Часть 1

В этом году в Киото самый пик цветения сакуры пришёлся на последнюю субботу перед началом учебного года, поэтому толпы вокруг городских достопримечательностей были плотнее обычного. Встречались иностранцы, сжимавшие карту в одной ладони и ручку чемодана на колесиках в другой. Попадались рикши в традиционных одеждах, зазывавшие туристов покататься. Стояла ясная погода, если не считать нескольких облачков, похожих на барашков. Бледно-розовые сакуры, высаженные в конце канала Окадзаки, клонились к земле под тяжестью ветвей.

Мать с утра нагрузила Хоноку поручениями, поэтому та выбралась в город по магазинам. Проходя мимо одного, она увидела в витрине нежно-розовое платье, будто сотканное из лепестков сакуры. Хонока остановила шаг, невольно засмотревшись на переливы шифоновой ткани и зауженную талию, подчеркивающую контуры тела. «Какое миленькое!» — подумала она, а в следующую секунду увидела в отражении витрины собственное лицо и вернулась в реальность.

Прямо сейчас на ней была тонкая весенняя курточка, серый кардиган и чёрная юбка. Будучи небесноглазой, она никак не могла вписаться в коллектив сверстниц. Поэтому старалась не выделяться хотя бы внешне и запрещала себе носить яркие цвета.

Хонока окинула платье на витрине ещё одним взглядом. Представила, как будет в нём выглядеть, — и спешно стёрла образ из головы. И вообще, разве у нее есть кто-то, кто мог бы оценить, как она будет выглядеть в этом платье? Да и с чего ей вдруг взбрело в голову, что оно ей подойдёт?

— Тётенька!

Как только Хонока вновь двинулась по улице, намереваясь всё-таки расправиться с возложенными на неё поручениями, её вдруг остановил детский, ещё не слишком уверенный голос. Хонока обернулась и увидела, что на неё смотрит девочка, по виду школьница начальных классов. У неё были короткие, до шеи, волосы, красный берет, блузка и синий галстук в белую крапинку, ярко-красный кардиган, явно подобранный под берет, чёрные шорты-блумеры и колготки с леопардовым принтом. Вычурно разодетая девчушка широко улыбалась и дёргала Хоноку за подол куртки.

— Я тут неподалёку одежду продаю, не хотите посмотреть?

— Что?..

Это какой-то новый способ завлекать посетителей? Хонока посмотрела, куда указывала девочка, и увидела кожаное покрывало на углу улицы, а на нём — сложенную одежду.

Хонока попыталось отыскать взглядом кого-инбудь из родителей девочки, но поиски не увенчались успехом. И вообще, разве закон разрешает просто так брать и открывать магазин где попало?

Однако девочку замешательство Хоноки нисколько не смутило — она ещё сильнее дернула ту за куртку, упорно зазывая посмотреть на товар.

— Хоть ненадолго. Я же не прошу покупать.

— Я…

— Что вы так, я не задержу вас.

— Но…

Хонока никак не хотела соглашаться, и девочка становился всё менее жизнерадостной.

— Тётенька, я уверена, что ты сможешь оценить мой вкус… — девочка сверлила Хоноку взглядом, но голос её всё ещё оставался неуверенным. — Мне хочется, чтобы хоть кто-нибудь похвалил мою одежду.

Девочка печально опустила голову, не отпуская куртку Хоноки.

— А может, в этом мире всё-таки нет никого, кто смог бы оценить мой редкий вкус, — процедила она.

Хонока почуяла опасность и растерялась. Что это за странное чувство? Почему её так пугает эта обаятельная девочка, почему она чувствует в ней совершенно неуместную для такого возраста обиду на весь мир?

Девочка будто прочитала мысли Хоноки, резко подняла голову и вновь постаралась улыбнуться как можно безобиднее.

— Но у тебя, тётенька, особенные глаза, и я уверена, что тебе понравится.

Хонока пару раз моргнула и присела, чтобы посмотреть девочке в лицо. Ей вспомнилось, что девочке из колодца на вид было примерно столько же.

— Ты… — Хоноку осенило. Если девочка вдруг ни с того ни с сего заговорила про глаза, значит… — Случайно не богиня?

***

— А-мэ-та-на-ба-та-цу-хи-мэ-но-ка-ми?

Спустя где-то час после встречи Хонока и девочка нагрянули к Ёсихико, который, несмотря на отличный весенний день, сидел дома за онлайн-игрой.

— Да, это я. Раньше жила на небесах и ткала богам одежду, но когда Аматэрасу-омиками переселилась в святилище Исэ, я с внучатами заняла небольшой храм неподалёку. Последние пару-тройку лет занимаюсь тем, что шью людскую одежду.

Поскольку родителей дома не было, Ёсихико пригласил Амэтанабатацухимэ-но-ками в гостиную и предложил злаковый чай, который та с удовольствием выпила. Внешне богиня тянула на школьницу класса этак третьего. То же самое можно сказать и о Накисавамэ-но-ками, но та хотя бы не носит броскую человеческую одежду, и признать в ней богиню нетрудно. К тому же у этой гостьи была с собой чем-то под завязку набитая чёрная дамская сумочка.

— Прости… что мы так неожиданно… — Хонока бросила на богиню неловкий взгляд. — Я тоже не придумала, что могу для неё сделать…

По словам Хоноки, она нашла богиню не в храме — та заговорила с ней прямо посреди улицы. Ёсихико уже доводилось видеть химэгами, которая шляется по ночному городу, и её мужа, посещающего стриптиз-бары, так что и эта богиня вполне могла оказаться из числа тех, кто привык жить среди людей. Правда, Ёсихико не мог судить, хорошо это или плохо.

— Если это и впрямь Амэтанабатацухимэ-но-ками, её имя наверняка появилось в молитвеннике, — заявил Когане, взял молитвенник в пасть и принёс до сих пор не собравшемуся с мыслями Ёсихико.

— А, ну... Точно же…

— Похоже, сосредоточенным ты бываешь, только когда охотишься на нечисть в этом твоём компьютере… — Когане горестно вздохнул.

Ёсихико поморщился, но всё же забрал у него молитвенник. Ему вдруг вспомнились записи в дневнике от учителя начальных классов: «Слишком увлекается чем-то одним и забывает смотреть по сторонам».

— Значит, это всё-таки официальный заказ… — пробормотал Ёсихико, глядя на имя Амэтанабатацухимэ-но-ками, написанное бледными чернилами. Затем он поднял глаза на богиню, сидящую на диване в образе маленькой девочки. — Но давай ты для начала объяснишь, как тебе взбрело в голову прийти в наш мир, чтобы делать одежду?

Раньше она ткала богам. С чего вдруг решила «переориентироваться»?

Богиня задумчиво наклонила голову и ответила, тщательно выбирая слова:

— Уважаемый лакей, тебе ведь известна легенда об Амэ-но-иваято?

Секундное замешательство — и Ёсихико забегал глазами по сторонам.

— Р… разумеется, как иначе. Кто не знает легенду об Амэ-но-иваято?.. Тут даже думать-то нечего, она о дожде, который «амэ», падающем на скалу, которая «ива», и… Прошу прощения, я понятия не имею, о чём речь…

Ёсихико сдался и сознался. Когане горестно вздохнул и покачал головой.

— Разве ты не читал «Записки о деяниях древности», когда к нам приходила Сусерибимэ? Это чуть ли не самая известная история из этой книги.

— П-правда?..

Ёсихико взглянул на Хоноку, та медленно кивнула.

— Да, это история о том, как Аматэрасу-омиками ушла в отшельники… — сказала Хонока, и Когане мигом подхватил:

— Во времена богов Сусаноо-но-микото, младший брат Аматэрасу, так разозлил богиню своим безрассудством, что та спряталась в пещере и перегородила вход огромной скалой. Поскольку она богиня солнца, после её исчезновения мир погрузился в вечную ночь…

По словам Когане, озадаченные боги шли на самые изощрённые уловки, пытаясь вытащить Аматэрасу-омиками из пещеры. Они приводили петухов, чтобы те кричали, будто наступило утро; преподносили ей сокровища работы лучших мастеров; и даже устроили возле пещеры шумный праздник, пытаясь привлечь её внимание. Наконец, Аматэрасу-омикото стало любопытно, и она высунулась из пещеры. Тут же её поймали, вытащили наружу, и в мире наступило долгожданное утро.

— Так значит, Хитокотонуси ещё и не первый затворник среди богов?.. — пробормотал Ёсихико.

Надо же, до чего человечными бывают боги. Оказывается, некоторые от злости на братьев решают отгородиться от мира.

— Когда Аматэрасу-омиками закрылась в пещере, я сшила ей одежду, — гордо заявила Амэтанабатацухимэ-но-ками, сведя вместе коленки в колготках с леопардовым принтом. Однако уже в следующую секунду она печально выдохнула. — И всё равно теперь выгляжу вот так…

— Хотя святилище Исэ до сих пор поддерживает тебя, едва ли тебя хорошо знают, по сравнению, например, с Окунинуси-но-ками, — Когане посмотрел на Амэтанабатацухимэ-но-ками зелёными глазами. — Ведь твоего имени нет в «Записках о деяниях древности».

— О, так она не из «Записок»? — удивился Ёсихико, не знавший, что такое бывает.

Когане утвердительно кивнул.

— Её имя впервые появляется в «Кого сюи», написанном позднее. Как и «Записки», эта книга содержит легенду Амэ-но-иваято.

— Ко-го-сю-и… — повторил Ёсихико по слогам.

Он плохо знал историю Японии. Если о «Записках» и летописи «Нихон Сёки» Ёсихико ещё знал, то про «Кого сюи» вообще почти не помнил. И вообще, зачем было писать так много разных исторических книг? Нет бы собрать всё в один томик.

— Невозможно просить от людей, чтобы они достоверно описали историю древних времён, — тихо проговорила Амэтанабатацухимэ-но-ками, неловко улыбаясь. — Поэтому в официальной истории и «Записках» много богов вроде меня, не названных по именам. Мне не жалко, но, конечно, неприятно…

Богиня закончила таким глухим, угрожающим голосом, что Ёсихико ещё раз посмотрел на неё, чтобы убедиться, что ему не послышалось. Неужели эта девочка и правда только что ворчала, обиженная на весь мир?

Однако Ёсихико увидел лишь, как Амэтанабатацухимэ-но-ками покачнулась и вздохнула.

— Платье, которое я сшила во время переполоха иваято, пришлось по душе богам и вошло среди них в моду. Особенно им понравились изящные узоры, следующие всем древним традициями. Каждый день меня просто заваливали заказами, — богиня посмотрела в потолок и блаженно улыбнулась, вспоминая те времена. — Днями и ночами я пряла шёлк и работала на станке, надеясь оправдать их ожидания! Но… Но счастье продлилось недолго.

Девочка ненадолго прервалась и опустила взгляд.

— Мои платья быстро вышли из моды, заказов стало меньше, потом не стало вовсе… у меня не было денег даже на корм шелкопрядам…

Амэтанабатацухимэ-но-ками сгорбилась, ладони на коленях сжались в кулачки.

— В последние годы я живу в храме около Исэ вместе с внуками и шью одежды, которые преподношу Аматэрасу-омиками… И да, я понимаю, что это почётная работа, но даже спустя столько лет всё равно не могу смириться… Им ведь так нравилась моя одежда… Почему сейчас они её не берут?..

Ёсихико казалось, богиня сейчас расплачется, но вместо этого она вдруг раздражённо бросила:

— Всем вдруг захотелось одеваться ярко и броско…

Нет, ему всё-таки не послышалось. Ёсихико ошарашенно уставился на маленькую богиню. Откуда у этой кричаще разодетой девочки такой глухой, низкий голос?

Заметив его взгляд, Амэтанабатацухимэ-но-ками резко выпрямилась, сложила перед собой пальцы и постаралась сделать милое личико.

— Поэтому я начала делать обычную одежду в надежде на то, что моё искусство признают хотя бы в мире людей.

Богиня смотрела на Ёсихико, хлопая большими глазами. Трудно было даже представить, что это она только что проклинала мир.

— П-понятно… — протянул Ёсихико.

«Понятно» ему стало ещё и то, что эта богиня может оказаться самой страшной из всех, с которыми он имел дело. Ёсихико отпил чая, пытаясь успокоить себя. Каждый раз, когда «чёрная личность» богини просачивалась наружу, ему становилось не по себе. Хонока, видимо, уже знала о двуличности Амэтанабатацухимэ-но-ками, поскольку за весь её рассказ ни разу не изумилась. Правда, эта девушка вообще редко когда показывала эмоции.

— Я, конечно, понятия не имею, как выглядит твоя божественная одежда, но она наверняка из роскошной ткани и богато оформлена. Искушённые люди вполне могут купить её за неплохие деньги…

«А если не купят, можно продать на онлайн-аукционе», — мысленно добавил Ёсихико.

Тут вмешалась Хонока, тщательно выбирая слова:

— Да, я поначалу тоже так подумала, но…

Она посмотрела на богиню, и та вновь вздохнула, опуская плечи.

— Когда у меня перестали заказывать одежду, я не сидела, сложа руки. Я сама тщательно всё изучила и разобралась. Мою одежду не покупают, потому что мои дизайны стояли на месте.

— Дизайны? — изумлённо переспросил Ёсихико.

— Да, поэтому я решила отточить свой вкус в мире людей с его быстро меняющейся модой. Я оставила работу на внуков и принялась изучать коллекции недели мод в Париже и так далее. И наконец, у меня получилась то, чем я довольна!

С этими словами Амэтанабатацухимэ-но-ками открыла сумку, достала из неё одежду и разложила на полу.

Прозрачная женская сорочка с воротником-хомутом, украшенным россыпью золотистых иголок; футболка, обвешанная отвратительно реалистичными глазами; пальто в горошек с такой набивкой на плечах, что надевший его стал бы похож на ёкая нурикабэ; жёлто-зелёная сорочка, состоящая практически из одних только рукавов и никак не скрывающая грудь. Коллекцию головных уборов представляло нечто, похожее на банную шапочку из прозрачного силикона; балаклава с шипами с обеих сторон; и, наконец, загадочный пушистый розовый шарик, в который, на первый взгляд, ни лица, ни рук не засунуть.

— Серьёзно?.. — невольно обронил Ёсихико, глядя на то, как из сумки появляются новые предметы, далёкие от его ожиданий. Он даже не знал, можно ли называть это одеждой — такое разве что на спор надевать.

— Неужели в мире людей такое популярно?.. — Когане посмотрел на Ёсихико с недоумением.

— Ну-у, я бы всё-таки сказал, что это перебор…

Ему было неловко говорить об этом перед богиней, но её работы перешли все границы. Она уже занималась не столько модой, сколько современным искусством.

— Я старалась как никогда, но мои вещи никому не нравятся! — шепеляво возмутилась Амэтанабатацухимэ-но-ками, сжимая кулачки. — Я научилась делать эти вещи в мире людей, но люди возле меня даже не останавливаются!

— Верю…

— Даже небесноглазая растерялась!

— Верю…

Ёсихико сочувственно посмотрел на безразличное лицо Хоноки. Ему вдруг стало интересно, какие глаза она сделала, впервые увидев товары богини.

Амэтанабатацухимэ-но-ками опустила взгляд и снова перешла на жуткий шёпот:

— Никто не видит, в чём прелесть моей одежды… Глаза у них бракованные, что ли?..

«Жуть какая».

Ёсихико ощутил на спине неприятный холодок и содрогнулся. Даже Когане изменился в лице и сложил уши. Слишком уж сильный ужас нагонял тихий, мрачный голос, исходящий из очаровательной шепелявящей богини.

Амэтанабатацухимэ-но-ками подняла голову и как ни в чём не бывало предложила свои товары Ёсихико:

— Что скажете, господин лакей?! Только скажи, если тебе что-нибудь приглянется! Как насчёт этой балаклавы?! Ты не очень мужественно смотришься, но в ней будешь казаться намного круче!

— Нет, я…

Кажется, она его только что оскорбила, но Ёсихико старался об этом не думать.

— А что насчёт этих шариков с цветочными узорами? Популярнейшие головные уборы! В стиле маскотов!

— Это уже не одежда!

Если честно, он просто не мог внятно сказать, хочет ли что-то купить. Он не представлял, каким образом хоть одна из этих вещей может войти в его жизнь.

Разумеется, после отказа Ёсихико Амэтанабатацухимэ-но-ками опять поникла и откинулась на спинку дивана.

— Как так получается, что после всех моих усилий никто не понимает мой вкус?.. Мной должны были восхищаться… — богиня посмотрела на свои маленькие ручки и вздохнула. — Видимо, моя сила уже не та, что раньше…

На эти слова сочувственно ответил Когане:

— Две тысячи шестьсот лет прошло с начала эпохи императоров, нынче люди шьют себе одежду с помощью машин. Мало в каких храмах вспоминают Амэтанабатацухимэ-но-ками, ткачиху богов, поэтому твоя сила со временем иссякает…

Договорив, Когане бросил на Ёсихико многозначительный взгляд. Тот в ответ поморщился. «Всему виной то, что люди проводят мало ритуалов в честь богов», — пытался намекнуть лис, и Ёсихико прекрасно знал это, но ему не нравилось, что Когане жалуется только ему. И вообще, раз уж он лакей, то не мог бы уважаемый Хоидзин прекратить давить ему на совесть? Тем более, Ёсихико считал, что в бедах богини виновата вовсе не божественная сила.

— Так что, Амэтанабатацухимэ-но-ками? Каков твой заказ? — спросил Ёсихико, вставая перед ней на колени, чтобы посмотреть богине в глаза.

Да, у этой девочки есть тёмная сторона, но она действительно любит одежду, иначе бы не отправилась изучать неделю мод и так далее. Вот только её способности, кажется, направлены немного не туда.

— Я уверена, Ёсихико сможет вам помочь, — добавила Хонока, стараясь подбодрить богиню. — Я тоже помогу, если это будет в моих силах.

Задумчиво молчавшая Амэтанабатацухимэ-но-ками подняла глаза на Хоноку, решительно кивнула и объявила:

— Прошу тебя, лакей! Найди человека, которому понравится сшитая мной одежда!

***

— Что думаешь делать, Ёсихико?

Когда Амэтанабатацухимэ-но-ками озвучила заказ, её имя отпечаталось в молитвеннике чёрными чернилами, и Ёсихико вышел вместе с ней на улицу. Был уже полдень, воздух прогрелся. Пальто и пиджак в руках Ёсихико выглядели неуместно и привлекали внимание прохожих. Сам Ёсихико, ощутив тепло весеннего воздуха, вскоре закатал рукава футболки.

— Конечно, это людное место, но, по-моему, тебе нелегко будет найти хоть кого-то, кому понравится эта одежда, — приглушённо произнес Когане, шедший сбоку от Ёсихико.

— Угу, я это уже понял.

Даже если Когане, которому одежда не нужна, дал такую оценку творчеству богини, то наверняка даже во всей Японии будет непросто найти человека с подходящим вкусом.

— По-моему, нам в первую очередь стоит посмотреть, какая одежда нравится современным японцам. Проще научить её делать вещи, которые по душе людям, чем пытаться продать эти, — произнёс Ёсихико, глядя на идущих впереди Хоноку и Амэтанабатацухимэ-но-ками, и тихонько ухмыльнулся — ему понравилась собственная задумка.

По изделиям богини было видно, что шитьё она освоила в совершенстве, так что в нехватку мастерства не упрётся. Зато причудливый вкус, который превращает её из портной в художницу, может стать проблемой.

— Если она сделает что-нибудь адекватное, сразу появятся люди, которым её вещи понра… — снова заговорил Ёсихико, поворачивая голову вбок, и вдруг заметил, что пушистая спина куда-то исчезла.

— Э-э, Когане? Ты где?

Ёсихико быстро посмотрел по сторонам. Возле лавочки, торгующей глазированными данго, сидел и завистливо смотрел на очередь одинокий лис.

— Ах ты…

Ёсихико прижал пальцы к виску. Неужели Хоидзин, живший ещё во времена богов, так и остался сладкоежкой? Хонока услышала, что Ёсихико остановился, обернулась и увидела, что происходит.

— Я куплю… — предложила она, доставая кошелёк из сумки.

— Не надо, Хонока. Нечего его баловать.

Ёсихико знал, что на частых покупках угощений быстро разорится. Остановив Хоноку, он подошёл со спины к Когане, засмотревшегося на молодую пару, покупающую сакура-моти, нагнулся, обхватил лиса руками и поднял.

— Что ты творишь, Ёсихико?! Отпусти меня!

— Не отпущу. Нечего на еду такими глазами смотреть.

— Ничего я не смотрел! Просто немного наблюдал!

— Пустив слюнки до земли?

Ёсихико прошёл по переходу с Когане в охапку и отпустил его, только когда добрался до магазина, рядом с которым вроде как повстречались Хонока и Амэтанабатацухимэ-но-ками. Когане всегда утверждал, что человеческая еда его не интересует, но всем было понятно, что он лукавит. Причём в последнее время его любопытство стало только сильнее.

— Вы так здорово ладите, Хоидзин и лакей, — заметила маленькая богиня, наблюдавшая за сценкой от начала и до конца.

— Дело не в этом! — возмутился Когане. — Я хожу с ним просто для того, чтобы он переделал мой заказ!

— Не скромничай, Хоидзин.

— Я не скромничаю!

— Кстати, у тебя такая блестящая шёрстка. Вот бы её на что-нибудь пустить.

— Н-не надо так смотреть на мой наряд! Не отдам!

Пока Амэтанабатацухимэ-но-ками гонялась за хвостом Когане, Ёсихико окинул взглядом людей, проходивших мимо магазина. Взгляд невольно задерживался на девушках, носивших весенние одежды в пастельных тонах. От одного их вида мир становился немного ярче.

— Смотри, Танабата, — окликнул Ёсихико богиню, увлечённо рассматривающую лисью шерсть. — Видишь, как одеты прохожие? Сейчас у нас в моде примерно такое.

Никто вокруг них не носил ни шипастых балаклав, ни розовых шапок.

— Я оценил одежду, которую ты нам показала, но вряд ли она… так скажем, придётся по вкусу людям…

— Но ведь я вдохновлялась тем, что видела в Европе и Америке! — воскликнула Амэтанабатацухимэ-но-ками, вновь доставая одежду из сумки. — Например, сорочка с воротником-хомутом оформлена в стиле шлема Тоётоми Хидэёси. Этот мини-топик — в стиле самурайских рукавиц! Другими словами, я совмещала вдохновение заграничной модой с традиционной японской культурой. Моя одежда выражает сюрреализм прогресса, уважающего истор…

— Хорошо-хорошо, я понял! Вернее, я ничего не понял, но мне теперь ясно, что ты настроена серьёзно!

Ёсихико ударил по тормозам, зная, что иначе лекция затянется надолго. Он не мог с апломбом настаивать на своём, поскольку плохо разбирался в моде и не обладал утончённым вкусом. Перед такими аргументами он мог только капитулировать.

— Н-но всё равно, ты видишь рядом хоть кого-нибудь в похожей одежде?

Ёсихико взглянул в глаза Амэтанабатацухимэ-но-ками, и они вместе посмотрели по сторонам.

— Не вижу.

— Вот и я о том же. Ты шьёшь потрясающие вещи, но задираешь планку слишком высоко…

— Слишком высоко? — шёпотом повторила богиня. — Неужели это высоко?.. Почему люди берут так низко?

Ёсихико постарался пропустить мимо ушей низкий, режущий голос, вновь пробившийся наружу. Ему ещё не приходилось видеть настолько ворчливого бога.

Вдруг Амэтанабатацухимэ-но-ками улыбнулась и уверенно сжала кулачки.

— Значит, идём искать людей, которым эта планка по зубам!

— Нет, я имел в виду…

Теперь понятно, как она решилась в одиночку отправиться учиться на Запад — воля у неё поистине стальная. Так просто её не переубедить. Говорить, что у неё плохой вкус, тоже не хочется — а вдруг обидится? Ёсихико крепко озадачился, не зная как поступить. Безграничный оптимизм богини играл с ним злую шутку.

— Хонока… — повернулся Ёсихико к девушке, надеясь попросить её о помощи, однако она увлечённо разглядывала витрину магазина и не слышала их разговора. — Ты чего? — удивлённо спросил он.

Хонока на редкость нервным движением оторвала взгляд от магазина.

— А, ничего…

— Тебе понравилось платье? — спросила богиня, останавливая взгляд на розовом одеянии в витрине магазина.

— Н-нет… — у Хоноки немного забегали глаза.

Ёсихико тоже решил взглянуть на платье. Разумеется, он не разбирался в женской моде, но цвет показался ему по-настоящему весенним и миленьким.

— Оно неплохо акцентирует внимание, но не слишком ли простое? — спросила Амэтанабатацухимэ-но-ками, внимательно разглядывая витрину.

Следом она достала из сумки молескин и начала рисовать.

— Я бы лучше сделала что-нибудь такое.

Ёсихико и Хонока заглянули в блокнот и увидели сложноописуемое платье, похожее на слияние одежд средневековой европейской принцессы с байкерской косухой. Как оно было связано с очаровательным весенним платьем в окне магазина — непонятно.

— Хочешь? — воодушевлённо предложила богиня.

— Спасибо, но… — растерянно проговорила Хонока. — Оно…

— А воротник можно отделать шерстью с хвоста Когане!

— Я же сказал, шерсть не отдам!

Богиня бросила на лиса хищный взгляд, и тот мигом подвернул хвост под себя.

Пока человек и боги разговаривали, Ёсихико раздумывал. Поначалу ему казалось, что он легко разделается с заказом, однако работа выдалась не из лёгких. Если богиня не захочет поступиться принципами, им придётся отыскать человека, который разделит её вкусы.

— Такие разве что в Харадзюку найдутся...

Либо там, либо в интернете.

Ёсихико посмотрел, как Амэтанабатацухимэ-но-ками воодушевлённо рисует в молескине, оценивая хвост Когане, и тяжело вздохнул.

 

Часть 2

После появления Амэтанабатацухимэ-но-ками Ёсихико и Хонока начали вместе с ней изучать модные журналы с фотографиями популярных моделей и ходить по магазинам. Они многое узнали о повседневной одежде и в очередной раз поняли, что она разительно отличается от того, что демонстрируется на показах. Однако на богиню эти походы не действовали — она без конца рисовала в блокноте невообразимые дизайны, подсовывала свои изделия в различные магазины, а вечером ворчала на весь мир невероятно мрачным голосом, когда узнавала, что её одежда в очередной раз не продалась.

— Надо что-то делать… — устало протянул Ёсихико. Он только-только закрыл смену и добрался до раздевалки, где взгляд невольно упал на забытый кем-то журнал мужской моды.

Амэтанабатацухимэ-но-ками заявила, что ей лучше спится в окружении одежды, поэтому на время поселилась в платяном шкафу в комнате Ёсихико. Из-за этого ему приходилось спрашивать разрешения каждый раз, когда он хотел что-то оттуда взять. К тому же богиня отпускала едкие комментарии относительно его гардероба: «у тебя одни только спортивные костюмы», «чего у тебя все рубашки в клеточку?» и так далее. Жизнь среди непрошеной критики уже успела порядком ему надоесть.

— Поселилась бы лучше у Хоноки…

Две девушки наверняка ужились бы без неловких моментов, но с другой стороны — это ведь судьба лакея терпеть подобные испытания, так что Ёсихико уговаривал себя мириться с происходящем.

— А, Хагивара!

Как только Ёсихико вышел из раздевалки, его окликнул начальник — мужичок за сорок. Для своей должности он казался несколько щупленьким, однако легко управлялся с плечистыми подчинёнными. В последнее время Ёсихико даже проникся уважением к его мастерству.

— Это тебе. Забыл отдать в конце смены. Хорошо работаешь.

С этими словами начальник вручил ему расчётный листок к завтрашней зарплате.

— Спасибо!

Ёсихико поклонился и принял листок, не выпрямляясь. Ему даже показалось, что он немного переигрывает с благоговением. Ничего, кроме листка, ему не полагалось, поскольку зарплата поступала прямо на банковский счёт, но ему всё равно нравилось получать документ из рук начальника. Эти деньги должны покрыть расходы на многочисленные журналы, которые не он к тому же читал.

Ещё раз поклонившись начальнику, Ёсихико вышел из здания и на ходу развернул листок. С учётом всех налогов получилось в районе ста тысяч иен — в полтора с лишним раза меньше, чем когда он работал в офисе. Если вычесть тридцать тысяч, которые он отдаст семье, абонплату за мобильник, деньги на проезд и перевод на накопительный счёт, который Ёсихико старательно вёл ещё с той поры, когда работал в офисе, от зарплаты останется лишь пара-тройка десятков тысяч. А с учётом того, сколько денег съедает работа лакеем, на жизнь Ёсихико оставалось совсем немного.

— С такой зарплатой можно и не думать о поездке в Харадзюку или Нью-Йорк, где её стиль могут понять…

Вздохнув о своей нелёгкой жизни, Ёсихико пошёл по переходу. Он просил старших богов снабжать лакеев деньгами на проезд, но молитвы оставались без ответа.

— А?

По пути к станции Ёсихико вдруг увидел возле одного из магазинов знакомый красный берет. Девочка сидела, обхватив руками колени, большущая сумка стояла рядом. К ней обратилась сердобольная старушка, но Амэтанабатацухимэ-но-ками заявила, что с ней всё в порядке. Но, хотя её голос звучал радостно, глаза были безжизненны.

— Что она тут делает?..

Подождав, пока обеспокоенная старушка уйдёт, Ёсихико приблизился к богине и позвал её по имени.

— А. Это ты, лакей?

— Опять магазин открыть пыталась?

Чтобы не мешать прохожим и посетителям магазина, Ёсихико сел у стены напротив девочки.

— Да. Я нашла многолюдное место у станции и разложила там вещи, но меня выгнала полиция, — призналась богиня жизнерадостным голосом и смущённо усмехнулась, после чего перешла на глухое бормотание: — С каких это пор в Японии полиция важнее богов?

— П-полицейские просто делали свою работу, не надо их проклинать…

Вряд ли незадачливые патрульные знали, что имеют дело с богиней. Ёсихико почувствовал себя отчасти виноватым — надо было с самого начала объяснить Амэтанабатацухимэ-но-ками, что нельзя просто открывать магазин на дороге без разрешения.

— Наверное, меня, не упомянутую ни в «Записках», ни в истории, люди уже попросту не считают богиней… — пробормотала девочка.

Ёсихико невольно почесал затылок. Что бы Амэтанабатацухимэ-но-ками ни говорила, отношение людей явно уже давно не даёт ей покоя. Возможно, именно на этой почве у неё случилось раздвоение божественной личности.

— К тому же я опять ничего не продала… — пробурчала богиня и рассмеялась.

— Знаешь, я завидую твоей непреклонности… — ответил Ёсихико, стараясь вложить в слова побольше сострадания.

Он искренне уважал её. Она ворчала на то, что её одежда не продаётся, но упрямо отказывалась сдаваться.

Ёсихико уговорил богиню подняться, и они вместе пошли на станцию. По возможности ему хотелось уехать домой до пяти вечера, когда начнётся час пик.

— Может, попробуем выложить в интернете? — спросил Ёсихико на ходу, опуская взгляд на красный берет рядом с собой. — Там твою одежду увидит даже больше людей, чем в уличном магазине.

Недавно ему начало казаться, что проще будет не уговорить богиню шить одежду по людской моде, а попытать счастья в сети. Вдруг там найдётся обладатель достаточно специфичных вкусов?

— Не хочу продавать по сети. Хочу видеть лицо человека, который купит одежду, — резко отказалась богиня, поднимая глаза. — Я хочу лично убедиться, что человек понимает мой редкий талант. Мне это принципиально, — твёрдо добавила Амэтанабатацухимэ-но-ками.

Ёсихико тихонько промычал. Втайне он надеялся сам выкупить выложенную в сеть одежду, но надежда не оправдалась.

