Утром Тори разбудил звонок в дверь. Она накинула халат, недоумевая, кто бы это мог быть. Тихонько поцеловала спящего Алана, немного подумала, не разбудить ли его. Но он спал так сладко! Засмотревшись на любимого, Тори совершенно забыла о том, что надо открыть дверь. Какое счастье вот так проснуться, а рядом — он. И больше никогда никакого одиночества... Новый звонок вывел ее из задумчивости, и она поспешно сбежала вниз.
Неожиданным посетителем оказался Джереми Грейхем, ее ненаглядный папочка. Тори повисла у него на шее, смеясь и плача. Только сейчас она поняла, как по нему соскучилась. А он, красивый, респектабельный, как обычно невозмутимый, похлопывал ее по спине широкой ладонью и приговаривал:
— Ну-ну, Кошечка, успокойся. Все хорошо, малыш.
Наконец Тори оторвалась от отца и повела его в дом, таща за руку, как в детстве. Ей непременно хотелось все сразу ему показать: гостиную с картинами на стенах, мастерскую, свои пустынные работы, а главное — портрет дяди Джеймса, который она только что закончила.
Отец, улыбаясь, ходил за говорившей без умолку Тори, все смотрел, хвалил и с удовольствием поглядывал на жизнерадостную дочку. Он боялся найти свою Кошечку такой, какой привык видеть за годы ее замужества, — подавленной, ушедшей в себя.
Тори уже показала ему все, кроме портрета дяди Джеймса, да еще ей не терпелось поговорить о прабабушке Магде, но тут она вдруг спохватилась:
— Ой, папа, ты же с дороги. А я тебе даже чаю не предложила!
— Умница, цынгарелла, вспомнила. А то я уже собирался подсказать.
Отец с дочерью обернулись к лестнице, по которой к ним спускался, широко улыбаясь, Алан Йорк, в отличие от Тори, полностью одетый и причесанный.
Тори с гордостью улыбнулась:
— Папа, познакомься, это мой жених, мистер Алан Йорк, археолог.
— Рад знакомству, мистер Йорк. Я — Джереми Грейхем.
— Очень рад. Являюсь вашим поклонником.
Грейхем кивнул и повернулся к Тори:
— Я не ослышался? Ты сказала — жених?
— Да, — упавшим голосом подтвердила Тори. — Знаю, что ты хочешь сказать. Все время забываю, что все еще замужем.
— Именно поэтому я и приехал, Тори.
— Давайте поговорим за чаем, — предложил Алан, уже колдующий на кухне. — Или вы предпочитаете кофе?
— Если можно, кофе со сливками, — откликнулся скульптор.
— Значит, у вас с Тори общие вкусы, — подытожил Алан. — И еще, оказывается, моя невеста замужем. Это неожиданно.
— Я привез документы для развода, которые Тори должна подписать. Правда, в связи с ее новым состоянием, дело несколько усложняется. Нельзя ли пока не афишировать ваши отношения? — задумчиво спросил Грейхем.
— Пап, в чем дело? Не тяни, пожалуйста. — Нетерпеливо попросила Тори.
— Дело в том, малыш, — объяснил отец, усаживаясь в предложенное Аланом кресло и отпивая кофе, — что твой муж потребовал развода на том основании, что ты от него сбежала с каким-то мужчиной. Как ты понимаешь, не составило труда доказать, что этот мужчина — твой родной дядя. А сбежала ты в результате плохого обращения и многочисленных измен твоего мужа. Я нанял частного детектива. Материалов, подтверждающих это, более чем достаточно.
— Так в чем же дело? — спросила Тори.
Отец кивнул в сторону невозмутимо попивающего кофе Алана.
— Твой муж тоже мог нанять частного детектива и собрать материалы о твоей измене.
— Он здесь не появлялся, — спокойно возразил Алан. — Мне бы сообщили.
— Но может появиться, — предупредил Грейхем. — Поэтому до конца процесса я бы вам посоветовал не давать повода для слухов.
