Я просыпаюсь в ледяной постели от стука в окно и сперва думаю, что мне послышалось, но стук повторяется.

Может быть, какой-нибудь псих увидел, что по строительным лесам можно подобраться к окну? И все-таки я подхожу к окну и приподнимаю жалюзи. За окном стоит Марек.

Странно, наверное, что я открываю окно и впускаю его в комнату? Нет, не странно. Ко мне не так уж часто заходят гости, так почему бы не пригласить Марека? Он зовет меня к себе на кофе с только что купленными венскими слойками, которые чудесно пахнут. Его друзья уехали в город и вернутся нескоро.

Я молча смотрю на Марека. Мне холодно и одиноко.

Я закрываю окно, и через некоторое время мы выходим из квартиры. Марек ведет себя не так скованно, как в прошлый раз. Он с улыбкой открывает передо мной дверь.

В домике на колесах уже пахнет кофе. Значит, он был уверен, что я пойду с ним.

— No! — он мотает головой, и темные волосы волной падают на лоб. Марек быстро убирает челку, объясняя, что он, наоборот, был почти уверен, что я останусь дома, а кофе сварил заранее, чтобы сразу сесть за стол, как только вернется домой. «Чтоб было чем утешиться, если расстроюсь». Я с трудом понимаю его английский, но все же понимаю. Значит, он привык к неудачам и умеет справляться с неприятностями. Вот бы узнать, как он этому научился, но не хочется лезть с расспросами. Тема деликатная, лучше подождать.

Мы сидели за шатким столом, и колени Марека касались моих, стоило только пошевелиться. Мы пили горький кофе, перестоявший на плите.

Я стала рассказывать о работе: о Юдит Кляйн, которая живет в комнате номер пять, о прошлом, которое вдруг напомнило о себе. О маме, которую я почти забыла, но о которой теперь думаю почти все время. О том, как она шла к берегу тем вечером, перекинув через плечо желтый махровый халат, а ветер был такой сильный, что ветки деревьев стучали в окно. Я сидела и листала книгу, которую она мне дала. Пролистав семь раз от начала до конца, я пошла искать маму.

Аккуратно сложенный халат лежал на берегу, рядом с ним босоножки. Я смотрела на воду, пока не стемнело, но мама не вернулась. Я ждала очень долго — наверное, всю ночь. Мама любила плавать подальше. Я была уверена, что если подождать еще немного, то среди волн наконец покажется ее голова.

Марек молча слушал. Не утешал, ничего не говорил, просто смотрел мне в глаза и кивал. Как будто знал, о чем я говорю. Потом я взяла его за руку — просто чтобы потрогать. Вдруг рука холодная. Но рука оказалась теплая. И мягкая.

Марек спросил, не подвезти ли меня домой, но мне хотелось еще немного побыть в теплом и светлом вагончике.

Мы легли на диван и обнялись. Он тихонько гладил меня, но мы не целовались. Когда его губы потянулись ко мне, я почувствовала, что ничего такого не хочу.

— Мне нехорошо, — пробормотала я, чувствуя, как меня сковывает страх.

— Ничего страшного, — он, наверное, решил, что я просто стесняюсь.

И тогда я все рассказала. Про Себа и про тест на беременность. Марек не очень сильно удивился, просто погладил меня по спине и прижал палец к моим губам.

— Не рассказывай мне того, о чем можешь пожалеть!

— Но я хочу рассказать! — и это была правда, я должна была все рассказать, меня распирало.

— Ты его любишь? — спросил он, когда я рассказала про кирпич, из-за которого Себ попал в больницу.

Я покачала головой.

— Я не верю в любовь. Это просто фантазия.

Марек засмеялся и почесал подбородок.

— Ты ему не звонила?

— Не могу. Он проходит службу в Лапландии. Войска особого назначения. К тому же он больше не хочет говорить со мной. Никогда, ни за что.

— А ты?

— Он просто дерьмо — или тебе кажется, что он хороший парень?

— Может быть, и не хороший. Но любить можно и плохих. Злых. Я был без ума от девчонки, которая украла все мои деньги — и даже одежду. Без штанов оставила!

Я не смогла удержаться от смеха, хоть и боялась его обидеть. Он с таким возмущением рассказывал об украденных штанах! Марек улыбнулся и пожал плечами:

— Она правильно сделала. Я о ней и думать перестал. Кто хочет жить рядом с воровкой?