Во всем виновата карта. Когда приходит время переезжать, я каждый раз залезаю на кровать и встаю на цыпочки, чтобы отклеить ее с потолка. Осторожно отдираю уголки с затвердевшими слоями пожелтевшего скотча и сворачиваю карту в рулон. На время даже забываю о ней. Но потом, в один прекрасный день, сидя в своей новой квартире и разгребая завалы из кастрюль и походного снаряжения, я открываю коробку и – вуаля! Сначала я думаю, не спрятать ли ее в старый учебник по токсикологии, туда, куда годами не сунусь. Но потом иду за скотчем и прилепляю карту на место. И обещаю, что этот раз будет последним.

Двенадцать лет назад я села и со скуки начертила на карте двадцать один исторический маршрут – Шелковый путь, Соляной путь, Бирманская дорога, тропа Хошимина… Я использовала красный несмываемый маркер, и краска просочилась сквозь бумагу, частично отпечатавшись на столе. Помню, я тогда разозлилась, что придется ежедневно лицезреть последствия своей небрежности.

С тех пор, лежа по ночам в кровати, я мысленно отправляюсь в путешествие по этим дорогам. Одна линия неизменно притягивает мой взгляд: она тянется вниз по хребту Анд, вдоль второго по высоте горного массива в мире, и берет начало у колумбийской границы, к югу от той точки, где широкий материк сужается, как носик чайника, и начинается Центральная Америка. Тропа идет широким полумесяцем к югу и на восток, через Эквадор и Перу. По западную сторону раскинулось бесплодное побережье – края столь засушливые, что местные жители слагают сказки и мифы о воде, падающей с неба. К востоку простираются темные и непроходимые джунгли Амазонии, чьи бесчисленные щупальца ползут по склонам Анд, постепенно сжимаясь под действием разреженного воздуха и ледяного холода. Моя красная линия петляет среди морщинистых заснеженных пиков и, наконец, достигает священных голубых вод, колыбели древних цивилизаций. Озеро Титикака – само название напоминает бой экзотического барабана. Оттуда дорога стрелой падает к самой нижней точке Земли, минуя Боливию, Аргентину и Чили. Тропа инков. В тени ее гор я бродила в поисках неведомых долин и забытых деревушек, пока не засыпала.

И мне снились сны.

Я видела викуний, бегущих по андийским равнинам потоками расплавленного золота. Взрывая копытами мерзлую землю, они пытались вырваться из смыкающегося человеческого кольца, загоняющего стадо. Золотое руно Анд – тонкая, как паутинка, шерсть, самая драгоценная в мире. Во времена инков ее в качестве ежегодной подати посылали в Куско, где девственные служительницы солнечного культа пряли из нее изысканные одежды; император надевал их всего раз, после чего они предавались ритуальному сожжению.

Мне снились кабайито – тростниковые лодки, – которые и по сей день рассекают прибрежные воды в северном Перу. Их не случайно называют маленькими лошадками: подобно скакунам, они горделиво танцуют в прибое. Их грациозные носы загибаются вытянутым заостренным конусом. Эта форма остается неизменной уже полторы тысячи лет.

Просыпаюсь. Я в командировке, но от усталости не помню, в каком я штате и какого цвета моя очередная машина, взятая напрокат. Все еще чувствую запах разреженного горного воздуха и то, как пружинит мох под ногами. Комната, где я сейчас нахожусь, с бежевыми стенами и безликой мебелью с цветочной обивкой, кажется нереальной. Я пытаюсь отыскать дорогу назад, в мир моих снов, но ничего не выходит.

Через некоторое время отправляюсь в туристический магазин. Я знаю, что этого делать нельзя. Мне известно, к чему это приведет. Но остановиться невозможно. Когда влюбляешься – то же самое.

Говорю продавцу за прилавком, что мне нужна ламинированная карта Южной Америки и фломастеры. У них есть только бумажная. В глубине души я рада.

Несу карту домой. Беру свой несмываемый маркер. Встаю на цыпочки, срываю карту мира и вешаю на ее место Анды.

