Перед офисом судьи по делам несовершеннолетних Барт притормозил и перебрал в уме наставления младшего брата: «Не строй из себя жертву, не приплетай к делу личную жизнь, не пори чушь ради красного словца, твердо стой на том, что мы с тобой решили».

— О’кей, — прошептал он, словно летчик после инструктажа.

Когда он вошел, Жозиана уже сидела в кабинете, без сомнения, вовсю перетягивая судью на свою сторону. Барт бросил на нее свирепый взгляд, но тут же поспешил загладить его самой очаровательной своей улыбкой с ямочками.

— Как жизнь, девочки? — спросил он почти галантно.

— Присаживайтесь, — пригласила Лоранс. — Нам предстоит многое решить.

Она посмотрела на Жозиану, потом на Бартельми. Переговоры обещали быть трудными.

— Наша сегодняшняя задача, — напомнила она, — назначить одного из вас опекуном Симеона Морлевана, пятнадцати лет, Морганы Морлеван, восьми лет, и Венеции Морлеван, шести лет.

— Шесть ей только вчера исполнилось, — встряла Жозиана. — Отпраздновали в кругу семьи.

Это был камешек в огород Барта. «В кругу семьи» означало в семье Морлеван — Танпье.

— В настоящее время, — продолжала судья, — Симеон живет у Бартельми и, насколько мне известно, у него все хорошо, так?

Вопрос был обращен к Барту, который ограничился утвердительным кивком.

— Моргана и Венеция сейчас у вас, и с ними тоже все в порядке?

Судья посмотрела на Жозиану.

— Все прекрасно, — заверила та.

Она несколько преувеличивала, чтобы не ударить в грязь лицом перед сводным братом. Венеция — та цвела, но Моргана по-прежнему оставалась отстраненной и замкнутой.

— Благодарю вас обоих за готовность взять на себя заботу об этих детях, — продолжила Лоранс, не забывшая, однако, с каким неприятием вначале пришлось столкнуться детям Морлеван.

— Теперь я хотела бы, чтобы каждый из вас высказал свои соображения относительно их дальнейшей судьбы.

Барт, вспомнив, что он мужчина, знаком предложил Жозиане говорить первой.

— Я прошу опеки над всеми троими, — сказала она, — с проживанием девочек у меня.

Барт заерзал на стуле. Лоранс сделала ему знак сидеть смирно.

— Я знаю, что Симеон очень сблизился с Бартом, — продолжала Жозиана, заставив себя улыбнуться брату. — Симеон уже почти взрослый, и если он хочет остаться с Бартом, я думаю, надо считаться с его выбором.

— Так и запишем, — сказала Лоранс, приятно удивленная таким миролюбием.

— Что же касается девочек… я совершенно не представляю, как Барт мог бы взять их к себе, принимая во внимание…

Барт уже готов был вскинуться: принимая во внимание что?

— …его жилищные условия.

Жозиана, по-видимому, тоже провела пау-вау со своим мужем на предмет огибания острых углов.

— В дальнейшем я собираюсь предпринять необходимые шаги для удочерения обеих девочек.

Она обернулась к брату:

— У меня никогда не будет детей, Барт. Последние обследования подтвердили это окончательно. А я больше всего на свете хотела быть матерью и иметь возможность дать детям то, чего у меня самой не было: настоящую семью.

Барт опустил голову и прокомментировал себе под нос: «Здорово сыграно». Потом не спеша поднялся и взглянул на судью:

— Теперь моя очередь?

— Прошу вас, Барт, — сказала Лоранс ободряющим тоном.

Жозиана вздрогнула. Судье был больше по душе Барт. Всегда всем больше по душе Барт.

— Я не претендую на опеку над братом и сестрами, — сказал Бартельми с печалью в голосе. — И я слишком молод, чтобы взять малышек. В материальном плане…

— Вы тогда получали бы материальную помощь, — напомнила судья.

— Знаю… Но, как сказала бы Жозиана, я такой безответственный…

Тут он осекся. «Не строй из себя жертву, это недостойно», говорил ему Симеон.

— Ну и потом, для маленьких девочек… — начал он.

Он собирался сказать: «Я неподходящий пример». Но опять вспомнил Симеона: «Не приплетай к делу свою личную жизнь. То, что ты гомосексуалист, никого кроме тебя не касается».

— …лучше, чтобы была мама, — вывернулся он.

— Спасибо, Барт, — расчувствовалась Жозиана.

