В марте 1939 г. польское руководство занимало иную политическую позицию, на которую Гитлер со всей очевидностью делал ставку. Исходя из нее, в мае 1939 г. складывалась удачная возможность рискнуть и начать военный конфликт с СССР, о чем на протяжении пяти лет проводились секретные переговоры и вокруг чего велись постоянные спекуляции. Наличие германо-польского военного союза — при нейтралитете западных держав — давало определенные шансы на успех. Вермахт был защищен с тыла недавно возведенным Западным валом и в случае военного конфликта на Востоке мог располагать как минимум 50 боеспособными дивизиями и всей массой танковых войск и люфтваффе. Эту группировку должны были поддерживать союзные польские войска примерно такого же состава. В этом случае Германия могла бы располагать такими вооруженными силами, которые количественно и качественно превосходили бы Красную армию в западных районах Советского Союза. В германском Генштабе боеспособность советских вооруженных сил на начальный период войны оценивали не более чем в 80–100 «добротных» дивизий. К тому же Советский Союз был связан на Дальнем Востоке, и это едва ли позволяло ему перебросить на западные границы дополнительные подразделения Красной армии.

Выступление объединенной германо-польской армии в соответствии с метеоусловиями могло начаться к 1 мая 1939 г. и существенно облегчило бы вынужденное присоединение к ней прибалтийских государств и достижение соглашения с Румынией и Финляндией. Наступление началось бы, таким образом, у ворот Ленинграда и Минска с массированным вводом в бой германских танковых соединений на севере и на юге, в то время как польская армия с ее 50 пехотными дивизиями образовывала Группу армий «Центр», в задачу которой входило связывание советского противника в лесистых и болотистых районах Белоруссии.

Со стратегической точки зрения эта исходная позиция была намного выгодней, чем 22 июня 1941 г.! Но этим надеждам после выхода Польши из игры не суждено было сбыться никогда. Тем не менее варианты ведения войны против СССР все еще продолжали проигрываться на всех уровнях.

Александр Кадоган, заместитель шефа Форин-офис, май 1939 г.:

«В настоящее время Германия не в состоянии начать войну на два фронта. Но если у нее будут развязаны руки, чтобы начать экспансию на Востоке и взять под свой контроль ресурсы Центральной и Восточной Европы, то она станет достаточно крепкой, чтобы затем превосходящими силами выступить против Запада» {287} .

 

ПЛАН АЛЬБРЕХТА

Как уже отмечалось, в настоящее время доступна лишь некоторая часть документов командования сухопутных сил, но сохранившиеся полностью стратегические планы и аналитические исследования военно-морского флота дают хотя бы фрагментарное представление о конкретных идеях, образе мысли, представлениях и планах командования вермахта в 1938–1939 гг. относительно вероятного военного столкновения с Красной армией.

Стратегические маневры кригсмарине, состоявшиеся в сентябре 1938 г. под командованием адмирала Эриха Редера, проходили исключительно под знаком предстоящей борьбы с британским флотом за сохранение господства в Северном море и обеспечение транспортных конвоев. Правда, это были наихудшие конъюнктурные соображения, исключить которые было никак нельзя, но и для германской стороны они были не самыми предпочтительными. В целях организации оперативного руководства в условиях войны на море было предусмотрено назначение командующих оперативными группами «Запад» и «Восток». Позднее Редер вспоминал: «Поскольку нам, вероятно, предстояло сначала столкнуться с войной на Востоке, то и командование оперативной группы “Восток” было создано первым, будучи укомплектованным необходимым личным составом. А ввиду того, что фюрер намеревался начать наступление на западе много позднее, в 1939 г. группе “Запад” был придан лишь специалист по решению предварительных задач».

Далеко за рамки военных игр и учений уходил обширный и детализованный аналитический обзор командования «военно-морской группы на Балтике» за март-апрель 1930 г., который строился на опыте учений весны 1938 г. Это было решение, которое в апреле 1939 г. в качестве «планировочной разработки» вышло на более высокую ступень уже практической подготовки войны и послужило основой дальнейшего планирования борьбы за Балтийское море. Как и в 1938 г., командование пришло к заключению, что наиболее оптимальным решением может быть только стратегическое наступлении. Международно-правовые проблемы при этом рассматривались как малозначащие. В целом же политические предпосылки нападения на СССР могли в любой момент измениться самым неожиданным образом. Генерал-адмирал Конрад Альбрехт обосновывал цель данного обзора тем фактом, что в прошлом командование всегда исходило из вероятности ведения войны на два фронта против Франции и России при условии нейтралитета Англии. Теперь же, по его словам, к вероятным противникам добавилась и Великобритания. Это ставило под серьезную угрозу транспортные линии на Северном море и делало их «решающими для исхода войны» на Балтике, особенно с учетом поставок железной руды из Швеции. От оборонной стратегии на Балтийском море следовало отказаться, так как она не отвечала военным целям Германского рейха.

Генерал-адмирал Конрад Альбрехт и его «План боевых действий на Балтике», апрель 1939 г.:

«Знание цели войны — предпосылка любой стратегии. Оно определяет постанову военной задачи, оценку театра военных действий и расстановку сил, начало и ход боевых действий как всего вермахта, так и его отдельных видов.

Наивысшая цель германской политики видится в том, чтобы охватить всю Европу от западных границ Германии до европейской части России включительно и подчинить ее военному и экономическому руководству держав Оси. Такая Центральная и Восточная Европа будет достаточно сильной, чтобы в ходе войны полностью обеспечить себя продовольствием и обороняться собственными силами и средствами, отказавшись от сырьевых ресурсов других континентов. Постановка цели означает отказ от ориентированной на Запад внешней политики и поворот в сторону Востока, как раз то, что мы сейчас и наблюдаем. Тогда международная торговля и колонии станут теми вопросами, которые могут служить экономическому и военному усилению только лишь в мирное время. В условиях войны они не имеют решающего значения для ведения войны в целом, поскольку могут дать лишь малозначимые экономические и ограниченные военные преимущества.

Если эта цель будет достигнута, то под руководством держав Оси наряду с этой объединенной и автаркической Центральной и Восточной Европой окажутся

a) вся Британская империя,

b) Франция с колониальной империей,

c) Северная и Южная Америка,

d) азиатская часть России,

e) азиатские страны желтой расы.

Это список главных противников.

Постановка политической цели с направлением главного улара на Восток может быть реализована только в отношении России; будет она большевистской или авторитарной, не играет никакой роли, так как от нее Германии нужны только территория и сырье. Исходя из этого, Россию следует определять как наиболее вероятного противника» {291} .

Англия, по Альбрехту, по мере сил будет противиться опирающейся на Восточную Европу политике Германии по завоеванию «жизненного пространства», но она не сможет побороть эту «Европу» на континенте, так же как это не по силам и Франции. Позиция США остается неясной, однако, исходя из их враждебности по отношению к авторитарным режимам, в будущем следует считаться с возможностью войны с американцами. Азиатские страны, напротив, будут прямо или косвенно поддерживать образование Великой Германии. 

«Исходя из этого, нашими наиболее сильными противниками в предстоящей вооруженной борьбе с большой долей вероятности будут Россия, Англия, Франция и Соединенные Штаты. Наша цель в войне против Англии, Франции и Соединенных Штатов может быть сформулирована следующим образом:

развязать руки в Центральной и Восточной Европе в отношении европейских государств: организация аншлюса соседних государств к находящейся под руководством держав Оси Центральной и Восточной Европе от берегов Рейна до границ азиатской части России. Для достижения военной цели, с моей точки зрения, на суше принципиально требуется организация обороны на Западе и наступления на Востоке.

