— Так на север, на юг, на восток или на запад? — сказала я. — Вот что мы должны решить, прежде чем достигнем устья реки Саклук, где была найдена стела.
— Верно, — сказал Эрик.
— Но как мы узнаем, куда идти?
— Возможно, точнее было бы спросить, кому мы можем больше доверять, — отозвался Мануэль. — Колдунье или Карлику? Королю или Жрецу?
— На восток, — сказала Иоланда. — Мы идем на восток. Это кто предложил?
— Король.
— Тогда я выбираю Короля.
— А вот я неравнодушен к Жрецу, — возразил Мануэль. — Несчастный глупец.
— Я не доверяю никому из них, — сказала я. — Но Колдунья мне нравится больше всех. Знаете — сильный женский характер и т. д., и т. п. И маме, наверное, она тоже понравилась, готова насчет этого поспорить. Все остальные мне просто несимпатичны.
— Несимпатичны? — переспросил Эрик. — И Карлик?
— Слишком хитрый, — сказала я.
— Он в первую очередь несет ответственность за все эти несчастья, — добавил Мануэль.
— Колдунья недостаточно сильна, чтобы ей доверять, — сказала мне Иоланда. — Она сдалась Старшему брату.
— Она не сдалась…
— Мне кажется, об этом что-то написано в дневниках фон Гумбольдта, — сказал Эрик.
— Что?
Он покачал головой:
— Не помню.
— Колдунья посылает нас на запад, но, как я уже объяснила, мой отец обшарил всю эту территорию и ничего не нашел.
— Может, он оказался прав?
— Он ошибался, — сказала Иоланда. — И не желал ничего слушать.
Мануэль опустил глаза.
— Единственное преступление Жреца заключается в том, что он влюбился, тогда как все остальные оказались лжецами, убийцами и ворами.
После этих его слов мы все замолчали и впали в задумчивость.
— Как же я устала! — наконец заговорила Иоланда. — Этот гамак выглядит очень неплохо…
— Минуточку! — заволновалась я. — Разве мы не должны ничего решить?
— Мы уже решили — на восток, — сказала она. — Пойдем туда, куда нас посылает Король.
— Нет, Колдунья!
— Жрец!
— А я склоняюсь к Карлику, — сказал Эрик, — хотя единственное, что я знаю, — это что археологи на востоке уже все перекопали: ведь именно там находится Тикаль. — Он нахмурился. — Хотя было что-то еще, но что именно, я забыл. Нужно перечитать бумаги.
Зевнув, Мануэль потер глаза.
— Ну вот что — я больше не выдержу. Просто валюсь с ног.
— Правильно, — сказала Иоланда. — Перед тем, как отправиться на восток, мы должны как следует отдохнуть.
— На запад, — сказала я.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
— Да. Спокойной ночи.
Когда все угомонились и послышался тихий храп, я пробралась к гамаку Эрика и прижалась ухом к его груди. Сердце его стучало так, что заглушало крики ночных птиц.
А потом, свернувшись возле меня, словно терьер, он тоже заснул.
Над нами о чем-то шептались спящие деревья и сонные ящерицы, окаймленная розовым светом костра и пронизанная множеством невидимых взглядов, окружающая тьма была идеальной и бесконечной.
Качаясь в гамаке вместе с Эриком, я вдруг преисполнилась оптимизма и, схватив его за руку, попыталась, подобно экстрасенсу или медиуму, мысленно переместиться сквозь всю эту тьму и заросли туда, где находилась моя мать, чтобы дать ей знать о том, что я спешу к ней.
И вот мне показалось, что я ее чувствую. Охваченная радостью, я была почти уверена, что это так. Словно колокольчик, мое сердце звенело нежным и чистым звуком.
Ночь сгущалась; лес простирал тени, накрывая даже самые маленькие розовые цветки огня.
Север, юг, восток, запад.
Куда же направиться?
