Вот есть такое странное выражение «взять за шкирку». Например, щенка там какого-нибудь или котенка. Малыша, например, тоже за шкирку взять можно, ну, если он одет во что-нибудь, что предполагает наличие этой самой шкирки. Вся вышеперечисленная компания являет собой пример полной беспомощности и зависимости от того, кто в данный момент держит индивидуума за эту самую шкирку. Взять за шкирку кого-нибудь другого, кроме указанных товарищей, вам вряд ли удастся. Сил никаких не хватит, чтоб дядьку кого-нибудь взрослого за шкирку взять. Да что там дядьку, кота большого и то не больно-то и возьмешь. Пупок развяжется.

А вот совсем даже не маленькую Давыдову кто-то вдруг взял за шкирку и резко поставил на ноги. Как только воротник ее белого роскошного пальто при этом не оторвался? Уму непостижимо! В этот короткий миг, когда невидимая сила вытаскивала ее из лужи, Давыдова ощутила себя тем самым беспомощным котенком. Сразу почему-то вспомнилось детство, когда взрослые водили ее за руку и говорили, что ей делать. Даже то самое детское ощущение счастья и спокойствия на короткое мгновение вернулось к Давыдовой.

Когда она уже стояла на ногах и смогла наконец оглядеться, перед ней вырос здоровенный мужик. Ростом он был не менее двух метров и не менее метра имел в поперечнике. На затылке абсолютно лысой большой головы каким-то чудом держалась маленькая клетчатая кепка. Мужик широко улыбался, отчего на его румяных щеках играли практически девичьи ямочки. Ресницы у него тоже были какие-то девичьи, однако под ними скрывались хоть и веселые, но одновременно с этим довольно жесткие глаза серого, стального цвета. Подбородок тоже был совсем не девичьим, а квадратным и слегка небритым. Давыдова даже подумала, что он похож на уже сложившийся в девяностых образ джентльмена удачи, промышляющего рэкетом.

Только что пиджака малинового не хватало. Одет был мужик в явно дорогой свитер крупной вязки, модную куртку с вельветовым воротником и такие же вельветовые штаны. Ботинкам на толстой подошве была не страшна никакая лужа. На вид он был постарше Давыдовой лет на десять. Не меньше.

– Что же это вы, тетенька, по лужам валяетесь-то? Рановато для купального сезона. Вот в мае уже можно, а сейчас и простудиться недолго! – сказал мужик, заботливо отряхивая зажатыми в кулаке перчатками белое великолепие Надиного пальто.

– Какая я вам тетенька? – Давыдова не нашла ничего лучше, чем возмутиться. Чувство юмора куда-то исчезло. На самом деле ей было неловко за то, что какое-то мгновение она находилась в полной зависимости от этого типа и эта зависимость почему-то ей даже понравилась. Она разозлилась в первую очередь на себя.

– Ну не дяденька же? – удивился мужик.

– Ну и не тетенька! – отрезала Давыдова.

– А кто? – поинтересовался мужик.

Давыдова впервые в жизни растерялась и не нашлась что ответить. Уж не девушкой же именоваться в тридцать пять лет!

– На дамочку вы не похожи. – Мужик пришел ей на помощь. – Дамочки обычно в шляпках, на тетку в кофте тоже не тянете, девушкой вас назвать язык не поворачивается. Девушки, они глупые, а у вас интеллект в глазах светится. Так что тетенька! Кстати, я – дядя Гарик.

При этих словах мужик переложил перчатки, которыми он отряхивал Давыдову, из правого кулака в левый и протянул ей свою здоровенную лапу. Давыдова пожала эту лапищу и представилась:

– Надежда Михайловна.

– Тетя Нюся, стало быть! – резюмировал дядя Гарик и потряс ее руку.

– Вы опять за свое, – возмутилась Давыдова, – никакая я вам не тетя Нюся.

– Это вы кому-нибудь другому расскажите. Я-то знаю, что ваше тайное имя Нюся, а так как вы тетенька, то, значит, называть вас надо – тетя Нюся. Я же вам сразу свое тайное имя открыл. Я, может быть, тоже для чужих не дядя Гарик, а вовсе даже Игорь Сергеевич!

