Мне не так и не удалось заинтересовать Питера поэзией Шекспира. Когда я читала сонеты, с первых же строк он осторожными прыжками удалялся на безопасное расстояние и прятался под шкаф. Если бы мог, он с удовольствием заткнул бы уши. Кук — утка, из которой так и не приготовили паштет, — вел себя иначе: он пытался меня перекрякать. Едва я приступала к декламации, он начинал крякать что было сил. В результате получалось вот что: «Когда твое чело кря-кря избороздят глубокими следами кря-кря сорок зим, кто будет помнить царственный наряд, гнушаясь жалким рубищем твоим кря-кря-кря…» Мадемуазель хохотала до слез, так что на ее бледных щеках проступал румянец. В последнее время, по непонятным мне причинам, без явных признаков болезни она желтела и сохла, как оставленный без полива цветок. Ее тревожили обитатели моего зверинца, обреченные на холостяцкую жизнь. Милдред, бедняжка, так одинока, а у Питера нет невесты!
Я
Милдред просто застенчивая, а Питер занят только собой. Они и так счастливы. Как и я.
Мадемуазель
О, Черри…
Мадемуазель была несчастна. К ее надуманным тревогам прибавлялись реальные. Табита ее ненавидела. Однажды она насыпала ей булавок в овсяную кашу, и мадемуазель чуть не проглотила одну из них. Я, как могла, защищала няню, пытаясь объяснить все ее рассеянностью. Однако с тех пор мадемуазель не доверяла Табите и сама спускалась за едой на кухню. И, думаю, правильно делала.
Последующие события внесли некоторое разнообразие в наш быт. Маме пришло в голову показать приглашенным леди Бертрам и лорду Филипу три моих акварели, которые папа вставил в рамки. Думаю, она хотела таким образом взять реванш за мое музыкальное выступление. Крестная восхитилась ловцами креветок и посетовала, что ее девочки такими талантами не обладают. Точнее, на Лидию, порхающую с бала на спектакль, надежд уже не было никаких. А вот из Энн еще вполне могла получиться приличная акварелистка. И наши родители заключили сделку: мадемуазель будет заниматься с Энн рисованием, а за это герр Шмаль, наставник кузена Филипа, будет давать мне уроки немецкого. Таким образом мы обе с кузиной Энн приблизимся к совершенству.
Новость меня раздосадовала. Французский я учила лишь для того, чтобы порадовать мадемуазель. Радовать герра Шмаля, занудного старика, каким он мне запомнился (я как-то видела его у Бертрамов), у меня не было ни малейшего желания.
В Лондоне Бертрамы жили напротив Риджентс-парка в белоснежном особняке, коринфскими колоннами напоминавшем древнегреческий храм. Энн встретила нас в классной комнате и оказала нам прием гораздо лучший, чем я могла ожидать. Она считала Лидию «предательницей» и от души насмехалась над ее услужливыми кавалерами.
Энн
Никто из них не стоит и мизинца Кеннета Эшли!
Мадемуазель
Вы не против начать наш урок?
В эту секунду в комнату вошли Филип с наставником. Только я обрадовалась возможности продемонстрировать кузине свой талант, как настало время, начинать урок немецкого. Филип пришел мне на помощь.
Филип
Мадемуазель Легро, вы позволите нам тоже послушать?
Так как это «нам», по всей видимости, включало и его наставника, я было решила, что спасена. Все расселись по местам, и мадемуазель слегка дрожащим голосом объявила тему урока — красивое слово «натюрморт». Герр Шмаль быстро где-то раздобыл корзину с фруктами.
Герр Шмаль (наклоняется ко мне)
Я в полном вашем распоряжении, мисс Тиддлер.
Пришлось уйти с ним в другой конец комнаты, чтобы учиться говорить (на этот раз по-немецки), что меня зовут так, как меня зовут, и что мне столько лет, сколько мне лет. Заметив, как мои глаза слезятся от тщетных попыток подавить зевоту, герр Шмаль сменил тактику и принялся читать на английском и немецком стихотворение Гете «Ученик чародея». Помнится, речь там шла вот о чем: однажды юный подмастерье чародея подслушивает, как учитель при помощи заклинаний управляет метлой. Когда чародей уходит из дома, ученик произносит магические слова и посылает метлу на речку за водой. Метла возвращается с ведром воды и выливает ее на пол, чтобы вымыть весь дом. И так метла льет и льет воду, ведро за ведром. Герр Шмаль играл попеременно роли то подмастерья, то метлы, и, по мере того как вылитых ведер становилось все больше, а заклинание по-прежнему не находилось, история становилась все смешнее и смешнее.