Ожидая какого-нибудь знака, я лежала и не могла уснуть.
На следующее утро, в шестом часу утра, мы съели завтрак, состоявший из сушеных креветок и простой воды из бутылок, и вновь тронулись в путь. Двигаясь по лесу на север, мы еще углубились в лесной массив Петен, полукругом расположенный на каменном склоне, где после недавнего урагана скопилась дождевая вода. Несколько часов мы шагали по тропке, которую прорубали в джунглях сначала Иоланда, потом Эрик, а потом я. На каждом шагу чавкала грязь, по мере продвижения вперед она становилась все глубже и водянистее. Наши лица и руки покрывали средство от москитов, а также грязь и вездесущие насекомые; перед глазами качались лианы и орхидеи, в ушах стоял жалобный крик обезьян. Время от времени попадались кактусы, и вскоре одежда у всех была изорвана, а лицо и руки исцарапаны колючками.
Наконец настала моя очередь поработать мачете. Это был отнюдь не старомодный нож вроде тех, что мне приходилось видеть в музеях и антикварных магазинах, а продукт массового производства, изготовленный на фабрике, вероятно, в этом году. Мачете имел сорокасантиметровый клинок из нержавеющей стали и деревянную рукоятку с оттиснутой на ней торговой маркой «Онтарио». Взяв в руки это устрашающее устройство, я было попыталась подражать движениям Иоланды, которая, слегка придерживая лезвие большим и указательным пальцами, размахивала им перед собой так, что лезвие образовывало в воздухе сверкающую дугу. Ничего подобного у меня не вышло. Получались какие-то беспорядочные движения: нож то совершал запутанные петли, крест-накрест нанося удары по кустам и лианам, то вдруг рубил их сверху вниз.
— Выше, выше! — не выдержала Иоланда. — Нет, я не могу этого видеть!
— Может, тебе стоит двигаться как-то более ритмично? — предложил Эрик. — А то кажется, будто ты пытаешься убить кенгуру.
Бросив на них возмущенный взгляд, я продолжала ожесточенно рубить кусты.
— Я просто хотел помочь.
Но хотя квалификации у меня не было никакой, мексиканского упрямства хватало вполне. И это в конце концов принесло результаты. До того момента, когда кисть начала пылать огнем, я все же сумела расчистить довольно длинную дорожку.
В два тридцать пополудни мы заметили, что уровень воды значительно повысился. Мимо нас на плотах из больших листьев скользили насекомые с бархатными усиками и большими, как у рака, клешнями; срубленные Иоландой ветки плюхались в стоячую воду, где плавали ярко-алые и лиловые цветы, представлявшие собой некую безумную версию «Кувшинок» Моне. Правда, где-то через километр Иоланде пришлось упрятать мачете в рюкзак: мы вышли на поляну, со всех сторон окруженную красными деревьями и залитую водой, которая вытекала из расположенного к востоку небольшого озера. Прохладная вода ручья испарялась, туман поднимался к вершинам красных деревьев или плыл вдоль поверхности потока, отражая его затейливые завихрения, образующиеся над упавшими деревьями.
Зайдя в высокую воду, мы приготовились переходить поток вброд — сначала Иоланда, потом Эрик. Я шла третьей, замыкал цепочку Мануэль. Мой отец нес на спине большой зеленый рюкзак с повязанным сверху красным платком. Под тяжестью груза его плечи согнулись, промокшая голубая ткань рубашки прилипла к телу, обтягивая худые руки. Выглядел он не очень уверенно. Над виниловой поверхностью вещмешка едва выступала маленькая изящная голова с большими розовыми ушами и редеющими волосами. Вода доходила Мануэлю почти до бедер; было заметно, что он с трудом передвигает ноги. Отвернувшись, я двинулась вперед, но когда трое из нас уже миновали середину протоки, где вода была нам по грудь, я услышала, как он поскользнулся и упал.
— Папа!
