Алану не пришлось будить Тори. Она проснулась на рассвете и снова удивилась сама себе. Все необычайней и необычайней, подумала она словами из «Алисы в стране чудес». Может быть, я вовсе и не я, а какая-нибудь Мэйбл или Энн?

Дождь за окном больше не стучал, но и солнечные лучи не пробивались сквозь приоткрытые жалюзи. Погода явно испортилась. Но настроение у Тори было абсолютно безоблачным. Рядом на подушке кто-то тихо посапывал. Она повернула голову и увидела Ушастика, уютно свернувшегося рядом с ее щекой. Она с удовольствием погладила мягкую шерстку. Котенок проснулся, потянулся и сладко зевнул, высунув розовый язычок. Тори последовала его примеру. Тори тоже с наслаждением потянулась, ощущая свое разомлевшее под одеялом тело. Это Алан укутал ее вчера. И неудивительно, что ей всю ночь снились сны, полные зноя и неги. То она была пылкой цыганкой, то грациозной тропической кошкой.

Но нежиться в постели и вспоминать сны было некогда. Пора отправляться на поиски Филипа, которого она любила уже потому, что его любил Алан.

Тори накинула кимоно, наспех умылась и причесалась. Было только шесть часов, когда она, прихватив голодного котенка, уже спустилась в гостиную, где, раскинувшись на диване, крепко спал Алан. Наверное, поздно заснул вчера. Тори вспомнила, что Джордан не раз с раздражением говорил ей, когда она просила его не спешить, быть с ней поласковее, что мужчине вредно сдерживаться. И если она ему иной раз отказывала, он потом долго не мог заснуть. Тори виновато вздохнула и прокралась на кухню. Стараясь не шуметь, она приготовила кофе, тосты и яичницу с беконом, налила Ушастику молока. И только потом пошла будить Алана.

Тот лежал на спине, закинув руки за голову, до половины прикрытый мохнатым пледом. Тори немножко полюбовалась его скульптурным торсом, тихонько поцеловала родинку на плече и хотела было окликнуть этого соню. Но неожиданно попала в плен. Алан, стремительно приподнявшись, схватил ее за талию и притянул к себе, на диван. Тори лежала в объятиях любимого, на нагретых его телом простынях и умирала от наслаждения под градом поцелуев, которыми он, склонившись над ней, покрывал ее лицо, шею и грудь, едва прикрытую шелковым кимоно.

Но град поцелуев прекратился так же внезапно, как начался.

— Девочка, разве ты не знаешь, что подходить утром к спящему мужчине не безопасно? — строго спросил Алан.

— Я просто хотела тебе сообщить, что завтрак уже на столе, — пролепетала Тори.

— Прекрасно, Только в следующий раз предварительно надень на себя что-нибудь более подходящее. Скафандр, например. А теперь тебе придется подождать, пока я приму холодный душ.

Оставив Тори в теплом гнездышке, Алан быстро вскочил, ловко задрапировавшись в простыню, и отправился наверх, в ванную. Через десять минут он уже сидел за столом и с аппетитом уплетал приготовленную Тори яичницу.

— Тори, я тебя просто не узнаю. Еду готовишь, колючки все попрятала. Признавайся честно: ты в меня влюбилась?

— Нет, — честно призналась Тори. — Просто я люблю тебя еще с девятнадцатого века. Но только вчера об этом узнала.

— Кстати, ты об этом хотела мне рассказать?

— Да, но давай отложим это до более подходящего времени. Сейчас некогда... А ты?

— Что я?

— Ты в меня не влюбился?

— Милая, — серьезно сказал Алан, отложив вилку и тщательно вытерев салфеткой губы, — я расскажу тебе об этом отдельно от яичницы (должен признаться, превосходной яичницы) и кофе по-турецки. И не только расскажу. Вот только найдем этого баламута Филипа. А после я сразу же приступлю к обстоятельному разъяснению этого судьбоносного вопроса.

После завтрака они перешли в гостиную и стали обсуждать план действий. Алан расстелил на столе атлас, и они оба склонились над картой Америки, прикидывая маршрут.

— Нет проблем, — порадовался Алан. — За день управимся. Чуть более тысячи миль от Хантингтона до Бермудских островов и примерно столько же до Майами. Так что слетаем в Гамильтон, заберем Анджелу. И сразу же махнем во Флориду. Возражений нет?

— Какие возражения могут быть у пассажира, который с трудом уговорил сурового пилота взять его в полет? — фальшиво смиренным голоском ответила Тори.

— Суровый и корыстолюбивый пилот настолько доволен платой за проезд, что готов позволить пассажиру высказать свое мнение! — В голосе Алана опять появилась знакомая волнующая хрипотца.

