3. Земля. 5 июня 78 года.
Прибыли подчиненные Каммерера, и в зале сразу стало многолюдно. Оперативники из отдела ЧР с любопытством поглядывали на незнакомцев в серых костюмах спортивного покроя. Именно такую несковывающую движений одежду носили сотрудники некоторых ведомств, когда предвиделись бурные активные мероприятия. Скорчив непонятную мину, Экселенц сообщил:
— Сподобились, мальчики. В игру вступила Вышестоящая Организация… Знакомьтесь, это наши коллеги из…— он странно оскалился. — Из института теоретических проблем социальной прогностики. Перед вами Тирекс, он же директор ИТПСП Андрей Дювивье. Можете любить и жаловать, хотя сам он этого добиться не способен. Ни от кого.
Старший из теоретиков прогностики приветливо кивнул и весело сказал:
— Я тоже рад тебя видеть. — Пожав руки комконовцам, Дювивье продолжил, хлопнув по плечу Тахи Орка: — Наш старший инспектор, то есть научный сотрудник Вальтер Лайнус.
— Проще говоря, Тахорг, — сказал Тахи Орк. — Кажется, коллега Мак меня не узнает. Помните, мы вместе работали в резидентуре на Саракше?
— Помню, — буркнул Каммерер. — И, признаться, удивлен, что в штате земного институте состоит ксеногуманоид.
Старики переглянулись и вдруг захохотали так громко, что Сандро с Гришей даже прервали сеанс врачевания, недоуменно разглядывая веселящееся начальство. Кое-как подавив приступ смеха, Тирекс проговорил:
— Успокойся, парень, инопланетяне в моем хозяйстве не могут работать по определению.
Тут Максим наконец сообразил, в чем дело, и сконфуженно пробормотал:
— Сколько же землян побывало тогда на Саракше…
— Много, — сказал Экселенц. — Намного больше, чем ты можешь предположить. Мы пропустили через Саракш и Гиганду почти весь личный состав Комитета. Но больше всего наших работало, конечно, на Саракше.
— Да, Саракш сильно изменил всех нас. — В голосе Тирекса лязгнула ностальгия. — И ставший привычным возглас «массаракш!» — это просто мелочь. Мы переняли у Неизвестных Отцов принцип анонимности руководства, и отточенную систему служебных псевдонимов.
— И еще Саракш заразил нас «черной» поэзией, — добавил Экселенц. — Ну, молодежь, что сказал бы Верблибен по поводу такого вот безобразия?
Он обвел руками музейный зал. Клавдий с готовностью продекламировал:
Подвластны лишь любви и смерти
Все возрасты и думы все на свете.
— Да, насчет смерти вы очень уместно напомнили, — Тирекс покосился в сторону Глумовой и покачал головой. — И насчет любви тоже… Ладно, Павлик, расскажи нам, что тут произошло.
Экселенц скучным голосом предложил просмотреть видеозапись, которую вели расставленные в зале скрытые камеры, а затем приступить к форсированному допросу Гурона. Его прервал возмущенный вопль Глумовой:
— Объяснит мне кто-нибудь, что случилось с Левой?
Она словно очнулась после ступора и двинулась на оперативников, потрясая кулачками. Теперь, когда жизни Абалкина вроде бы ничего не угрожало, ситуация на глазах теряла недавнюю остроту и все сильнее напоминала дешевый фарс. Каммерер невольно заулыбался, наблюдая комичную воинственность этой хрупкой дамы.
Впрочем, оставались непонятными пикантные обстоятельства, которые немного смущали Максима. Шеф отдела ЧР не мог уразуметь, что здесь делают сотрудники Института прогностики и почему Экселенц словно побаивается их. Во всяком случае, глава КОМКОНа-2 явно уступил лидерство Тирексу. И уж совсем неясно было, с какой радости старый дьявол назвал прогностическое ведомство «вышестоящей организацией»…
— Не волнуйся, девочка, здесь не произошло ничего страшного, — примирительно сказал Тирекс, мягко отстраняя Глумову. — Ваш приятель не захотел послушать доброго совета, а потому пришлось его остановить.
— Но в Леву стреляли! — она поделилась этим тонким наблюдением, сделав очень большие глаза.
— Мы заметили, — Тирекс пожал плечами. — Дело житейское, в меня тоже не раз стреляли… Смерть бродит по пятам за каждым, как говаривал тот же Верблибен.