Резко обернувшись, я увидела, что он бултыхается в воде метрах в шести от меня, вцепившись в выступающий возле берега большой камень.
— Со мной все в порядке, — крикнул отец, хотя я видела, что рубашка у него порвана, а плечо поцарапано. Ползком пробравшись назад, он вцепился руками в траву на берегу, подтянулся и повалился в грязь — неподалеку от того места, где деревья густо сплетали свои ветви.
— Что там у вас? — спросила Иоланда, которая уже почти достигла противоположного берега; вода доходила ей до плеч.
— Сеньор Альварес! — крикнул Эрик, стоявший по пояс в воде.
Тяжело дыша, Мануэль продолжал карабкаться в сторону деревьев. Лицо побледнело, и вообще вид у него был неважный.
— Нам нельзя разделяться, — сказала Иоланда. — Идите к нам.
— Секундочку! — попросил Мануэль. Выбравшись на примыкающий к живой древесной изгороди небольшой травянистый участок, он так и остался стоять на четвереньках. — Мне нужно немного перевести дух.
Глядя на него, мы молча стояли в озере; вокруг нас сонно журчала вода. Тут за деревьями вдруг послышались какой-то треск и шуршание листьев, затем пронзительно закричали птицы.
— Что это? — спросил Эрик.
— Не знаю, — ответила я.
Не понимая, что происходит, мы ждали развития событий. Весь вымазанный грязью, отец оставался на берегу.
— Мануэль! — услышала я голос Иоланды. — Мануэль, скорее сюда.
Папа повернул голову.
— Тут что-то…
Кусты тихо раздвинулись, и в полуметре от Мануэля на берег озера вышла огромная поджарая кошка с зелеными глазами и золотистой шкурой, покрытой черными пятнами.
На вид вес животного составлял не меньше ста килограммов. Длинные изогнутые зубы готовы были без промедления вонзиться в тело моего отца. Покрытый белым мехом большой живот свисал чуть ли не до земли; склонив голову набок, кошка медленно ступала упругими шагами. Угрожающе рыча, самка ягуара обнажила клыки, а потом зашипела — или, скорее, пронзительно завизжала.
— Ягуар, — напряженным шепотом сказал Эрик.
На Мануэля упала тень кошки. Посмотрев на ее сияющую морду, он привстал на колени.
Глядя на отца, сидящего перед этим чудовищем, я испытала такой ужас, что зажмурилась и представила себя возле пыльных полок «Красного льва», полных бумажных тигров и воображаемых мертвецов.
Именно там я всегда скрывалась от своих страхов.
А потом снова открыла глаза.
И рванулась вперед с таким шумом, что кошка от неожиданности подпрыгнула на месте. Но не убежала.
— Вставайте, кричите на нее, Мануэль! — завопила Иоланда и закрутилась на месте, пытаясь вытащить из рюкзака мачете. — Она же считает вас своей добычей!
У отца дрожало лицо.
— Боюсь, мне не сдвинуться с места. Я же говорил, что не силен в таких вещах.
Мимо меня неровными шагами пробежал по воде Эрик. Поскользнувшись, мы оба упали в воду, затем снова вскочили.
Вытянув голову, кошка взревела и взмахнула перед папиным лицом своей массивной лапой. Чтобы отпугнуть ее, мы с Эриком закричали изо всех сил. Иоланде наконец удалось достать из рюкзака мачете.
— Она же беременная, — услышала я голос Мануэля. — Не надо ее убивать.
— Я не позволю ей вас скушать, Мануэль! — крикнула в ответ Иоланда.
— Она готовится стать матерью, — тихо сказал Мануэль.
— Убирайся! Убирайся! — визжала я. К этому моменту я почти добралась до берега и даже могла видеть выглядывающие из белого меха розовые соски.
Пробежав мимо меня, Эрик схватил Мануэля и попытался столкнуть в воду. При этом все мы дружно орали на животное, которое рычало и скребло лапой землю.
