13 октября 1987 года
21 час 18 минут
Не останавливаясь на светофорах, под вой сирены «Скорая» влетает на стоянку службы неотложной помощи Чикагской пресвитерианской больницы. Коннор без сознания лежит на носилках, его немедленно обмывают водой, чтобы охладить обожженные участки. К его коже прилипли куски обгоревшей одежды, чтобы их удалить, потребуется наркоз. После интубации врачи «Скорой помощи» под капельницами везут его в отделение для больных с тяжелыми ожогами. Там его передают доктору Лорене Мак-Кормик.
Она начинает первичный осмотр: пятьдесят процентов поверхности тела поражено: обе руки, обе ноги, вплоть до грудной клетки — сплошная рана. Нижняя часть шеи и правая рука затронуты также. Некоторые из ожогов — глубокие и сопряжены с опасностью для жизни. Каким-то чудесным образом огонь пощадил лицо.
Лорена и бригада врачей подключают Коннора к аппарату искусственного дыхания для поддержания общего обезболивания. Далее — курс лечения антисептическими ваннами и антибактериальными средствами. Но прежде ожоги покрывают стерильными компрессами, сменяемыми на протяжении всей ночи — для максимального увлажнения и обеззараживания.
Превращенный в мумию, обвешанный капельницами, обложенный компрессами Коннор с закрытыми глазами лежит в больничной тишине.
Лорена Мак-Кормик молча смотрит на него.
Этот мальчик годится ей в сыновья.
Время ее работы давно истекло, но она не может решиться покинуть палату. Мир вокруг нее кажется все более и более враждебным, бесчеловечным и жестоким. Ей только что исполнилось 44 года, и она знает, что никогда не станет матерью. И во всем виновата ее карьера, заменившая ей любовные свидания, а также вечный непреодолимый страх, что она не сможет защитить свое дитя в этом обезумевшем мире.
Она сидит, глубоко задумавшись, как вдруг дверь широко распахивается, и в палату врывается подросток.
— Можно мне увидеть его, это мой друг! — кричит Марк, а охранник, вбежавший следом, в три раза превосходящий его по весу чернокожий великан, хватает его за шею.
Лорена вмешивается и убеждает представителя службы безопасности отпустить молодого человека.
— Это мой друг! — повторяет Марк, протискиваясь к кровати Коннора.
— Где его родители? — спрашивает Лорена. — Ты знаешь их?
— У него нет родителей.
Лорена подходит к Марку.
— Я доктор Мак-Кормик, — объясняет она. — Это я лечила твоего товарища.
— Он умрет? — спрашивает Марк со слезами на глазах.
Лорена подходит к нему ближе и видит мольбу в глазах мальчика.
— Он умирает? — вновь повторяет Марк. — Скажите мне правду, пожалуйста.
— Он в критическом состоянии… — признается Лорена.
Она молчит несколько секунд, затем уточняет:
— …но, может быть, он поправится.
Она рукой указывает Марку на стул и приглашает сесть.
— Ты хочешь знать правду? Ну, тогда слушай: у твоего друга обожжено более половины тела. В течение двух дней мы продержим его на аппарате искусственного дыхания. Это означает, что он погружен в сон и не страдает. Он молодой и у него хорошее здоровье, у него нет ожогов дыхательных путей, и он не вдохнул токсичный газ. Это все — хорошие новости.
— А плохие?
— Существует опасность инфицирования ран. Когда у человека обожжена кожа, она не защищает его от бактерий. И тогда организм лишен средств защиты от мощного нападения микробов. У твоего друга могут возникнуть осложнения: ухудшение состояния ран или сепсис. Это…
— …заражение крови, я знаю, — вставляет Марк.
— В общем, надо набраться терпения и усердно молиться, чтобы все было хорошо.
— Я не верю в Бога, — заявляет Марк. — А вы, вы верите?
Лорена смотрит на него растерянно:
— Я… я уже не знаю.
— Я буду верить в вас, — решает Марк, — спасите его, я умоляю.
* * *
В сознании Коннора
Между жизнью…
…и смертью
Я лечу.
Нет, я падаю. Вечно длящееся свободное падение к небесам.
Я легкий. Я встаю. Я скольжу по ватному ковру. Я плыву в лучах света.
Мне хорошо.
Я все вижу. Я все понимаю.
Как будто все уже написано.