А потом ложусь на кровать и смотрю в потолок. Ощущаю странную пульсацию в груди, горячую и сильную. Мне тяжело дышать.

Я еду.

Последующие недели присутствую в реальности лишь наполовину. Сижу на совещаниях. Шуршу бумагами под столом. Но стоит прийти домой, и у меня включается гиперактивный режим. Я не сплю ночи напролет, читаю о тропе инков, вспоминаю испанский язык и потею от волнения, избавляясь от всех шоколадок и полуночных чашек кофе, съеденных и выпитых за последние месяцы. Я готовлю карточки со словами на кечуа, записывая их на бумажном рулоне длиной в несколько футов, и приклеиваю их на холодильник, зеркало в гостиной и стены туалета. Набиваю ими непромокаемые целлофановые мешочки и развешиваю по бортикам местного бассейна, а потом плаваю в нем кругами. Мой велосипед пускает корни в гостиной.

Я забываю о домашних обязанностях. Сначала кончается молоко, потом овощи, мясо и сыр. Тогда я принимаюсь опустошать запасы консервов и копченых устриц. Три дня питаюсь лишь рисом, оливковым маслом и луковым супом из пакетика. Захожу на кухню в два часа ночи, вижу пустые полки и еду в супермаркет. В очереди в кассу тренируюсь произносить кечуанские гортанные смычки; люди вокруг думают, что я икаю. По дороге домой очень хочется съесть что-нибудь свеженькое; порывшись в пакетах, достаю кочан брокколи и принимаюсь его глодать. Через несколько светофоров до меня доходит, что я грызу кочерыжку. Рядом стоит БМВ. Мужчина за рулем таращится на меня. Он думает, что я сумасшедшая, – это написано у него на лице. Но мне все равно. У меня есть мечта.

Разбираю продукты и заваливаюсь спать.

Утром обнаруживаю шампунь в морозилке и сосиски в ящике стола.

Списки дел становятся все длиннее, а дни – короче, и на полу гостиной растет гора вещей. Солнцезащитный крем и шприцы, йодные таблетки для обеззараживания воды, батарейки, одежда для всех климатических поясов – от иссушенной пустыни до заснеженных пиков второго по высоте горного массива на Земле. Я постепенно привожу в порядок свою жизнь: пишу доверенность на мамино имя, завещание, составляю список людей, с кем нужно попрощаться по почте. Упаковываю рождественские подарки – мне предстоит провести очередное Рождество вдали от дома.

Все знакомые понимают, что со мной что-то не так. Друзья заходят в гости и видят холодильник, набитый фотопленками. Соседи находят в общей прачечной пушистые клубки: когда-то это были мои колготки – до того, как попали в сушку с рюкзаками на липучках. Я нечаянно кладу гигиеническую помаду на дно рюкзака и в кои-то веки прихожу на работу с накрашенными обычной помадой губами.

Каждую неделю я читаю книги про инков – общей толщиной в несколько дюймов. Одна из них называется «Завоевание инков». Стены моей спальни раздвигаются, открывая эпические картины, охватывающие целый континент. Названия мест, через которые проходит затерянная тропа, внезапно оживают.

Куско – город, в котором никому не известное племя успешно отразило атаку соседей-захватчиков и пустилось в долгое путешествие по тропе, которая однажды превратит его в самую могущественную империю Южного полушария.

Кито – место, где правящий император инков внезапно умер, оставив после себя двоих сыновей, жаждавших возглавить империю, в которой полагалось быть лишь одному правителю. Через пять кровопролитных лет гражданская война наконец закончилась победой сына с Севера, закаленного в боях. Тумбес – место, куда из Испании прибыла толпа сброда в сто шестьдесят человек и отправилась завоевывать страну с населением десять миллионов.

Кахамарка – место, где недавно коронованный император инков наслаждался победой, нежась в ванне и не подозревая о том, что через сутки испанцы захватят его в плен, убьют его воинов, а империя окажется в руинах. И на девять месяцев тропа инков превратится в реку золота и серебра: она потечет с четырех концов империи. Так подданные будут выплачивать самый большой в истории человечества выкуп за свободу своего императора. Когда несметные богатства будут собраны, императора осудят и приговорят к.