И тут мы услышали в кустах еще какой-то шорох, затем звук, похожий на звук шагов.
Вытащив из чехла мачете, Иоланда подняла его над головой, словно собиралась метнуть в ягуара. Но кошка больше не рычала; вздрогнув, она повернулась посмотреть, что там шумит.
— Не надо, не надо, Иоланда! — умолял Мануэль.
— Вперед! — крикнул Эрик.
Обхватив отца за плечи, мы дружно потащили его в воду — подальше от хищницы. Стоявшая с поднятым вверх клинком Иоланда, казалось, не знала, на что решиться.
Кошка двинулась в сторону деревьев, и тут мы увидели, что она страшно худая. Отразившись от золотистого меха, солнечный луч скользнул между деревьев и исчез из виду.
Прошла секунда; мы все уже стояли в воде. Никто не сказал ни слова. Прошла секунда, потом еще одна.
И тут за деревьями отчетливо прозвучал выстрел, затем второй. Ветви задрожали, и снова стало тихо.
Я дернулась.
— Что это было?
— Может, какой-нибудь охотник? — сказал Эрик. Подхватив отца под мышки, он неуклюже волочил его по воде.
— Идемте! — сказала Иоланда.
— Эрик! — позвал Мануэль.
— Что?
— У меня такое ощущение, будто меня совращает горилла…
— Простите. — Эрик убрал руки, но по-прежнему не спускал с Мануэля глаз.
— Что это было? — снова спросила я. — Ее кто-то застрелил?
— Кажется, я слышал, как она бежала по лесу, — нерешительно проговорил отец.
Но конечно, никто из нас не знал ничего наверняка. Не то вброд, не то вплавь мы перебрались через поток, подталкивая друг друга. Добравшийся до берега первым Эрик втащил меня наверх, подхватив под мышки; Иоланду он втянул, ухватившись за лямки ее рюкзака.
Нагнувшись, я схватила Мануэля и помогла ему выбраться на твердую почву.
После этого мы окинули взглядом деревья и воду — везде снова было тихо и спокойно. Никаких признаков ягуара, не считая следов когтей и отпечатков лап. Не было и признаков человека.
— Нам надо пройти еще четыре мили, — сказала Иоланда и оглянулась на моего отца: — Вы как, сможете?
— Разумеется. Это не вопрос. — Мануэль выглядел очень бледным и мрачным.
— Ну хорошо, — кивнула Иоланда. Вид у нее был встревоженный, и все же она не стала пенять на то, что из-за переполнявшего его страха Мануэль только что поставил под угрозу собственную жизнь, а возможно, и жизни остальных.
Мы с Эриком поднялись на ноги.
— Пойдем, когда ты будешь готов, — сказала я Мануэлю.
— Я уже готов.
И мы опять начали пробираться через джунгли. Сил у Мануэля все же оказалось не так много. Когда мы снова тронулись в путь, я пошла за ним следом и видела, как у него трясутся ноги и как он спотыкается на болотистых участках. Хотя до этого отец выдерживал вполне приличный темп, падение его подкосило, ослабив физически и лишив уверенности в себе. Он брел медленно, неуверенно, и нам приходилось приноравливаться к его темпу.
Весь оставшийся путь я не сводила с него глаз, и каждый раз, когда отец, поскользнувшись, размахивал руками, чтобы не упасть, это заставляло меня нервничать.
Так мы двигались еще три часа, прорубаясь сквозь заросли, осторожно пересекая поляны, перебираясь через болота. В конце концов мы достигли точки, очень близкой к тому месту, где Оскар Анхель Тапиа нашел стелу Флорес, где Беатрис де ла Куэва в компании с Баладжем К’уаиллом обнаружила лабиринт Обмана.
Этой точкой было отвратительное и величественное устье реки Саклук.
— Совсем не то, что мы ожидали, — сказал Эрик.
— Тьфу, черт! — сказала Иоланда.