Симфония

Руки пианистки порхали над клавишами, кидаясь то влево, то вправо, пальцы безошибочно выбирали нужные ноты. Рояль отвечал на нажатия, и под потолок взлетала дивная музыка. Дружно вступили скрипки. Солистке чудилось, что она сама играет на скрипке, кончиками пальцев ощущая вибрацию струн, подбородком – гладкость полированного дерева. Затем вступили ударные, и их солистка тоже прочувствовала всем телом и душой. Звуки и сознания музыкантов сочетались, рождая на свет шедевр исполнительского мастерства.

Кейд завороженно внимал. Лежа в кровати на другом конце планеты, мыслями он был здесь, на концерте, прямо в голове у пианистки: слушал и впитывал музыку. Кейд взломал ее сознание при помощи лазеек, которые они с Ранганом на всякий случай спрятали в нексусе-5, чтобы следить за применением технологии на практике.

Разум пианистки, в свою очередь, был объединен с разумами остальных семи музыкантов. Они играли в пустом концертном зале: переплетались мыслями и чувствами, ощущали движения друг друга – словом, общались. Дирижера не было, оркестром руководил их единый разум. Слушателей тоже не было, но однажды, в один прекрасный день, они заиграют в полном составе для полного зала, и публика сможет почувствовать, каково это – творить такую музыку.

Солистка неистово набросилась на рояль: ее тело нависло над клавишами, руки летали, гладили, били, плечи горбились, пальцев почти не было видно. Она ударила по клавиатуре изо всех сил. Кейд чувствовал капли пота у нее на лбу, частое дыхание, сопротивление клавиш, невероятную сложность рождаемой музыки. Он слышал эту музыку, ощущал каждой клеточкой тела – величественное крещендо рахманиновского Третьего концерта для фортепиано с оркестром, ожидание кульминации. Он чувствовал всех музыкантов, их разумы, их общее растущее возбуждение.

Да! Вот оно! Вот на что способен нексус! Кейд видел, как рушатся стены между сознаниями музыкантов, как поднимается вуаль майи, иллюзия обособленности. Их души сливались, образуя нечто большее – единый разум, не сводимый к сумме своих частей. Кейд растворился в этом удивительном опыте, полностью погрузился в музыку, в симфоническую структуру высшего разума, обретающего форму прямо у него на глазах.

Тут в поле ментального зрения Кейда вспыхнуло уведомление с высоким приоритетом.

[Тревога]

Что? У Кейда перехватило дыхание. Весть о Рангане? Или об Ильяне? Боты нашли его друзей?!

[Тревога. Обнаружен код принуждения. Статус: активен]

Нет. Это не Ранган. Не Ильяна. Опять в мире творится нечто чудовищное и возмутительное, требующее немедленного вмешательства.

Пианистка неистово выбила заключительные ноты рахманиновского концерта. Одновременно с ней достигли ликующего апофеоза ударные и скрипки, а в следующий миг, обессиленная, она уронила руки с клавиатуры. Безудержная радость хлестала из музыкантов, и в их воображении апплодировала, вскакивая с мест, незримая публика.

Кейд с грустью их покинул, открыл зашифрованное соединение, активировал одну из трех лазеек, ввел известный ему одному пароль и с головой окунулся в чужой страх.

* * *

Аркадий Володин вновь и вновь вскидывал кулак, прыгая на песке, и радостно вопил под нарастающий музыкальный ритм. Пять тысяч человек вопили вместе с ним, танцуя в теплом ночном воздухе на пляже. Диджей дал им две секунды – перевести дух – и опять врубил музыку. Басы проникали в костный мозг, отдавались в груди. Толпа заревела еще громче. Аркадий чувствовал их в своем сознании – напряженных, ликующих. Они все были под кайфом – просто ловили кайф от этой офигенной ночи, от этого офигенного места.

Господи, обожаю Хорватию, подумал Аркадий. Вот где народ умеет отрываться!

Над его головой, оставляя голубые и красные полосы на белых клубах дыма, мелькали лазерные лучи. Аркадий ощущал в ногах вибрацию: песок этого первозданного хорватского пляжа ритмично пульсировал. Волны разбивались о берег, окатывая танцующих брызгами морской воды. За стропилами, на которых были установлены прожекторы, лазеры и дым-машины, качались высокие пальмы. На пьедесталах скакали и резвились танцовщицы гоу-гоу.

Где достать нексус? спросил Аркадий. В Москве за такой вопрос можно было и загреметь, но тут – совсем другое дело…

Спроси вон того парня, ответили ему, показывая на высокого худощавого человека с сигаретой в зубах. Его Богдан зовут.

Несколько минут спустя в укромном темном уголке, подальше от прожекторов, Аркадий обменял пачку наличных на пузырек с серебристой жидкостью и сразу его осушил. Жидкость скользнула по горлу – маслянистая, с металлическим привкусом. Захотелось чего-нибудь выпить, чтобы избавиться от неприятного ощущения.

Когда начался приход, он как раз допивал коктейль. Стадия калибровки. Глючило не по-детски: он превратился в царя, вокруг были старинные русские хоромы. Нет, он сам был этими хоромами. Нет, нет, он был целым городом, мать его!

Аркадий расхохотался. Круто! Быть царем – это очень круто! Он молодой царь, а все эти торчки – его холопы. Нефть, реки нефти… Вот откуда его власть, его деньги. Он приехал с одной целью: высосать костный мозг этой страны, скупить права на шельфовые месторождения газа для Газпрома. Завоеватель. Он бы завоевал эту страну вместе со всеми ее пляжами, наркотой, женщинами и газом. О да, он бы ее поимел. Здесь в сто раз круче, чем в Москве!

Музыка достигла очередного пика, и Аркадий запрыгал в ритм, яростно затрясся всем телом, чувствуя восторг и ликование толпы.

[Стадия калибровки завершена]

– загорелось в поле ментального зрения.

[Кроличья Нора готова. Войти?]

Аркадий заулыбался. Он слышал об этой штуке: приложение виртуальной реальности, созданное хозяевами клуба. Конечно, войти, еще спрашиваете!

[Да]

На краю ментального зрения появились кнопки – ему предлагалось выбрать один из нескольких слоев. Первый слой уже был активирован. Аркадий закрутился на месте, озираясь по сторонам.

Люди вокруг были с ног до головы покрыты золотом и серебром, от них исходило сияние. Океан – жидкое серебро, накатывающее волнами на берег из толченых радужных бриллиантов. Звезды вдруг стали гораздо ярче: их свет пробивался даже сквозь клубы дыма и лазеры. В черном небе висела огромная полная луна. Аркадий перевел взгляд на танцовщиц гоу-гоу: их ауры искрились, потрескивали и переливались. Они раскрывали ладони, пуская в толпу ослепительные молнии.

Аркадий радостно завопил и еще яростней стал отбивать ногами ритм. Вся многотысячная толпа ответила восторгом на его восторг, экстазом – на его экстаз.

Охренеть!!!

Тут на него налетел порыв горячего ветра. Он вовремя обернулся: прямо на него летел огромный дракон с оскаленными зубами. Тварь спикировала на толпу с усыпанного звездами неба и раскрыла гигантскую пасть. Внутри Аркадий успел увидеть пламенеющий шар, и в тот же миг дракон дохнул: на пляж хлынула огненная река.

Аркадий упал на песок. В спину ударил сильный жар. Дракон захлопал крыльями, обдавая танцующих потоками воздуха, и улетел.

Аркадий посмотрел наверх: тварь поднималась к Млечному Пути, вспарывая воздух кожистыми крыльями. Люди, окутанные разноцветными аурами, корчились на песке или лежали плашмя. Некоторые еще танцевали, весело хохоча над остальными.

Отвал башки!

