, а вы не пробовали ее еще и попинать. Интересный лапсердак может получиться. Дизайнерский.

– Ладно уже, очки от косоглазия не надели, так и скажите. Это ж надо, куртку поймать не смог! – возмутилась Люська, в жизни которой еще не было случая, чтобы ее верхнюю одежду кто-то не поймал. Уж даже если посторонние люди вроде официантов и то всегда подхватывали за Люськой куртки и шубы! Нет, в этом деле Петюнечка облажался!

– Не смог и вовсе не от косоглазия! Во-первых, по известным причинам побаиваюсь находиться сзади вас, а, во-вторых, думал мы сначала все-таки к гардеробу подойдем. Кто ж знал, что вы привыкли на ходу раздеваться. Вы штаны тоже скинете или как? – поинтересовался Сергеев, продолжая отряхивать Люськину куртку.

– Или как! Сдавайте мою куртку в гардероб, да пойдем.

– Нет, ни в коем случае! Куда же я такую чумазую куртку сдам? Мне неудобно. Подумают еще, что валялись мы с вами где-то. Я ее лучше с собой возьму. Вдруг в зале холодно будет, накроюсь.

– Ну, возьмите. Вы по улице в одном свитере передвигаетесь, а в помещении под курткой сидеть будете. Очень логично.

– Вот когда спектакль закончится, и все кинутся в очередь в гардероб, вот тут вы как раз и поймете, что имея теплую машину, в театр можно пойти в свитере.

– Опять логично.

– В следующий раз никаких курток! А я подъеду прямо к вашей парадной.

– В следующий раз? – удивилась Люська. Он еще после этого надеется, что будет следующий раз!

– Конечно. Я теперь буду расширять ваш кругозор. Возить вас по театрам, музеям и выставочным залам, – безапелляционно заявил Сергеев и двинулся в зал, подталкивая перед собой возмущенную Люську.

Спектакль Люське очень понравился, она хохотала до упаду. Потом Сергеев привез ее к дому. Во двор заезжать на Мазерати все-таки не рискнул, но пошел ее провожать до парадной. Все Люськины возражения он решительно отмел.

– Не надейтесь, Люся, я к вам в гости набиваться не собираюсь, но до дверей парадной доведу, а потом вы еще мне из окна помашете. Это ж Купчино! Еще не хватало, чтоб вам по башке дали!

– Да у нас тут вообще-то спокойно. Когда в начале девяностых у народа денежки появились, все кинулись квартиры покупать. Элитных домов тогда еще не строили, охрану в подъездах не ставили. Мы уже потом скинулись и консьержку посадили.

– Но вы же от стоянки до дома по улице идете. Неужели не страшно? От вас же деньгами пахнет. В смысле, духами дорогими. Короче, видно сразу, что вы девушка не бедная.

– А у меня оралка есть.

– Какая оралка?

Люська достала из кармана брелок с кнопкой.

– Орет так, что просто жуть берет.

Сергеев рассмеялся.

– Сразу вспомнил, как вы мне под-дых дали. Вы очень опасная женщина.

– А то!

У парадной Люська еще раз поблагодарила Сергеева за приятный вечер и неожиданно для самой себя чмокнула его в щеку. Ей, действительно, понравился вечер, проведенный с Петюнечкой, даже не смотря на все неприятности с курткой. Ведь за весь вечер Люська про Юру Гвоздева так ни разу и не вспомнила. Щека Сергеева оказалась гладко выбритой и вкусно пахла.

Дома ее ждал Ванька.

– Ты почему не спишь? – поинтересовалась у него Люська.

– Не мог заснуть, волновался. Родную мать какой-то волосатик на модной машине увез. Я все в окно видел! Как я могу в этой ситуации спокойно спать?

– Это не волосатик, а мой начальник. Мы ходили в театр.

– А! Понятно, он теперь тебе зарплату повысит?

– Почему?

– Ну, шуры-муры и все такое, – Ванька хитро подмигнул матери и захихикал.

– Не говори глупости. Мы на «Квартет И» ходили.

– Везет же некоторым!

– Вот и я не могла отказаться. Марш спать!

