Дорогая мамочка!

В середине вечера в нашу хижину ввалился одноногий человек и достал из кармана громадный рубин. Им можно было дверь подпереть — без шуток!

Я планировала сделать длинный крюк, стартовав из Шапы, перейдя Тонкинские Альпы и миновав Дьенбьенфу, и вернуться в Ханой через устье реки с раскинувшимися вдоль берегов рисовыми полями. Мне предстояло покрыть пятьсот миль по тяжелопроходимой горной местности, это должно было занять не менее трех месяцев. Я повесила записку на доске объявлений в кафе, намереваясь купить мотоцикл. Прошла неделя. Наконец кто-то приписал внизу время, дату и адрес в старом городе. Я поспешила по адресу — и увидела… Джея!

У него есть идеальный мотоцикл, сказал он, надежный и большой, на нем я гарантированно проеду хоть по самому высокому хребту и даже не вспотею.

— «Зверь», — сказала я, отнюдь не сияя от радости.

— «Зверь», — кивнул он.

Оказалось, наш «зверь» магически преобразился после встречи с мотоциклетными гуру из дома № 73 по улице Фудонг. Мастера заменили коротящие проводки зажигания, приварили сломанный стартер и шатающиеся сиденья, обновили цепь и тросы, зарядили аккумулятор, починили фары, разобрали цилиндр — одним словом, соорудили абсолютно новый мотоцикл, лишь отдаленно напоминающий предательского «зверя».

— И к тому же, — торжественно завершил Джей, — у мотоцикла есть даже водитель — это я.

Однако я сомневалась. Джей был примерно так же надежен, как и его мотоцикл, и до сих пор не проявлял особого интереса к деревенской жизни. Более того, заставить его достать камеру из чехла было не легче, чем выманить устрицу из раковины.

— Почему это ты вдруг передумал? — спросила я.

— Ну, — ответил он, — я подумал и решил — должен же я извлечь хоть что-то из времени, проведенного здесь. К тому же мне кажется, что карьера режиссера документальных фильмов как раз для меня.

— Что мне нужно сделать, — сказала я, — чтобы ты снова меня не подвел?

Он откинулся на стуле:

— Мне нужна копия всего материала, что ты отсняла во Вьетнаме.

— И что ты с ним будешь делать? — внезапно заподозрив неладное, спросила я.

— Может, смонтирую короткий фильм и буду показывать друзьям. Любительский, разумеется. Но если фильм выйдет в эфир, я хочу, чтобы мое имя было в титрах.

— Обещаю, — ответила я.

— А как насчет процентов от прибыли?

— Разбежался.

Он пожал плечами:

— Ну и ладно. Когда выезжаем?

Я села и поразмыслила над его словами. Было трудно забыть все те многочисленные случаи, когда в критический момент я поднимала глаза и видела, что Джей не снимает, а, как обычно, курит, сидит или просто в очередной раз обиделся и игнорирует меня. Неужели поездка по шоссе № 14 меня ничему не научила? Как и Шапа, и Нячанг?

Но как всегда, никого больше рядом не оказалось. Да и шансы найти попутчика для столь долгого и утомительного маршрута были ничтожны. Чем больше я задумывалась об этом, тем яснее понимала, что между Джеем и моим фильмом существует некая сложная связь. Я любила свою камеру и ненавидела — любила тогда, когда удавалось заснять волшебный момент, и я знала, что он останется на пленке навсегда, и ненавидела, когда съемки мешали мне заводить новых друзей, встревали в разговоры и влияли на ход событий.

Без Джея на пленке будет не хватать главного, и у меня появится идеальный предлог, чтобы отложить камеру, расслабиться и насладиться путешествием. Если он поедет со мной, у меня появится возможность однажды поделиться впечатлениями от поездки с другими. Этот фильм обходился мне намного дороже, чем я предполагала. Но стоил ли он того — вот в чем вопрос.

Мы с Джеем отъехали на тридцать километров от Йенбая, когда цепь с омерзительным скрежетом разорвалась. Мотоцикл по инерции докатился до маленького поселка, и я притормозила. Местный механик с рвением взялся чинить «зверя» и вскоре сообщил, что мы потеряли одно звено и потому цепь ремонту не подлежит. Я созвала толпу из тридцати детей, которые, как обычно, околачивались рядом, и организовала охоту за потерянным звеном с вознаграждением в два доллара, решив, что дети в силу своего роста ближе к земле и не прочь покопаться в грязи. Через полчаса усердных поисков стало ясно, что звено навсегда почило в стране непарных носков и забытых в переполненных поездах бумажников. Механик улучил момент и предложил одному из нас съездить в Йенбай со своим двоюродным братом. В Йенбае жил его родной брат, знаменитый мастер на все руки, и там же можно было купить новую цепь. Мы подбросили монетку, и я села пить чай.

Стемнело, а Джей так и не вернулся. Моя легкая простуда переросла в очередной грипп, и я сонно раскачивалась из стороны в сторону, сидя за столом. Жена механика смилостивилась надо мной и проводила к деревянному настилу, где я могла бы поспать. Я боялась, что из-за нашего присутствия у хозяев могут возникнуть проблемы с местными властями, и промямлила что-то насчет полиции и паспортов. Механик лишь рассмеялся в ответ и показал на стену. Украшавшие ее предметы постепенно приобретали очертания: наручники, автомат и полочка с несколькими обоймами. Наш механик оказался механиком только по совместительству, а в дневное время служил шефом полиции. А еще, гордо сообщил он мне, он умеет врачевать, торгует зеленью, устраивает смотрины и может починить любой ботинок в мгновение ока. Человек многих талантов.

