Ночь после победы он провел тяжко, но весело и с немалой пользой – в подвалах Самшитового замка, помогая офицерам мухабарата допрашивать регентов Черного Храма. Магические усилия прилагать почти не пришлось: пленники сами с готовностью спешили выложить все, что знали, и даже то, о чем не знали. Видимо, глупые людишки надеялись таким образом заслужить помилование. Беда лишь, что известно им было не так уж много.

Регенты без утайки указывали тайные логовища своих банд, называли имена жрецов и главарей опорных пунктов в разных концах эмирата. Однако никто из них, даже сам Абуфалос, понятия не имели о том, что больше всего интересовало сейчас Сумукдиара, – о дальнейших планах Тангри-Хана.

Допрос Черного Пророка джадугяр отложил напоследок, чтобы получить предварительно показания других подследственных. Золотая пластинка в рамке мелодично позванивала, впитывая торопливые признания Абуфалоса. и ослепительно сверкали черные глаза Шамшиадада, когда Гара Пейгамбар рассказывал о закопанных в тайных местах сокровищах. Только самого главного не мог или не хотел поведать верховный жрец Иблисова капища.

– Мы никому не желали зла, – жалобно скулил Абуфалос. – Замысел был великий и возвышенный – объединить весь мир под владычеством высшей силы, озарить заблудшие души негасимым сиянием истинного знания о сути…

– И для этого надлежало истребить тысячи непокорных по всему Средиморью, убивать джадугяров и хранителей мудрости, лгать и сеять вражду между племенами? – язвительно осведомился Шамши, прожигая пленника ненавидящим взглядом. – Не слишком ли дорогая цена за сомнительное счастье прозябать под твоей властью?

Щуплый урод в черном балахоне съежился, словно под ударами бича, потом пробормотал едва слышно:

– Люди смертны… Чуть раньше, чуть позже – один конец. Зато в потустороннем мире их ожидало вечное блаженство садов преисподней.

– Люди хотят счастливой жизни в этом мире! – рявкнул сарханг. – И нечего, да, врать о величии вашего ублюдочного знания – единственной твоей целью была власть. Власть и богатство!

Черный Пророк прятал взгляд и не отвечал. Да и не нужны были его слова. Сумукдиар рассеянно перебрал лежавшие на столе бумаги, что были найдены при обыске капища. Один из свитков заинтересовал гирканца и дал новый поворот замедлившемуся было течению допроса.

– Вот, кстати, – сказал джадугяр. – Страшный, клянусь Ахурамаздой, список. Я вижу имена и адреса доброй сотни известных в Акабе людей. Здесь и купцы, и ученые, и аристократы, и чиновники, и военные. Для чего вы их переписали таким красивым почерком? Отвечай, шакал вонючий!

Глаза Абуфалоса забегали, и он проговорил, имитируя готовность помочь следствию:

– Это те добрые люди, которые помогали нашему движению. Они давали нам деньги, предоставляли убежища в трудные дни, они покупали для нас оружие и сообщали ценные сведения. По этому списку мы намеревались награждать после победы: кому должность, кому землю, кому дворянские титулы.

«Врет, – понял Сумук, – значит, тут какая-то важная для него тайна». Волшебник внезапно усилил давление говве-а-джаду и повторил вопрос. Завопив от боли, Черный Пророк принялся извиваться, словно ему во все отверстия глубоко воткнулись раскаленные прутья. Похоже, необходимость говорить правду вызывала у него адские страдания. Однако долго сопротивляться он не мог и проскулил, обливаясь слезами:

– Все это богатые люди, мы собирались ограбить их после победы…

– Ай, молодец, – обрадовался Шамши. – Вот теперь похоже на правду, да? Правильно, паша?

– Похоже. – Сумукдиар пожал плечами. – В конце концов, не это главное. Мне нужно знать: когда и по какой дороге двинет Тангри-Хан свою Орду?

– Как я могу отвечать?! – завизжал, скорчившись от новой волны мучений, Абуфалос. – Они сказали, что в надлежащий момент сообщат, когда надо будет открыть ворота и встретить сюэней. Пять дней назад ко мне в Черный Храм прилетел на крылатом звере гонец от самого Иштари…

Волшебнику наскучил сбивчивый лепет перепуганного ублюдка, и гирканец просто ворвался в мешанину его мыслей, рассудив, что подобным образом сумеет быстрее и вернее добраться до истины. И действительно, магическому взору гирканца предстал недавний разговор с посланцем сюэней, который наставлял: продавшиеся рыссам группировки акабской знати готовят, мол, вооруженное выступление, чтобы сорвать планы Владыки Тьмы, а потому надлежит упредить их, пока они не достигли соглашения и не стали действовать единым фронтом. Далее следовали конкретные указания: перебить виднейших носителей чародейского искусства и жрецов сил Света, запугать или уничтожить патриотов, аристократию, перетянуть на свою сторону колеблющихся. Тангри-Хан обещал поддержку, но не скоро – примерно к середине сентября когда сюэни, разгромив Бикестан, выйдут на восточный берег Гирканского моря.

