Некоторые числа важнее других. Двадцать пять, например. Я прожила целую четверть века. И чувствовала себя как никогда уравновешенной и уверенной в собственных силах. Может, потому, что теперь владела землей, даже если об этом никто не знал? Прошли все мои приступы недомогания, утренняя вялость, головокружения, вызванные малейшими переживаниями. Мама называла меня своей «опорой в старости» и в глубине души радовалась, что я так и не вышла замуж. Она удержала меня при себе, ведь она всегда об этом мечтала.
В конце ноября я вернулась в Лондон и первым делом отправилась с визитом к Шмалям. Ноэль, семилетний мальчуган, угловатый и колючий, потребовал, чтобы я задала ему вопрос на французском, а он бы ответил на немецком. Потом его младшая сестренка подбежала и воспроизвела выученный наизусть греческий алфавит, которому ее обучил брат. Матерям учениц пансиона эти два вундеркинда наверняка казались уродами, чей мозг взорвется от водянки еще до достижения подросткового возраста. В тот день я подарила крестнику «Книгу новых чудес», раздобытую в магазине мистера Гэллоуэя.
Роза
А мне, мне можно показать подавок колёсной?
Ноэль (с яростью)
Подарок, подар-р-рок!
Роза (смиренно)
Подав-в-вок.
Ей разрешили подняться в детскую и принести оттуда игрушечного зверька.
Герр Шмаль
Взгляните, мисс Тиддлер, что я вчера купил в игрушечном магазине Хэмли.
Это был мастер Питер в матроске.
Я
Ужас какой. А глаза вообще никуда не годятся.
Герр Шмаль
Вы понимаете, что кто-то крадет у вас ваше произведение? А недавно я видел обои с мадемуазель Дезире и мисс Тютю! Вам непременно нужно отстаивать свои права.
Я
Но как?
Ноэль (отрывается от книги)
Найдем адвоката и подадим иск.
Герр Шмаль
Нехорошо вмешиваться во взрослый разговор, Ноэль… хотя он прав. Вам нужно зарегистрировать патент. Так вы сможете продавать раскраски, чашки, носовые платки, настольные игры, грелки с мастером Питером, Тимом Тикетом и Лордом Снобом!
Я
Это ужасно.
Ноэль
Зато, колёсная, вы разбогатеете и купите мне лабораторию, где я бы ставил опыты из разных книжек.
Роза
Можно мне тоже в лаболаторию, ну пожалуйста, Ноэль!
Ноэль
Только чур, сначала вымыть руки!
С мыслью об этом разговоре я отправилась на следующий день в «филиал мастерской Деда Мороза» — а точнее, в магазин игрушек Хэмли. На первом этаже я обнаружила дюжину «мастеров Питеров»: каждый из них дожидался своего будущего маленького хозяина или хозяйку. Я взяла одного в руки, повертела, поставила на место. Глаза мастеру Питеру сделали из обувных пуговиц, что придавало ему весьма злобный вид; усы оказались такими жесткими, что наверняка выкололи бы ребенку глаз, если бы тот захотел прижать игрушку к себе; а одежду сметали наспех крупными стежками. Мне стало стыдно за мастера Питера, и я поспешила в издательство «Кинг и компания», чтобы высказать свое неудовольствие Маршаллу. Он выслушал меня и улыбнулся.
Маршалл
Я боялся вам сказать. Отец считает, мы должны продавать «привлекательные производные продукты». Он предпочитает употреблять такой термин; но если уж речь зашла о ФШП, то предприятие может принести неплохой доход.
Маршалл женился в апреле 1895 года, и, когда пришло время сказать тост, я водрузила на свадебный стол первый «привлекательный производный продукт».
Я (обращаюсь к прелестной новобрачной)
Безусловно, главный привлекательный продукт для Маршалла — это вы, милая Мадлен.
Норман и Норберт
Ура тетушке Черри!
