Когда я вышла из лифта, на этаже было необычайно тихо. На посту дежурного никого, коридор вымыт и безлюден. Тут открылась дверь в комнату номер пять, и оттуда вышла Мари в сопровождении врача и сиделки, которой я никогда раньше не видела. Я замерла, но Мари все же сразу заметила меня и тяжко вздохнула. Врач и сиделка направились к лифту. Дверь в комнату Юдит была закрыта. Я шагнула к ней, но Мари остановила меня.
— Там ее сыновья. Они очень взволнованы, просто в шоке. Юдит скоро умрет, Сандра.
Я высвободила руку, и Мари больше не стала удерживать меня. В комнате было душно. Сыновья сидели на краешке кровати и держали Юдит за руки. Наверное, она услышала, как я вошла — меня встретил взгляд широко раскрытых глаз.
— Мальчики, — сказала она, — оставьте нас с Сандрой наедине.
Голос звучал хрипло, и вся Юдит сильно переменилась, как будто усохла.
Сыновья встали, недоуменно глядя на меня.
— Идите, идите! — нетерпеливо повторила она.
Как только они вышли, Юдит жестом велела мне вытащить из-под кровати саквояж, а сама попыталась приподняться, опираясь на локоть, но помешал кашель. Подложив подушки ей под спину, я принялась доставать саквояж.
— Открой его! Достань фотографии Бенгта и Ребекки, и мои тоже.
Я села рядом с Юдит, держа в руках снимки.
— Они твои, Сандра. Я хочу, чтобы они были у тебя, потому что если бы… — она снова сильно закашлялась, — если бы Ребекка выросла, то была бы похожа на тебя. Может быть, она сидела бы здесь. Но вместо нее пришла ты, и я так благодарна за это. Я больше ничего не боюсь… Теперь все ясно.
Я обняла Юдит, и моей щеки коснулось лихорадочное дыхание.
— Бенгт хочет зайти к вам.
— Минутку, — ответила она. — В саквояже есть еще кое-что… посмотри, там должно быть красное… на дне…
На дне и в самом деле лежало что-то красное. Берет теплого яркого цвета.
— Возьми его, если хочешь. Я сделала его сама, в шляпной мастерской Сигне.
Я подняла берет, чтобы примерить, и из него вдруг выпал голубой конверт, на котором витиеватым почерком было написано: «Сандре».
Юдит не терпелось увидеть, как я вскрою конверт, но я не могла — он как будто жег руки.
— Юдит, пожалуйста, не умирай! — прошептала я, обнимая ее.
— Это тебе и твоему ребенку, — еле слышно ответила она.
Раздался осторожный стук в дверь, и в комнату вошли сыновья Юдит. Я поднялась, вся дрожа, под их по-прежнему недоумевающими взглядами. Юдит лежала, откинувшись на подушки и закрыв глаза. На секунду нам показалось, что ее уже нет в живых, но вот глаза снова открылись.
Сыновья обнимали Юдит и плакали.
Я стояла рядом, сжимая в руках мягкий красный берет.
Свеча в латунном подсвечнике у кровати догорела.
Сыновья Юдит обняли меня и ушли. В их глазах читался все тот же вопрос: «Кто ты? Почему ты стала так близка маме, ближе, чем мы? Кто ты?!»