— Надеюсь, я успею что-нибудь продать до того, как погибнет Земля… — глухо проворчала богиня и снова хихикнула.

Ёсихико смотрел на неё в смешанных чувствах. Её желание никак не исполнялось, и он как лакей должен был взять часть вины на себя.

— А, давай-ка сюда.

Знакомый запах привёл Ёсихико в чувство. Он взял богиню за руку и и подошёл к магазину традиционных вкусностей на обочине дороги. Именно этот магазин в тот раз привлёк внимание Когане. Сегодня на прилавке лежали обжаренные моти на палочках, зазывая посетителей ароматом соевого соуса. Помимо сезонных моти были охаги, разноцветные данго и другая японская еда.

— Что будешь? — спросил Ёсихико, показывая на стеклянную крышку над едой. — Это в качестве извинений за то, что я бесполезный.

Небольшая роскошь в преддверии завтрашней зарплаты. Уж несколько сотен потратить он себе позволить может. Мрачная Амэтанабатацухимэ-но-ками чуть повеселела лицом и ткнула в витрину.

— Вот это, зелёное.

— Угуису? Девушка, нам, пожалуйста, его и трёхцветный данго… это сейчас, и один сакура-моти с собой.

Приветливая продавщица упаковала сакура-моти, а остальное отдала так. Ёсихико взял угуису-моти и сразу отдал его богине.

— Съешь, взбодрись хоть немного.

Вряд ли её утешит угощение за 120 иен, но хотя бы настроение поднимет.

Амэтанабатацухимэ-но-ками взяла угуису-моти в руку и недоумённо посмотрела на Ёсихико, выуживавшего мелочь из кошелька.

— А кому сакура-моти?

Взяв, наконец, свой трёхцветный данго и пакет с сакура-моти, Ёсихико немного помялся и ответил:

— Ну-у, у меня завтра зарплата, так что…

Конечно, это он говорил, что не надо баловать дармоеда, но ему было бы слишком неловко угощать только себя и гостью.

— Он на них так смотрел.

— Он — это Когане? — уточнила богиня.

Ёсихико нехотя кивнул, снял зубами первый из трёх данго и вновь пошёл к станции. Он и сам не знал, почему вопрос так смутил его. Казалось бы, лис вероломно вломился к нему в дом и решил там жить, но с тех пор уже много воды утекло. Ёсихико не мог не проникнуться к нему чувствами.

— Пошли давай, — поторопил он богиню, которая о чём-то задумалась.

Амэтанабатацухимэ-но-ками, смотревшая то на свою ладонь, то на угуису-моти, опомнилась и побежала за Ёсихико.

***

На выходных Ёсихико повёл Амэтанабатацухимэ-но-ками в парк недалеко от дома: как он выяснил, там в это время работает блошиный рынок. Его организует ТСЖ, причём не ради наживы, а для веселья, поэтому предварительная запись не требуется, а вход свободный. Хотя поначалу Ёсихико пытался уговорить богиню шить одежду попроще, он всё-таки не устоял перед её энтузиазмом и решил, что будет искать человека, которому понравится эксцентричный вкус девочки. Однако…

— Эх, не берут…

В кои-то веки Ёсихико вытащил на свет старый раскладной стул, с которым их семья когда-то ездила на пикники. Кроме того он сделал ценники из картона и даже уговорил Хоноку прийти и морально поддержать богиню, однако вот уже четыре часа возле них останавливались только любопытствующие зеваки, а покупателей не было.

— Ничего страшного, я уже привыкла! Вернее, не столько привыкла, сколько… ˜— улыбаясь и махая руками возразила богиня, притаившаяся возле шипастой балаклавы. Вдруг её лицо помрачнело. — Сколько онемела к этому чувству…

От этих слов Ёсихико стало немного не по себе, поэтому он пошёл и отловил лиса, разглядывающего товары неподалёку.

— Слушай, Когане, ты же вроде можешь как-то управлять магнетизмом, чтобы тебя видели обычные люди, да? Поработай пушистой рекламой, а?

Если на шею Когане повесить картонку, выложить на ней виниловыми полосками надпись «Последние писки моды» и отправить бродить по рынку, реклама получится что надо. Однако Когане, разумеется, смерил Ёсихико холодным взглядом.

— С какой стати я должен завлекать покупателей?! Заказ ведь твой.

— Ну что ты упёрся? Ну дава-ай, одна нога здесь другая там.

— Нет. Я могу показывать лакею дорогу, но не более. Запрещено.

— Я ведь тебе сакура-моти купил!

— Это другое!

— А-а… — робко вмешалась Хонока в перепалку Ёсихико и Когане. — Можно я пока погуляю с Танабатой, чтобы она развеялась?..

Девушка участливо посмотрела на богиню, которая уже чуть ли не испускала миазмы чёрной безнадёги.

— Ну ладно. Иди, я посижу за прилавком.

Вряд ли кто-то подойдёт к магазину, в котором торгует такая мрачная девочка. Ёсихико проводил Хоноку и богиню взглядом и устало вздохнул. Заказ в очередной раз выдался каверзным. Почему боги никогда не просят простых и понятных вещей? Помыть, скажем, пол или сходить за хлебом?

И продавцов, и покупателей сегодня собралось немало. Некоторые продавали украшения ручной работы и картины, другие предлагали старые детские вещи. Одна лавка неподалёку торговала юноми и глиняными чашками. Мимо прохаживались семьи с детьми.

— Вот знаешь… — Ёсихико сел на кожаную подстилку в позе лотоса и посмотрел на божественного лиса. — Я нисколько не сомневаюсь, что Танабата в своё время была законодателем мод. Как думаешь, почему её одежду перестали покупать?

Сама она утверждала, что «её дизайны стояли на месте», но действительно ли поэтому?

— Хочешь сказать, есть другая причина? — Когане посмотрел на парня зелёными глазами.

— М-м… — протянул Ёсихико, поставил локоть на колено и подпёр подбородок. — Я вот не понимаю, неужели богам так важен дизайн одежды?

Конечно, Ёсихико не имел никакого понятия о небесной жизни, но неужели и там веяния моды приходят и уходят?

— Танабата говорила, что её нынешние одежды никому не нужны, поскольку она растеряла свою силу. Вдруг и на небесах её товары перестали брать не из-за дизайна, а как раз потому, что богиня начала слабеть?..

Ёсихико всего лишь строил догадки, однако эта казалась ему самой правдоподобной.

— Даже если ты прав, заказ богини уже озвучен. Она просила найти человека, которому понравится её одежда. Вот и ищи, кому эти причудливые изделия будут по вкусу, — хладнокровно ответил Когане.

Ёсихико вздохнул, поскольку не мог с ним спорить. Да, никто не просил его разбираться в причинах слабости богини. Вместо этого он должен продавать вычурную одежду, которую она сделала.

— Но ты, возможно, сделал очень важное наблюдение, — Когане качнул пушистым хвостом и прищурился. — Я не знаю, пригодится ли оно на этом заказе, но впредь помни. Когда боги слабеют, они не только меняют облик и теряют свои способности.

Ёсихико посмотрел на лиса, всё ещё подпирая рукой подбородок.

— Их, как Хитокотонуси и Сукунабикону, постигает и другая напасть. У них размываются память и чувства.

— Память и… чувства? — повторил Ёсихико и подумал о богине, ещё недавно сидевшей рядом.

До сих пор ему казалось, что она создаёт одежду с тем же жаром, что и в древние времена, но вдруг в ней и правда что-то изменилось? Что-то, чего она сама не замечает?

— Знать бы ещё что… — выговорил Ёсихико, глубоко вздыхая, и посмотрел в весеннюю дымку над головой.

***

— В последнее время мне стало тяжело вспоминать… — тихим голосом призналась Амэтанабатацухимэ-но-ками вскоре после того, как Хонока взяла её погулять по парку. — Я не помню, как жила на небесах… и как работала на станке, забывая про сон.

Хонока старалась идти как можно медленнее, чтобы не обгонять богиню. Ноги в колготках с леопардовым принтом еле волочились.

— Интересно, как же я раньше творила?.. А, то есть, я помню, как работать на станке, просто… Раньше нечто незримое подталкивало меня и помогало работать…

Шёл третий час дня, тёплое солнце приманивало в парк толпы людей. Хонока шла, уворачиваясь от бегающих детей, и водила глазами по сторонам, не зная, что сказать. Хотя Хонока может показаться бездушной, за эти несколько дней Амэтанабатацухимэ-но-ками уже поняла, что за непроницаемым лицом прячутся нежность и доброта.

— Может, если я вспомню, на мою одежду снова будет спрос?..

Богиня опустила взгляд на свои маленькие ручки. Достаточно неугомонная для вылазок за границу, она тем не менее начала падать духом, когда увидела, что на её одежду никто не смотрит. «Я теряю силы, я увядяю, я больше не могу достучаться с помощью одежды до сердец других», — начала думать она.

Вдруг молчавшая Хонока повернулась к богине.

— Танабата, ты ведь продолжишь?

Девочка посмотрела в ясные глаза и недоумённо наклонила голову.

— Продолжишь делать одежду?

Амэтанабатацухимэ-но-ками на миг опешила и быстро закивала.

— Разумеется! Одежда — это моё призвание, мой смысл жизни, мой…

Вдруг что-то промелькнуло в голове богини. Что-то не дало ей продолжить фразу. Какая-то приятная, тёплая тоска посетила её и тут же исчезла, оставив лишь смутные чувства.

— Ясно… Это очень хорошо, — почти не меняясь в лице, Хонока всё же изобразила удовлетворение и кивнула. — Однажды мне сказали… Если ты продолжаешь чем-то заниматься, значит, это не просто так, — весенний ветерок коснулся бледных щек девушки. — Только пустые занятия бросают быстро. Когда-нибудь память вернётся к тебе…

Амэтанабатацухимэ-но-ками тихо выдохнула, ощутив лёгкое облегчение. Шум в груди постепенно улегался.

— Если я продолжаю, значит, это не просто так… — шёпотом повторила она, и внутри неё родился вопрос.

Почему она продолжает? Ради чего упрямо создаёт одежду?

— А… — вдруг прервала Хонока раздумья богини и остановилась перед одним из магазинчиков.

Её сразу поприветствовала молодая продавщица, перед которой на ковре были разложены разноцветные украшения, ленточки, заколки и так далее; все как на подбор красивые и изящно оформленные.

— Какая прелесть. Это всё ручной работы? — спросила Амэтанабатацухимэ-но-ками.

Продавщица смущённо кивнула, однако богиня ощутила в этом скромном ответе гордость за свою работу.

Хонока какое-то время изучала товар, затем взяла в руку брошку с четырёхлистным клевером из страз двух оттенков. Простая, но искусно сделанная вещь. Хонока прицепила её к берету богини и показала в зеркало, которое достала продавщица.

— Тебе очень идёт.

Амэтанабатацухимэ-но-ками невольно улыбнулась, увидев отражение брошки на берете. Украшение придало головному убору дополнительный акцент, сделало его намного выразительнее.

— Знаешь, что означает четырёхлистный клевер? — спросила Хонока одновременно со своим отражением.

Амэтанабатацухимэ-но-ками не знала. Конечно, она видела клевер, но что особенного в четырёх листьях?

— За границей говорят, что найти четырёхлистный клевер — к удаче, — пояснила Хонока и отдала продавщице несколько сотен иен, чтобы брошка осталась на берете богини.

— К удаче?..

Девочка повнимательнее пригляделась к отражению брошки. Есть ли у богов удача — вопрос, конечно, спорный, но сверкающая в лучах весеннего солнца блестяшка на правой стороне берета всё равно показалась ей особенным подарком.

— Спасибо…

Конечно, больше всего её порадовал не сам подарок, а чувства Хоноки. Помимо брошки девушка купила ленточку, расшитую лепестками сакуры. Затем они с богиней пошли дальше.

— Ты её не наденешь? — спросила богиня, глядя, как девушка бережно убирает пакетик с ленточкой себе в сумку.

Она была уверена, что Хонока выбрала украшение для себя, но…

— Это моей подруге… — ответила та, и её взгляд немного смягчился. — Она редко видит сакуру…

Амэтанабатацухимэ-но-ками не знала, что это значит, но решила не уточнять и вместо этого спросила:

— А себе что?

Она с такой лёгкостью купила подарки богине и своей подруге, но неужели не купит ничего для себя? Амэтанабатацухимэ-но-ками готова была поклясться, что Хонока смотрела на маленькие украшения с радостью в глазах.

Но девушка опустила взгляд.

— Мне они не идут.

Лишь тогда богиня заметила, насколько блеклую и невыразительную одежду носит Хонока. Она словно нарочно пыталась не привлекать к себе внимания.

 

Часть 3

— Ты опять на неё смотришь?

Они в очередной раз не смогли ничего не продать. Рынок закрылся, Ёсихико попрощался с Хонокой и вернулся домой вместе с богами.

— Работа дилетантская, но на редкость искусная.

Амэтанабатацухимэ-но-ками сидела в шкафу Ёсихико, разглядывала в зеркальце брошку с клевером и давала ей дизайнерскую оценку.

— Разумеется, у меня бы эта брошь получилась гораздо красивее… — богиня вновь перешла на мрачный голос.

— Не сомневаюсь, — тихо ответил Ёсихико, уже более-менее привыкший к смене личностей. — Знаешь, я вообще-то не разбираюсь в брошках…

Ёсихико открывал шкаф потому, что собирался идти в ванную. Он достал сменную одежду и ещё раз посмотрел на богиню.

— Но тебе очень идёт.

Амэтанабатацухимэ-но-ками смущённо хихикнула. Она одинаково придирчиво относилось и к той одежде, которую создавала, и к той, которую носила. Поэтому ей очень нравились комплименты в отношении обновок, пускай даже полученных в подарок.

— Но Хонока ничего не купила в подарок себе, только мне и своей подруге… Она сказала, ей не идут украшения.

Богине вспомнилось лицо Хоноки возле магазинчика украшений. Многие девушки могли позавидовать её красоте, и тем не менее она одевалась так, чтобы не привлекать внимания. Это противоречие никак не выходило из головы Амэтанабатацухимэ-но-ками.

— И то платье она тоже не купила, хотя оно ей так понравилось…

Хонока так засматривалась на платье с витрины магазина. Оно идеально подошло бы её стройной фигуре. И тем не менее если бы ей посоветовали его взять, она наверняка ответила бы теми же словами: «Оно мне не подойдёт».

— А, ну, это да, Хонока вообще чаще всего одевается скромно, — Ёсихико сложил руки на груди, не выпуская из них чистую олимпийку.

Думая о Хоноке, он в первую очередь представлял её в школьной форме. Другими словами, вся её личная одежда была невзрачнее школьной.

— Может, она подсознательно избегает внимания. Я так понимаю, она, будучи небесноглазой, сильно страдала в детстве от того, что ни с кем не могла подружиться.

Даже сейчас Хонока предпочитала быть одна. Однако в последнее время Ёсихико казалось, что это исключительно из-за неловкости, вызванной нехваткой общения.

— Поэтому по-моему очень здорово, что несмотря на это Хонока пригласила тебя погулять и даже сделала подарок.

«Мне вот она только клубнику дарила», — завистливо пробурчал Ёсихико себе под нос. Причём она не столько подарила клубнику, сколько поделилась ей. Настоящий подарок, да ещё и выбранный лично ей — совсем другое дело.

— Ты так думаешь?..

Амэтанабатацухимэ-но-ками сняла берет с головы и ещё раз посмотрела на брошку. Стразы блестели нежным зелёным светом, от вида которых на душе становилось спокойнее.

— Уверен, Хонока будет очень рада, если её подарок тебе понравится, — сказал Ёсихико, и богиня невольно подняла взгляд.

— Она… будет рада?.. — шёпотом переспросила она, моргая и будто не понимая о чём речь.

— Разумеется, — немного растерянно ответил Ёсихико. — Все любят угадывать с подарками, разве нет?

Богиня шумно вдохнула. Почему-то эти простые, банальные слова задели её за живое.

— Лакей… — медленно заговорила Амэтанабатацухимэ-но-ками, постепенно распутывая клубок своих чувств. — Ты купил сакура-моти в подарок Когане, так? — спросила она с серьёзным видом, копаясь в собственных воспоминаниях.

Ёсихико и Когане невольно переглянулись.

— Да, купил…

— Хонока купила ленточку в подарок своей подруге, — медленно продолжила богиня, выделяя интонацией каждое слово.

— А я? — задала она внезапный вопрос. — Для чего я делала всю эту одежду?..

Раньше бы она ответила, не моргнув глазом, а теперь вдруг забыла нужные слова. Хотя… возможно, она забыла их ещё давным-давно, когда потеряла силу, просто заметила только сейчас.

Ради чего она работала, ради чего создавала одежду, ради чего отдавала её другим? Ради признания? Славы?

— Будто непонятно.

Но когда потерявшая опору душа чуть было не соскользнула в водоворот сомнений, богиня услышала ясный, уверенный голос Ёсихико. Он ворвался в её мир, словно лучик света, словно ветер, разгоняющий облака.

— Ты хочешь, чтобы кто-нибудь надел твою одежду и обрадовался.

***

С того дня когда они взяли Амэтанабатацухимэ-но-ками на блошиный рынок, в богине что-то изменилось. Она с головой погрузилась в работу, не покидая комнаты Ёсихико. Неизвестно откуда взялись швейная машинка, ткани, манекены, выкройки. Богиня то мучительно что-то обдумывала, то надолго запиралась в шкафу. Шкаф, разумеется, в размерах не увеличился, поэтому после появления швейной машинки и прочего часть вещей Ёсихико перекочевала наружу бесцеремонными усилиями богини. Однако Ёсихико понимал, что сейчас отвлекать Амэтанабатацухимэ-но-ками от работы смерти подобно, и не мог ей пожаловаться.

— У меня для тебя кое-что есть.

Через неделю она попросила о встрече с Хонокой. Ёсихико послушно отловил девушку, когда та возвращалась из школы, и привёл домой, где богиня протянула ей крупную коробку.

— Для меня?..

Хонока растерялась от неожиданности и посмотрела на Ёсихико.

— Бери, раз даёт.

Он тоже не знал, что внутри коробки. Зато он видел, что богиня над чем-то корпела всю прошедшую неделю.

Хонока задумчиво заморгала, но наконец решилась и осторожно взяла подарок в руки. Тонкая белая коробка была сделана будто под размер школьной сумки девушки. Она медленно подняла крышку и увидела ткань, в которую было завёрнуто содержимое. Когда Хонока скатала её, показался нежный розовый цвет, напоминающий лепестки сакуры. Ёсихико не ожидал увидеть такую красоту и невольно вытаращил глаза. Хонока на миг застыла, её лицо напряглось. Она осторожно достала подарок и замерла. Текучая ткань будто ласкала её ладони. Ёсихико понятия не имел, что это за материал, но догадывался, что он явно не из дешёвых.

— Это же…

Когда Хонока поняла, что именно держит в руках, в её глазах появился редкий блеск.

Амэтанабатацухимэ-но-ками сделала ей очень простое на вид платье.

— Я попробовала сшить платье, ориентируясь на то, с витрины…

Богиня сидела на полу и старательно держала спину, но беспокойно перебирала пальцами на коленях и смотрела на Хоноку с волнением в глазах.

— Знаю, тебе идут приглушённые цвета, но и этот миленький тебе обязательно подойдёт. Что скажешь?

На глазах Амэтанабатацухимэ-но-ками Хонока окончательно окаменела с платьем в руках. Однако Ёсихико увидел, что на щеках девушки появился румянец. А значит, она обрадовалась, пусть даже ничем другим этого не показала.

— Хонока, ты уж примерь, раз такое дело, — посоветовал он.

Разумеется, ему тоже хотелось увидеть такую очаровательную девушку в таком очаровательном платье.

— Да-да, обязательно примерь! Я помогу переодеться! — настойчивым, чуть ли не умоляющим тоном поддержала его богиня.

— Что? Но я…

— Ну же, давай скорее! Мы в соседнюю комнату, ладно, лакей?

Амэтанабатацухимэ-но-ками чуть ли не насильно утащила Хоноку в соседнюю комнату. Через несколько минут богиня вернулась, сияя лицом.

— Давай, Хонока, заходи!

Она привела Хоноку за руку. Когда та неуверенно переступила порог комнаты, Ёсихико замер с раскрытым ртом и перестал дышать.

Рукава платья расширялись на концах, и выглядывающие из них руки Хоноки казались ещё стройнее, чем обычно. Талию подчёркивал тонкий ленточный поясок, юбку украшала мелкая плиссировка. Сдержанно-роскошным выглядело сочетание бледной кожи Хоноки и ожерелья из маленьких бус, видневшихся в декольте. Платье было сшито точно по её меркам и идеально облегало тело. Яркий розовый цвет выглядел не вульгарным, а нежным и изысканным. Да, это платье было сделано именно для неё.

— О-о, да уж, весьма… — даже Когане удовлетворённо кивнул, прищурив зелёные глаза. Он почти никогда не интересовался внешностью людей, поэтому на такой отзыв его могло сподвигнуть только нечто исключительное.

— П-простите, я… — Хонока смущённо опустила взгляд, её глаза забегали. — Не привыкла такое носить…

— Но тебе очень идёт! Правда ведь, лакей?

Ёсихико опомнился только когда богиня попросила поддержать её. Пожалуй, никогда в жизни он ни на кого так не засматривался. А ведь, казалось бы, он уже привык видеть Хоноку, пусть и в школьной форме.

— Ага, тебе обалдеть как идёт, — произнёс он как можно увереннее, понимая, что от его слов зависит всё. Он вышвырнул из головы непрошеное смущение и выбрал самые честные, самые искренние слова.

— С-спасибо… — запинаясь, ответила Хонока и залилась краской до ушей.

Наконец, радость так переполнила её, что лицо девушки озарила прекрасная улыбка.

— Я так хотела увидеть, как ты улыбаешься… — прошептала Амэтанабатацухимэ-но-ками, глядя на девушку, словно на прекрасный распустившийся цветок. — Я так долго не могла вспомнить, зачем столько времени создавала одежду.

Она сама не заметила, как творчество всецело завладело ей, оставив настоящую причину где-то в стороне. Богиня думала лишь о самовыражении и творила доселе невиданную одежду, забыв о самом важном.

— Лакей, Хонока, благодаря вам я наконец-то вспомнила. Я… делала одежду ради богов, чтобы их радовать.

В те времена она денно и нощно пряла шёлк и корпела у станка, но вся тяжесть трудов мигом забывалась, когда Танабата видела улыбки на лице тех, кто носил её одежду.

— Вот я бестолочь, правда? Так ценила свои принципы, но совсем забыла о них, — с этими словами Амэтанабатацухимэ-но-ками грустно посмеялась сама над собой.

— Но ты и вспомнила о них именно потому, что ценила, — ответил Ёсихико, похлопав её по красному берету. — Наверняка есть немало тех, кто ждёт от тебя новой одежды.

В глазах богини встали слёзы. Хонока опустилась на колени, чтобы посмотреть ей в лицо.

— Спасибо за замечательное платье, — проговорила она с розовым румянцем на щёках и взяла маленькую ладонь в руки. — Я так рада…

Амэтанабатацухимэ-но-ками увидела улыбку на губах Хоноки, и из глаз богини закапали слёзы. Она так долго ждала этих слов. Когда-то давно она слышала их постоянно, но не придавала им никакого значения.

— Я тоже! Я тоже рада!..

Почти забыв о самом главном, она покинула свой храм и пыталась победить свои невзгоды в одиночку. Но сейчас, в этот самый миг, она нашла и отклик, и спасение.

***

— «Прости, что так поздно, но вот моя благодарность за помощь».

Спустя несколько дней после того как Амэтанабатацухимэ-но-ками поставила в молитвенник печать в виде одежды и ушла, Ёсихико получил от неё посылку из двух коробок разного размера. На первой значилось «Лакею», на второй — «Когане».

— Ворчливая, но благодарная. Интересно, что там?

Возможно, тот странный мрачный голос был всего лишь криком доведённой до отчаяния души. Но скорее всего, дело всё-таки в её характере.

Пока Ёсихико читал письмо, приложенное к коробкам, Когане смотрел на него осуждающим взглядом и мерно покачивал хвостом.

— Ёсихико, небесноглазая девушка внесла большой вклад в выполнение этого заказа, — напомнил он.

— Думаешь, там одежда? По-моему, как-то слишком банально…

— А ты сделал ничтожно мало.

— Там может быть дорогая ткань… а может, и нет…

— Прежде чем радоваться подаркам, хорошенько раскайся в том, что…

— Может, решила удивить, и там просто конфеты?

— Открывай уже, Ёсихико, — вдруг смирился и поторопил его Когане.

Ёсихико, стараясь не показывать волнения, открыл коробку со своим именем. Внутри была такая же ткань, как в коробке Хоноки. Развернув её, он увидел узор в трёхцветный горошек: белый, розовый и зелёный.

— И как это понимать?

Ёсихико озадаченно вытащил из коробки белый пиджак с исключительно странным узором.

— Неужели это…

Белый, розовый и зелёный шарики, проткнутые палочкой. Как ни посмотри, пиджак был усыпан трёхцветными данго, которые Ёсихико купил в тот день.

— Это что ещё за признание в любви к данго?..

Даже продавец данго постеснялся бы такое надевать. Пока Ёсихико с пиджаком в руках приходил в себя, Когане открыл коробку поменьше, обнаружил там кимоно-безрукавку с узором из сакура-моти и тоже растерялся.

— Как это понимать, Ёсихико?..

— Прости, я… тоже не понимаю, как на это реагировать…

Он снова взял письмо, приложенное к посылке. На втором листке значилось следующее:

«Я представила вас счастливыми и нарисовала то, что вам больше всего нравится!».

— Больше всего нравится?..

Ёсихико и Когане молча посмотрели на подарки друг друга, обменялись многозначительными взглядами, убрали подарки в коробки и медленно закрыли крышки. Ёсихико, в отличие от Когане, никогда не считал себя преданным поклонником данго, но богине, судя по всему, показалось иначе.

— Она, конечно, вспомнила, что делает одежду, чтобы радовать других, но её стиль никуда не делся…

Неужели она и в будущих работах продолжит показывать своё восприятие высокой моды, которым обзавелась в мире людей?

— Лучше бы подарила настоящий моти… — пробормотал Когане, глядя на коробку с несъедобной одеждой.

— Да ладно тебе. По крайней мере, в этих коробках любовь, а не проклятия, — парировал Ёсихико, переглянулся с Когане и устало рассмеялся.

 

Часть 1

— Инамото-сан!

Стояла знойная, почти летняя погода. Крупный мужчина шёл мимо дома, но, услышав женский голос, остановился и обернулся.

Будний день, четвёртый час, маленькая провинциальная улочка в Сэтоути. Разумеется, прохожих почти не было. Да и автомагистраль, пересекающая остров с востока на запад, пустовала.

— О-о, Мураками-сан, да ещё с женой! Добрый день.

Этому мужчине можно было дать на вид и двадцать лет, и сорок — за исключением роста, в нём не было ровным счётом ничего примечательного, однако он мигом располагал к себе, поэтому его часто окликивали во время прогулок. На нём была оранжевая нейлоновая курточка с эмблемой JA — местного сельскохозяйственного кооператива — на правой стороне груди.

— Ты куда, опять рис смотреть? Береги себя, сегодня жарко, — добродушно предпупредила немолодая женщина, стоявшая под вывеской «Столовая», улыбнулась и помахала мужчине.

— Конечно, Мураками-сан. Хорошо поработать!

Инамото кивнул женщине и пошёл дальше. В столовой, мимо которой он прошёл, подают вкуснейшие морепродукты, за ними по выходным выстраивается очередь из туристов, но сейчас там было относительно малолюдно.

— О другом надо думать… Возможно, я слишком расслабился… — пробормотал Инамото и окинул себя взглядом.

Ему казалось, он сможет разобраться, как именно теряет силы, как только покинет жилище бога. Мужчина несколько раз сжал правый кулак и посмотрел в небо. Оно было по-майски ясным, но в глазах мужчины будто мельтешил мелкий песок. Он словно смотрел на небо сквозь песчаную бурю. Впрочем, он уже давно к этому привык.

Мужчина остановился под тенью придорожного дерева и сосредоточился. Но именно тогда послышался знакомый детский голосок:

— А, дяденька из JA!

Инамото открыл глаза и снова обернулся. Силы, которые он успел собрать, рассеялись в воздухе еле заметным маревом.

— Привет, Юма-кун.

Возвращавшийся из школы мальчик с новёхоньким ранцем на спине бежал прямо к нему, стуча пятками по асфальту.

— Опять на рис смотреть идёте?

— Ага. Хочешь со мной?

— Угу! — молниеносно выпалил мальчик, и мужчина невольно улыбнулся.

— Что у тебя с коленкой? — спросил он по пути, окидывая взглядом худое правое колено. На нём была ссадина и немного крови.

— Упал, когда играл с Ёси-куном.

— Ясно. Больно было?

— Угу, но теперь уже не болит. Скоро заживёт!

Мальчик поднял взгляд на мужчину и беззаботно улыбнулся. Инамото предпочёл сделать вид, что не увидел на лице Юмы следы слёз.

— Ага, заживёт, особенно если будешь есть вкусный рис. Он сделает тебя сильным.

— Правда? — недоверчиво переспросил мальчик, и мужчина уверенно кивнул.

— Да, потому что у риса есть душа. Она называется «инадама». Поэтому когда ты ешь рис, он превращается в силу.

— Ого-о, — восхищённо протянул мальчик. — Тогда сегодня я съем много риса!

Они шли рядом, отбрасывая на асфальт чёрные тени.

***

«Что ни говори, иногда старшие боги всё-таки входят в положение».

Блаженно улыбаясь, Ёсихико погрузился в горячую воду. Из ванной не открывалось никакого вида, но это и неудивительно, ведь она находилась внутри номера, разве что вода бралась прямо из горячего источника. Он поселился в отеле западного типа, а не в рёкане, поэтому индивидуальные горячие источники уже сами по себе были диковинкой, которые наверняка привлекали сюда большую часть постояльцев. Небольшие бассейны в номерах тщательно чистили, бело-зелёные плитки приятно ласкали кожу. К стене крепился экран, на котором можно было смотреть телевизионные программы или фильмы. Вода в бассейн поступала из горячего источника Юноура, который вроде как попал в список ста лучших оздоровительных источников по версии экспертов. Кроме того, у этого источника своя история: он крепко связан с именем императрицы Комё.

— Но это, конечно, неважно.

Кто бы что ни рассказывал о горячем источнике, сейчас важнее всего было то, что Ёсихико проникался его прелестью лично.

Выиграв в позапрошлом месяце турпутёвку с помощью купонов от сосисок, мать Ёсихико вошла во вкус и начала собирать купоны от соуса для мяса. Там тоже разыгрывали поездку, и, по всей видимости, мать покорило его описание: «Наслаждение морем и горячими источниками во время однодневной поездки в город полотенец Имабари». Ёсихико тоже попал под раздачу: ему пришлось отрезать купоны от упаковки и наклеивать их на конверты. Впрочем, усилия принесли плоды.

— Вот уж не думал, что мы выиграем.

Наверняка это дело рук старших богов, решивших таким образом отблагодарить Ёсихико за работу лакеем и поддержать его. Ведь путёвка перешла ему по удивительному стечению обстоятельств: именно сегодня родители не могли отпроситься с работы, а сестрёнка должна была пойти куда-то с друзьями.

Ёсихико положил руки на края бассейна и сквозь поднимающийся пар посмотрел на потолок. Поскольку здесь, в Имабари, находилась штаб-квартира производителя того самого соуса, Ёсихико обязали сходить на экскурсию на их завод, чтобы помочь им с рекламой, но он всё равно очень радовался путешествию, ведь оно включало в себя прогулку по достопримечательностям Имабари, в том числе и старый замок, ужин свежими морепродуктами… И, разумеется, купание в этом личном бассейне. Завтра и вовсе был свободный день, обратный билет уже дали, так что Ёсихико мог вернуться в Киото в любое время. Это ли не счастье? Жаль только, что вместе с ним поехал пушистый довесок, но он мигом увлёкся мягкой кроватью и устроил на ней целый чемпионат по прыжкам на трамплине с одним-единственным божественным участником, поэтому Ёсихико его простил. Когда ещё быть великодушным, если не сегодня?