— Э, погоди, — одернул ее брат, — я еще не закончил. Мои условия такие: ты мне, я тебе. Симеон остается со мной, это ты сама сказала. Девочки остаются с тобой, это я тебе говорю. Но я требую, чтобы они проводили у меня каждые вторые выходные и половину школьных каникул.

Как при разводе. Это и было компромиссное решение, которое они придумали. Теперь Барту надо было твердо стоять на своем. Потому что Жозиана сразу полезла в бутылку:

— Немыслимо! Это сломает всю семейную жизнь. У них будет две семьи!

— Будет, — признал Бартельми.

— И где ты их разместишь?

— Днем у себя. А ночевать будут у Эме, она им предоставляет одну комнату.

Он оглянулся на судью.

— Это моя соседка сверху, помните?

Лоранс сдержанно кивнула. О да! Еще бы ей не помнить комедию, которую Барт перед ней разыграл.

— Она уже родила, — сообщил Барт. — Девочку. Одри. Я ее крестный. С этим, правда, предстоят сложности из-за того, что я мормон.

«Не пори чушь ради красного словца», предостерегал его Симеон.

— Шутка, — поспешил объявить Барт. — То есть, что я мормон, а крестный я и вправду. И у Эме правда готова комната для девочек. Так что все устроено.

Жозиана безнадежно покачала головой. Она ревновала к Барту. Ее мучила мысль, что девочки больше любят его. Это было нечестно. Она делала для них все, а он только и умел что пичкать их конфетами и компьютерными играми. И они все равно любили больше его.

— Благодарю вас обоих за то, что вы приложили все усилия, чтобы выйти из тупика, — сказала судья. — Жозиана, ничто больше не препятствует вашему назначению опекуншей детей Морлеван. Бартельми, вы согласны, чтобы вас назначили исполняющим обязанности опекуна?

— Да мне, знаете, все эти звания…

Лоранс чуть нахмурилась, делая ему знак соглашаться.

— Ладно, — буркнул Барт, не слишком обрадованный перспективой оказаться под началом сестры.

— Позвольте выразить вам мое глубочайшее удовлетворение тем, что дело Морлеван можно закрыть, — сказала Лоранс не без торжественности. — Еще несколько месяцев назад эти дети могли рассчитывать только на себя и на общественную благотворительность. Сегодня же я имею удовольствие сообщить вам, что создан семейный совет, который будет блюсти их интересы и, не сомневаюсь, утвердит опекунство Жозианы. Совет составляют следующие лица: м-ль Бенедикт Оро, социальная сотрудница; г-н Антуан Филипп, директор лицея Св. Клотильды; г-н Жан Мерио, директор приюта Фоли-Мерикур; профессор Никола Мойвуазен, заведующий лейкемическим отделением клиники Сент-Антуан, и г-н Бартельми Морлеван, и. о. опекуна…

— …и официант в кафе, — закончил Барт.

Лоранс знала, что Жозиана не совсем удовлетворена решением. Сначала г-жа офтальмолог боялась все проиграть. Теперь ей было обидно, что она не все выиграла. Несмотря на это, она поцеловала брата на прощание и вышла.

Лоранс облегченно вздохнула. Она сделала все, чтобы защитить интересы Барта. Семейный совет, который она подобрала, будет на его стороне в случае конфликта со старшей сестрой. Она улыбнулась юноше.

— Трудно пришлось. Вы ни о чем не жалеете?

— Вы бы отдали мне сестренок?

— Честно говоря, нет.

Барт пожал плечами с видом фаталиста. Потом заговорщицки шепнул:

— У вас осталось еще?

Он показал, как ломают плитку шоколада.

— О! Да-да, конечно, — зардевшись, сказала Лоранс. — В ящике стола. У меня всегда есть. А вы никому не расскажете?

— Унесу вашу тайну в могилу. Только дайте кусочек. Мне надо подкрепить силы.

Лоранс достала плитку черного шоколада, уже наполовину съеденную. Она поровну разделила остаток. И на глазах у Барта непринужденно запустила зубы в твердую сердцевину шоколадки.

— Знаете, — пробормотал Барт с набитым ртом, — когда вы едите шоколад, вид у вас — просто зашибись!

Лоранс опять зарделась. Вот это комплимент!

— До чего же обидно, Барт, что вы по другой части.

— Да, не правда ли?

Выйдя от судьи, Барт направился в клинику Сент-Антуан. Симеона там уже не было. Но профессор Мойвуазен просил его зайти.

— Ну как твои семейные дела? — спросил он, — улаживаются?