Наступления против сильнейшего на континенте противника — России — возможны на суше по двум направлениям.

а) продвижение по Юго-восточной Европе через Румынию,

б) через прибалтийские страны на северо-восток России. Наступление на Румынию даст в самом начале решение ближайшей цели — получение продовольствия и нефти, затем наступит черед территории для поселенцев и важных сырьевых ресурсов Украины, а также организации исходной позиции для проведения дальнейших операций, которые приведут Россию к потере ее влияния в Европе. Наступление через прибалтийские страны приведет к решению ближайшей цели — получение территории для расселения там германских крестьян, обеспечение безопасности открытого со стороны Балтики фланга и организация исходной позиции для наступления на Россию либо для обороны. Окончательно ясно только то, что наступление в одном из этих направлений неминуемо приведет к контрнаступлению на другом. Это крайне важно для района Балтийского моря».

Альбрехт в основных чертах представил план нападения на СССР через Балтийское море с использованием военно-морских и военно-воздушных сил. Важной целью для него была единственная советская военно-морская база в Кронштадте, которую следовало уничтожить в ходе нанесения бомбовых ударов с последующим применением боевых отравляющих веществ. (ОКХ в декабре 1941 г. повторно рассмотрел вопрос применения отравляющих газов против осажденного Ленинграда.) При всем при этом германское командование исходило из того, что прибалтийские страны в случае германо-советского конфликта, так же как и Польша, попытаются сохранить нейтралитет. Несмотря на заключенный с Англией военный союз, Польша могла встать на сторону Германии только в том случае, когда определится победитель в этой борьбе. Она располагала значительным военным потенциалом, поэтому и Германия, и Россия не перестали бы считаться с ее нейтралитетом, чтобы не подтолкнуть соседку в объятия противника. Если бы военно-морская база в Пиллау в Восточной Пруссии была уничтожена и стала непригодна в борьбе против советского флота, то Германии следовало потребовать Данциг для этих целей.

Кроме того, Россия в целях обороны своих морских коммуникаций была бы вынуждена оккупировать Эстонию и Финляндию, поэтому совместно с люфтваффе и сухопутными войсками следовало своевременно подготовить оперативные планы, чтобы опередить русских. Следует обратить внимание на достижение соответствующих договоренностей с армиями прибалтийских стран. Альбрехт выступил с предложением, чтобы командованию кригсмарине передали ответственность за ведение наступательных боевых действий на Балтике с целью блокирования Финского залива. Ответа ему пришлось ждать целый год, до осени 1940 г., пока его не сменили на посту, и его преемнику пришлось планировать наступление на Ленинград в куда худших условиях. Это решалось на политической сцене, когда в апреле-мае 1939 г. еще нельзя было предвидеть ошеломляющего развития событий, которые позднее привели к заключению пакта Гитлера — Сталина.

Запланированное на ближайшее время нападение на Советский Союз, план «Барбаросса-1939», еще не имело на тот момент четких контуров. Однако его идея, несомненно, «витала» в оперативных отделах военных штабов, и они реагировали на определенные политические установки соответствующими предложениями и планами. Так, план Альбрехта был воспринят командованием кригсмарине как вполне возможное решение, насколько это позволят сложившиеся политические условия. А они могли измениться в любой момент. При существовавшем положении вещей, т. е. исходя из ситуации апреля 1939 г., войну на два фронта следовало воспринимать как «наиболее вероятный факт». В этом случае задача по блокированию русского флота в Финском заливе становилась невыполнимой. Однако оперативную подготовку необходимо было продолжать с учетом всех возможных решений.

Передислокация необходимого числа дополнительных кораблей на Балтику в ущерб североморского ТВД, таким образом, не принималась во внимание. А вот требование Альбрехта к командованию кригсмарине о необходимости постоянно обращать внимание политиков на важность обеспечения бесперебойных поставок шведской руды по водам Балтийского моря имела в этой связи важные последствия для планирования плана «Барбаросса-1941», так как Гитлер позднее обратился именно к этому пункту, чтобы использовать его как инструмент влияния на оперативное планирование сухопутных сил. Этот аспект и в 1939–1940 гг. был его главным аргументом. Гитлер оставался, таким образом, очень чувствительным к стратегической проблематике. Командование германского флота на Балтике продолжало подготовку наступательного решения, пока осенью 1940 г. этот вопрос снова не стал актуальным, теперь уже в результате крайне плохих условий, поскольку фюрер заплатил чрезвычайно высокую цену за пакт со Сталиным и отдал СССР все балтийское побережье. У Сталина были претензии и к Финляндии, и в результате Зимней войны он в начале 1940 г. получил базы на ее берегах. Но не только кригсмарине пришлось пересматривать свои планы и распоряжения в связи с антипольским курсом, который проводило нацистское руководство в апреле-мае 1939 г.

В конце марта 1939 г. Гитлер отдал распоряжение командованию сухопутных сил готовиться к возможному столкновению с Польшей, и это, несомненно, было реакцией на политику польского правительства, которое годами лишь в туманных намеках говорило о военном союзе с Германией, а теперь спешно искало защиты у Великобритании. 28 апреля Гитлер денонсировал Пакт о ненападении с Польшей. Тем не менее Варшава в надежде на помощь Запада не уступила ни на шаг. Это, вероятно, был именно тот момент, когда диктатор принял решение изолировать Польшу по примеру Чехословакии и исключить ее как стратегический фактор и как форпост против СССР. Его намерение вести войну за «жизненное пространство» на советской территории, как это относительно верно учитывал и план Альбрехта, было непреклонным. На параде в честь пятидесятилетия диктатора 20 апреля 1939 г. можно было увидеть вермахт, который лишь внешне свидетельствовал о наличии современного вооружения и его полной готовности к ведению войны. Это, очевидно, вызвало у Гитлера приступ паники, что он может опоздать с принятием решения, и дало ему решимость принять его, чтобы начать большую игру еще в том же году. Все, что ему мешало начать войну, он готов был смести со своего пути с беспощадной решимостью. Сенсационное денонсирование 28 апреля 1939 г. Морского соглашения с Великобританией и пакта о ненападении с Польшей было призвано продемонстрировать тот факт, что он не блефовал.

Примечательно, что он в тот момент, в отличие от кайзера четвертью века ранее, не рассчитывал на то, что сумеет добиться победы в войне, нанеся удар по Франции, и не сможет встретить вероятную угрозу на восточной границе, располагая там лишь несколькими дивизиями прикрытия. В этом Гитлер был единого мнения с командованием сухопутных сил, которое в апреле-мае 1939 г. как никогда боялось сражения на Западе, которое могло перейти в позиционную войну на истощение.

Поэтому Гитлер был вынужден постоянно подчеркивать свою уверенность перед генералитетом, что западные державы, как и годом ранее, не предпримут военных действий, указывая при этом на слабость Англии и Франции в военном отношении и их неспособность серьезно угрожать Германии. Он стремился закрыть рот некоторым скептикам в Генеральном штабе и заявил на тот случай, если его прогнозы не сбудутся, о своей решимости нанести решительный удар по Франции и Великобритании. Но это было всего лишь выражением его безусловного желания войны, а не продуманной и спланированной стратегии. Редер втайне задавал себе вопрос, какими средствами и каким образом кригсмарине должно будет решать эту задачу? Вероятно, даже Геринг с его демонстративным оптимизмом не представлял себе, насколько люфтваффе было в состоянии нанести «сокрушительные удары», чтобы поставить на колени Англию и Францию. По крайней мере, в последние мирные месяцы он стремился достичь соглашения с Англией при помощи закулисных переговоров.