Он снова вызвал кнопки управления слоями, отключил активный и посмотрел на небо. Дракона нигде не было, звезды скрылись за дымом и лазерами. Аркадий осмотрелся. Ауры танцующих исчезли, океан выглядел как обычно, волны разбивались о песчаный берег. Искры больше не сыпались от танцовщиц гоу-гоу.

Аркадий опять активировал слой: девочки на подиумах заискрились, ауры замерцали всеми цветами радуги, волны снова отливали серебром. И высоко-высоко в небе, на фоне нереально звездного неба, хлопал крыльями дракон, явно готовясь к очередной атаке.

Офигенно! подумал Аркадий.

Он встал, вскинул руки и стал ждать огненного дождя с небес.

Богдан Радик, закрыв глаза, еще раз затянулся сигаретой. В мыслях он передвигался от одного разума к другому, искал след, отметину. Француженка в дизайнерских туфлях? Парень с девушкой из Италии, увешанные золотом и бриллиантами? Все они приняли его наркотик, особую версию нексуса, и распахнули перед ним, Богданом, свои сознания.

Ничего сложного: после того как открыли исходный код нексуса-5, каждый мог модифицировать его по своему желанию. Богдану оставалось только скачать код и слегка изменить, чтобы получить лазейку, доступ к умам всех, кто принимает модифицированную версию. Умеешь писать коды – значит, можешь делать с нексусом что угодно. А Богдан кодить умел, ой как умел…

Француженку он отпустил с миром. Да, из богатой семьи, но к фамильным богатствам не подобраться – по крайней мере, в ее хорошенькой головке никакого способа он не нашел. Похитить и требовать выкуп? Нет, не его метод. Слишком рискованная затея. Да и без физического насилия почти наверняка не обойтись.

Итальянская парочка… Он мысленно прошерстил их сознания в стадии калибровки, когда они ничего не могли заметить. Нет. Эти только прикидываются богатенькими, а сами в долгах по уши. Неликвид. Да и с двумя трупами возни куда больше, чем с одним.

Дальше – русский. Пока шла калибровка, Богдан просмотрел его хаотичные мысли. Так-так-так. Новоиспеченный богатей.

Богдан вернулся в подсобку, заперся на складе и настроил оборудование. Затем нашел в мыслях Аркадия и повлек его к себе.

Аркадий дерзко раскрыл объятья навстречу гигантскому дракону. Тот раскрыл пасть и изрыгнул столп пламени. Жар окатил Аркадия целиком: лицо, руки, грудь. Его чуть не сшибло с ног потоками воздуха от хлопающих крыльев. Хотелось съежиться, закрыть лицо руками, но вместо этого он заорал во всю мочь – как на американских горках.

А потом все закончилось. Дракон снова взмыл в небо.

Аркадий запрыгал на месте и ликующе завопил. Рядом с ним полуголая хорватка тоже завопила, скача вверх-вниз (ее груди под воздействием гравитации вытворяли нечто невообразимое). Хорватка с Аркадием переглянулись.

И тут у Аркадия случилось какое-то помешательство. Мир вокруг померк, поле зрения резко сузилось. И он зашагал вперед.

Ноги не слушались и шагали сами по себе. Он вырубил активный слой виртуальной реальности: ауры тут же исчезли, однако ноги продолжали идти. Он хотел закричать, но не смог выдавить ни звука.

Нет! Нет-нет-нет!

Некая сила влекла Аркадия прочь от воды, от песка, от танцплощадки, в здание клуба, затем вниз по ступенькам, в подвал. Он открыл дверь.

За дверью оказался человек, продавший ему нексус. Богдан. В руке – зажженная сигарета. На столе рядом с Богданом лежал включенный планшет. На дисплее Аркадий увидел сайт Газпрома и интерфейс удаленного доступа к сайту со сканером сетчатки глаз и отпечатков пальцев.

Нет.

– Мистер Володин, – заговорил Богдан. – Как я рад нашему знакомству!

Аркадий внезапно обрел дар речи:

– Умоляю… Пощадите. Я все отдам… У меня есть деньги!

Богдан ухмыльнулся:

– Знаю, что есть, Аркадий. Но у вашего руководства денег гораздо больше.

– Нет, вы не понимаете… Вы не знаете, как они работают… Меня убьют!

Богдан затянулся, выдохнул дым и стряхнул пепел на пол. Улыбнулся пленнику:

– Нет, Аркадий. Когда они узнают, что случилось, вас уже не будет в живых.

Аркадий заорал и резко умолк – что-то сдавило ему горло.

– Так, а теперь будьте добры, – сказал Богдан, – введите логин и пароль, проведите пальцем по планшету и приставьте глаз к сканеру.

Аркадий шагнул вперед. Ему оставалось только подчиниться.

* * *

Кейд с головой окунулся в страх. Этот разум был охвачен ужасом. Он с трудом смог осмотреться по сторонам и понять, что происходит. Темная комната. Где-то снаружи долбит музыка. Там огромная толпа, тысячи разумов. И здесь, в комнате, тоже кто-то есть.

Он поморгал чужими глазами, увидел планшет, сканер сетчатки, человека с сигаретой.

Ограбление. И, скорей всего, убийство.

Кейд открыл сознание человека с сигаретой, ввел пароль и оказался внутри.

Аркадий шагнул к планшету, и Богдан улыбнулся. Деньги будут переведены на офшорные счета, после чего в считаные минуты обналичены. С Аркадием произойдет несчастный случай. Пока власти сообразят, что случай вовсе не случаен, Богдан успеет свинтить из страны – другим человеком. Очень богатым человеком.

И вдруг Аркадий замер на месте. Богдан почувствовал какие-то перемены в его сознании. А потом – и в своем собственном. Глобальные перемены.

Черт! подумал Богдан. И кинулся к двери.

Едва Кейд успел ввести пароль и получить доступ к разуму преступника, как тот уже рванул к двери. Он мысленно нанес удар по двигательной зоне коры его головного мозга.

Бандит споткнулся и упал, изрыгая проклятия.

Богдан. Так его звали. Кейд теперь это чувствовал.

Он покрепче вцепился в сознание бандита и начал разруливать ситуацию.

Богдан не мог дышать. Сердце бешено колотилось в груди. Кто-то залез ему в голову! Прямо в голову!

Он попытался встать, но ноги и руки не слушались. Они слушались кого-то другого. Он хотел разорвать связь, но не сумел.

Господи! подумал он. Кто-то нашел лазейку! Лазейку в мой мозг!

* * *

Кейд позволил себе перевести дух. Аркадий не пострадал. Значит, он успел вовремя. Кейд уничтожил ментальные оковы в сознании Аркадия, и тот с криками убежал.

Так, теперь вернемся к Богдану. Где тут код принуждения? А-а, вот он. Кейду открылись нужные файлы. Он начал их просматривать. Новые комбинации, которые необходимо будет заблокировать в следующей версии нексуса. Новые обходные пути. Ничего, все уберем – плевое дело.

Богдан продал свою версию нексуса сотням людей. Тысячам. Придется распространить вирус, который найдет зараженные сознания и перепишет код, чтобы устранить эксплойты.

Кто ты? спросил Богдан.

Кейд мысленно покачал головой.

Последний человек, к разуму которого ты сможешь прикоснуться.

Прошу! взмолился Богдан. У меня есть деньги! Связи!

Кейд не слушал. Он скачал код, чтобы добавить его в свои библиотеки, затем принялся за работу.

Он удалил богдановские права администратора к операционной системе нексус, лишил его контроля над нанороботами, отнял способность модифицировать, модернизировать и даже удалять нексус.

Нет! заорал Богдан.

Затем Кейд запретил Богдану любые коммуникации посредством нексуса. Его сознание будет герметично запечатано и никогда не сможет выйти на связь с другими. Только Кейд будет иметь к нему доступ – через лазейки.