Убедившись, что эти картины записаны на золотую пластинку, Сумук вставил в рамку новый квадратик благородного металла и двинулся в глубь воспоминаний Абуфалоса. Вскоре он добрался до весьма и весьма любопытного эпизода: в тигропольских хоромах Чорносвита сидели знакомые рожи. Кроме хозяина дворца здесь были князь Ефимбор, алхимик Андис, хастанский царек Шонц, канцлер Колхиды по имени Джавиад. Самого Абуфалоса видно, конечно, не было – ведь вся сцена обозревалась его взглядом. Однако сидели там еще два колоритнейших персонажа – по экзотичным гардеробам гирканец догадался, что были это бикестанский иктадар Кара-Буйнуз и жупан Дирча Мрак из Трансильвании.

Потом в поле зрения неожиданно появилась чудовищная фигура: мускулистое мужское тело, но с отвисшими грудями старухи, увенчанное безобразной женской головой с торчащими лохмами седых волос, на руках и ногах из толстых корявых пальцев росли длинные кривые когти, а между пальцами, как на утиных лапах, были натянуты перепонки.

Монстр оглядел собравшихся клевретов тяжелым немигающим взглядом своих выпученных, без век, водянистых глаз и заговорил высоким хриплым голосом. Даже здесь и сейчас – спустя много времени и совсем в другом месте – нетрудно было ощутить, какой ужас наводило это исчадие на Ефимбора, Абуфалоса и прочих. Лишь Андис и, пожалуй, Чорносвит взирали и внимали с восторженным упоением.

Монстр поведал, что повелители Мрака уверены в решимости и преданности властителей восточных племен. Скоро, сказал он, непобедимое воинство сюэней пересечет последнюю полоску пустыни и вторгнется в земли рыссов, дабы принести диким народам ослепительную тьму подлинной истины. Еще он сказал, что пока не принято окончательного решения о том, по какому именно пути пойдет Орда, но, вероятнее всего, операционная линия будет самой простой: Бикестан – Парфия – Средиморье – Волчьегорск – Будиния – Царедар. Все зашептались, явно не обрадованные таким маршрутом. Вслух свои сомнения осмелился высказать, однако, только Чорносвит. Он промямлил: дескать, лучше бы сюэни после разгрома бикестанского войска сразу двинулись на север, форсировали Итиль, объединились с тигропольскими дружинами, а затем решительным броском ворвались в самое сердце рысских земель. «Не исключено, что так и получится, – равнодушно отвечало чудище. – Решать, понимаешь, будем не мы. Решать будут в Магрибе. Как хозяева прикажут, так и сделаем».

После этих общих сведений кошмарное создание принялось раздавать конкретные указания: подготовить мятежи в Белоярске, Бикестане, Акабе, Тигранакерте, Царедаре. На случай неудачи мятежников Ефимбору и Чорносвиту держать наготове дружины, чтоб силой военной скинуть со стола князей Ползуна, Пушка и Веромира. Еще он заверил, что Тангри-Хан направит лучших убийц с заданием избавить великую Тьму от Светобора, Хашбази, Салгонадада, Агафангела, Серапиона и прочих чародеев, готовых принять гнусную ересь так называемого Единого Духа.

Прочие образы в памяти Абуфалоса относились по большей части к предвкушению грандиозных попоек и оргий, в коих Черный Пророк намеревался проводить свое царствование. Ничего заслуживающего внимания в этом смрадном болоте Сумук не нашел, а потому, прекратив поиски, спросил:

– Что за тварь?

– Иштари, – прошептал Абуфалос. – Полумужчина-полуженщина. Страшный всесильный демон, главный джадугяр в свите Тангри-Хана.

– Оно вызывало вас к себе или прибыло куда-то в Древлеборск? – заинтересовался Шамши.

Подтверждая прежнюю догадку Сумукдиара, пленник ответил, что встреча проходила нынешней весной в Будинии, в тереме Чорносвита на окраине Тигрополя. Подумав немного, гирканский волшебник осведомился:

– Ты можешь сказать, насколько силен… то есть сильно это Иштари?

Ответ оказался слишком сложным для хилого умишка самозваного пророка. Гирканцу пришлось долго и нудно повторять наводящие вопросы, буквально по каплям выдавливая нужные сведения. В конце концов Сумук без особой уверенности сделал вывод, что Иштари по магическим способностям превосходит Тангри-Хана, хотя и уступает Хызру. Впрочем, лишившись волшебного жезла, Хызр сделался слабее, чем Иштари, тогда как Тангри-Хан, овладевши ваджрой, стал заметно сильнее.

Информация не много прибавляла к прежним знаниям. Так или иначе, всех троих придется убивать, причем убивать их придется не кому-нибудь, а именно агабеку Хашбази Ганлы.

Сумукдиар тяжело вздохнул и велел увести преступника.

– Когда казнь? – деловито поинтересовался Шамши и громко зевнул, прикрывшись ладонью.

– Горуглу собирался собственноручно, – безразлично буркнул джадугяр. – Пусть побалуется, мне разве жалко…

– Тяжелая была ночь. – Сарханг потянулся. – Клянусь, я устал.

– Не клянись, я и так, да, верю. – Сумук усмехнулся. – С такими разговаривать – надо сначала барана скушать.

– О! – Шамшиадад восторженно закатил глаза. – Баранина – это райское блаженство. И еще – бочонок хорошего вина. А потом отоспаться.

– Счастливый человек… О хороших вещах мечтать можешь.

– Да, паша, тебе не позавидуешь. – Сочувственно поцокав языком, Шамши встал. – Пойду, дорогой, не буду тебе мешать.