– А с чего вы взяли, что я вам не чужая? – удивилась Давыдова. На самом деле все рассуждения этого мужика ей очень понравились. Тем более что он, действительно, знал ее тайное имя. Нюсей Давыдову звали только бабушка и папа. Ну, иногда Шестопалов тоже себе позволял ее Нюсей назвать.

– Чувствую.

– Интересно. И чем же вы занимаетесь, Игорь Сергеевич?

– Дядя Гарик я!

– Хорошо, дядя Гарик! Так чем?

– Пилю, строгаю помаленьку.

– Чего пилите? – Давыдова почему-то сразу представила, как он отпиливает пальцы должникам.

– Известно чего! Бабосы, конечно. – Дядя Гарик махнул рукой, показывая на противоположную сторону улицы. – Вон у меня тут магазин какой-никакой имеется да ресторан. Ну и еще всяко-разно производим, веслом мешаем да по сосудам разливаем.

– По каким сосудам? – Давыдова ни черта не поняла.

– Ясное дело, по стеклянным.

– Духи, что ли?

– Не, духи наш народ не употребляет.

До Давыдовой наконец дошло. Она развеселилась:

– Так прямо веслом и мешаете?

– Ага. Удобно.

– Приятно было познакомиться, дядя Гарик, спасибо за спасение утопающих.

– Обращайтесь.

– Мне на работу пора. Я вот тут работаю, в этом самом офисе. – Давыдова махнула рукой в сторону двери.

– Осторожней, пожалуйста. Жалко будет, если вы такие ноги переломаете. Вы во сколько заканчиваете?

– В шесть.

– Я вас до дому отвезу.

– Спасибо, не надо.

– Что, так и пойдете с ободранными коленями, в драных колготках и замызганном пальто?

Давыдова наклонилась и посмотрела вниз. Зрелище было не из красивых.

– Разберусь как-нибудь. – С этими словами она юркнула в подъезд офиса.

Когда Шестопалов увидел влетевшую в приемную Давыдову, он начал ржать как ненормальный.

– Надька! Тебе только бланша под глазом и туши размазанной не хватает! Это где тебя так угораздило?

– Где, где? Известно где! Прямо у наших дверей, на глазах у изумленной публики. Цирк был что надо. Неужели тебе не доложили? Наши сотрудники, по-моему, все носами к окнам прилипли. – Тут Давыдова заметила хитрый взгляд секретарши Кати.

Она показала Кате кулак и скрылась в своем кабинете.

– Ой, вы себе не представляете! – услышала она сквозь открытую дверь захлебывающийся от восторга голос Кати. – Надежда Михайловна наша упала прямо в огромную лужу, и тут к ней прискакал принц на белом коне, спас ее и поскакал дальше.

– Никакой лошади не было! – закричала Давыдова из кабинета.

– Так это он без коня такой огромный был? – Екатерина изобразила удивление. И они вместе с Шестопаловым залились счастливым смехом.

Давыдова скинула с себя пальто, сняла сапоги и выглянула в приемную.

– Смейтесь, смейтесь, поганцы! Вот зашлю сейчас кое-кого в магазин за колготками! – строго сказала она, глядя на Катю.

Катя тут же уткнулась в компьютер и начала что-то сосредоточенно печатать. В это время раздался звонок во входную дверь, и Катя кинулась открывать.

– Кого это там принесло? – поинтересовался Шестопалов. Он налил из кофеварки крепкий кофе и подал чашку Давыдовой. Давыдова взяла чашку и плюхнулась на диван в приемной.

Шестопалов ушел в свой кабинет и вернулся с автомобильной аптечкой. Он взял Катин стул, придвинул его к дивану, сел напротив Давыдовой и начал обрабатывать ей ссадины на коленях сначала перекисью, потом зеленкой. Давыдова пила кофе и тихонько поскуливала. Из прихожей вернулась Катя, казалось, она вот-вот лопнет от хохота.

– Там это, Надежда Михайловна, принц ваш приходил, просил вам передать. – Катя протянула Давыдовой пачку колготок.

– Действительно принц, – заметил Шестопалов. – Заботливый.