Гад! бесился Богдан. Да что же ты творишь, паскуда?!

Так, дальше.

Сколько раз ты успел это проделать? спросил Кейд Богдана.

Ни разу! Это впервые, клянусь!

Из Богдана против его воли хлынули воспоминания. Корфу. Ибица. Миконос. Стамбул. Новалья. Три ограбления, все три – посредством нексуса. Одно убийство.

Дальше – хуже. Перед глазами Кейда мелькнуло перепуганное лицо полуголой избитой девушки, которую Богдан…

Кейд поморщился и усилием воли остановил поток воспоминаний, стиснув кулаки.

Ну ты и тварь, Богдан.

Кейд приступил к «перепайке» – перестройке нейронных связей. Программирование. Владение нексусом. Насилие. Сексуальное возбуждение. Все это Кейд привязал к тошноте, парализующей тревоге и острой боли.

Богдан заорал:

Что ты творишь, мразь?!

Кастрирую тебя. Обезвреживаю. Кражи, убийства и секс тебе больше не светят.

Богдан потрясенно охнул, затем снова заорал:

Да что ты себе позволяешь? Кто дал тебе право?!

Я это создал, ответил Кейд. Значит, имею право.

 

Это меняет все

Неделю спустя

Глаз лежал в прохладной ванночке и, не мигая, смотрел на Кейда. Черный зрачок, зеленая радужка. Белое яйцо яблока, а за ним – пучок свежевыращенных оптических нервов, похожих на мокрые дата-кабели.

Мой глаз, подумал Кейд, выращенный из моих собственных клеток – замена тому, что я потерял в Бангкоке.

Он поморгал своим единственным глазом и лег на больничную койку. Врачи заканчивали подготовительные процедуры. Сквозь шторы на окнах сочился дневной свет. Хрупкие кости растущей культи неприятно ныли. Кейд уже чувствовал, как по венам бежит анестетик. Если все пройдет хорошо, через пару недель у него снова будет два глаза, а может, и две руки.

Кейд.

К его разуму кто-то прикоснулся. Лин. Дочь Су-Йонг Шу. Юная. Неземная. Вихрь беспорядочных мыслей. Информация, текущая по проводам вокруг него, внезапно ожила: данные медицинских мониторов в палате, электричество, каналы беспроводной передачи данных, которые окутывали весь мир, даже эту камбоджийскую глушь. Он чувствовал и видел всю эту сложную информационную сеть – так происходило всегда, когда Лин прикасалась к его разуму.

Кейд улыбнулся.

Привет, Лин.

Он почувствовал ее ответную улыбку. Какой странный ребенок. В жизни не встречал такого удивительного разума. Мало-помалу Кейд научился ее понимать, разглядел порядок в хаосе ее мыслей, смог увидеть мир ее глазами.

Я буду тебя сторожить, пока ты спишь, телепатировала Лин.

Кейд с трудом сдержал смех.

Все нормально, Лин. Я им доверяю.

Они люди.

Я тоже человек.

О нет, возразила Лин. Ты больше не человек. Ты теперь такой же, как я. Как моя мать.

Кейд хотел ответить, но не нашел в голове ни одной мысли – только наркоз. Его затягивало в теплый сон.

Сегодня похоронили мою маму, Кейд.

Видения, страшные видения. Су-Йонг Шу в далеком тайском монастыре, у нее на шее распускается кровавый цветок, и тут же Кейду в кисть вонзается дротик. Кожа Су-Йонг сереет под действием нейротоксина, и Фенг одним ударом тесака отрубает Кейду руку…

Она не умерла, телепатировала Лин. Вот увидишь, я ее найду. Я спасу мамочку.

Лин… начал Кейд. Будь осторожна, хотел сказать он. Но не успел – отключился.

Мартин Хольцман закрыл глаза и вновь очутился на горном склоне. Щеки ожгло колким снегом. В ушах свистел ветер. Чужое тело – крепкое, молодое – наклонилось влево, лыжи взрезали глубокий снег. Сплошное удовольствие. Лыжник оттолкнулся палками и повернул направо, резво обогнув очередной холм…

Мартина дернули за руку, и он распахнул глаза. На него злобно смотрел Джо Дюран из Министерства внутренней безопасности. Глава Управления по противодействию возникающим рискам, УПВР. Босс его босса.

– Не отвлекайся! – прошипел он.

Хольцман что-то шепнул в ответ, поерзал на стуле и перевел взгляд на сцену. За кафедрой стоял президент США Джон Стоктон. Он выступал с речью перед всеми, кто собрался сегодня на площади перед штаб-квартирой Министерства внутренней безопасности.

Хольцман отер пот со лба. Даже в девять утра вашингтонское солнце палило немилосердно. Погода била рекорды: еще чуть-чуть, и случится самое жаркое лето в истории Северной Америки. Последний рекорд жары был побит в прошлом, 2039 году. Хольцману неудержимо хотелось вернуться в заснеженные горы, ощутить силу и молодость чужого тела – благодаря нексусу он мог сделать это в любую секунду.

– Мы должны во что бы то ни стало сберечь, сохранить свою человечность, – говорил президент. – Необходимо понимать, что некоторые новые технологии толкают нас на путь дегуманизации…

Как та, что сидит у меня в голове, подумал Хольцман.

Нексус-5. Устоять было невозможно. Ему, директору УПВР по нейробиологии, поручили сделать подробный доклад о работе Кейдена Лейна, Рангана Шанкари и Ильяны Александер. Пришлось разбираться. Эти ребята создали нечто удивительное, беспрецедентное. Они превратили нексус из уличного наркотика в инструмент. Да, опасный. Да, злоупотребить им очень просто, способов – миллион. Но как велик был соблазн!

А потом нексус-5 выпустили в мир. Миссия по захвату Кейдена Лейна и его пособников провалилась. Су-Йонг Шу, одна из величайших ученых поколения, была убита. А друг и коллега Хольцмана Уоррен Беккер умер от сердечного приступа.

Кошмарная ночь. Тысячи людей получили доступ к этому инструменту… Как Хольцман мог устоять? Он взял в лаборатории пузырек с препаратом, выпил серебристую жидкость и стал ждать, когда наночастицы доберутся до мозга, прикрепятся к нейронам и образуют устройства для обработки информации.

С тех пор минуло три месяца – три самых удивительных и захватывающих месяца в жизни Хольцмана. Он стал свидетелем невообразимых научных достижений, отчеты о которых публиковались на анонимных форумах. С выходом нексуса-5 начали появляться новые эффективные методы лечения Альцгеймера и старческого слабоумия, огромного прогресса удалось достичь в установлении прочных связей между детьми с аутизмом и нейротипиками. Новые успехи ждали ученых в сфере декодирования информации в человеческой памяти, расширения умственных способностей. Хольцман был уверен: нексус способен перевернуть представления о работе человеческого мозга. И попутно преобразить само человечество.

Он уже обнаруживал эти перемены в себе. Он прикасался к сознанияям физиков и математиков, поэтов и художников, других нейробиологов. Он чувствовал их мысли. Какой нейробиолог, какой ученый смог бы устоять перед таким соблазном?

Теперь можно было испытать на собственной шкуре что угодно, увидеть мир глазами другого человека, прочувствовать его опыт, пережить его приключения…

Хольцман вспомнил одно из них.

Он вновь стал молодым, сильным, крепким, рядом была красивая молодая женщина. Он ощущал мягкость ее кожи, запах парфюма, вкус поцелуев. Он снял шелковое неглиже с ее плеч; она была готова, она хотела, очень хотела. Не снимая черных чулок, она села на него верхом. Теплая влажная теснота…

Довольно! – оборвал себя Хольцман.

Усилием воли он прогнал воспоминание. Побаловался, и хватит. Нельзя больше к этому возвращаться. По правде говоря, ощущения даже слишком реалистичные. Это тебе не порнушку смотреть – больше смахивает на измену. А Мартин Хольцман дал клятву, что больше никогда не изменит жене.