Склонившись над атласом, они почти соприкасались Волосами. Да еще это напоминание о ласках... Тори стало жарко. Она вскочила и распахнула окно. В это время в комнату вошел Ушастик. Он явно освоился в новом жилище и вышагивал с уморительной важностью. Именно в этот момент за окном грозно залаял на кого-то соседский пес. Перепуганный котенок совершил фантастический прыжок и в один миг оказался на каминной полке: спинка выгнута, шерсть дыбом. Это выглядело довольно забавно, и Алан от души расхохотался. Но Тори было не до смеха.

— Ваза! — всплеснула она руками и кинулась к камину. Как раз вовремя. Пес снова гавкнул, котенок метнулся и, сбитая им ваза, покатилась к краю полки.

Да, не зря все же Тори считалась одной из лучших баскетболисток в колледже, несмотря на небольшой рост. В отчаянном броске она успела подхватить вазу буквально на лету. Правда, сама Тори все же шлепнулась на ковер, но драгоценная ваза, целая и невредимая покоилась в ее вытянутых руках. Зрелище было уморительным, и Алан, наблюдавший за этой сценкой, просто держался руками за живот.

Тори хотела, было, сказать ему «пару ласковых», но ее внимание отвлек легкий звон. Из спасенной вазы, перевернутой вниз дном, выкатилось небольшое золотое кольцо. Тори положила его на ладонь, чтобы хорошенько рассмотреть, и замерла.

— Что там, — все еще посмеиваясь, спросил Алан. — Какая-то фамильная драгоценность? Ушастик обнаружил клад?

Он подошел к молчащей девушке и присел рядом, рассматривая находку.

— Ну и ну, — ошеломленно пробормотал он. — Просто фантастика. Тори, взгляни!

Алан откинул прядь волос с левого уха. И Тори увидела в нем сережку — точно такое же золотое колечко. Оно было накрепко запаяно.

— Откуда оно у тебя, — побледнев, спросила она Алана. Или Аньоло? Все смешалось в ее бедной голове.

— Помнишь, я говорил тебе, что меня в детстве украли цыгане? Они мне и приделали это кольцо. Какая-то старая женщина. Было больно. Еще помню глаза старика-цыгана. Он сказал: «Ищи второе кольцо. Это твое счастье». Ты что-нибудь понимаешь, Тори?

— Да. Теперь понимаю. Помоги мне вдеть это кольцо.

Она без всякого сожаления вынула из ушей бриллиантовые сережки и повернулась левым ухом к Алану. Он осторожно вставил в дырочку на ее нежной мочке найденное колечко.

— А запаять сможешь? — спросила Тори.

— Раз плюнуть. Все археологи — ювелиры.

— Ты сейчас не шути и не смейся, — серьезно попросила Тори. — То, что происходит, очень важно для нас обоих. Только теперь нет времени, я позже тебе все объясню.

Когда колечко было запаяно, Тори повернулась к Алану, обняла его и подставила губы для поцелуя. Он сжал ее в объятиях и поцеловал. Очень крепко. И хотя Алан не знал того, что знала его маленькая цыганочка, но вдруг совершенно отчетливо понял: он наконец нашел то, что искал всю свою жизнь.

Однако пора было отправляться в путь. Алан быстро съездил на пикапе за вещами. Заодно попросил соседку миссис Дженкинс присмотреть в их отсутствие за Ушастиком, не брать же с собой этого непоседу. Вернувшись, он застал свою «пассажирку» уже готовой к путешествию. Тори собралась быстро, прихватив тот минимум, который может пригодиться в дороге. Правда, кроме удобной одежды, она, подумав, упаковала пару вечерних нарядов. Майами все-таки. Хоть сейчас и не сезон, но публика там все равно шикарная.

До аэродрома в Хантингтоне они доехали на пикапе Алана, который он оставил на платной стоянке. Увидев «летающую кастрюлю», которую одолжил Алану некий Бобби, Тори ахнула. Шикарная кастрюлька. Особенно внутри. Салон небольшого самолета был необычайно комфортабельным и изысканно оформленным.

— Алан, открой тайну: кто такой Бобби?

— А, это один англичанин, владелец месторождения алмазов в Южной Африке.

Тори сразу припомнила ряд журнальных и газетных статей.

— Лорд Роберт? Известный плейбой?

— Он самый, — улыбнулся Алан. — Ты тоже с ним знакома?

— Как-то не пришлось... — небрежно пожала плечами Тори.

Алан тем временем занял место пилота.

— Если хочешь, можешь устроиться в салоне, полистать журналы, — предложил он Тори.

— Нет уж. Можно, я сяду рядом? — И не дожидаясь ответа, Тори уселась в кресло второго пилота.

— Ты всегда спрашиваешь разрешения постфактум? — Алан засмеялся, но возражать не стал.

Вскоре они были в воздухе. Тори чувствовала себя вполне комфортно, особенно после того как убедилась, что Алан прекрасно справляется с управлением. И ей захотелось поболтать.

— Интересно, как это скромный археолог умудрился завести знакомство, да еще близкое, с такой знаменитостью, как лорд Роберт?