К сожалению, он был прав. Неумолимо приближался миг, который Сумукдиар всеми силами пытался оттянуть, однако даже самые могущественные джадугяры не способны остановить поступь времени. Можно было задержаться еще на часок-другой под предлогом допроса или других неотложных дел, можно было объявить всенародный той – праздник с угощением, но еще до вечера или даже раньше его заставят принять участие в главном событии. Слишком много влиятельных персон приложили руку к сегодняшней победе, и все они намеревались безотлагательно начать дележ власти.

Настойчивый стук в дверь камеры пыток возвестил, что времени для отсрочки больше не остается. Плечистый седобородый ветеран-гирканец, носивший на обветренном лице множество ужасных шрамов, почтительно пригласил султана Сумукдиара на пиршество, которое начинается на главной площади. Это было хитро придумано: теперь он не мог бы отговориться – мол, ему нужно отдохнуть или перекусить. Главный вопрос будет решен, как это принято на Востоке, – за праздничным столом.

«В конце концов, оно и к лучшему, – подумал джадугяр, стремительно шагая по булыжной мостовой от Самшитового замка к Нефритовому, – незачем больше тянуть время. Если решение неизбежно – стало быть, нужно решать, не откладывая».

С другой стороны, он понимал, что становиться во главе страны сегодня ему было совершенно ни к чему. История учила, что всевозможные бунты, революции, перевороты и мятежи обязательно возносили на гребне волны народных волнений какую-нибудь фигуру – чаще всего случайную. Однако эти первые вожди редко оставались у власти надолго и почти всегда сменялись новыми – более сильными и мудрыми, но менее фанатичными личностями. Сумукдиар слишком хорошо представлял степень собственной популярности (вернее, непопулярности) в народе и обществе, а потому не сомневался, что харизматическим правителем стать не сможет. Народ, возможно, будет бояться его, но уж никак не любить, и каждый промах, любая неудача султана из рода Хашбази-Ганлы породит подспудное недовольство, которое запросто перерастет в возмущение и мятежи, которые придется жестоко подавлять, еще сильнее уничтожая собственную популярность.

Да, он не имел ореола, позволявшего стать единоличным вождем не шибко ладивших между собой племен, не стоял за ним и многочисленный семейный клан. Это означало, что султану Сумукдиару Первому придется виртуозно балансировать между аппетитами могущественных сил, которые окажут ему поддержку: армия, мухабарат, гирканцы, акабцы, купечество. И все станут выпрашивать или даже требовать новые клочки земли, привилегии, крепостных, теплые жирные должности, а крестьяне опять-таки взбунтуются от непосильных оброков, и снова придется посылать карательные отряды…

Самым разумным в такой ситуации было бы оставаться в стороне от престола, занимая посильный пост вроде военного назира или Верховного Джадугяра. Кстати, о Верховном Джадугяре…

Он обнаружил, что стоит около дома Салгонадада. Бронзовые воины ограды застыли в странных позах с занесенными для удара мечами, топорами и копьями. Магическая стража особняка могла бы бесконечно долго отражать атаки плохо обученных солдат Черного Храма, однако в разгар событий, если верить Абуфалосу, в Акабу прибыл Хызр, который наложил чары, парализовавшие металлических бойцов, и с Салгонададом было покончено.

Сумукдиар яростно сожалел, что проклятый демон успел бежать из города за мгновение до того, как драконьи стаи блокировали столицу. Абуфалос показал на допросе, что Хызр был перепуган, узнав о наступлении гирканской армии, – демону ужасно не хотелось сражаться с Кровавым Пашой. Еще Абуфалос рассказал, что хварно Хызра светилось совсем слабо – похоже, лишившись магического жезла, престарелый демон утратил и большую часть своего говве-а-джаду.

Впрочем, судьба приучила Сумука не слишком горевать о несбывшемся: если не удалось убить Хызра вчера, значит, надо будет избавить Средний Мир от этой подлой твари чуть позже – всего-навсего. Важно было другое: должность Верховного Джадугяра остается свободной, и занять ее мог лишь один волшебник, а все прочие не имели никаких шансов.

Сопровождаемый Ликтором, Рымом и свитой молодых гирканских дворян, он вышел к площади, на которой уже были расставлены и даже накрыты столы примерно на три тысячи гостей – знатных и простонародья. Появление агабека (или кто-нибудь все-таки считает его монархом?) вызвало восторженный шумок. С полсотни знакомых – в основном маги и молодые офицеры – поспешили навстречу Сумукдиару, приветствуя его, почтительно скрестив руки на груди. Загремели барабаны и боевые трубы, шеренги парадного караула салютовали сверкающими клинками.

Сумука провели на почетное место к укрытому атласным навесом столу, за которым сидели Бахрам, Фаранах, Максуд Абдулла, Табардан, Горуглу, Пушок, Динамия, Удака, Шамшиадад, Ахундбала, Нимдад и несколько особо отличившихся военачальников. Сумукдиар простер руки, посылая приветствие собравшимся, затем махнул рукавом, приглашая начинать торжество.