— Когане! Мыться будешь?

Вытирался Ёсихико фирменным полотенцем Имабари, исключительно приятным на ощупь. Отдохнувший телом и душой, он вышел из ванной, вытирая волосы, и увидел, что лис на постели выглядит как-то невесело.

— Когане? — повторил Ёсихико.

Он ведь так радостно прыгал. Неужели его начало тошнить?

Лис обернулся и немного печально посмотрел на Ёсихико.

— Я с самого начала думал, что тебе слишком уж повезло получить эту путёвку…

— А?

О чём это он? Ёсихико вопросительно посмотрел на Когане, и тот показал на молитвенник возле лап. Хотя Ёсихико не собирался брать его, их связывала узда, поэтому божественный блокнот чуть ли не сам прыгнул ему в сумку.

— Но если предположить, что тебе хотели помочь добраться до храма…

Ёсихико молча смотрел на Когане, охваченный нехорошим предчувствием. До сих пор он думал, что эта поездка — не более чем награда и подарок от старших богов за его труды, но…

— Быть того не может…

Он опасливо взглянул в молитвенник и увидел мутные чернила.

— О нет…

Надпись безжалостно сообщала, что у него появился заказ.

***

— В храме Оямадзуми на острове Омисима поклоняются Оямацуми-но-ками, сыну Идзанаги и Идзанами. Это бог гор и моря, покровитель кораблей, которые сражаются в окрестных водах. Из-за необычайного авторитета его храм даже получил титул «всесинтоистского».

На следующее утро Когане растолкал спящего Ёсихико и заставил его немедленно выдвигаться на Омисиму. Рано выписавшись из отеля, Ёсихико добрался до станции Имабари, где сел на автобус до Омисимы. Конечно, он мог добраться туда и на пароме, однако после строительства трассы Нисисэто, соединившей Имабари и Ономити в Хиросиме, кораблей стало намного меньше, поэтому на остров лучше ехать на машине или автобусе. Всю эту информацию девушка на стойке регистрации отеля выдала сразу и без запинки. Судя по всему, вопросы от туристов, мечтающих посетить остров, она слышит очень часто.

— В Сэтоути много островов, с древних времен служивших узлами морской торговли. Храм в честь Оямацуми-на-ками был построен как раз затем, чтобы он защищал их.

Ёсихико слушал рассказ Когане и уныло смотрел на пейзаж, проплывающий в окне автобуса. Он думал, что едет отдыхать, а оказалось, что путёвка была подготовкой к новому заказу. Конечно, если бы у Ёсихико просто потребовали приехать из Киото в Аити, его кошелёк бы сильно пострадал, но старшие боги всё равно поступили не очень честно, использовав приз за купоны от соуса. Ёсихико так обрадовался тому, что бесплатная поездка досталась именно ему, а не матери или сестре, что ни секунды в этом не сомневался. Да, он несколько раз просил старших богов подкидывать ему денег на дорогу, но не думал, что они решат ответить вот таким образом.

— Налички бы лучше подбросили… — проворчал Ёсихико, глядя в небо за окном.

Автобус ехал по трассе Нисисэто, которую иногда также называли Симанами. Точнее, по Курусиму Кайкё, первому из мостов. Ёсихико полагал, что дорога ведет из Имабары прямо в Ономити, но оказалось, что по пути она проходит через несколько островов. И среди них — Омисима, куда они и направляются.

— Кстати…

Глядя на бескрайнее синее море и белый мост, подсвеченный майским солнцем, Ёсихико вдруг вспомнил, что за имя всплыло вчера в молитвеннике.

— Там ведь появился не совсем Оямацуми, — Ёсихико достал молитвенник из сумки и прочитал ещё раз: — «Дух риса Оямадзуми»... как это понимать? Это что, не бог?

Имя совсем не божественное, однако долг лакея — помогать именно богам. Если заказы могут оставлять не только они, а вообще кто угодно, то это уже совсем не лакей, а мальчик на побегушках.

Когане, завороженно глядевший на Сэтоути, прижав морду к окну, наконец-то опомнился и посмотрел на Ёсихико.

— Кхм... В храме Оямадзуми живут духи риса, слуги Оямацуми-но-ками. В отличие от Окё, которая служит Хитокотонуси, эти духи вершат божественные дела, так что люди почитают и их. И вообще, разделение на «богов» и «духов» условное, его придумали люди.

— Хм-м, вот оно что…

Вероятно, дух риса отвечает за плодородие. Интересно, какой у него заказ?

Автобус проехал три острова и добрался до Омисимы спустя примерно час с начала поездки.

Сойдя, Ёсихико сразу увидел храм слева от себя и повернулся. Каменное здание, внушительные каменные фонари, тории, а вдалеке — деревянные ворота, явно построенные совсем недавно. Что удивительно, были и туристы — и это утром в будний день на провинциальном острове!

— Ух ты, рис.

Как только Ёсихико и Когане прошли через тории, справа они увидели табличку «Святое поле», а за ним — рисовое поле размером с теннисный корт. Время сажать рис ещё не пришло, так что пока почву покрывала трава. Лишь в паре мест виднелись ростки риса, огороженные низким бамбуком и верёвкой симэнава. Над ними как раз склонился мужчина в оранжевой нейлоновой куртке — судя по всему, работник храма.

— На «святых полях» выращивают рис, который преподносится богам, поэтому их ещё называют «божественными». У любого крупного храма обязательно есть поле, хотя бы небольшое. Пожалуй, самое известное — в святилище Исэ. — Когане поравнялся с Ёсихико и тоже взглянул на почву. — Похоже, рис уже почти можно сеять.

Ёсихико взволнованно нахмурился. Неужели «дух риса» попросит его помочь с полевыми работами?

— Извините пожалуйста! — обратился Ёсихико к мужчине, которого принял за работника храма.

Он носил рубашку поло, галстук и тонкую куртку. Услышав голос Ёсихико, мужчина немного удивлённо поднял голову.

— Когда засеют это поле? Надеюсь, не сегодня-завтра?.. — спросил Ёсихико, боясь столкнуться с непредвиденным физическим трудом.

Мужчина озадаченно выпрямился.

— Нет, это поле засевают пятого мая по старому стилю, это где-то через месяц…

На груди высокого мужчины виднелась эмблема JA. Видимо, кооператив помогает храму с полевыми работами.

— Лучше скажи, меня что, видно?

— Чего? — Ёсихико недоумённо уставился на мужчину, не понимая вопроса. Казалось бы, он обратился к нему именно потому, что увидел.

— Странно… Я же вроде не напортачил… — мужчина недоверчиво осмотрел свои руки и ноги.

— Но и ты ведь меня видишь? — спросил Когане, выходя из тени Ёсихико. Едва заметив лиса, мужчина округлил глаза.

— Ого, вы ведь Хоидзин из Киото? Что вы здесь делаете? — он перевёл взгляд на Ёсихико и озадаченно наклонил голову. — А ты тогда кто?.. На слугу не тянешь, слишком невыразительный…

Хотя мужчина явно спросил без злого умысла, Ёсихико всё равно нахмурился.

— Ну прости, что я такой невыразительный. Я лакей.

Городскому дауншифтеру нелегко состязаться во внешности с богами и их слугами. Ёсихико ещё раз пригляделся к мужчине. Тот походил на заурядного полевого работника, но поскольку он назвал Когане настоящим именем, сомнений быть не могло.

— Так это ты дух риса? — уточнил Ёсихико.

Мужчина добродушно улыбнулся и кивнул.

***

— Ещё раз представлюсь: я дух риса, слуга Оямацуми-но-ками, живущего в храме Оямадзуми. Прошу, называйте меня Инамото, — сказал мужчина, когда они дошли до павильона Осадзики рядом с полем.

— Инамото? — растерянно переспросил Ёсихико. Может, это никакой не дух, а просто обычный мужичок из кооператива?

— Да, Инамото. Ничего страшного, меня все так называют, я уже привык.

— Дело не в этом… Погоди, кто это «все»?

— Все в городе, а что? — с искренним недоумением ответил Инамото.

Ёсихико так запутался, что схватился за голову. Он не ожидал, что дух риса окажется настолько общительным и дружелюбным существом.

— Ты разгуливаешь в таком виде по городу? — удивлённо спросил Когане.

Ёсихико уже встречал богов, которые одеваются, как люди, но бога с человеческим именем видел впервые.

— Ну почему сразу «разгуливаю»? Поначалу я просто иногда менял магнетизм на человеческий, чтобы присутствовать на собраниях фермеров и выставках сельхозоборудования, но затем… — Инамото сложил руки на груди и продолжил: — В былые времена слава об острове с храмом Оямадзуми гремела на всю Японию. Сюда приезжали молиться многие генералы, в том числе из кланов Гэндзи и Хэиси. Но даже у нашего храма со временем стало меньше почитателей, его сила тлеет, словно старая кора. Моя сила тоже убывает, так что теперь мне достаточно просто расслабиться, чтобы обычные люди смогли меня увидеть…

— Как можно говорить об этом с таким спокойствием?! — Когане вытаращил глаза. — Если тебе даже не нужно сознательно менять магнетизм, если ты попадаешься людям на глаза просто по неосторожности, это совсем не шутки!

— Да, и именно поэтому я ношу кооперативную куртку, чтобы меня принимали за человека.

— Так вот в чём дело?! — невольно воскликнул Ёсихико. Он уже было решил, что мужчина носит эту одежду из любви к рису, однако настоящая причина оказалась куда банальнее.

— Все на острове уверены, что я работник кооператива, командированный сюда из Имабари, — пояснил Инамото с непроницаемым выражением лица.

— Я видел богов, которые напиваются в барах и продают одежду, но такое вижу впервые…

Причём Инамото изображал не абы кого, а сотрудника JA. Трудно придумать более уместную маскировку для духа риса.

— На самом деле, это очень удобное заблуждение, ведь мне по работе часто приходится бывать на святом и других полях, — Инамото скосил взгляд на рисовое поле. — Святым полем занимаются профессиональные фермеры, так что можешь не волноваться, лакей. Я не собираюсь заставлять тебя сажать рис.

Слова Инамото сразу успокоили Ёсихико. Безусловно, он бы не смог отказаться даже от такого заказа, но пусть лучше ему зададут работу полегче.

— Тогда в чём состоит твой заказ? — спросил Когане, в очередной раз опередив Ёсихико. — Твоё имя всплыло в молитвеннике, а значит, ты хочешь о чём-то попросить лакея.

— Опять ты вперёд меня лезешь?..

— Потому что нечего этот вопрос откладывать.

— Но я должен сначала морально подготовиться и так далее! — воскликнул Ёсихико и повернулся к Инамото. — Кхм, так вот… С чем тебе помочь?

Если духу понадобился лакей, ему явно нужна какая-то помощь, но о чём именно он попросит? Ёсихико родился в семье офисных работников и о полевых работах знает только понаслышке. Даже сортов риса он с ходу может припомнить только два : коси-хикари и акита-комати. Будет ли от него толк?

— С чем помочь… — Инамото задумчиво опустил взгляд. — Как я уже сказал, пятого мая по старому стилю засевается святое поле. В честь этого совершается особый посевной ритуал. Раньше это был большой праздник, выступали конные лучники и так далее, но сейчас этого нет. Выносят из храма паланкин, проводят ритуальное очищение, а затем девушки-сеятельницы из окрестных поселений торжественно сажают ростки…

Ёсихико уже вовсю пытался предугадать слова духа. Попросит возродить выступления конных лучников? Скажет, что у них нет носильщиков паланкина? Неужели прикажет переодеться девушкой-сеятельницей?

— И одна из частей ритуала — сумо понарошку.

— Сумо понарошку? — недоумённо переспросил Ёсихико.

— Да, — Инамото кивнул и посмотрел ему в глаза. — Дух риса, то есть я, сражается против сумоиста. Однако результат известен заранее. Дух выигрывает две битвы из трёх и тем самым обещает хороший урожай в этом году.

— Н-но ведь тебя никто не видит… — начал Ёсихико и сам всё понял. — А-а, так вот почему «понарошку»?

— Да, именно поэтому, — Инамото улыбнулся и кивнул. — Считается, что сумоист и судья изо всех сил изображают пантомимой битву против духа — боец упирается ногами, хватает пустоту и кувыркается в воздухе, словно его швыряют. Но правда в том, что я действительно участвую, — Инамото поправил невидимый пояс сумоиста и продолжил: — Правда, поскольку я должен победить, то просто подстраиваюсь под движения человека. В последнее время мне это так надоело…

— Но это ритуал! Он проводится для красоты, как он может надоесть?!

— Но я ведь постоянно выигрываю, — как всегда невозмутимо парировал Инамото и сложил руки на груди. — С одной стороны, проигрывать мне нельзя, потому что это сулит неурожай и голод… А с другой, постоянно выигрывать так скучно…

Инамото картинно опустил глаза, делая вид, что задумался. Наконец, он поднял голову и посмотрел на Ёсихико.

— Поэтому, лакей, не мог бы ты сразиться со мной в сумо? — вдруг предложил он.

— Сумо?.. — на автомате переспросил Ёсихико.

Неужели это и есть заказ?

— Да, — уверенно подтвердил Инамото. — Причём я хочу проиграть.

Ёсихико и Когане обменялись изумлёнными взглядами. Довольным был только молитвенник, вспыхнувший в сумке лакея.

 

Часть 2

— Кто в здравом уме захочет проиграть в сумо?! — воскликнул Ёсихико.

Он сидел на старенькой белой подушке посреди маленькой комнаты, в которой нашлось место лишь для стола и телевизора.

Выслушав заказ Инамото, Ёсихико решил не откладывать его выполнение. Они немедленно нарисовали круг и попробовали сразиться, но уже через несколько секунд дух уложил Ёсихико на лопатки. Поскольку Инамото выше, у Ёсихико должно было быть преимущество за счёт низкого центра тяжести, однако он почти сразу схватил лакея за пояс на джинсах и бросил на землю.

— А ведь я говорил, — Когане вздохнул и посмотрел на Ёсихико, — что человеку ни за что не победить духа в честной битве.

— Может, ты и прав, но я-то думал, он будет поддаваться, раз хочет проиграть. А он взял и швырнул меня со всей дури…

— Нравится тебе это или нет, духи — исключительно честные создания. Он не может и не будет поддаваться. Поэтому он и попросил тебя о помощи.

— Чтобы я стал мальчиком для битья?

— Думай, как хочешь.

Ёсихико отвёл взгляд от зелёных глаз лиса и вздохнул. Он не только проиграл, но и, к своему разочарованию, осознал, что за последние годы растерял былую выносливость. Пожалуй, даже полевые работы его бы так не вымотали.

— Если он так ослаб, что начал по неосторожности появляться перед людьми, то почему не попросил помочь именно с этим?..

После первого поражения Ёсихико охватил азарт и он попытался одолеть духа ещё несколько раз, но Инамото побеждал его, как младенца. Лакею ни разу не удалось даже оттолкнуть духа к краю круга.

— Печально слушать твои жалобы. Смог бы ты помочь ему с этой бедой, если бы он попросил?

Зелёные глаза пристально посмотрели на Ёсихико. Парень нахмурился. Да, он вряд ли смог бы исполнить такой заказ. Но всё-таки, почему именно сумо?

— Не думаю, что пропавший интерес к сумо как-то связан с его слабостью… — Ёсихико сгорбился и в нарушение правил этикета положил подбородок на стол.

Из-за сумо он весь покрылся царапинами. Хотя Инамото помог их обработать, следующий поход в ванную наверняка не обойдётся без воплей.

Поскольку Ёсихико не смог победить в сумо, он до сих пор не выполнил заказ, а это значит, ему придётся провести на острове ещё одну ночь. По совету Инамото он поселился в минсюку под названием «Кусуноки» недалёко от храма. Хотя в этом старом здании не было личных туалетов и ванных, в нём кормили завтраком и ужином, а за ночь просили всего пять тысяч, так что жаловаться не приходилось. Конечно, крохотная, на десять квадратных метров, комната несколько смазывала впечатления от вчерашней ночи в роскошном отеле, но если прикинуть, сколько бы стоила дорога в Киото, а назавтра обратно сюда, то получится, что Ёсихико ещё дёшево отделался.

— Действительно, этот дух на редкость невозмутим. Сложно понять, о чём он думает на самом деле, — сидя на тоненькой подушке, Когане взглянул на заходящее солнце за окном. — Мне тоже кажется, что за просьбой победить его в сумо что-то стоит, но… Не знаю, что. Когда пытаюсь подумать, прихожу к выводу, что причины может и не быть.

Похоже, Когане задавался теми же самыми вопросами. Ёсихико вновь вздохнул, на столе появилась тонкая плёнка влаги. Возможно, сейчас лучше не погружаться в раздумья, а просто направить все силы на выполнение заказа.

— Пошли лучше поедим, я так проголодался… — вяло обронил Ёсихико, вставая из-за стола.

Ужин в минсюку подавали с шести до восьми вечера. Столовая находилась на первом этаже, туда Ёсихико и отправился. Днём здесь могли обедать не только постояльцы, но и случайные посетители, поэтому к стене было приклеено меню с заголовком «Блюдо дня: сасими». В центре зала стояли четыре маленьких стола на четыре человека каждый, у стены была стойка с пятью стульями. Пятна на стенах и трещины на стульях указывали на богатую историю помещения, зато пол и столы были чистыми и новыми.

— А, Хагивара-сан. Сейчас принесу, — встретила его хозяйка гостиницы, женщина лет шестидесяти, и проводила за стол.

Будний день давал о себе знать: насколько Ёсихико слышал, сейчас помимо него в гостинице живут всего две группы постояльцев, да и тех в столовой не видать. Зато за ближайшим к стене столиком молча ужинал мальчик, на вид — младшеклассник.

— Простите, это мой внучок. Дочь беременна вторым и уже на девятом месяце, так что он приходит сюда ужинать… — извиняющимся голосом пояснила хозяйка, увидев, куда смотрит Ёсихико.

— Что вы, я не против. Это вы меня простите, что я без предупреждения заселился.

Возможно, хозяйке из-за Ёсихико пришлось срочно закупать дополнительные продукты, однако она к его радости всё равно согласилась выделить ему комнату. В ответ на благодарность женщина добродушно улыбнулась и скрылась на кухне. Проводив её взглядом, Ёсихико сел за соседний с мальчиком стол. Тот почти сразу вскочил и понёс пустую миску к рисоварке. Наполнив посуду уверенными движениями, мальчик вернулся за стол. Ёсихико вспомнил, что Томохиро — мальчик из дома напротив, с которым они познакомились в конце прошлого года, — в этом году пойдёт во второй класс. Возможно, они с ним ровесники.

— Что у тебя с коленкой? — спросил Ёсихико, увидев царапину на ноге приближающегося мальчика. Впрочем, Ёсихико и сам был весь в ссадинах.

— Вчера упал.

Мальчик сел на стул и посмотрел на Ёсихико ясным взором. Он ответил кратко, но без лишней скромности в голосе, к тому же не постеснялся взглянуть Ёсихико в глаза.

— Ясно. Значит, мы с тобой братья по несчастью, — усмехнулся Ёсихико, показывая ссадины на руке. Конечно, он не стал говорить, что упал не сам, а с посторонней «помощью».

— Он у меня часто играет с детьми постарше в опасные игры, потом возвращается весь в царапинах, — насмешливо проговорила хозяйка, выходя из кухни. — Такой проказник, прямо сил нет.

Ужин, который она поставила на стол, состоял из мелко нарезанного тая с рисом, сасими, горшочка с похожим на сукияки рагу, зажаренной с солью рыбы кюсэн, не слишком знакомой Ёсихико, салата, томатов черри, кимпиры, мисо из ракушек, солёных овощей и дыни на десерт. Ёсихико даже задумался, не работает ли гостиница в убыток, если всего за пять тысяч иен тут так кормят.

— Просто Ёси-кун самый быстрый, Таттян здорово карабкается, а Мати-кун сильнее всех, — прорвало мальчика, только-только принявшегося за еду. — Я первый вылетаю, поэтому меня заставляют вещи таскать.

Мальчик надул губы, Ёсихико усмехнулся. Он хорошо понимал стремление быть похожим на друзей.

— Ясно. Ну, ты не сдавайся.

— Угу, не сдамся, — мальчик кивнул с серьёзным видом и вернулся к рису.

— Юма всё такой же неугомонный, хотя уже скоро станет старшим братом… — вздохнула хозяйка, но тут в столовую вошёл ещё посетитель, и она пошла встречать его.

— Знаешь, я считаю, что мальчику нужно набивать себе шишки, — проговорил Ёсихико, незаметно отгоняя Когане, с любопытством глядящего на тарелку с сасими.

Может, сейчас Ёсихико живёт затворником и заигрывается в сетевые игры, но мальчиком он с утра до ночи играл в бейсбол и вёл активную жизнь.

— Ты, дядя, тоже поцарапался, потому что проштрафился? — нанёс Юма внезапный и исключительно меткий удар, показывая на ссадину на руке.

Ну почему современные дети такие жестокие? И, что самое обидное, Ёсихико не мог оспорить его слова.

— Какое там «проштрафился», он вообще беспол… — попытался проворчать Когане, но Ёсихико сжал ему пасть.

— Ага, мне тоже нельзя сдаваться…

Как ни странно, слова мальчика достучались до его сердца. Ответив, Ёсихико отхлебнул мисо. Приятный аромат ракушек заполонил сознание, и на миг парню померещилось, что он попал на море.

— Тогда я тебе дам хороший совет, дядя, — мальчик нагнулся к Ёсихико и прошептал: — Если будешь есть много риса, станешь сильным.

— Ты серьёзно?.. — тихо переспросил Ёсихико, глядя мальчику в глаза.

— Ага. Мне дядя из JA сказал, он врать не будет, — уверенно подтвердил Юма.

Ёсихико сразу догадался, о каком именно дяде идёт речь, но на всякий случай уточнил:

— Такой высокий, худощавый, в оранжевой курточке?

— Ага.

— Который ещё постоянно на святом поле в храме торчит?

— Ага. Ты его знаешь? — невинно спросил Юма.

— Да нет, просто… Кажется, видел его сегодня, — ответил Ёсихико, чтобы не продолжать тему, и снова вернулся к таю.

Похоже, дух не соврал, когда сказал, что часто общается с местным населением.

***

С какой-то поры в его душе воцарился штиль. Но его нельзя было назвать спокойствием или равновесием. Он напоминал ровную, без единой кочки, дорогу. Душа превратилась в пустошь, простирающуюся до самого горизонта.

Он смотрел на людей, старающихся брать от жизни всё; он видел, как растения и животные реагируют на смену времён года. Но хоть он и понимал красоту золотистых осенних колосьев, они всё равно казались ему какими-то блеклыми.

Песчаная дымка застилала его взор.

Каждый год люди приходили в храм на божественном острове и молили Оямацуми-но-ками об урожае. Однако и эти молитвы, и ритуальное сумо, в котором дух неизменно побеждал, начали казаться ему бессмысленными. Раньше он так любил встречаться с людьми и с нетерпением ждал очередной битвы, но в последнее время растерял интерес ко всему.

— Хм?

Стояло начало октября, до ритуального сбора урожая оставались считанные дни. Святое поле казалось золотым от созревшего риса, и полные колосья клонились к земле под собственным весом. Приближающийся ритуал благодарности за урожай тоже не обходится без сумо понарошку, но на сей раз Инамото, глядя на закатное солнце, вдруг подумал: а не пропустить ли ему этот праздник?

— Уа-а-а-а.

Вдруг он увидел, что на краю поля сидит и плачет мальчик. На нём был школьный рюкзак размером с него самого и форма с длиннющими рукавами, видимо, купленная на вырост.

— Уа-а-а-а.

Инамото узнал в нём внука хозяев минсюку, пошедшего в школу только этой весной. До него доходили слухи домохозяек о том, что его мать уже беременна вторым и иногда страдает от токсикоза.

Но хотя Инамото и узнал мальчика, он не сразу решил, что делать дальше, и какое-то время молча смотрел, как тот рыдает. Дело шло к вечеру, прихожан не было, а сотрудники храма были по уши заняты работой. Тем не менее, Инамото долго не мог решиться. Он не знал, можно ли духу вмешиваться. Пока он колебался, мальчик в перерыве между всхлипами вдруг поднял взгляд и уставился прямо на него.

В свете заходящего солнца его мокрые глаза блестели словно обсидиан.

Мальчик не должен был увидеть духа, однако молодые глаза смотрели прямо на него. Инамото почувствовал, что у него спёрло дыхание.

— Уа-а-а-а-а, — вновь разрыдался мальчик.

Медленно выдохнув, Инамото поднялся, изменил магнетизм на человеческий, подошёл к мальчику и спросил, что случилось.

— М-меня забыли-и.

Перебиваясь на всхлипы, мальчик кое-как объяснил, что произошло. Связав между собой обрывки слов, Инамото понял, что мальчик играл с детьми постарше, но те убежали и оставили его одного. Поскольку детей на острове не так много, те, кто есть, крепко дружат между собой, поэтому с ним вряд ли перестали дружить. Скорее всего, он просто отбился от группы. Дети так быстро растут, что даже один год разницы многое меняет.

— Ну, для начала, успокойся. Со слезами уходят силы, ты так ещё сильнее устанешь, — посоветовал Инамото успокаивающим тоном и посмотрел по сторонам. Он ожидал, что другие дети вернутся за мальчиком, когда поймут, что он пропал, но пока что рядом никого не было. — И кстати, ты ведь ещё маленький. Зачем ты заставляешь себя водиться с детьми постарше?

На острове не так много детей, но должны ведь у него быть одноклассники. Зачем заставлять себя играть с теми, за кем не можешь угнаться?

Немного успокоившись, мальчик шмыгнул носом и вытер слёзы рукавом формы.

— Я хочу научиться бегать быстро, как Ёси-кун… — выговорил он. — Хочу научиться лазить по деревьям. И-и таскать большой рюкзак.

В глазах снова появились слёзы.

— Я хочу поскорее вырасти и стать сильным.

Инамото смотрел на него с удивлением.

Человеческий век короток. С самого рождения все люди попадают на дорогу, которая ведёт в мир духов. Он понимал молитвы за долголетие, но чтобы человек хотел поскорее вырасти? И для чего он мечтает о силе?

Немного подумав, Инамото протянул руку к рису, колосящемуся под осенним ветром.

— Знаешь, как растёт рис?

Он осторожно снял одну спелую рисинку и положил на ладонь.

— Рис?.. — переспросил мальчик и шмыгнул.

— Да. Всякий рис прорастает из одного-единственного семени.

Поле зашумело от очередного порыва ветра.

— Это сейчас колосья зрелые и тяжёлые, но всё начиналось с семечка. Оно росло и со временем превратилось в сильное растение.

Инамото и сам уже не понимал, утешает ли мальчика или пытается преподать ему урок. Но он видел, что тот смотрит на рисинку широко раскрытыми глазами.

— Такая маленькая — и так вырастает? — спросил он, постепенно успокаиваясь, но всё ещё шмыгая носом.

— Да, как и все остальные растения. У них у всех маленькие семена, которые вырастают и становятся большими.

Мальчик с любопытством во влажных глазах смотрел то на рисинку, то на Инамото. Наконец, взгляд обсидианово-чёрных глаз остановился на духе.

— Здорово!

Мальчик беззаботно улыбнулся, и Инамото на миг показалось, что к миру вернулись краски.

— Сначала такая маленькая, а потом большая! — мальчик смотрел на рисинку с таким уважением и любопытством, словно это не он минуту назад рыдал без остановки.

— Ага, поэтому не спеши, — ответил Инамото, опомнившись. — Сейчас ты маленький, но тоже станешь большим и сильным.

— Правда? — немного взволнованно посмотрел на него мальчик.

— Да, правда.

Но хотя Инамото и подтвердил свои слова, он всё ещё не понимал, зачем это мальчику. И от непонимания у него ныла грудь.

— Э-эй, Юма-а!

Вдруг рядом с ториями показались другие дети, пришедшие искать мальчика.

— А, вот ты где. Мы уже обыскались. Давай домой!

Завидев своих друзей, мальчик сразу просиял.

— Спасибо, дядя! — поблагодарив Инамото, мальчик помахал на прощанье рукой.

В окружении своих друзей он казался ещё меньше и слабее. Проводив мальчика взглядом, Инамото погрузился в раздумья.

К чему именно стремится этот мальчик? Что такое сила, чем она отличается от слабости?

Раньше ответ на этот вопрос казался ясным как день, а теперь тоже выцвел и скрылся за пеленой. Может, когда Инамото отыщет его, к миру вернутся краски? Те самые краски, которые отражались в невинных глазах мальчика...

***

— Я никогда не знал горечи поражения. В ритуальном сумо я должен побеждать, а кроме него ни с кем не спорю и не воюю.

На острове наступил новый день. Ёсихико пришёл в храм с утра, и до обеда они с Инамото сразились ещё несколько раз.

— А ещё я не понимаю желания стать сильнее. Причём я даже не помню, в чём именно дело: может, никогда не понимал, а может, забыл.

Весь покрытый синяками и царапинами, Ёсихико раз за разом сталкивался с Инамото. Он пытался сражаться босиком, чтобы кроссовки не скользили по песку, пытался не пересилить духа, а тянуть и толкать его, но Инамото всё равно легко ронял его на землю. Ёсихико даже попытался поискать в смартфоне лёгкие способы победить в сумо, но ни один из вариантов не подходил начинающему.

— Поэтому я надеюсь, что всё пойму, когда проиграю в настоящей схватке.

Ёсихико с трудом поднялся, в очередной раз отплёвываясь песком. С одной стороны, постоянные поражения раздражали, а с другой — наполняли желанием взять реванш несмотря ни на что.

Тем более, что он не слышал в словах Инамото ничего кроме хвастовства. Немудрено, ведь сам Ёсихико не обладал выдающимися талантами. Он уже не мог заниматься своим любимым бейсболом, из хорошей компании уволился меньше чем через год и с тех пор паразитирует на своей семье.

— Я, конечно, понимаю, что ты дух, а не человек, поэтому спрашиваешь искренне, а не издёвки ради… — Ёсихико вытер пот с подбородка, перевёл дух и погладил дрожащее правое колено, успокаивая старую рану. — Но почему вопрос появился у тебя именно сейчас?

На сей раз Инамото не ответил сразу и задумался. К изумлению Ёсихико, невозмутимость на миг покинула лицо духа.

— Я встретил мальчика, который хочет быть сильным, — наконец, ответил он, вновь принимая непроницаемый вид. — С тех пор, как меня начали видеть, я часто разговариваю с людьми на эти темы.

— А это точно плохо?

Может, дух совсем не против того, что потерял силу и теперь случайно показывается на глаза простым людям? Во всяком случае, он ведёт себя так, будто ему это только в радость.

— И кстати, почему бы тебе не попросить о помощи Оямацуми-но-ками? Он наверняка тебя в сумо в два счёта уделает.

— Как можно просить Оямацуми-но-ками утруждать себя такой ерундой!

— Ерундой?!

— К тому же великий Оямацуми-но-ками гораздо сильнее заурядного духа вроде меня. Не дело это, когда между бойцами такая разница. Самое главное в любом состязании — чтобы оба бойца выжали из себя всё возможное.

— Поэтому ты выбрал меня?

— Я подумал, что ослабшему духу самое то сразиться против лакея.

Инамото разговаривал вежливо, но не рассыпался в лести или комплиментах и выкладывал всё как есть. Ёсихико слегка терялся от такой честности. Он привык немного цепляться к словам собеседника, но не находил в себе желания издеваться над Инамото.