Все
Ура!
Не одна я заслужила бессчетные «ура!» в начале 1895 года. После успеха «Идеального мужа» мистер Уайльд поставил на сцене театра Сент-Джеймс «Как важно быть серьезным» с мистером Эшли в роли Алджернона.
Мне пришло приглашение на премьеру, собравшую весь цвет Лондона: аристократов, денди, художников. Я сидела между кузиной Лидией и миссис Картер, которая еще до начала спектакля успела сообщить, что мистер Эшли порвал с мадемуазель д’Эстивель и стал любовником Нэнси Вэнбург, своей новой партнерши.
Миссис Картер (восторженно)
Эти актеры жутко распущенные!
В первые минуты пьесы я увлеченно занималась тем, что, нацелив на мистера Эшли театральный бинокль, искала на его лице следы того самого жуткого распутства. Но он выглядел на редкость свежим и юным, хотя, возможно, его просто хорошо загримировали. В его игре причудливо сочетались непринужденность, тщеславие и дерзость, каждая реплика била в точку.
Алджернон-Эшли
Все женщины со временем становятся похожи на своих матерей. В этом их трагедия. Ни один мужчина не бывает похож на свою мать. В этом его трагедия [20] .
Джек
Это что, остроумно?
Алджернон-Эшли
Это отлично сказано.
Пьеса закончилась; зрители в едином порыве стоя рукоплескали автору. В тот вечер я в последний раз видела Оскара Уайльда на сцене в лучах славы.
Мы вышли из театра и пытались, как и вся остальная толпа, найти свободный фиакр, как вдруг заметили на соседней улице странное скопление полицейских. Может, какой-то анархист совершил покушение?
Но спустя несколько дней миссис Картер все разъяснила. По ее сияющему лицу я сразу догадалась: речь пойдет о скандале.
Миссис Картер
На время премьеры Оскара Уайльда директор Сент-Джеймса обратился за помощью к Скотланд-Ярду, потому что лорд Квинсбери угрожал забросать актеров морковкой и репой.
Мисс Дин
Морковкой и… да нет, дорогая, это глупость какая-то!
Миссис Картер наклонилась поближе и шепотом поведала нам о «том позорном деле».
После ошеломляющего февральского успеха на театральных подмостках уже в апреле Оскара Уайльда арестовали, и на следующий день директор Сент-Джеймса убрал его пьесу из репертуара. Мистеру Эшли предложили роль во втором составе в пьесе какого-то другого автора, но он наотрез отказался и был уволен. Прошло несколько недель, я тревожилась — он словно исчез с лица земли. Я заглянула в «Святого Георгия с Драконом», где встретила подавальщика, который когда-то надо мной подшучивал. Я спросила, нет ли здесь мистера Эшли.
Подавальщик
Актера? Нет, мисс. С ним все ясно. Мы дали ему понять, что попойки и тому подобное — это не у нас.
Я не нашлась что сказать. Так или иначе, мне непременно надо было узнать, что сталось с мистером Эшли. Я украдкой сунула шиллинг подавальщику.
Я
Не подскажете, где я могла бы его найти?
Подавальщик (засовывая монету в карман)
Гляньте в Лаймхаусе [22] , он там торчит. Дракона гоняет. Настоящего дракона.
Он ушел, а я задумчиво вполголоса повторила: «Настоящего дракона». Что он хотел этим сказать? Домой я вернулась в большом смятении. Следующие несколько дней в голове вертелась загадочная фраза, и я никак не могла взять в толк, где найти дракона в Лаймхаусе. Рассудив, что Глэдис знает Лондон лучше меня, я спросила, слышала ли она о некоем заведении в Лаймхаусе, видимо, трактире под названием «У настоящего дракона» или, может быть, «Погоня за драконом» — но Глэдис лишь недоуменно таращила на меня глаза. Тогда я слово в слово пересказала, что сказал подавальщик.