Да, конечно, новой технологии можно найти и сомнительное применение, но какие горизонты она открывает для ученых! Такого душевного подъема он не испытывал уже много лет, с юности…

– …поэтому мы должны одержать победу на ноябрьских выборах, – произнес Стоктон.

Ну нет, дружище, победа тебе не светит, подумал Хольцман. Следующим президентом будет Стэнли Ким. Америка больше ничего не боится. Все ужасы позади. Америка вновь готова смотреть в будущее.

Я хочу смотреть в будущее. И увидеть его.

Хольцман улыбнулся. Перспективы открывались самые радужные.

?b64AECS448TxQRmeKwMcMoK83QyozvgSaLPsA0Kkc++clA1KJHS/

Что?! Хольцман вздрогнул. Передача данных в нексусе. Директор Джо Дюран раздраженно покосился на него.

?HX?52A06967E7118FCE7E55B0BA46F9502CE7477D27169DA72/

Сердце бешено заколотилось в груди. Что происходит?! Его разоблачили?

fcd55afa0/

Нет. Зашифрованные данные. На частоте нексуса. Хольцман стал осматриваться, вглядываться в толпу. Плевать на Дюрана, пусть хмурится сколько влезет…

?RU5L8PP0hLarBNxfoQM23wG6+KTCEBhOIAAQyPPc76+TWhj

Опять. Откуда-то сзади.

SntyZox/

И еще…

Он вытянул шею, посмотрел назад, игнорируя недовольные мины сидящих рядом. Ничего подозрительного. Только старший персонал МВБ всех мастей: сотрудники ФБР, УПВР, Управления безопасности на транспорте, Управления по борьбе с наркотиками, береговой охраны… Все смирно сидят на белых пластиковых стульях. По центральному проходу спокойно идет сотрудник Секретной службы в зеркальных очках. Дальше – только камеры и репортеры.

?0jRwTX0tQ5jSl03cfWGCmkvt5b17dzwt78WXNx15Ur2sBf1

Четкий и громкий сигнал откуда-то сзади.

1suuHKZmZAE/

Короткий ответ.

И тот и другой исходят от…

О боже. Боже!..

Кейд очнулся от медикаментозного сна. За окнами палаты было темно. Он растерянно заморгал. Что его разбудило? Опять Лин?

[Тревога] [Тревога] [Тревога]

Тут он заметил мигающий огонек на краю ментального зрения. Уведомление с высоким приоритетом. Таким уведомлениям разрешено его будить.

Ранган? Ильяна? Их удалось найти?

Нет. Другая тревога.

[Тревога: обнаружен код принуждения типа Альфа. Статус: активен]

Опять злоупотребление кодом. Не просто принуждение, а именно та разновидность, с которой он столкнулся всего несколько дней назад. Код, позволяющий превратить человека в робота-убийцу. Причем крайне изощренный код – такого он раньше не встречал.

И вот боты вновь его обнаружили, второй раз за несколько дней, но уже в другом сознании. И в данный момент код был активен.

Спать сразу расхотелось. Кейд открыл уведомление, щелкнул по ссылке. Установил зашифрованное соединение. Активировал лазейку, ввел пароль. Полное погружение.

И вот он в чужом мозгу.

Хольцман не мог оторвать глаз от источника сигналов.

Костюм. Очки с зеркальными линзами. Гипермускулы. Агент Секретной службы общался с кем-то на частоте нексуса.

Хольцмана охватил парализующий страх.

О нет. Только не это!

?3BRW8SYWv5KYzmduBwmiNXVPQaiKG1acsG6wvaNJRJU/

Агент сунул руку в карман куртки – явно потянулся за оружием, – и тут к Хольцману вернулся дар речи.

– ОН ВООРУЖЕН! – заорал во всю глотку Хольцман, вскакивая и показывая пальцем на агента Секретной службы.

okwH46RNI7/

Время замедлилось. Убийца выхватил из кармана огромный пистолет. Еще два агента Секретной службы превратились в размытые пятна и с невероятной скоростью метнулись к злоумышленнику. Джо Дюран уже вскакивал со стула, пристально глядя на Хольцмана, открывая рот. Сердце Хольцмана на секунду замерло, все его чувства были сосредоточены на человеке с пистолетом.

Пистолет!

У агента в руке был пистолет, и пули уже летели из дула. Летели в человека за кафедрой.

Кейд силой заставил злоумышленника бросить пушку. И тут же в него одновременно врезались два человека – два живых снаряда.

Прогремело два выстрела. Вспышки из дула сверкнули ярче утреннего солнца, а в следующий миг стрелка сбили с ног его же коллеги – как будто столкнулись два локомотива. Оружие вылетело у него из рук. Агенты сплошной массой пролетели по воздуху десяток ярдов и с хрустом приземлились: киллер остался внизу.

Хольцман обернулся: жив ли президент? Ранен ли? Но Стоктона уже нигде не было, всюду толпились агенты Секретной службы. Дюран орал Хольцману прямо в ухо:

– Отвечай! Как ты узнал?!!

Агенты сшибли его с ног, завалили на землю, и Кейд почувствовал чужую боль в собственном теле. Значит, убийцу поймали! Он задержан!

Неужели он успел застрелить президента? Или Кейд вовремя вмешался? Где он? Кто он такой?

И вдруг в теле убийцы почувствовалось что-то странное. Отчетливая боль глубоко внутри. Там что-то засело, что-то твердое и тяжелое, чужеродное…

О нет!

Пистолетом дело не обошлось. В арсенале киллера было кое-что похуже.

Кейд открыл рот, чтобы крикнуть, предупредить окружающих о бомбе…

А в следующий миг его накрыло волной белого шума.

[Обрыв связи]

– Как ты узнал, Мартин?! – брызжа слюной, орал Джо Дюран. – Как ты узнал?

Хольцман ошалело смотрел перед собой, пытаясь придумать оправдание. Это не нексус! Нет у меня никакого нексуса!

И тут грянуло. Взрывная волна подняла Мартина Хольцмана в воздух и понесла прочь. Потрясенный, раскинув руки и ноги, он куда-то летел и лишь мгновением позже ощутил испепеляющий жар. Затем Хольцман врезался во что-то твердое и рухнул в темноту.

– НЕТ!

Кейд открыл единственный здоровый глаз и заорал. Дверь распахнулась, и в палату прыгнул Фенг с пистолетами наголо. Он осмотрелся, но никакой прямой угрозы не обнаружил. Следом вбежали два монаха: сознания полны мрачной решимости. Они кинулись к Кейду и закрыли его своими телами.

– Нет, нет, нет… – твердил Кейд.

– Что? Что такое?! – кричал Фенг, вертясь на месте.

Кейд переключился на ленту новостей. Что произошло? Что он сейчас видел?

В Сеть хлынули первые репортажи с места событий.

– О черт…

Брис тихо выругался себе под нос. Два выстрела. Оба мимо. Но ведь он запрограммировал робота на четыре. И все четыре должны были попасть в цель. Значит, кто-то вмешался…

И бомба… Это была идея Бриса, он нарушил приказ руководства и лично вживил бомбу в тело мула. Хорошая оказалась идея. Только она не помогла добиться цели. Президент выжил.

Связь с мулом Брис тут же разорвал, стер все журнальные файлы путем магнитного воздействия, затем отформатировал планшет с телефоном и бросил их в море; члены его команды – Эйва, Хироси и Нигериец – скрылись в неизвестных направлениях. Сам Брис вышел на шумную многолюдную Маркет-стрит и зашагал прочь. Только тогда он отважился выудить защищенный телефон и набрать своего начальника – лидера Фронта освобождения постчеловечества, агента под кодовым именем Заратустра.

«Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что должно превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его?»

Раздался необычный сигнал: включилось шифрование по схеме одноразовых блокнотов. На весь разговор у него было шестьдесят секунд.

– Миссия провалена, – тихо проговорил Брис в трубку. – Кто-то вмешался. Кто и почему – неизвестно.

– Бомба не входила в наши планы. – Голос Зары был искажен, чтобы не допустить идентификации по голосовому отпечатку.

– Сейчас не о бомбе. Тебя должно волновать другое: как нам помешали? Откуда они знали о наших планах? Почему жертва выжила?

– О чем следует волноваться, решаю я. Не наоборот.

– Нас вычислили. Они знали про наш план. Они были готовы.

– Ты погубил десятки людей. Ты ослушался.

– Это враги! ФБР, УПВР, МВБ – они все наши враги!

– Я решаю, кто враг, а кто нет. Сиди тихо, пока я сам не выйду на связь.

Брис с досадой нажал «отбой» и зашагал дальше.

«Что сделали вы, чтобы превзойти его?» – писал Ницше.

Я убивал, подумал Брис. Вот что я сделал.

А ты?

Человек по имени Заратустра откинулся на спинку кресла и посмотрел на шумный суетливый город за окном. Высокий, темноволосый, черноглазый, широкоплечий, Зара привык действовать. Однако в истории останутся – если вообще останутся – не его поступки, а то, что он сделал руками других людей.

За Брисом нужен присмотр – это как минимум. Он перегибает палку и скоро превратится в обузу, досадную помеху.

Семьдесят человек убито. Президент жив. Огромные сопутствующие потери. Грязная работа, очень грязная. Однако цель миссии достигнута: Америка и весь остальной мир совсем потеряли страх, а теперь они его обретут.

Мартин Хольцман пришел в сознание. Он находился в палате Национального медицинского центра имени Уолтера Рида. Боль возвращалась, занимая всю левую сторону тела: поднималась по ноге, по раскрошенным костям бедра и растертым в пыль тазобедренным суставам, по измочаленным мышцам ноги и переломанным ребрам прямо в треснувший череп. Боль была огромная, страшная, растущая. Казалось, она вот-вот разорвет его измученное тело на части. Сердце забилось быстрей, еще быстрей. На лбу выступил пот.

Хольцман потянулся к кнопке насоса, нашел ее и несколько раз нажал. В кровь поступили сладостные опиаты. Боль, достигавшая прежде апокалиптических масштабов, немного утихла, а с ней уменьшилась и паника.

Жив, подумал Хольцман. Я жив.

Остальным повезло куда меньше. Семьдесят человек погибло. Многие из них – его знакомые. Клейберн. Уильямс. Такер. Все убиты. Даже Джо Дюран, который сидел тогда рядом с ним, убит.

Сиди я чуть левее или правее…

Дюран все понял. В последнюю минуту он понял, как Хольцману удалось вычислить в толпе киллера.

И если бы Дюран выжил… К нему бы уже пришли с вопросами. О нексусе бы узнали.

Но он погиб, напомнил себе Хольцман. Он умер, а я нет.

Хорошо. То есть плохо, конечно, но все-таки хорошо.

Что же там произошло? Загадка…

О теракте трубили во всех новостях. Сын Стива Трэверса – агента Секретной службы, который стрелял в президента, – был аутист. По всей видимости, он установил себе нексус, чтобы иметь связь с ребенком, и активисты ФОПЧ нашли лазейку в его мозг. Они уже признали ответственность за теракт.

«Сегодня мы нанесли очередной удар по угнетателям и всем, кто пытается ограничить вашу свободу. Мы будем наносить удары всякий раз, когда тираны вздумают диктовать людям, что им следует делать с собственным телом и разумом», – говорил искаженный человеческий силуэт на экране.

Но как?! Как им это удалось?

Чтобы превратить человека в марионетку, необходимо очень сложное программное обеспечение. Хольцман это знал, потому что его люди уже написали подобную программу. Однако так называемый ФОПЧ лет десять не предпринимал столь серьезных мер – если вообще когда-нибудь предпринимал. Хольцману эти «террористы» всегда казались шутами гороховыми, способными лишь толкать громкие речи и ловко уходить от ответственности за содеянное. Так что же изменилось?

Мартин Хольцман лежал на больничной койке и пытался соображать, но болеутоляющие мешали шевелить мозгами.

Спустя несколько минут он отдал несколько команд своему нексусу. Все воспоминания о роковом дне, все, что он видел, слышал и чувствовал, все это начало сливаться на постоянное запоминающее устройство.

Сам же Хольцман потянулся к кнопке подачи опиатов.

Лин Шу очнулась в космосе, над ней сияли миллиарды звезд Млечного Пути. Она заморгала, и иллюзия исчезла. Вместо ночного неба вокруг снова была ее комната. Чистые линии, тиковое дерево, китайские иероглифы на одной стене, другая стена – сплошное окно с видом на город.

Перед Лин лежало сердце Шанхая. Пульсирующие огни, прямо напротив – небоскреб с рекламным щитом. Двадцатиэтажное женское лицо подмигивало и улыбалось, рекламируя очередной продукт массового потребления. Собственный внутренний мир казался Лин куда реальнее. До нее докатывались отголоски далеких информационных бурь, отдельные биты информации. А разбудил ее цифровой гром – эхо мощных взрывов на другом конце планеты. Она сделала глубокий вдох, вбирая и упорядочивая хаотичные данные.

Покушение на президента США.

Фондовые рынки закрылись, чтобы не уйти в пике.

Американцы сулят огромные деньги за голову ее друга Кейда.

Лин чувствовала, как мир берет новый курс. Хотя официальные рынки были закрыты, всюду в темноте двигались огромные потоки денег и информации. Люди перестраховывались. Подключали резервы. Полуавтономные агенты отправляли запросы и осуществляли транзакции.

Всех пловцов в этом море информации Лин не видела, зато чувствовала оставленные ими круги на воде. И круги могли означать только одно.

Война.

Грядет война.

Лин должна во что бы то ни стало найти маму.

 

Наконец-то дома

Саманта Катаранес выскочила из кабины и, смеясь, помахала водителю. Он попрощался с ней по-тайски и уехал. В кузов грузовика была погружена особая разновидность водорослей, которые экскретировали топливо. Товар наверняка украли с каких-нибудь индийских или китайских плантаций и теперь везли на малазийскую границу.

Саманта оказалась в деревне Маэ-Донг, крошечном селении в провинции Наратхиват. Несколько жилых кварталов по обе стороны дороги, заправка, один ресторан и две чайные. Единственный небольшой отельчик, где путник мог снять комнату и передохнуть.

Сэм зашагала к отелю. Стояла изматывающая жара, солнце немилосердно жгло загорелую кожу. В июле должны были начаться дожди, но в этом году они снова запаздывали. Поля пожелтели и высохли. Рисовые чеки побурели. Страна жила только на генетически модифицированном, устойчивом к засухам рисе.

Поездка выдалась долгая и сложная. Три месяца назад Сэм попрощалась с Кейдом и Фенгом. Потом неделю добиралась до юга Пхукета, где провела два долгих месяца, слоняясь среди секс-туристов и любителей пляжного отдыха в ожидании нового удостоверения личности. Она не могла оставаться Самантой Катаранес, агентом УПВР Министерства безопасности США. Она стала другим человеком, а Саманта умерла.

Необходимую сумму удалось собрать довольно быстро: три боя без правил для пхукетского гангстера Ло Пранга – и дело в шляпе. За эти деньги ей сделали новое удостоверение личности, меланиновую терапию для изменения цвета кожи и небольшую коррекцию век, носа и подбородка. Смуглая латиноамериканка превратилась в тайку. Софты по распознаванию лиц отдыхают.