Командование сухопутных сил также стремилось к реалистичной оценке развития событий и должно было с доверием относиться к тому, что политическое руководство, как и ранее, сумеет достичь успеха при помощи всяческих дипломатических маневров, давления на общественность и военных угроз. После оккупации Праги и Мемеля наступил черед Данцига, что означало дальнейшие шаги по усилению стратегических позиций именно в том районе, где в соответствии с традиционными идеями германской армии и на основе опыта Первой мировой войны можно было наиболее быстро решить исход кампании в ходе приграничных боев.

Нейтралитет Польши, как это указывалось в плане Альбрехта, вполне мог послужить достаточной предпосылкой в войне против СССР и для захвата Прибалтики и Украины, что имело большое военное и экономическое значение. Тот факт, что Великобритания в тот период гарантировала существование Польши, но никак не ее границ, давало Германии определенную свободу действий, чтобы наконец найти решение проблемы «игольного ушка» Данцига.

Жесткая реакция диктатора и его распоряжение о подготовке нападения на Польшу не привели к неизбежному изменению стратегической генеральной линии, направленной против СССР, хотя исключение этой страны из намеченного плана и отказ от 50 польских дивизий на вероятном русском фронте могли стать очень рискованной игрой. Вермахт сумел бы компенсировать эту потерю лишь в том случае, если бы на Западе не потребовалось параллельное наступление. Потому была понятна надежда на невмешательство западных держав, но она не изменила расстановку германских сил: армия прикрытия осталась стоять на своих позициях под защитой Западного вала. Реакция командования сухопутных сил в мае 1939 г. указывает на то, что оно рассматривало распоряжение Гитлера вовсе не как окончательное решение начать войну против Польши, сделало для себя определенные выводы и учло их в вопросах общей стратегии.

 

РЕШЕНИЯ В МАЕ 1939 г.

Большое значение для дальнейшего планирования военных действий имело штабное учение Верховного командования сухопутных войск, которое Франц Гальдер провел в начале мая 1939 г. Эта специфическая форма военной игры упоминается только в записях одного офицера связи люфтваффе, служившего в отдаленном гарнизоне, и пока не нашла своей оценки в историографии. Гальдер предложил в качестве вводной для этих учений самый невыгодный вариант: вмешательство западных держав, Литвы и СССР на стороне Польши.

Как и в случае оперативного плана операции против Чехословакии, основная задача состояла в том, чтобы нанести неожиданный удар по польской армии, взять ее в клещи и уничтожить в районе западнее Вислы. Примечательна постановка цели этого решающего сражения в приграничье: захват «выгодных исходных позиций» (!) для проведения операций восточнее Вислы. Предполагалось, что сосредоточение Красной армии завершится через двенадцать дней после начала операции. Однако в расчет брался и тот факт, что советские моторизованные части к этому времени окажутся под Лембергом и Седльце.

Поэтому выдвигавшаяся из Восточной Пруссии армейская группа должна была вести наступление восточней Варшавы и занять район Брест — Белосток, а южная группа наносила удар на Лемберг. В задачу люфтваффе, кроме всего прочего, входило нарушение работы железнодорожного транспорта и мобилизационных центров на востоке Польши. Решающее значение для исхода всей кампании имела борьба с польской или с советской авиацией и с моторизованными частями Красной армии на их подходе, по крайней мере — в ходе сражения с польской армией западнее Вислы. В случае войны на два фронта с участием западных держав поляки могли рассчитывать только на советскую помощь. Оказывая упорное сопротивление, они могли использовать обширную территорию страны для того, чтобы выиграть время, пока западные державы не отвлекут на себя германские силы. Поэтому важно было втянуть в сражение подавляющую массу войск противника и вывести его из игры одним сокрушительным ударом.

Это соответствовало классическому образцу оперативного мышления и оставляло открытым вопрос продолжения войны на Восточном фронте, т. е. — против СССР. Идеи по этому поводу существовали уже давно, оставалось только оживить их и привести в действие, правда, уже без помощи Польши. Выведение из игры поляков не казалось тогда большой проблемой, и вытекающее отсюда столкновение с Красной армией также не вызывало особых опасений. Как уже говорилось, в головах военных прочно закрепилась модель решающего сражения на территории Восточной Польши и Белоруссии. Людвиг Бек прокомментировал военную игру своего преемника в мае 1939 г., к сожалению, крайне лаконично и сказал, что «если немецкий солдат перешагнет Нарев, Вислу и Сан, то жди наступления русских». Именно на такое развитие событий и настраивал себя Гальдер. Он считал, что конфликт с западными державами несет в себе куда большую опасность. Однако фюрер был уверен, что ему удастся побудить Англию «развязать ему руки» на Востоке.

В основных вопросах планирования ОКБ еще прослеживалось уважение к армии, которая не так давно рассматривалась как вероятный союзник. В 350 экземплярах была подготовлена и отправлена в главные штабы совершенно секретная так называемая «Большая сводка разведданных по Польше» по состоянию на 1 мая 1939 г. (Großes Orientierungsheft Polen). В ней содержалось подробное описание вооруженных сил Польши. Их оценка была объективной, не содержала никаких политико-идеологических характеристик, если даже и указывала на отсутствие единства в офицерском корпусе. Делались общие выводы об «отсутствии уверенности на оперативном и тактическом уровнях, о том, что молодые офицеры происходят, как правило, из верхушки общества и представляют собой по сравнению со старшим поколением более сплоченную целостную группу. Они отличаются свежими взглядами, ревностным несением службы, спортивны и дисциплинированны, но их образовательный уровень отстает от уровня молодых германских офицеров».

Большая секретная сводка по Польше:

«Особо следует подчеркнуть исключительное положение армии в народе, которая представляет собой основную опору государства. Армия не только для руководства страны, но и в большей степени для всего народа стала школой жизни, в которой крестьянам и рабочим крайне низкого, по западным меркам, уровня жизни прививаются понятия порядка и чистоплотности и убеждения, отвечающие интересам государства. Возвращаясь домой, они гордятся своим оружием и проявляют готовность применить его для защиты их отечества.

Оснащение и экипировка польской армии еще не соответствуют современным требованиям. Выводы:

Польская армия воспитана в духе наступления. Тем не менее вследствие недостатков в вооружении она не способна проводить крупномасштабные операции в современных условиях и едва ли справится с большим моральным напряжением в борьбе с противником» {302} .

Военная игра Гальдера, проводившаяся 17 мая 1939 г., не дала желанных результатов: сокрушительный разгром польской армии западнее Вислы не удался. Штабные офицеры еще не в полной мере справлялись со своими задачами. Говоря другими словами, сковывающие бои польской армии удавались немецким участникам игры лучше, чем их коллегам, которые моделировали наступление вермахта. Замечаний в списке Гальдера было много:

— отсутствие доверия к оперативным возможностям подвижных соединений;

— задержки наступления на обороняющегося противника, излишняя забота о флангах и боязнь ударов с тыла;

— определение направления атаки в неэффективном с оперативной точки зрения направлении;

— выбор невыгодной для танков местности;

— изменение заданного направления наступления с целью частичного уничтожения сил противника;

— уход от основной цели и большой износ техники в результате незапланированных перегруппировок.