Надо сказать, что на посещении театра Петюнечка Сергеев в процессе охмурения Люськи Закревской останавливаться, явно, не собирался. Через неделю он опять нарисовался у нее в кабинете, уселся на диване и, откинув волосы с лица, поинтересовался:

– В прошлый раз, как мне помнится, вы, Люся, недобрым словом поминали филармонию. Отчего бы это?

– Это, Петр, от того, что в детстве меня мучили пианино. Я с тех пор терпеть не могу классическую музыку.

– Угу! А мне повезло, мои родители делали акцент на языки. Музыкой я заинтересовался сам и с тех пор терпеть не могу музыку современную. Начиная от советской эстрады, рока советского и иностранного, и заканчивая современной попсой.

– Ну, я тоже советскую эстраду никогда не жаловала, как вспомню «Малиновки заслышав голосок, припомню я заветное свиданье», так меня аж наизнанку выворачивает всю. Бррр!

– Хорошо, что мы с вами в этом похожи. Однако по поводу классической музыки я с вами согласиться никак не могу, поэтому хочу вас позвать завтра в филармонию на концерт.

Люська замахала руками и затопала ногами под столом.

– Нет, Петр, ни за что! – это было уже слишком. Чего греха таить, Люське поход в театр с Сергеевым определенно понравился, и она была бы не прочь повторить это мероприятие, но филармония!

– «Виртуозы Москвы», Люся, – со вздохом произнес Петр. – Это вам не унылый фраер со скрипкой и роялем.

Люська вспомнила свою приятельницу, которая не пропускала ни одного концерта «виртуозов». Правда, та последнее время жаловалась, что билеты стали безумно дорогими. Пойти, что ли? Она поглядела на Сергеева, тот сидел насупившись. Люське вдруг захотелось погладить его по голове.

– Хорошо, так и быть! Но если мне не понравится, сразу уйдем.

Сергеев посветлел лицом.

– Конечно, уйдем, только шубу в этот раз не надевайте. Я приеду на «Рэндж Ровере» с водителем, прямо к вашей парадной, и он нас потом непосредственно ко входу в филармонию подвезет. Замерзнуть вы не успеете.

– Хорошо. А что надевать-то?

– Ну, не знаю. Это ж филармония. Наверное, платье надо. У вас платье-то есть?

– Поищу. А вы сами опять в праздничных джинсах пойдете?

– Нет, в филармонию даже в таких красивых джинсах, как мои, ходить нельзя.

– Точно, вас бабушки в бархатных платьях веерами забьют.

Люське очень хотелось надеть свое красное платье, и она вечером долго вертелась в нем перед зеркалом, но потом решила, что «виртуозы» не смогут спокойно играть, если она пойдет в таком виде. Все-таки филармония учреждение культурное. В результате Люська надела узенькое скромное черное платьице и обернулась сверху в большой газово-шифоновый дымчатый шарф. Это было шикарно. Опять же сверкающие камни в ушах. Единственное неудобство состояло в том, что этот наряд комплектовался маленькой узкой сумочкой. Взять же с собой свою любимую огромную сумку не представлялось возможным. Она совершенно не гармонировала с Люськиным нарядом и парадными лакировнными туфлями. В театральную же живопырку влезал только кошелек и губная помада. Такие полезные вещи, как книжечка с водительским удостоверением и документами на машину, косметичка, записная книжка, паспорт, ручки, калькулятор, отвертка и рулетка в театральную сумочку никак не помещались. Отвертку и рулетку Люська последнее время таскала с собой из-за строительных работ в Альбатросе. Опять же, если что, театральной сумкой по башке никого не шандарахнешь. Так только, пыль с ушей стряхнуть можно. Совершенно бесполезная вещь!

То, что Люська со своим нарядом угадала, она поняла сразу, как только увидела лицо Петюнечкиного шофера. Тот стоял, открыв перед ней дверцу заднего сиденья огромного черного автомобиля. При этом рот водителя тоже был открыт. Правда, при посадке в автомобиль с Люськой случился небольшой конфуз. Платье было узкое, автомобильная ступенька находилась высоко и у Люськи никак не получалось закинуть туда ногу в туфле на астрономической шпильке. Наконец, всеобщими усилиями Люську удалось запихнуть на сиденье рядом с Петюнечкой. Петр, как и обещал, джинсы свои надевать не стал, а был принаряжен в замечательный темно-синий костюм. Галстука, однако, на нем не наблюдалось. Просто обычная костюмная рубашка с расстегнутым воротником.