Герр Шмаль
Скоро — bald, скоро — затопит весь дом. Обезумевший от страха ученик берет топор и рубит надвое der Besen — метлу. Но оба куска метлы — два, zwei — начинают работать с двойным усердием и приносят в два, zwei — раза больше воды!
Тут герр Шмаль, вращая выпученными глазами, без всякого стеснения разразился немецкими ругательствами. Энн фыркнула от смеха, и я в конце концов тоже начала громко смеяться, хотя и отождествляла себя с незадачливым подмастерьем волшебника. К счастью, вскоре чародей вернулся домой и, насмехаясь над учеником, предотвратил надвигающуюся катастрофу.
Герр Шмаль (подводит итоги)
Чтобы постичь великие тайны науки, не подвергаясь опасности, требуется время.
Мы с мадемуазель взглянули друг на друга, очарованные как рассказом, так и рассказчиком. Мой урок окончился; герр Шмаль неловко поклонился мадемуазель, спрашивая разрешения посмотреть акварели. Филип тоже рисовал. Его груши смахивали на яблоки, виноград — на агаты, а айва — неизвестно на что. А кузина налила на бумагу столько воды, что ее корзинка с фруктами плавала в центре листа. По дороге домой мы с мадемуазель увлеченно беседовали.
Мадемуазель
Герр Шмаль, судя по всему, очень образован. Но какие грустные у него глаза, вы не находите?
К концу следующего урока я поняла, что герр Шмаль вовсе не так стар — не старше сорока, хотя седина как будто прибавляла ему лет. Если присмотреться, черты и цвет лица у него были как у молодого человека. Возможно, кто-то счел бы его уродливым: глаза навыкате, тонкие губы, довольно мясистый нос, — а кто-то смешным: он нелепо гримасничал, пытаясь объясниться. Но все эти мелочи не имели значения, ведь с ним было интересно! Поэтому во время наших занятий мадемуазель часто отвлекалась. Так, когда герр Шмаль в лицах изображал нам, как австрийский деспот вынуждал Вильгельма Телля стрелять из лука в яблоко, которое стояло на голове его собственного сына, мадемуазель, забыв про все, отпила из стакана, в котором мы полоскали кисточки. Стоит отметить, что в тот день герр Шмаль превзошел самого себя, перевоплощаясь в несчастное дитя.
Герр Шмаль (фальцетом)
Не преклоняйте колени перед тираном, дедушка. Просто скажите, куда мне встать. Я не боюсь! Мой отец сбивает птицу на лету и уж тем более не промахнется сейчас, когда от него зависит жизнь его сына.
Вильгельм Телль, у которого было два сына, сумел спасти обоих. Вскоре — bald, скоро — я узнала от Филипа, что у его наставника раньше тоже было двое сыновей; они погибли вместе с матерью в кораблекрушении. История жизни герра Шмаля казалась мне ужаснее все трагедий Шекспира и Гете, вместе взятых. Денег на жизнь ему хватало, и у него не было нужды зарабатывать уроками. Он преподавал просто потому, что любил находиться среди детей. Шмаль сам никогда не смеялся, зато часто — oft, часто — смешил нас. Иногда — zuweilen, иногда — в разгар нашего бурного веселья его взгляд, лишенный всякого выражения, будто обращался внутрь.
Той зимой я с каждым днем все лучше понимала немецкий и все хуже — мадемуазель. Например, когда я читала по памяти Шекспира, а Кук вдруг начинал крякать, она хватала его под мышку и зажимала клюв большим и указательным пальцами. А потом декламировала вместе со мной: «Когда твое чело избороздят глубокими следами сорок зим…»
Мадемуазель
Кстати, герру Шмалю всего тридцать девять лет.
Я
???
Мадемуазель
А мне двадцать пять. Не такая уж большая разница.
Я
???
Как только герр Шмаль объявил, что ему нравятся натюрморты, мадемуазель перестала рисовать вообще что-либо, кроме кувшинов и луковиц. В конце концов я обнаружила среди рисунков листок бумаги, на котором ее рукой было выведено: «Ульрих, Ульрих, Ульрих…» Нужно ли уточнять, что герра Шмаля звали Ульрих? До этого мысль о том, что в него можно влюбиться, не приходила мне в голову.