Его нарочито рассудительный тон произвел неожиданную реакцию. Угадав плохо скрытую издевку, Глумова рассвирепела.
— Вы все — преступники! — яростно закричала она. — Что он вам сделал, почему вы так его ненавидите?! Вам мало, что сломали человеку жизнь, вы не успокоитесь, пока до смерти не убьете!
Экселенц, которого события последних дней неуклонно превращали в комок оголенных нервов, тоже не выдержал и взорвался, как давеча, когда выяснял отношения со старым психопатом Бромбергом. Старик буквально зашипел — совсем как потревоженная в разгар течки самка пандорского ракопаука:
— Никто не собирался убивать вашего дружка! Остался бы он целехонек, если бы не применил оружие первым…— Сикорский умолк, затем, махнув рукой, скомандовал: — Гриша, Клавдий, несите раненого в машину и — к нам, в Комиссию.
— Не к вам, а к нам, — неожиданно вмешался Тирекс. — У тебя скоро начнется паломничество. Все, кому не лень, полезут с добрыми намерениями.
Задумчиво потирая лысину, Экселенц согласился:
— Да, пожалуй, лучше к тебе…
— Никуда вы его не повезете! — снова закипела Глумова. — Я не позволю банде бездушных садистов забрать…
Кажется, Майя собиралась излить на них всю бездну своего гнева, однако Тирекс, свирепо прищурившись, оборвал ее вопли:
— А я припоминаю, как лет восемнадцать назад на планете Ковчег одна сопливая неврастеничка, желая привлечь к собственной персоне внимание начальника экспедиции, включила сигнальный прожектор. Экзальтированная девица даже не задумалась, что, улаживая свою личную жизнь, она едва не уничтожила древнейшую цивилизацию Галактики. Это я к вопросу о том, кто здесь преступник…— он кивнул Тахоргу и негромко приказал: — Исполняйте.
Тахорг нажал нужные сенсоры на пульте дистанционного управления, и носилки, на которых лежал спеленутый эластичными лентами Гурон, зависли в метре над полом. Молодые оперативники, взявшись за угловые петли, потащили летающее ложе к выходу. Уже возле самых дверей Тахорг небрежно бросил через плечо:
— Между прочим, Майя Тойвовна, мы так и не смогли установить, кто же доводится отцом вашему сыну…
Женщина вздрогнула, опустила голову, бросив изподлобья взгляд, в котором светились обида и растерянность. Ничего не ответив, она медленно опустилась на заднее сиденье парового автомобиля псевдогоминидов Тагоры и демонстративно отвернула голову от обидчиков.
Удовлетворенно подняв брови, Тирекс попросил Каммерера, на правах старого знакомого, увезти женщину домой. «И постарайтесь поговорить с ней по душам», — шепнул он доверительно. Тут в экспозиционный зал ворвался упитанный дяденька, зычно потребовавший объяснить, что здесь происходит. Несмотря на растрепанный вид — дяденьку явно подняли из койки, и он одевался второпях — Максим узнал директора музея внеземных культур Гранта Хочикяна.
— Происходит восстановление административного порядка, — вежливо сообщил Экселенц. — В вашем хозяйстве черт-те что творилось.
Директор взмахнул руками, покачал головой и не без вызова осведомился:
— Ну и как, восстановили?
— Почти, — кивнул Экселенц.
— Тогда попрошу немедленно покинуть помещение. Доступ посетителей в музей будет открыт завтра же. И можете не сомневаться — я обязательно проинформирую власти Города и Планеты об учиненных вами непотребствах… Майя Тойвовна, прошу в мой кабинет. Расскажете, что натворили здесь эти невежды.
Хочикян презрительно мотнул головой, указывая посторонним на выход, и при этом зацепился взглядом за контейнер с детонаторами. Директор был так возмущен, что поначалу утратил дар речи, однако указанный дар быстро вернулся к владельцу, и почтенный Грант Арамисович поднял жуткий хай. Кажется, его интересовало, каким образом в зале традиционных технологий очутился бесценный экспонат 15/156А, коему положено находиться в спецсекторе предметов неустановленного назначения.
Похоже, музейный бонза осточертел не только Максиму, но и старшим товарищам. Зловеще улыбаясь, Тирекс произнес:
— Уважаемый коллега прав лишь отчасти. Упомянутый экспонат вообще не должен находиться в этом музее, а потому будет изъят на предмет эвакуации.