Как будто все имеет один смысл: Добро, Зло, Страдание…
Мне хорошо.
Но я знаю, что это ненадолго.
И я знаю, что все забудется.
* * *
15 октября 1987 года
Сейчас, когда критический период первых часов прошел, Лорена Мак-Кормик приступает к срочному иссечению поврежденных тканей. Тело Коннора очищено от струпьев. Висящую клочьями, задубевшую кожу заменила сочащаяся сукровицей шкурка. Пока сложно дать точную оценку глубины поражения тканей. Клиническое состояние пациента стабильно, но еще остается реальная опасность развития сепсиса и пневмонии.
Лорена скальпелем делает надрезы на грудной клетке и шее подростка, чтобы избежать напряжения отечных тканей и углубления некроза. Затем она срезает пару квадратных сантиметров кожи с нижней части ягодиц Коннора. Она пошлет этот образец в лабораторию Бостона, где два года назад была разработана методика выращивания клеток на базе маленького кусочка кожи. Технология еще на стадии эксперимента, но Лорена хочет рискнуть, хотя знает, что лечение займет годы, а последствия могут быть серьезными.
Наконец она решает уменьшить дозу седативных препаратов — для того, чтобы Коннор постепенно начал приходить в сознание.
* * *
В сознании Коннора
Между жизнью…
…и смертью
Я все лечу, но уже не так быстро, не так стремительно.
Постепенно мое тело становится тяжелым, как свинец.
Я покидаю высоты, чтобы вернуть себе ощущения земные.
Я опять боюсь. Страдать. Умереть.
Вокруг меня облака теряют свою белизну и превращаются в пурпурный туман, обжигающий, удушающий.
Как мне больно. Я пылаю.
Теперь все красное, вокруг меня лава, все плавится.
Все так мучительно.
Конец путешествию. Я открываю глаза и…
* * *
16 октября 1987 года
Коннор открывает глаза. Он в огромной и светлой палате отделения тяжелых ожогов. В голове гудит глухой смутный шум. Он пытается пошевелиться, но сразу понимает, что не стоит этого делать. Он наклоняет голову и обнаруживает свое упакованное в повязки тело. В одно мгновение в его сознании всплывает воспоминание о пережитом, и он погружается в кошмар.
— Привет, старик, — произносит Марк взволнованно.
— Здравствуй, Коннор, — приветствует его Лорена. — Как ты себя чувствуешь?
Мальчик смотрит на нее, открывает рот, но не может ответить.
— Не беспокойся, — успокаивает его Марк, — тебя будут хорошо лечить.
* * *
17 октября 1987 года
Лорена с помощью медсестры снимает одну из повязок, покрывающих грудную клетку ее молодого пациента. Коннор сам попросил ее об этом — «посмотреть». То, что он видит, вызывает у него отвращение. Если в начале у него и были робкие попытки изображать из себя мужчину, то при виде всего этого они мигом испарились. Теперь ему кажется, что он стал чудовищем, своего рода Elephant Man, гниющим заживо. Ему хочется плакать. Он в отчаянии. Сможет ли он когда-нибудь стать прежним?
— Это нормально, что тебе страшно, — говорит ему Лорена.
Коннор еще не слишком хорошо представляет себе, что ему думать об этой женщине-враче. Она порой бывает резка, а иногда и вовсе не церемонится с ним, когда ей нужно что-то сделать. Но похоже, что Марк ей доверяет. Друг даже заверил его: «Она из наших».
— Я сейчас объясню, — начинает Лорена, садясь у кровати. — Мы сделали тебе пересадку кожи животного происхождения на самых глубоких повреждениях.
— Кожу животного?!
— Да, кожу свиньи, это общепринятый метод. Иммунная защита твоего организма отторгнет ее, но некоторое время она послужит тебе в качестве биологической повязки, чтобы избежать инфекции.
— А потом?
— Потом попробуем пересадить тебе кожу человека.
— А где вы ее возьмете?
— У тебя. Это называется аутопластика. Тонким лезвием я сниму некоторые участки кожи в тех местах твоего тела, где она не пострадала. А затем я пересажу ее на поврежденные зоны.
— Но ее будет недостаточно! — восклицает Коннор. — Я весь обгорел!
— Ты должен доверять мне, — настаивает Лорена.
— Как я могу доверять вам, если вы скрываете от меня правду?