Глэдис
В Лаймхаусе? Не бойтесь, мисс, я, кажись, знаю, у кого спросить.
На следующий день она принесла ответ. «Гонять дракона» значит «курить опиум», а Лаймхаус славился своими китайскими опиумными курильнями. Эта новость меня огорошила. Если мистер Эшли действительно гоняет дракона, чем я могу ему помочь? Передо мной закружились в хороводе обрывки фраз из «Мести барона в маске»: «Погрузился в пучину порока… погрязнул в грехе… развращен до мозга костей…» А потом я вспомнила, как, выходя из Бедлама, мистер Эшли произнес: «Все мы барахтаемся в грязи, но некоторые глядят на звезды». Неужели вместо того, чтобы услышать его крик о помощи, я лишь обратила внимание на жалобу о пустом желудке? Еще он сказал, что мы живем в разных мирах, которым никогда не соприкоснуться. Но ведь потом добавил: «Иногда наши пути пересекаются по воле Божьей»?
Бессонной ночью я снова прокручивала в голове тот прочитанный в библиотеке Бертрамов скверный французский роман, который определенно стал для меня настоящим справочником. В той книге, оставив новорожденного младенца на паперти, юная аристократка пустилась на поиски своего соблазнителя, который, как всякий уважающий себя соблазнитель, не вылезал из притонов. Чтобы разыскать его, юная дева переоблачилась в одежду моряка.
Глэдис
На что вам рядиться в моряка? Куча джентльменов гоняет дракона. Лучше просто в мужское переоденьтесь.
Глэдис никогда не церемонилась с чужой собственностью, что позволило ей без малейших угрызений совести позаимствовать кое-что из папиного платяного шкафа.
Переодевшись в брюки и сорочку, я вспомнила, как однажды во время рыбалки папа произнес: «Я всегда хотел сына… которого у меня так никогда и не было. Но сегодня я об этом больше не жалею». Высокая и крепкая с виду, в мужской одежде я смотрелась вполне естественно.
Глэдис
О, мисс, какой хорошенький из вас вышел бы паренек! Лучше б вы родились мужчиной.
Сомневаюсь, что стоило воспринимать это как комплимент, но, увидев себя в зеркале, я улыбнулась. Потом закатала слишком длинные рукава, из-за которых смахивала на огородное пугало. Рукава и брючины мы наспех обметали крупными стежками. Завязанные на макушке волосы я спрятала под шляпу-котелок. Увы, я с огромным трудом переступала в тяжеленных папиных ботинках, и от элегантной походки пришлось отказаться. Тогда Глэдис умчалась к старьевщику в Уайтчепел и вернулась с обувью размером поменьше для меня и полным комплектом одежды для себя самой — правда, с потертостями на локтях и с вытянутыми коленями. В один прекрасный день после обеда, когда родители отправились в гости к Бертрамам, молодой человек и его слуга спустились по черной лестнице и выбежали на улицу. Я остановила фиакр и низким голосом — которому наконец-то нашлось достойное применение — приказала кучеру: «В Лаймхаус!» Фиакр остановился, немного не доехав до самого злачного квартала: у кучера, как и у полиции, не было ни малейшего желания туда соваться. Я протянула деньги и как ни в чем не бывало, словно спрашивая о ближайшей бакалее, осведомилась, где найти «приличную опиумную курильню». Кучер, пряча купюру, подозрительно на меня покосился. Указав подбородком на проулок, напоминающий крысиную нору, он пробормотал: «Вон там, ваша милость». Глэдис дернула меня за рукав: пора идти.
Глэдис
Не доставайте большие деньги, мисс. Только монетки.
Я
Называйте меня «сэр». А вы будете «Джек».
