Может показаться, что автор испытывает симпатии к Исламскому государству, не пересыпая свой текст обязательными мантрами про терроризм, зверства и прочие совершенно истинные утверждения. Хочу сразу уточнить – нет, не испытывает. Но не оценить эффективность, с которой действует союз иракских исламистов и баасистов, решительно невозможно. Безжалостность и стремление к своей цели любой ценой вызывают абсолютно оправданное беспокойство, так как столь радикальные и эффективные движения, взявшие на вооружение исключительно популистскую, но крайне привлекательную идеологию, представляют колоссальную опасность для всех окружающих стран. В особенности, если эти страны не обладают иммунитетом, достаточным для того, чтобы беспроблемно справиться с теми угрозами, которое несет с собой Исламское государство.

Для России, которая попала в один из наиболее сложных этапов своей истории, когда идет целенаправленная работа по ликвидации ее цивилизационной сущности, проводимая как извне, так и изнутри, причем не какими-то законспирированными отщепенцами, а всей российской псевдоэлитой, грабящей страну и проедающей ее насквозь – для нас существование мощного и молодого агрессивного ваххабитского государства вблизи российских границ предельно опасно. Исламская умма России пребывает, как и все российское общество, в раздробленном и дезориентированном состоянии, ее способность противостоять разлагающим идеям ваххабизма вызывает обоснованные опасения. Мы уже были атакованы этой идеологией в начале 90-х годов на Северном Кавказе и по правде говоря, говорить о поражении ее на нашей территории точно не приходится.

Боевики Северного Кавказа принесли присягу «Исламскому государству»

Возможная победа Исламского государства и утверждение его на территории Сирии и Ирака может вызвать всплеск попыток повторить прежний опыт. Хотя ваххабизм для России крайне экзотичен, не имеет исторических корней и практически не имеет шансов на решительную победу в исламских регионах, его опасность заключается в том, что концентрированного удара со стороны разных противников страна, подточенная олигархической системой правления изнутри, может не выдержать. Один из сценариев, который продвигают противники России – ее расчленение. И синхронизированный удар с разных сторон плюс удар изнутри может оказаться для нас фатальным.

Боевики из батальона «Торнадо» с флагом ИГИЛ

Поэтому Исламское государство, как и нацистская Украина – безусловно, наш смертельный враг. Любые попытки умилостивить и выторговать день-два-месяц мирной жизни в условиях, когда столкновение неизбежно, обернется в итоге колоссальными издержками и жертвами в будущем.

Однако мы обязаны искать и находить противоречия, используя которые мы можем попытаться развернуть кризис в благоприятном или, по крайней мере, безопасном направлении для нас. Исламское государство объективно заинтересовано в стабилизации своего положения и становления себя как государства и регионального игрока. Сделав ставку на радикальный ислам, как идеологию своей сборки, баасисты попали во вполне очевидную «вилку», когда достигнув своих целей, они вынуждены идти на поводу тех, кого они использовали для становления своего государства. Влияние взаимно, и создав привлекательный образ победителя, баасисты столкнулись с тем, что вольно или невольно стали лидерами террористического исламистского интернационала. В случае, если они не оправдают надежд исламистов или развернут свою политику в каком-то ином русле, они рискуют получить в лице нынешних союзников смертельных врагов.

Та часть руководства Исламского государства, которая весьма цинично использовала радикальную исламистскую идеологию для достижения своих целей, объективно будет заинтересована в постепенном снижении радикализма, который после создания Исламского государства неизбежно будет становиться угрозой для его стабильности. Именно в этом направлении мы способны, так или иначе, сотрудничать с вменяемой частью этой организации, предоставляя ей определенные гарантии и вырабатывая какие-то совместные проекты по снижению радикализма ударной силы ИГИЛ, превращения этой террористической группировки в обычную силовую составляющую обычного, пусть и своеобразного, государства.