— Ты прав, — соглашается врач, — ее будет недостаточно. Вот поэтому я отправила образец твоих клеток в лабораторию Бостона, где они будут размножены для получения большей поверхности твоей собственной кожи. Ты понимаешь?
— Я понимаю, что я сдохну.
* * *
Ноябрь 1987 года
Первая пересадка.
Невыразимое, не поддающееся обезболиванию страдание.
Правая рука Коннора зажата шиной, шея заключена в ортопедический аппарат.
Марк каждый день навещает его. Он читает ему «Графа Монте-Кристо» Александра Дюма — о беспощадной мести человека, ставшего жертвой предательства и упрятанного в тюрьму на пятнадцать лет.
Беспощадная месть…
* * *
Рождество 1987 года
Коннор такой худой, что на него страшно смотреть.
А разве такое бывает: потерять пятнадцать килограммов за два месяца?
Лорена объясняет ему, что, несмотря на введение значительного количества калорий, пациенты с тяжелыми ожогами подвержены внутреннему катаболизму, истощающему организм и делающему их уязвимыми для инфекций.
Его правая рука глубоко поражена.
25 декабря ему вынуждены ампутировать палец.
Счастливого Рождества!
* * *
Январь 1988 года
С момента нападения полицейские приходили допрашивать его только один раз. Он все им рассказал. Он сообщил им даже имена и адреса, но ничего за этим не последовало.
Марк провел собственное расследование: два наркодилера до сих пор околачиваются в квартале, даже не думая скрываться или хотя бы вести себя осторожнее.
* * *
В голове у Коннора зарождается мысль.
Мысль о беспощадной мести.
* * *
Февраль 1988 года
В некоторых местах трансплантаты не приживаются.
Плоть остается без кожи.
Нужно все начинать сначала.
* * *
Его правая рука не действует. Он вынужден пользоваться левой, чтобы писать.
Он часами рисует в блокноте эскизы и портреты, чтобы натренировать эту руку.
Всегда одно и то же лицо. Лицо, которое его успокаивает.
Лицо женщины, возникшее неизвестно откуда.
Женщины, которую он еще не знает.
* * *
Весна и лето 1988 года
Пересадка следует за пересадкой, и постепенно кожа рождается заново на месте переплетения шрамов. Пока ее приходится прижимать с помощью эластичных тканей.
С некоторых пор Коннор возобновил свои занятия, он получает заочное образование, организованное для молодежи, находящейся в больничных условиях. Продолжает развивать себя. Это единственное, что успокаивает его, кроме постоянного присутствия Марка.
* * *
Осень 1988 года
Ожоги на ногах все еще вынуждают его лежать.
Вот уже год, как он пребывает в состоянии нестерпимых мучений.
Ни единого дня без боли.
Ни единой ночи без кошмаров.
Только убежденность в том, что после такого ты становишься другим.
Не становишься лучше.
Но становишься сильнее.
* * *
Декабрь 1988 года
Рождественское утро
Лорена Мак-Кормик открывает дверь палаты Коннора. За последние четырнадцать месяцев впервые его кровать пуста. Накануне мальчика перевели в центр реабилитации, что на другом конце города, но выписку курировала не она.
Лорена неподвижно стоит несколько минут в холодном голубом свете, разлитом в комнате. Иногда, когда один из ее пациентов покидает ее отделение, она чувствует глубокую опустошенность. И сегодня именно такой случай. На подушке она нашла конверт, оставленный для нее Коннором. На нем сначала было написано — «Доктору Мак-Кормик», а затем зачеркнуто и подписано просто: Лорене.
Она кладет конверт в карман халата, чтобы открыть его дома.
Ящик его ночного столика переполнен листочками. Лорена рассматривает их: десятки рисунков, на них — одно и то же лицо, как наваждение, — облик молодой женщины, которую она не знает.
Она долго всматривается в эскизы.
Затем она решает поместить их в историю болезни Коннора.
А вдруг однажды она что-нибудь об этом узнает.
Июнь 1989 года
Коннор получает аттестат об окончании средней школы.
Он покидает реабилитационный центр и переселяется в общежитие для молодежи.