Директора МВК чуть не хватил родимчик, и он принялся перечислять грозные законодательные акты, согласно которым ни один экспонат не может быть изъят из какого-либо музея. Не дослушав эту лекцию, Экселенц изобразил скучающую гримасу и проговорил, стараясь не быть слишком невежливым:
— К вашему сведению, данное устройство не может быть признано музейным экспонатом. Вы забыли пункт Дэ-девять. Предметы внеземного происхождения, представляющие угрозу для жизни и здоровья людей, не подлежат хранению на населенных планетах. Мы не раз предупреждали, что объект потенциально опасен, но вы не желали слушать. Теперь же данной мне властью объявляю этот предмет особо опасным. Контейнер будет немедленно отправлен в Глубокий Космос.
Заметно освобожденный от куража Грант Арамисович робко попытался завязать дискуссию, однако Тирекс заткнул его, проговорив мягким вкрадчивым голосом:
— А если кто-нибудь вздумает препятствовать мерам по обеспечению безопасности граждан, то я вывернусь наизнанку, но проведу через все инстанции полный букет взысканий. Включая общественное порицание первой степени и вердикт о профессиональной несостоятельности.
Никогда еще Максиму не приходилось видеть на Земле, чтобы человек сломался так быстро. Где-нибудь на Саракше подобное происходило на каждом шагу, но для благоустроенных миров — случай форсмажорный. Хочикян покорно побрел к выходу и только у самого порога буркнул, не оборачиваясь:
— Делайте, что хотите.
Не обращая на него внимания, Тирекс приказал Тахоргу забрать детонаторы, а потом вдруг сказал с недоумением в голосе:
— Между прочим, Павлик, этот малахольный был прав. Я тоже не понимаю, почему контейнер оказался в другом зале?
— Меня интересовало, найдет ли Гурон нужные ему предметы, если те будут спрятаны в неподобающем месте.
— И ведь нашел, — задумчиво проговорил Тирекс. — Значит, все-таки есть у «подкидышей» чутье на эти шайбы…
И тогда Глумова в очередной раз закатила истерику, остервенело размахивая рукой, сжимавшей детонатор. Перед глазами Максима промелькнула отчетливая, словно кадры студийной голограммы, картинка: Абалкин в броске пытается схватить покрытый ворсом диск, а Сикорский ударом ноги отшвыривает детонатор в сторону того самого пароката, возле которого сейчас стояла Майя. В последовавшей суматохе все как-то забыли о детонаторе, а Глумова, как на грех, подобрала…
— Снова эти идиотские артефакты! — с отчаянным ожесточением выкрикивала она. — Все из-за них случилось! А вы устроили ловушку — и радуетесь?! Вот вам, вот вам!
Вряд ли она понимала, что делает, когда с размаху шмякнула детонатор об пол и принялась топтать крохотный диск. Спустя секунду оперативники оттащили обезумевшую женщину, однако было слишком поздно. Проклиная Глумову и суля ей широчайший спектр экзекуций, Тирекс бережно убрал обломки детонатора в стандартный футляр для вещественных доказательств и кинул Максиму, крикнув:
— Это — в вашу лабораторию! Быстро!
В отделе научно-технической экспертизы Мака встретила усиленная бригада, которая физически не могла бы собраться за то короткое время, пока начальник отдела ЧР летел на флайере. Очевидно, Экселенц заблаговременно приказал им остаться в ночную смену. Так или иначе, обломки скрылись в урчащей пасти анализатора, и все взгляды сосредоточились на мониторах.
— Разрушение протекает, но очень медленно, — резюмировал по прошествии четверти часа Оливер Лист, шеф ОНТЭ. — Детонатор Нильсена деградировал примерно втрое быстрее.
Этот рапорт главный эксперт отдал лично Экселенцу — через радиобраслет. Спустя три секунды заработал такой же браслет, надетый на левое запястье Максима.
— Тебе там делать нечего, — сказал раздраженный голос президента Комиссии. — Лети к нам.
— В музей?
— Нет, мы уже в конторе Андрея. Если не знаешь курса, держи пеленг…
Над дисплеем браслета засветилась курсовая голограмма.