Однако для этого мы должны быть интересны как партнеры. Бесхребетная политика, отсутствие внятных интересов, постоянные предательства своих союзников – не та основа, на которой можно предлагать сотрудничество. Вначале мы должны полностью пересмотреть свою внутреннюю и внешнюю политику, которая подтачивает нашу стабильность и способность противостоять столь серьезным угрозам, как радикальный исламизм. Никакой косметикой здесь обойтись не удастся. Созданная в результате вначале развала Советского Союза, а затем и государственного переворота, совершенного Ельциным и его кликой в 1993 году олигархическая Россия генерирует социальную несправедливость в абсолютно неприемлемых масштабах. Современное руководство страны твердо проводит курс, совпадающий в общих чертах с тем, который был начат Ельциным. Системная оппозиция встроилась в систему власти и управления на подчиненных ролях, и ее подобная ситуация устраивает абсолютно.

Достаточно вспомнить выборы 1996 года, итоги которых были сфальсифицированы, что признал на встрече со студентами журфака МГУ президент Медведев. Его слова подтвердил Вячеслав Никонов, известный политолог, буквально через два дня после встречи, а информацию обо всем этом дало государственное телевидение России:

«…Для того, чтобы обеспечить победу Бориса Николаевича Ельцина над Геннадием Зюгановым в 1996 году, надо было идти на все возможные нарушения избирательного законодательства. Подтасовки были очень серьезными. Выборы 1996 года были самыми грязными, самыми несправедливыми с точки зрения избирательных технологий и российского законодательства…»

Оппозиция и ее лидер Геннадий Зюганов, вошедшие в систему власти на второстепенных ролях, к тому моменту вполне свыклась со своим комфортным положением и отказалась от борьбы, предав своих избирателей. Говорить в таких условиях об оппозиции нелепо – весь конгломерат системных политических партий и группировок России есть единая система власти, уничтожающая страну. Несистемную оппозицию в значительной мере не устраивает ее положение за пределами системы власти, но к самой системе у нее претензий нет. Это тоже можно проследить по лозунгам во время «болотных» событий, когда движение «Белая лента» была категорична в претензиях лично к Путину, однако никаких претензий к антинародной сущности самой власти у нее не нашлось. Все предложения свелись к косметическим и абсолютно бессмысленным квазиреформам, никак не меняющим сути выстроенной системы власти и управления, экономике и социальной сферы, которые и привели нашу страну к нынешнему тяжелейшему и неразрешимому кризису.

Мощная пропагандистская машина, распад системы образования, экономическая система, основанная на культе потребления, создают «идеального потребителя», неспособного к сложному мышлению. Поэтому антинародный и антигосударственный курс современной власти, прикрытый славословиями в честь Брата-Лидера, до поры до времени создает иллюзию стабильности. К сожалению, такая же иллюзия сохранялась у всех арабских диктаторов до внезапного для них взрыва, который был назван Арабской весной. Как правило, пелена спадала с глаз в самый последний момент, когда диктаторов уже тащили в тюрьму или на расправу.

Внутренние и внешние факторы нестабильности арабского мира в 2010–2011 годах сошлись, что привело к региональной катастрофе. При этом способность Соединенных Штатов, инициировавших многие негативные процессы, ставших одним из факторов региональной катастрофы, управлять этой катастрофой крайне невелика. Мы видим это и по региону Ближнего Востока, и по Украине – везде столь масштабные события заканчивались частичной или полной утратой контроля над ними со стороны США. Однако даже этот опыт никак не останавливает глобалистскую элиту США, готовую на любые действия для спасения их проекта глобального мира.

Коллаборационистская российская элита, фактически живущая на Западе и объедающая Россию вахтовым методом, неспособна справиться с угрозами, которые лишь возрастают вокруг нашей страны. Без смены парадигмы развития никакой национальной политики у России нет и не будет, как бы красиво не выглядело наше руководство на экране телевизора и какие бы зажигательные речи оно периодически не произносило. Донбасс на своем примере убедился в способности российского руководства отстаивать интересы русских. Тысячи (а скорее, десятки тысяч) погибших, раненых и калек, умерших от нечеловеческих условий и голода, тотальные разрушения, процветающий бандитизм, сотни тысяч беженцев – вот цена обещаний защиты и помощи, которые были даны и услышаны жителями Донбасса, поверившими в Россию, которая гарантировала защиту русских от нацистского террора.