— Поэтому я надеюсь, что и ты ответишь мне усердием, лакей. Ну что, ещё раз? — Инамото хлопнул в ладоши, приглашая Ёсихико в центр начерченного на земле круга.

— Ты бы хоть поддался!

— Не буду, иначе какая же это битва?

После этих слов начался новый раунд.

— Я давно заметил, что маска невозмутимости на его лице стала ещё толще.

Пока Ёсихико и Инамото сражались возле святого поля, Когане зашёл в покои храма через молельню. Покои, входящие в список национального культурного достояния, построены в стиле сангэнся. Их крыша, как и у храма Идзумо, выложена кипарисом.

— Он, конечно, всегда разговаривал с этаким безразличием, поэтому я не обратил особого внимания. А теперь он, значит, хочет проиграть в сумо?

Рядом с малым святилищем сбоку от покоев сидел и щурился на майское солнце в ясном небе дед в белом халате и белых хакама, как у священника. У него были короткие седые волосы и такого же цвета усы с бородой. Хотя его речь мало отличалась от человеческой, в глазах порой сверкал глубокий, непреклонный свет. Свет, достойный глаз бога всесинтоистского храма.

Когане сидел, обвив хвост вокруг лап, и смотрел на деда. Иногда к молельне подходили прихожане и хлопали в ладоши, но никто, конечно, не замечал лиса, сидящего сбоку от зданий. Никому бы и в голову не пришло, что сейчас неподалёку от них разговаривают и любуются солнцем два бога.

— Трудно понять, чего на самом деле хочет дитя риса, — проговорил лис. — Смысл его заказа мне тоже непонятен. Зачем он просит об этом?..

Конечно, выполнять заказ должен не он, а Ёсихико, так что Когане эта история никак не затрагивала, однако он понимал, что скорее наступит конец света, чем дух проиграет человеку в сумо. Особенно когда человек — не рикиси и не мастер единоборств, а городской бездельник с травмированным коленом. У Ёсихико уйдут в лучшем случае годы на то, чтобы выполнить заказ так, как об этом просил дух.

Оямацуми-но-ками, хозяин Инамото, усмехнулся в ответ.

— Он у меня такой упрямый, никогда не признается, что его на самом деле тревожит. Вместо того, чтобы сказать честно, пытается побороть свои невзгоды сам, — бог пересел на ступени перед святилищем и посмотрел в небо. — Тяжело это, терять силу. В первую очередь он начал терять самое важное. Его воспоминания затянуты дымкой. В глазах маленького мальчика он видит фрагменты, которые уже не может вспомнить сам.

— Значит, дух риса тоже теряет память?.. — пробормотал Когане.

— Не только он, — Оямацуми-но-ками выдохнул и улыбнулся. — Возможно, однажды и меня постигнет эта участь.

Его называли верховным богом края Иё и с древних времён считали одним из самых почитаемых божеств, но времена меняются, люди перестают ходить в храмы, и со временем это начинает сказываться.

— Вот, скажем, мой внук Оти-но-микото построил город Оти, названный в его честь. Но когда большие города начали укрупнять за счёт мелких, имя пропало с карт. Возможно, однажды оно сотрётся и из памяти, — Оямацуми-но-ками выдохнул, будто смиряясь с неизбежностью. — Надеюсь, хотя бы этот остров останется прежним, хотя это и не надежда, а просто прихоть. Здесь мой рай — божественные горы, очищающие любую скверну реки, сам остров, полный добрых людей.

На этом острове, некогда считавшемся святым, долгое время была запрещена рыбная ловля. На нём не так часты дожди, реки маленькие, пресной воды не хватает. Приливы и отливы на острове такие сильные, что не каждая лодка сможет пристать к берегу. Едва ли этот край можно назвать дружелюбным к людям.

И тем не менее, люди всегда жили на нём, поскольку бог защищал их.

А бог поселился на этом острове, потому что люди молились ему.

Люди и боги живут, защищая друг друга. Так повелось ещё с древних времён. Когда-то и Когане исполнял свою роль в этом спектакле.

— Ну что, Когане? Может, сделаем ставки?

Голос Оямацуми-но-ками выдернул лиса из моря мутных воспоминаний.

— Кто по-твоему победит, упрямец или лакей?

Знаменитый бог ухмыльнулся, словно шаловливый ребёнок. Когане так удивился, что повёл ухом.

— Человеку не победить духа.

— Значит, ставишь на поражение лакея?

— Тут и думать нечего, — Когане вздохнул, но вдруг моргнул и заявил: — Хотя, нет… Я поставлю на победу лакея.

Оямацуми-но-ками вытаращил глаза от удивления.

— Просто невероятно, что Хоидзин, которого в старой Японии знали как «золотой ужас», поддержит человека.

— Дело не в поддержке. Просто мне кажется, что он справится.

Несколько месяцев он путешествовал вместе с Ёсихико и видел, как тот, не зная ни Записок, ни Сёки, ни даже имён богов, всё равно не бросал богов в беде и раз за разом справлялся с их заказами.

— Он из тех, кто выигрывает войну, а не битву, — заявил Когане, ещё сильнее удивив Оямацуми-но-ками. — Такой уж он человек.

Когане был уверен, что говорит правду. Ёсихико считал, что важнее действовать, а не думать, поэтому наверняка он выполнит заказ так, как лису и в голову не придёт.

— А я-то думал, ты изменился только внешне. Не ожидал, что ты однажды заговоришь такими словами, — нарочито восхищённо отозвался Оямацуми-но-ками.

— Только не подумай, я покинул своё укрытие не из-за него, а из-за старших богов.

Когане вздохнул. Он до сих пор не понимал, почему стал первым заказчиком лакея, и был ли в этом какой-то глубокий смысл. Лис ещё раз подумал о Ёсихико, который сейчас наверняка сражается с Инамото рядом со святым полем.

— А вообще, не так уж плохо гулять по миру людей и любоваться им…

Он удивлялся самому себе, ведь он действительно наслаждался зрелищем того, как заурядный, ничем не примечательный человек выполняет все заказы, которые ему оставляют.

***

— Дядя, ты опять упал?

После очередного поражения Ёсихико понял, что ему придётся снова ночевать на острове. Когда он ужинал в столовой минсюку, зашёл Юма с задачником по математике в обнимку.

— Не столько упал, сколько уронили… — недовольно пробурчал Ёсихико, отпивая мисо из миски.

Сегодня, как и вчера, он много раз вызвал Инамото на бой, но тот даже не думал проигрывать и снова вывалял Ёсихико в песке. Хотя поначалу Ёсихико казалось, что уж одну победу в сумо он как-нибудь одержать сможет, теперь он уже понимал, что надо чего-нибудь придумать, если он не собирается остаться в этом минсюку работать.

— Чем ты лучше барана, если только и делаешь, что прёшь напролом? — устало спросил Когане, жуя украденный у Ёсихико хюганацу. — Я-то надеялся, ты уже что-нибудь придумал, но ты вместо этого весь день бился о стену… Эх, переоценил я тебя…

Когане горестно покачал головой.

— Ну прости, что я баран, — проворчал Ёсихико и отнял у лиса половину хюганацу.

Тот возмущённо закричал, но парень оттолкнул его левой рукой и забросил десерт в рот.

— Кто тебя уронил? — с любопытством в голосе спросил не замечающий лиса Юма, садясь на стул рядом с Ёсихико.

— Я, так сказать, над собой работаю, прямо как ты. Сражался с одним сильным человеком. Я должен его победить.

— Он такой сильный?

— Да, очень сильный, — без толики иронии ответил Ёсихико. — Но я очень тороплюсь. Мне нужно победить как можно скорее.

Он больше не мог отпрашиваться с подработки. Остров, конечно, приятный, а минсюку дружелюбный, но в кошельке становилось тоскливее день ото дня.

В ответ на ворчания Ёсихико Юма вдруг ахнул, достал пенал с изображением героя детского сериала и вытащил наружу яркую оранжевую коробочку, судя по всему — упаковку от какой-то конфеты или жвачки. Мальчик осторожно вывалил содержимое коробочки на ладонь.

— Мы с тобой оба рисинки.

— Э-э, в смысле?

На руке Юмы лежало нечищенное семечко риса. Ёсихико, привыкший видеть уже очищенный рис, даже не сразу понял, на что смотрит.

— Но дядя из JA говорит, что все мы станем большими и сильными, поэтому не надо торопиться.

Юма с любовью смотрел на рисинку.

— Дядя из JA?.. — повторил Ёсихико, начиная догадываться.

Инамото говорил, что встретил мальчика, который хочет стать сильными — уж не о Юме ли он говорил? Ёсихико ещё раз посмотрел на беззаботную улыбку школьника и будто бы на миг увидел узы, которые связывают его с Инамото.

— Но я тоже тороплюсь, у меня тоже нет времени, — Юма убрал рисинку и надулся. — Я до сих пор плохо бегаю, плохо лазаю по деревьям, проигрываю в камень-ножницы-бумагу и с трудом таскаю рюкзаки, которые вешают на меня друзья.

Ёсихико невольно усмехнулся. Повесить на кого-нибудь все рюкзаки — этим и они развлекались, когда учились в школе. По дороге домой частенько играли в дурацкие игры, и проигравшему приходилось таскать на себе тяжести до следующего столба.

— Знаешь, по-моему полезно хотеть стать большим и сильным. Мы ведь с тобой мужчины. Сильный мужчина не проиграет в драке, его не будут травить.

Достаточно бегать быстрее всех — и вот ты почти супергерой в глазах сверстников. Мальчикам совершенно нормально восхищаться силой товарищей постарше и пытаться стать такими же как они.

— Но я не люблю драться… — Юма потупил взгляд.

— Я же тебя не заставляю. Я просто о том, что если ты станешь сильным, то никому не проиграешь… — пустился в объяснения Ёсихико, и тут ему в голову стукнула мысль. — Да, кстати, Юма, а зачем тебе вообще становиться сильным?

У мальчишеских мечт всегда есть какая-то причина. Юма неудомённо моргнул и не задумываясь ответил:

— Так ведь быть сильным — это…

 

Часть 3

Утром ни свет ни заря храм стоял, будто затаив дыхание. Не шумели пышные деревья, не перекатывались камни.

В прохладном воздухе витал лёгкий аромат моря. Ёсихико стоял босиком на холодном песке и смотрел на свои руки.

Перед тем как стать лакеем, он считал их почти бесполезными. Он выбыл из общественной жизни, потерял любимое занятие и лишь провожал каждый день усталым взглядом, жалея себя за бессилие.

С тех пор всё немного изменилось.

Ёсихико сжал кулак, чтобы прочувствовать изменения. Теперь он точно знал, что даже его бессильные руки могут помогать другим.

Он понимал свою слабость, и именно поэтому мог входить в положение других.

— Доброе утро, — поздоровался Инамото, увидев, что Ёсихико ждёт его возле святого поля. — Почему ты вдруг пригласил меня в такую рань? Мне-то всё равно, но я всегда считал, что люди по утрам любят поспать.

Ёсихико уставился на оранжевую куртку JA невыспавшимся взглядом.

— Я просто не мог дольше ждать.

Вчера вечером он лёг спать, но не смог заснуть. В конце концов он попросил Когане позвать Инамото сюда. Была половина пятого утра. Уже светало, но солнце ещё не показалось.

— В общем, давай разок сразимся, — сказал Ёсихико, приглашая Инамото в круг.

— Оба готовы? — уточнил Когане, взявший на себя роль судьи.

Ёсихико и Инамото поставили руки на разделительную черту — по традиции там должна была быть доска, но они её не нашли — перевели дух и бросились друг на друга.

Хотя Ёсихико навалился на духа изо всех сил, это никак не подействовало. Бывало, что Инамото скользил назад, но это никогда не выбивало его ни из стойки, ни из равновесия. Сразу после этого он либо отталкивал Ёсихико, либо ронял, либо бросал. От подножек он тоже уворачивался, обманные манёвры не работали, и результат раз за разом получался тем же самым.

— Ну вот, я-то думал, ты позвал меня, чтобы показать что-то новенькое, а ты опять за своё, — расстроенно проговорил Инамото, пока вышвырнутый за пределы круга Ёсихико вставал на ноги и потирал ушибленное место.

— Да уж, ты силён.

Усмехнувшись, Ёсихико стряхнул с одежды песок. Увы, он не придумал ни новой тактики, ни новых приёмов.

— Может, я стал слабее, но я всё ещё дух. Человеку будет нелегко победить меня. Я ведь говорил, что сражаюсь всерьёз?

— Ага-а.

Ёсихико усмехнулся и вернулся в круг, держась за правое колено. Когане посмотрел на него с волнением.

— А я, в отличие от тебя, слабак. И не только физически. В обществе я никто, ума у меня мало. Раньше умел играть в бейсбол, а теперь сам посмотри, — Ёсихико показал на больное колено. — Но я здесь, потому что верю: кое-что я всё-таки могу.

Ёсихико снова остановился у разделительной линии, и Инамото недоумённо посмотрел на слабого человека, который упрямо вставал после каждого поражения.

— Если честно, я растерялся, когда меня назначили лакеем. Мне было так лениво что-то делать, и я не понимал, почему вдруг выбрали именно меня. Но если я, пускай совсем не знающий даже знаменитых богов, могу принести кому-то пользу, то я обязательно приду на помощь тем, кому нужен.

Эта принципиальность досталась ему в наследство от деда. Хотя правое колено до сих пор болело, он всё равно понемногу двигался вперёд. В его руках, пусть и нечасто, порой оказывались важные узы. Иногда его даже благодарили. Весь этот опыт накапливался внутри Ёсихико и превращался в силу. Поэтому принципы, которым он следовал, можно было выразить иначе: он тоже хотел стать сильным.

— Я обычный человек, не небесноглазый, не супергерой, не хозяин мира… Но я всегда протяну руку, если кому-то нужна помощь, — Ёсихико расставил ноги, закатал рукава и ухмыльнулся. — И по-моему, это ничем не хуже твоей силы.

— Моей силы?.. — повторил Инамото, не понимая слов лакея.

Ёсихико попросил Когане провести ещё один раунд и вновь сцепился с Инамото. Битвы с духом рисом напоминали ему битьё об упругую стену. Он и близко не приближался к тому, чтобы победить, но ему не оставалось ничего другого, кроме как пытаться снова и снова.

— Люди хотят стать сильнее… — выдавил из себя Ёсихико, держась за Инамото, — не потому, что хотят побеждать в драках или мстить тем, кто их обижает…

Ноги Инамото проскользнули, но он ничего не сказал. Он удерживал Ёсихико и ждал его слов.

— Ты ведь знаешь Юму? Вот он сказал мне… — Ёсихико вспомнил вчерашние слова. — Быть сильным — значит защищать кого-то.

— Защищать? — тихо повторил Инамото.

— Он хочет стать сильным, чтобы защищать сестрёнку, которая у него скоро появится.

Инамото вытаращил глаза.

Всё это время мальчик не пытался угнаться за своими друзьями и не хотел стать мужественнее. На самом деле он…

Просто осознал долг старшего брата и захотел защищать свою сестрёнку.

Вдруг тяжёлое как камень тело Инамото стало легче. Руки Ёсихико ощутили, как центр тяжести противника поднялся выше. Не упуская шанс, Ёсихико схватился за пояс духа и изо всех сил напряг ноги. Атака впервые сработала как надо, и даже Когане от удивления вытянул голову. На его глазах Инамото наклонился и упал на спину.

— П-победа… — выговорил Ёсихико, упав на Инамото.

Он так запыхался, что не стал вставать, перекатился вбок и лёг на спину рядом с духом. За сегодня он не только заработал пару новых ссадин — его правое колено, да и вообще все мышцы кричали от боли. Может, он победил не совсем честно, но победа есть победа. Всё-таки он сражался не с человеком, а с духом, и рассчитывал хоть на какое-то снисхождение.

— Значит, он хотел стать сильным, чтобы защищать?.. — пробормотал Инамото, глядя в небо.

Вдруг у горизонта показалось солнце и осветило территорию храма первыми золотистыми лучами.

— А разве ты нет? Зачем тебе тогда столько силы? Причём не только физической. Зачем духу нужна сила? — кое-как выговорил Ёсихико, перемежая фразы шумным дыханием.

— Зачем сила?.. — повторил Инамото, медленно садясь на землю.

— Да. Вспомни, для чего существует рис.

Инамото несколько раз повторил слова Ёсихико, будто распевая их. Вдруг он ахнул и ощутил, как что-то бесшумно вздрогнуло в его груди. Там словно распустился цветок, так долго ждавший утренних лучей.

— Для людей… — наконец, обронил он. — Меня послали в мир людей из двора Аматэрасу-омиками… Чтобы люди не были голодными и слабыми, чтобы я помогал им расти. Чтобы я стал основой их процветания…

Слова будто сами приходили к нему из глубины души. Инамото положил руку на грудь, словно сам не понимая, почему произносит их.

— И чтобы стал источником жизни…

Ёсихико наконец-то тоже нашёл в себе силы оторваться от земли и сесть в позу лотоса. Спина у него была вся в песке, но сейчас это ощущение было даже приятным.

— Ты выигрывал в сумо, чтобы обещать людям урожай. Ты помогал рису расти, чтобы люди на острове не голодали. Ты защищал их, — объявил Ёсихико мешкающему Инамото. — Поэтому ты должен лучше всех понимать, каково это — хотеть стать сильным, чтобы защищать кого-то.

Слова лакея будто привели духа в чувство.

— Лучше всех…

Будучи гордым духом рисовых колосьев, помогавшим людям выживать, он всегда находился рядом с людьми и смотрел на их жизнь.

— Возможно, ты не просто так растерял силу и начал показываться людям на глаза. Скорее всего, кто-то хочет, чтобы ты вспомнил, как тебе нравилось жить с ними.

Хотя Ёсихико плохо разбирался в синто, он всегда полагал, что боги и духи как правило не попадаются людям и не показываются им на глаза. Мало кто из них сражается с людьми в сумо, пускай и в ритуальном.

— Или тебе всё-таки не нравилось? — спросил Ёсихико.

Инамото медленно опустил взгляд на покрытые песком ладони. Ему вспомнились бесчисленные лица знакомых людей.

Сосед, который всегда радостно окликал его на улице. Знакомые по кооперативу, каждый день благодарящие его за усердие. Мальчик, при каждой встрече бегущий к нему с криком «Дядя из JA!».

— Нет, нравилось… — наконец, признался Инамото. — Я… Так любил играть с людьми в сумо, пока вокруг стояли толпы зрителей и болели за нас…

На какое-то время он забыл и о своём долге, и о том, как весело ему было участвовать в ритуалах.

Он молча смотрел на Ёсихико дрожащими глазами, пытаясь разобраться в спутанных воспоминаниях.

— По-моему, сильный ты или слабый, победитель или проигравший — это все ерунда. В этом году ты снова сразишься в сумо с человеком, потому что стремишься защитить самое дорогое, что есть у духа риса, — благополучную жизнь людей.

После этих слов Инамото вытаращил глаза. У него так перехватило дух, словно он вдруг прозрел.

— Ничего себе!..

Мир перед его глазами вдруг заиграл красками. Каждый листочек, подсвеченный утренним солнцем, каждый камешек и каждая песчинка, бескрайнее синее небо, отдыхающие на ветках птицы, даже воздух.

Песчаная буря, скрывавшая от него мир, вдруг пропала. Кто-то будто снял с его глаз толстый светофильтр. Дух вдруг увидел краски жизни во всём их великолепии. Он увидел, как возятся жуки, как тянутся к небу мокрые от росы травинки. И он увидел, как начинается очередной день в жизни людей.

— Да… Так и есть… — слетели слова с губ засмотревшегося на пейзаж Инамото. — Я хотел защищать прекрасный мир людей…

Покуда милостью Оямацуми-но-ками блестят колосья риса, люди будут рождаться и жить.

— Подумать только, что мне, искавшему силы для защиты людей, потребуется помощь человека, чтобы разобраться в себе… Разве не смешно? — иронично проговорил Инамото, смахивая слёзы с глаз.

— Ой, да ладно тебе. Главное, что ты снова можешь радоваться сумо, — Ёсихико поднялся, отряхнулся и протянул руку Инамото. — И кстати, как тебе понравилось проигрывать?

Инамото изумлённо округлил глаза и растерянно забегал глазами, не зная, что ответить. Наконец, он не выдержал и рассмеялся.

— Обидно признавать, но было весело.

Когда Ёсихико усмехнулся в ответ, Инамото поймал его ладонь и поднялся. Дух так сверкал в утренних лучах, что Ёсихико невольно прищурился.

— Ага, мне тоже понравилось.

Инамото показался ему похожим на спелый золотистый колос риса, покачивающийся под осенним ветерком.

***

Спустя месяц после того, как Ёсихико получил в молитвенник красную печать в виде колоса и уехал домой, на острове прошёл традиционный праздник посадки риса. Как всегда, городской мастер показывал на нём сумо понарошку. Ёсихико не отказался бы посмотреть на божественные ритуалы своими глазами, но не смог оплатить дорогу. Он не только провёл на острове две лишних ночи и не только потратился на мази для ссадин, но ещё и забыл перебронировать обратный билет, поэтому ехать в Киото пришлось за свой счёт.

— Ишь как веселится…

Вместо этого пришлось довольствоваться видеозаписью сумо, выложенной на новостном сайте. Рикиси изображал толчки, удары и прочие приёмы сумо, а напротив за пределами круга Инамото картинно подстраивался под его движения.

— Его так хорошо видно… Внимательный человек всё поймёт, — заметил Когане, глядя на экран, и беспокойно повёл ушами.

— Разве он не специально? Он ведь говорил, что впредь будет знать меру.

— Я уж надеюсь, что будет. Он многое вспомнил, но всё ещё слаб настолько, что порой случайно показывается людям на глаза. Возможно, если он будет ещё лучше отыгрывать человека, ничего страшного не случится, но всё-таки…

Рикиси на экране то отступал к границе круга, то будто бы чудом уворачивался от сильных ударов, а зрители смеялись и аплодировали. Ёсихико заметил группу школьников и на автомате попытался отыскать в ней Юму. Наверняка он тоже пришёл посмотреть, как проходит ритуал.

— Кстати, с какой стати он изображает человека? — Когане запрыгнул на колени Ёсихико, с них на стол и постучал лапой по углу экрана.

— А? Ты о чём?

Когане показывал на старика из толпы, который скандировал чуть ли не громче всех. Он был одет в хакама, поэтому Ёсихико решил, что это наверняка какой-то священник разошёлся, однако…

— Выиграв пари, я в шутку попросил его пожить человеком, а он не только радостно согласился, но ещё и в кадре засветился… — пробубнил Когане. — Я думал, он возмутится, а тут на тебе. Радуется, как может…

— О чём ты говоришь?!

— Тоже мне наказание за проигранное пари.

— Что это за дед?!

Через несколько дней Ёсихико получил письмо от Юмы.

В нём мальчик неровным детским почерком писал о том, что у них прошёл праздник посадки риса и что специалист помог ему посадить то семечко в горшок, и оно уже успело прорасти. Наверняка осенью мальчик сможет собрать свой собственный маленький урожай.

К письму Юма приложил фотографию своей новорождённой сестрёнки в окружении улыбающейся семьи.

И ещё одну. На ней за Юмой, беззаботно ловящим лягушек рядом со святым полем, ласково присматривает мужчина в куртке JA. Заурядная, но такая дорогая сердцу бытовая сцена.

 

Часть 1

— В жару такое постоянно.

Ранний июнь, уже душный и жаркий, но пока ещё не совсем дождливый. Ёсихико вышел прогуляться и заодно заглянуть в храм Онуси.

В храме было зелено от сочной листвы на деревьях. Меж ветвей плясали утренние летние лучи. Прихожан было немного, погулять по горе Онуси в это время приходили только старики.

— Ладно, мы не запрещаем устраивать здесь ночные попойки, но зачем оставлять после себя такой бардак?

Однако пасторальную картину портило раздражённое лицо Котаро, на которого Ёсихико наткнулся у храмового магазина.

— И вообще, ночью в японских храмах жуть как страшно. Зачем тащиться именно сюда?

Жрец ворчал на непрошеных ночных гостей. Храм Онуси, как и многие другие, не огорожен по периметру ни стеной, ни даже забором. Конечно, у зданий есть двери, однако по территории можно гулять даже глубокой ночью. Несмотря на все камеры, датчики, контракт с охранным предприятием и ночных сторожей, следить ночью за всей молодёжью всё равно невозможно. Поэтому, по словам Котаро, сегодня утром вся территория, особенно лестницы, вновь оказалась заваленной разовыми стаканчиками, пластиковыми бутылками, пакетами с недоеденной едой и так далее. Он также добавил, что самое неприятное — обнаружить стаканчик из-под лапши быстрого приготовления с недопитым бульоном.

— Неужели не боятся кары небесной? — проворчал Котаро, совсем не по-жрецовски подпирая рукой подбородок, и протяжно вздохнул.

Разумеется, убирать храм приходилось священникам вроде него. И хорошо ещё, что выпивохи не мусорили в молельне и остальных зданиях.

— Вот доказательство того, что почтение к богам слабеет, — Когане, сидевший возле Ёсихико и тоже слушавший жреца, неодобрительно покачал головой. — В нынешнем поколении слишком многие забывают, что жизнь дарована богами, и вы должны жить бок о бок с ними.

Если бы ночные посетители храма попались лису на глаза, вряд ли бы они легко отделались.

— Я в своё время тоже по ночам гулял, но чтобы мусорить в храмах — такого точно не было… — отозвался Ёсихико.

Будучи студентом, он с одногруппниками частенько гулял до утра и не раз встречал рассвет на берегу реки Камо. Если какая-то компания развлекается всю ночь, это вовсе не означает, что они обязательно мусорят где попало.

— Нашему храму ещё повезло, нам только мусор в мешки убрать и выкинуть. Хуже, если бы про нас начали говорить, что у нас тут по ночам чертовщина творится.

Котаро с кислым видом уставился на Ёсихико. Когда ночью в одном месте собираются юные парни и девушки, молодая кровь нередко толкает их на дурацкие поступки. Наверное, через эту пору прошёл каждый.

— В смысле, если начнутся жалобы на шум и плохо припаркованные машины?..

Ёсихико нахмурился: одной мысли хватило, чтобы понять, что таких хлопот ему точно не надо. Но Котаро ещё не закончил.

— Это ещё ладно, бывает и похуже.

— Что? Неужели? — переспросил Ёсихико.

Котаро посмотрел по сторонам, чуть нагнулся и пояснил:

— Есть вещи, которые мы, священники, должны выискивать и убирать, пока их никто не увидел.

Ёсихико почувствовал, что по ногам пробежал холодок.

— Например, прибитые к деревьям соломенные куклы.

***

— Ух, мороз по коже…

Ёсихико вышел на станции Кибунэгути вместе с немногочисленными туристами и сразу содрогнулся, когда прохладный, в отличие от воздуха в городе, ветерок коснулся его тела. Горная станция расположилась совсем рядом с речкой Кибунэ. Даже днём здесь было не очень светло, а на другом берегу реки виднелся дремучий лес горы Курама. И всё-таки мороз, пробравший Ёсихико до костей, был вызван отнюдь не температурой, а нелюбовью к чертовщине и ужастикам.

— Вот надо ему было так меня напугать… — с досадой проговорил Ёсихико.

Он испортил себе настроение, когда решил зайти в храм Онуси и поговорить с Котаро. С самого начала он шёл вместе с пушистым навигатором проведать бога Такаоками-но-ками, чьё имя появилось в молитвеннике, и неожиданно возникшая мысль забежать к другу сыграла с Ёсихико злую шутку, ведь район Кибунэ, в котором находятся все храмы и часовни в чести Такаоками-но-ками, знаменит в том числе тем, что здесь частенько проводятся Усинококу-маири.

— Солнце ещё высоко, чего трусишь? — Когане бросил на Ёсихико усталый взгляд, как только они спустились со станции. — В былые времена здесь была вечная тень от деревьев. Если уж ты даже этого боишься…

— У меня просто настроение не то, — нехотя ответил Ёсихико.

Ему было всего двадцать четыре года, и он не хотел, чтобы бог из глубокой древности сравнивал его с собой.

Автодорога от станции шла в гору вдоль реки, потому справа постоянно доносилось журчание. Если бы Ёсихико не знал про Усинококу-маири, он бы решил, что это приятное, даже курортное местечко, но у любого жителя Киото от одного упоминания Кибунэ кровь стынет в жилах.

Возле станции Ёсихико сел на автобус и минут десять ехал на нём в гору вдоль реки. Наконец, автобус доехал до конечной и встал на специальную стоянку, где останавливались и автобусы туркомпаний. Сейчас таких было два. С этой стоянки начинается пеший маршрут до храма, в котором обитает Такаоками-но-ками. С учётом сложности поездки, два автобуса — это на удивление много.

— Надо же, сколько посетителей в будний день…

На часах было двенадцать с хвостиком. Ёсихико вместе с Когане неспешно пошёл в гору. Вскоре они увидели каркасы, поднимающиеся из реки, а над ними — навесы от солнца. Сбоку виднелись лестницы, ведущие к каркасам, и вывески «Ресторан».

— А, кавадоко! Вот в чём дело! — невольно обронил Ёсихико.

Когане с любопытством присмотрелся.

Кавадоко. Что, как не эти платформы над водой, на которых можно за трапезой наслаждаться прохладой, поэтичнее всего описывает лето в Киото? Рядом с ними работают многочисленные рестораны и кафе. Больше всего их на реке Камо, а также в районах Такао и Кибунэ, но поскольку за обед в таких заведениях придётся выложить не меньше пяти тысяч, Ёсихико никогда в них не бывал. Вполне возможно, что туристы приезжали сюда в первую очередь ради кавадоко.

— Я слышал о них. Их ещё называют норёдоко, верно? — Когане моргнул, глядя на кавадоко. — Как только людям пришло в голову принимать пищу посреди реки?

По голосу лиса трудно было понять, восхищался он или наоборот.

— Но я думал, кавадоко существуют с древних времён, — Ёсихико недоумевающе посмотрел на Когане.

Платформы были застелены татами и циновками, цвета которых изящно контрастировали с алыми подстилками. Ёсихико готов был поклясться, что традиция норё — обеда посреди реки — уходит корнями глубоко в историю, однако по словам Когане было ясно, что тот плохо с ней знаком. Может, она лишь недавно обрела популярность?

— По крайней мере в ту эпоху, которую вы называете Эдо, в Кибунэ ничего подобного не было. Хотя в те времена эта земля находилась на кратчайшей дороге из северных пригородов в Киото, поэтому здесь было много гостиниц и трапезных.

— О-о, да ты и правда бог-всезнайка.

Беседуя, Ёсихико и Когане двигались дальше. Дорога привела их к мосту через реку, ведущему в храм Курама. Как только они перешли, показались алые тории, утопающие в пышной листве.

— А, по-моему я это место уже где-то видел, — пробормотал Ёсихико, глядя на лестницу, ведущую от торий в храм.

Эти алые ступени и красные фонари с обеих сторон постоянно попадают во всевозможные путеводители и обзоры достопримечательностей. Это очень красивое место, поэтому многие прихожане берут с собой фотоаппараты.

— Здорово, что мы сюда пришли. Давай и я пофоткаю! Когане, сядь на лестницу.

Ёсихико достал смартфон из кармана джинс и включил камеру. Снимая пейзажи наравне с туристами, он чувствовал себя частью беззаботной толпы.

— Зачем меня снимать? И кстати, меня всё равно на снимках не будет.

— Да ладно тебе, давай на память.

— На какую память? Ты не забыл, зачем пришёл сюда?

— Чёрт, как же сложно сделать нормальное селфи.

— Опять ты пытаешься действовать мне на…

— Хотите, я вас сниму? — раздался вдруг голос за спиной Ёсихико, экспериментировавшего с углами съёмки.