– А где галстук? – сразу спросила Люська.

– Галстук – это уже слишком. С меня и костюма довольно.

– Зря. Вам идет.

– Люся, у меня в жизни был очень поганый период, когда я ходил в костюме и галстуке. Мне неприятно об этом периоде вспоминать, но я когда-нибудь вам о нем расскажу. С тех пор я терпеть не могу костюмы.

– Вам, Петр, действительно, идет. Особенно с вашими волосами. Понимаете, волосы и драные джинсы – это достаточно тривиальный образ. А вот хороший дорогой костюм в сочетании с вашими волосами превращает вас в некую загадку. Во всяком случае, для женщины. Женщины очень любопытны, как кошки, и любят всяческие загадки.

При этих Люськиных словах Петюнечка внимательно посмотрел на нее, но говорить ничего не стал.

Этот автомобиль Сергеева в отличие от Мазерати своими размерами и большими окнами был похож на павильон «Соки-Воды» или автолавку. Хорошо, что кроме Люськи с Петром там находился еще и водитель с внешностью громилы, иначе в такой огромной машине Люська, привыкшая к маленьким спортивным автомобилям, боялась бы потеряться. Наконец, они приехали к филармонии, встали у входа прямо посередине дороги, включив аварийные огни, и Петр пошел ловить Люську на выходе из машины. Такое важное дело он водителю не доверил. Естественно, что в узком платье, да на шпильках спуститься с высокой ступеньки автомобиля было еще труднее, чем туда залезть. Оставалось только спрыгнуть. И если Люськину куртку Петр в свое время не поймал, то Люську он замечательным образом словил, да еще и подержал в руках минуту-другую. Люська смутилась, Сергеев, похоже, тоже был слегка смущен.

В филармонии Люське понравилось. Конечно, концерт был просто замечательный, но больше всего ей понравилось, что на них с Петром все обращали внимание. И это внимание было не просто таким, каким люди смотрят на клоунов. Нет, внимание было очень почтительным. После концерта Петр предложил заехать куда-нибудь выпить вина. Люська попыталась было отказаться, сославшись, что ей назавтра на работу. Это он, как хозяин, может себе позволить являться в Альбатрос, когда захочется, а ей надо быть к десяти. Вот вернется Федоров, она перейдет обратно в финансисты и будет тоже посещать Альбатрос по свободному графику.

– И, вообще, Петр, не вы ли недавно еще требовали, чтобы руководство работало в Альбатросе в круглосуточном режиме? – язвительно поинтересовалась она у Сергеева. И тут он выдал такое, после чего Люська уже не стала отказываться пойти в бар выпить вина. Да какого там вина! Тут в пору пить чего-нибудь покрепче.

– Я, Люся, решил продавать свои акции.

– Опаньки! Поехали, где тут по близости наливают? Такое дело без поллитры не уразуметь.

Они расположились в небольшом баре на Итальянской улице. Сергеев заказал им коньяка, и Люська приготовилась слушать. Однако Петюнечка помалкивал и потихонечку пил свой коньяк.

– Ну? – спросила его Люська.

– Чего ну? Хочу акции свои Семе продать. Если удастся, то целый пакет. У него тогда будет шестьдесят процентов, и он станет настоящим полноценным хозяином Альбатроса.

– А от чего это зависит?

– Что?

– Целый или не целый?

– Не от меня.

– Понятно, – сказала Люська, хотя ей было совершенно не понятно. Ничегошеньки!

– Петь, а почему вы вдруг решили такое отчебучить?

– Это не вдруг. Это давно. Ну, и потом вы же мне сказали, что не будете амуры крутить с коллегой по работе.

– Так это, оказывается, из-за меня все! Вон оно что! А я, знаете ли, так сразу и подумала. Ну, из-за кого ж еще Петр Васильевич Сергеев будет свои тридцать пять процентов акций продавать! Знамо дело из-за Закревской Люси. Она во всем виноватая.

Сергеев улыбнулся и взял Люську за руку.