При этом никаких особых секретов в возвращении к нормальной стране с нормальной национальной элитой и нормальными национальными интересами, в общем-то, нет. Нужно всего лишь знать и понимать ту страну, которой волей случая нынешняя псевдоэлита сподобилась управлять. Никакие западные учебные заведения этого знания не дают, их задача: создание колониальных администраторов, понимающих и отстаивающих интересы метрополии, но никак не ее колонии.

Выдающийся советский и российский востоковед Л. С. Васильев в своем двухтомном труде «История Востока» пишет:

«…Неевропейское государство, в отличие от европейского антично-капиталистического, никогда не было тем, что марксизм именует надстройкой над базисом. Оно не ставило и не могло ставить своей целью выражение интересов господствующего класса собственников, ибо такого класса не было, да и государство было иным. Неевропейское государство с незапамятных времен всегда и везде было не только неотъемлемой частью неотчленимого от него социума, но и вершиной его. Включая в себя социум, венчая его, оно всегда возвышалось над ним и подчиняло его себе. Иными были и его функции. Конечно, кое-какие – защита страны, охрана порядка, организация внешних сношений, административно-территориальное правление, суд, взимание налогов и т. п. – вполне сопоставимы с функциями европейского государства, порой даже идентичны им. Но коренное отличие в том, что в неевропейском обществе государство являет собой высшую и ничем не ограниченную власть, перед которой трепещет и обязано трепетать все общество, снизу доверху, – в этом весь смысл разницы! И если в Европе власть зависит от баланса противоречивых тенденций в социуме (откуда и марксистская идея о классовых антагонизмах), то на Востоке авторитет власти ни от чего подобного не зависит. Он зависит только от силы самой власти, от эффективности централизованной администрации и, в конечном счете, от регулярного притока в казну гарантированной нормы дохода.

Именно такого рода стандарт веками складывался в древности. Он держался на силе традиций, опирался на сакральный авторитет богов и был нужен в конечном счете привыкшему к нему социуму. Нужен ради сохранения привычной и в целом благодатной для социума консервативной стабильности…»

Важнейшим отличительным признаком неевропейского общества и государства от европейского Л. С. Васильев видит в том, что исторически только в европейском обществе сложилась частная собственность в том виде, в котором она навязана сейчас и России. Частный собственник является основой общества, право частной собственности священно и неотчуждаемо, вытекающее из этого стремление собственника к прибыли является его основным мотивом существования. Для неевропейских обществ это не так. Частная собственность в них являлась и является всегда вторичной по отношению к государственной:

«…Если не частные земельные собственники, а государство непосредственно противостоит непосредственным производителям, как это наблюдается в Азии, в качестве земельного собственника и вместе с тем суверена, то рента и налог совпадают, или, вернее, тогда не существует никакого налога, который был бы отличен от этой формы земельной ренты. При таких обстоятельствах отношение зависимости может иметь политически и экономически не более суровую форму, чем та, которая характеризует положение всех подданных по отношению к этому государству. Государство здесь – верховный собственник земли. Суверенитет здесь – земельная собственность, сконцентрированная в национальном масштабе. Но зато в этом случае не существует никакой частной земельной собственности, хотя существует как частное, так и общинное владение и пользование землей…».

Марксизм построен на политэкономических реалиях Западной Европы. Маркс, хотя и не обладал всей полнотой знаний о Востоке, четко уловил неработоспособность своей теории в условиях, не соответствующих европейским, и назвал довольно абстрактно соответствующий им способ производства «азиатским», практически не исследовал его и сконцентрировал все свое внимание на близких и известных ему европейских моделях.

Принципиальное отличие европейской цивилизации от всех остальных Л. С. Васильев называет «социальной мутацией», выводя ее генезис из античной Греции, заложившей основы современной европейской цивилизации. Европейская цивилизация – это своеобразное отклонение от нормы. Природа всегда создает такие отклонения, предпочитая вариативность, что увеличивает вероятность выживания как биологических видов, так и социальных систем.