Институт теорпроблем соцпрогностики притаился в уютном парке за Бирюзовой набережной. Максим постоял немного под высоченными голубыми елями, подставив лицо каплям заморосившего под утро дождя, а затем, когда поперек неба разлапилась белесая паутина молний, решительно вошел в здание. В вестибюле его ждал молоденький сотрудник, который представился кодовым именем Тарантул. Похоже, все личные коды в этом заведении начинались с буквы "Т".
— Прибыл Мак, — сказал Тарантул в микрофон радиобраслета, а затем, выслушав ответ руководства, добавил: — Слушаюсь, шеф.
Мембранная завеса входа потеряла непроницаемость, и Мак прошел сквозь ставшую почти неощутимой субстанцию. Пропустив посетителей, мембрана немедленно восстановила свойства. Прогностическое ведомство напоминало крепость, готовую встретить вражеское нападение — подобные меры самозащиты даже КОМКОН-2 принимал разве что в особо угрожаемые периоды. Порывшись в памяти, Максим вспомнил лишь один такой случай — семь лет назад, когда из лаборатории Серджо Альвадини сбежал дефектный киборг…
Тарантул привел его к следующей двери, которую также дублировал силовой щит. На стене рядом с притолокой светилась плоская растровая картинка — Тиранозавр Рекс, разжавший челюсти в добродушной улыбке. Очевидно, это был кабинет директора.
Внутри Максим обнаружил обоих стариков, поглощенных допросом Абалкина. Последний полулежал в кресле, напоминавшем противоперегрузочные ложа, какими оснащались планетолеты в легендарные времена освоения Марса и Венеры. Укутанный по самый подбородок в смирительный скафандр жесткого типа Гурон не мог пошевелиться, да и разговаривал с заметным трудом.
— …не вижу причины общаться с вами, — сказал он слабым голосом.
— Прекратите демагогию, Гурон, — повысил голос Тирекс. — Вы бросили ответственное задание, поставив под угрозу жизнь своих коллег на Саракше. И вам придется объяснить, почему вы пытались убить метательными дисками нашего коллегу на Земле.
— Не убить, — тихо сказал Абалкин. — Рана в корпус не смертельна. Я просто хотел, чтобы мне никто не мешал. Вероятно, я был не совсем прав.
Формально Гурон не врал, однако Дювивье продолжал давить фактами. Не трудно было понять, куда он гнет: Тирексу хотелось выяснить — до какой степени Абалкин остается человеком. Остальных этот вопрос интересовал ничуть не меньше. Гурон же обсуждать такие проблемы отказывался, ссылаясь на свое право не отвечать на идиотские вопросы. Впрочем, Абалкин явно начинал нервничать, словно откровенно высказанные подозрения задели его за живое.
— Ладно, Андрюша, не стоит валить все вопросы в одну кучу, — сказал вдруг Экселенц. — У нас достаточно времени, чтобы подробно поговорить… Лева, постарайтесь быть немного серьезнее и объясните, что случилось с Тристаном. Ведь именно после той истории в джунглях вы почему-то бросились на Землю и учинили такой кавардак.
Абалкин неожиданно застонал, потом пробормотал:
— Когда Тристана ранили, я тащил его к кораблю и отстреливался от боевиков контрразведки. В это время он сказал в бреду, что я — не человек. Потом он умер, а врагов было слишком много, поэтому я решил бросить тело, иначе и сам не ушел бы. Уже в кабине бота, пока летел на Базу, я понял, что должен срочно отправиться на Землю и выяснить, кто я на самом деле…— он испустил еще один стон. — Может, вы способны внятно растолковать, что же я такое?
Экселенц пребывал в несомненном затруднении, поскольку не знал требуемого ответа. Погладив ладонью сверкающий череп, старик собрался что-то сказать, но тут следивший за приборами Тахорг обеспокоенно сообщил:
— Кажется, он потерял сознание.
Окружив ложе задержанного, они убедились, что коллега не ошибся. Гурон тяжело дышал с закрытыми глазами и не реагировал на попытки привести его в чувство. Тирекс пробормотал недоуменно:
— Симулирует. Его раны не настолько серьезны.
— Боюсь, дело уже не в ранах, — задумчиво сказал Сикорски. — Жизнь каждого из них каким-то образом связана с детонатором. А эта неврастеничка растоптала его «шайбу»…
— Похоже, ты прав, — после непродолжительного размышления признал Тирекс, рассеянно изучая показания аппаратуры. — Ого, что это?
