Я поднималась на лифте в гинекологическое отделение больницы, ничего не боясь. В холле стояли диваны, обитые красной искусственной кожей, лежали старые зачитанные журналы. Все это не имело никакого значения. Я улыбнулась женщине в окошке регистратуры. Она завела для меня новую карточку — моя не была действительна в больницах Стокгольма.

Я присела на один из красных диванов, думая о Мареке и радуясь. Он был как сюрприз, как нежданный подарок. Улыбнувшись своим мыслям, я попросила женщину в регистратуре дать мне ручку и бумагу. Я точно знала, что хочу написать.

«Привет, Себастиан! Ведь это твое полное имя, правда? Тебе, наверное, кажется, что оно слишком детское и мягкое для такого крутого, как ты? Ведь ты теперь в егерских войсках, куда уж круче. Хочу тебе рассказать, что встретила очень классного парня по имени Марек. Он станет врачом или артистом цирка, а сейчас ремонтирует дом, в котором я живу. Мне не хочется вспоминать, как мы с тобой ночевали в палатке, погода была паршивая, но там я забеременела. Надеюсь, голова у тебя зажила.

С приветом, Эсс. Больше писать тебе я не буду.

P. S. Не беспокойся, я сделаю аборт. Совсем скоро. Сижу в больнице. Скоро меня вызовут».

Женщина в регистратуре дала мне и конверт. Не успела я сложить письмо и заклеить конверт, как меня позвали на осмотр.

Врач, сняв перчатки, сообщила мне, что я на десятой неделе. Присев на стул рядом с ее столом, я спокойно ответила, что хочу сделать аборт.

Она спросила, уверена ли я. У меня не было никаких сомнений.

— Прежде чем принять такое решение, надо с кем-то поговорить. Иначе потом будет нелегко, — сказала врач, покачиваясь на стуле, и предложила побеседовать с психологом.

Я отказалась. Мне хотелось только одного — чтобы все как можно скорее закончилось.

— Конечно, ты уже на десятой неделе, — улыбнулась она. — Поэтому надо действовать быстро, до двенадцатой. Ты знаешь, как делают аборт?

Я помотала головой. Меня тошнило.

Врач объяснила, что операция несложная, даже ночевать в больнице не надо, можно сразу ехать домой. Потом спросила, где я живу и работаю.

— Есть кому о тебе позаботиться? Может быть, твой молодой человек поможет? Или мама?

— Да, — кивнула я. Мне было ужасно плохо.

— Так кто же? Мама или молодой человек?

— Я не знаю, — простонала я. — Кто-нибудь.

Врачу не нравилось мое состояние: похоже было, что я приняла важное решение в полном одиночестве.

Наконец я призналась, что у меня больше нет сил говорить, и попросила назначить время операции, а с остальным я как-нибудь разберусь. Врач взглянула на меня поверх очков.

— Ты очень бледная. Питаешься хорошо, спишь по ночам?

— Это я только сейчас бледная, потому что… — тут мне пришлось вскочить и побежать в туалет, а то меня стошнило бы прямо на чистый пол.

Когда я вернулась, врач протянула мне листок: следующий вторник, ровно через неделю. Мне сразу стало немного легче, как будто я справилась с каким-то испытанием.

— А мама твоя об этом знает? — осторожно спросила врач.

Я помотала головой.

— Я все же считаю, что тебе надо поговорить с психологом, Сандра.

— Не хочу, — простонала я. — Терпеть не могу психологов.

— Почему?

— Знаю я их! От них одна путаница в голове. Не разберешь, где твои мысли, а где психология.

Врач вздохнула, сняла очки и посмотрела на меня. Я запаниковала: если я сейчас отсюда не выберусь, то скоро меня опять стошнит.

— Обо мне есть кому позаботиться, честно, — сказала я, пряча глаза.

— Это твой друг?

Я кивнула и даже улыбнулась, хотя меня ужасно мутило. Врач вздохнула, встала и протянула мне руку.

— До свидания, Сандра. Через неделю принимать буду не я. Надеюсь, у тебя все будет хорошо!

Я вышла из кабинета, чтобы она не успела ничего добавить.

По дороге на работу я купила в почтовом киоске марку и попросила разрешения позвонить. Заплатив две кроны, я набрала номер справочной и выяснила, что в Арвидсъяре и вправду расположен егерский полк. Хорошо, а то я уже стала думать, что он все сочинил, чтобы избавиться от меня. Написав адрес полка на конверте, я опустила его в ближайший почтовый ящик, и сразу стало лучше, как будто мне удалось отвоевать часть чего-то утраченного.