— Поздно! — радостно сказала Тори. — Мы уже дали.
— Детка, ты понимаешь, что Джордан в этом случае запросит такую сумму, что я буду разорен? А в случае, если удастся доказать его виновность, ты будешь обеспечена на всю жизнь. Кстати, на что ты вообще живешь, Тори?
— Пока на то, что мне дал дядя Джеймс. А кормит меня Алан, — легкомысленно ответила Тори. — Мне, папочка, от Джордана ничего не надо.
— Сразу видно, что ты унаследовала не только внешность, но и натуру своей цыганской прабабушки. — Отец улыбнулся. — Американка в жизни не произнесла бы такую фразу.
— Сэр, — вмешался Алан, — а что, если вы ознакомите этого типа с компрометирующими его самого материалами и тихонечко шепнете, что если он не будет возникать, Тори от него ничего не потребует?
— Я думаю, его это только насторожит. Любая на месте Тори стрясла бы с него миллионов десять по меньшей мере.
— Этот негодяй так богат? — удивился Алан. — Так зачем ему разорять вас и Тори?
Джереми Грейхем весело рассмеялся.
— Вы с Тори великолепно подходите друг другу!
— Спасибо, сэр, мы тоже так считаем.
— Во всей Америке не найдется пары, которая бы рассуждала подобным образом. Хорошо, я попробую воспользоваться вашей идеей: ознакомлю Джордана со сведениями о его многочисленных изменах жене и скажу, что Тори скромно запрашивает в качестве возмещения морального ущерба небольшую сумму в миллион долларов. Тем, более что он заинтересован в скорейшем разводе. Говорят, подыскал себе богатую невесту. А вам, по крайней мере, будет на что жить.
— Нам есть на что жить, сэр. Мы с Тори не голодаем и даже завели домашнее животное. — И Алан гордо показал отцу своей невесты на Ушастика, весьма своевременно показавшегося в дверях.
Джереми Грейхем замахал руками и расхохотался до слез.
— Ну, друзья мои, с вами не соскучишься. Значит, деньги вам не нужны?
— Не нужны! — хором ответили Тори и Алан.
— А откуда вы их вообще берете?
— С неба сыплются, — серьезно ответил Алан.
— Да ну? — удивился скульптор. — Первый раз слышу о таком оригинальном источнике материальных благ.
— Ну как же, — пожал плечами Алан, — а манна небесная?
В это время в холле зазвонил телефон. Тори извинилась и поспешила взять трубку. Она сразу узнала голос лорда Роберта:
— Тори, будь добра, сообщи Алану, что его ждет манна небесная!
— Что?!
— Так точно и передай. Я подожду.
Тори вернулась в гостиную, к Алану и отцу.
— Алан, — буднично сказала она, — там звонит лорд Роберт и просит тебе передать, что тебя ждет где-то там манна небесная.
— Да? Весьма кстати, — обрадовался Алан. — А где, он не уточнил?
— Спроси у него сам. Меня твой Бобби нервирует.
Алан вышел. Отец посмотрел на Тори с улыбкой.
— Знаешь, — сказал он, — я совершенно не удивлюсь, если так оно и есть. Мне кажется, твой жених — совершенно фантастический персонаж, с ним может произойти, все, что угодно.
— Ну, — сказала Тори, — развлечения у него, конечно, своеобразные. Пока что я в его компании благополучно пережила шторм над Бермудским треугольником, плен у мафиози и танец в объятиях лорда Роберта.
— Да, — согласился Джереми Грейхем, — это серьезные испытания.
Тут в гостиную вернулся Алан и буднично сообщил, что спасенный им шейх перевел на его имя в банк Филипа миллион долларов.
— Вот видишь, папочка! — обрадовалась Тори. — Теперь нам точно есть на что жить. Если, конечно, эти деньги не понадобятся кому-нибудь из друзей Алана больше, чем нам.
— Ничего, — оптимистично предположил ее отец, — вам другие с неба нападают.