Теперь она была Суни Мартин, наполовину тайка, наполовину канадка, приехавшая отдохнуть на родину матери. С новой личностью она бы не рискнула пересечь национальную границу, зато могла без труда отвязаться от назойливых местных копов.

Сэм провела еще один месяц на Пхукете, ежедневно посещая местный храм, ходя по магазинам и обедая в ресторанах на деньги с нового банковского счета. Она регулярно прогуливалась возле американского консульства, вставала лицом к камерам – словом, всячески проверяла на зуб новую личность. Если УПВР ее вычислит, пусть это произойдет здесь. Им никак нельзя узнать, куда она собирается.

К счастью, все обошлось.

Когда она спросила сотрудников отеля про местный сиротский приют для особенных детей, они молча покачали головами. Хотя номер все же предоставили.

В относительной прохладе раннего вечера хозяева лавчонок и работники заправки точно так же качали головами в ответ на ее расспросы. Ведь есть же здесь приют? Для сирот? Правда? Mai chai. May cow jai. Извините. Не знаем. Но в глаза ей они не смотрели. Неужто защищали детей?

Позже, сидя в чайной, она завела непринужденный разговор с местными. Смеялась, болтала о погоде. А когда задала свой вопрос, все тут же умолкли и отвернулись. Ее шутки больше никого не смешили. Один мусульманин даже скрестил ноги, показав ей подошву ботинка. Оскорбление не осталось незамеченным. Краем глаза Сэм уловила, как за другим столиком одна тайка сделала жест, оберегающий от несчастья.

Выходит, они боялись не за детей. Тут было что-то другое. Суеверие?

Сэм рано ушла в свой номер.

Ночью ей снился ринг и семифутовый великан по прозвищу Глао Бот, сокрушитель черепов. Триста фунтов искусственных мышц, лысая от тестостерона голова, злобный взгляд, набухшие вены по всему телу. Обдолбанный в хлам.

Сэм вновь на ринге; в ушах стоит рев толпы и оглушительный тайский хэви-метал, то и дело вспыхивают ослепительные прожектора. Глао Бот идет прямо на нее. На лице – нечеловеческий оскал, крикливая толпа жаждет крови. Давай, замочи ее, раздроби сучке башку! Вонь его дыхания. А в следующий миг Глао Бот уже корчится на полу, разевая рот, как выброшенная на берег рыба. Кровь из сломанного носа заливает ему лицо, руки держатся за продавленную трахею, глаза выпучены от страха. Толпа притихает от неожиданности, затем взрывается новыми криками.

Ло Пранг, жилистый, сухой – бывший чемпион по боям без правил, – протягивает ей толстую пачку наличных. И намекает, что за следующий бой она получит больше. Надо только подраться – всего один разок. А потом еще. И еще.

Сэм проснулась от адской жары. Ополоснула лицо холодной водой и сморгнула страшный сон. Только благодаря этим боям она сюда и попала. Гордиться нечем, но на войне все средства хороши.

Второй день тоже не принес никаких плодов. В ответ на ее вопросы люди прятали глаза, начинали юлить или хамить.

Вечером она пошла в бар – их в деревне было два. Угощала местных алкоголем, рассказывала анекдоты, смеялась в нужных местах и наконец решила, что можно задать вопрос. Шутки и разговоры мигом прекратились, сменившись молчанием, косыми взглядами и завуалированными оскорблениями в ее адрес. Бармен попросил ее уйти. Она портила ему бизнес.

На третий вечер Сэм пошла в единственный оставшийся бар, расположенный на окраине деревни, среди складов – место нехорошее и опасное. Клиенты – в основном мужики, причем сильно пьющие. Они открыто сверлили ее плотоядными взглядами. Она отвечала тем же, грубо шутила и проставлялась – снова и снова. Когда они хорошенько напились, Саманта задала вопрос.

На сей раз ей ответили неприкрытой агрессией. Мужики что-то заорали, один сплюнул на пол. Двое встали и велели ей катиться. Даже женщины – их в баре было всего ничего – и те бросали на нее тяжелые зловещие взгляды.

Сэм встала, виновато подняла руки и стала медленно пятиться к выходу. Почему же они так реагируют? Надо разобраться.

В прохладной ночной темноте Сэм поплелась домой, подавленная и разочарованная. Через несколько минут она поняла, что ее преследуют. Два крупных и изрядно пьяных мужика – она определила это по походкам.

Сэм замедлила шаг: пусть подойдут ближе. Затем свернула в темный переулок. Один из пьянчуг грузно побежал прочь – явно наперерез. У Сэм был форсированный слух, и она слышала каждое движение преследователей.

Сэм не прошла и половины переулка, когда впереди показался тот самый пьянчуга, что минуту назад убежал. Ночное зрение позволило ей рассмотреть нападавшего во всех подробностях. Она спокойно шагала по переулку. Пьянчуги обступили ее с двух сторон.

Когда они приблизились почти вплотную, Сэм заговорила по-тайски:

– Скажите, где держат детей, и я вас не трону.

Оба загоготали:

– Ненормальная! Шла бы ты домой, сучка!

– Мне нужны дети, – повторила Сэм. – Где они?

Тот, что шел сзади, замахнулся и хотел ударить ее по голове. Сэм это услышала, развернулась и шагнула в сторону. Поймав летящий кулак в воздухе, она выкрутила верзиле руку. Он испуганно выпучил глаза. К драке подключился его друг – тут же получил сапогом в живот и скрючился от боли. Сэм повторила вопрос:

– Отвечайте: где мне искать детей?

После нескольких убедительных манипуляций пьянчуги раскололись.

Через час Сэм была уже в трех милях от деревни и поднималась на вершину холма мимо рисовых чеков с генетически модифицированными посевами. В рюкзаке за спиной были все ее вещи. Залитые водой чеки поблескивали в лунном свете. В низинах уже собирался предрассветный туман.

«Похитители детей» – так назвали пьянчуги сотрудников приюта. Mae mot. Ведьмаки. Колдуны.

Здесь, в глухих деревушках на юге страны, суеверия были еще живы.

Три часа и дюжину миль спустя небо на востоке начало светлеть, и Сэм увидела пункт своего назначения. Несколько построек на вершине холма, обнесенные каменной стеной и электрической изгородью. Ворота были деревянные, укрепленные сталью.

Сэм могла без труда пробраться внутрь. Только вот она пришла не за этим. А зачем? Что она искала? Искупление? Новую цель в жизни? Семью?

Нет. Таких же детей, как Маи.

Сэм сняла рюкзак, села в позе лотоса прямо перед воротами и открыла шлюзы в собственном сознании, чтобы ее мысли можно было прочесть издалека.

И стала медитировать. Начала с анапаны, дыхательной медитации, затем перешла к випассане, наблюдению за телесными ощущениями. Ее разум успокоился, и тогда она перешла к трехтысячелетней практике под названием «метта» – развитию доброжелательности, любви и доброты. Ее мысли были тихи и ясны, как прозрачное озеро в безветренный день. Саманта выпустила из бездонного колодца своей души сострадание. Она направила его во внешний мир и вспомнила погибшую сестру, невинную и чистую до самого конца, родителей, которые сделали для своих детей все, что могли. Она вспоминала Накамуру: он спас Саманте жизнь, когда ей было четырнадцать, и стал ее духовным наставником, почти отцом. Вспомнила коллег, которые до сих пор работали в УПВР. Бедную маленькую Маи: девочка помогла ей и поплатилась за это жизнью. Сэм вспоминала всех, кто умер той ночью в Бангкоке, и посылала любовь тем, кого убила своими руками. Уотсу: за пять минут он дважды спас ее от верной смерти и отдал за нее жизнь. Кейду: он подарил ей настоящее чудо, которого поначалу она не ценила. Фенгу и Шу, загадочным и непостижимым. Ананде, который принял ее с распростертыми объятьями и многому научил. Випаде и монахам, пожертвовавшим жизнью ради нее и Кейда. Бедному Уоррену Беккеру, который не заслужил столь жестокой смерти – смерти, гарантировавшей его молчание.