Именно в связи с этой инаковостью европейской цивилизации, ее принципиального отличия от всех остальных земных цивилизаций, все попытки ускоренных модернизаций «по-европейски» в неевропейских условиях всегда и везде приводили к цивилизационным кризисам и в конечном итоге отторжению проводимых реформ, откату назад. Невозможно внедрить за короткий исторический срок этику, противоречащую самой психической природе социума. Даже Древний Рим, вплотную подойдя к стадии мануфактурного производства, так и не сумел совместить внутри античной психики коллективный труд и индивидуальную свободу. Это и стало одной из причин его краха. Средневековой Европе потребовалась целая тысяча лет, долгий мучительный подъем через очень сложные испытания. Только после этого европеец эпохи Возрождения, наконец, овладел необходимой психической установкой, позволившей ему пройти непреодолимый ранее барьер.

Для неевропейской цивилизации предложение пройти путь отказа от своих цивилизационных установок и внедрения чуждых ей за жизнь одного-двух поколений выглядит тем более утопией – хотя эту утопию в разных странах упорно внедряли в течение всего XX века. Либеральные реформы в России конца XIX – начала XX века предсказуемо закончились революцией и жестким отказом от них, возвратом к традиционным формам взаимоотношений государства и общества. Российское общество отвергло тот вариант модернизации, которую премьер-министры Витте, Столыпин попытались механически перенести на российскую почву по западноевропейским лекалам. Традиционная проблема российских правителей – они совершенно не знают страны, в которой живут и которой управляют.

Безусловно, даже после отката назад и отказа от евромодернизации и вестернизации страна и цивилизация, прошедшая через столь тяжелое испытание, не может вернуться в ту же точку, с которой начинала его. Она неизбежно впитывает те или иные совмещающиеся с ее традициями элементы развития. Происходит определенная конвергенция, но цена, которую приходится за нее платить, зачастую выглядит просто несоразмерной. Выживание страны после таких экспериментов никем не гарантировано. Большой вопрос, к примеру, что в итоге станет со странами Арабской весны и вообще регионом Ближнего Востока.

Говоря о России, решительно нет никаких указаний на то, что современные либеральные реформы способны переформатировать психику русского человека и внедрить в него чуждые этические нормы – алчность, как движущую силу прогресса, прибыль, как критерий эффективности производства. Стремительное внедрение базовых основ этики капитализма способно искалечить психику и создать каких-то мутантов, но цель любого цивилизационного переформатирования – это создание нового гармонично развитого человека. Человека, который находится в первую очередь в ладах со своим внутренним миром. Будь то человек коммунистического мировоззрения или свободолюбивый толерантный космополитичный еврорусич.

И вот с этом, похоже, у реформаторов не получается. Идеальный потребитель получается, но что-то похожее на человека – никак. Очень напоминает старый советский анекдот о слесаре, укравшем на заводе детали от велосипеда, но что бы с ними он ни делал – все время получался автомат Калашникова. Отторжение прозападных реформ, неприятие их обществом более чем очевидны, несмотря на все заклинания действующей власти о «необратимости» их, об отказе от пересмотра итогов приватизации и так далее. Никаких сомнений нет, что возврат, отказ и пересмотр состоятся – вопрос только, какую цену придется уплатить за все это.

Есть одно исключение из общего правила. В одной-единственной стране Востока – Японии – XIX и XX век стали эпохой бурного роста и модернизации именно по европейскому образцу. Однако в этом исключении просматривается железная закономерность – Япония начала модернизацию и переход на капиталистические рельсы, будучи на пике национального подъема и развития. Япония как раз завершила выход из сложного и затяжного кризиса, преодолела тяжелые противоречия предыдущего периода. Кроме того, плюсом для Японии стало то, что она находилась на периферии интересов колонизаторов как страна, не имеющая привлекательных природных ресурсов.