— А, если не тру…

Пребывая в полной уверенности, что вежливое предложение исходило от одного из туристов, Ёсихико обернулся и застыл как вкопанный, когда увидел обладателя голоса.

Синее, но тёмное, почти чёрное кимоно причудливо блестело в редких лучах. На ногах — традиционные деревянные гэта. Хвост из седых волос до середины спины, такая же длинная борода. В общем, этот улыбающийся старик никак не тянул на туриста.

— Прекрати дурачиться, дракон, — заявил Когане, поведя ушами.

Старик усмехнулся в ответ.

— Я всего лишь проявил вежливость.

Лишь тогда шестеренки в голове Ёсихико начали раскручиваться.

— Дракон?.. То есть вы…

Ему вспомнилось, что богиня воды и моста, которой он когда-то помог, тоже была драконом. Бог, к которому он сегодня шёл, отвечал за воды Кибунэ.

— Такаоками-но-ками? — спросил Ёсихико.

Старик погладил свою бороду и удовлетворённо кивнул.

***

— Среди богов воды очень много драконов. Принцесса Карахаси, чей заказ ты выполнял, — мой сородич. А я в некотором смысле её начальник.

Такаоками-но-ками провёл Ёсихико и Когане мимо главного храма, кишащего туристами и прихожанами. Они поднялись ещё выше и добрались до дальнего храма. Когда-то именно он считался основным, но, по легенде, в эпоху Хэйан река Кибунэ, выйдя из берегов, смыла храм и унесла его туда, где нынче находится главный.

К дальнему храму вела гравийная дорожка. Она шла вдоль склона, заросшего густой травой и старыми, покрытыми мхом деревьями. Иногда с горы спускался холодный ветерок и ласкал щёки. В этих местах, в отличие от главного храма, никаких ресторанов не было. Даже не слишком религиозный Ёсихико немного проникся ощущением строгости и величия, пропитавшими это место.

— В глубокой древности я снизошёл сюда с небес, чтобы покровительством над водой защищать людей, животных и всю Японию. Иногда меня даже называют не Такаоками-но-ками, а Кибунэ-мёдзин.

Они прошли через ворота дальнего храма. Людей здесь было немного. Их даже приходилось выискивать, поскольку из-за июньской жары все прихожане прятались в тени деревьев. Небольшое главное здание разместилось в глубине территории, перед ним на возвышении стояла молельня. На это основание Такаоками-но-ками и присел.

— Под этим храмом есть глубокая яма, которую называют логовом дракона. Это один из важнейших фонтанов подземной силы, поэтому с древних времён это место ценили знатоки фэншуя и оммёдо. Защита этой ямы — тоже моя обязанность. В общем, раньше этот место уважали и считали священным, — Такаоками-но-ками засунул руку под кимоно, достал голубой веер и раскрыл. — Но сейчас всё чаще говорят, что оно проклято и что сюда только ради Усинококу-маири ходят. Не буду скрывать, я действительно снизошёл в этот мир в год уси в месяц уси в день уси и час уси. Более того, в «Повести о доме Тайра», первоисточнике легенды об Усинококу-маири, сказано, что обезумевшая от ревности женщина просила именно бога Кибунэ превратить её в демона, чтобы она могла убить неверного любовника.

— Да, Охана вроде бы рассказывала об этом…

Ёсихико освежил в памяти слова королевы драконов Омитама. Строго говоря, Охана не имеет никакого отношения к женщине из повести о доме Тайра, однако на пару с ней попала в ряды хасихимэ. Запутанная, в общем, история.

— В «Повести о доме Тайра» ни слова нет о соломенных куклах и длинных гвоздях, действие происходит не в Кибунэ. Не перестаю поражаться воображению людей, из-за которого они сегодня вспоминают эту историю именно так.

Такаоками-но-ками удручённо вздохнул. Ёсихико тем временем почуял, что разговор движется в очень неприятную сторону, и опасливо уточнил:

— А-а… неужели заказ тоже связан с этой темой?..

Ёсихико, конечно, лакей, но ужастики всё равно не любит. Причём в его возрасте он уже понимал, что куда страшнее не бесплотные призраки, а живые, но обезумевшие люди.

— Безусловно, мне не очень приятно день за днём выслушивать пожелания несчастья в чей-либо адрес, но я занимаюсь этим уже больше тысячи лет, как-то поздновато спохватываться именно сейчас. В конце концов, те, кто роют другим ямы, сами в них попадают. Подумаешь, на горе появится пара-тройка новых неприкаянных призраков. Мне-то что?

Окё, дух гинкго, в своё время рассказала Ёсихико, что боги отвечают в основном на большие просьбы вроде урожая или процветания и почти не обращают внимания на мелкие просьбы о личном счастье. Скорее всего, владыка Кибунэ придерживается такого же правила. Будучи богом очищающих от скверны вод, Такаоками-но-ками вряд ли станет заниматься проклятиями.

— Тогда что тебя беспокоит? — спросил Когане, глядя на бога зелёными глазами.

Такаоками-но-ками взял небольшую паузу, подбирая слова. Затем повернул веер в их сторону.

— На самом деле я хочу… Чтобы вы отыскали черпак.

— Черпак? — на автомате переспросил Ёсихико, не ожидавший такой просьбы. — В смысле черпак? Как в павильоне для умывания?

— Именно. Но это не просто черпак, а черпак Додзи.

— Додзи?.. — растерянно уточнил Ёсихико.

Когане повёл ушами и слегка скривился.

— Додзи снизошёл с небес на землю вместе с Такаоками-но-ками. Он был исключительно трудным типом и устроил на земле такой скандал, что весть о нём облетела даже богов…

Додзи пришёл в мир людей вместе с Такаоками-но-ками. Он был большим болтуном, обожавшим разбалтывать секреты небожителей всем подряд. Разозлившись, Такаоками-но-ками разрезал ему язык и изгнал из Кибунэ.

Позднее Додзи раскаялся и вернулся в Кибунэ, но по невнимательности (а может, шалости) переломил пополам лук, которым очень дорожил Такаоками-но-ками. В качестве наказания бог связал руки Додзи цепью, но тот легко разорвал их.Такаоками-но-ками привязал его к огромной скале. Судя по рассказу, Додзи доставил Такаоками-но-ками немало хлопот.

— Ничего себе напарник… — искренне поразился Ёсихико.

Из рассказа он даже не понял, раскаялся ли Додзи в содеянном. Впрочем, раз он вернулся после изгнания, то, видимо, уважал Такаоками-но-ками.

— Я еле сдерживался, чтобы не впасть в уныние… — проговорил Такаоками-но-ками, смотря куда-то вдаль.

— Я помню, тебя это сильно тревожило… — Когане сочувственно посмотрел на него. — Я слышал, ты пил каждую ночь, не выдерживая его непослушания, и обращался за советом к разным богам. О вас многие говорили.

— Прямо история о том, как поколение халявы не даёт жить поколению роста… — заключил Ёсихико. Грубое, конечно, сравнение, но недалёкое от правды.

— Когда он взял в жёны человеческую девушку и стал отцом, я думал, он успокоится, но нет, ни капельки не изменился… — продолжил Такаоками-но-ками и устало выдохнул.

Ёсихико неловко улыбнулся, не зная, что сказать. Видимо, Додзи был из тех, кто в душе всегда остаётся ребёнком.

— Значит, у этого Додзи был черпак? — наконец придумал что спросить Ёсихико.

Такаоками-но-ками кивнул.

— Когда он вернулся из изгнания, я заставил его раскаиваться в тени кагами-ивы — той самой скалы, на которую мы оба снизошли с небес. Раскаявшись, он попросил прощения. Я вырезал черпак из скалы и вручил ему, наказав с его помощью беречь лес и гору, — Такаоками-но-ками посмотрел в небо. — После смерти Додзи черпак перешёл его семье. Его первые внуки хорошо уяснили на примере деда, как не надо себя вести, и служили мне верой и правдой. Долгое время семья Додзи была главным покровителем этого храма, но после реформы в эпоху Мэйдзи они уже не могли быть в нём священниками — родство больше не имело значения, служить могли только профессионалы. С тех пор они постепенно покинули эти земли.

Ёсихико чуть было не пропустил слова бога мимо ушей, но успел спохватиться.

— Погоди, в эпоху Мэйдзи?.. То есть, до неё семья Додзи постоянно служила тебе?

Такаоками-но-ками спустился с небес тысячу, если не тысячи лет назад. Получается, потомки его напарника жили в Кибунэ с глубокой древности и как минимум до эпохи Мэйдзи.

— Да. Конечно, у моего храма есть и другие семьи-покровители, но у этой самая длинная история.

— Ничего себе… — ошарашенно пробормотал Ёсихико, глядя на кивающего бога.

Беспрерывная вереница поколений. Передающийся от отца к сыну долг. За долгие годы они точно успели стать незаменимыми помощниками Такаоками-но-ками, его правой рукой.

— С тех пор как они покинули эти земли, кровь Додзи размылась в браках с людьми извне. Почти все ветви той семьи уже оборвались, — Такаоками-но-ками сложил веер и посмотрел на свои пальцы. — Поскольку многие люди уже не знают, как правильно почитать богов, я сильно ослаб… И не могу узнать, где сейчас его потомки.

Когда бог снова посмотрел на Ёсихико, на его лице, как ни странно, появилась приветливая улыбка.

— И всё-таки они долго служили мне. Будучи покровителями храма, они никогда не покидали эти земли. Если теперь у них появилась возможность найти себе дом и новую судьбу, то мне остаётся только порадоваться, — Такаоками-но-ками говорил так, будто рассказывал о собственных внуках. — Но я переживаю за черпак. Я заметил пропажу слишком поздно и уже понятия не имею, где он. Что бы я ни говорил, черпак — это всё-таки божественный дар. Если люди неправильно им воспользуются, то могут навредить себе.

— Навредить?..

Утрирует ли бог или говорит чистую правду? Ёсихико решил уточнить, и на его вопрос ответил Когане.

— Если мне не изменяет память, черпак слушает душу того, кто им пользуется. Если им зачерпнёт воду человек с чистым сердцем, то вода превратится в сладкий нектар. Но если дать его злодею, вода станет ядом, убивающим всякую жизнь. Могущественные дары таят огромную опасность для людей.

— Понял…

И правда, Ёсихико бы тоже заволновался, если бы у него пропал такой черпак.

— Если он и по сей день находится у детей Додзи и если его обладатель достоин такого дара, то мне не жалко, пусть владеет. Но если черпак осел в какой-нибудь антикварной лавке или в руках кого-то, не знающего правды о даре, пусть лучше он вернётся ко мне.

Ёсихико сложил руки на груди. С одной стороны, его попросили просто разыскать вещь, а с другой стороны — эта вещь могла покинуть Кибунэ ещё в эпоху Мэйдзи.

— На вид это заурядный белый черпак, ничем не отличающийся от тех, которыми моют руки прихожане. Он даже может показаться деревянным. Чтобы узнать наверняка, что это черпак из кагами-ивы, нужно в час уси поднести его к камню, тогда он тускло засветится, — пояснил Такаоками-но-ками, показывая размер черпака руками.

— Конечно, я приму заказ и помогу, чем смогу… Но что, если он так и не отыщется? Вдруг он уже сломан или выброшен?

Подумать о худшем не помешает.

— Да, и такое может быть, — Такаоками-но-ками кивнул. — Если ты решишь, что дальше искать бессмысленно, то я не буду возражать. Если ты действительно сделаешь всё возможное, но вернёшься без черпака, я всё равно признаю заказ выполненным. Правда, при этом я поинтересуюсь мнением свидетеля…

Такаоками-но-ками покосился на Когане. Тот недовольно повёл ушами. Лис не вызывался быть надсмотрщиком, но его всё равно назначили.

— Так что, лакей, ты согласен?

— Ну, что значит «согласен»... — Ёсихико достал из засветившейся сумки молитвенник. — Я ведь не могу отказаться…

Он открыл красивый зелёный блокнот и увидел имя Такаоками-но-ками, написанное чёрными чернилами. Ему оставалось только взяться за работу.

— Тогда желаю удачи.

Такаоками-но-ками с воодушевлением раскрыл веер.

Ёсихико вздохнул, бросил ещё один взгляд на молитвенник и убрал в сумку. Он не замечал, что из леса рядом с храмом за ним следит парень в школьной форме верхом на скутере.

 

Часть 2

— Черпак?

На следующий день после поездки в Кибунэ Ёсихико вышел на подработку, после которой направился в храм Онуси.

— Да, он принадлежал семье, которая поколениями покровительствовала храму в Кибунэ. Но сейчас семья покинула деревню.

Дома Ёсихико посмотрел в интернете и выяснил, что покровителями храмов называли семьи настоятелей, в которых эта должность передавалась между поколениями. В наше время из-за старения населения и больших возможностей по поиску работы настоятели многих храмов выбираются не из родственников, однако Ёсихико вспомнил, что в его ближайшем окружении как раз есть один потомственный священник, который однозначно живёт в семье покровителей. Ёсихико решил зайти в храм в надежде, что у этого человека окажутся полезные связи.

— В Кибунэ много покровителей, даже многими из ресторанов владеют семьи…

Человек, к которому обратился Ёсихико, рано или поздно должен был завершить свою «практику» в храме Онуси и унаследовать храм их семьи. Однако прямо сейчас он выгребал пожертвования из ящика рядом с одним из малых святилищ.

— Но если ты говоришь, что они покинули Кибунэ, то речь, видимо, о Хацу? — предположил Котаро, и Ёсихико округлил глаза.

— Т-ты про них знаешь? Мне в Кибунэ тоже сразу про них сказали.

Когда Ёсихико получил заказ Такаоками-но-ками, он на обратном пути заглянул в главный храм и попробовал поспрашивать молодого священника в магазине, не слышал ли он о черпаке, принадлежавшем семье покровителей.

Священник зацепился за слово «покровителей» и назвал несколько имён. Одно из них, «Хацу», принадлежало семье, по легенде произошедшей из потомков Додзи. Как оказалось, семья эта довольно известная, а в необычной фамилии, которая переводится как «восемь», заключено пожелание процветания и расселения по всему свету. Семья эта служила не только Такаоками-но-ками, но и богам в целом, и лучше всего разбиралась в лекарствах и заговорах. По легенде, основатели этой семьи даже на небесах бывали, откуда принесли много сказаний, неизвестных большинству людей.

Однако во всём рассказе священника Ёсихико не отыскал ни одного упоминания о черпаке. К сожалению, предыдущий настоятель, хорошо знавший семью Хацу, уже скончался, и другого знающего человека в главном храме нет.

— В узких кругах прекрасно знают семью Хацу. Даже я про неё слышал, — Котаро закрыл замок на задней стенке ящика и пошёл к следующему святилищу. — Но я не помню, чтобы кто-то что-то говорил про черпак.

В руках Котаро держал пластиковый лоток, в котором позвякивали монетки. Ёсихико пошёл следом, вздыхая на ходу. Видимо, семья не горела желанием рассказывать всем подряд о божественном даре, некогда принадлежавшим самому Додзи. Если уж про него не слышали даже в главном храме Кибунэ, возможно, знающих людей уже просто не осталось.

— Но с чего ты вдруг заговорил о черпаке? Если тебе он так нужен, могу познакомить с человеком, у которого мы их закупаем, — спросил Котаро, продолжая гулять по гравийной дорожке в традиционных сандалиях.

— Мне не нужен абы какой черпак. Я ищу тот, что принадлежит семье Хацу.

— Зачем?

— Ну, как зачем…

После этого вопроса Ёсихико растерялся. Не мог ведь он сказать Котаро, что его попросил Такаоками-но-ками. Зная прагматичность этого гоннэги, тот после таких слов наверняка сдал бы своего друга в психушку.

— Ты что, даже отговорку не придумал? — недоумённо спросил Когане, переводя взгляд на Ёсихико.

Тот усилием воли проигнорировал слова лиса и попытался на ходу сообразить хоть что-то:

— Ну ты ведь понимаешь, что такую старую вещь можно задорого впарить какому-нибудь старьёвщику… Я по телевизору видел!

Котаро посмотрел на него с подозрением, но затем выдохнул. Кажется, он решил, что развивать тему бесполезно.

— Ладно, делай что хочешь. Всё равно это лучше, чем постоянно сидеть дома за компьютером и ни с кем не разговаривать.

Ёсихико не сразу нашёлся с ответом. Раньше он действительно жил так, как описал Котаро, и не мог возразить.

— Н-ну ты сам подумай, это же невероятная штуковина. Семья Хацу ведь произошла от напарника Такаоками-но-ками, который спустился с небес вместе с ним. Получается, этот род существует уже тысячелетия. Тот черпак должен быть настоящим сокровищем…

— Если он существует. И кстати, разве семья Хацу не вымерла? Ты хоть знаешь, где их искать?

— Нет…

Именно поэтому он и пришёл сюда. Ёсихико дал честный, недвусмысленный ответ, и Котаро ответил ещё одним протяжным вздохом.

— Нет ничего рискованнее, чем бездумно охотиться за сокровищами.

— Но всё-таки, не соблаговолит ли господин Котаро, наследник семьи покровителей, дать мне подска…

— Нет. Проваливай. Я сегодня ночью дежурю, у меня дел полно, — отрезал Котаро, но затем повернулся к Ёсихико. — Или ты можешь подежурить за меня, пока я поизучаю семью Хацу. Будешь ночью обходить храм, обходить храм и ещё раз обходить храм.

— Сам поизучаю…

Некоторые святилища на территории храма Онуси прячутся в глубине дремучих лесов горы Онуси. Меньше всего Ёсихико хотелось гулять по этим лесам ночью в одиночку. К тому же в это время года охрана храма включает в себя борьбу с мусорящими негодяями. Да уж, нелегка работа священника.

— Что теперь будем делать, раз даже он не знает? — спросил Когане, мотнув мордой в сторону Котаро, убегающего к главному павильону.

В джинсах завибрировал смартфон.

— Ну, я догадывался, что он нам не поможет.

Разумеется, Ёсихико не думал, что не имеющий никакого отношения к Кибунэ Котаро подскажет, куда делся черпак, о котором не знают даже тамошние священники. Он просто надеялся получить от него какую-нибудь зацепку.

— И раз Котаро не помог…

Ёсихико выудил телефон из кармана. Предвидя такой расклад, он заранее связался с ещё одним человеком.

— Обратимся за помощью к дочери других покровителей.

Он показал лису экран с сообщением от девушки и нажал на кнопку вызова.

— Кстати, я слышала, что мы — какое-то ответвление рода Урабэси… — задумчиво перебирала воспоминания Хонока, встретившаяся с Ёсихико после уроков.

— Урабэси?

Ёсихико не объяснил ей суть заказа и сказал лишь, что ищет черпак и наследников семьи Хацу, произошедших от потомков Додзи. Ответ Хоноки его озадачил.

— Да, я слышала об этом от отца и не знаю, правда ли это…

Они сидели в вечерней забегаловке, среди толп школьников и студентов. Постоянно надрывалась фритюрница, сообщая, что готова новая порция картошки; официанты громко приветствовали новых посетителей.

С прошлого месяца Хонока носила летнюю форму — белую сорочку с длинными рукавами и красный полосатый галстук. Ей уже принесли заказанный ледяной чай, и по ходу разговора она размеренно помешивала его ложкой.

— По некоторым легендам, этот род произошёл от Амэнокоянэ-но-микото…

— Амэно… кого? — растерянно переспросил Ёсихико.

— Амэнокоянэ-но-микото, — хладнокровно пояснил Когане, — это главный бог храма Онуси, спустившийся на землю вместе со своими внуками. Также это главный бог великого храма Касуга в Наре.

— Что?! Так ты потомок бога?! — невольно воскликнул Ёсихико, окидывая Хоноку взглядом.

Красавица, небесноглазая и потомок бога — вот так любимица судьбы. В отличие от Ёсихико, который не знал своих предков дальше бабушек и дедушек.

— Но это просто семейная история, я не знаю, правда ли это…

— Это правда?! — не сдержавшись, Ёсихико обратился к Когане.

Тот недовольно поморщился и посмотрел на него зелёными глазами.

— Немало людей оправдывают свой авторитет, провозглашая себя потомками спустившихся с небес богов. Тем не менее, душа каждого человека так или иначе восходит к богам, так что это ничего не меняет.

— Что, и моя?! И моя?!

— Отпусти мой хвост!

Когане угрожающе приставил когти к руке Ёсихико и пояснил:

— Не только твоя, половина современных японцев — потомки богов! Отмотай время на несколько веков и наверняка найдёшь те или иные связи с кланами Гэндзи и Хэйси, оттуда с императорами Сэйва и Камму, а оттуда и к первому императору Дзимму. Прадед Дзимму — Ниниги-но-микото, бабушка Ниниги-но-микото — Аматэрасу-омиками! Все другие родословные тоже так или иначе упираются в божественных предков, — рассказывал лис, стуча лапой по столу. — Если взять нынешних настоятелей великого храма Касуга, наследников Фудзивары-но-Митинаги, то они произошли от Накатоми-но-Каматари, а тот, как и небесноглазая, — потомок Амэнокоянэ-но-микото. И таких историй полно.

— Полно?! Да я впервые об этом слышу!

Даже сейчас, будучи лакеем, Ёсихико продолжать считать богов бесконечно далёкими созданиями. Да, он спокойно разговаривал с ними, а некоторых порой брал в охапку и таскал на руках, но всё равно считал их кем-то вроде иностранцев и даже не задумывался о том, что они могут быть его предками.

— Ёсихико, назови самого древнего человека из истории Японии, которого знаешь, — спросил Когане, вновь бросая взгляд на Ёсихико.

Лакей обхватил свою голову и задумался.

— Х-Химико, наверное…

Уж это имя из учебника по истории он всё ещё помнил. Хотя бы в силу огромной известности этой женщины.

Когане покачал головой и вздохнул.

— Жрица Химико жила совсем недавно.

— Что-о-о?! Н-но ведь Химико из глубокой древности!

Он не помнил точно, жила ли она в эпоху Яёй или Кофун, но во всяком случае задолго до появления самураев.

Когане удручённо посмотрел на него и продолжил:

— Химико жила спустя примерно тысячелетие после правления Дзимму. Официальная история — лишь малая часть реальной. Люди жили в Японии задолго до того, как у них появились имена. Все они произошли от богов, и это — не более чем мелкий, несущественный факт.

Ёсихико ненадолго замер с раскрытым ртом, таращась на Когане.

— Такое чувство, что ты открыл мне новый мир…

Вполне возможно, он до сих пор не знает и половины таких вещей, которые Когане считает «несущественными».

— Поскольку семьи-покровители наследовали храмы, многие из них вели генеалогические древа, — вдруг вставила Хонока, ставя чашку чая на стол. — Возможно, поэтому, а также потому, что семья Хацу жила на таком маленьком клочке земли и поколениями служила храму, нам до сих пор известно, что они потомки Додзи…

Хотя Хонока даже сейчас говорила очень медленно, она всё равно стала заметно разговорчивее со времени их знакомства. Правда, эмоции она до сих пор не показывала — видимо, такой уж у неё характер.

— Отец тебе случайно ничего не рассказывал про черпак?

Ёсихико понимал, что зря надеялся, но что ему оставалось, как не перебирать возможные зацепки? Хонока ненадолго углубилась в воспоминания и затихла. Наконец она печально выдохнула и покачала головой.

— Прости, не помню, чтобы… — начала она, но вдруг посмотрела в окно и прервалась.

Ёсихико тоже перевёл взгляд и увидел, что вплотную к окну стоит парень в школьной форме и с отвращением пялится на них.

— Ты его знаешь?

Неужели опять бог?

Серые штаны с низковатой посадкой, белая рубашка с закатанными рукавами, свободно повязанный красный полосатый галстук. Коротко стриженные волосы, небрежно встопорщенные лаком, под мышкой — мотошлем, облепленный наклейками. В общем, на первый взгляд — заурядный старшеклассник. Старшеклассник, который смотрит на Ёсихико с явной ненавистью в глазах.

— Слушай-ка, Хонока, это случайно не форма твоей школы? — спросил Ёсихико, вновь окидывая взглядом её одежду. По меньшей мере расцветка галстука совпадала в точности.

— Да, но… Я его не знаю… — растерянно прошептала она.

Поскольку она практически ни с кем не общалась в школе, наверняка она даже не всех своих одноклассников узнаёт на улице.

Ёсихико ещё раз посмотрел на подозрительного школьника. Тот открыл рот и что-то сказал. Но слова утонули в шуме забегаловки, и Ёсихико ничего не расслышал.

— А? Чего? — переспросил Ёсихико, прикладывая ладонь к уху.

Парень поморщился и повторил, но на этот раз его голос перекрыл смех сидящей неподалёку компании школьниц.

— Чего? Не слышу.

Зачем какой-то незнакомый парень бросает на Ёсихико озлобленные взгляды и пытается докричаться через окно? Когда Ёсихико не расслышал в третий раз, тот потерял терпение и ворвался в забегаловку.

— Хорош прикидываться, что не слышишь! Я знаю, тебе всё слышно! — возмутился парень, подойдя к Ёсихико.

Следом он посмотрел на сидящую напротив Хоноку и на секунду замешкался, но взял себя в руки, подошёл к Ёсихико ещё ближе и крикнул:

— Какого чёрта ты пьёшь чай с Ёсидой-сан?! Не понимаю! Ваще не понимаю!

Что заставило его так обозлиться? Пока Ёсихико недоумевал, парень продолжил:

— Вид у тебя заурядный, я бы даже сказал скучный. Отыгрываешь обычного прохожего? Не понимаю, что ты делаешь рядом с ней, когда у тебя рожа человека, которого зовут погулять, а потом отправляются без него, даже не заметив, что он не пришёл!

— Эй, ты…

— Только я наконец-то нашёл тебя, а ты тут охмуряешь школьницу, причём не какую-то, а Ёсиду-сан, самую красивую девушку школы! Да ты настоящий преступник!

— Эй, ты!

Ёсихико наконец-то завёлся и встал со стула. По ходу речи парня он узнал пару новых вещей о Хоноке, но в любом случае не собирался сидеть и молча выслушивать такие слова из уст незнакомца.

— Ты кто такой? Чего грубишь?

Может, Ёсихико и бездельник, но он взрослый человек, который не собирается терпеть нападки юнца с взыгравшими гормонами.

— И чего кричишь в помещении, мешаешь другим…

— Лакей, — перебил он его одним-единственным словом. — Ты ведь лакей?

После этого вопроса в их уголке воцарилась тишина, как после цунами.

— Хотя можешь не отвечать, всё и так понятно. Не будь ты лакеем, уже спросил бы, что я имею в виду. К тому же у меня есть веские доказательства. Ты не переубедишь меня, что бы ни говорил.

Ёсихико переглянулся с Когане. Никто не запрещал ему рассказывать другим людям о том, что он лакей. И тем не менее, Ёсихико не знал, что его вдруг назовёт этим словом незнакомый школьник.

— Нам с тобой надо потолковать, лакей, — тем же угрожающим тоном заявил парень, не давая Ёсихико собраться с мыслями.

***

— Вчера ты пришёл в дальний храм Кибунэ с молитвенником, таким зелёным блокнотом, похожим на госюин. Я, если честно, обалдел, когда его увидел. Я сам в храм заглянул чисто случайно, потому что решил заехать после уроков. Не думал, что увижу там настоящий молитвенник. Тем не менее, я с первого взгляда узнал блокнот из рассказов бабушки и понял, что ты — лакей.

Парень представился Такаокой Харуто. Он учился в параллельном с Хонокой классе и никогда с ней не разговаривал. Судя по всему, она о нём не знает ничего, зато он о ней — немало.

Ёсихико решил, что парня надо в первую очередь выслушать и предложил ему присесть рядом. С тех пор Харуто говорил без остановки.

— Я упустил тебя из виду, но поскольку лакеи выслушивают заказы богов, я понял, что наверняка отыщу тебя, если буду следить за храмами. К счастью, тут ты мне и попался.

Ёсихико вспомнил, как вчера во время разговора с Такаоками-но-ками достал молитвенник, чтобы убедиться, что заказ принят. Он и представить не мог, что кто-то это заметит.

— Лакеи — не тайна за семью печатями, — произнёс Когане. Это он уступил парню место. — Любой набожный человек о них когда-нибудь да слышал. Правда, многие отмахиваются от историй как от слухов, больно невероятными они кажутся. Но я всё равно удивлён, что этот юнец знает так много, в том числе и про молитвенник.

Лис тщательно присматривался к Харуто, который даже не подозревал о его существовании. Он не знал, что прямо рядом с его лицом находится лисья морда, и продолжал говорить о своём:

— Я не люблю ходить вокруг да около, поэтому спрошу прямо. Ты пришёл туда как лакей, чтобы выслушать заказ?

Ёсихико до сих пор не знал, чего добивается Харуто, и не сразу решился ответить. Сначала он посмотрел на Когане.

— Такаоками-но-ками о чём-то попросил тебя, да? — уточнил вопрос Харуто, видя, что Ёсихико мешкает.

Конечно, Ёсихико мог заявить, что молитвенник парню привиделся и что он никакой не лакей, но Харуто потрудился отыскать и выследить его. Скорее всего, он потребует доказательств обратного и ещё долго будет преследовать Ёсихико.

— Допустим, да. А что?..

Ёсихико не боялся навлечь на себя беду, но надеялся, что хотя бы Хоноку это не затронет, ведь она не лакей, а простая школьница с непростыми глазами. И, что немаловажно, ученица той же школы, что и этот парень.

Харуто, явно довольный тем, что успешно отыскал лакея, сделал короткую паузу.

— Нечестно, — вдруг буркнул он.

Ёсихико замешкался ещё на несколько секунд, не поняв смысл заявления.

— А?.. — наконец переспросил он.

Харуто вновь вперился взглядом в Ёсихико и заговорил:

— Нечестно, говорю. Почему Такаоками-но-ками связался только с тобой, почему попросил именно тебя? Вот ты сколько раз бывал в Кибунэ? А я в тех храмах был ещё до того, как ходить умел — меня бабушка приносила. У тебя вообще дома есть алтарь? Я знаю Такаоками-но-ками дольше чем ты, но почему он обратился к тебе?!

— Ну так ведь… Я лакей.

Выслушивать заказы богов — важная и, что уж там, единственная задача лакеев. Ёсихико просто пытался делать, что от него требуют, и считал, что не заслужил таких слов.

— Я тоже хочу помогать Такаоками-но-ками. Я бываю в его храме всё свободное время и умоляю попросить меня о чём угодно! Но вместо этого он делает заказ у фиг пойми откуда взявшегося лакея! Я на такое не согласен!

Ёсихико разинув рот смотрел на Харуто.

— Погоди, ты… Хочешь помогать богам?..

— Чё? Ты меня вообще слушал? Не богам, а конкретно Такаоками-но-ками! — резко ответил Харуто.

Теперь и Когане округлил глаза. Он тоже с трудом верил, что школьник мог такое сказать.

— У тебя… Долг перед Такаоками-но-ками? — вдруг тихо спросила Хонока, до сих пор молча следившая за разговором.

Харуто ещё раз посмотрел на неё и стушевался, будто не зная, что сказать.

— А, н-ну, не то чтобы долг…

Ёсихико молча смотрел на нервничающего Харуто. Когда он представился, Хонока ничуть не меняясь в лице ответила: «Рада знакомству». Поняв, что девушка не узнала его, парень явно огорчился. Он вообще на многое реагировал эмоционально. Впрочем, Ёсихико немного обрадовался тому, что не только он чувствует себя неловко рядом с такой красавицей.

— Кстати, а откуда ты знаешь Ёсиду-сан? — спросил Харуто, недоверчиво глядя то на Ёсихико, то на Хоноку.

— Познакомились во время заказа. Хонока — дочь настоятеля храма Онуси.

— Что?! Ты смеешь называть её по имени?! Погоди, дочь настоятеля Онуси? Серьёзно?!

Харуто отреагировал так бурно, что Ёсихико даже забеспокоился.