Вскоре мама решила покончить с взаимовыгодным обменом уроками (немецкого и акварели). Поводом послужили зима и мое слабое здоровье. На самом же деле она опасалась, что я пойду по стопам Лидии.
Мама
Бегать по балам в шестнадцать лет! Это неприлично.
Так поездки к Бертрамам прекратились, и мадемуазель, которая за последние несколько недель успела расцвести, снова зачахла. Я и сама огорчилась, но постаралась утешить мадемуазель тем, что летом мы наверняка увидимся с Филипом и Энн. И мое внимание переключилось на другое.
В нескольких минутах ходьбы от нашего дома не так давно открылся Музей естествознания, — где я проводила послеобеденные часы, склонившись над стеклянными витринами, срисовывая жуков и бабочек в свой альбом. В музее царила торжественность: элегантно одетые пары чинно прогуливались по залам, разговаривая вполголоса, а смотрители были столь вышколены, что нарушить тишину в их присутствии казалось кощунством. Мадемуазель, не разделявшая моей страсти к энтомологии, откровенно скучала. Налюбовавшись на разнообразие форм и цветов бабочек всего мира, я загорелась идеей собрать собственную коллекцию. К моему великому удовольствию, «Книга новых чудес» предусмотрела и это.
«Как охотиться на бабочек? Возьмите сачок зеленого цвета. В погожий полдень найдите заросшую цветами поляну или тропинку и наблюдайте: вот бордовый павлиний глаз, вот черно-белая пестроглазка галатея, а вот лазурная голубянка икар!»
Далее следовали технические подробности. «Если вы намереваетесь коллекционировать бабочек, следует усыплять их так, чтобы не помять крылышки. Для этого подойдут банка или масленка (главное, чтобы емкость плотно закрывалась). Попросите у взрослых немного морилки».
На протяжении всей операции мадемуазель пряталась за дверью.
Мадемуазель
Уже всё?
Я
Н-н-нет… Не совсем.
Мои усилия были вознаграждены: у меня появился ящичек со стеклянной крышкой, в котором красовалась дюжина бабочек разной степени помятости с соответствующими ярлычками: «Белянка капустная», «Пяденица крыжовниковая».
Когда мне требовался отдых от трудов, мы с мадемуазель шли в музей, в зал тератологии, где можно было полюбоваться на плавающих в формалине человеческих эмбрионов — сиамских близнецов со сросшимися грудными клетками — или на скелет двуглавой змеи с табличкой, пояснявшей, что при жизни головы ссорились между собой из-за добычи. Я как раз переписывала эту познавательную надпись себе в дневник, когда мадемуазель потянула меня за рукав и прошептала: «Герр Шмаль…»
Наставник Бертрамов стоял у витрины в другом углу огромного зала и, очевидно, был погружен в созерцание очаровательного поросенка-циклопа, поставившего лапку на край стеклянного сосуда, будто намереваясь из него выбраться. При виде нас герр Шмаль изумился больше, чем если бы ему показали барана с пятью ногами. Наши бурные приветствия — заставили смотрителя сурово насупить брови и двинуться в нашем направлении.
Герр Шмаль
Идемте же, мои дорогие друзья, пройдемте в сад! Вы не торопитесь? Мисс Тиддлер, вы, наверное, уже позабыли всё, чему я вас учил?
Герр Шмаль был искренне рад нас видеть. Он предложил нам сразу две руки — одну мадемуазель, другую мне, — и мы пошли, болтая на смеси английского, французского и немецкого.
Герр Шмаль
Знаете, как говорит наш поэт Рихтер? «Морская империя принадлежит англичанам, земная — французам, а эфирная — немцам». Вот почему мы с вами живем в согласии. Мы просто не мешаем друг другу!
Мы договорились снова встретиться в зале тератологии в следующий вторник, поскольку герр Шмаль не успел осмотреть двуглавую змею.
Во вторник мадемуазель взяла с собой папку с рисунками. Она призналась, что это подарок для герра Шмаля: ведь он так любит натюрморты. Заливаясь краской, она вручила свой дар.
Герр Шмаль
Как же, дорогая мадемуазель Легро… как мне выразить всю мою признательность… и восхищение? Они просто роскошны, эти луковицы… Так точно передать их розоватый оттенок… и прозрачность шелухи. Бесподобно!
Если бывают на свете луковицы, которые способны кого-то осчастливить, то это были именно они.