– Люся, я пока вам ничего толком объяснить не могу, но обязательно это сделаю. Со временем. Но поверьте! Альбатрос наш у меня давно в печенках сидит. А, кроме того, разве не вы «Девятый вал» у меня в зале заседаний над креслом присобачили? Вы же спите и видите, когда меня этой волной смоет на хрен.

Люська внимательно посмотрела Сергееву в глаза. Получается, что он ее сразу раскусил вместе с феншуем. Не так-то прост этот Петюнечка, как выглядит. Она тяжело вздохнула и решила сказать ему правду. Правду о том, что это раньше она думала, что он полный придурок, а сейчас вовсе наоборот, думает, что он очень даже неплохой парень.

– Кругом выходит, опять Закревская виновата! Петя, я «Девятый вал» там присобачила еще тогда, когда не знала, что вы нормальный человек. Вы ж на людях иногда ведете себя совершенно странным образом.

– Вынужден.

– Ага! Каемкин. Мне, Петя, и без ваших объяснений все ясно и понятно. Вас этот скорпион повязал со всех сторон. Но я буду рада, если вы из-под него вывернетесь, пускай даже путем продажи ваших акций. Заметьте, я не спрашиваю, что он на вас имеет.

– И не спрашивайте!

– Я и не спрашиваю!

– Вот и хорошо.

– А что?

– Не скажу. Люся, дело не во мне и не в Каемкине. Дело в Альбатросе. Он проводит определенную политику. И, надо сказать, его действия довольно успешны.

– Как это? – у Люськи от удивления глаза стали совсем круглые. Фэншуй фэншуем, а вот это уже что-то новенькое.

– Любой отель находится как бы на перекрестке огромного количества разнонаправленных энергий. Я имею в виду человеческую энергетику. И из-за этого гостиничное оборудование очень быстро изнашивается и отель становиться обшарпанным. Замечали такое?

– Видела, особенно в Турции.

– Вот-вот. Разнонаправленная человеческая энергетика является серьезным разрушителем. Особенно негативная. Альбатрос изначально был пансионатом для определенного круга людей. Их энергетика, безусловно, тоже была разнонаправленной, но все эти люди избрали себе определенную профессию. То есть, имели схожие наклонности.

– Ага! Любовь к дисциплине, например.

– Хотя бы и так. Но не только. Вы же знаете, что военно-морской флот Советского союза всегда стоял несколько особняком от остальных вооруженных сил. Там сохранились традиции прежних времен, опять же командный состав флота отличался серьезным образованием. Говоря по-простому, дураков среди командиров не держали. Это было смертельно опасно. Альбатрос к этому вектору энергии приспособился и вошел с ним в гармоничное состояние, таким образом, снизив риск собственного разрушения. Своего рода выстроил защиту своей системы от обшарпанности.

А после нашей Перестройки это гармоничное состояние Альбатроса стало со всех сторон нарушаться. Соответственно, он начал защищаться.

– Вы говорите, как будто Альбатрос живой.

– Конечно, живой! – Сергеев огляделся по сторонам, сделал страшную рожу и, понизив голос, спросил: – Про домового слыхали?

Люська зажмурилась, потом приоткрыла один глаз и попросила:

– Петя! Не делайте так больше, я боюсь.

– Извините, забыл, что у меня и так личико, как у домового.

– Это вы сейчас скромничаете. Продолжайте, пожалуйста, вашу лекцию. Мне интересно.

– Ну, да. Так вот, наш Альбатрос, будучи в некотором роде живым хочет жить дальше, поэтому любую энергию, которая угрожает его организму, он отторгает. Конечно, он тоже слегка перестроился и уже не так заточен на дисциплированных интеллигентных людей. Тем не менее, он просто физически отторгает от себя противную ему энергетику. И использует для этого разнообразные средства, типа той самой картины «Девятый вал», фантомной медсестры и никому неизвестного Станислава Павловича.

– А чем ему Андрей Иванович Федоров не угодил? Или вы хотите сказать, что генерал Каемкин, наоборот, Альбатросу лучший друг?

– Нет, Люся. Просто Альбатрос – очень сложная и громоздкая система. Конечно, она имеет определенную инерцию. И то, что произошло с Андреем Ивановичем, нацелено было вовсе не на него.