В течение шести месяцев он постоянно ходит на сеансы лечебной гимнастики и массажа, чтобы восстановить подвижность конечностей. Его шея и грудь красно-фиолетового цвета. Шрамы заживают, стягивая ткани, и это вынуждает его выполнять только самые простые действия: ходить, питаться, садиться, писать…
Но другие шрамы, невидимые, горят в его душе и причиняют ему иные страдания.
Впервые за два с половиной года он выходит на улицу.
Его пугает все: машины, люди, жизнь… Он вздрагивает от малейшего шума.
Все движется слишком быстро. Вокруг только агрессия.
Чтобы унять боль, он уверяет себя, что существует только одно средство — беспощадная месть.
* * *
Октябрь 1989 года
Ему понадобилось немного времени, чтобы найти их: оба наркоторговца устроили себе пристанище в заброшенном здании за железной дорогой. Несколько дней подряд он следил за ними, изучая их привычки и собирая сведения. За два года оба преуспели. Они теперь не перекупщики второго ранга, а настоящие воротилы, контролирующие жирный кусок героинового бизнеса в Южном квартале. Так как они редко перемещались в одиночку, Коннору пришлось дожидаться удобного момента для осуществления своего замысла.
И этот момент настал однажды вечером.
Он увидел, как оба парня выходят из бара. Они были пьяны. На парковке они уселись в старый «Мустанг» красно-коричневого цвета. Коннор пропустил их вперед, предпочитая следовать за ними пешком, чтобы испытать себя в движении.
Когда он наконец добирается до разрушенного здания, уже два часа ночи. Коннор входит в вестибюль, где выдраны все почтовые ящики. В темноте он поднимается по лестнице. Он больше не испытывает страха. Он останавливается перед дверью, которая, казалось, вибрирует: так громко звучит музыка по ту сторону двери. Ударом ноги он распахивает дверь — жестом, который он сотни раз отрабатывал в центре реабилитации.
Оба негодяя, сидя на продавленном диване, с изумлением смотрят на него. Они пьяны и накачаны наркотиками до одурения. Коннор продвигается вперед по комнате. Это жалкое помещение, залитое мрачным желтоватым светом. На ящике, служащем низеньким столом, валяются шприцы, пакет с порошком и пистолет с серебристой рукояткой, брошенный на распахнутый, полный долларов, чемоданчик.
Один из дилеров тянет руку, чтобы схватить оружие, но слишком поздно. Коннор опрокидывает чемодан и овладевает револьвером.
Он наводит оружие на торговцев, готовый выстрелить.
Те смотрят на него, недоуменно качая головой.
— Черт, да ты кто? — спрашивает один.
— Кто я?..
Коннор застывает на месте. Эту сцену он проигрывал в голове десятки раз, но не мог представить себе, что бандиты даже не узнают его.
Он кладет руку в карман своей куртки и достает две пары наручников, купленных у продажного полицейского за пятьдесят долларов.
— Пристегнитесь к батарее! — приказывает он.
— Подожди, пого…
Вспышка прерывает фразу торгаша. Тот дотрагивается до своего бедра, его рука в крови.
— Пристегнитесь, — повторяет Коннор.
Преступники повинуются, пристегиваются наручниками к чугунной батарее, уже давным-давно не дающей тепла.
Кто я?
Коннор выключает приемник, плюющийся агрессивным рэпом.
Кто я?
Он снимает куртку и расстегивает рубашку.
Он стоит с голым торсом перед ними — теми, кто хотел уничтожить его. Он демонстрирует им свои ожоги, словно в священном первобытном обряде.
В глазах обоих — полное непонимание. В их взглядах сквозит страх и ошеломление.
Коннор выходит в коридор, берет принесенную канистру бензина и возвращается в комнату.
Кто я?
Теперь роли поменялись.
Жертва стала палачом, а палачи жертвами.
Добро становится злом, зло становится добром.
— Кто я? — спрашивает он себя, выливая бензин на своих бывших мучителей.
Они вопят, но он не слышит. Он слышит другие крики, которые эхом взрываются в его голове:
— НУ, ЧТО, ПЕДРИЛА, КОПАЕМСЯ В ОТБРОСАХ? А ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО МЫ ДЕЛАЕМ С ОТБРОСАМИ? МЫ ИХ СЖИГАЕМ!
«Кто я?» — задает он вопрос себе, чиркая спичкой.
В тот момент, когда огонь начинает разгораться, он вспоминает слова, сказанные им когда-то Марку: если мы отказываемся от наших моральных принципов, мы отрекаемся от всего.