— Ура! — крикнула Тори. — Видишь, Алан, папочка в нас верит. Тем более что мне еще сегодня ничего с неба не падало. Так что все впереди.
В прихожей раздался звонок.
— Странно, — удивилась Тори, — кто бы это мог быть?
— Наверное, деньги пришли, — предположил Грейхем, искренне наслаждаясь ситуацией. — Упали с неба, видят — никто их не спешит подобрать. Они сами и пришли.
— Что ж, — сказал Алан, — может быть, может быть.
И пошел открывать. На пороге стоял мальчишка-посыльный с почты.
— Телеграмма для мисс Тори, — сообщил он.
Тори взяла телеграмму, оглядела присутствующих и пожала плечами.
— Читай, скорее, — с детским любопытством потребовал отец. — Ужасно интересно узнать, куда тебе предлагают заехать за манной небесной.
— В Пенсильванию, — сказала Тори, пробежав глазами текст телеграммы.
Публика в лице ее отца и жениха нетерпеливо потребовала огласить извещение вслух.
Тори послушно зачитала телеграмму. Она была от Дона Кортесе. Он сообщал, что, решив серьезно заняться искусством, переехал в Пенсильванию, где приобрел крупную картинную галерею. И теперь мечтает приобрести для нее ряд полотен замечательной художницы Виктории Грейхем. Согласен на любую цену, которую она назначит. С нетерпением ждет ответа.
— А кто такой этот Дон Кортесе? — потрясенно спросил скульптор.
— Очень хороший человек, бывший главарь мафии в Майами, — с готовностью пояснила Тори. — Продам-ка я ему мои кактусы. Думаю, миллиона три за цикл — нормальная цена. А я буду ужасно рада от них избавиться, у меня с этими кактусами в пустыне связаны неприятные воспоминания.
— Дочка, ты за меня словечко не замолвишь, если что? — с улыбкой попросил ее знаменитый папа.
— Конечно замолвлю, папочка, — ласково ответила Тори. — Так что ты Джордана не бойся. Ему нас не разорить. Ну куда ему тягаться с нашими шейхами, лордами и мафиози, тьфу, то есть меценатами.
— Ну и прекрасно, — успокоенно сказал Джереми Грейхем, человек с чувством юмора. — Я ехал сюда, признаться, с тяжелым чувством. Беспокоился за дочку. А сейчас спокоен. В такой исключительной компании ты, Кошечка, не пропадешь.
— Она не пропадет и без всякой компании, — объяснил Алан. — У нее есть я. И всегда буду.
— Благословляю! — торжественно сказал Грейхем и достал из портфеля пачку бумаг. — Значит, я приехал как нельзя более кстати. Тори, не сочти за труд подписать документы для развода.
И та их с радостью подписала.
— Папочка, ты погостишь у нас?
— Нет, детка, не могу. Еле вырвался, куча дел. И к тому же хочу поскорее освободить тебя от этого ворона Джордана. Вот тогда совсем успокоюсь.
— Ну хотя бы заночуй, — жалобно попросила Тори. — Ты даже представить себе не можешь, как много мне надо тебе рассказать.
Алан деликатно перебрался на этот день в коттедж Филипа. И приходил только к обеду и ужину, понимая, что Тори не до приготовления еды. День-другой она может обойтись без его поцелуев, но без его кулинарных способностей — вряд ли.
— Ну Тори, — глядя на него, радовался ее отец. — Все-таки есть высшая справедливость на свете. Насколько тебе с Джорданом не повезло, настолько же...
— Алану со мной повезло! — самодовольно закончила Тори.
— Слава Богу... и спасибо Алану, — смеялся отец. — Я снова вижу свою прежнюю озорную Кошечку. Счастлива ты с ним?
— Еще как! Только ты, папочка, еще всего не знаешь, — посерьезнела Тори. — Боюсь даже, что не поверишь. Уж очень все неправдоподобно. Если бы мне такое рассказали, я бы и сама ни за что не поверила.