– На вас что ли?

– В том числе и на меня, потому что я не делаю выбора, к которому Альбатрос меня вот уже несколько лет призывает. Я всегда испытывал в Альбатросе дискомфорт и точно знаю, что ему не нравлюсь. А вот вы ему очень даже симпатичны.

– Думаете, он тоже маленьких блондинок любит? Или я похожа на жену командира подводной лодки?

– Нет, Люся! Я думаю, что вы больше похожи на самого командира, а не на его жену. Поэтому Альбатрос и позволяет вам им руководить.

– Ага! Я, как любой военный моряк, люблю с утра поспать подольше. Нет, Петр, тут вы дали маху. Дисциплина и я – понятия несовместимые.

– Из вас, Люся, военный моряк, конечно, никудышный, а вот моряк торгового флота очень даже мог бы получиться. Я вас даже представляю в бескозырке на затылке и брюках клеш. «Моряк вразвалочку сошел на берег», – с чувством пропел Сергеев. Получилось у него довольно неплохо.

Люська представила себя в нарисованной им картине и развеселилась.

– Точно! Только у меня еще должен быть хабарик на нижней губе и большой тюк с колониальными товарами за спиной. Эх! Если бы в советские времена женщин брали в тороговый флот, пошла бы не задумываясь. Я ведь так мечтала спекулянткой стать! Талант у меня.

– У вас, Люся, совсем другой талант. Более важный. Вы – разрешатель проблем.

– Это как?

– Вы замечательно гасите все скандалы. Можно сказать, пресекаете их в зародыше. Поэтому вас домовой и любит. Во время скандала в пространство поступает негативная энергия. Она-то больше всего и разрушает материю. Никогда не видели, как выглядит квартира, в которой живут супруги, которые все время ругаются?

Люська задумалась и вспомнила, как Панкратьева ругалась с первым мужем.

– Помойка, – со вздохом сказала она.

– Вот-вот! А если это в масштабах большого отеля?

– Бедный Альбатрос.

– О! – Сергеев поднял вверх указательный палец. – О чем и речь! Вы же его чувствуете, недаром «Девятый вал» в зал заседаний отволокли.

– Да, я, вообще, как увидела эту страсть над креслом Федорова, сразу снять хотела, а Андрей не дал, еще и посмеялись надо мной вместе с Семой Каменецким!

– Вот именно, это и говорит о том, что вы с Альбатросом на одной волне. В полной гармонии.

– Все равно теперь буду дома одна бояться. Вдруг наш местный домовой появится. Наверное, он квартирник называется. А если ночью?

– Ну, я, конечно, могу вас посторожить, – Сергеев стал внимательно разглядывать потолок.

– Еще чего! Хотите, чтобы у меня сразу два домовых было? Ни за что! Так и описаться от страха можно, – Люська непроизвольно зевнула.

– Как хотите. Я человек воспитанный, поэтому должен был предложить. Воспитанные люди девушек в беде не бросают. Поехали, я вас отвезу.

Когда они подъехали к Люськиному дому, Сергеев опять поймал ее в процессе вылезания из автомобиля и тот короткий миг, что он держал ее в руках прежде, чем поставить на асфальт, Люське очень даже понравился. Она уже традиционно поцеловала его в щеку, поблагодарила и поковыляла на своих каблуках домой.

С тех пор они посещали разные концерты, постановки и выставки чуть ли не каждую неделю.

Гвоздев не объявлялся, и Люська по совету Панкратьевой все-таки решила объявиться сама. Она послала ему СМС с вопросом «Как дела?». В ответ она получила одно слово:

– Нормально.

Люська, конечно, хотела было уже заплакать, но тут ей позвонил Сергеев и позвал на концерт Элтона Джона. Петя купил за бешеные деньги билеты на какие-то ВИП-диваны, и Люське очень захотелось посмотреть, что это за диваны такие, за что дерут огромные деньги, ну, и на Элтона Джона тоже было интересно взглянуть. И вместо того, чтобы плакать над эсэмэской от Гвоздева, она помчалась в магазин покупать себе какой-нибудь новый наряд. Ведь весь ее красивый гардероб Петя уже видел. Даже красное платье.