На свободной от столов части площади сменялись музыканты, певцы, танцовщики, поэты и факиры. Несколько десятков крепостных красоток Максуда Абдуллы суетились вокруг гостей, подавая изысканные блюда и напитки. Сумукдиар неожиданно ощутил зверский голод и, начисто забыв на время о политике, набросился на еду. В отличие от северных застолий, на Востоке не признавали холодных закусок и солений. Первым делом повара выставили левенги – запеченную рыбу и дичь, фаршированную тертыми орешками, сушеными фруктами и ягодами. Затем появились блюда с огромными кусками жареной оленины и баранины. Все это запивалось охлажденным легким вином и ледяным шербетом. Наконец наступил апофеоз пиршества – в исполинских котлах, днища которых были выложены изнутри кружочками картофеля, дозрел плов. Тут уж повара показали все, на что способны, – к плову подали десятки разных подлив: мясных, рыбных, овощных, кислых, соленых, острых. Не прошло и часа, как перед насытившимися победителями остались только роскошные позолоченные вазы с фруктами, бурдюки и кувшины с вином, айраном, шербетом.

Пора было приступать к главному. Сумукдиар медленно поднялся. Пока он мыл пальцы в подставленной рабыней чаше розовой воды и вытирал ладони заморским полотенцем, над площадью разносился трубный сигнал. Все разговоры утихли, и в наступившем безмолвии голос ганлыбельского агабека звучал отчетливо и был слышен даже на соседних улицах.

– Друзья, нас собрал здесь не только праздник, но и важные государственные дела, – начал Сумук. – Вот уже четвертый день Атарпадан живет без правителя. Прежний эмир Уалки, да покарают его душу демоны преисподней, не выполнил своего долга и отдал страну во власть злобных регентов Иблиса. Жестокая смерть и магрибская магия лишили нас также Верховного Джадугяра и великого визиря. Кто же возглавит нас в эти нелегкие дни, когда из-за Гиркана готова двинуться безжалостная Орда сюэней?

Он сделал паузу, сверля пьяных гостей тяжелым взглядом.

– Чего тянешь, бери на себя, а мы поддержим, – шепнул сидевший справа Бахрам Муканна Ганлы.

– Конечно, – поддержал слева Максуд Абдулла. – Мы уже все решили: ты – султан, дядя Бахрам – визирь, я – марзабан Акабы, Табардан останется военным назиром, а Горуглу назначим командиром конницы.

Мрачно усмехнувшись – они, видите ли, все решили! – Сумукдиар продолжал:

– Сегодня я, приняв на себя тяжкие обязанности Верховного Джадугяра, остался, по существу, единственным официальным лицом объятой смутой родной земли. Я слышу голоса, которые советуют мне короноваться и провозгласить себя султаном. Но будет ли такой поступок правильным?

В разных концах площади натужно завопили:

– Правильно!.. Не сомневайся, паша!.. Да славится в тысячелетиях имя султана Сумукдиара Первого!.. Не нужно нам иного вождя!..

Однако особого воодушевления в этих выкриках Сумук расслышать не сумел и потому еще более укрепился в решимости сделать по-своему.

– Мне ли не знать, сколь невелика всеобщая любовь ко мне, – печально произнес он. – И мне ли не понимать, что решения даже самых уважаемых сограждан далеко не достаточно, чтобы смертный стал подлинным монархом. А потому я, как Верховный Джадугяр, делаю свой выбор: пусть боги рассудят, на кого следует сегодня возложить нелегкое бремя высшей власти.

Над площадью пронесся всеобщий полустон-полувздох: такого оборота дела никто не ожидал. А ведь могли бы, казалось, привыкнуть – не первый год его знали… Вновь загремел над растерявшейся толпой усиленный чарами голос Кровавого Паши:

– Всеблагой Ахурамазда дважды за последние дни напоминал, что я должен посетить Розовый замок. Возможно, там, в стенах, где все еще обитают духи славного прошлого, боги объявят свое решение. – Он махнул жезлом. – Пусть подадут коней – мы едем на Патам-Даг.

Началась суматоха. Площадь была слишком тесной – столы сдвигали и даже опрокидывали, чтобы освободить место для скакунов. В толкотне и давке вожди вчерашнего переворота кое-как сели в седла и группами по два или по три выезжали на улицы, ведущие к Патам-Даг.

Между тем слух о предстоящей беседе с духами прошлого успел разнестись по городу, и многочисленные толпы потекли по каменным и глиняным закоулкам в том же направлении – словно весь город устремился к Розовому замку.

Вокруг Сумукдиара скакали ближайшие друзья и родственники. Бахрам Муканна молчал, насупившись, а Максуд Абдулла беззвучно шевелил губами, словно нашептывал неслышные проклятия. Весело кивнув на стариков, Фаранах вполголоса сказал двоюродному брательнику:

– Ловко ты, рожа колдовская, придумал просить совета у богов. Папаня-то надеялся: мол, получив власть из рук наших патриархов, ты будешь петь и плясать под их зурну. А теперь можешь спокойно посылать всех ишаку под хвост – тебе никто не указ, тебя боги избрали!

– Уймись, пьяница несчастный, – посоветовал Су-мук. – Еще неизвестно, кого Ахурамазда назовет.

– А ты сомневаешься? – удивилась Динамия. – Не меня же. И не Ваньшу Ползуна.

– Смешная ты у меня. – Сумукдиар выдавил кривую улыбку. – За кого решать вздумала.

На веселое личико боспорской ведьмы легла тень недоумения, затем девушка прошептала, широко раскрыв глаза:

– Ты что, вправду надеешься, что Он подскажет?.. Я-то решила, ты просто объявишь от Его имени… Кончай, не шути…

– И не думал.