Звонит телефон. Это «National Geographic».

– Вы получили грант, – говорит незнакомый голос.

– Я?

– Ваше предложение оказалось в числе самых популярных. – Почему я? Они что, не смотрели мое резюме? У меня нет опыта. – Сегодня вам должны позвонить с телевидения. – Они меня ни с кем не перепутали?

Я и не надеялась выиграть грант Национального географического общества; помимо меня, там была куча претендентов из разнообразных областей – антропология, альпинизм, экология, археология… Интересно, в какую категорию зачислили меня? Перекати-поле?

– Когда ваша группа уезжает в Эквадор? – спросил голос.

Группа? Никакой группы у меня нет, только я одна, на мизерном бюджете. Когда уезжаю? Да когда скажете.

– Первого сентября, – твердо проговорила я. – Я буду готова.

В телестудии Географического общества мне нашли оператора, чтобы помочь снять фильм о путешествии. Его зовут Джон Армстронг. Он говорит по-испански, не против путешествовать автостопом и выглядит так, будто способен перенести слоненка через крутой горный перевал. Ему сорок шесть лет, у него седые волосы, и он вегетарианец. Не ест ни мяса, ни сыра, ни яиц, ни молока. Джон хочет, чтобы я показала ему подробно расписанный маршрут по дням. Национальное географическое общество хочет того же. Тонкой красной линии на карте им мало.

Однако суть моего путешествия как раз заключается в том, чтобы исследовать неизвестное. Шесть месяцев и никакого плана: лишь так я смогу использовать каждую возможность, что подвернется мне на пути. Работать на полях вместе с крестьянами, совершать переходы через высокогорные равнины с караванами лам. Быть гостьей на фестивалях, свадьбах и днях рождения и участвовать в священных ритуалах.

Люди из Географического общества заинтригованы моей идеей – и напуганы до смерти.

– Что вы будете делать на семнадцатый день? – спрашивает кто-то.

– Понятия не имею, – честно отвечаю я.

Они пугаются.

Я возвращаюсь домой и переписываю свои план, заменяя все «могла бы» на «буду». Знаю ли я семью, чью свадьбу собираюсь посетить, как записано на второй странице? Конечно, вру я. Ведь я точно знаю, что на моем пути длиной три тысячи миль, пролегающем через деревни и горные тропы, мне непременно предстоит быть свидетелем рождений, похорон и всех тех событий, что случаются в человеческой жизни в промежутке между этими двумя.

Напрасно я пытаюсь объяснить, что значит быть «странствующим героем» – не современным, вроде Индианы Джонса, а героем древних мифов, существовавших в сказаниях всех народов – от китайцев до ирокезов. Эти герои очень часто были обычными людьми. Некоторые отправились в путь по ошибке, другие – по своей воле. Они не могли похвалиться огромной силой или храбростью, порой даже не заслуживали выпавшей на их долю чести. Но у каждого из них была одна общая черта: они путешествовали в неизвестное. Это не только движение по незнакомому ландшафту, но и внутренний путь, личная одиссея каждого по неизведанной территории. На пути героям встречались драконы, настоящие и вымышленные, реальные и символические; они находили приют в домах незнакомцев, сбивались с пути, преодолевали страх и продолжали идти. Рано или поздно наступал момент, когда всем им предстояло выйти за пределы своих возможностей. В конце концов, они возвращались, обретя понимание самих себя, окружающего мира и самого процесса путешествия. Этим пониманием они могли поделиться с теми, кто ждал их дома. Именно этот последний шаг и делал их героями.

– Кто угодно, – объясняю я, – может быть героем. Для этого не нужно ехать на край света. Найти новую работу – тоже героический поступок. Завести ребенка…

– Надеюсь, вы не беременны? – спрашивает представитель Общества.

В итоге они решают рискнуть и отпустить меня.

Я сажусь в кресло самолета и закрываю глаза. Когда я проснусь, для меня начнется другая жизнь – настоящая.