Второй пример – модернизация СССР. Советский Союз строил некапиталистическое будущее, поэтому его нельзя ставить в один ряд с Японией и рассматривать в общем ряду модернизации по западным лекалам. Успех советской модернизации 30 годов оказался связан с психологическим настроем народа, который поверил в тот выбор, который ему предложила ВКП(б), и этот выбор оказался цивилизационно близок и понятен. Середина-конец 20-х годов прошли в очень жесткой внутрипартийной борьбе и дискуссиях, в ходе которых сумела утвердиться точка зрения на характер модернизации СССР по максимально близкому к ментальности нашего населения пути.

Все остальные страны, вынужденные проходить этап модернизации, сопряженной с вестернизацией, делали это «от нужды» и «по принуждению». При этом они находились либо в кризисе, либо в предкризисном состоянии. Кроме того, все эти страны в процессе своей модернизации были объектами колонизации со стороны европейских стран, что обуславливало колониальное направление развития их экономик, а, следовательно, и уродливую трансформацию социума. Собственно, мы все это видим на своем собственном сегодняшнем примере.

Модернизация и призыв «невидимой руки рынка» в нашей стране проходили в состоянии тяжелейшего управленческого и экономического кризисов, притом оба кризиса взаимно дополняли и усиливали друг друга. Крах СССР привел к тому, что Россия оказалась под управлением западных неоколонизаторов и туземных администраторов-коллаборационистов. В таких условиях наша страна могла строить только экономику колониального типа – торговля сырьем, уничтожение всей конкурентоспособной промышленности, тотальный вывоз капитала за рубеж через механизм полной конвертации рубля. В царской России перед Первой мировой войной строилась точно такая же экономика с таким же влиянием на нее стран Европы, рассматривавших Россию в качестве своей колонии. К чему это привело – известно.

О. С. Крупицкая и Е. Р. Счисляева в своей статье «Анализ конкурентоспособности российских компаний на международном рынке», вышедшей еще в 2007 году, пишут: «…Тот факт, что Россия позиционирует себя в качестве глобального лидера в добывающей промышленности, которая в целом не отличается высоким инновационным потенциалом, позволяет предположить, что страна, в отличии, например, от Индии, теряет свою прежнюю конкурентоспособность в наукоемких отраслях и свой значительный научно-технический потенциал, реально сталкиваясь с угрозой превратиться в сырьевой придаток развитых государств…»

Таким образом, современная Россия никак не способна повторить японский опыт конца XIX – начала XX веков и свой собственный 30-х годов прошлого века. Наш удел в такой ситуации – это повторение опыта Индии, Китая, всевозможных Таиландов и Индонезий. Колония – освободительная борьба – мучительный путь наверх. Тот, кто пытается рассказать нам о светлом будущем демократической России под водительством сторонников европейского выбора, либо бессовестно лжет, либо в лучшем случае добросовестно заблуждается. Нет никаких причин отвергать модернизацию. Но проводить ее так, как проводили ее все развивающиеся страны, платя за это невероятно высокую цену, опасно и преступно. Четвертую революцию и тем более новый гражданский конфликт Россия может просто не выдержать – а иного пути при продолжении текущей политики попросту не просматривается.

Модернизация возможна и необходима только после создания условий для нее. Однако эта задача даже не формулируется, а потому не ставится и не решается. Под вывеской того, что нынешняя власть называет «реформами», страна уже третье десятилетие исправно перекачивает свои природные ресурсы в направлении колонизаторов, там же оставляя заработанное. Навстречу идут товарные потоки импорта, выжигающие наше собственное производство. Вступление в ВТО в таких условиях объективно хоронит нашу промышленность и что самое опасное – сельское хозяйство. Небольшой период середины нулевых годов, когда в России отмечался приток иностранного капитала, характеризовался ценовым бумом на углеводороды, и, по мнению экономистов, значительную часть этого притока составлял обычный рисковый спекулятивный капитал. Все остальное время наш удел – вывоз капитала и национальных богатств. Мы платим контрибуцию победителям – и до тех пор, пока не стряхнем с себя навязанный нам новый Версальский мир, будем ее платить.

Автор не испытывает ни малейшего почтения к проводящемуся с 1985 года и по сей день курсу страны, однако это отступление сделано не для прояснения его позиции.