Динамия странно посмотрела исподлобья на жениха, и этот взгляд рассерженной дикой кошки очень гирканцу не понравился. Сумук почему-то вспомнил, как вчера внезапно помрачнел Рым, когда они заговорили о женщинах и была упомянута Динамия. Неужели Рым знал про нее нечто? Сумукдиар мимоходом сделал зарубку в памяти, что нужно будет расспросить оруженосца, когда найдется для этого свободное время. Сейчас такого времени, увы, не имелось.

Он лихорадочно перебирал в уме людей, их достоинства, степень влияния, недостатки. Возможно, родичи окажутся правы, и Светоносный выберет-таки его. Тогда действительно придется назначить визиря и министров, как договорились на советах последних дней. Шамшиадад возглавит мухабарат, Ахундбалу сделаем верховным джадугяром, а Фаранаха направим марзабаном… ну, скажем, в Мехрибанд – пусть учится делом заниматься. Только вот Горуглу станет – нет, не командиром конницы, а назиром городской и сельской стражи. Кому, как не атаману разбойников, поддерживать в стране порядок и справедливость!

Тут он вспомнил, что надо будет как-нибудь развязать арзуанский узел, поэтому сразу заболела голова и стало тошно на сердце – впервые после мятежа в Шайтанде. Мысли моментально переметнулись на войну: сначала он прикинул в уме план молниеносной кампании, которая должна была принудить Хастанию к миру, потом снова подумал о битве против Тангри-Хана. В любом случае ему был необходим личный эскадрон, укомплектованный молодыми магами, которые способны пользоваться чародейским оружием, – такой отряд мог бы наносить неотразимые удары по вражеским тылам, прорываясь через любую оборону…

Он очнулся от раздумий, когда верный Алман, следуя за всей кавалькадой, резко повернул влево и сбавил темп иноходи. Разговоры замолкли – Розовый замок, как и полвека назад, внушал трепет и магам, и черни. Только Динамия, продолжая начатую фразу, шепотом сказала обоим Муканна Ганлы:

– Сумук прав, боги выберут не его. У меня только что было видение.

– А кто же тогда, если не он?! – так же тихо, но экспансивно спросил Фаранах, однако поспешил сам себя оборвать: – Ладно, скоро узнаем.

Вокруг замка было много диких цветов и мало деревьев. Выстроенный из темно-розовых гранитных блоков огромный дом подавлял не только размерами, массивностью форм или величавостью настенной лепки, но и непривычностью архитектурного решения. Ни на Востоке, ни в Магрибе так не строили – мастера, приглашенные Мир-Джаффаром из неведомых краев, создали нечто совершенно немыслимое, но прекрасное. Кажется, в древнем Шумере потомки атлантов возводили подобные строения, называя их зиккуратами.

И еще одно обстоятельство делало это место пугающе-таинственным. Вот уже почти три десятилетия никто не мог приблизиться к замку. Сверхъестественные силы грубо останавливали и отбрасывали простого смертного, мага, птицу, зверя, насекомое и мертвые предметы. Даже потоки дождя и гонимые ветром клубы пыли огибали Розовый замок, словно строение было накрыто непроницаемым прозрачным куполом.

Замок совершенно не изменился: так же лениво качали ветками нависшие над фонтаном ивы, так же мелодично журчали брызгавшие из бронзовых тритонов струйки воды, так же ярко сверкал в лучах светила подвешенный над главным входом серебряный лист, на котором был вычеканен портрет Мир-Джаффара. И чары, оберегавшие покой дома, тоже оставались на месте: те, кто первыми добрался до этого места, не сумели пересечь линию красных и белых камушков, аккуратным кольцом опоясавшую Розовый замок.

Толпа, численность которой продолжала возрастать, нетерпеливо зашумела. Похоже, все ждали чуда. Сумукдиар, неотступно сопровождаемый родными и близкими, протолкался вплотную к магической преграде. Порывисто-безрассудный Горуглу вытянул было руку, но тут же отдернул, удивленно вскрикнув, – подобно бесчисленным предшественникам, атаман испытал болезненный укол, словно коснулся угря или ската. Подняв жезл, Сумук попытался снять чары или хотя бы открыть для себя небольшой проход. И вновь, как уже не раз случалось за дюжину последних лет, старания его оказались тщетными.

Дом оберегала магия, значительно превосходившая по силе и изощренности все, на что был способен ганлыбельский джадугяр.

– Не получается, да? – не без надежды в голосе осведомился Максуд Абдулла. – Слушай, пойдем отсюда, пока хуже не стало.

– Пойдем, пойдем, – поддержали его другие. – Храм Ахурамазды разрушен, защитить нас некому. Кто знает, какие демоны там прячутся, – всякое может случиться.

И это случилось.

Серебряный портрет Мир-Джаффара разжал металлические губы, и загремел безжалостный голос, который уже много десятилетий не звучал в Среднем Мире:

– Сумукдиар Хашбази-Ганлы, тебе дозволено войти. Повелитель ждет тебя в тронном зале.

Все, кто стояли вокруг джадугяра, невольно вскрикнули. Раздались судорожные молитвы. Толпа отпрянула, освобождая проход. Словно во сне, Сумук сделал первый шаг, потом второй. Ноги сами несли его вперед. Не почувствовав никакого сопротивления, он переступил линию магической ограды Кто-то из самых отчаянных попытался пройти вслед за джадугяром, однако был отброшен незримым барьером: дорога в Замок открылась лишь для одного посетителя. Во всяком случае, пока.

