— Боже, как я устала! — пожаловалась Иоланда. Прошел час, но мы все еще оставались в церкви. — Интересно, ливень перестал?

И она снова вытянулась на скамье. Когда мы вошли, она некоторое время сидела в оконной амбразуре и смотрела на струи дождя, не заговаривая ни с Эриком, ни со мной, а когда я пригляделась, то увидела, что она вся дрожит. Но уже через некоторое время она уселась рядом со мной на скамью и сняла свою шляпу. Но лишь когда Иоланда заснула и перестала контролировать свои действия, она опустила голову мне на колени. Убедившись, что она спит, я погладила ее по волосам.

Но теперь, едва она пошевелилась, я встала и подошла к одному из окон.

Устроившийся через три скамьи от нас Эрик выглядел так, словно его прихлопнул ладонью какой-то гигант.

— И что там видно?

— Ничего, — ответила я. — То есть дождя нет. — Небо побледнело, над облаками проглядывали робкие лучи солнца. Воспоминания о пережитом страхе все еще не оставляли мое тело, на голове болела вздувшаяся шишка. — Кажется, проясняется.

— Попробуй еще раз позвонить Мануэлю, — сказала Иоланда. Я раскрыла мокрый мобильник, который незадолго до того Эрик извлек из своих брюк. — Или набери службу спасения. Должен же быть поблизости хоть кто-нибудь, кто мог бы нам помочь. Вроде какие-то машины недавно ехали по шоссе.

— Армейские грузовики, — сказал Эрик. — Мы обогнали как минимум два. Вероятно, они ехали на северо-восток — везли какие-то припасы.

Иоланда закрыла глаза.

— В армейский грузовик я не сяду. К этим убийцам — да ни за что!

— А если придется? — спросил он.

— Вот видите — одни эти слова говорят о том, что вы нездешний.

Бросив на нее гневный взгляд, Эрик откинул волосы со лба.

— От этого телефона никакого толку, — призналась я.

Лицо Эрика начало заливаться краской; ничего не сказав, он встал и вышел из церкви.

— Оставь его в покое, — сказала я Иоланде.

Она пожала плечами:

— Его так приятно дразнить. Но раз уж он твой любовник, наверное, я могла бы сделать исключение и от него отстать.

— Он мне не любовник.

Иоланда привстала. Проникавший снаружи свет падал на ее лицо. Кажется, она перестала требовать от меня сумку, и это было хорошо. Пока что у меня не хватало сил раздумывать над содержанием дневника.

— Да успокойся ты! — сказала Иоланда. — Это же очевидно, хотя и весьма отвратительно.

— Мы не вместе. Мне нравятся… пожарные. И полицейские.

— Что?

— Длинная история. Если в двух словах — Эрик не в моем вкусе.

— Что ж, как знаешь.

Уголки рта у нее приподнялись, и я подумала, что она очень похожа на мою мать. Необычайные приключения невольно приводили ее в хорошее настроение.

— Ну и как… — начала я.

Иоланда подняла бровь.

— Ну и как у тебя все складывалось? — договорила я.

— Складывалось?

— Ну, как ты жила в последние годы?

Она махнула рукой:

— Как видишь, Лола, довольно скверно.

— Но у тебя же, наверное, были… друзья, случались моменты, когда ты была счастлива… — Я помолчала. — То есть я надеюсь на это.

— Счастлива? Ты имеешь в виду — с мужчинами?

— Кроме всего прочего.

Слегка улыбнувшись, она кивнула:

— Да, у меня были приятные моменты. Я встречалась с достойными, очень хорошими мужчинами. Но… так и не вышла замуж, как ты, вероятно, уже поняла. Это было бы прекрасно, но… не случилось. Я всегда работала с отцом — хотя не думаю, что тебе нужно об этом рассказывать. — Она выдавила из себя смешок.

— Почему?

— Не знаю… Я теперь частное лицо. Больше забочусь о том, кого я… — Она не договорила.

Я молча ждала продолжения.

— Как ты считаешь, мы с тобой дружили? — вдруг резко спросила она. — Когда я жила с вами?

— Это было давно, — ответила я. — Когда мы встретились, мне было девять лет. А ты была несносной одиннадцатилетней девчонкой.