Барт все рассказал ему, время от времени изображая в лицах. Мойвуазен не слишком одобрял дурачества Барта, но смеялся против воли.

— А с Симеоном как, — спросил Барт, снова становясь серьезным, — тоже улаживается?

— Последние анализы дали превосходные результаты. За лето он набрал вес. Поступил на философский факультет…

Барт все-таки решился задать вопрос, который его давно мучил.

— Ты считаешь, он окончательно выкарабкался?

— С этим типом лейкемии я добиваюсь выздоровления в восьмидесяти случаях из ста.

— Выздоровления? — переспросил Барт.

— Да.

— А у Симеона?

— Мне хотелось бы заверить тебя, что все позади. Что мы победили. Но я не знаю…

Барт понял, что придется довольствоваться этим. Быть и. о. опекуна и оставаться в неведении насчет Симеона. Жизнь — она такая. У него оставалась еще одна зыбкая надежда. Барт встал, чтобы попрощаться с Никола, и решился:

— У тебя, случайно, вечер сегодня не свободен?

— Нет.

Ответ был недвусмысленным. Почти резким. У Мойвуазена был усталый и недовольный вид, очень хорошо знакомый Барту.

— Ну ладно. Просто я сегодня как раз свободен, — пробормотал Барт, отступая.

Проиграл так проиграл, так уж оно повелось с самого начала. Однако на этот раз Барт было поверил… Мойвуазен надел очки и пристально поглядел на молодого человека.

— Вопрос требует рассмотрения, — пошутил он.

И осторожно отложил очки.

— Я бы мог… выкроить время… завтра в обед? — медленно проговорил он.

— Oh, boy! — огорчился Барт. — У меня как раз будут все Морлеваны. Давно уже договорились. Я веду их в «Макдональдс».

— Так это же прекрасно. Где этот твой «Макдональдс»?

На следующий день, в субботу, Жозиана привела девочек к Бартельми. Не к подъезду. Она поднялась с ними на шестой этаж, зашла, расспросила Симеона о его делах, немного поболтала с Бартом, потом передала ему два рюкзачка.

— Вот их пожитки, — сказала она брату. — Значит, в эти выходные они у тебя. А в следующие у меня.

— У тебя прямо мания какая-то распоряжаться моим временем, — проворчал Барт.

— А я принесла тебе Прекрасного принца, — поддразнила его Венеция. — Он у меня в рюкзаке.

В дверях Жозиана оглянулась. Она хотела сказать: «До завтра, мои хорошие!» Барт и Венеция затеяли возню, вырывая друг у друга Прекрасного принца. Моргана и Симеон уткнулись в книги: она — в «Путешествие к центру Земли», он — в «Бытие и небытие». Как будто Жозианы уже и в природе не существовало. С болью в сердце она вдруг поняла, что в гостиной что-то веет. Ветер рода Морлеван. Легкий бриз или тайфун, смотря по обстоятельствам. Эти четверо были детьми человека-вихря, опустошившего ее детство. Что-то объединяло их, что-то такое, что ей было недоступно. И, может быть, чтобы не разбить себе сердце, она должна просто принять это. Жозиана бесшумно, на цыпочках вышла.

В двенадцать часов дня все четверо отправились в «Макдональдс». Впереди шагали Моргана и Симеон, следом Барт вел за руку Венецию. Они выбрали столик и уселись. Барт заметно нервничал. Он то и дело поглядывал на входную дверь, на часы. Мойвуазен опаздывал. Или вообще передумал. Действительно, нельзя сказать, что это супер-пупер — свидание в «Макдональдсе» с кучей Морлеванов в нагрузку. Барт вздохнул и принялся за гамбургер.

— А я вон того дяденьку знаю, — вдруг сказала Венеция.

Все четверо оглянулись на дверь. Мойвуазен только что вошел и озирался, словно искал кого-то.

— Это твой Прекрасный принц? — спросила малышка.

Они с Морганой прыснули. Симеон закатил глаза. Мойвуазен заметил их и направился к их столику.

— Ты неизлечим, — упрекнул Симеон старшего брата.

— Да, в отличие от тебя, — весело парировал Барт, накрыв руку брата своей.

Моргана, осененная вдохновением, поставила сверху свой кулачок и произнесла слова клятвы:

— Морлеван или смерть.

Руки братьев тоже немедленно сжались в кулаки, а Венеция добавила свой. Мойвуазен посмотрел на хрупкое сооружение и улыбнулся:

— А мне можно? — спросил он.

И накрыл всю башню сложенными ладонями, словно надежной крышей.