Втайне Сумукдиар надеялся, что с его приближением двери распахнутся сами. Так и произошло. Одновременно с висевшего над входом сверкающего листа исчезло чеканное лицо Мир-Джаффара, взамен которого появилась четкая картина внутренних покоев. Сумук догадался: таким образом оберегавшие дом духи намерены показать стоявшим у входа все, что будет происходить внутри.

Он перешагнул порог, дверные створки со слабым скрипом сошлись за спиной, и в тот же миг впереди отворилась, как бы указывая путь, следующая дверь. Так демоны-хранители вели его по комнатам, коридорам, лестницам. Со стен, убранных коврами и полированным деревом, бездымно светили яркие факелы. Некоторые залы были украшены картинами, мозаиками, гобеленами, кое-где в вычурных нишах стояли бесценные древние статуэтки, вазы, великолепные доспехи различных времен и народов. Он видел потрясающую по богатству библиотеку, а также великолепную коллекцию оружия – в том числе и магического действия. Встретились ему по пути комната с огромным числом закрытых сундуков – вероятно, сокровищница, а также камера пыток, комната для медитаций и много других помещений, остро необходимых для городского правителя.

Наконец перед Сумуком распахнулась дверь из слоновой кости, украшенная изощренными золотыми узорами, изображавшими битву титанических сил. Прикрыв глаза, он мысленно произнес охранительное заклинание и ступил через порог. Мраморные стены огромного зала были до половины высоты укрыты панелями полированного розового дерева, в центре располагались изящный фонтанчик и площадка для выступления танцовщиц, а чуть дальше, у противоположной от входа стены, на ступенчатом возвышении, стоял трон, высеченный из единого кристалла рубина. Позади же трона возвышалось изваяние Джуга-Шаха.

Статуя царя была отлита из темного металла с поразительным мастерством, так что казалась почти живой. Джуга-Шах словно изучал вошедшего тяжким пронзительным взглядом, как бы оценивая: достоин ли этот полусмертный высочайшего доверия. Сумукдиар застыл перед образом своего кумира в благоговейном молчании, а затем, сделав шаг вперед, распластался перед ним на полу, разметав алый плащ и коснувшись лбом каменных плит. В тот же миг снаружи, проникнув даже сквозь толстые стены замка, донесся слитный, многотысячный вздох. Соотечественники, наблюдавшие эту сцену на серебряном листе, были потрясены: сам Кровавый Паша, никогда и никому не оказывавший подобных знаков почтения, склонился перед Джуга-Шахом! Сумук приподнял голову, настороженно глядя на тронное возвышение и лик древнего вождя. Он ждал знамения, и тайные его надежды оказались не напрасны. В сознание джадугяра проник глухой колхидский выговор:

– Встань, агабек. Наконец-то мы можем поговорить. Джуга-Шах долго ждал такого гостя.

– Привет тебе, Великий, – почтительно произнес гирканец, выпрямившись. – Поверь, я рад слышать твой голос. Значит, ты жив, пусть даже не в нашем мире.

– Исчезает лишь телесная оболочка, – назидательным тоном ответил голос царя, – Дух же продолжает существовать до тех пор, пока он нужен людям. В чем, по-твоему, предназначение вождя?

– Искренне и честно служить своему народу, находить верный путь к благоденствию и вести по нему соплеменников, – не задумываясь, ответил Сумук. – И еще, конечно, карать отступников и врагов.

В глазницах изваяния заблестели золотисто-зеленые искры. После непродолжительного молчания голос проговорил:

– Ну это тоже, хотя есть и другие обязанности. Я слушаю тебя.

Несколько обескураженный таким поворотом беседы джадугяр пробормотал: дескать, пришел не говорить, а получать повеления и советы высших сил. На это ему ответили строго: высшие силы хотели бы знать, о чем именно желает услышать главный волшебник Средиморья.

Странно было слышать такое – ясно же, о чем он может спросить. Но, поскольку Великий требовал, Сумук сказал прямо:

– Мир приближается к решающей битве. Мне нужно знать, что случится с нами и как мы должны действовать.

– Ты почти разочаровал меня своим вопросом, – печально поведал голос. – Как вы будете действовать – то с вами и случится… Спроси по-другому – как должен спрашивать мой ученик.

Пристыженный, Сумукдиар произнес:

– Скажи, Великий, что должны мы сделать, чтобы схватка завершилась победой сил Света и Добра?

– Вот так-то лучше, – добродушно ответил голос Джуга-Шаха. – Для начала ты должен понять: вы не приближаетесь к решительной битве. Вы уже давно ведете эту битву. Да что там вы – еще я, при своей жизни, успел застать начало этой битвы! Добро и Мрак, Справедливость и Магриб противоборствовали всегда, и лишь только очередная схватка завершается кратковременным успехом какой-то стороны, как тотчас начинается подготовка к новому столкновению.

Сумукдиар и прежде догадывался об этом, но все-таки был огорчен, узнав от Джуги, что опасения его были верны. Невольно вырвалось крамольное:

– Значит, окончательная победа недостижима?