В тот момент я была готова идти напролом. Я твердо решила вытащить мистера Эшли из пучины порока и вернуть в театр. Но мысли о высоком не помешали мне заметить, что улочки на грешной земле, по которой мы шли, были скудно освещены и дурно пахли. Кое-как сколоченные деревянные лачуги, откуда доносились смех и детский плач, чередовались с полуразрушенными домами, где вместо оконных стекол была натянута промасленная бумага. Приходилось внимательно смотреть под ноги — местные обитатели выливали помои прямо на улицу. Босоногая девчушка в нижней юбке, лет двенадцати-тринадцати, помахала нам с крыльца, и я решила разузнать у нее дорогу. Но Глэдис снова дернула меня за рукав.
Глэдис
Мисс… тер Тиддлер, это девица легкого поведения.
Поняв, что мы уходим, несчастная прокричала нам вослед все известные ей ругательства. Они не испугали меня, поскольку вполне гармонично вписывались в окружающую обстановку. Глэдис, движимая каким-то шестым чувством, прошла через дворик, в глубине которого обнаружились ступеньки, ведущие в подвал. На массивной входной двери висел молоток в виде дракона. Глэдис взялась за него и дважды громко постучала. Прошла минута. Может, чтобы открыли, нужно стучать по-особому? Глэдис собралась было стукнуть еще, но дверь медленно приотворилась. Желтое толстощекое лицо, показавшееся как луна из темноты, расплылось в щербатой улыбке. «Дж-нт-мны», — пробулькало лицо, и дверь приоткрылась чуть пошире. Пока мы протискивались в подвал, китаец рассыпался в приветствиях и низко кланялся. Я сощурила глаза, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь в кромешной тьме. Дверь за нами, будто на пружине, резко захлопнулась.
Китаец
Двое?
По-прежнему улыбаясь, он показал «два» указательным и средним пальцами.
Глэдис (вполголоса)
Да, видишь, мы вдвоем.
Стояла невыносимая духота. Ни одного окошка — и огромное облако опиумного дыма, висящее над головой. Светились лишь мигающие красные огоньки курительных трубок и ореол свечи где-то в глубине.
Китаец (представляется, почтительно кланяясь)
Ли Чонг. Лучший опиум у Ли. Два шиллинг трубка.
Постепенно я начала различать очертания тел, некоторые из которых съежились прямо на полу, другие вытянулись на лежанках. Неужели мистер Эшли тоже там? Я разглядела моряка, пожилую женщину, здоровенного негра, монгола с гладко выбритой головой — все они, ничего не соображая, без остановки бормотали какие-то слова, бессмысленно ухмылялись и безобразно тряслись в судорогах.
Я (Ли Чонгу)
Знаете ли вы мистера Эшли? Мистера Кеннета Эшли?
Не уставая улыбаться, мистер Ли Чонг кивнул.
Ли Чонг
Да, да, Э… шиш. Лучший гашиш у Ли Чонг, два шиллинг.
Я
Нет же, нет. Эшли. Не шиш. Эш-ли.
Ли Чонг
Два. Два шиллинг.
Его улыбка испарилась, обнажив жуткое лицо пройдохи, и я рассудила, что лучше отдать ему эти несчастные два шиллинга.
Я
Я ищу мистера Эшли. Он появляется тут время от времени? Эшли… Высокий джентльмен… с усами…
Вновь просияв в улыбке, Ли Чонг кивал на каждое сказанное мной слово, тут же повторяя их в переиначенном виде: «Да, да, Ашли, сусашли…» И, рассыпаясь в поклонах, будто указывая дорогу, показал пальцем на лежащего на циновке старика.
Я (в отчаянии)
Нет же! Мистер Эшли молодой!
Мистер Ли Чонг повторил: «Два, два», — давая таким образом понять, что мы можем лечь поперек кровати, а старичок подвинется.
Я (обращаясь к Глэдис, подавленно)
Он ничего не понимает.
Китаец тем временем набивал нам трубки. Для мистера Ли Чонга все люди были одинаковые — он не знал никого, кроме курильщиков опиума по два шиллинга.