Нам неизвестно, проинформировал ли начальник Генерального штаба об этом верховного главнокомандующего. В то время как Гальдер в последовавшие недели занимался вопросами улучшения подготовки своих офицеров, мысли Гитлера были заняты тем, чтобы создать наилучшие политические предпосылки для развязывания войны. Ему требовалось такое решение, которое не позволило бы ни западным державам, ни России, а еще лучше — никому из них выступить с предложением изоляции или устранения Польши по чешской модели. Париж, Лондон и Рим пытались представить себе новый «Мюнхен», который смог бы сделать Польшу более податливой в вопросах Данцига при условии, что Гитлер откажется от применения силы. Однако тому нужна была именно военная победа вермахта, а сам он хотел доказать всем, что он — полководец.

22 мая Гитлер заключил «Стальной пакт» с Италией, благодаря чему рассчитывал использовать ее в качестве союзника и противовеса западным державам. В середине мая Япония захватывает инициативу в Центральной Азии и втягивает Красную армию в бои за Монголию. Не мог ли этот пожар пойти дальше? Но снова сказалось отсутствие стратегической согласованности и договоренностей между Генеральными штабами Германии и Японии, что было не в первый и не в последний раз. Токио расстроил планы принятия «большого решения», т. е. превращения Антикоминтерновского пакта в военный союз, поскольку Япония не хотела предоставлять Гитлеру никаких гарантий того, что она вступит в конфронтацию с Великобританией. Когда же Риббентроп стал позднее угрожать, что Германии придется договариваться с СССР, то японцы дали понять, что они этим крайне обижены.

Однако Гитлер продолжал верить в успех глобального треугольника. Спустя всего день после подписания договора с Италией он собрал верховное командование вермахта в своем рабочем кабинете в здании новой Рейхсканцелярии. Этот факт отмечен в записках дежурного адъютанта подполковника Рудольфа Шмундта, которые позднее были использованы на Нюрнбергском процессе в качестве одного из ключевых документов, так как доказывали наличие непреклонной воли Гитлера начать захватническую войну. Естественно, не следует забывать, что записи Шмундта — это не стенографический протокол заседания, а всего лишь достаточно связная передача аргументов Гитлера. Кроме того, его высказывания следует понимать, исходя из обстановки тех дней, т. е. по состоянию на 23 мая 1939 г. Многие его прогнозы и заявления не оправдались, поскольку события развивались иными путями. О провозглашении какой-то твердой, бесспорной программы можно говорить лишь условно, так как фюрер в ходе совещания хотя и продемонстрировал перед военной верхушкой свою абсолютную решимость, но, тем не менее, позже постоянно убеждался в необходимости вносить необходимые коррективы.

Выступление Гитлера 23 мая 1939 г. следует рассматривать как своего рода инсценировку, в ходе которой он переосмысливал свой неудачный опыт совещания, состоявшегося 5 ноября 1937 г., на котором он впервые высказался о намерении начать войну. Его теперешние высказывания не допускали никаких возражений и никаких сомнений. В конце совещания он даже заявил, что намерен создать при ОКВ свой собственный «малый штаб», который бы информировал его лично. Это подразделение должно было стать «в высшей степени интеллектуальным центром подготовки военных операций» и решать возникающие в ходе планирования технические и организационные задачи. «Смысл и цель определенных распоряжений не должны касаться никого за пределами данного штаба». Время от времени к его работе предусматривалось подключать командующих родами войск или соответствующих начальников штабов. Этот личный штаб должен был заниматься изучением «общих проблем», вопросов ведения наступления, необходимых для этого средств и обучения личного состава. «К работе следует привлечь офицеров, обладавших отменной фантазией и специальными знаниями, а также — с трезвым и скептическим складом ума».

«Основные принципы организации работы:

1. Не привлекать никого, кто не должен быть информирован.

2. Никто не должен получать больше информации, чем это ему необходимо.

3. Что конкретно должен знать тот или иной сотрудник в нужный момент? Никто не должен получать информацию раньше, чем это ему необходимо».

То, что бывший начальник Генерального штаба Людвиг Бек тщетно требовал еще год тому назад и на что претендовала ОКВ, т. е. разработку стратегического общего плана, Гитлер, как верховный главнокомандующий, хотел взять, таким образом, исключительно на себя. Его заявление было настоящим афронтом в первую очередь против командования сухопутных сил, которое в таких условиях не могло позволить себе обременять фюрера какими бы то ни было возражениями и ставить под сомнение его авторитет полководца. Дальше все пошло не так уж и плохо, как этого особенно опасался Гальдер, поскольку в феврале 1940 г. хотя и произошло переименование прежнего Верховного главнокомандования вермахта в Штаб оперативного руководства, но круг его задач оставался крайне ограниченным. Ведомственная инерция в среде командной военной верхушки была в вермахте настолько сильной, что до 1945 г. не удалось добиться взаимосвязанной организации высшего военного управления.

Выступление Гитлера 23 мая 1939 г. наряду с укреплением его авторитета послужило и представлению его намерений и было направлено на то, чтобы предупредить любые сомнения, о которых он конечно же был осведомлен. Поэтому он построил свою аргументацию следующим образом:

1. Война неизбежна.

2. Германия подготовлена хорошо.

3. Польша не представляет больше серьезного препятствия на пути к России. Внутриполитически она разорвана изнутри, ненадежна и, вопреки договору о дружбе, была всегда настроена против рейха. Поэтому предполагается сохранить Польшу.

4. При первой же возможности Польшу необходимо подавить. В отличие от Чехословакии, сделать это будет возможно только с применением силы. Однако достичь успеха мы сможем лишь в том случае, «если Запад не вступит в игру».

5. Нельзя допустить одновременного столкновения с Англией и Францией.

6. Если, как это вырисовывается в настоящий момент, дойдет до борьбы между союзами Франция — Англия -Россия и Германия — Италия — Япония, то он «нанесет несколько сокрушительных ударов по Англии и Франции». Этой теме Гитлер уделил особое внимание. Его идея состояла в том, чтобы молниеносным ударом занять Голландию и Бельгию, разбить французов на севере их страны и после этого создать новый фронт против Англии. По его представлениям, следовало рассчитывать на то, что война продлится 10–15 лет.

7. Лучше всего будет с самого начала нанести тяжелый удар по Англии как главному противнику. Фактор неожиданности сможет сыграть свою роль только в том случае, «если не “вляпаемся” в войну с Англией благодаря Польше». В остальном же кригсмарине и люфтваффе должны отрезать Англию от заграничных поставок, чтобы поставить эту страну на колени. Гитлер не исключал и применения отравляющих газов. Там, где для решающего успеха не потребуется применение современной военной техники, следовало положиться на неожиданность и «гениальность» операции. Если при первой возможность необходимо подавить Польшу, «вляпавшись» при этом в войну с западными державами, то каким был бы первый шаг? Захват Польши вплоть до ее восточной границы мог бы вывести вермахт в центральные районы России, Прибалтики и Украины. Высказывания Гитлера 23 мая 1939 г. часто интерпретируются таким образом, что он стремился изолировать Польшу и напасть на нее, чтобы затем (!) заняться Западом. Такого рода выводы трудно назвать обоснованными.