— Ой… — он посмотрел на Хоноку. — Не стоило говорить?

— Не страшно, это не секрет…

В силу характера Хонока мало распространялось о себе, поэтому даже в школе многие не знали, кто она такая. Выяснив правду, Харуто резко выпрямил спину. В его глазах Хонока немедленно превратилась в человека, заслуживающего уважения.

— За что именно ты хочешь расплатиться перед Такаоками-но-ками? — спросил сидящий рядом с Харуто Когане, но тот, разумеется, не услышал, и Ёсихико пришлось помочь:

— Почему ты хочешь помочь Такаоками-но-ками?

Какое-то время Харуто оценивающе смотрел на Ёсихико. Наконец, он ответил:

— Однажды, когда я ещё учился в начальных классах, был сильный ливень. Река Кибунэ вышла из берегов, и я чуть не утонул.

Ёсихико проводил взглядом группу школьниц, покидающих забегаловку, и прислушался к словам Харуто.

— Мы обедали в кафе у знакомых, вдруг начался ливень, в реке поднялся уровень. Родители заболтались, я вышел погулять. Мне сказали не подходить к реке, но рядом со станцией у меня туфля в воду упала. Я нагнулся достать, но нога соскользнула, и я грохнулся в реку.

Обычно река Кибунэ настолько мелкая, что на неё с чистой совестью ставят кавадоко, но во время потопов она становится бурной и быстрой, превращаясь в смертоносный грязный поток. Что ещё хуже — рядом со станцией кавадоко нет, поэтому младшекласснику не за что было ухватиться. Течение быстро смыло его и понесло в сторону реки Курама.

— Я пытался звать на помощь, но мне вода в нос и рот забилась. Чем больше барахтался, тем труднее становилось дышать. Я уже думал, мне крышка…

Затухающее сознание маленького Харуто ощутило, что приближается смерть. Мелькнули последние досадные мысли: надо было послушать родителей, не надо было подходить к реке. После этого сознание отключилось.

— Очнулся я на больничной койке. По словам родителей, они увидели, что я пропал, собрали толпу людей и обыскали окрестности. Бабушка, которая искала вместе с ними, нашла меня между скал ниже по течению. Я нахлебался воды, но царапин не было.

«Тебя спас бог Кибунэ», — сказала бабушка, пришедшая навестить внука, и крепко обняла его.

Все говорили Харуто, что он только чудом остался целым и невредимым после падения в реку. Поначалу он не очень верил этим словам, но чем больше разговаривал с родителями и бабушкой, тем больше убеждался, что так всё и было.

Такаоками-но-ками, покровитель вод, спас его.

— С тех пор я часто просил бабушку рассказывать мне о богах. Это от неё я узнал, что боги на самом деле не любят постоянно выслушивать просьбы людей и что есть лакеи, которые исполняют заказы богов. Родители моей бабушки были набожными синтоистами, даже алтарь дома имели, поэтому она знает многое, о чём не слышали обычные люди. Она же рассказала мне, как именно выглядит молитвенник.

И чем больше Харуто слушал, тем сильнее в нём разгоралось желание однажды отблагодарить Такаоками-но-ками за спасение. Вернее, даже не отблагодарить, а сослужить ему какую-нибудь службу. Возможно, это желание появилось у него именно потому, что он рос на рассказах хорошо знающей синто бабушки.

— Но я обычный человек. Я не слышу богов и не вижу их. Я хотел стать лакеем, но понятия не имел, как это делается…

— Поэтому ты считаешь, что это «нечестно»?..

Ёсихико наконец понял, о чём вообще речь, и выдохнул. Он не знал, действительно ли Такаоками-но-ками спас Харуто, но на его месте и сам бы наверняка в это поверил. Тем более, что он видел, как Охана спасала тонущего в реке студента.

Харуто укоризненно посмотрел на Ёсихико и проворчал:

— Почему должность лакея досталась не мне, мечтающему помогать богу, а какому-то невзрачному, хилому, глуповатому типу?..

— Эй, ты мне это в лицо говоришь.

Ёсихико понимал ход мыслей Харуто, но всё равно возмутился, услышав такие слова в свой адрес. Пускай даже почти правдивые.

— Короче говоря, ты должен отдать заказ Такаоками-но-ками мне, — заявил Харуто и бесцеремонно протянул руку. — Я исполню его вместо тебя.

— Эй, ты…

— Я умею то же, что и ты, и даже больше!

— Но ты не видишь богов и не слышишь их, так? Как ты собираешься общаться с Такаоками-но-ками?

Харуто глухо проворчал. Ни один успешный заказ не обходится без разговоров с богами, в которых всплывают подсказки и зацепки. Зачастую решения приходят в голову именно благодаря разговорам. К тому же Такаоками-но-ками доверил свой заказ именно лакею, то есть Ёсихико. Он не мог просто взять и отдать его первому встречному.

— Безрассудное дитя… — Когане раздражённо повёл ушами. — Я уважаю его энтузиазм, но лакеи выполняют заказы всех богов. Их работа не ограничивается желаниями одного только Такаоками-но-ками… Хотя, он ведь меня всё равно не слышит…

Вдруг глядевшая на лиса Хонока кое-что придумала и подняла голову.

— Может, он лучше поможет с заказом?

Хотя она обращалась к Когане, отреагировал сидящий рядом с ним Харуто.

— «Поможет»?!

— Пожалуй. Против этого я не возражаю, — согласился Когане, пока Харуто таращил глаза.

— Как видишь, Когане не против…

— Что? Работать заодно с ним? — Ёсихико поморщился.

— Он пойдёт за тобой, даже если ты откажешься, — заметил лис. — Посему лучше вам действовать сообща.

— Господи…

Харуто растерянно посмотрел по сторонам. Из-за участия бога он совершенно не понимал, о чём речь.

— С кем это вы…

— С Хоидзином.

— Хоидзином? Богом удачных и неудачных направлений, а также кататагаэ?

— Надо же, он меня знает.

Ёсихико и Хонока показали на лиса пальцами. Харуто вгляделся в пустоту рядом с собой. Чёрный нос находился всего в несколько сантиметрах от его лица, но парень ничего не замечал.

— Короче, Хоидзин не возражает против того, чтобы ты помог нам. Что скажешь? — спросил Ёсихико, подпирая подбородок ладонью.

Он всё ещё не до конца понимал, с какой стати должен принимать помощь человека, от которого совсем недавно выслушал столько неприятных слов. Будь Харуто просто излишне любопытным школьником или фанатом потустороннего, Ёсихико бы точно отказался, но всё-таки он невольно проникся историей мальчика, спасённого богом и чувствующего себя обязанным ему. Харуто переполняло желание отблагодарить Такаоками-но-ками за спасённую жизнь.

— Этот заказ принял я. Я согласен на помощь со стороны, но отдавать заказ не буду. Я не собираюсь пренебрегать обязанностями лакея.

За время работы Ёсихико уже успел твёрдо пообещать себе, что если какой-либо бог попросит его о помощи, он ни в коем случае не отмахнется и непременно сделает всё возможное.

Харуто прикусил губу и замычал. Наконец, он вздохнул и кисло посмотрел на Ёсихико.

— Ладно уж, помогу.

— Ты должен сказать «разреши помочь, пожалуйста», — поправил Ёсихико на редкость невоспитанного старшеклассника.

Судя по лицу Харуто, ему очень хотелось огрызнуться, но он кое-как подавил желание и процедил:

— Ра… разреши помочь, пожалуйста…

Ёсихико слегка изумился. Он ожидал, что Харуто будет упираться, но тот настолько хотел помочь богу, что не стал спорить.

— Я Хагивара Ёсихико, — ещё раз представился лакей и протянул руку.

Харуто немного поколебался, но всё-таки пожал её.

***

Додзи, спустившийся с небес вместе с Такаоками-но-ками, был похож на чертёнка: заострённые уши, рога, звериные клыки. Дело в том, что он приходился Такаоками-но-ками не только слугой, но и сородичем. Лишь его потомки в пятом поколении, рождённые от человеческих женщин, наконец-то обрели человеческий облик.

— Прости меня!

Когда бог изгнал Додзи за болтливость, тот тайно вернулся в Кибунэ. Даже сейчас Такаоками-но-ками хорошо помнил, как обнаружил его, свернувшегося в клубок и плачущего рядом с кагами-ивой.

— Умоляю, прости!

Он извинялся, даже не пытаясь вытирать с лица сопли и слёзы. Наконец, Такаоками-но-ками сжалился.

«Я дарую тебе этот черпак. Расплескивай им воду и питай леса на горе. Такова теперь твоя работа. И пусть однажды чистые потоки, которые ты породишь, утолят жажду людей».

Додзи очень обрадовался новому долгу. Он радовался, как ребёнок, осматривал черпак со всех сторон, брал его в руки всеми возможными способами и ни на секунду с ним не расставался.

Такаоками-но-ками невольно улыбался каждый раз, когда вспоминал те времена. Когда он думал о той семье, в первую очередь на ум приходил сам Додзи. Он не исправился и продолжил досаждать богу проделками, но лучше всего Такаоками-но-ками запомнились именно его радушная улыбка и привязанность к черпаку.

Стояла глубокая ночь. Такаоками-но-ками стоял перед кагами-ивой — тем самым местом, куда он снизошёл с небес. Он прикоснулся к камню. Рядом никого не было: простым прихожанам к скале подходить запрещалось.

Ршив стать отцом человеческим детям, Додзи обрёк себя на смертную жизнь. Он скончался, прожив чуть меньше двухсот лет. Умирая, Додзи обратился к своим детям и внукам с на редкость искренними для себя словами: «Служите Такаоками-но-ками».

Казалось бы, что мешало ему оставаться проказником до самого конца?

— Интересно, где сейчас тот черпак… — тихо пробормотал Такаоками-но-ками, пытаясь вглядеться в мутную память. Воспоминания расплывались, он не мог за них ухватиться.

— Черпак…

Сможет ли лакей отыскать его? Единственную вещь, которая связывала бога и ту семью?..

***

— У меня вопрос, Когане.

На следующий день после знакомства с неожиданным «помощником», Ёсихико встретился с Харуто после его уроков. Накануне Ёсихико составил список антикварных магазинов и ломбардов города, так что сегодня они прочёсывали Киото.

— Если уж ты знаешь про Додзи, может, тебе и о черпаке известно? Например, где и у кого он сейчас…

Зацепок не было, Ёсихико приходилось искать где попало. Они побывали уже в трёх магазинах, но не нашли ничего похожего. Ёсихико проверил интернет-аукционы, но и там черпака не нашлось.

— Я отчетливо помню, что черпак действительно существовал, но не знаю, где он сейчас. И даже если бы знал, всё равно бы не сказал, — бессердечно ответил божественный лис.

Ёсихико знал, что Когане слишком уважает обязанности лакея, чтобы давать такие подсказки, но всё равно решил попытать счастья.

— Ну да, ну да. Можно было и не спрашивать, — вздыхая, проворчал Ёсихико.

Харуто недоумённо посмотрел на него.

— Ты всегда такой?

Поскольку он не видел Когане, ему казалось, что Ёсихико разговаривает сам с собой и сам над собой издевается. Невольно взглянув на ситуацию со стороны, Ёсихико проникся смешанными чувствами и перевёл взгляд на Харуто. Он до сих пор не хотел мириться с тем, что этот молодой парень на проверку оказался выше него ростом.

— А что поделать? У нас с Когане все разговоры так выглядят.

Конечно, в людных местах Ёсихико старался не разговаривать с лисом, но частенько болтал с ним у себя дома или, например, сейчас. Из-за этого в семье начали считать, что в последнее время Ёсихико часто зависает на телефоне.

— С-слушай, а какой он, Хоидзин по имени Когане? Сияет золотом и ходит с посохом? Умудрённый опытом старец? — спросил Харуто, не сдержав любопытства.

Похоже, после рассказов бабушки ему стало страшно интересно, как на самом деле выглядят боги.

Когане задрал хвост и зашагал с надменным видом.

— Он ведь настоящий бог, да? Наверняка с пышной бородой и в традиционном кимоно? — добавил неугомонный Харуто.

Ёсихико подумал-подумал — и ответил одним словом:

— Пушистый.

— П-пушистый?!

— Угу, он лис.

— Лис?! — изумлённо воскликнул Харуто и посмотрел под ноги Ёсихико, хоть и знал, что ничего не увидит.

— Ты не мог выразиться иначе, Ёсихико?! Сказал бы честно, что я божественный лис, охваченный золотым сиянием!

— Думаешь, это честнее, чем «пушистый»? — уточнил Ёсихико, и Когане безжалостно пнул его по голени.

— А-а-ай!

Он попал точно по слабому месту — вот что значит божественная меткость.

От неожиданности Ёсихико чуть не грохнулся на землю.

— С-слушай, — Харуто постучал его по плечу, — он что, пушистее моей кошки?

— Откуда я знаю?!

Сейчас Ёсихико хотелось не говорить о пушистости, а услышать добрые слова. «Будь здесь Хонока, она наверняка бы пожалела меня», — мысленно проворчал Ёсихико. Разумеется, он бы предпочёл гулять по городу в компании красивой девушки, а не говорливого школьника.

— Лучше скажи, начерта тебе вот это? — морщась, Ёсихико показал на пакеты, которые нёс Харуто.

Узнав, что Такаоками-но-ками ищет черпак, парень сразу же кинулся собирать все встречные черпаки и просто похожую посуду. И теперь они гремели на каждом шагу.

— Вдруг один из них настоящий?! Что плохого в том, что я прихватил их с собой?! — возмутился Харуто.

— Вдруг, блин… — Ёсихико схватился за голову. — Черпак Додзи был каменным. А у тебя в пакетах почти все пластмассовые.

— Мало ли!

— Какое к чёрту «мало ли»?! Ты думаешь, в древности их делали из пластмассы?!

Эти бесполезные черпаки Ёсихико забраковал сразу, даже не спрашивая у бога.

Попав под шквал критики, Харуто замялся. Вдруг его взгляд упал на каменную миску рядом с одним из домов неподалёку. Он ахнул и побежал туда. Судя по всему, когда-то это была чаша для умывания. В каменной ёмкости виднелась вода, но сашу уже не использовали по назначению: сейчас в ней качались водоросли и плавали маленькие рыбки.

— Вот! То что надо! Каменный и старый!

— Ты… Вообще знаешь, что такое черпак?

Может, у этого парня проблемы с памятью? Он забывает либо слово «каменный», либо «черпак».

— А он упрямый… — буркнул Когане.

Ёсихико тяжело вздохнул.

— Он до ужаса легкомысленный…

Оставив Харуто недоумевать, Ёсихико выдвинулся дальше. Ему не хотелось даже думать, какой толк может быть от такого помощника.

Когда гремящий черпаками Харуто поравнялся с Ёсихико, тот как раз добрался до очередного поворота и увидел следующий ломбард. Перед этим не было даже вывески. Старая деревянная дверь, стеклянные окна, надпись «Скупка старых вещей» белой аэрозолью. Если бы Ёсихико не узнал адрес заранее, он бы и не признал в этом здании магазин.

— Прошу прощения! — сказал он, отодвигая дверь в сторону.

Магазин был не слишком большим. На самых обычных столах стояли коимари и просто разукрашенные тарелки. Были и старинные стеклянные изделия.

— О, какой молодой посетитель.

Пожилой владелец в черной вязаной шапочке, еле скрывающей седые волосы, и очках читал за прилавком газету.

— Вас что-нибудь интересует? Хотите что-нибудь продать?

— А, нет, я ищу одну вещь…

В других магазинах хозяева смотрели на молодого посетителя с неприкрытым раздражением, поэтому сейчас вежливость казалась особенно приятной.

— Понимаете…

— Мы ищем черпак, — выпалил Харуто, не дав Ёсихико договорить.

Ёсихико застыл с раскрытым ртом, затем выдохнул. Сначала Когане, первый спрашивающий о заказе, теперь Харуто. Почему ему так везёт на нетерпеливых товарищей?

— Черпак, сделанный из камня.

— Харуто, разговаривать буду я.

— Я тебе не дам присвоить всю славу.

— Слава тут вообще ни при чём!

Пока парни тихонько переругивались, владелец магазина отложил газету и вышел из-за прилавка.

— Каменный черпак, говорите?.. — с любопытством в голосе уточнил он.

Может, у него что-нибудь найдётся? Ёсихико решил уточнить:

— Со стороны он, правда, может показаться деревянным… Это старая вещь, передававшаяся по наследству в семье покровителей храма.

Ничего больше он добавить не мог, так как сам пресловутый черпак в глаза не видел.

— Впервые слышу, чтобы черпак делали из камня. Из золота или серебра — это да, такие до наших дней наверняка дожили.

— Вы и правда даже не слышали о таких черпаках? — упёрся Харуто. — Нам помогут любые сведения.

— А вы уверены, что он даже сейчас выглядит как черпак? — с улыбкой спросил продавец. — Например, вдруг у него уже нет ручки, и он стал похож на миску или ступу?

Ёсихико невольно переглянулся с Харуто. А ведь и правда, дети Додзи получили в наследство черпак тысячи лет назад. За это время он вполне мог изменить свой облик.

— Да… Об этом я не подумал… — пробормотал Ёсихико.

Наверное, не стоит ожидать, что черпак сохранился в идеальном состоянии. Но Такаоками-но-ками, хоть наверняка и знал об этом, ничего на эту тему не сказал.

— Кстати, это тебя Харуто зовут? Уж не внук ли ты Токо-сан? — вдруг спросил продавец у Харуто.

— А, да, Токо — моя бабушка… — растерянно ответил Харуто.

Владелец магазина удовлетворённо улыбнулся и кивнул.

— Да уж, ты так вырос, а глаза по-прежнему, как у неё. У моих знакомых есть магазин в Кибунэ, мы им там помогали организовывать конкурсы хайку, она на них часто бывала. Как-то раз и тебя туда привела. У меня как продавца память на лица хорошая. Как она сейчас?

Ёсихико немного отступил, чтобы не мешать неожиданно встретившимся знакомым. Всё-таки мир и правда тесен.

Харуто немного промедлил с ответом.

— Она погибла в позапрошлом году из-за несчастного случая.

От удивления Ёсихико поднял голову. До сих пор он был уверен, что бабушка Харуто жива.

— Вот оно как… Извини, что спросил, — продавец поник.

— Ничего страшного, два года ведь уже прошло, — ответил Харуто.

Судя по его лицу, он уже действительно смирился с утратой. Но неожиданное открытие отозвалось в душе Ёсихико тупой болью.

Ведь он прекрасно знал, каково это терять дорогого человека…

— Сразу скажу, мне просто хочется высказаться, можешь меня не слушать, если не хочешь. Мне просто надо кое-что сказать вслух.

Они попросили владельца магазина сообщить, если что-то отыщется, а сами пошли в следующий ломбард. По пути Харуто вдруг заговорил, предварив свою речь странным вступлением.

— Я был хилым ребёнком, спорт мне не давался, поэтому надо мной часто подшучивали. До издевательств не доходило, но мне всё равно было обидно, так что я порой возвращался домой зарёванный. И каждый раз бабушка учила меня жизни.

Поскольку он предупредил, что «просто высказывается», Ёсихико даже не поддакивал. Он лишь продолжал идти на полшага впереди и вполуха слушать.

— Будучи непреклонным человеком, она всегда говорила мне, что если я не могу дать сдачи кулаками, то должен дать словами. Она настолько расходилась, что утверждала, мол, если я научусь побеждать во всех спорах, меня возьмут в адвокаты. В семье бабушка была главным авторитетом. Я слышал, она до последнего пыталась повлиять на то, как меня назовут.

Ёсихико начал догадываться, в кого Харуто такой говорливый. Похоже, он вырос именно таким, каким его хотела видеть бабушка.

— Но ещё она была очень сентиментальным человеком. Когда я чуть не утонул в реке, она сшила мешочек и положила в него камни-обереги, которые наказала постоянно носить с собой. Она до последних дней жизни наряжала алтарь в благодарность Кибунэ-мёдзину. Я видел, как она каждый день благодарит его. Поэтому я хочу отблагодарить его за нас обоих.

Харуто хотел принести пользу Такаоками-но-ками, расплатиться с ним по долгам. Вполне возможно, это желание появилось в нём при виде бабушки, регулярно украшающей алтарь.

— Я сейчас тоже выскажусь, — тихо заявил Ёсихико, когда они остановились у светофора перед потоком машин. — Я не хочу никого оскорблять, поэтому не скажу, что мне навязали эту жизнь. Я не хочу напускать на себя важность, поэтому не скажу, что унаследовал её. Пожалуй, лучше всего сказать, что она мне была суждена.

Он не смотрел на Харуто, но чувствовал на себе его подозрительный взгляд. В лицо дул горячий ветер.

— Мой дед тоже был лакеем, — признался Ёсихико.

Харуто вытаращил глаза. Вдалеке кто-то бибикнул. Шумели двигатели проезжающих машин.

— Он никогда не был многословным, но именно он лучше всех понимал меня.

Харуто попытался что-то сказать, но не смог подобрать слов.

 

Часть 3

— Который час?.. — спросил Ёсихико, потирая руки через рукава лёгкой толстовки.

— Полвторого, — сверился со смартфоном Харуто, переодевшийся в нейлоновую куртку, которую достал из-под сиденья скутера.

Обычно Ёсихико даже не думал о том, что ЖК-экран светится, однако во тьме телефон вспыхнул настолько ярко, что парни невольно прищурились и отвернулись.

Стояла глубокая ночь. Днём они обошли кучу ломбардов и антикварных магазинов, собирая всевозможные черпаки и то, что некогда могло быть черпаками. Им попадался только всякий мусор, продававшийся за бесценок, так что поход по магазинам не слишком ударил по кошельку. Но не факт, что им повезло добыть искомое. Их улов состоял в основном из треснувших мисек и заплесневелых каменных ведёрок. Нетрудно догадаться, что на каком-то этапе они от отчаяния начали собирать всё, что попадётся под руку.

— Тебе надо было ещё тогда остановиться. Голову, что ли, потерял? Ты лакей или кто? Может, ты как раз поэтому безработный? — не унимался Харуто, с трудом отрывая взгляд от пакетов с кандидатами в черпаки.

— Можно подумать, ты лучше. Вошёл зачем-то в раж и совсем перестал меня слушать.

Ночную тишину дороги в Кибунэ нарушали только их голоса. По словам Такаоками-но-ками, чтобы опознать настоящий черпак, им нужно добраться в час уси до кагами-ивы — скалы, на которую он снизошёл. Поэтому они, тщательно подобрав время, приехали в Кибунэ на скутере Харуто. Ёсихико полагал, что школьнику не стоит ездить ночью в такие дали, поэтому попробовал прогнать Харуто, однако тот так хотел помочь Такаоками-но-ками, что не стал слушать лакея. Заявив, что завтра выходной, он отвёз их обоих.

Решив, что ночью шуметь не стоит, они оставили скутер на парковке по дороге и пошли в гору. Холм зарос лесами, рядом текла вода, поэтому здесь было намного холоднее, чем в городе. Дорога не освещалась, полагаться приходилось лишь на маленький карманный фонарик.

— Да уж, час уси… — пробормотал Ёсихико.

Как он ни старался, это время всё равно казалось ему зловещим. Такаоками-но-ками настаивал, что Усинококу-маири придумали люди, но это всё равно реальное явление, и меньше всё Ёсихико хотел случайно столкнуться с теми, кто его практикует.

— Ты совсем идиот?! Я же специально пытался не думать! Нечего страху нагонять! Иди молча, идиот! Придурок!

Харуто на удивление сильно занервничал и даже перешёл на детскую ругань. Ёсихико до этого момента считал, что тот успокоился, а оказалось, парень просто молчал от страха.

— Кто обзывается, тот сам называется.

— Откуда ты вообще взял, что сейчас за время? Сколько раз Земля сделала оборот? Не говори того, о чём не знаешь!

— Ты когда-нибудь заткнёшься?!

— Когда ты уже признаешь, что я умнее? Хотя, такую похвалу просить не принято!

— Вы можете идти молча? — устало спросил Когане, взглянув на Ёсихико.

А ведь они всего лишь пытались подавить свой страх. В тишине тот сразу давал о себе знать.

— У-у меня с собой обереги бабушки. Я ничего не боюсь! — Харуто с улыбкой достал из кармана мешочек из грубого шёлка.

— Хватит уже про страх говорить! И давай не смотреть на землю, а то жутко становится. Смотри вон на небо, сегодня столько звёзд!

Пытаясь хоть как-то отвлечься, Ёсихико посмотрел наверх. Между деревьями виднелось столько звёзд, сколько в городе точно не увидишь.

— Кстати, а где Орион?.. — Ёсихико остановился и попытался найти какие-нибудь знакомые созвездия.

С обеих сторон тянулись склоны холма, пышная листва загораживала обзор, так что он видел лишь крохотную часть небосвода. Она была полна ярких звёзд, но Ёсихико не мог сложить их ни в одну известную ему фигуру.

— Орион ведь северное созвездие. В это время года и в этот час ты его точно не увидишь, — сказал Харуто, демонстративно вздыхая. — Сейчас должны быть видны летние: скорпион, летний треугольник и так далее.

Ёсихико недоумённо посмотрел на Харуто, тоже уставившегося в небо.

— Ты что, в звёздах разбираешься?

Харуто не был похож на отличника, но должен ведь у него быть любимый предмет.

— Не недооценивай школьников, — Харуто бросил на Ёсихико хмурый взгляд и вновь посмотрел в небо. — К тому же мы с бабушкой часто смотрели на звёзды. Кассиопея, созвездия вокруг Млечного Пути, Орёл, Большая Медведица…

— А, Большую Медведицу я знаю, — ухватился Ёсихико за название, чудом оставшееся в голове после уроков физики и географии. — Кстати, она ведь похожа на черпак, да?

Ёсихико на автомате попытался отыскать знакомую форму среди звёзд, отмечая про себя, что черпаки полностью завладели его сознанием.

— Да, но она в северной части небосвода, отсюда ты её не увидишь, — пояснил Харуто, показывая пальцем в дремучий лес к северу от них.

— Ну вот… — выдохнул Ёсихико, почему-то расстраиваясь.

Он не только не нашёл правдоподобный черпак, но и не смог полюбоваться небесным.

— Легче увидеть горизонт, чем Медведицу, пусть она и видна круглый год... — пробормотал Харуто, глядя в небо. — Бабушка всегда говорила, что эти звёзды присматривают за нами.

Ёсихико искоса посмотрел на лицо Харуто. Они вновь двинулись вперёд, и ему в голову пришла мысль. Ёсихико вытащил смартфон. Но когда он уже почти загрузил поисковик, лис вдруг остановился. Ёсихико еле успел сменить траекторию, чтобы не наступить ему на хвост.

— Когане, какого чёрта ты…

— Вы что, не слышите? — перебил Когане, навостряя уши.

— Чего такое? — недоверчиво поинтересовался Харуто, останавливаясь возле Ёсихико.

— Да вот, Когане спрашивает, не слышим ли мы что-то там, — тихо пояснил тот Харуто и вслушался.

На спине выступил холодный пот. Ёсихико изо всех сил надеялся, что не услышит, как кто-то прибивает соломенную куклу длинным гвоздём.

— Неужели слишком тихо? — проговорил Когане и выдохнул в сторону молодых людей.

Вдруг Ёсихико услышал отчётливый звук.

— Это ведь… Голос?

Не желчный шёпот, которым изрыгают проклятия. Шумные, весёлые голоса. Совсем не то, что ожидаешь услышать в тихом лесу.

— Возле дальнего храма… — ошарашенно прошептал Харуто, тоже на миг получивший благословение Когане.

Через секунду он бросился бежать.

— Э-эй, ты куда?! Харуто!

Ёсихико бросился за фигурой, растворяющейся во тьме. Когане тоже побежал, но остановился через несколько шагов и посмотрел в небо. Ему показалось, что в чистом небе раздались тихие раскаты грома.

Когда они добрались до дальнего храма, то увидели на тесной парковке у входа маленькую машину. Со стороны главного здания раздавались голоса людей. Поблескивал свет, пахло порохом.

— Фейерверки, — понял Ёсихико и ощутил, как по ногам пробежал страх.

Разумеется, в храме строго запрещалось разводить огонь. Мало того, что главное здание и молельня деревянные, на склоне холма полным полно сухих листьев и веток, падающих с деревьев. Но в самую первую очередь Ёсихико ощутил не ужас, а кое-что ещё.

Он почувствовал молчаливый гнев горы и покрылся мурашками.

— Какого чёрта они творят?!

Едва Харуто осознал, что происходит, как пулей кинулся ко входу. Ворота на территорию, закрывающиеся в восемь вечера, была взломаны и распахнуты настежь. Неужели кто-то забрался внутрь?

Сразу за воротами слева располагался павильон омовений. Кажется, кто-то играл с водой, вычерпал её всю, а деревянные черпаки побросал на землю. Среди них затесалась пустая пивная банка.

— Что за глупец так ведёт себя на святой земле?.. — у Когане шерсть встала дыбом, когда он ощутил гнев местных духов.

— Может, позовём Такаоками-но-ками? — предложил Ёсихико и тут же сам всё понял.

Этот храм — его дом. Он не мог не заметить происходящее. Почему же его здесь нет? Может, при виде глупых людей, не понимающих, что они затягивают удавки на своих шеях, им овладело горе? Отчаяние?

— Эй, какого чёрта?!

Разъярённый Харуто подбежал к компании до того, как Ёсихико успел что-либо сделать. На вид они были студентами. Полураздетые, в окружении закусок и пива, они держали в руках фейерверки и шумели.

— Вы знаете, где находитесь?! — прикрикнул Харуто.

Студенты на миг притихли, но быстро поняли, что к ним подбежал не полицейский и не священник, а просто школьник. Раздался взрыв хохота.

— Чё? Чё значит где? На горе мы! А ты кто? Заблудившийся ребёнок?

Ёсихико нахмурился. Судя по всему, с этими так просто договориться не получится.

— Чё пристал, это просто фейерверки. Будто в лесу они кому-то мешают.

— Тушите! Что, если огонь перекинется на здания?!

Один из полуголых парней попытался зажечь фейерверк, но Харуто выхватил палочку у него из рук. Парень взбесился и взял Харуто за грудки.

— Ты чё творишь?!

Глухой стук. Харуто при всём желании не смог бы увернуться от удара по левой щеке. Он упал на землю.

— Харуто! — Ёсихико бросился к нему, но Харуто поднялся сам. С его губы стекала кровь.

— Как хотите, мрази! — крикнул он, набрасываясь на полуголого парня.

— Хватит, Харуто!

Студентов было четверо, все — мускулистые парни, уверенные в своих силах. Судя по тому, что они ничуть не стеснялись пускать фейерверки, вряд ли их можно назвать законопослушными. Против них — заурядный школьник, переживающий за Такаоками-но-ками, и бездельник с больным коленом. Откровенно говоря, шансов на победу немного.

— Остынь, Харуто, лучше позвать полицию! — Ёсихико вклинился между Харуто и полуголым парнем, пытаясь урезонить товарища. — И вообще, в храме должен быть ночной сторож!

— Помолчи и отвали!

— Если будешь драться, опустишься до их уровня!

Взгляд Харуто на мгновение дрогнул. Но тут студент схватил Ёсихико за шиворот и оттолкнул. Падая, Ёсихико крутанулся так, что правое колено отозвалось острой болью.

— Чё ты лезешь, а?! — услышал он, а в следующий миг левая щека ощутила сильную боль.

Затем его пнули в живот, из Ёсихико выбило дух. Боль пронизывала его насквозь, мешая дышать.

— Прекрати! — крикнул Харуто и попытался оттолкнуть парня, насевшего на Ёсихико, но его мигом схватил другой студент и сбил с ног.

— Харуто, хватит!.. — крикнул Ёсихико Харуто, который тут же встал, сжимая кулаки.

Щека Ёсихико онемела от боли, говорить получалось с трудом, но к счастью Харуто разобрал его голос.