Не успела я осмотреться, как его жена потянула меня за рукав и позвала к ужину. Просторный, добротный дом стоял за мастерской. Пол был выложен плиткой, а рядом с встроенной стереосистемой со множеством сложных функций стояла сверкающая новенькая «хонда». Интересно, какое из многочисленных ремесел хозяина приносит такие дивиденды?

Хозяин и его знаменитый брат давно уже побратались с Джеем, а он с ними, как это и бывает обычно у мужчин, когда они выпьют много виски и начнут выкрикивать слово «друзья», повторяя его много раз. Я немного поела, извинилась и пошла спать, но вскоре круговорот моих горячечных снов прервался: кто-то упорно дергал меня за рукав. Клуб счастливых любителей виски расширился до семи человек; их словарный запас пополнился: «Вьетнам», «Америка»; следующим на очереди, видимо, было «любовь». Но общение зашло в тупик, и им срочно понадобились мои услуги переводчика. Я устало плюхнулась за стол, но через секунду сон как рукой сняло: неопрятного вида человек достал из кармана рубин весом не меньше двух фунтов и протянул его мне.

— Пятьсот долларов, — спокойно вымолвил он и почесал культю несуществующей ноги.

Я еще никогда не видела рубин, которым можно было подпереть дверь. Он был больше моего кулака.

Тут из различных укромных мест стали появляться другие камни, обернутые в списки покупок или все еще в комьях влажной земли. Один из моих соседей по столу выплюнул кроваво-красный отполированный рубин, который все это время держал под языком (что не мешало ему выпить несколько бутылок пива).

О рубинах я знала мало, лишь то, что они бывают поддельными, поэтому мой интерес вряд ли можно было назвать оживленным. Вьетнамцы переговорили между собой, согласились, что у американцев куча денег, и назначили стартовую цену. Мы отказались вступать в торги и продолжили любоваться прекрасными камнями. Оказалось, что мы сидим на крупной рубиновой жиле, которая тянется через всю провинцию по фермерским полям. Одноногий человек оказался местным дилером. Когда рубинов набиралось достаточно, он ехал в Ханой и продавал их там килограммами, как свинину.

Когда я наконец легла спать, мне приснились смеющиеся поросята с рубиновыми глазами в наручниках из спутанных мотоциклетных цепей.

Наутро хозяева без долгих размышлений отказались от нашего скромного денежного дара и выложили перед нами гораздо более подробный счет. Настил из досок, где я спала, ремонт цепи, виски и дружба, оказывается, имели цену, причем немалую. Мы заплатили, и Джей попрощался со своими «друзьями» с куда меньшим энтузиазмом, чем в прошлый вечер.

Ночной холод и сырость, токсичные клубы едкого табачного дыма окончательно меня доконали. Мы вернулись в Йенбай в поисках мягких кроватей, надеясь принять чуть теплый душ.

Тут мы уже были раньше. Я помнила этот пыльный городок, где не было ничего примечательного, кроме разве что довольного пьянчуги, который предложил Джею пятьдесят центов за то, чтобы я стала его женой на час. Сезон муссонов превратил Йенбай в вязкое илистое болото, и вскоре наши рюкзаки, мотоцикл и мы сами покрылись слоем грязевых брызг толщиной в дюйм. Мой нос был забит до самого мозга и давил на него, как туго надутый воздушный шар, суставы задеревенели, а язык имел вкус ржавой пружины. Одна только мысль не давала мне сойти с ума от несчастья. Душ. Горячий, с клубами пара, избавляющий от всех недугов, со свежей, чистой водой. Отель уже показался на горизонте.

И тут со знакомым скрежетом, от которого меня всю передернуло, у нас опять порвалась цепь.

Мы закатили мотоцикл на обочину и обсудили планы на вечер. Я была за то, чтобы отправиться в ремонтную мастерскую вниз по улице, так как у нас осталась куча звеньев от старой цепи. Джей не желал об этом слышать. Звук рвущейся цепи заставил его забыть о клятвах в вечной дружбе, данных во время вчерашней полуночной попойки, и он жаждал крови. Не говоря ни слова, он отправился на поиски знаменитого брата нашего хозяина. Или тот исправит цепь бесплатно, или пусть прощается с жизнью.

Через три часа Джей и брат прервали мои безуспешные попытки уснуть на мотоцикле. Им срочно понадобились услуги переводчика. Брат механика согласился отремонтировать мотоцикл, но за плату, вдвое превышающую первоначальную. Он же не виноват в том, что мотоцикл сломался во второй раз. Это мы ехали слишком быстро и переключали скорости без сцепления.

Мы отвезли мотоцикл в ближайшую мастерскую, и я отыскала ее древнего владельца. Тот молча выслушал меня, указал на бывшего сердечного друга Джея, знаменитого брата-мастера, и решил нашу судьбу всего двумя словами.

— Мой сын.

Мы заплатили, сколько он просил.

Было почти темно и шел дождь, когда мы наконец выкатили «зверя» из мастерской и заняли наши места. Механик поехал рядом, настаивая, чтобы мы остановились в гостинице по его выбору. Подозревая, что хозяевами гостиницы окажутся очередные родственники, которые избавят нас от тех денег, которые еще не удалось у нас выудить, мы прогнали его прочь.

— Скатертью дорога, — сказал Джей и замедлил ход, чтобы оторваться от него.

Он выпустил сцепление, цепь весело хрустнула и снова порвалась.