— Так дружили или нет?

— Не с самого начала, — сказала я.

— Не с самого, — согласилась Иоланда. Глаза ее отливали изумрудным блеском.

— А потом — потом да, подружились.

Не глядя на меня, она кивнула.

— Позже я поняла, что ничего лучше у меня в жизни не было. — Сказав это, я почувствовала, как мои руки невольно вскинулись вверх — так мне захотелось обнять ее. — У меня никогда не было такой подруги, как ты. Такого у меня ни с кем больше не было.

Иоланда не ответила.

— А насчет мужчин, — она вновь сменила тему, — у меня нет ни Эдипова комплекса, ни комплекса Электры, но, честно говоря, я никогда особенно в них не нуждалась. Я имею в виду семейные отношения. С отцом мы были так близки, что этого в определенном смысле было достаточно. Я наслаждалась его обществом. Это как, имеет значение? — Она пожала плечами. — А потом он умер! И в результате… в результате я осталась ни с чем. Я начинаю думать, что допускала ошибку — а может, и нет, — когда злоупотребляла дружбой с ним. — Она покачала головой. — Почему? У меня до сих пор нет точного ответа — хотя бы для себя.

Ее лицо все время сохраняло спокойное выражение, лишь слегка нахмурились брови.

— И вот явилась ты, с разговорами о твоей матери. — Иоланда коротко взглянула на меня, затем уставилась в пол. — И об этой карте. Единственное, о чем я могла думать, — о том, чтобы отправиться вслед за тобой и найти камень, о котором так мечтал отец. В определенном смысле это мой последний с ним поход. И из-за всей этой суеты мне стало немного легче. — Она помолчала, потом продолжила: — А теперь посмотри на меня. Я нашла общий язык с Санчес — старым врагом нашей семьи. Даже не знаю — то ли я просто сошла с ума, то ли наглоталась кислотного дождя. А ты как думаешь?

— Думаю, наглоталась кислотного дождя, — улыбнулась я.

Она тоже усмехнулась.

— Но все же тебе не стоит врать мне насчет карты, — сказала она.

Одна из сидевших на окне птиц вдруг захлопала крыльями. Снаружи донесся плеск и какой-то непонятный скрежет.

— Очень надеюсь, что ты не обманула меня просто для того, чтобы вытащить сюда, — повторила Иоланда медленно и с сарказмом. — Потому что тогда я перестану тебя… понимать.

Я выдержала ее взгляд.

Насчет карты у меня пока что были лишь смутные догадки, но из-за наводнения местность стала почти непроходимой — только сегодня мы попали уже в две аварии. Теперь я ясно понимала: если сказать Иоланде всю правду (а тогда она нас покинет), моя мать скорее всего умрет.

— Я знаю, как выйти к лабиринтам, — подтвердила я.

— Рада это слышать! — Ее голос перекрыл доносившийся снаружи какой-то резкий звук.

Сидевшая на окне птица вспорхнула к потолку.

— Что это? — спросила Иоланда.

Плеск и скрежет стали отчетливее, послышалось также металлическое позвякивание, так что перед глазами возник образ пробирающегося по грязи какого-то чудовища с железной поступью. Затем снаружи донеслись человеческие голоса.

В дверях церкви показалась взъерошенная голова Эрика.

— Пора ехать, — коротко посмотрев на нас, сказал он.

— Что?! — всплеснув руками, воскликнула Иоланда.

— Пора, — повторил он.

— Не понимаю…

— Надо срочно выезжать, — терпеливо повторил он. — Будьте добры поднять свои задницы и пошевелить ногами так, чтобы они чудесным образом вынесли вас из этой церкви, после чего можете вновь устроиться в одном из этих уютных грузовиков, которые сейчас дожидаются возможности доставить вас прямо во Флорес.

Мы молча уставились на него.

— Не думайте, что мне это нравится больше, чем вам, — сказал он Иоланде. — Это армия.

Отвернувшись, она уже собиралась разразиться проклятиями, но вместо этого наклонилась, молча подняла свою ковбойскую шляпу и нахлобучила на голову.

Мы вышли наружу.