Жил когда-то на свете богач Марка. Торговлей обширной занимался, заводы разные имел и, как большинство купцов, жаден был до невозможности, трудящегося человека презирал, ни во что не ставил.
Раз ехал он по торговым делам в город, заехал на постоялый двор, заночевал.
Постелили ему, как богачу, под «богами». Все заснули, а богачу, известно, не спится: киса с золотом покою не дает.
На этом постоялом дворе ночевал старичок. Спал на той же лавке, где и Марка, только под окном.
Слышит купец, стучит кто-то в окно.
— Кто там? — спрашивает старичок.
— Я, Господи,святой Власий!
— Что ты пришел?
— В одной деревне овца окотила серого барана, надо ему судьбу дать.
— Запиши, что его волк съест.
Марка все слышит, лежит. «Вот, думает, попал: с Богом на одной лавке довелось спать!»
Немного погодя опять кто-то стучит в окно.
— Кто там? — спрашивает старичок.
— Я, Никола-Угодник, Господи!
— Чего ты пришел?
— В одной деревне баба родила мальчика. Какую ему судьбу дать?
— Запиши: владеть ему всем богатством Марки— купца богатого.
Кое-как перетерпел Марка до утра. Рассвело. Петухи запели. Глянул, а старика того и след простыл.
Марка выскочил из хаты, приказывает кучеру:
— Запрягай немедленно! Поедем в ту деревню, где сегодня ночью овца барана окотила.
Поехали. Неделю ехали. Наконец, нашли ту деревню, где овца той ночью барана окотила, отыскали двор.
— Продай барана! — говорит Марка хозяйке.
Продала хозяйка барана и думает: «Зачем купцу понадобился мой баранчик, ведь ему всего одна неделька?»
И Марка тоже думает: «Испытаем, такая ли у барана судьба, какую ему старик тот предсказал».
Привезли домой барана. Приказал Марка своим работникам:
— Сейчас же этого баранчика зарежьте, обдерите, сжарьте и мне сегодня же на стол подайте!
Работники так и сделали — стали обед подавать. Подают этого баранчика. Марка думает: «Узнаем сейчас, кто этому барану судьбу даст: старик или я?»
Подали вилки, ножи. Марка отрезал кусок, ко рту поднес, обжегся — очень горячее мясо. Нельзя есть. Приказал блюдо с жареным баранчиком на окно поставить, остудить.
Работники поставили блюдо с жареным баранчиком на окно. Откуда ни возьмись — под окном волк. Схватил баранчика — и был таков.
Марка выскочил из-за стола: не до еды ему.
— Запрягай, кучер, самых лучших коней. Поедем в ту деревню, где мальчик родился в ту ночь, когда мы на постоялом дворе ночевали. Купим этого мальчика!
Купцы — известный народ: все на купле-продаже у них держится.
Сели. Поехали искать ту деревню, в которой мальчик родился и которому судьба написана Маркиным богатством владеть.
Нашли деревню. Марка не с короткими гужами {Упорно.} к родителям этого мальчика пристает:
— Продайте мальчишку!
Родители не продают. Он их давай уговаривать:
— Ведь он, может быть, скоро помрет и никакой вам от него выгоды не будет. А я хорошую цену даю — триста рублей. Сразу хозяевами станете.
Отец туда-сюда, начал сдаваться, тоже жадный до денег мужик был. А мать ни в какую: не продам, да и только!
Марка тогда на хитрость пошел:
— Я его выращу, человеком сделаю, не каким-нибудь пастухом!
Уговорили и мать.
Завернула она мальчика в пеленочки, и отправился Марка с добычей домой.
Ехали, ехали, приезжают в дремучий лес. Кругом чащи непролазные, самые волчьи места.
Взял Марка малютку, занес в чащу подальше от дороги, положил под кустик.
Сел Марка на своих жеребцов и ускакал домой, будто пир отпировал, будто с праздника какого возвращался, подлец. У купца, известно, вместо сердца— кожаный мешок с монетами болтается.
А в лесу, на том месте, где Марка малютку положил, вдруг снежок растаял, цветики зацвели. Лежит малютка, распеленался, ножонками, ручонками шевелит. Плакать стал. Подошла волчица, тихонько зубами пеленочки в узелок собрала и понесла малютку в свое логово. Принесла и положила осторожно рядышком со своими волчатами. Стала кормить его.
Прошла зима и весна, наступило теплое лето. Малютка ползать стал. Выползает с волчатами на полянку и играет с ними, как с ребятишками: на другого верхом вскарабкается и поедет, как на лошадке.
В эти места зашел как-то лесник: он обход этих мест раз в году делал. Смотрит, на полянке ребеночек с волчатами играет. Он к ним. Волчата от него. Мальчик смотрит на лесника, как волчонок, а не убегает. Взял его лесник, стал воспитывать, как родного сына. Были они с хозяйкой бездетные и очень обрадовались находке. Василием мальчика назвали. Лесник грамоту знал, научил приемыша читать и писать.
Рос Василий, как говорится, не по дням, а по часам. Вырос красавец, молодец молодцом.
Вскоре лесник с женой умерли. Остался Василий один. Захотелось ему по свету побродить: себя показать и людей посмотреть.
Задумано — сделано. Пошел. Долго ли, коротко ли бродил он по селам, по деревням: где поработает, а где и так покормят.
Зашел он однажды на постоялый двор. В хату хозяин не пустил.
— Марка,—говорит,— купец богатый, всю хату занял со своими работниками да приказчиками.
С какого-то большого торга возвращался Марка, большие деньги вез с собой.
Устроился Василий кое-как возле Маркиных лошадей, с какими-то бродягами, прилег на свежей траве в телегу. Не спится только ему. Не спят и бродяги: о чем-то переговариваются.