Последняя фраза явно была адресована Тахоргу. Максим тоже приблизился к терминалу, пытаясь разглядеть голограмму, заслоненную силуэтами стариков. Впрочем, яркая палитра причудливо плясавших трехмерных осциллограмм мало что говорила начальнику отдела ЧР. Не в пример Максиму, ветераны с живым интересом взирали на дьявольские скачки разноцветных узоров. Наконец Экселенц, не прекращая остервенело оглаживать лысину, встревоженно изрек: дескать, состояние арестованного ухудшается прямо на глазах. Вместо ответа Тирекс выделил лучом фотоуказки сравнительно статичный участок розовой линии. Таких параметров не может иметь ни одно живое существо Земли, сказал он. Почти ни одно, сварливо уточнил милейший Павел Григорьевич, он же Рудольф Сикорски, он же много чего еще. И тогда в диалоге резвившихся стариков впервые прозвучало слово «Тамир».
Машинально (все еще напоминали о себе рефлексы, наработанные армейским стажем на Саракше) Тахорг вытянул руки по швам, после чего вызвал подмогу. Трое юнцов, облаченных в легкомысленные извращения кутюрье-модернистов, увезли Гурона вместе с креслом.
— Куда его?
Максим задал этот вопрос почти неосознанно, исключительно из профессионального любопытства. Он чувствовал себя, как выжатый лимон, хотя не до конца понимал смысл этой идиомы, которую вычитал много лет назад в одном старинном романе.
— В надежное местечко подальше от детонаторов, — сообщил Тирекс. — Там его подлечат.
— Перестраховщики хреновы, — усталым голосом простонал Максим. — Нет больше у него детонатора. Нетути!
— Интересное соображение, — Тирекс усмехнулся. — А кто тебе сказал, что «подкидыш» обязательно должен воспользоваться именно «своим» детонатором?
— Для чего «воспользоваться»? — парировал Каммерер.
Экселенц захохотал и поведал, что Мак, сам того не ведая, повторяет вопросы, которые еще сорок лет назад были очень популярны на сессиях Спецкомиссии по «проблеме Второй Чертовой Дюжины». Кстати, ответов на те вопросы до сей пор не найдено. Я протоколы ваших сессий не читал, огрызнулся сконфуженный Максим. Почитаешь, когда подрастешь, — заверил Тирекс-Дювивье.
Их перепалку прервали звуки зуммера, запищавшего в радиобраслете Тирекса. Потом послышался знакомый голос:
— Шеф, это Тарантул. Мы перехватили разговор Глумовой с Комовым. Они общались по закрытому каналу спецсвязи КОМКОНа-первого.
Максим очень надеялся, что сумел не выдать своего изумления, но ситуация уже стала донельзя пикантной. Мало им брать под плотный прессинг Глумову, так умудрились даже подслушивать суперзащищенные линии спецсвязи. Ну-ну… Однако старики, явно ожидавшие чего-то в подобном роде, выглядели вполне удовлетворенными.
— Прокрути запись, — приказал Тирекс.
Сотрудники братских ведомств сидели полукругом, а в центре этого геометрического узора загорелась голограмма. Две фигуры от пояса и выше. Геннадий Комов, президент Комиссии по Контактам с внеземными цивилизациями (КОМКОН-ВЦ или просто КОМКОН-1) и Майя Глумова, музейный работник. Член Всемирного Совета и вероятная соучастница предполагаемого пособника Внешней Угрозы. Очаровательное сочетание.
КОМОВ: Что случилось?
ГЛУМОВА (кусает губы): Беда, Гена… Они взяли Леву.
КОМОВ: Кого? Ты имеешь в…
ГЛУМОВА: Да, да, да! Прямо в музее. Ему зачем-то понадобились эти штуки Странников, которые хранились у меня в спецсекторе.
КОМОВ (задумавшись): Детонаторы. Значит в его генах все-таки проснулась программа… Но как удалось его схватить? Прогрессоры такого класса не сдаются.
ГЛУМОВА: Сикорски стрелял в него, хотел убить.
КОМОВ (недоверчиво): Убить? Неужели стрелял из скорчера?
ГЛУМОВА: Нет, у него был реактивный «герцог» сто семидесятого года. Двадцать шестой калибр.