Обращение Гитлера к западным державам 23 мая 1939 г.:

«Данциг — не тот объект, чтобы о нем стоило говорить. Для нас речь идет о расширении жизненного пространства на Востоке, обеспечении продовольствием и о проблеме Прибалтики. Продовольствие можно получить только из районов с низкой плотностью населения. Наряду с плодородием на мгновенный рост производства продовольствия должен повлиять немецкий, основательный метод хозяйствования. В Европе иных возможностей не наблюдается» {305} .

Этими пустыми фразами «жизненное пространство на Востоке» и «обеспечение продовольствием в период войны» Гитлер вначале метил вовсе не в Польшу. Его первые высказывания относительно экономических условий развязывания войны бесспорно указывают на то, что одной только оккупации Польши — как и в период Первой мировой войны — будет недостаточно для обеспечения Германии продовольствием. Третий рейх, несмотря на все капиталовложения, и в 1939 г. ощущал блокаду далеко не в полной мере и с началом войны нуждался в «житнице Украины», рудных материалах Донецкого бассейна и нефти Кавказа. Штаб оборонной экономики при ОКБ в своем аналитическом исследовании, подготовленном в апреле 1939 г., указывал на то, что Германия в условиях войны на несколько фронтов будет испытывать дефицит нефти, поэтому наряду с захватом румынских нефтепромыслов следует сразу же после начала военных действий также занять южнорусские и кавказские центры нефтедобычи.

Карл Краух, председатель правления могущественного концерна «И. Г. Фарбен» и «генеральный уполномоченный» Геринга по специальным вопросам химического производства и одновременно всей химической промышленности рейха, в середине апреля выдвинул в Генеральном совете по четырехлетнему плану требование «в случае войны использовать Украину в военно-экономических целях». И другие гражданские представители экономики подтвердили расчетами, что в условиях войны даже при самом лучшем стечении обстоятельств и с учетом готовности Швеции поставлять стратегически важную руду избежать блокады «без экономического аншлюса России» будет крайне сложно. Причем независимо от долгосрочной политической программы Гитлера при такой постанове цели Германия в случае войны неизбежно должна была захватить Прибалтику и СССР, а особенно — Украину и Кавказ. По крайней мере, эксперты в Верховном главнокомандовании вермахта нисколько не сомневались в необходимости этого. В одной из экспертных оценок в мае 1939 г. говорилось о том, что в случае образования неприятельской коалиции с участием СССР необходимо сразу же с началом военных действий захватить Украину, чтобы, с одной стороны, ослабить Советский Союз, а с другой — усилить германскую оборонную промышленность, эксплуатируя оккупированные районы России.

К сожалению, не осталось свидетельств того, что фюрер вообще ознакомился с этим экспертным заключением или, по крайней мере, с выводами Геринга, своего ближайшего доверенного лица. Как рейхсканцлер он уже несколько лет не проводил заседаний кабинета. Время от времени проходили заседания Генерального совета по четырехлетнему плану, которому для получения тех или иных ресурсов требовались определенные согласования. Гитлер прекрасно осознавал и не нуждался ни в каких дополнительных подтверждениях, что в случае войны ему потребуются ресурсы Восточной Европы. Потому, выдвигая 23 мая аргумент, что в Европе не наблюдаются возможности для получения дополнительных объемов продовольствия и земель для расселения немцев, он не ограничивался только Польшей и Прибалтикой. Миф о «житнице Украины» крепко сидел в его голове, а дальше — неизбежная война с Советским Союзом.

Когда Гитлер рассуждал о «проблеме Прибалтики», то для него важным было конечно же не только сельское хозяйство и переселение немцев, но и завоевание господства в восточной части Балтики с целью обеспечения бесперебойных поставок стратегически важной шведской руды, что было головной болью для кригсмарине и экономических кругов. Завоевание Прибалтики одновременно давало возможность использовать с началом войны северное направление для наступления на Советский Союз.

С точки зрения промышленности необходимое экономическое дополнение можно было получить и в результате возрождения торговых отношений с СССР. Некоторые представители Министерства иностранных дел лихорадочно пытались оживить идеи Рапалло, которые могли, вероятно, удержать Сталина от сближения с западными державами. Если польское правительство откровенно рассчитывало на то, что идеологические противоречия исключали германо-российское сближение, то это самое невероятное из всех решений представляло собой для Гитлера, по крайней мере, возможное средство давления. В своей речи 23 мая 1939 г. он остановился на этом пункте и высказал мнение, что экономические отношения с Россией возможны только при условии улучшения политических отношений.

Адъютант Геринга, генерал Карл-Генрих Боденшац, присутствовавший на том выступлении Гитлера, предостерег после его окончания польского военного атташе в Берлине полковника Антония Шиманского, что Гитлер убежден в том, что Польша отклонит предъявляемые требования, и поэтому он готов договориться с кем угодно, «даже с самим чертом», лишь бы уничтожить эту страну. Однако намечавшийся четвертый раздел Польши с участием СССР не давал никаких стратегических преимуществ, если даже его и пытались использовать как угрозу Западу, чтобы тот не ввязывался в войну ради Польши.

Возникает вопрос: почему все-таки в военной игре Гальдера сначала ставилась задача уничтожить Польшу, когда существовала опасность столкновения с СССР, а затем подвергнуть себя риску нападения на западные державы, чтобы поздней повернуть на восток против СССР, главной цели его военного плана? Муссолини, по крайней мере, был не в восторге от идеи вести войну против западных держав.

Еще не высохли чернила на «Стальном пакте», а дуче в памятной записке Гитлеру от 30 мая 1939 г. уже отверг его военные комбинации. По его мнению, армии Запада защищены бетоном своих укреплений и малоуязвимы для наземных войск. Потому следует занять оборону по Рейну. А маневренная война возможна только на Востоке.

Кое-что говорит за то, что военный план Гитлера в мае-июне 1939 г. еще вовсе не был принят окончательно. Нет и точного текста его выступления 23 мая, включая замечание относительно «жизненного пространства на Востоке». Ясно только то, что без определенной необходимости он не хотел развязывать войну против западных держав, а надеялся на их сдержанную позицию либо нейтралитет. Путь войны ни в коем случае не был дорогой с односторонним движением. Поэтому среди стратегических решений Гитлера было и такое, которое позволяло при благоприятных условиях не только убрать с пути мешавшую Польшу, но и сразу же начать самую важную для него войну.

 

ВОЙНА НЕРВОВ

Когда 23 мая Гитлер разъяснял своей военной верхушке сложившуюся ситуацию и собственные намерения, Япония как раз ввязалась в бои с Красной армией в Монголии на Халхин-Голе. Конфликт постепенно разрастался, но его искры пока не перекинулись на Европу. Гитлер хотя и придавал большое значение Японии, тем не менее нерешительность со стороны Токио в деле расширения военного союза заставляла медлить и его самого. По его словам, «в интересах самой Японии заблаговременно начать действовать против России». Почему он сказал «заблаговременно»? Сталин, во всяком случае, отреагировал сразу же, приказав разработать план изгнания японцев из спорного района. Одновременно он подал сигнал Берлину о своей готовности к поиску компромиссного решения.

1 июля части японской Квантунской армии попытались нанести довольно серьезный удар, но были отброшены превосходящими силами объединенных советско-монгольских войск. Затем вплоть до 22 августа бои прекратились, пока Сталин не приказал Жукову начать крупномасштабное наступление. Это был первый блицкриг, в результате которого в течение всего нескольких дней была уничтожена 6-я японская армия. В это же время Риббентроп прибыл в Москву, чтобы заключить со Сталиным сенсационный пакт о ненападении. Советский диктатор однозначно стал победителем в войне нервов летом 1939 г.