Василий притворился, что уснул, стал похрапывать. Бродяги притихли, потом стали громче разговаривать.
— Мы его возле трех дубов и накроем! — говорит вожак бродяжьей шайки.— Не отдаст по-хорошему казну свою —силой возьмем.
— Силой-то силой,— говорит другой бродяга,— да и у них сила не маленькая: три работника — как дубы, три приказчика — молодец к молодцу, и сам Марка — один на один на него не ходи!
— Их семь,— говорит вожак,—и нас семь. Только ножи у нас с вами по три четверти, а у них бабьи ножи, кухонные!..
Понял Василий, что бродяги-разбойники о купце речь ведут. Утром велел доложить о себе Марке — купцу богатому. Принял его Марка, за столом сидит, черную, как уголь, бороду пощипывает.
Рассказал ему Василий все, что слышал.
— Взять их немедленно! — закричал Марка. Выскочили работники и приказчики во двор, а бродяг и след простыл.
— Хорошо, молодец! — говорит Василию Марка.— Поедешь с нами! Только знай, если ты наврал, велю тебя повесить на одном из этих трех дубов, у которых, ты говоришь, они нас встретить собираются.
В самую полночь подъезжает Марка со своими молодцами к этим трем дубам. Купец пистолеты батракам и приказчикам — в руки.
Едут шагом. Навстречу человек подозрительной наружности.
— Землячки,— говорит,— нельзя ли с вами подъехать (деревню назвал). А то одному боязно. Темные места тут.
Марка, ничего не говоря, в упор выстрелил из своего пистолета, наповал уложил разбойника. Остальные свист подняли, разбежались.
Приехал Марка благополучно домой и говорит Василию:
— Как ты мне жизнь спас, назначаю тебя главным моим приказчиком.
Сказано — сделано. Стал Василий служить купцу верой и правдой.
У Марка была дочь-красавица. Приглянулся ей Василий, полюбила она его очень. Спрашивает однажды:
— Кто ты, откуда, какого роду-племени?
— Я своего роду-племени не знаю,— отвечает Василий.— Говорят, будто меня лесник в лесу нашел, воспитал, грамоте научил, сам с хозяйкой помер, а я пошел по свету свою долю искать. Зовут меня, как вы знаете, Василием, а прозывают Бесчастным за безродность мою.
Еще крепче после этого разговора полюбила купеческая дочка Василия Бесчастного. И как не полюбить такого молодца — и статен, и умен, и грамоту хорошо знает, и дело в его руках горит. Свыкся Василий с купеческой дочкой. Марка все узнал через дочку про Василия Бесчастного.
Думает Марка: «Это тот самый, которому предсказано моим богатством владеть! Не бывать этому!»
Совсем озверел Марка и про то забыл, что Василий ему жизнь спас.
Богач никогда добра не помнит. Долги чужие хорошо помнит, а на добро у него памяти нет.
Решил Марка со свету сжить Василия. Думал, думал и придумал послать его на свой мыловаренный завод. Приказал рабочим:
— Кто бы ни пришел сегодня к вам в полночь, схватите его — и в котел. Что бы он ни кричал вам, кем бы ни назывался, все равно хватайте — и в котел. Да котел погорячей к этому времени подогрейте, чтобы вода в нем белым ключом била.
А Василию Бесчастному приказал:
— Как наступит полночь, иди не медля на мыловаренный завод. Погляди, как там рабочие работают. Сдается мне, что они лодыря валяют. Смотри, чтобы в самую полночь был там!
Рассказал об этом купеческой дочке Василий. Она говорит:
— Не ходи! Мы раненько встанем, и я велю рабочим, чтобы они сказали, что был у них.
— Нет,— говорит Василий,— ложь—это не моя сила, моя сила в правде. Пойду!
Сказано — сделано.
За час до полночи пошел Василий на мыловаренный завод. Время осеннее было. На улице хоть глаз коли—ничего не видно.
Прошел половину пути, слышит, в стороне от дороги стонет кто-то, помощи просит. Бросился Василий туда. Подбежал к тому месту, где человек стонал.
Видит, лежит старичок в канавке, седенький, голова, как лунь, белая.
— Спасибо тебе, добрый молодец! Тут меня лиходей какой-то задушить хотел. Ослаб я, помоги мне до дому добраться.
Поднял старичка Василий, поставил на ноги. Старик еле-еле на ногах стоит.
«Провожу,— решил Василий,— ноги у меня молодые: добегу ко времени на завод!»
— Вот это моя домина! — говорит старик. Зашли в хату. Дед по русскому обычаю угощать стал парня. Василий отказывается:
— Тороплюсь, дедушка! На завод к полночи поспеть надо.
Старик все-таки задержал Василия Бесчастного.
— От хлеба-соли,— говорит,— добрый молодец, никогда не отказывайся. Русского обычая не нарушай. Ты мне добро сделал, я тебе должен отплатить тем же. А хозяин твой — большой лиходей, зломысленный человек.
Накормил, напоил Василия Бесчастного старик. Тот как сидел за столом, так и заснул.
Марке не терпится, хочется ему узнать, как рабочие выполнили его приказ сварить живьем Василия в кипящем котле.
Оделся быстро, побежал на завод. Прибежал, дверь открыта, его — цап. Рта открыть не дали и в кипящий котел — бух!
Хорошая пословица — век не сломится: не копай другому яму, сам в нее попадешь.
Дочка Марки обвенчалась с Василием Бесчастным, и стали они жить, да поживать, да добро наживать.
Василий Бесчастный все свои доходы на бедных употреблял, но как умер он, все по-старому пошло. Дети его такими же стали, как их дед.