Глэдис (шепотом)
Мистера Эшли тут нет. Пора драпать.
Но мистер Ли Чонг уже протягивал зажженную трубку, немного удивленный, что я все еще не устроилась рядом со старичком.
Я
Благодарю вас, мистер Чонг. В другой раз.
С этими словами я попятилась к двери — и наступила на чье-то тело. Мужчина — а это оказался моряк — приподнялся, свирепо на меня уставился, словно его выдернули из кошмарного видения, и завыл. Глэдис, утратив последнее самообладание, рванула к двери, наступая без разбору прямо на руки и на ноги лежащих на полу. Из разных углов раздались вопли. Мистер Ли Чонг погнался за нами, осыпая нас неразборчивыми проклятиями, но, к счастью, дверь, которую мы толкнули изо всех сил, распахнулась, и мы вылетели на улицу. Никогда в жизни мне не доводилось бегать с такой скоростью. Вскоре Лаймхаус скрылся из вида, и завеса, разделявшая меня и мистера Эшли, окончательно опустилась.
Родители ни за что бы не поняли, если бы в июне я вдруг отказалась ехать с ними в Кент, в мой любимый Дингли-Белл. Покидая Лондон, я чувствовала, что предаю мистера Эшли. Удастся ли ему совладать с собой и бросить свои двухшиллинговые развлечения? Осознал ли он, что закрывшиеся перед ним сегодня двери театра вновь откроются завтра; а зрители, рукоплескавшие актеру в пьесе Оскара Уайльда, с тем же восторгом станут аплодировать ему в пьесе Бернарда Шоу? После «Оружия и человека» в театре Авеню я нисколько в этом не сомневалась. Мистер Шоу мог бы написать для мистера Эшли великолепную роль. Но придется убедить в этом обоих; и, конечно, ничего не получится, если мистер Эшли продолжит «гонять дракона».
Оказавшись в Дингли-Белл, я сразу приступила к акварельным зарисовкам для новой сказки, которую пообещала написать Розе Шмаль, про ее черепашку. В сказке под названием «Домик для Малышки Розы» речь шла о черепахе, которую пригласил в гости крот. Ей захотелось такой же домик под землей, и она отправилась разыскивать какую-нибудь другую крышу, кроме собственного панциря. Я купила маленькую черепашку, чтобы было с кого срисовывать, и нарекла ее Малышкой Розой. Работа продвигалась медленно. Подперев подбородок руками, я часами наблюдала, как Малышка Роза передвигает то одну ногу, то другую, останавливается, осторожно вытягивает шею, потом прячется. То, что я узнала о черепахах, меня встревожило. Оказывается, они не заводят семью, а бросают яйца сразу после кладки; они не играют, их невозможно дрессировать; они погружаются в спячку на четыре месяца, а на протяжении оставшихся восьми ни с кем не общаются; то есть черепахи — это нечто вроде Ли Чонга в панцире; и хуже всего то, что так они доживают до восьмидесяти лет! Неврастеникам категорически противопоказано заводить черепах. Иногда я выносила Малышку Розу в корзинке на улицу и выпускала неподалеку от дома, чтобы изучить ее поведение в природе. Черепашка упрямо карабкалась на гладкий камень или пыталась проползти под густо сплетенными ветками. Она долго и напряженно трудилась ради пустяка, а потом, все-таки преодолев препятствие, мрачно смотрела на меня, словно вопрошая: «Ведь ты сама так живешь?» Чтобы как можно точнее передать ее выразительную мимику, я нередко ложилась на живот и смотрела на нее, опершись на локти.
Голос (доносящийся сверху)
Потеряли что-то, мисс Тиддлер?
Разразившийся гром, несомненно, поразил бы меня гораздо меньше, чем этот голос. Я не могла ни двинуться, ни говорить, ни реагировать.