— Но!

— Никаких но! — крикнул Ёсихико, держась рукой за щеку. — Не хватало ещё, чтобы и ты стал преступником.

Этого не хотели бы ни его бабушка, ни Такаоками-но-ками.

— Чего, преступником? Это ты о нас? — один из парней снова взял в руку фейерверк, ухмыльнулся и зажёг огонь. — Чтоб быть преступником, надо что-то поджечь.

Ёсихико вздрогнул, увидев его безумный взгляд.

— Мож, попробовать?

Говорил он с трудом — видимо, сильно напился. Парень поджёг фитиль и пошёл к главному зданию.

— Н-нет! — крикнул Харуто, но его снова повалили на землю.

Ёсихико вырывался как мог, но его надёжно прижимали к земле, так что получалось лишь беспомощно дёргать ногами. Тем временем разноцветные искры продолжали приближаться к деревянному зданию. Старая площадка перед ним наверняка вспыхнет, словно спичка.

— Нет! — воскликнул Ёсихико одновременно с тем, как сидящий поодаль Когане посмотрел в небо.

— А вот и он… — пробормотал Лис, когда ему на нос упала первая капля.

В какой-то момент звёздное небо скрылось за свинцовыми тучами. С неба полилась вода.

— Дождь?..

Все ночные посетители храма посмотрели в небо. На щеку Ёсихико упала холодная капля. Через считанные мгновения дождь резко усилился и полил как из ведра. Подул сильный ветер, тревожа деревья и сгоняя ливень к храму. Фейерверк мигом потух, и студенты от греха подальше побежали прятаться под дерево.

— Харуто, ты цел?

Кое-как поднявшись, Ёсихико дошёл до сидящего Харуто, подставил плечо и помог ему добраться до навеса главного здания. Только они встали под укрытие, как в чёрных тучах пророкотал гром.

— Только что ведь было ясно…

Запыхавшийся Ёсихико ещё раз поднял глаза. Дождь молотил нещадно, заглушая всё вокруг. От бьющихся капель возле земли висел туман. Завывал пронизывающий ветер. Во вспышке молнии мелькнули студенты, скучковавшиеся под деревом. В следующий миг грянул оглушительный, разрывающий небеса гром.

— Кажется, он всё-таки рассердился.

Когане, наконец, дошел до навеса, стряхнул с себя воду и повернул морду к небу.

— Ты о чём?

Ёсихико посмотрел вперёд. Дождь усилился настолько, что по земле текла настоящая река, уносящая и фейерверки, и пустые пивные банки. С навеса стекал шумный водопад, заглушая все разговоры. Вновь вспыхнула молния, и на миг Ёсихико увидел чёрную гору рядом с храмом.

— Нет, это… — прошептал Ёсихико.

Там, во тьме ночи, была не гора, а огромный дракон размером с гору.

Такаоками-но-ками, защитник земли и повелитель воды.

Голубая молния безжалостно ударила в землю рядом с напуганными студентами, и неистовый рёв владыки вод вновь сотряс мир.

***

— Красивые они, звёзды, — пробормотал Ёсихико, отрывая взгляд от экрана смартфона. Он сидел, прислонившись к молельне.

Небо вновь прояснилось, словно и не было никакого ливня. Мерцали звёзды. На парковке сверкали красно-синими огнями машины полицейских, в которые как раз грузили студентов. Разумеется, патрульные допросили и Ёсихико с Харуто, однако сразу поняли, что они жертвы, к тому же прибежавший на шум сторож узнал Харуто, частого посетителя храма. Полицейские всё-таки отчитали ребят за ночную вылазку, но ничего предъявить не смогли: хоть Харуто и школьник, но Ёсихико взрослый, так что вполне годится на роль сопровождающего. Вскоре их отпустили. Что же до студентов, то молния, ударившая рядом с ними, слегка обожгла их и сильно напугала. К полицейским машинам они шли, содрогаясь.

— Да, красивые… — протянул сидевший рядом Харуто. Судя по его лицу, он до сих пор не верил тому, что только что произошло.

Почти сразу после удара молнии на территории храма появился владелец одного из соседних ресторанов, решивший посмотреть, не обвалился ли храм от такой непогоды. Это он вызвал полицию и сторожа. Увидев Харуто, владелец ресторана озадаченно покрутил головой.

— Слушай-ка, это ты внук Такаоки? Который ещё в детстве в реке тонул? — спросил мужчина лет шестидесяти с чем-то.

— Д-да, я! — Харуто замер с вытаращенными глазами.

— Ага, так я и думал! Вы ведь как раз у меня обедали. Только мы отвлеклись, как ты пропал. Хорошо помню, как мы весь ресторан на уши подняли и бросились тебя искать. Да-а, хорошо, что ты не пострадал.

— П-простите, что доставил столько хлопот!..

Харуто виновато поклонился. Он вряд ли ожидал, что человек, помогший ему в детстве, придёт на помощь и сейчас.

— У судьбы столько причуд. Давным-давно, во времена Эдо и Мэйдзи предки Токо-сан жили в Кибунэ, поэтому она часто бывала здесь — пыталась поддерживать старые связи. А сегодня вот вместо неё пришёл внук, — пустился ресторатор в приятные воспоминания.

Первым на его слова отреагировал Ёсихико, а не Харуто.

— Извините, вы сказали, что предки бабушки Харуто жили в Кибунэ?

Харуто тоже смотрел на мужчину так, словно впервые слышал об этом. Узнать что-то о происхождении бабушки — такой шанс выпадает не каждый день.

— Верно. Я слышал, это была семья покровителей храма. Прошлый настоятель хорошо их знал. Ну, ты не мог знать, он уже умер, — мужчина понимающе кивнул.

— Скажите, а фамилия той семьи случайно не… — настороженно поинтересовался Харуто.

— Хацу. Это была семья Хацу, — спокойным голосом ответил ресторатор.

— Я должен тебя на всякий случай спросить… — заговорил Ёсихико, когда полицейские уехали.

Однако Харуто ответил ещё до того, как вопрос прозвучал.

— Про черпак? Я изо всех сил пытаюсь вспомнить, но нет, вроде бы мне никто ничего не рассказывал…

Ёсихико предвидел такой ответ. Он снова посмотрел в небо. Большой Медведицы не было, но он всё равно думал о ней.

— Не понимаю, почему бабушка никогда не рассказывала про семью Хацу. Она столько говорила о богах и о синто, но о семье — ни разу. А ведь это объясняет, почему она так поклонялась Кибунэ-мёдзину, хоть и не жила здесь.

Харуто говорил с трудом. От удара левая щека опухла, да и рот, видимо, до сих пор болел.

— Возможно, она думала рассказать потом… — высказал Ёсихико первое пришедшее в рот объяснение и взял неловкую паузу перед тем, как закончить. — Просто не успела.

Харуто сказал, что его бабушка погибла из-за несчастного случая. Скорее всего, она просто не успела оставить завещание. Если бы знала о своей смерти наперёд, то наверняка оставила бы Харуто письма, в которых бы всё рассказала.

Харуто ничего не ответил и уставился на землю. Наверняка ему тоже хотелось побольше узнать от бабушки о своих предках.

— Стало быть, мальчик, который тонул в тот день, оказался наследником Хацу? — раздался знакомый глубокий голос.

Ёсихико поднял голову.

— А, Такаоками-но-ками.

Неизвестно когда появившийся бог воды стоял возле Когане. Харуто рассеянно посмотрел по сторонам.

— А, что, где? Где?!

— Вон там.

Ёсихико дёрнул Харуто за одежду и показал, куда смотреть. Конечно же, это не помогло школьнику увидеть бога.

— Г-господин Такаоками-но-ками! — обратился Харуто к богу, которого не видел и не слышал. — Я всегда хотел отплатить вам за спасение! Я хотел помогать вам, как помогает лакей. Даже спустя столько лет моё желание не изменилось. Но… Пожалуйста, ответьте мне.

Бесцельно водя взглядом, Харуто изо всех сил искал нужные слова.

— Вы спасли меня, потому что во мне течёт кровь Хацу?

Ёсихико посмотрел на Такаоками-но-ками в смешанных чувствах. Вопрос мог показаться неуместным, но Харуто ведь не мог знать о том, что Такаоками-но-ками больше не разыскивает кровь Хацу.

— Если говорить правду… — медленно заговорил Такаоками-но-ками после задумчивого молчания. — То я действительно нашёл тебя, упавшего в реку и застрявшего между скалами. Но я не собирался тебя спасать. Дело не в том, кто ты, а в том, что боги не вмешиваются в жизнь и смерть людей.

Такаоками-но-ками прищурился, вспоминая те события.

— На самом деле, когда я подошёл к тебе, ты уже не дышал. С лёгкой тоской подумал, что жизнь этого ребёнка стала очередной каплей дождя, которая упала в реку, текущую на небеса. Я уже собирался уйти, но…

Когда Такаоками-но-ками повернулся спиной, он услышал, как из горла мальчика раздался хрип. Вдруг ребёнок закашлял. Изумлённо обернувшись, бог увидел на бледном лице лёгкий румянец. Мальчик снова начал дышать, пусть и слабо.

«Какое сильное дитя», — подумал Такаоками-но-ками, невольно улыбаясь. Он проникся красотой и трогательностью стремления людей к жизни. Даже маленький ребёнок до последнего цеплялся за жизнь. Вдруг застывший Такаоками-но-ками услышал голоса людей, ищущих мальчика. Бог послал ветер в уши бабушки мальчика, возглавляющей поиски, и направил её к нему. А затем ушёл, не сделав ничего другого и оставив жизнь мальчика во власти судьбы и его собственных сил.

— А ведь и правда, бабушка сказала, что нашла меня благодаря… — прошептал поражённый Харуто, когда Ёсихико пересказал ему слова бога.

Он не думал, что всё произошло именно так.

— Поэтому мой тебе ответ — нет. Я не знал, что ты потомок семьи Хацу. Кроме того, ты преувеличиваешь, когда говоришь, что я спас тебя. Сейчас ты жив потому, что пытался выжить. И потому, что другие люди хотели, чтобы ты жил, — Такаоками-но-ками посмотрел на Харуто добрыми глазами. — Прямо сейчас в тебе течёт живая кровь, которую ты унаследовал от родителей, бабушки и её предков. Да, уважать и благодарить богов важно, но никогда не забывай о корнях. Тысячи поколений рождались и умирали, чтобы ты появился на свет. И многие поддерживали тебя, чтобы ты выжил.

Когда Ёсихико пересказал речь Харуто, по щекам того скатились две капли. Он лучше всех знал, что это правда. Он понимал, что его бабушка и многие взрослые сделали всё возможное, чтобы спасти его.

Боги или люди даровали ему жизнь? И те, и другие.

Но в этом нет ничего особенного. Таков договор между людьми и богами, и он касается всякого.

Ёсихико взглянул на застывшего Харуто. Ещё когда тот рассказал историю о падении в реку, Ёсихико озадачился. Если Такаоками-но-ками не отвечает даже на Усинококу-маири, то неужели ни с того ни с сего спасёт жизнь человеку? Однако тогда Ёсихико не мог представить всей глубины случившегося.

— Кровь предков… — пробормотал Ёсихико.

Ему померещилось, что он только что заглянул в бездну истории. Бог напомнил ему, что за каждой жизнью тянется хвост из множества других.

— Мне достаточно уже твоего желания помочь мне. На фоне хора эгоистичных желаний других людей твои слова благодарности звучат особенно приятно. Для меня счастье их слушать.

Ёсихико повторил слова для Харуто, затем нахмурился и повернулся к Такаоками-но-ками.

— Слушай, мне уже надоело переводчиком работать, говори-ка с ним сам. Ты ведь можешь поменять магнетизм, чтобы Харуто увидел тебя? — спросил он, устав от синхронного перевода.

— О чём ты, Ёсихико?! — немедленно прицепился Когане к его словам. — Боги не могут просто так показываться на глаза людям!

— Да ладно тебе, он ведь наследник Хацу.

— Это ничего не меняет, — резко ответил Когане, и Ёсихико вытащил из рукава последний козырь:

— И у него тот черпак, который ищет Такаоками-но-ками.

Первым изумился сам Харуто.

— А? О чём ты? У кого черпак, у меня? Я этого не говорил! Тебя что, по голове били?!

— Не били, — отозвался Ёсихико, повернулся к недоверчиво смотрящему Такаоками-но-ками и показал пальцем в небо. — Сейчас, конечно, не видно, но на небе есть Большая Медведица, да? Я тут по телефону посмотрел и узнал её японское название — «хокуто». Причём «то» пишется иероглифом, который означает «черпак».

Почему бабушка Харуто говорила, что Большая Медведица присматривает за ними? Да, это созвездие видно круглый год, но должна быть и другая причина.

— Харуто, эта бабушка — по отцовской линии?

Харуто на секунду растерялся, услышав неожиданный вопрос.

— По отцовской…

— Как звали твоего отца?

— Акито…

— Бабушку Токо, отца Акито, тебя Харуто. Во всех именах иероглиф «черпак». Уверен, если пойти ещё дальше, окажется, что такие имена были у всех в семье Хацу, — Ёсихико снова повернулся к Такаоками-но-ками. — Ты знаешь, мне кажется, черпака больше нет. Скорее всего, именно поэтому семья Хацу начала вставлять его в имена детей, чтобы те не забывали об узах Такаоками-но-ками и Додзи. Признайся, на самом деле ты искал вовсе не черпак, да?

С самого начала заказ показался ему подозрительным. Когда в ломбарде сказали, что черпак уже наверняка изменился до неузнаваемости, в голову Ёсихико пришла мысль. Черпак, созданный тысячи лет назад, мог истлеть и исчезнуть, даже если его никогда не теряли. Такаоками-но-ками должен был понимать это. Тогда почему ему вдруг понадобился черпак? Да, черпак мог навредить людям, но до сих пор о таких случаях не даже слухов не ходило.

Почему он попросил найти черпак? Почему вообще вспомнил о нём? Скорее всего, ему был важен не сам черпак, а чувства — такие простые, что их понимал даже Ёсихико.

— Ты хотел снова увидеть его, — сказал лакей к изумлению Такаоками-но-ками. — Ты хотел увидеть Додзи, того самого сорванца, которому подарил черпак.

Такаоками-но-ками показалось, что свежий ветер пронёсся сквозь его мысли. Он застыл как вкопанный. Времена изменились, семья покровителей покинула эти земли. Такаоками-но-ками благословил их свободу, его полностью устраивали священники, заменившие покровителей, и даже с постепенной потерей сил он со временем смирился, но однажды в нём проснулись воспоминания о пустяковых чувствах.

О том, как они с Додзи впервые ступили на землю.

О том, как он отчитывал своего болтливого соратника.

О том, как он подарил рыдающему Додзи черпак возле кагами-ивы.

О том, как тот радовался и не расставался с подарком.

Додзи казался ему очаровательным, словно младенец. Все воспоминания Такаоками-но-ками были только о нём. Однажды он понял, что хочет снова увидеть его, и запретил себе вспоминать. Додзи уже отошёл в мир иной. Сколько бы он ни звал, Додзи уже не вернётся. И когда Такаоками-но-ками подавил свои чувства, им на замену пришло желание вернуть хотя бы тот самый черпак.

Он хотел держать его в руках и беречь. Поэтому обратился с заказом к лакею, даже не понимая, что черпак давно стал для него олицетворением Додзи…

— Да… да, я хотел увидеть его. Я видел сон о несбыточной мечте… — Такаоками-но-ками опустил взгляд на свои руки.

Слёзы полились из его глаз. А ведь он так маялся от проделок Додзи и так много ругался с ним.

— О том, что было бы, если бы я вновь встретил его…

Того маленького чудака, которого он любил как родного сына.

Когане повёл ушами, не поднимая головы. Возможно, и он понял потаённую мысль Такаоками-но-ками, которую тот сам не осознавал .

— Вот почему ты так отчаянно искал его, — тихо произнёс Ёсихико.

Такаоками-но-ками боялся, что если исчезнёт черпак, пропадёт последняя нить, которая связывает его с Додзи.

Хотя это совсем не так.

— Но вот же он, твой черпак, — Ёсихико взял Харуто за руку и подвёл к Такаоками-но-ками. — Даже закончив свою службу и спустившись с гор, семья Хацу не забыла о тебе.

Живой, пусть и далекий от бога черпак тому доказательство.

— Я — черпак?.. — ошалело пробормотал Харуто, всё ещё не до конца понимая происходящее.

— Получается, твоя жизнь олицетворяет всё… — Такаоками-но-ками медленно протянул руку.

Воспоминания о годах, проведённых рядом с Додзи, память о поколениях семьи Хацу… И даже тот черпак, которого больше нет.

— Господин Такаоками-но-ками, я ничего не знаю про семью Хацу, я не могу заменить Додзи, я даже не вижу вас, но… — глаза Харуто забегали, будто он пытался отыскать незримого бога. — Можно, я и дальше буду приходить сюда?..

Ночной ветерок подхватил его голос и доставил тому, кого они много поколений назад называли своим хозяином.

— Разумеется, — раздался короткий ответ, и щека Харуто ощутила тепло.

Школьнику показалось, что перед ним мелькнула фигура ласково улыбающегося старца.

***

— Значит, ты справился?..

Побитые и помятые, Ёсихико и Харуто к утру разошлись по домам. Измотанный, Ёсихико провалялся в постели весь день, и лишь назавтра, в воскресенье, подтянулся к обеду в храм Онуси, чтобы встретиться там с Хонокой, волновавшейся о ходе заказа.

— Угу. По-моему, даже с сумо было полегче…

Ёсихико присел на каменную ступень и показал Хоноке молитвенник. Поверх имени Такаоками-но-ками, написанного чёрными чернилами, красовалась красная печать в виде ручья.

— Ты ходил в больницу?..

Хонока обеспокоенно смотрела на его лицо. Отеки уже сошли, но синяки и царапины пока остались. Ёсихико тоже не ожидал, что по ходу заказа придётся участвовать в драке.

— Да нет, это ведь просто ушибы и ссадины. Хотя семья, конечно, неприятно удивилась.

Когда он вернулся вчера побитый, сестрёнка хмуро спросила, не стыдно ли ему драться в таком возрасте. Мать начала фантазировать на тему того, не поссорился ли он с тайной пассией. Отец поддержал её молчаливым кивком. «В этой семье хоть кто-нибудь за меня переживает?» — тоскливо подумал Ёсихико. Что до Когане, то он спросонья вообще заехал лапой по лицу спящего лакея. Ёсихико был уверен, что лис сделал это нарочно.

— Наглеешь, Ёсихико, втайне от меня свидания устраиваешь, — бросил Котаро. Он как раз возвращался после уборки, заметил по пути сидящих на ступени знакомых и решил подойти.

Несмотря на сказанное, лицо Котаро сияло и чуть ли не лучилось.

— Свидание?.. Если бы я хотел от тебя что-то скрыть, пришёл бы не в этот храм, а… — попытался возразить Ёсихико, но Котаро перебил его:

— Но ничего, у меня сегодня отличное настроение. По этому поводу я тебя прощаю! Смотри, как прекрасен мир!

Котаро раскинул руки в стороны (не выпуская метлы) и запрокинул голову, упиваясь летними лучами. Когане, чистивший шкуру наверху лестницы, с подозрением посмотрел на него:

— Может быть, гоннеги съел что-то не то?

Чудачество Котаро и правда заставляло заподозрить нечто подобное.

— Чего он кривляется? — шёпотом спросил Ёсихико у Хоноки.

Котаро определённо был не в своём уме. Обычно он никогда не отыгрывает героя мюзикла.

— Я слышала, вчера поймали преступников, которые мусорили в храмах… Ими оказались местные студенты… — тихо ответила Хонока, неловко нагибаясь к уху Ёсихико. — Поэтому с утра в храме было чисто…

— Неужели поэтому?..

Котаро вытанцовывал с метлой, словно с тростью. Когда у него спросили дорогу, он ответил где-то на треть радушнее, чем обычно. Наверняка бабушки при виде такого священника растают от умиления.

— А, вот ты где!

Когда Ёсихико проводил взглядом Котаро, ушедшего показывать дорогу очередным прихожанам, возле них остановился скутер.

— Так и знал, что ты опять где-то здесь ошиваешься. Да ещё и на пару с Ёсидой-сан! Нечего бездельничать, лакей, иди принимай заказы, — разошёлся Харуто, сидя в кресле своего железного коня и глядя в избитое лицо Ёсихико.

— Ты сам-то что тут забыл? Делать нечего?

— Мне-то как раз есть чего. У меня полно других дел, так что скажи спасибо, что я потрудился отыскать тебя, — Харуто заглушил мотор, снял шлем и уверенным движением вытащил из кармана штанов шёлковый мешочек-оберег. — Когда я вчера раздевался, мешочек выпал у меня из кармана. Узел развязался, высыпались камушки. Я знал, что они там есть, но никогда о них не задумывался…

— Покажешь?

Вроде бы он рассказывал, что эти камни были очень дороги его бабушке. Харуто картинно кивнул.

— В качестве особого одолжения.

Шёлковый мешочек оказался немного тяжелее, чем ожидал Ёсихико. Хонока тоже с любопытством посмотрела на оберег. Ёсихико развязал узел, бережно перевернул мешочек и высыпал в ладонь белые камешки размером с ноготь.

— Камни…

Приглядевшись, Ёсихико заметил, что у камней есть как бугристые грани, так и гладкие. Похоже, камни не появились сами по себе, а были раньше частью чего-то. Прожилки на плоских гранях действительно придавали им сходство с древесными щепками.

— А… неужели это… — обронил Ёсихико, догадавшись, и посмотрел на Харуто.

— Я не могу знать наверняка, это просто моя догадка… — Харуто забрал камни из рук Ёсихико и ещё раз посмотрел на них. — Возможно, когда семья Хацу спустилась с горы, черпак сломался. Тогда они решили разделить его останки между членами семьи… А может, между ветвями. Позднее камни превратились в обереги, которые передавались по наследству… Наверняка за это время многие потерялись, так что вряд ли их сейчас уже можно собрать, но…

Харуто осторожно сжал подарок бабушки в руке.

— Ты ведь говорил, что черпак можно узнать наверняка, если поднести его в час уси к кагами-иве, так? Значит, я сегодня же…

— Не надо, — мягко остановил его Ёсихико, не дав договорить.

— Что? Но ведь… — Харуто растерянно моргнул. Он не ожидал, что Ёсихико будет против. — Когда Такаоками-но-ками узнает, что часть черпака до сих пор передаётся по наследству, он наверняка обрадуется…

— Ну, то что не расстроится, это понятно…

Ёсихико отдал Харуто пустой мешочек и поднялся. Он понимал, что бабушка, сшившая этот мешочек, вложила в работу все свои чувства.

— Что, если камни не засветятся, когда ты поднесёшь их к кагами-иве? Что, если это самые обычные камни? Уверен, что не расстроишься?

Харуто вытаращил глаза.

А ведь действительно, даже черпак не обрадует Такаоками-но-ками так, как обрадовала встреча с наследником крови Додзи. Безусловно, черпак — драгоценное сокровище, с которым у бога связано множество воспоминаний. Но всё-таки это вещь, которой суждено однажды истлеть и исчезнуть.

— Эти камни — не только куски черпака, но и оберег, который сделала тебе бабушка. Пусть им и остаются.

Ёсихико не знал, настоящие ли это осколки черпака, но не сомневался насчёт чувств бабушки Харуто.

— Я тоже думаю, что так будет лучше… — тихо согласилась Хонока и посмотрела на Харуто. — Мне тоже кажется, что важнее чувства…

— Чувства… — Харуто вновь посмотрел на камни.

В его мыслях промелькнул образ бабушки, которая вручала их ему со словами, что они наверняка помогут ему в трудную минуту.

— Да, пожалуй…

Харуто сложил камни в мешочек и завязал его. Затем слегка удручённо посмотрел на Ёсихико.

— Т-только не подумай, что я послушал только тебя. Меня убедили слова Ёсиды-сан!

Ёсихико устало выдохнул. Вот зачем этот парень упирается?

— Ладно-ладно, пусть будет по-твоему. Ну что, Хонока, вот теперь всё точно позади. Кстати, я немного проголодался, сходим куда-нибудь? — предложил Ёсихико, нарочно отводя глаза от Харуто.

На самом деле, у него не до конца зажил рот, так что пока Ёсихико питался только холодной лапшой. Мать, по ошибке решив, что нужен просто холод, приготовила Ёсихико холодную лапшу дандан. От неё Ёсихико чуть в обморок не упал.

— Э, что за?! Я сам думал вас позвать, какого чёрта ты меня опередил?! И вообще, почему ты не зовёшь меня?!

— О? Хочешь с нами?

— Н-не то, чтобы хочу…

Харуто быстро замялся, Ёсихико с трудом сдержал ехидный смешок. У Харуто, в отличие от невозмутимой Хоноки, все эмоции написаны на лице. Ёсихико был совсем не против дружить с ним.

— Может, холодный удон?.. — предложила Хонока, вставая.

— Неплохо, одобряю, — согласился Харуто.

— А на десерт чего-нибудь сладкого, — продолжил Ёсихико и пошёл к выходу вместе с Хонокой.

— Эй, стоять! Меня подождите! — Харуто бросился следом, ведя скутер за руль.

На асфальте плясали июньские лучи. До сезона дождей оставалось совсем немного.

 

Часть 1

Коль вижу я цвет татибаны, дворец Тамаки в Макимоку всплывает в памяти моей.

(Из стихов императора Мэйдзи)

— Чёрт, так я безнадёжно опоздаю!.. — воскликнул сбегающий по лестнице Ёсихико, посмотрев на время на смартфоне.

— А ведь я ещё вчера говорил: ложись-ка ты спать пораньше. Всё потому, что ты свой «ди-ви-ди» смотрел.

Когане вышел из зала и укоризненно посмотрел на мечущегося Ёсихико. Вчера он несколько раз предупредил его, но тот, повторяя «ничего страшного», всё равно засиделся допоздна.

— Так ведь мне тот DVD сегодня вернуть надо… — ответил Ёсихико и вдруг заметил, что забыл пресловутый диск у себя в комнате. — Ну какого чёрта!

Глядя, вслед убегающему обратно Ёсихико, Когане испустил протяжный вздох. Иногда он не понимал, почему ему, древнему богу, приходится находиться в одной компании с этим парнем.

— Да, кстати! — уже надевая кроссовки возле двери, Ёсихико повернулся к Когане. — Вчера в молитвеннике появилось новое имя. На этот раз скучное.

— Скучное?! Как ты смеешь так относиться к именам богов?

— Ну там оно по иероглифам означает какой-то промежуток между полями или что-то в таком духе. Разберись, кому я там понадобился. А мне пора бежать.

— Прекрати считать меня своим слугой, Ёсихико.

— До скорого! Я пошёл!

Не обратив никакого внимания на возмущения Когане, Ёсихико выскочил наружу.

— Зачем старшие боги выбрали в качестве лакея, пускай и временного, именно его…

Какое-то время Когане смотрел на дверь с разинутой пастью. Наконец, он выдохнул и угрюмо побрёл на второй этаж. Ёсихико мог сколь угодно просить выяснить имя бога, но молитвенник, связанный с лакеем уздой, не мог остаться дома. Когане не знал, о каком боге идёт речь, слова «какой-то промежуток между полями» тоже не вносили ясность.

Когане нередко оставался в этом доме один. Как правило, в таких случаях он гулял по району или же ходил в гости к местным богам, но сегодня решил остаться.

Ловко открыв дверь лапами, Когане проник в комнату Ёсихико. Глубоко вздохнув и качнув хвостом, он повернулся к шкафу.

Сегодня утром Когане спустился на первый этаж пока Ёсихико ещё спал. Пока семья лакея впопыхах собиралась кто куда, Когане увидел на кухне нечто необычное.

— Нужно уметь выносить быт, тогда будет тебе счастье…

Распушив от предвкушения хвост, Когане подошёл к шкафу. Когане просматривал все без исключения обзоры кондитерских изделий в журналах, которые покупала сестра Ёсихико. Поэтому, когда он увидел с утра содержимое холодильника, им овладел лёгкий мандраж.

Недавно в городе открылась кондитерская лавка, в которой делают такие профитроли, что их начисто раскупают ещё до обеда. В холодильнике Когане увидел фирменную коробочку, в которой оставалась последняя профитроль. Над этими угощениями работал кондитер, обучавшийся во Франции. Он использовал ароматное тесто, апельсиновую отдушку и даже пускал на каждую упаковку по целому апельсину. Если верить журналам, эти профитроли — сезонное угощение, и уже скоро исчезнут с прилавка.

Скорее всего, мать с сестрой решили оставить последнюю профитроль Ёсихико. Тот, однако, не особо интересовался сладостями, поэтому едва ли представлял себе истинную ценность подарка. Что уж там, он наверняка даже не заметил пропажу. Кроме того, пирожные быстро портятся, однако Когане не собирался этого допустить.

— Все кладези деревьев и растений есть благословение…

Напевая под нос ваку благодарности за еду, Когане открыл шкаф. Опасаясь, что Ёсихико может случайно съесть профитроль, если увидит её в холодильнике, Когане с утра тайком перепрятал заветную коробочку в шкаф. Лис уже представлял, как насладится угощением, а потом неспешно подумает, чем ещё заняться. Лапа отодвинула дверь.

— ...Аматерасу, богини солнца…

Распахнув шкаф настежь, Когане увидел такое, что лишился дара речи.

Коробочка с профитролью должна была лежать на ящиках, в которых Ёсихико хранил свои футболки, однако она куда-то подевалась. Зато между вешалками с одеждой прятался непонятный дядька. Он явно не ожидал, что кто-то откроет шкаф, и смотрел на Когане стеклянными глазами. Под его ногами валялась пустая коробочка, а руки и рот были перепачканы каким-то кремом.

Повисло молчание, не очень короткое и не очень долгое.

— К…

Когда Когане открыл рот, кончики его усов заискрились голубой плазмой. Лис глубоко вдохнул и почувствовал, как что-то внутри него лопнуло.

— Кто ты тако-о-о-о-ой?!

— П-простите-е-е-е-е! — жалобно завопил перепачканный грабитель, охваченный ужасом при виде мечущего молнии Хоидзина.

***

— Ты хочешь сказать, что мою профитроль похитил некто, на поверку оказавшийся богом?

Вернувшись вечером с подработки, Ёсихико обнаружил у себя в комнате недовольного Когане и поникшего небритого дядьку лет сорока с чем-то. На голове гостя был повязан голубой платок, белые хакама слегка напоминали юбку. Сверху дядька носил длинную, до колен, рубаху карминового цвета, подпоясанную ярким пояском с жёлто-синим узором. Ёсихико не узнал материал пояса, но он казался дорогим и упругим. Цепочка с нефритовой магатамой на шее окончательно давала понять, что дядька не так прост, как кажется.

— От неожиданности я не сразу его признал, но да, я уверен, — Когане обвил лапы хвостом и холодно посмотрел на гостя. — Это Тадзимамори-но-микото, бог сладостей, которого почитают в храме Онуси.

— Бог сладостей? — переспросил Ёсихико, вскинув бровь.

Кого только нет в синтоистском пантеоне.

— Кстати, Тадзимамори это ведь… Вот этот? — Ёсихико взял с кровати молитвенник и показал на имя, написанное бледными чернилами.

Он был уверен, что это какой-то бог полей. Впрочем, Ёсихико никогда не был силён в именах богов.

— Он самый. Его имя пишется по-разному, иногда «та» записывается через кандзи «много», но как бы там ни было, этот бог упомянут даже в Записках. Стало быть, это ты следующий заказчик?

Когане вновь посмотрел на унылого Тадзимамори-но-микото. Тот печально улыбнулся.

— Что вы, я недостоин называться богом. Некогда я правил краем Тадзима, но я простой человек. Просто так получилось, что мой владыка приказал мне отыскать токидзику-но-каку-но-кономи…

— Т-токидзику-но… чего? — переспросил Ёсихико.