Попытки западных держав заполучить Москву и составить с ней антигерманский военный союз слишком затянулись. Эти переговоры начались еще в апреле и привели к подписанию 24 июля франко-англо-советского договора о взаимопомощи. При этом все стороны рассматривали данный документ как отвлекающий маневр, так как ни Лондон, ни Париж не были в состоянии, да и не намеревались серьезно выполнять свои обязательства в случае войны. Они были больше заинтересованы в том, чтобы отвлечь от себя первый удар хорошо вооруженной германской военной машины и создать дополнительные фронты на востоке или юго-востоке Европы, как это случилось в Первую мировую войну, или безучастно принять экспансию Гитлера. Такое развитие событий, а Гитлер уже до некоторой степени понял это, им было не дано. От Красной армии западные военные эксперты, естественно, не ожидали, что она в состоянии провести широкомасштабную наступательную операцию в западном направлении. Сталин, со своей стороны, демонстрировал стремление запросить высокую цену за вероятную интервенцию и добиться от западных держав обязательств первыми начать активные военные действия. Одновременно он вел секретные переговоры с Берлином, о чем вскоре по Европе поползли слухи, которые вполне могли поднять цену его благосклонности.

Борис Шапошников, новый начальник Генерального штаба Красной армии, в памятной записке Сталину от 10 июля 1939 г. определял четыре возможных варианта начала войны: 1) германское наступление на Францию и Англию; 2) отдельное самостоятельное наступление германской армии только на Польшу; 3) нападение Германии при поддержке Венгрии и Болгарии на Румынию; 4) прямое нападение Германии на СССР через Эстонию, Латвию и Финляндию. Из этого следует, что советское руководство в полной мере осознавало наличие плана «Барбаросса-1939» и направления наступления вермахта через Прибалтику и Румынию. Возможно, русские несколько преувеличивали обороноспособность польской армии, в противном случае они должны были бы задуматься о последствиях скоротечной победы немцев на Висле и о том, что вермахт может выйти на восточные границы Польши.

Тем временем Варшава категорически отказывалась пропустить Красную армию на свою территорию с целью оказания совместного отпора германскому агрессору. Для Сталина это не было неожиданностью, как и аналогичная позиция румынского правительства. А вот если бы у польского правительства в последнюю минуту сдали нервы и оно сломилось бы под натиском своих западных союзников, то у обоих диктаторов могли возникнуть большие проблемы: у Гитлера — в случае согласия Польши уступить Данциг и коридор; тогда пропадает предлог начать войну с Польшей, а у Сталина — в случае, если Польша даст согласие на продвижение советских войск в направлении Восточной Пруссии и Вислы с целью нанесения прямого удара по вермахту, когда Жуков в это же время проводил свое наступление на Дальнем Востоке против японской армии.

Советская сторона предпочла попытаться побудить западные державы к сражению за Рурскую область и нанести их главный удар по центральным районам Германии. В этом случае, как бы прикрываясь вихрем войны на Западе и под защитой польского фронта на Висле, Красная армия могла бы осуществить наступление на Восточную Пруссию через район Вильнюса. Западным державам следовало наряду с Польшей убедить и прибалтийские страны пропустить советские войска через их территорию. При этом Шапошников намеревался использовать только 30% своих вооруженных сил, чтобы справиться с кригсмарине на Балтике и занять побережье. Это была своеобразная антимодель плана Альбрехта, вывернутого наизнанку, которую командующий кригсмарине на Балтийском море сумел правильно распознать и оценить. Если бы советское руководство в ходе переговоров с западными державами продолжало придерживаться этого плана, а Польша дала бы согласие на продвижение частей Красной армии через район Вильнюса, то германское руководство в соответствии с планом Альбрехта могло бы в ответ начать превентивные военные действия в направлении на Ленинград и северо-восток России. Даже если в Москве план Альбрехта и был уже известен, то речь шла в этом случае, по меньшей мере, о хорошо продуманной советской концепции «передовой обороны».

При этом у советской стороны не было ясности в вопросе о том, какую конкретную роль должен играть южный фланг. Русские лишь требовали для себя права на проход своих войск через территорию Румынии, т. е. это был вариант, который уже давно учитывался как вероятное направление советского главного удара. Тем не менее вполне можно предположить, что в случае совместного выступления со своими союзниками Красная армия могла бы войти на территорию польской Галиции и Румынии, обеспечила бы свое политическое влияние и захватила нефтепромыслы, а потом — в результате ответных мер Германии и Венгрии — вероятно, отказалась бы от рискованного дальнейшего наступления вдоль Дуная. Возможное поражение советских передовых частей на Дунае могло бы значительно ослабить позиции Сталина в альянсе западных держав и привести к нежелательному для него новому «Мюнхену», который мог повлечь за собой германскую интервенцию на Украину. Во всяком случае, со стороны Сталина было весьма разумно не афишировать своих намерений нанести удар по укрепленной Восточной Пруссии или осуществить глубокий прорыв в Юго-Восточной Европе.

В том случае, если бы Германия нанесла удар по западным державам, а те остановили бы ее наступление на Рейне и начали сами наступать на центральные районы страны, то у Сталина появились бы хорошие шансы легко захватить Прибалтику, район Вильнюса, Бессарабию и Буковину и сохранить за собой эту добычу, опираясь на силу еще не знавшей поражений армии. Если бы столкновение германского агрессора и западных держав привело к затяжной позиционной войне по примеру Первой мировой войны, а это тогда предполагало большинство военных экспертов, то у Красной армии, несмотря на хорошо организованную оборону в Восточной Пруссии и Галиции, все равно появилась бы прекрасная возможность вступить в эту игру, будучи достаточно сильной. Сталин в отличие от авантюрного Гитлера был, несомненно, умным игроком и умел рассчитывать каждый шаг, да и время работало на хозяина Кремля.

Война нервов лета 1939 г. долгое время оставалась безрезультатной. Когда 12 августа в Москве начались переговоры советской стороны с французской и британской миссиями с целью выработки единого плана противодействия дальнейшей германской агрессии, то, даже учитывая, что интересы трех партнеров по альянсу согласовывались с большим трудом, возможно было еще многое. Немцы при этом не исключали полностью возможность успешного достижения этого соглашения. Было бы весьма легкомысленно полностью надеяться на прогнозы Гитлера, что Польшу можно было изолировать и разбить в ходе одной-единственной молниеносной военной акции и самим вернуться в казармы. Однако и его заявление о наступлении на Запад не стоило считать серьезным, поскольку его нельзя было реализовать ввиду отсутствия достаточных для этого сил. В самом худшем случае всего за несколько дней рейх мог быть втянут в мировую войну, как это произошло в 1914 г. По воспоминаниям Браухича, Гитлер якобы заявил: «Я был бы идиотом, если бы ввязался в войну из-за Польши, как те бездари в 1914 году».