Кеннет Эшли (опускается на колени)
Мисс Тиддлер? Дайте знак, что вы живы!
Он схватил меня за руки и помог подняться.
Кеннет Эшли
Вы упали? Вам плохо? Я заходил поздороваться с вашей матушкой, она сказала, вам уже лучше… Ну скажите же что-нибудь!
Я
Вы больше не гоняете…
Кеннет Эшли
Гоняю ли я… Хм-м-м… Случается…
Я
…дракона? Больше дракона не гоняете?
Мистер Эшли выглядел скорее озадаченным, чем пристыженным.
Кеннет Эшли
Вы уверены, что с вами все в порядке?
Тут я осознала, что он по-прежнему держит меня за руки и что из окна гостиной маме открывается чудесный вид на нас с мистером Эшли.
Я осторожно высвободилась, пристально его рассматривая. Он выглядел юным и загорелым, скулы округлились. Но вместе с тем его явно что-то беспокоило.
Кеннет Эшли
Что вы там делали, лежа на животе, мисс Тиддлер? Гоняли… хм-м-м… дракона?
Я
Это не я, это вы этим занимаетесь!
Постепенно у меня закралось страшное подозрение. Что, если подавальщик из трактира попросту солгал?
Кеннет Эшли
Позвольте я провожу вас домой, мисс Тиддлер. Это, должно быть, солнечный удар.
Он взял меня за руку, намереваясь, очевидно, вести за собой.
Я (вздрагиваю)
Боже мой, черепаха!
Кеннет Эшли
Черепах вы тоже гоняете?
Я судорожно принялась искать под ногами и звать: «Малышка Роза!» — понимая, что вряд ли она тявкнет мне в ответ. Мистер Эшли стоял, не двигаясь, опустив руки, по-прежнему с удрученным видом.
Я
Ну же, помогите мне! Это все из-за вас, вы меня отвлекли! Только не наступите на нее! (Зову.) Малышка Роза!
Она не могла уползти далеко. Стоя на коленях, я обшаривала траву, раздвигала листья папоротника и наконец торжествующе вскрикнула. Штурмуя очередную вершину, черепашка свалилась на спину, и под листвой ее не было видно.
Я (торжествую)
Ну вот! Вот и она, Малышка Роза!
Кеннет Эшли
Та-а-ак… А где дракон?
Я
В моей сказке. Она встречает дракона.
Мы оба выдохнули с облегчением.
Я
Вы ненадолго к нам в деревню, мистер Эшли?
Кеннет Эшли
Получилось, что надолго. Уехал из Лондона месяц назад.
Я посадила черепашку в корзинку, мистер Эшли вызвался ее нести, и так мы дошли до ворот Дингли-Белл. По дороге мистер Эшли сказал о своем решении навсегда покинуть сцену. Директор Сент-Джеймса вышвырнул его на улицу, «друзья»-актеры его оклеветали, а зрители наверняка и думать о нем забыли. Все в точности как с Оскаром Уайльдом.
Кеннет Эшли
Посредственность всегда готова растоптать гения, едва тот оступится. Я хотел и дальше играть в пьесах мистера Уайльда… И тогда они распустили слух, что я одних с ним нравов.
Эти слова дались ему нелегко; в дрогнувшем голосе звенели слезы. Мистер Эшли приехал искать убежища в деревне, где прошло его детство, но и там не обрел покоя.
Кеннет Эшли
Я люблю свою мать, но не выношу типа, в которого она влюбилась. (Передает мне корзинку.) Завтра возвращаюсь в Лондон. Чем там займусь? Понятия не имею…
Я
Вы живете театром, мистер Эшли. Непременно возвращайтесь. И чем раньше, тем лучше.
Кеннет Эшли
«Давать советы — всегда ошибка, ведь хорошего совета вам никогда не простят». Это из Оскара Уайльда. Доброго вам дня, мисс Тиддлер.