— Рассказывай, попробую поверить. Тут у вас во что угодно поверишь.
— А если я тебе скажу, что во мне — душа прабабушки Магды? А в Алане — ее убитого возлюбленного, сына цыганского барона Аньоло?
— Откуда ты знаешь про Магду и Аньоло? Мы же тебе, кажется, не рассказывали, — нахмурился отец.
— Не рассказывали. Аньоло убили в их первую и последнюю брачную ночь. Они даже не успели стать мужем и женой. Сама Магда чуть не умерла от нервной горячки. Даже не знаю, как она выжила, уж очень плоха была. Ты знаешь, что было дальше? Расскажи.
— Что было дальше? Знаю, — неторопливо сказал отец, испытующе взглянув на Тори серыми глазами. — Я знаю, поскольку мне об этом сам дед и рассказывал. Тот самый, что на Магде женился. Рассказывал и плакал, потому что ее тогда уж давно не было. Вот только не понимаю, откуда ты про Магду и Аньоло знаешь. Тебе-то кто рассказывал?
— Никто, папа. Я сама все это во сне видела. Хочешь — верь, хочешь — не верь.
И Тори рассказала отцу о своих снах. И про Лию рассказала, только не упомянула, что она была очень похожа на маму.
— Невероятно, просто невероятно! — Впервые Тори видела, как ее невозмутимый отец в волнении ходит по комнате и ерошит густые седые волосы. — А ведь это скульптуру можно сделать! Сколько сюжетов: Рамон с Лией, Магда с Аньоло, старая цыганка-нянька у постели спящей красавицы накануне свадьбы... Да много можно...
— Папа, — тихо попросила Тори, — не надо этого делать. Нет этого ничего уже, и тревожить память о предательстве и убийстве не надо. Мы вот с Аланом — живые памятники. Мы друг друга любим, как Магда с Аньоло. Американцы так страстно любить не умеют. Мы друг друга как цыгане любим. Такой любовью, которая сильнее смерти.
— Тори, — помолчав, попросил отец, — будь осторожна. Любовь — это не только страсть. Остерегайтесь растратиться на это чувство. Сгорите — и ничего не останется. Сохраняйте нежность, бережность, душевную близость. Детей рожайте.
— Это обязательно! — радостно отозвалась Тори. — Уже запланировали!
— Ну и хорошо. Дедом наконец стану. Ты у меня, дочка, единственная, больше внуков ждать не от кого.
— Папа, — попросила Тори, — расскажи все-таки про Магду. Как у нее жизнь сложилась после того, как Аньоло был убит.
— Больше радости у нее так и не было, доченька.
— Как? Она же опять замуж вышла. Значит, полюбила?
— Нет, табор спасала, — покачал головой отец.
— Как это?
— Было все так, как ты рассказываешь. Рамона из табора выгнали. И он начал мстить. Аньоло был его первой жертвой.
— Потом — Лия!
— Вот про Лию никто не знал. Пропала она, и все. А Рамон связался с шайкой разбойников, и стал их на табор натравливать. Прежде всего, они убили старейшину.
— Да ты что?
— Ну он же Рамона прогнал. Вот его и зарезали на следующую же ночь или чуть позже. Потом девушек начали похищать. Тогда два табора объединились. Цыганский барон, отец Аньоло, тоже к ним примкнул. Вместе пытались от разбойников обороняться. Жить стало страшно. За детишек боялись.
Однажды днем в табор заехал молодой американец Ник Грейхем, богатый бездельник. В Италию тогда модно было приезжать со всего света. Вот этот богач и ездил, не столько искусством любовался, сколько красавиц коллекционировал.
— Это ты про деда?