В ту же ночь
5 часов утра
Красно-коричневый «Мустанг» припарковывается у тротуара, рядом с муниципальной школой.
Из машины выходит Коннор, подбирает горстку гравия и кидает в одно из окон квартиры сторожа.
Не проходит и нескольких секунд, как появляется голова Марка.
— Что творишь, Коннор? Ты знаешь, который час?
— Одевайся, Марк. Бери портфель, деньги и документы.
— А зачем?
— Потом объясню.
Через пять минут Марк уже стоит рядом с Коннором.
— Что случилось? — спрашивает он. — С тобой что-то не так.
— Садись, — приказывает Коннор, указывая на «Мустанг».
— Но чья она, эта машина?
— Быстрее. Я объясню тебе по дороге.
Коннор садится за руль и направляется в сторону центра города. Проходит пять минут, он поворачивается к Марку и спрашивает его:
— Ты помнишь, как я тебе говорил, что однажды тебе повезет и ты выберешься отсюда и будешь учиться?
— Конечно, помню.
— Ну вот, сегодня вечером удача на твоей стороне, — говорит он, протягивая другу металлический чемодан, отобранный у дилеров.
Марк открывает его и издает протяжный свист.
— Откуда все эти деньги?
— Это тебе на учебу.
— Но…
— Послушай, у нас мало времени, не осложняй ситуацию.
Коннор шарит в кармане и протягивает ему билет на поезд.
— Я отвезу тебя на Грэнд-сентрал. Поезд в Нью-Йорк отходит в шесть пятнадцать. Ты берешь деньги с собой, и ноги твоей здесь больше никогда не будет. Понял?
— А ты? Когда ты приедешь ко мне?
— Никогда, — отвечает Коннор, въезжая в подземную стоянку вокзала.
* * *
6 часов утра
Мальчики сидят рядом в машине на платной стоянке.
Коннор только что закончил свой рассказ. Марк в состоянии шока.
— Ты должен идти, — говорит Коннор, глядя на часы. — Поезд сейчас отправится.
— А ты, что ты собираешься делать? — спрашивает потрясенный Марк.
— Я сдамся полиции, — отвечает он, выходя из «Мустанга».
Марк тоже выскакивает и хватает друга за руку.
— Я не уеду без тебя!
— Кончай ныть! — прикрикивает Коннор. — Мне не уйти, это все, конец. Я повсюду оставил следы. Не пройдет и двух часов, как полицейские выйдут на меня.
— Это как сказать, — возражает ему Марк, — огонь, он уничтожает все. А потом, эти типы… Кто будет о них сожалеть? Никто! Полиция посчитает, что это сведение счетов между бандами, и все.
Мальчики стоят на платформе вокзала. Несмотря на раннее утро, пассажиров много, все торопливо движутся по перронам.
— Давай, — говорит Коннор, — удачи тебе, старина.
— Едем со мной! — кричит Марк, залезая в вагон. — Мы всегда говорили, что будем вместе.
Он хочет добавить еще что-то, но его голос перекрывает пронзительный свисток, объявляющий о немедленном отправлении поезда.
Стоя на перроне, Коннор кричит:
— Послушай, Марк, ты должен быть сильным. Ты можешь начать новую жизнь, но для меня уже слишком поздно, у меня ни на что нет больше сил, я уже ничто.
— Это пройдет, я помогу тебе! Мы всегда боролись вместе. Только так мы смогли выстоять!
Начальник вокзала проверяет, закрыты ли двери.
Коннор делает несколько шагов по платформе. Вдруг весь накопленный внутри его страх вырывается наружу. Он чувствует, что дрожит, его бьет лихорадка. Все путается у него в голове. Звуки искажаются, а затем он и вовсе перестает их слышать.
Внезапно наступает полная тишина. Он шатается и падает.
Марк уже на платформе.
Он наклоняется над другом, берет под руки и с силой заталкивает внутрь вагона.
Последний свисток — и поезд трогается, вздыхая и подрагивая.
* * *
Когда состав вышел из вокзала, в него ударили первые лучи солнца. Марк посмотрел в стекло. Пурпурно-оранжевый свет проглядывал сквозь облака.
Всю свою жизнь он будет помнить, каким был цвет неба в то утро.
В то утро, когда они уехали вместе.