– Не спеши. Слишком могучи силы, втянутые в давнее противоборство, которое разворачивается одновременно на всех ярусах Мироздания. В том числе и на тех, которые тебе неведомы. Раскрой свои мысли и смотри…

Магическому зрению Сумука явилась череда грандиозных устрашающих картин извечного противостояния. Молодой джадугяр увидел, как коварный Громовержец низвергает в Нижний Мир своего Отца-Демиурга и сам, вместе с братьями и сестрами, воцаряется в Верхнем. Однако возмущенные его предательством адепты бога-творца поднимаются на борьбу против заговорщиков. Эпизоды исполинских битв, давно известные разным народам, сплетались в безостановочное сражение, растянувшееся на десятки, сотни, тысячи лет.

При поддержке огнедышащего стоглавого Тифона армия титанов атаковала олимпийскую резиденцию Зевса Ледяные и огненные великаны осадили и пытались взять штурмом Валгаллу, где окопался Один. Асуры, старшие братья богов, ввязались в безнадежно-отчаянную битву против Индры, стремясь вернуть на престол Прародителя Брахму. Против Верховного Владыки Хуан-ди выступили мятежные великаны Чию, Куафу и Синтянь. Гигантские духи шеолы, сохранившие верность присяге, данной Демиургу Элохиму, вышли на бой с воинством Яхве. Но постепенно – где силой, где хитростью, где предательством – Громовержец, призвав циклопов, гекатонхейров и прочих выродков преисподней, подавил сопротивление повстанцев.

Отголоски сражений, грохотавших в сверхъестественных сферах, потрясали и Средний Мир. Сумукдиар увидел цветущую землю Атлантиды, страны Золотого Века, где люди вели спокойную жизнь без тревог и печалей, где все жители были равны и не знали угнетения. Однако соседние державы – Офир и Эльдорадо, приняв культ бога грома и введя у себя подневольный рабский труд, создали колоссальные флоты и армии, окружили Атлантиду цепью крепостей и военных лагерей. Проникая на континент Золотого Века, офирские лазутчики смущали наивных доверчивых атлантов небылицами о роскоши, в которой живут рабовладельцы, но при этом не упоминали, конечно же, о беспросветной участи влачащих жалкое существование рабов. «Отрекитесь от Демиурга, признайте Громовержца – и вы тоже станете богачами», – нашептывали они, хитроумно умалчивая, что богатыми станут лишь очень немногие, тогда как подавляющее большинство обречено на непосильный, каторжный труд под бичами безжалостных надсмотрщиков. И немалая часть простодушных атлантов, поверив лжи лазутчиков, принялась возводить храмы в честь бога грома и молний, внося в державу смуту и раскол.

А затем грянула страшная битва, в которой верные Крону жрецы и волшебники атлантов под командованием непобедимого Дойла применили самое страшное оружие, испепелившее сельву Офира и скалы Эльдорадо. Но было уже поздно: слишком большие силы накопил враг. Предательское заклинание усыпило Дойла, а Посейдон, которого атланты считали своим покровителем, не захотел прийти на помощь. Атлантида скрылась под волнами океана, и всесокрушающее цунами всемирного потопа захлестнуло от края до края все земли. А на руинах Офира спустя тысячелетия родилась Магрибская империя Сета.

И вновь – расцвет и упадок великих государств, правители которых стремились дать людям счастье. Загроэлам, Маг-Манна, Маверранахр, Хиндустан, Парфия, Великая Белая Рысь, Месопотамия искали путь к возвращению Золотого Века, однако силы Тьмы неизменно сокрушали самые величественные начинания. А затем привыкшие к легким победам сподвижники Громовержца-Дьяуса лишились инстинкта самосохранения, утратили осторожность, и – в одну прекрасную ночь Демиург вырвался из Тартара. Потом было много разных событий, завершившихся штурмом Олимпа…

– Сегодня вы видите лишь очередной эпизод великой битвы. – В голосе Джута-Шаха звенела сталь. – Объединив силы Востока, вы должны нанести новые поражения Магрибу, и тогда вновь откроется вам дорога в царство Золотого Века.

– Нужно оружие, – вставил Сумук.

– Не только. Необходима также особая магия, без которой невозможно правильно управлять оружием и людьми.

Это было откровение, ради которого он явился сюда! Тяжелая боль сдавила сердце. Подтверждались самые смелые догадки, которые Сумук черпал в туманных намеках между строк древних манускриптов. Власть Джуга-Шаха держалась не на одних только заклинаниях, покорности или Прялке Судеб. Должен был существовать еще один волшебный атрибут, дарованный Демиургом грозному царю… Сумукдиар не произнес этого вслух, однако дух царя понял его мысли и подтвердил:

– Да, ты должен вернуться в мой дворец, что стоял прежде на главной площади Царедара, и тогда Корона станет твоей.