Но какие же выводы сделало ОКБ из заявления Гитлера 23 мая? Военная игра в мае исходила из того, что СССР начнет наступление первым, и поэтому недовольный Гальдер должен был согласиться с ее результатами, когда стало ясно, что внезапное нападение крупных подвижных соединений с далекоидущими оперативными целями еще не отработано должным образом. Поэтому ОКБ предприняло ряд дополнительных мер по мобилизации, обучению и подготовке войск. Кроме того, на сентябрь 1939 г. планировалось проведение широкомасштабных тактических учений моторизованных частей с целью отработки «задач на марше и в бою». На самом деле так в скрытой форме уже полным ходом шла подготовка к войне. Наконец, 23 мая Гитлер потребовал, чтобы вермахт был в любое время готов с порога своих казарм атаковать соседние страны.

Одновременно он возвестил о созыве партийного «съезда мира», что, несомненно, было попыткой ввести в заблуждение общественность, но и давало ему также возможность в случае удачи (скоротечная успешная кампания в Польше и никакого расширения войны) либо неудачи (Германия остается без союзников) быстро отступить и сделать паузу в войне нервов, направленной на развязывание мировой войны.

Что касалось возможных осложнений в результате втягивания Красной армии в военные действия, то авторы польской кампании еще продолжали думать над этим. Это выразилось в разработке так называемого «плана военной разведки», в котором были изложены детальные инструкции о донесениях и докладах фронтовых групп касательно противника. В центре внимания, естественно, находилась польская армия, но в случае войны следовало собирать данные и о русских войсках, если они окажутся на территории Польши. Особенно это касалось парашютно-десантных подразделений, их вооружения, организации и др., а также — железнодорожных станций в приграничных районах, где из-за разной ширины полотна приходилось менять вагонные тележки. К тому же это были важные цели в тактической воздушной войне. Не в последнюю очередь следовало проявлять интерес к тому, как будет реагировать коммунистическая пропаганда на вступление СССР в войну на польском театре военных действий.

В соответствии с приказом на стратегическое развертывание сухопутных сил по плану «Вайс» от 15 июня 1939 г., по польской армии наносился неожиданный удар западнее Вислы, что должно было привести к ее разгрому. С оперативно-тактической точки зрения речь шла о силах и целях, которые уже были опробованы в ходе военной игры Гальдера. Командующий сухопутными войсками выразил намерение по возможности предупредить мобилизацию и выступление противника. Планировавшийся разгром польских войск в результате концентрических ударов из Силезии, Померании и Восточной Пруссии строился по известной схеме. Правда, при таком охвате поляков в клещи следовало учитывать возможный контрудар со стороны Галиции. Поэтому большим преимуществом стало участие в операции Словакии с ее дополнительной армией, которую можно было развернуть в том направлении.

Примечательным в этом варианте является тот факт, что, во-первых, Германия отказывалась от участия в операции Венгрии и тем самым — от Карпатской Украины, а во-вторых, наступавшая из Восточной Пруссии в южном направлении 3-я армия должна была игнорировать либо связать ложным маневром на своем левом фланге слабые силы поляков в районе Вильнюса. Если при этом в приказе говорилось об обеспечении безопасности границы с Литвой минимальными силами, то расчет, очевидно, делался на вероятное военное вмешательство СССР и наступление русских через Вильнюс и Литву в направлении Восточной Пруссии. К сожалению, документы 3-й армии не могут свидетельствовать об этой ранней стадии планирования польской кампании, так как они, вероятно, были уничтожены в 1942 г. А ведь они могли бы разъяснить, как выглядело планирование вооруженного столкновения с Красной армией на северо-востоке Польши, которое вплоть до июня 1939 г. все еще представляло собой вполне реалистичную возможность.

Так, в означенном приказе указывается лишь, что 3-я армия наносит удар из Восточной Пруссии на Варшаву и «далее в направлении на восток». В этом еще угадывается диспозиция военной игры Гальдера, которая предусматривала наличие тылового рубежа, развернутого на восток. А вот что должно было произойти дальше, оставалось неясным. На огромной территории Восточной Польши могло произойти объединение остатков войск противника с целью продолжения военных действий, не исключено, что и при поддержке Красной армии. Тогда потребовалось бы проведение второй операции, т. е. переход в оборону по линии Вислы (по примеру 1920 г.) либо — продолжение наступления и преследование остатков польских войск.

До сих пор историки не обращали внимания на разработанный Гудерианом в июле 1939 г. «план проведения оперативно-тактических учений моторизованных подразделений 1939 г.». В ходе них предполагалось устранить недостатки, которые со всей очевидностью обнаружились в ходе военной игры Гальдера в мае того же года. Место проведения учений определили в Северной Баварии в направлении с юга на север до линии реки Майн. Исходная установка предполагала, что «синим» (собственные войска) удалось избежать серьезного столкновения с преобладающими силами противника и закрепиться на хорошо подготовленных позициях по северному берегу Майна, принимая в расчет то, что тот предпримет дальнейшее наступление. Группа армий «синих» силами 3-й армии на направлении главного удара и 10-й на фланге и в тылу противника намеревается перейти в контрнаступление на его восточном фланге. В результате предполагалось быстро сокрушить этот фланг противника и «тем самым добиться в районе Бамберга полного уничтожения его основных сил, продвинувшихся глубоко на север».

Если поменять местами Майн и Вислу, Бамберг и Варшаву, то можно получить вариант плана нового «чуда на Висле». Номера армий были идентичными с теми, которые были запланированы для осуществления похода на Польшу. Ну а поскольку выбор местности не предполагал случайности, то отсюда, естественно, следует, что тем самым отрабатывалась вероятная оборона по линии Рейна с такой же лесистой и холмистой местностью Пфальца. Правда, номера армий на этих учениях говорят не в пользу такого предположения, равно как и заявление Гитлера в мае о том, что наступление на Западе не планируется.

В середине июня Гитлер получил из внешнеполитического отдела НСДАП докладную записку под общим названием «Вопросы Восточной Европы». В ней высказывалась озабоченность тем фактом, что до сих пор отдавалось предпочтение чисто военным приготовлениям, политические же вопросы упускались. Отмечалось, что чрезвычайно важно выработать соответствующее отношение к населению будущих восточных областей в интересах Германского рейха. В ожидании германо-польского конфликта области на востоке Польши следовало рассматривать как «накопитель сил и неоценимый плацдарм для будущего разгрома России […], так как должен наступить момент внутреннего сотрясения советского рая (и началом его, возможно, послужит смерть Сталина), и там возродится национально-политический дух, угнетавшийся советскими властителями». Всех белорусов и жителей Западной Украины следовало, таким образом, использовать в интересах Германии, чтобы полностью вытеснить «московитов». Ведомство Розенберга жаловалось также на недостаточную координацию акций, направленных против Украины, и не упустило случая указать на то, что в Галиции и Буковине польские евреи составляют «самую компактную часть населения», может быть, даже — «самое большое скопление евреев. Ни в коем случае нельзя недооценивать этот важнейший залог жизненного нерва евреев». На поставленные вопросы ответ мог дать только фюрер, он же мог дать и распоряжения о начале соответствующих подготовительных мероприятий.

Летом 1939 г. Гитлер не воспользовался предложением Розенберга и его штаба экспертов, но прибег к нему весной 1941 г., когда планирование нападения на СССР уже продвинулось достаточно далеко. В июле 1939 г., как это видно из докладной записки ведомства Розенберга, руководящие партийные круги целиком занимала идея вероятной оккупации восточной части Польши и вытекающей отсюда возможности дальнейшей интервенционистской политики. Вероятно, Гитлер принял к сведению содержание докладной записки, так как аргумент Розенберга, что «со смертью Сталина» может начаться внутренний развал Советского Союза, встречается в выступлении Гитлера перед командованием вермахта 22 августа, о котором речь еще пойдет далее. Почему руководство нацистской партии брало в расчет смерть Сталина, когда тот был еще вполне здоров, непонятно. Возможно, в Германии предполагали, что среди русских начнется внутренняя борьба за власть, жертвой которой мог бы стать красный диктатор.