— Ты не можешь себе представить, с кем приходится встречаться во время экспедиций. Помнишь, я тебе рассказывал про цыган, с которыми, можно сказать, подружился в Италии? А с Бобби я столкнулся в Мексике. Археология — его хобби. Он снабжает экспедиции деньгами и иногда даже собственноручно что-нибудь раскапывает.

— А чем объясняется его дружеское расположение именно к тебе? Ты благородно одолжил замерзающему в тропиках лорду свой меховой спальник?

— Ага, кошечка опять выпустила свои коготки. Нет, все было гораздо серьезнее. Так, по крайней мере, считает Бобби. Дело в том, что он прикарманил одну штуковину из усыпальницы ацтеков, после чего с ним начали происходить всевозможные гадости. Между прочим, грозившие по меньшей мере серьезными травмами. А поскольку я в это время был рядом, то всячески мешал лорду свести счеты с жизнью во цвете лет...

— Короче, вытаскивал его, как Ушастика, из разных там бурных потоков?

— Примерно так. А когда надоело, объяснил этому чудаку, что он своим поступком, по всей вероятности, схлопотал проклятие ацтеков. И уговорил его вернуть штуковину на место. После чего дело пошло на лад, и мы вернулись в цивилизованный мир целыми и невредимыми. Бобби оказался благодарным парнем и теперь с радостью оказывает мне мелкие услуги.

— В виде проката самолетов, например.

— Вот-вот.

В кабине было очень тихо, слышен был только легкий шум мотора. Тори задумалась, глядя сквозь толстое стекло на белоснежную равнину, расстилавшуюся под ними. Они летели над облаками, и девушке казалось, что самолет едет, словно автомобиль, по заснеженному полю. Она ни разу не была на севере и подумала, что это, должно быть очень красивое зрелище, когда все вокруг покрыто белоснежными хлопьями — земля, деревья, дома. Мысль о снеге напомнила ей фразу, которую она сказала Алану в запальчивости — о том, что она захочет его близости, когда в Майами четвертого июля пойдет снег. Кажется, с этого момента прошло всего два дня, на дворе июнь, а в Майами, скорее всего, дождь. Но она уже разрешила ему прикасаться к ней, и была этому рада. Тори чуть не застонала вслух, вспомнив, как его руки нежно сжали то местечко, которое сейчас так удобно расположилось в кожаном кресле. При мысли, что все это будет иметь продолжение, ее окатило жаром. Вместе с этим сладостным приливом пришло ясное и радостное понимание, что она действительно любит этого чудесного рыжего парня. Любит по-настоящему, всей душой, всей своей женской сущностью, которая наконец проявилась в ней, словно только и ждала этой встречи. И Тори украдкой потрогала золотое колечко, которое соединило их навеки.

Оторвавшись от зрелища снежной равнины, девушка стала незаметно рассматривать своего суженого: четкий профиль, сильные руки... Алан сосредоточенно управлял самолетом. Судя по морщинке между сведенными бровями, его мысли были не такими приятными, как у Тори. Она отругала себя за эгоизм. У Алана пропал брат, а она предается сладостным воспоминаниям и мечтам.

— Алан, ты мне так и не объяснил толком, что произошло. Что рассказала Анджела?

— Только то, что Филипу позвонил парень, руководивший отделением его банка в Майами, и неожиданно сообщил, что отказывается от своей должности. Причем без объяснения причин. Правда, он сказал, что уже подыскал человека на свое место. Все это показалось Филипу очень странным. Во-первых, он сам назначает руководителей филиалов. Во-вторых, это всегда люди, которых он хорошо знает и которым полностью доверяет. А кандидатура, предложенная этим «бывшим» ему ни о чем не говорила. Короче, дело темное. Филип тут же вылетел в Майами, чтобы лично во всем разобраться, и исчез. Анджеле не позвонил, в отеле не появлялся. Вот и все, что я пока знаю.

— Вы с Филипом очень близки?

— В детстве были неразлучны. Да и сейчас видимся, как только предоставляется возможность.

— Знаешь, тогда ты обязательно почувствовал бы, что с ним случилась беда. Потому что между близкими людьми всегда существует незримая связь. У моего папы больное сердце. Так я всегда чувствую, когда у него приступы, даже если нахожусь очень далеко. Прислушайся, что ты испытываешь при мысли о Филипе?

— Некоторую тревогу, разумеется. Неизвестность мучает.

— Ну это чисто умственное. А сердце что говорит?

Алан немного помолчал, видимо прислушиваясь к своему безупречному сердцу, потом улыбнулся.

— А ничего! Стучит себе в ритме самбо.

— Ай-ай-ай, в ритме самбо — это плохо, это — аритмия.

— Какая же это аритмия? Ты, цынгарелла, видать, никогда самбо не танцевала. Ничего, я тебя научу.

— Договорились. Будем танцевать с Филипом и Анджелой, кто кого перетанцует.