Давыдова рассматривала колготки и второй раз за день испытала ощущения далекого детства, когда все хорошо и мама с папой знают, что нужно делать. Колготки все были четвертого размера, то есть подходили Давыдовой по росту как нельзя лучше. Кроме того, все они имели любимый ею бронзовый цвет и плотность двадцать ден. И что самое главное, в колготках категорически отсутствовал всякий совершенно ненужный блеск. Блеск недавно вошел в моду и был, наверное, отголоском тех самых тканей с люрексом, так любимых советским народом. Давыдова терпеть не могла ни ткани с люрексом, ни этот блеск. И не только на своих ногах, но и на ногах окружающих ее дамочек. Как соплями намазано, ей-богу.

– Хорошие колготки, – заметила Катя.

– Ага, – согласилась Давыдова.

– Может, и правда принц? – задумчиво произнес Шестопалов.

Вечером, когда Шестопалов уже отправился домой к своей любимой Лиле, Давыдова тоже засобиралась. Она успела надеть сапоги и искала в груде бумаг на столе свои модные солнечные очки. В этот момент к ней в кабинет ввалился Шестопалов.

– Ты ж вроде ушел? – удивилась Давыдова.

– Ага, только там не выйти. Принц твой на этот раз на коне приехал. Перегородил выход и требует тетю Нюсю. Давай пошевеливайся, а то меня Лилька ругать будет.

Давыдова накинула пальто, схватила сумку и заспешила к выходу. Сотрудники фирмы толпились в прихожей и вовсю веселились. На выходе, прямо у дверей, на тротуаре стоял черный автомобиль марки «Вольво» с открытой пассажирской дверцей. Из машины раздавалась песня «Вот перед нами лежит голубой Эльдорадо, и всего только надо – поднять паруса!». Рядом с дверцей стоял невозмутимый дядя Гарик. Любой выходящий из офиса попадал прямо на пассажирское сиденье либо вынужден был возвратиться назад. Давыдова плюхнулась на сиденье «вольво», дядя Гарик захлопнул дверь, сел на водительское место, и они отъехали.

– Ну и что это за концерт вы тут учинили? – поинтересовалась Давыдова. Как ни странно, она ни капельки не разозлилась. Очень давно ей не было так весело и интересно.

– Цыганочка с выходом. Иначе вы бы начали отказываться, тогда мне пришлось бы бить чечетку. Я не могу позволить вам на таких ногах по улицам болтаться да по лужам лежать. Такие ноги надо беречь. Куда едем?

Давыдова послушно назвала адрес.

– Отлично, – сказал дядя Гарик. – Я теперь вас буду по вечерам возить домой. К сожалению, с утра никак не смогу, у нас, у торгашей, рабочий день начинается ни свет ни заря.

– И что на это скажет ваша жена?

– А что она должна сказать?

– Ну, ей вряд ли понравится, что вы будете чужие ноги туда-сюда по городу возить.

– Это точно. Не понравится. Но я с собой ничего поделать не могу. Я ценитель прекрасного. А ваши ноги на сегодняшний день являются самым прекрасным из того, что я видел в жизни.

Давыдова промолчала, она огорчилась и подумала, что ей только шашней с женатым человеком не хватает.

– Чего притихли? – поинтересовался дядя Гарик.

– Расстроилась, – честно сказала Давыдова.

– По поводу чего?

– По поводу того самого. Я шуры-муры с женатым дяденькой крутить не буду.

– Ну и на здоровье! Вас никто на шуры-муры не склоняет. Я же сказал, что буду возить ваши ноги. Ну и вас с ними вместе. Куда ж деваться?

– Это точно, деваться некуда.

С того дня так и повелось. Утром Давыдова добиралась до офиса сама, а вечером ее вез домой дядя Гарик. С шурами-мурами он к ней действительно не приставал. Ее это даже начинало беспокоить. Правда, на все праздники он обязательно дарил ей цветы. Большие букеты и всегда разные. А потом перешел исключительно на белые тюльпаны. Где он их доставал в любое время года, для Давыдовой оставалось загадкой.

– Я долго подыскивал для вас, тетенька, подходящий цветок, пока не понял, что это должен быть тюльпан и непременно белый.

– Почему тюльпан? – поинтересовалась Давыдова.

– А он такой же беззащитный, как вы. При этом он, однако, морозоустойчив. И нога у него хрупкая и длинная. В точности как ваши. А белый, потому что цвет этот вам несказанно идет. Я вас как увидел во всем белом, обомлел сначала, а потом сразу понял, что сейчас тетенька ляпнется! Слегка не успел поймать.