Трудно сказать, насколько на дальнейшие мысли и поступки Гитлера могло повлиять замечание о «жизненно важном нерве евреев», пролегавшем в Восточной Польше. Так, в августе во время переговоров с Москвой он даже вскользь не упомянул об этом, а относительно немецких евреев высказался лишь в смысле их вынужденной эмиграции и депортаций (план «Мадагаскар»). А вот спустя два года, в августе 1941 г., апогей операции «Барбаросса» совпал с решением активизировать массовое уничтожение еврейского населения в бывшей Восточной Польше и придать ему системный характер. В своей грубой логике Гитлер использовал «важнейший залог», который он отнял у Сталина, с целью уничтожения «жизненного нерва евреев». Он вернулся к тому прогнозу, который открыто сделал его воинствующий нацистский журнал «Der Sturmer» еще в мае 1939 г.:

Выдержка из журнала «Der Sturmer», май 1939 г.:

«В России против евреев следует провести карательную операцию, причем такую, которая уготовит им такой же конец, который ждет каждого убийцу и преступника: смертный приговор и казнь! Евреев в России следует умерщвлять. Их надо вырвать с корнем и истребить полностью. Тогда мир увидит, что конец евреев — это конец большевизма» {325} .

Летом 1939 г. нападение на Польшу становилось все более вероятным, что не в последнюю очередь выразилось в изменении облика польской армии. Из вероятного союзника сделали врага. В апреле 1939 г. отдел «Иностранные армии Ост» повторно издал большим тиражом «Краткий справочник польских вооруженных сил» по состоянию на 1 марта 1939 г. Представленная ранее оценка польской армии (воспитана в наступательном духе, не способна проводить крупных операций и выдерживать тяжесть моральных нагрузок) была дополнена следующей цитатой: «Крайне необходимо нанести польской армии мощный удар еще в самом начале войны. В противном случае выжидательное поведение противника может существенно укрепить самосознание и моральный дух польского солдата».

К 1 июля 1939 г. этот отдел издал «Памятку об особенностях войны в Польше», которую вместе с другими материалами необходимо было раздать военным вплоть до каждой роты. Наряду с обычной информацией чисто военного характера в отношении населения и армии использовались подстрекательские клише, которые должны были полностью исказить положительный облик поляков.

Выдержка из «Памятки об особенностях войны в Польше» от 1 июля 1939 г.:

«Польское население настроено фанатично и склонно к саботажам и нападениям на немцев. В случае даже незначительного успеха поляк становится заносчивым и склонным к агрессии. В случае даже незначительного поражения он быстро становится пессимистичным.

Обходительное с ним обращение он начинает скоро воспринимать как слабость. Главный источник их национальной ненависти католическое духовенство. Против Польского государства кроме фольксдойче выступают многие поляки и кашубы из бывших германских провинций, а также прежде всего — украинцы. Евреи в своем большинстве видят в немцах личных врагов, но ради денег готовы на все. В случае ухудшения военной обстановки и затягивания войны национальные меньшинства будут представлять угрозу для польской армии. Предусматривается широкомасштабная зачистка западных районов Польши и всех важных промышленных и транспортных центров. Следует рассчитывать на то, что запасы продовольствия могут быть уничтожены либо отравлены». Выводы:

«Армия — это неполноценный боевой инструмент. Вооружение и оснащение тяжелой артиллерией, танками, самолетами и бомбами не соответствует современным требованиям. Командование отличается неуверенностью и схематичностью. Эффективность огня противника преуменьшается, а собственные возможности — в любом случае преувеличиваются. Однако эти слабые места частично компенсируются фанатизмом офицерского корпуса и невзыскательностью, твердостью и готовностью к самопожертвованию солдат».

В то время как командование вермахта занималось интенсивной подготовкой нападения на Польшу, включая использование испытанной «пятой колонны», которая была готова на случай инцидентов в приграничной полосе и уже разжигала психологическую войну, дипломаты также проявили лихорадочную активность и подготовили несколько вариантов стратегических решений.

Польша в последний момент могла дрогнуть под натиском Германии и все-таки пойти на соглашение с Гитлером. Таким образом, план «Барбаросса-1939» мог реализоваться как общий германо-польский проект, как это оговаривалось с Варшавой с 1935 г., либо как стратегическое наступление через Прибалтику и удар по Украине при соблюдении Польшей дружеского нейтралитета.

Польша могла отменить свой позволительный в случае войны запрет на продвижение частей Красной армии по ее территории и подать тем самым сигнал к заключению четырехстороннего военного пакта. В этом случае Гитлер конечно же не отступился бы от своих далекоидущих экспансионистских планов. Он стремился вырваться из кольца блокады и добиться скорейшего успеха, а наиболее обещающим было только восточное направление. После разгрома польской армии это привело бы к продолжению войны, но уже против СССР и при условии пассивности противника на Западном фронте. Военная игра Гальдера как раз и была нацелена в этом направлении.

Два историка, Кристиан Хартманн и Сергей Случ, опубликовав секретное выступление Гальдера, указали на то, что до сих пор неизвестны документы, в которых в 1939 г. упоминались и принимались бы в расчет конкретные подразделения, предназначенные одновременно для польской кампании и дальнейшей войны против СССР. Представленный ими документ из московского спецархива, в котором речь идет как раз об этом, скорее всего следует рассматривать как английскую фальшивку. Ее автором мог быть британский журналист Генри Уикхем Стид, возглавлявший во время Первой мировой войны британскую пропаганду против Габсбургской династии. Затем непродолжительное время он возглавлял редакцию «Times» и считался экспертом по Восточной Европе, уже тогда предупреждая об опасности, которую представлял Гитлер. Вероятно, некий бывший австрийский офицер записал выступление Гальдера в академии вермахта, и затем эти записи по официальным каналам были направлены в Лондон и в Москву. Правда, на них, скорее всего, не обратили никакого внимания.

Если предположить, что находящиеся в спецархиве в Москве и в фондах Public Record Office в Лондоне документы подлинные, то этот факт подтверждает выдвигаемую здесь гипотезу, что поход против СССР в июне 1939 г. был вполне реален. Исходя из приписываемого Гальдеру высказывания, можно понять, что после разгрома Польши «победоносная армия, наполненная духом выигранных битв гигантов», будет готова сразиться с большевиками или брошена на Запад, благодаря преимуществам внутренних транспортных линий, «чтобы добиться там быстрой и решительной победы». Если даже допустить, что речь Гальдера являет собой фальшивку британских специалистов, она тем не менее отражает представления современников о возможностях и планах германской армии.

В действительности западные державы стремились выиграть время, не принимая на себя никаких твердых обязательств по отношению к Сталину, и это полностью отвечало интересам Гитлера. Это открывало для него любые возможности и подпитывало его надежду на то, что Польша может быть изолирована и разбита, и это не приведет к возникновению столь страшившей его мировой войны на нескольких фронтах. Это идеальное решение могло бы после скоротечного столкновения с польской армией привести вермахт к воротам Минска и в глубинные районы Украины, и с привлечением прибалтийских государств подготовить трамплин к броску на Советский Союз.