Легендарная корона Джуга-Шаха! Дар богов, единственное надежное средство для управления Небесным Огнем… Но ведь того дворца давно уже не существует… Голос сказал раздраженно:

– Дворец появится, как только вы возродите мое царство. Надевший корону станет непобедимым вождем и военачальником… – Он продолжал торопливо: – Время нашей встречи истекает. Запомни: тебе доверено объединить Средиморье и вывести войско на битву с Ордой. Отдай трон Атарпадана достойному сыну народа, который будет слушать твои советы, а сам обрати взор на север – там найдешь решение всех проблем… Не стремись к власти – дождись, когда другие попросят тебя занять престол. Не обольщайся, что постиг тайны чародейства, научись повелевать людьми без магии, пользуясь человеческими слабостями… Окружи себя верными соратниками, но следи, чтобы они не сговорились против тебя. Помни: власть ослепляет и растлевает, даже лучшие из лучших, приблизившись к подножью престола, могут лишиться рассудка и будут ставить свои прихоти превыше державной надобности… Владыка должен крепко держать в руках все нити, особенно те, которые управляют мыслями приближённых. Народ видит все и возмутится, углядев грызню за власть. Правь твердо, не сворачивая с избранного пути. Не старайся быть хорошим для всех, ибо это просто невозможно. Порой властитель может быть несправедливым, но всегда обязан быть решительным. Народ ценит сильную власть, народ любит царей, которые непреклонно ведут подданных к величественной цели. Никакая жестокость не будет чрезмерна, если ты лучше других видишь верный путь. Оправдай наши надежды…

Голос умолк, и Сумукдиар почти поверил, что аудиенция завершена. Однако вновь, в последний за этот день раз, раздался потусторонний шепот:

– Теперь этот замок твой…

Когда он вышел из Розового замка, магический барьер больше не сдерживал толпу, однако никто не решался переступать круг, очерченный чередованием красных и белых камней. Сумук остановился на верхней ступени гранитной лестницы, ощутив почти материальный напор тысяч нетерпеливых взглядов. Бахрам спросил сдавленным взволнованным голосом:

– Не томи, говори. Что тебе сказали?

– А разве вы не видели?

С этими словами удивленный джадугяр невольно оглянулся на висевший у входа серебряный лист. Теперь там вновь был портрет Мир-Джаффара.

– Мы видели, что ты разговариваешь со статуей Джуга-Шаха, но слов слышно не было, – объяснил Максуд Абдулла. – Он назвал тебе имя правителя?

Толпа заволновалась, и Сумук поднял руку, чтобы утихомирить излишне темпераментных соотечественников. Заботы этих людей казались ничтожными по сравнению с размахом развернувшихся событий. Вопрос о султане крохотного государства не имел почти никакого значения, когда в битве Добра и Зла решалась судьба всего Среднего Мира, а то и – всего мироздания. Тем более что они не слышали ничего из его беседы с Великим…

Когда стих ропот, Сумукдиар торжественно произнес:

– Дух великого царя Юсифа Джуга-Шаха повелел мне, как Верховному Джадугяру Атарпадана и всего Средиморья. – Он сделал паузу, пережидая всеобщий вздох почтения. – …Возвести на престол достойнейшего. Это должен быть отважный полководец, справедливый правитель, мудрый политик. И еще он должен пользоваться любовью народа и не принадлежать ни к одному из влиятельных семейных кланов, дабы не ущемлять ничьих прав к выгоде своих родичей. Лишь один среди нас обладает безупречной совокупностью этих достоинств… – Он снова помолчал, чтобы усилить эффект. – Это – Горуглу.

Пользуясь общим оцепенением, он быстро и решительно распределил важнейшие посты. Бахрам Муканна Ганлы – великий визирь, Максуд Абдулла – марзабан Акабской провинции, Фарадах Муканна Ганлы – хаким Акабы. Табардан – назир-хекмандар, Шамшиадад – назир мухабарата.

– Начальника городской стражи, – сказал Верховный Джадугяр, – пускай назначит новый султан из числа своих сподвижников.

Попутно Сумук прикинул, кого из верных людей можно будет поставить во главе Колхиды и Хастании. Получалось неплохо – во всяком случае, войне между народами Средиморья пришел конец, и одно лишь это было огромным успехом. Теперь он мог спокойно сколачивать мощную экспедиционную группировку для оказания помощи армии рыссов…

Пока все – кто искренне, а кто по необходимости – поздравляли Горуглу и ставшую султаншей Удаку (а сколько из них перепробовали эту ветреную красотку – спаси, Ахурамазда!), Сумукдиар велел друзьям и нукерам огранизоватъ переезд из тесного городского дома в Розовый замок. В первую очередь следовало перевезти библиотеку, оружие, магические атрибуты, а также – приходилось думать и про такие мелочи – гардероб и постельные принадлежности. «Затем, – подумал он, – надо будет перетащить к себе все, что осталось в доме Салгонадада».

– Как замечательно все решилось, – шепнула ему Динамия. – Теперь ты сможешь стоять над всеми правителями Средиморья. Почти как император.

– Ты права, маленькая. – Он ласково улыбнулся. – Управлять этими марионетками, оставаясь как бы за кулисами… Что может быть лучше?

Она вдруг сделалась грустной и сказала, тихо покусывая губки:

– Я снова видела будущее. Вскоре ты станешь одним из правителей в Царедаре. Кажется, государь поставит тебя во главе приказа Тайных Дел… Только рядом с тобой… – Она отвела взгляд. – Рядом с тобой буду не я, а какая-то другая женщина.

– Ошибка, – легкомысленно отмахнулся он. – Ничто не сможет разлучить нас.

– Хотелось бы верить. – Ведьма вздохнула. – Но, боюсь, должно случиться что-то страшное. Со дня на день.

Сумук нежно обнял тонкие плечи любимой и проговорил с непоколебимой убежденностью:

– Я сумею защитить тебя от любой опасности.

В эти мгновения он и впрямь верил, что всемогущ.