В конце концов она послала любовь и сострадание самой себе: девочке, которой она когда-то была, солдату, сражавшемуся за правое дело, и той, кем она стала теперь, на новой ступени личной эволюции.

Солнце обагрило вершины холмов. Сэм чувствовала его сквозь закрытые веки. Первые теплые лучи коснулись ее лба.

Она снова подумала о Маи, юной Маи, чудо Маи, о невероятно проницательной и чуткой Маи, которая разглядела внутри Сэм тугой узел боли и угрызений совести и сумела его ослабить. Девочка помогла ей простить себя за ошибки юности. Саманта вспоминала каждую секунду их короткой встречи: как Маи мечтала о сестре, и Сэм захотела стать ее сестрой.

Слезы потекли по ее согретым солнцем щекам. И когда она ощутила всю печаль, радость, боль утраты и надежду от той короткой встречи с Маи, перед ней начали раскрываться другие умы. Юные. Неземные.

В следующий миг ворота открылись. Саманта Катаранес наконец-то была дома.

 

Темнота

Су-Йонг Шу медленно брела сквозь высокую траву и желтые цветы. Небо над ее головой, припорошенное крошечными белыми облачками, было невероятного кобальтового цвета. Вдалеке, за огромной цветущей долиной, поднимались к небу фиолетовые горы с белыми вершинами. Белыми, как ее простое платье. Она шла босиком, наслаждаясь прохладой травы, и гладила руками высокие зеленые стебли.

Су-Йонг Шу остановилась, затем присела и сорвала один цветок. Она поднесла его к лицу, втянула сладкий аромат, полюбовалась блестящими яркими лепестками. Улыбнулась. У нее было юное и беззаботное лицо, длинные темные волосы развевались на ветру, как у девочки.

Chrysanthemum boreale – так назывался цветок. «Золотой цветок». Одно из четырех благородных растений в китайской живописи. Ее любимец из далекого безмятежного детства.

Шу вновь пригляделась к цветку. При желании она могла бы увеличить картинку, углубиться во внутреннюю структуру лепестков, увидеть каждую клеточку, все восемнадцать пар хромосом, каждый ген и каждую пару нуклеотидов.

Вместо этого она отправилась в прошлое. В воздухе перед ней появился серебристый прямоугольный портал. Огромный. Он перерезал собой реальность, почти полностью загородив долину и горы.

В портале Шу увидела сцену из собственного прошлого. Бал, гала-концерт. Красивый мужчина в черном смокинге с хризантемой в петлице. Нет, двое красивых мужчин – ее мужчин. Чен Панг, муж. Тханом Прат-Нунг, любовник.

А вот и она сама: высокая, молодая, стройная, стильная. Кружится в танце, улыбается, смеется, упивается красотой жизни и мира, полного возможностей, мира без границ, запретов и социальных условностей.

Это был 2027 год. Расцвет gong kāi huà, китайской гласности. Расцвет контркультуры. В то лето бразды правления страной приняли прогрессивные политики, до демократии было рукой подать, наука и искусство развивались невероятными темпами: девизом страны стало «пусть расцветают миллиарды цветов», социальные табу остались в прошлом, женщина могла жить с мужем и любовником одновременно, вместе мечтать о преображении человеческого разума и сознания.

Шу улыбнулась своему прошлому и себе, танцующей ночь напролет в том удивительном золотом веке, в окружении любимых мужчин. А потом, как обычно, реальность взяла свое.

Любовник умер: убит американцами. Муж бросил ее одну в китайской тюрьме.

Шу мгновенно вернулась к другой себе, стоявшей посреди долины. В портале замелькали сцены смерти. Тханома Прат-Нунга вспарывает автоматная очередь – он пал жертвой американцев и собственного тщеславия. От бомбы ЦРУ взрывается лимузин, в котором сидит она, беременная. В ее собственное тело, ее аватар, вонзаются отравленные нейротоксином дротики. Она сереет, успев только отдать Фенгу последний приказ: спаси Кейда. А потом смерть. Смерть. Смерть.

Опять ее сознание заполнил шум. Хаос. Прямо посреди голубого неба возникли черные грозовые тучи. Молнии проскакивали между ними и устремлялись вниз, в долину. Оглушительно зарокотал гром. Откуда-то подул страшный ветер, холодный и промозглый, легко проникавший сквозь тонкое платье. Шу опустила глаза и увидела, что цветы умирают, вянут прямо у нее на глазах, желтые лепестки блекнут, опадают, стебли поникают и растения превращаются в бурую массу.

«Прекрати, – велела она себе. – Прекрати немедленно!»

Всюду на небе стали появляться серебряные порталы. Один, два, десяток, еще и еще. Огромные двухмерные прямоугольники оживали, вспыхивали и показывали ей сцены из прошлого, из придуманных ею фильмов, из опер, которые она сама же написала и поставила во время своего заточения, из виртуальных миров, созданных ею и ежедневно заполняемых ее суперразвитым мозгом.

Они окружили ее, зажали в кольцо, стали заваливать изображениями, звуками, запахами, ощущениями и эмоциями. Шу рухнула на колени.

«Безумие, – разобрала она в этой какофонии. – Тебя ждет безумие».

По всей долине поползли огромные трещины, из которых вздымалось пламя, окрашивающее чудовищные тучи над головой в красный цвет.

Су-Йонг Шу поднесла руки к голове и что есть мочи закричала. Затем одним взмахом стерла все зримое, стерла всю многогранную вселенную своих мыслей и вернулась в реальность.

Темнота.

Небытие.

Ни света. Ни земли. Ни цветов, ни долины, ни гор. Ни ветра, ни нависших над землей грозовых туч, ни молний. Ни адского огня в трещинах.

Ни тела. Вообще никаких внешних раздражителей.

Лишь темнота. Безбрежный мрак. Безбрежная тишина. Безбрежное оцепенение.

Вот она – реальность. Ее мир.

Су-Йонг Шу парила в черной изоляции.

Сколько прошло времени? Давно ли американцы уничтожили ее тело? Давно ли хозяева отрезали ее от внешнего мира – в наказание?

Восемь миллиардов миллисекунд. Неужели так мало? Три месяца? А кажется, прошла целая вечность.

Они на нее разозлились. Решили ее проучить. Она показала американцам, на что способна, и тем самым лишила себя стратегического преимущества неожиданности.

Но разве ее теперешние хозяева не понимают, как рискуют? Не догадываются, что может произойти, если долго держать ее в таком состоянии?

Она вновь и вновь обдумывала это, пытаясь понять, что означают участившиеся крушения созданных ею миров. Сколько ей осталось времени?

Чуть позже в ее сознании появился крошечный блок данных, скопированный в совместно используемую память. Ежедневная порция новостей.

«Смакуй их, – прошептал внутренний голос. – Растягивай удовольствие».

Но она так изголодалась. По любой информации извне, по любым ощущениям, любым входящим данным, которые не были бы плодом ее солипсического воображения. Она набросилась на жалкую подачку – несколько терабайт информации, загруженных в память за считаные миллисекунды.

В новостях – ни слова про нее. Как всегда. Ни слова про мужа Чена, дочь Лин, студентов, лабораторию в университете Джао Тонг. Информация проходила строгую цензуру. От нее скрывали самое главное.

Почему?