КОМОВ: Вот видишь, старина Руди вовсе не добивался летального исхода. Иначе воспользовался бы чем-нибудь посолиднее.
ГЛУМОВА: «Герцог» — это более чем серьезно.
КОМОВ: Для обычного человека — может быть. А Сикорски был уверен, что организм Гурона снова изменился.
ГЛУМОВА: Снова? На что ты намекаешь?
КОМОВ: К примеру, на причину, по которой у вас с ним не получилось потомства. Тогда, в школьные годы.
Тут Майя в очередной раз рассвирепела и заявила дрожащим от ярости голосом: мол, ты всегда ревновал даже к разговорам о нем. На это прославленный Следопыт и контактер, разведя руками, признался, что никогда не считал себя серьезным соперником Гурона. Его собеседница быстро успокоилась, после чего разговор возобновился в обычной тональности.
ГЛУМОВА: Что мне теперь делать? Обратиться в прессу, подать жалобу в Мировой Совет?
КОМОВ (задумчивый взгляд устремлен куда-то за пределы голограммы): Наверное, это не имеет смысла. Абалкин оказывал сопротивление?
ГЛУМОВА: Еще как! Чуть не зарезал лысого старика алмазными дисками… Ох! Я только сейчас сообразила. Сикорски говорил, будто Лева первым применил оружие.
КОМОВ: Очень может быть. Наверняка он уже перестал быть человеком, и потому шел к цели напролом, ни перед чем не останавливаясь. Что ему жизни низших существ.
ГЛУМОВА (запальчиво): Чушь несешь! Просто Лева провел слишком много времени в шкуре имперского офицера. Каждую секунду опасности ждал. Такая работа, естественно, наложила отпечаток на психику. Как и все твои прогрессоры, он в грош не ставит чужую жизнь, потому что привык рисковать своей собственной. Сработали рефлексы — и он машинально бросил эти диски, как сделал бы на Саракше.
КОМОВ: Допустим. Кто конкретно участвовал в задержании?
ГЛУМОВА: Вся банда с базы «Саракш». Сикорски, Дювивье, Каммерер, Лайнус. Потом подтянулся молодняк вроде Серосовина и Мтбевари.
Кажется, ей впервые удалось серьезно удивить шефа КОМКОНа-1.
КОМОВ: Ого! Сразу два управления Галбеза… Да, это серьезно.
ГЛУМОВА: При чем тут Галбез? Ведь мы отрубили башку этому монстру.
КОМОВ: Не будь ребенком. Комитет расформирован чисто номинально. Они сумели сохранить прежнюю иерархию. КОМКОН-второй, экспериментальные историки, космическая спецтехника и прочие ведомства до сих пор подчиняются не столько Мировому Совету, сколько своей Вышестоящей Организации, и ничего поделать с этим невозможно.
Просмотрев запись до этого эпизода, Максим сделал еще одну зарубку в нейронных регистрах памяти. Он не забыл, как совсем недавно его родной непосредственный шеф уже упоминал некую Вышестоящую Организацию. А голографический образ Майи Тойвовны продолжал нервозно требовать невозможного.
ГЛУМОВА: Меня не интересуют ваши политические интриги! Сейчас важнее всего судьба Левы.
КОМОВ: Успокойся, твоему ненаглядному ничего не грозит. Законных оснований изолировать прогрессора нет или почти нет. Через пару дней его отпустят.
ГЛУМОВА (виноватым голосом, отводя взгляд от объектива видеофона): Геночка, я еще не рассказала тебе одну вещь. Там в музее я сделала… Такая была злая, совсем голову потеряла. Ты же знаешь, со мной такое часто случается… В общем я растоптала его детонатор.
Теперь разъярился Комов. Кажется, будь она рядом — разорвал бы в мелкие клочки. Комов очень концентрированно вывалил на собеседницу все неприятные слова, сохранившиеся в нормативной лексике и стремительно приближался к эфемерной грани, отделяющей стандартный запас слов от области нецензурных высказываний.
— Идиотка! — орал он, размахивая кулаком. — Ты его погубила, истеричка несчастная. Только гадить умеешь, как тогда на Ковчеге!
— Ты знаешь, почему я сделала это на Ковчеге, — сказала Майя вызывающе. — Это даже старый хрыч Дювивье знает! Если такой умный — скажи, что теперь будет с Левой.