Смысл отступления от темы сугубо прикладной. Мы ведем речь об угрозе со стороны Исламского государства. Все причины, ослабляющие нас перед этой угрозой, являются важными, но самая важная – наша собственная слабость, обусловленная кризисом, начавшимся еще в советское время и продолжающимся по сей день. Россия уже выиграла один бой с идеологией ваххабизма в начале двухтысячных – но так и не закрепила эту победу, так и не сумела создать барьеры для его проникновения в нашу страну. Заслуга президента Путина в первой победе несомненна – и точно так же несомненна его вина, как руководителя, не сумевшего закрыть проект ваххабизма в нашей стране окончательно. Продолжение бесчеловечных и разрушительных неолиберальных реформ объективно реанимирует все враждебные нам проекты, несмотря на бравурные доклады о преодолении трудностей. Идиома «вставание с колен» вполне заслуженно приобрела саркастический смысл.

Страна продолжает находиться в тяжелом системном кризисе. В таких условиях демографический кризис является естественным следствием общего кризиса России и не имеет в складывающихся обстоятельствах никакого конструктивного выхода. Мы объективно сталкиваемся с проблемой миграции извне – никаких причин, позволяющих нам ее существенно ограничить, не существует. Ксенофобия и усиливающаяся враждебность населения к пришельцам никак не могут помешать их массированному наплыву. Если чисто политически и административно мы его прекратим – рухнем под тяжестью стоящих проблем, на решение которых у нас просто нет людей. Не прекратим – ассимилируемся и сдадим свою территорию в течение жизни одного-двух поколений при продолжении текущей политики государства.

Есть два исторически оправданных пути относительно конструктивной по последствиям интеграции столь массового наплыва чужаков. Первый путь прошли США и Советская Россия. Это – индустриализация. Именно в ходе индустриализации народы Европы, Азии и Африки в США сумели перемешаться и создать прочный сплав, которым стал народ Америки. Точно так же в ходе советской индустриализации народы Российской империи совершили гигантский шаг вперед по созданию той самой единой общности новых людей под названием советский народ. Не все оказалось гладко, и у нас, и в Америке были и остались серьезные проблемы, которые неизбежны при масштабных и ускоренных мероприятиях, но в целом идея «плавильного котла» оказалась уникальной и во многом универсальной, так как была реализована в разных по своему историческому опыту цивилизационных условиях.

Второй путь – освоение территорий. И вновь – и США, и Россия проходили этот путь, и прошли его во многом удачно. Освоение Дикого Запада и Сибири с Дальним Востоком по своему масштабу были довольно близки, хотя существенно отличались между собой в плане отношения к коренному населению. В России коренное население новых территорий при всех издержках включалось в состав российского народа, для Америки была более характерна сегрегация с последующим истреблением коренного населения и его во многом насильственной ассимиляцией.

Оба эти пути имеют ряд существенных ограничений, не являются панацеей, но, по крайней мере, обладают интеграционным потенциалом превращения разных народов в относительно гомогенную общность, объединяя ее языком, общими традициями и этическими нормами, скрепляя все это экономической целесообразностью производящей экономики, опирающейся на производство материальных ценностей, а не финансовых деривативов. Идущие вне индустриализации и освоения территорий миграционные процессы, как показывает опыт современной Европы, Юга США, современной России ведут к возникновению гетерогенного общества, состоящего из не совмещающихся между собой культур, живущих обособленно на одной территории. Характерным следствием таких процессов является рост ксенофобии у всех национальных и культурных групп такого гетерогенного общества, создание специфических анклавов («чайна-таунов» и мест компактного проживания не желающих не только интегрироваться, но даже адаптироваться в жизнь страны пребывания людей).