— Да, про него. Ну так вот. Магда уже к тому времени поправилась. Только грустная была, на люди не выходила. Все со своей нянькой в шатре сидела. Танцевать перестала. А тут случайно вышла, кажется, за водой. Ник, мой дед, сразу, как ее увидел, влюбился до смерти. Рассказывал, что была она стройная, тоненькая, гордая. Голову высоко держала. Глаза огромные, синие. Волосы — черным водопадом до колен. Ник говорил, что никогда, ни до этого, ни после, таких красавиц не видел. Видимо, все цыгане заметили, как он на нее смотрит. Тут кому-то в голову и пришла мысль — эмигрировать в Америку. Потому что понимали: иначе от мести Рамона им не укрыться. Он так и сказал, что пока весь табор до последнего цыганенка не вырежет — не успокоится. Вот цыгане и упросили Магду, чтобы она вечером станцевала перед американцем.
Магде, видимо, все равно было, где жить, с кем, а люди просили. Она и станцевала так, как в прежние времена. Может быть, даже забыла на это время, что Аньоло уже нет. Конечно, после этого Ник уже ни о чем больше не думал, только бы эту девушку с собой увезти. Как только он ей об этом сказал, так она и согласилась. Только поставила условие — взять с собой оба табора. Он понял, что она только из-за цыган соглашается, но что делать! Так влюбился, так хотел ее заполучить, что согласился на ее условие. Нанял корабль, погрузил туда цыган и привез в Штаты. Говорят, до сих пор их у нас встречают — то ли в Техасе, то ли в Нью-Мехико. Видимо, ассимилировались, с индейцами породнились.
— Некоторые, может, большими людьми стали, — усмехнулась Тори, вспомнив Дона Кортесе. — По крайней мере, их потомки.
— Это маловероятно, — усомнился отец. — Хотя, чего только в жизни не бывает.
— Ну а что с Магдой?
— Магда вышла замуж за Ника Грейхема. А прожила после этого всего год. Забеременела, родила мальчика, который стал потом моим отцом, и умерла сразу после родов.
— А Ник? Долго горевал?
Помнил ее всю жизнь. Только это не мешало ему развлекаться. Женщин менял примерно раз в неделю. Из-за одной из них и погиб — убили из ревности. Интересный был мужчина.
— Знаю, знаю: блондин, среднего роста, серые глаза. Точное описание?
— Тори, ты меня пугаешь! Именно так он и выглядел.
Тори долго смеялась, но отцу ничего говорить не стала. Мало ли какие бывают в жизни совпадения. Сказала только, что знала одного такого ловеласа.
— Пап, а ты в реинкарнацию веришь?
— Я, дочь, чего не видел, в то верить не могу. Верю, как говорится, только своим глазам.
— А вот я верю. Цыганкой я была — это точно. Но это что! Мне иногда снится, что я дикая кошка — то ли пантера, то ли пума, не очень я в них разбираюсь. А Аньоло, он же Алан, снится мне в виде ягуара. И мы с ним любим друг друга такой... лесной любовью.
— Фантазерка ты, Виктория! И всегда была фантазеркой...
Так Тори с отцом проговорили до поздней ночи. И только перед сном она спохватилась, что не показала ему портрет дяди Джеймса. Они пошли в мастерскую. Тори открыла портрет, который до сих пор стоял на мольберте. Странно, ей показалось, словно бы лицо Старика стало моложе, а глаза смотрят живее. Тори вспомнила, что как-то в грозу предложила изображению дяди Джеймса нарисовать его молодым, чтобы он узнал, что такое любовь.
— Тори, ты молодчина, — помолчав, оценил отец. — Джеймс у тебя словно живой. Все тут, на твоем портрете: его мудрость, доброта и любовь. Мне иногда кажется, что он живет на свете не первый раз...
— Ага, ловлю тебя на слове, папочка! Кто это у нас не верит в реинкарнацию? Конечно, не первый. И мы с тобой не первый раз на свете живем. Только он, похоже, ни разу не сделал шага назад...
Рано утром следующего дня отец уехал, поцеловав на прощание дочку и крепко обняв Алана. Он испытывал огромное облегчение оттого, что его девочка счастлива и находится под надежной защитой этого удивительного рыжего парня.