— Понятия не имею, — буркнул взъерошенный и невероятно злой Комов. — Никто этого не знает. Может быть, даже сами Странники — и те не знают.
— Я не прощу себе, если с Левой что-нибудь случится по моей вине, — она снова захлюпала носом. — Даже не представляю, что я тогда сделаю.
— Вот и начинай потихоньку представлять, — мрачно посоветовал Комов. — Что-нибудь обязательно случится.
Он не стал говорить, что в связке «подкидыш-детонатор» гибель одной компоненты, как правило, сопровождается аналогичной неприятностью с другим участником этого парного симбиоза. Наверняка знал о столь важном обстоятельстве, однако вслух не сказал. Может быть, не хотел пугать Майю, а может, она тоже была посвящена в такие нюансы. Мысленно Максим сделал следующую зарубку, регистрируя очередную нелогичность, всплывшую в ходе этого в высшей степени любопытного разговора. Впрочем, он резонно предполагал, что на самом деле тут наверняка имелась какая-то логика, но только последняя ему, Максиму Ростиславскому (ныне Каммереру), была непонятна.
Комов явно говорил неискренне, либо не разбирался в ситуации. Например, он напрасно считал, что Гурон и прочие Подкидыши обречены на бесплодие. Конечно, кроманьонцы принадлежали к другому биологическому виду и сильно отличались от современного человека, над которым за последние два столетия хорошо поработали генетики. Тем не менее проблема относилась к числу решаемых. Например, тот же Корней Яшмаа прошел курс хромосомной терапии, после чего у него родился сын. Сомнительно, чтобы Комов не знал об этом…
А разговор, записанный «прогнозистами», явно миновал кульминацию и теперь близился к финишу. Комов не очень настырно пытался успокоить Глумову, та продолжала взбрыкивать, а под самый занавес сообщила как бы между прочим:
— Да, кстати, если тебе интересно… Они интересуются отцом моего мальчика.
По лицу Комова мелькнула неуловимая гримаса. Следопыт пожал плечами и пробурчал невнятно:
— При чем тут это… Ладно, мы заболтались. Утро вечера мудренее.
Голограммы погасли. Сначала отключился от связи Комов, потом вырубился видеофон Глумовой. Сикорски и Дювивье придвинули поближе кресла и принялись перешептываться. Глаза стариков азартно сверкали, конфиденциальный обмен мнениями неприлично затягивался. Максим с Тахоргом нетерпеливо переглядывались, но крепились и, от безысходности, закатили ностальгический диспут, вспоминая добрые старые времена и общих знакомых по Саракшу.
Наконец Экселенц, кряхтя, поднялся и задумчиво проговорил в полный голос:
— Комов — фанатичный охотник на Странников. Такой пойдет на все, лишь бы взять их след.
— Не думаю, чтобы он сумел активизировать программу «подкидыша», — мгновенно возразил Тирекс. — Комов и все подчиненные ему структуры знают о детонаторах не больше нашего. Нет, Гурон слетел с катушек без участия Комова.
— Разберемся. В конце концов, ситуация подозрительно смахивает на дело «Летучей Кошки».
Осмелившись прервать выходившую на новый виток дискуссию, Максим заговорил задумчиво, как бы размышляя вслух:
— Меня всерьез заинтриговала та часть этой записи, где они завели речь о Вышестоящей Организации. Странная получается картина. Посторонние люди об этом знают, а я, начальник ключевого отдела, впервые слышу.
Соглашаясь с ним, Тахорг покивал, но Экселенц язвительно парировал:
— Тебя должно было обеспокоить другое — что эта девчонка знает в лицо и по именам всех нас, включая младших инспекторов… А по поводу Коллегии вы получите информацию в ближайшее время.
— Буквально через час-другой, — подтвердил Тирекс. — Я подробно вам расскажу обо всем в салоне «Трицератопса».
— Не обо всем, но о многом, — уточнил Экселенц.
— А при чем «Трицератопс»? — Тахорг сделал удивленные глаза. — Разве мы куда-нибудь летим?
Старики вежливо растолковали, куда и зачем должны отправиться начальники родственных отделов из двух братских ведомств. "Короче говоря, нас послали подальше, — проворчал Максим. Он подумал, что в ближайшие сутки ему предстоит поглотить ударную дозу спорамина — иначе заснет, как только сядет на что-нибудь мягкое.