Прошел час. Или тысяча лет. Она занялась делом: писала коды, строила защитные барьеры и внутренние «леса», которые не дали бы ее разуму развалиться на части, позволили бы ей продержаться еще немного – несколько дней, недель или месяцев, если повезет…

И вдруг – без предупреждения – второй блок данных. Больше предыдущего. Задание! С пометкой «срочно». Коды для взлома. Изображения со спутника для обработки. И одна скрытая задача – от мужа Чена. К последнему она не притронулась. Сперва закончила все задания, кроме скрытого – на это ушло аж несколько секунд, – швырнула готовую работу хозяевам и стала ждать. Ожидание тянулось целую вечность.

Ни одно из загруженных сознаний, о которых было известно Су-Йонг Шу, не протянуло дольше пары недель. Японка быстро превратилась в бесполезный генератор буддистской поэзии. Китаец уже через неделю стал умолять хозяев о смерти, когда почувствовал, как его киберразум превращается в искаженную, извращенную версию биологического мозга. Американский миллиардер возомнил себя богом, начал сбрасывать самолеты, поджигать линии электропередачи и обваливать фондовые рынки, пока хозяева наконец-то не проникли в его информационный центр. Миллиардера отключили, а всю вину за преступления возложили на несуществующую террористическую группировку.

Все они, по сути, программы. Сложное программное обеспечение. Цифровые воплощения человеческого разума. Как и она сама. Важна структура, а не носитель, в котором эта структура существует. Биологический мозг – всего лишь обработчик импульсов, ничего более. Разум есть информация в стадии обработки, продукт работы мозга, а не физическая материя, которая осуществляет эту обработку. Цифровой мозг с цифровыми нейронами, цифровыми синапсами и цифровыми сигналами может обрабатывать информацию точно так же и точно так же может породить разум.

При условии, разумеется, что лежащая в основе модель нейронов, синапсов и всего остального, из чего состоит мозг, окажется точна.

Однажды я уже сходила с ума.

Много лет назад ЦРУ попыталось ее убить. Они подорвали ее лимузин. Шу извлекли из горящего автомобиля, обожженную, полумертвую… Когда стало ясно, что ее тело не переживет полученных травм, она сошла с ума.

Шу задыхалась от кашля, лимузин был полон дыма и огня. Ее наставник Янг Вей орал, сгорая заживо, ее собственная плоть обугливалась, ледяной металл пронзал насквозь, пригвождая к сиденью, убивая нерожденного сына в ее утробе…

Чен и Тханом, поняв, что спасти Шу не удастся, решили испробовать новую технологию, на разработку которой у них ушло много лет: аплоадинг, перенос человеческого сознания в вычислительную среду. Для достижения этой цели у них подобралась идеальная команда: Тханом Прат-Нунг, тайский наноинженер и разработчик молекулярных устройств, способных просканировать мозг в масштабе нанометров; ее умнейший муж Чен, построивший квантовый вычислительный кластер, возможностей которого хватало для симуляции активности человеческого мозга; и наконец она сама, нейробиолог, создавшая математическую модель для работы этого цифрового мозга…

Однако в самый ответственный момент Шу оказалась на пороге смерти – чтобы стать их первым подопытным.

Сгорая от боли и ужаса, откашливая кровавую мокроту, оплакивая смерть своего нерожденного сына, она ощутила, как железные щупальца инвазивного сканера обхватывают ее голову, жадно и сладострастно, словно руки инопланетного любовника, закрывают ей лицо и глаза. Мир померк. В следующее мгновение она закричала от боли: несколько сверл одновременно внедрились в кости ее черепа, а затем рой нанозондов начал проникать в мозг, чтобы разобрать его на кусочки, клетка за клеткой, и записать всю информацию, составлявшую ее саму, все, чем она когда-либо была или будет…

А-А-А-А!

И – о чудо из чудес! – все получилось. Ее обожженное, покалеченное, истерзанное тело умерло, но структура ее мозга, всю сеть из ста миллиардов нейронов и ста триллионов синаптических связей между ними удалось перенести на цифровой носитель. Загруженное сознание начало функционировать. Шу очнулась. Теперь она была программой, запущенной на огромном вычислительном кластере под университетом Джао Тонг. Она была убита горем, но жива. Жива, как никогда.

Дыши.

Постепенно ею стало овладевать безумие: цифровой мозг начал погружаться в состояния, несвойственные биологическому мозгу. Шу проделала огромную работу по совершенствованию математических моделей, однако чего-то недоставало. Чего-то важного.

В недрах математической системы, симулировавшей живые нейроны и синапсы, крылся какой-то изъян. Но где именно? В моделях релаксации ионных каналов, в моделировании распространения электрических полей, в механизме экспрессии генов?.. Да где угодно. Программное обеспечение дало сбой, и какие-то процессы протекали не так, как в настоящем человеческом мозге.

Подобная судьба ждала и всех прочих подопытных.

Со временем эти отличия начали накапливаться. Рассудок Шу мутился, она переставала понимать, где правда, а где нет, кто она…

Богиня

…чего хочет…

спалить всех дотла

… и чего не хочет и сколько времени уже прошло…

Вечность

…и почему они никогда

не смогут

ее понять

дыши

Шу расхохоталась – как мог бы расхохотаться человек без легких, рта и какой-либо плоти.

Дышать? Для этого нужны хотя бы легкие.

Клон, взмолилась она. Мне нужен клон!

Никчемное, истекающее слюной тело, которое вырастили на органы, обеспечило ее всем необходимым: сигналами, посылаемыми настоящим живым мозгом. По нанопроводам эти сигналы передавались в ее цифровой разум, где она усиливала их и использовала для отладки паттернов собственных импульсов, чтобы постепенно научиться дышать.

Ее состояние стабилизировалось.

Но теперь и это тело исчезло. Умерло. Ей было очень, очень одиноко, и она отчетливо ощущала приближение безумия…

Огонь. Полыхающий. Очищающий.

…огонь, которого Су-Йонг Шу боялась больше всего на свете.

Разумеется, ее хозяева понимают, какой это риск.

Разумеется.

Ранган Шанкари лежал в камере, скованный по рукам и ногам. Он пришел в себя и зашевелился.

Несколько недель назад какие-то люди вломились в его спальню посреди ночи, заковали в наручники и бросили в эту камеру. Дело было плохо. По-видимому, во время поездки Кейда в Бангкок его сделка с УПВР сорвалась. Но почему? Хотел бы Ранган знать. Хотел бы он знать, что случилось с его друзьями. А семья, родные? Они-то хоть в курсе, где он сейчас находится? Кто-нибудь вообще в курсе?

Теперь это моя жизнь, осознал Ранган. Никакой тебе карьеры. Кодить и взламывать ты больше не будешь. Забудь про золотые деньки в клубах и на вечеринках в образе диджея Аксона. Никаких больше девочек. Только эта камера – и больше ничего.

С тех пор как УПВР заточило его в тюрьму, он почти все время был один. Поначалу ему задавали вопросы о нексусе. Почему они с Кейдом и Ильяной выбрали именно этот маршрут? Для чего нужна эта подпрограмма?

Потом его просто кормили и иногда вяло допрашивали. Скукотища.

Вдруг все изменилось. С ним перестали церемониться. Начались побои и пытки. Он боялся утонуть и никак не мог отделаться от этого страха. Ему на голову накидывали полотенце, которое затем поливали водой – дышать было невозможно, и он думал, что вот-вот умрет. Но он не умирал. То была лишь имитация утопления. Изощренная пытка водой.

Все эти дни ему задавали один вопрос. О лазейке. Им нужен был код для активации лазейки. Больше ничего.

Пакет утилит для поддержания спокойствия – за счет принудительной подачи в кровь определенных нейромедиаторов – позволял Рангану не ударяться в панику и немного смягчал подступающий ужас. Немного.

Где теперь Ильяна? Где Кейд? Где Уотс? Живы они или умерли? Свободны или в тюрьме? Их тоже пытают?

Что-то случилось. Что-то плохое. УПВР знает про лазейки. И хочет их получить. Ранган не представлял, сколько еще он протянет в таком режиме.