Пока развитие страны идет именно по пути гетерогенизации – пришельцы извне в силу различных причин, и в первую очередь в связи с качеством проводимой государственной политики, не интегрируются в наше общество. Растет социальная напряженность, вызванная этим фактором. Причем враждебность нарастает с обеих сторон – мигранты, рассчитывая на укоренение в России, испытывают оптимистические надежды в начале своего пути «сюда», которые очень быстро разбиваются о тот факт, что им здесь не рады. Шоком для многих украинцев, бежавших в Россию от нацистского государства в 2014 году, стало равнодушие и пренебрежение к ним и их проблемам со стороны государства. Несмотря на то, что госструктуры сумели в очень короткие сроки стать чуть более человечными по отношению к этим людям, во многом они, столкнувшись с российскими реалиями, принимали решение возвращаться обратно в разруху и войну, но только не оставаться на своей потенциально новой Родине.

Социальная мобильность мигрантов зачастую носит устойчивый нисходящий характер – даже высокий уровень образования и профессиональные навыки оказываются невостребованными, люди вынуждены устраиваться на работу, не соответствующую ни их запросам, ни их реальным способностям. Ограниченность движения по так называемым «социальным лифтам» даже для коренных жителей вынуждает мигрантов включать привычные способы внедрения в общество через этнические и клановые механизмы. Создаются устойчивые этнические группировки, автономно «протаскивающие» своих людей по вертикали и горизонтали, захватывая целые отрасли экономики города, региона, генерируя дополнительные социальные проблемы для коренного населения. Уже не редкость, когда улицы наших городов становятся ареной боев между чужаками, когда отношения между собой выясняют представители этнически чуждых для России группировок.

В России миграционные процессы идут по послевоенному европейскому пути. Пока они носят менее фатальный по последствиям характер, так как речь идет о массовым наплыве людей из республик бывшего СССР, которые, по крайней мере, знакомы с русским языком – однако все остальные проблемы встают в полный рост. Линия разлома между коренным населением и этночужаками расширяется – и является причиной постепенного вытеснения русских из большинства российских регионов. Пока до косовского сценария мы еще не дошли – но то, что процессы идут в этом направлении, вполне очевидно.

Специфика модернизации нашей во многом неевропейской страны по европейскому образцу объективно ведет к чрезвычайно высоким издержкам, выражающимся в углублении демографического кризиса, наплыве мигрантов без объективных предпосылок для их интеграции, гетерогенизации общества, вытеснения русских из мест их проживания, сужение ареала обитания русских. Мы должны понимать, что евромодернизация и построение капитализма в России варварскими ускоренными методами в сегодняшних конкретных исторических условиях приведет либо к окончательному крушению России как цивилизации, либо к контрреформационным процессам отказа от «завоеваний» неолиберального капитализма с неизбежной высокой платой за этот откат. «Русская весна» станет цивилизационной катастрофой значительно большего масштаба, чем «Арабская».

Безусловно, нет безвыходных ситуаций. В нашем случае – это понимание властью тупиковости выбранного пути и неизбежного при следовании по нему крушения страны по одному из двух граничных сценариев. В случае контрреформации «сверху», переосмысления модернизационной модели, ориентирования ее на российские традиции и отказ от наиболее людоедских и неприемлемых этических норм, внедряемых в нашу психику неоколонизаторами и их пособниками из числа вестернизированной и бесконечно далекой от России псевдоэлиты, могут стать приемлемым выходом из ситуации. Замена модели потребления на модель творческого развития может стать альтернативой приближающимся катастрофическим явлениям.

Однако пока, глядя на действующую власть, стоит признать, что в ней практически нет потенциальных лидеров, способных осознать и тем более решить эти непростые задачи. Как обычно, мы будем идти по самому трудному и затратному пути. И на этом пути угроза со стороны Исламского государства для нас является существенной, что безо всякого сомнения, делает вероятность столкновения с ним в той или иной форме крайне высокой.

Говоря иначе – нынешняя Россия с ее колониальной подчиненной Западу политикой неизбежно станет объектом нападения исламистов, ударной силой которых сегодня выступает Исламское государство. Россия, обладающая суверенной политикой, имеет возможность избежать такого столкновения – прямым или непрямым образом. Только суверенная Россия сможет конструировать свое будущее: вот, собственно, основной ответ на вопрос об опасности для нас со стороны молодого и крайне агрессивного Исламского государства.