Может, в те времена так назывались популярные конфеты?

— Сегодня токидзику-но-каку-но-кономи называют словом «татибана», — пояснил Когане. — Если говорить понятными тебе словами, татибана — японский мандарин. В былые времена сладостями были одни лишь фрукты. Тадзимамори-но-микото прославился тем, что нашёл татибану, за что его начали почитать как бога.

Дядька скромно потупил взгляд, затем низко поклонился.

— Я польщён уже тем, что живу в одном храме с владыкой горы Онуси. Я недостоин слышать такие слова из уст господина Когане. Пожалуйста, простите меня за грубость! Я не думал, что эта профитроль принадлежит господину Когане!..

— В-всё уже, не будем об этом! — встрепенулся Когане, надеясь замять тему, но тут Ёсихико взял его руками за голову.

— Нет уж, будем. Это первое, с чем нужно разобраться.

В самую первую очередь Ёсихико хотел узнать о случившемся во всех подробностях. Ведь всё началось с того, что Когане тихонько выкрал из холодильника профитроль.

— Какой же ты сладкоежка. Сказал бы, я бы с тобой поделился.

Ёсихико помнил, как вчера мать говорила о том, что купила профитроли. Вернее, он вспомнил об этом только сейчас, после слов Когане.

— Ты не понимал прелесть того профитроля! Ты бы оставил его лежать, пока у него не испортится вкус. Именно поэтому я должен был съесть его как можно скорее!

— Это всё равно не повод брать без спроса!

— П-прошу прощения! — откликнулся на слова Ёсихико Тадзимамори-но-микото и снова поклонился.

Ситуация вышла запутанная: профитроль похитил из холодильника один бог, а съел другой.

— Как видишь, Тадзимамори-но-микото раскаивается, так что прости его, — заявил Когане, прикидываясь посредником.

Ёсихико схватил лиса за пасть.

— Чего ты на него стрелки переводишь? Ты тоже соучастник!

— Я его не ел.

— Но хотел!

Лис ведь не зря утащил профитроль в шкаф. И откуда только в нём столько наглости?

— Ты понимаешь, насколько мне обидно, что я его даже не попробовал?!

— Подумаешь, всего лишь профитроль!

— Я так предвкушал! А потом перед самым моим носом… — Когане сложил уши.

— Простите меня! — вновь воскликнул Тадзимамори-но-микото. — Если бы я туда не залез, этого бы не…

Ёсихико схватился за голову. Он уже перестал понимать, которого бога ругать.

— Кстати, а что ты вообще делал у меня в шкафу?

Ёсихико посмотрел на Тадзимамори-но-микото. Пытаясь переварить случившееся, он вспомнил, что до сих пор не расспросил бога как следует. Или не бога, а бывшего человека, которому теперь поклоняются в храме. Зачем такой важной персоне прятаться в шкафу Ёсихико? Насколько он помнил, имена появляются в молитвеннике по прихоти старших богов, сами заказчики об этом как правило не в курсе.

Тадзимамори-но-микото потупил взгляд, подумал над тем, что ответить, и, наконец, выдохнул.

— На самом деле, мне… Не по себе в местном храме. К счастью, помимо храма Онуси есть и другие, где меня почитают, но даже там много прихожан…

— Тебя достали их просьбы, что ли?

По-хорошему, богов нужно благодарить, а не просить о чём-либо. Однако неправильное мнение так крепко укоренилось в умах современных японцев, что даже Ёсихико избавился от него лишь недавно. Может, Тадзимамори-но-микото — один из богов, уставших от такого обращения?

— Действительно, ко мне многие обращаются с просьбами, но я когда-то был человеком и хорошо понимаю чувства тех, кто надеется на богов. Моя беда в другом… — Тадзимамори-но-микото выпрямил спину и сложил руки на коленях. — Ко мне, как к богу сладостей, часто ходят всевозможные кондитеры. Сегодня приходил человек, делающий некий «шоколад», вчера какой-то начальник кондитерской фирмы, а на прошлой неделе был повар-иностранец…

— О-о, а ты, оказывается, знаменитый, — искренне удивился Ёсихико. К его стыду, сам он про этого бога услышал только сейчас.

— Может, и знаменитый… Но лучше бы я никогда не становился богом. Я уже боюсь прихожан храма…

— Боишься? — переспросил Ёсихико, не понимая, о чём речь.

— Приходил какой-то грубиян? — предположил Когане, взглянув на Тадзимамори-но-микото зелёными глазами.

Бог опустил голову и вздрогнул.

— Как уже успел сказать господин Когане, как-то раз мой владыка приказал мне найти и принести татибану. Мой успех в поисках оценили настолько, что стали восхвалять как прародителя всех сладостей. Другими словами, вся моя заслуга — в том, что я принёс веточку татибаны и пару плодов. Однако мне молятся так, будто я в совершенстве овладел кондитерским искусством! — плечи Тадзимамори-но-микото вздрогнули, и вдруг он расплакался. — Н-но я ни разу в жизни не приготовил ни одной сладости! О «шоколаде» и «масле» я знаю только понаслышке, как делаются «пирожные» не представляю! Я всего лишь принёс татибану. Как я должен оправдывать надежды детей, которые преподносят мне хэппитёрны, если я даже не знаю, из какой муки их делают?!

— Я, если что, тоже не знаю…

Ёсихико предложил дядьке салфетку, не зная, как ещё помочь. Похоже, от обращений людей у бога, который на самом деле не разбирался в кондитерском деле, развился комплексы вины и неполноценности. Наконец, сегодня Тадзимамори-но-микото не выдержал и сбежал из храма. Какое-то время он слонялся по улицам Киото, а затем…

— Проходя мимо этого дома, я увидел в окне господина Когане и очень удивился: что достопочтенный Хоидзин делает в таком месте? С этой мыслью я зашёл внутрь и увидел, как живущая здесь семья в спешке завтракает и одевается. Сбитый с толку суматохой, я спрятался в шкаф… Там я ощутил сладкий аромат, напомнивший мне спелую татибану…

— Который исходил от профитроли с апельсиновой начинкой…

— Простите меня! Я так истосковался по этому запаху, что не сдержал любопытство!..

Будь у профитроли другой вкус, всё могло бы закончиться иначе. Ёсихико вспомнил, что ему лакомство так и не досталось, и посмотрел на Когане, который упорно делал вид, что он здесь ни при чём. Надо же было оказаться под одной крышей лису-сладкоежке и богу сладостей.

— До чего же вкусной была та профитроль… — проговорил Тадзимамори-но-микото, вытирая слёзы. — Как только я попробовал её, все мои страдания словно ветром сдуло. Нынче мир полон поистине прекрасных сладостей…

Тадзимамори-но-микото мечтательно вздохнул, вспоминая вкус профитроли. Разумеется, Когане не мог не поддержать такие слова:

— В этом мире ещё много вкусных угощений. Помимо профитролей есть сакура-моти, полные тягучей начинки и пахнущие листьями сакуры, есть охаги с чёрным сиропом. И, разумеется, есть такие замечательные вещи, как мороженое, жареные в сиропе каштаны и парфе с тёртым чаем!

— Подумать только!..

— Никогда бы не подумал, что услышу такой разговор… — пробормотал Ёсихико.

Не каждый день видишь, как два бога увлечённо обсуждают друг с другом современные сладости.

— Тадзимамори-но-микото, я полагаю, твоё беспокойство вызвано тем, что ты растерял силу. Может, ты и человек, но проявил себя достойно и превратился в бога. Возможно, ты не разбираешься в современных угощениях, но это не повод стыдиться, — назидательно произнёс Когане. Похоже, он более-менее помирился с дядькой на почве взаимной любви к десертам. — Не стесняйся себя, кто бы что ни говорил. А если тебе совсем невыносимо, почему бы не поработать над собой?

Ёсихико невольно насупил брови. Ему показалось, что эти слова сулят нечто нехорошее.

— Работать над собой? — переспросил Тадзимамори-но-микото, не понимая, о чём речь.

Глаза Когане заблестели так, словно он только и ждал этого вопроса.

— Тебе просто нужно стать кондитером!

Ёсихико положил пальцы на виски. Что вдруг взбрело в голову этому лису?

— Мне? Кондитером?..

— Именно. Этому, конечно, нужно долго учиться, но пока почему бы не попробовать приготовить какой-нибудь десерт?

— Эй, Когане…

Ёсихико догадался, что тот задумал. Когане рассчитывает, что плоды стараний в любом случае достанутся ему. То-то Ёсихико казалось, что лис подозрительно довольно облизывается.

— Десерт… Да, об этом я не подумал… — ошарашенно прошептал Тадзимамори-но-микото, всерьёз задумавшись над предложением. Доведённый до отчаяния, он сбежал из храма и вряд ли ожидал услышать именно такой совет. — А ведь правда, если я смогу сделать хотя бы одно угощение, то буду уже спокойнее выслушивать молитвы «прародителю сладостей»...

— Погоди, ты это всерьёз?! — растерялся Ёсихико. Он не думал, что тема получит развитие.

— Господин Когане, как думаете, у меня получится?

— Разумеется. Никогда не поздно научиться чему-то новому, — поддержал бога лис на редкость ласковыми словами. — И не волнуйся, дегустацию я беру на себя.

Ёсихико недоверчиво посмотрел на лиса. Наверняка пушистый бог с самого начала рассчитывал именно на это.

— Невероятно! Кто бы мог подумать, что сам господин Когане окажет мне такую услугу!

— К тому же сейчас ты заказчик, чьё имя написано в молитвеннике. Ты можешь потребовать от лакея любой помощи.

Приехали.

Когане так ловко вешал лапшу на уши Тадзимамори-но-микото, что у того не осталось ни капли сомнений. Скорее всего, примерно так же людей завлекают в секты.

— Могу я вас попросить, уважаемый лакей? — Тадзимамори-но-микото посмотрел на Ёсихико умоляющим взглядом.

— Только учти, — ответил тот, призвав себя к спокойствию. — Я в жизни не делал никаких сладостей.

— Но вы намного лучше меня разбираетесь в современных угощениях!

— Ну, с этим не спорю…

Зря Ёсихико надеялся, что старшие боги не одобрят такой заказ: молитвенник рядом с ним уже начал светиться.

— Я хочу сделать десерт своими руками! — воскликнул Тадзимамори-но-микото, и его имя тут же почернело.

— Да ладно… — буркнул под нос Ёсихико.

Когане удовлетворённо помахал хвостом.

 

Часть 2

За двадцать четыре года жизни Ёсихико занимался изготовлением сладостей, только когда пару лет назад сестра приказала ему помочь накануне дня Святого Валентина. Вся помощь свелась к тому, что он плавил шоколад в кипящей воде, так что Ёсихико не считал себя кондитером. В семье у них готовила мать, Ёсихико мог разве что испечь моти или приготовить яичницу, поэтому называться поваром у него тоже язык не поворачивался. В этом отношении он мало отличался от большинства одиноких парней — конечно, за исключением больших фанатов кулинарии и тех, кого в детстве натаскали матери.

— Почему именно я должен помогать делать сладости?..

На следующий день после полудня Ёсихико, Когане и новый заказчик отправились изучать заранее выбранные кондитерские лавки. Поскольку Тадзимамори-но-микото совершенно не разбирался в современных десертах, первым делом они решили показать ему, какие нынче бывают сладости, чтобы он определился с тем, что именно хочет сделать. Вообще, Ёсихико не очень-то любил сладкое и плохо разбирался в разновидностях печенья и пирожных. Поэтому он не представлял, какие десерты приготовить легче, а какие сложнее. Тадзимамори-но-микото и старшие боги сильно рисковали, когда просили о помощи именно его.

— Одних только «тортов» существует великое множество. Бывают шоколадные, бисквитные, творожные… Бисквитные частенько украшают различными фруктами и ягодами.

Пока они гуляли по подземным магазинам, Когане увлечённо читал лекции перед магазинами западных сладостей, а Тадзимамори-но-микото прилежно конспектировал.

— Я вижу, они в большинстве своём треугольные. Это из-за какого-то поверья?

— Нет, поверья тут ни при чём, просто торты пекут большими и круглыми, а затем режут на части. Вот, смотри, там продают целые. Такие покупают на дни рождения.

— Невероятно! Их пекут круглыми?! — удивился Тадзимамори-но-микото и в очередной раз черканул ручкой в тетради — и то, и другое он одолжил у Ёсихико.

Лакей невольно проникался восхищением, глядя, как бог воодушевлённо зарисовывает в тетради творожные торты и впитывает знания лиса. Всё-таки недаром древний император доверял ему настолько, что отправил на поиски татибаны. И ведь Тадзимамори-но-микото успешно справился с тем заданием.

— Сладости сильно изменились с тех времен, когда я жил… Теперь я уже не уверен, что у меня получится… — удрученно проговорил Тадзимамори-но-микото, пока они стояли у светофора по пути в следующий магазин.

— Ты же раньше выполнял приказы императора, чего вдруг теперь расклеился? Не сомневайся в себе.

Хотя Тадзимамори-но-микото был гораздо старше Ёсихико, низкий дядька казался робким и тщедушным. Может, его облик таков из-за потери сил?

— С тех пор, как я принёс татибану, всё сильно изменилось… — Тадзимамори-но-микото слабо улыбнулся. — В те времена в Стране восходящего солнца не было даже сахара…

— Что? Не было сахара?

— Да, его впервые привёз с материка один монах в эпоху Нара. Кажется, его звали Кандзин.

— Знакомое имя…

Уж не тот ли это монах, чьё имя вписано во все учебники истории? Конечно, там описаны в первую очередь его труды по распространению буддизма. Неужели он привёз в Японию ещё и сахар?

— Значит, до тех пор людям приходилось ценить сладость фруктов… Да уж, неудивительно, что тебя послали за татибаной.

Загорелся зелёный, Ёсихико пошел по переходу. Раньше он недоумевал, зачем император лично попросил Тадзимамори-но-микото отправиться на поиски татибаны, но теперь всё встало на свои места.

— Да… К тому же в те времена токидзику-но-каку-но-кономи считался фруктом бессмертия, поэтому его так высоко ценили…

Тадзимамори-но-микото почему-то поморщился и выдохнул.

— Ёсихико! Сюда!

Лис прыгал возле магазина с белыми стенами в южно-европейском стиле. Эта кондитерская лавка на берегу реки Такасэ в нескольких минутах ходьбы от метро была их следующей остановкой. На посещении этого места лис настаивал особенно.

— Хвала буднему дню, у них есть места! В выходной тут приходится час в очереди стоять!

Когане деловито зашёл в открытую дверь нежно-голубого цвета.

— Откуда он столько знает про это место?..

Едва ли он местный завсегдатай. Ёсихико догнал хвост Когане и задержал взгляд на доске у входа.

— Кафе фруктовых пирожных?..

На доске висела фотография разноцветных пирожных-корзинок, над каждой из которых высилась горка спелых фруктов. В самом кафе стояла витрина с пирожными. Как уже сказал Когане, особого ажиотажа не наблюдалось, но даже сейчас свободные места можно было по пальцам пересчитать. Каждый столик украшала красивая белая скатерть с яркими цветами. К тому же у кафе была веранда. Интерьер определённо был призван понравиться девушкам.

— Так, погодите…

Ликующий Когане уже проник вглубь кафе, воодушевлённый Тадзимамори-но-микото вошел следом, на ходу делая пометки в тетради. Ёсихико проводил их взглядом, осмотрел интерьер и вдруг опомнился. Внутри сидели только женщины, мужчины встречались лишь в компании возлюбленных. Не каждый мужчина решится шагнуть внутрь настолько «девчачьего» заведения. И стоило Ёсихико понять всю щекотливость ситуации, как его заметила молодая официантка и приблизилась.

— Желаете поесть внутри?

Он пришёл один.

Никто в кафе не видит ни Когане, ни Тадзимамори-но-микото, одного только заурядного парня двадцати с чем-то лет, который зачем-то ошивается рядом с кафе-кондитерской посреди рабочего дня.

— Ёсихико! Ёсихико, смотри! Тут такое пёстрое пирожное! Ты только вкуси этот сладкий аромат!

Когане уже прилип к витрине, не обращая никакого внимания на застывшего в дверях Ёсихико.

— Уважаемый лакей, как называется этот фрукт?! Я никогда в жизни не видел ничего красивее!

Даже Тадзимамори-но-микото был полностью поглощен горками фруктов, увлечённо срисовывая их в тетрадь.

— Д-да, желаете внутри… — на ломаном японском ответил Ёсихико.

Конечно, он мог просто купить пирожные и взять их домой, но очень не хочется расстраивать таких радостных богов. Они непременно устроят скандал.

— Вы один? — добила его официантка.

— Да…

Ёсихико подавил эмоции и заставил себя улыбнуться.

***

— Ну что, определился?

Когда Ёсихико был проведен к столику на веранде, слоняющийся Когане отловлен, а удивляющийся всему подряд Тадзимамори-но-микото успокоен, хмурый Ёсихико отпил из белой чашки с чёрным чаем. Почему-то ему, одинокому парню, предложили чуть ли не самое видное место в кафе — трудно даже сказать, в утешение или в наказание. Девушки-посетительницы то и дело посматривали на него с любопытством, и от этого на душе становилось ещё паршивее.

И ладно бы на этом его беды кончились. Пирожные, полные спелых фруктов, стоили 700, а некоторые — и вовсе 1000 иен, так что Ёсихико при всём желании не мог позволить себе больше двух. Из-за этого он успел вымотаться ещё пока выбирал. В конце концов он решил поставить на первое место пожелания Когане и Тадзимамори-но-микото. Самому ему досталось лишь по кусочку от каждого пирожного.

— Я за сегодня увидел столько разных сладостей, что, если честно, немного в растерянности…

При виде пирожного с манго и бананами, Тадзимамори-но-микото сначала решил, что это угощение сделано из чистого золота, а после первого ложки чуть не начал молиться «божественному вкусу». Сейчас он уже листал свои записи за день и протяжно вздыхал.

— Откровенно говоря, чем больше я узнаю о современных сладостях, тем меньше у меня остаётся веры в свои силы. Я никогда не интересовался кулинарным делом, не знаю даже названия утвари… Не знаю, получится ли у меня…

— Ну… Не попробуешь, не узнаешь… — сбивчиво ответил Ёсихико.

Хотя он и оказался с ним в одной лодке, но должен был сохранять оптимизм. Поскольку его сестра в своё время сама делала конфеты, дома у них должны быть все нужные приспособления. К тому же нынче можно не только найти рецепт в сети, но и отыскать видео с процессом приготовления. Даже у новичка есть все шансы.

— А вообще удивительно, что нынче все люди без исключения наслаждаются сладостями, — Тадзимамори-но-микото ещё раз окинул кафе взглядом. — В моё время они попадали на стол только к самым богатым и знатным.

— Сегодня без сладкого не обходится ни один праздник, особенно дни рождения.

Ёсихико посмотрел на Когане, вновь отправившегося гулять по заведению — когда он съел заказанное пирожное, ему захотелось посмотреть, что заказывают другие посетители. Гордость бога, видимо, отошла куда-то на задний план.

— Они кажутся такими счастливыми, — добавил Тадзимамори-но-микото с улыбкой на лице, но почему-то печальным голосом.

— Сладости — это и утешение, и радость. Верный способ ненадолго почувствовать себя счастливым, — воодушевлённо ответил Ёсихико.

Конечно, не все люди любят сладкое, но что ещё может похвастаться тем, что нравится и детям, и старикам? Мало кто не одобряет десерты, ведь считается, что они приносят радость. Именно поэтому во всём мире едят торты и пирожные, а дети мечтают стать пекарями и кондитерами.

— Ты и сам ведь вчера говорил, что вкус профитроли выбил у тебя всю печаль из головы.

— Да… — Тадзимамори-но-микото поднял голову. — Аромат напомнил мне татибану, а сладкий крем наполнил меня счастьем.

Вдруг Ёсихико заметил, что несмотря на эти слова бог всё равно выглядит хмурым. Он говорил о счастье, но явно что-то недоговаривал.

— Господин Когане говорил, что эти профитроли будут в продаже недолго. Это из-за того, что в них используются какие-то редкие ингредиенты? — спросил Тадзимамори-но-микото, робко поглядывая на Ёсихико.

— А? Ингредиенты? — переспросил лакей, не совсем понимая выражение лица бога. — Я, конечно, не могу знать… но, как правило, сезонные предложения делают затем, чтобы нажиться на «премиальности»...

Ёсихико плохо разбирался в принципах работы кондитерских лавок. Возможно, они действительно зависят от качественной муки и яиц, но ему казалось, что сезонность некоторых товаров вряд ли вызвана именно этим.

— Тогда… — выслушав ответ, Тадзимамори-но-микото забегал взглядом и неуверенно проговорил: — Тогда можно я попробую сделать точно такое же?..

Ёсихико округлил глаза.

— Э-э, в смысле, профитроли?

За сегодня он увидел столько сладостей, но неужели ничто не впечатлило его, как вчерашняя профитроль? А ведь, казалось бы, он так восхищался пирожным с манго и бананом.

— Разумеется, я не надеюсь тягаться с тем магазином! — воскликнул Тадзимамори-но-микото, увидев реакцию Ёсихико. — Но если я смогу сделать нечто подобное сам, то…

Тадзимамори-но-микото проглотил окончание фразы и поник.

— Хотя, куда мне… — сказал он вместо этого, вновь разуверившись в себе, и медленно выдохнул.

— Думаю, рецепт профитроли с обычным заварным кремом в сети отыщется, а вот… — Ёсихико почесал затылок.

Если ему не изменяла память, в той профитроли крем был апельсиновым. Где бы узнать, как его делают?

— Я бы хотел, чтобы у крема был вкус татибаны, — неожиданно настоял бог.

Ёсихико моргнул, слегка опешив. При всей мягкости характера Тадзимамори-но-микото, этот момент, судя по всему, был для него принципиальным.

— Ладно, что-нибудь придумаем… Надо же, даже удивительно, что тебе понравилось.

Если съеденная по неосторожности профитроль так пришлась ему по вкусу, он наверняка будет доволен, если сможет сделать нечто подобное.

— Ладно, попробуем. Если не получится, придумаем что-нибудь ещё.

Вряд ли профитроли требуют каких-то редких ингредиентов. Конечно, на апельсиновый крем уйдёт больше сил, чем обычно, но если Тадзимамори-но-микото так хочет, то почему бы не попробовать? Во всяком случае это намного легче, чем заставлять мужа-изменщика покаяться или пытаться прогнать секцию гребли.

— Спасибо, уважаемый лакей…

Тадзимамори-но-микото посмотрел на Ёсихико увлажнившимися глазами и низко поклонился.

***

— Профитроли?..

На следующий день в школе у Хоноки был день консультаций с родителями, так что освободилась она рано и по просьбе Ёсихико уже в три часа была у него дома. Первым делом она неодобрительно посмотрела на творящийся на кухне бардак, затем спросила, что они пытаются приготовить, и сильно удивилась.

— Да, профитроли, — виновато ответил Ёсихико, весь в муке.

Позади него возле разбросанных мисок и кастрюль понуро сидел Тадзимамори-но-микото, тоже перепачканный мукой. Когане упрямо грыз (настаивая, что дегустирует) то, что должно было стать профитролью.

— Мы всё делаем по рецепту, но у нас не поднимается тесто. Мы пробовали уже два раза, и оба — неудача. В первый раз тесто пошло вширь, а не вверх, так что у нас получились морщинистые сухари. А теперь вот сама посмотри.

Ёсихико взял результат со стойки и протянул Хоноке.

— Печенье?.. — сказала Хонока первое пришедшее в голову слово, когда взяла плод их стараний в руку.

Тесто не только не поднялось, но и вообще почти окаменело. На профитроль это произведение не походило даже отдалённо.

— Да, я тоже так подумал. Но делали-то мы профитроли…

Вчера вечером Ёсихико отыскал в сети рецепт, а проведя инспекцию кухни, убедился, что всё необходимое у них есть. Когда члены семьи разошлись по учёбам и работам, он немедленно приступил к делу, однако команда новичков справилась даже хуже, чем он думал.

Как сообщалось в рецепте, первым делом мелкую муку нужно засыпать в сито и хорошенько потрясти, чтобы наполнить воздухом. Поначалу Ёсихико доверил эту работу Тадзимамори-но-микото, но тот так увлеченно тряс сито, что уже скоро кухня выглядела, как после снегопада. Ёсихико решил помочь богу убрать последствия катастрофы, тем временем оставив Когане смотреть за маслом, намазанным на стенки кастрюли на плите. Лис воспринял просьбу буквально и действительно только смотрел на него. Свою ошибку Ёсихико понял только когда до него донёсся запах гари. Уже тогда ему хотелось плюнуть на всё это дело, но он не сдался и решил начать сначала. В этот раз получилось не лучше — от перенапряжения Тадзимамори-но-микото раздавил яйцо в руке вместо того, чтобы разбить, а Когане принялся кидать ингредиенты на глаз, наплевав на все пропорции. Даже когда им наконец-то удалось взбить яйцо, Когане просто забросил его в кастрюлю вместо того, чтобы осторожно влить, заявив, что, если мука слипнется, они всегда могут добавить ещё. Вскоре Ёсихико заметил, что Тадзимамори-но-микото, автор задумки, вообще не помогает и только делает записи в тетради. Короче говоря, работать с богами оказалось даже сложнее, чем предполагал Ёсихико.

— Поэтому мне пришлось послать тебе SOS… — закончил Ёсихико рассказ, устало глядя на девушку стеклянными глазами. Окончательно его добило то, что несмотря на все старания, вторая попытка обернулась полной неудачей.

— Простите меня, уважаемый лакей… Если бы от меня был хоть какой-то толк… — предавался унынию за кухонным столом Тадзимамори-но-микото с белой от муки бородкой.

— Ну, ты ведь никогда не готовил, чего с тебя взять…

Что поделать, если за дело взялись два новичка. Поскольку вторая попытка вышла лучше первой, со временем у них должно получиться. Просто пока они слишком усердствуют.

— Вкус хороший. Только форма, как у хираки, — Когане грыз стянутое со стойки и махал хвостом.

— Ты так ешь, будто это не из-за тебя всё пошло наперекосяк! Зачем было бросать ингредиенты на глаз?!

— Какой неблагодарный, а ведь я старался, помогал.

— Это не помощь, а вредительство!

По всей видимости, Когане вообще волнует только, сладко получилось или нет. Ёсихико хотелось бы, чтобы он не грыз плоды ошибок, а помогал искать путь к успеху.

— Это вы Тадзимамори-но-микото? — спросила Хонока, подойдя к богу во время спора Ёсихико и лиса. — Я иногда вижу вас на территории храма…

— Ох, надо же. Я понятия не имел, что дочь настоятеля — небесноглазая, пока мне не рассказал уважаемый лакей. Я очень удивлён, — Тадзимамори-но-микото неловко улыбнулся, словно стеснялся показываться перед девушкой в таком виде.

— Испечь профитроли нелегко…

Хонока бросила взгляд на бардак на столе. В кастрюле виднелись горелые останки апельсинового пюре, который они пытались смешать с кремом.

— Вы используете апельсины?..

— Да, я очень просил… — ответил Тадзимамори-но-микото, опуская взгляд на истерзанные фрукты. — Хотя быть может, просто зря капризничал…

Ёсихико заметил, как поник бог, и решил подбодрить его:

— Капризничал ты или нет, остаётся только пробовать. Тем более, что пришла Хонока. Надо было вообще её с самого начала позвать.

Они допустили крупную ошибку ещё когда вздумали справиться с заданием силами двух ничего не понимающих мужчин и такого же бестолкового лиса. Почему ему не пришло в голову раньше, что делать сладости — женская работа?

— Мать вернётся в пять, у нас есть время на ещё одну попытку. Главное сделать крем, а остальное легко.

Теперь, когда с ними Хонока, можно с чистой совестью поделиться на две команды: одна займётся тестом, вторая кремом. Конечно, Тадзимамори-но-микото поначалу хотел сделать всё сам, но уже настолько разочаровался в себе, что сейчас ему достаточно хоть каких-то успехов.

— Ладно, Хонока, можешь заняться тестом? Рецепт вот, мука вот. Пользуйся всем, чем захочешь.

Ёсихико растормошил понурого Тадзимамори-но-микото и собрался вновь заняться апельсиновым кремом.

— Хонока?..

Когда Ёсихико выбросил в ведро испорченные апельсины и вымыл кастрюлю, он заметил, что Хонока стоит на месте, сжимая в руках пакет с мукой.

— Протрясти муку… — прошептала она, вглядываясь в рецепт.

Только тогда в голову Ёсихико закралось сомнение. Он безоговорочно доверился Хоноке просто потому, что она девушка, но ему не пришло в голову спросить, доводилось ли ей делать сладости. Ёсихико полагал, что хотя бы печенье она пекла, но откуда в нём эта уверенность? Впрочем, если она хотя бы знает названия кухонной утвари и ингредиентов, от неё уже будет польза.

Если она, конечно, не…

— Хонок… — нервно повторил Ёсихико, но голос его оборвался, когда он увидел, как Хонока остервенело затрясла пакет с мукой. Голова лакея бессильно свесилась.

***

— Прости, что так получилось…

Третий эксперимент закончился незадолго до возвращения матери. Впопыхав прибрав кухню, Ёсихико вызвался проводить Хоноку до дома.

— Ты меня прости, что побеспокоил.

Это Ёсихико наивно решил, что любая девушка легко справится с готовкой и свалил на Хоноку ответственную работу. Он украдкой посмотрел на её бледное лицо, стараясь не обгонять. Когда Ёсихико понял, что у Хоноки тоже почти нет опыта, попытался объяснить ей что делать. Параллельно с этим ему приходилось напоминать Тадзимамори-но-микото, чтобы тот не слишком усердствовал, и предупреждать Когане не вмешиваться. Ёсихико боролся как мог, но в конце концов у них получился только крем. Когда они достали из духовки тесто, оказалось, что оно наполовину поднялось, а потом снова сдулось. Хонока перепутала сахар с солью и сильно расстроилась, что допустила такую банальную ошибку.

— Знала бы, что придётся, пекла бы в своё время сладости… — тихо обронила Хонока.

У Ёсихико кольнуло в груди. По разговорам с ней и Котаро он знал, что из-за особых глаз у этой девушки практически нет друзей. К тому же её отец и мать сильно заняты храмом, так что никто бы не помог ей учиться.

— А-а, Ёсихико… — решившись, заговорила Хонока, когда Ёсихико в очередной раз мысленно отчитывал себя. — М-можно я и завтра приду помочь?.. Завтра суббота, планов у меня нет… — предложила она и тут же потупила взгляд. — Правда я не знаю, будет ли он меня толк…

Ёсихико чуть было не засмотрелся на её лицо, но опомнился и выпрямился.

— К-конечно, твоя помощь будет очень кстати. Мы все новички, так что приходи, будете учиться вместе с Тадзимамори.

Дом Ёсихико загадочным образом превратился в кружок кондитерского дела, но жаловаться он не мог. И вообще, пусть лучше будет хотя бы одна очаровательная школьница, чем просто троица перепачканных мукой мужиков.

— Кстати, если у нас хорошо получится, можешь взять угостить Накисавамэ-но-ками. Уверен, она обрадуется.

По весне она радовалась даже клубнике, так что и профитроли наверняка съест с радостью.

Хонока слегка улыбнулась и ответила:

— А главное, если получится, Тадзимамори-но-микото сможет поверить в себя…

Когда на третий раз у них получился апельсиновый крем, Тадзимамори-но-микото уже расчувствовался настолько, что заплакал, а ведь главное ещё впереди.

— Знаешь, какой-то он слишком уж неуверенный в себе. При жизни он был правителем, выполнил приказ императора, а после смерти превратился в бога. Даже с поправкой на потерю сил у него слишком низкая самооценка.

Ёсихико недовольно вздохнул и посмотрел в небо. Было ещё светло, но вместо солнца виднелись только угрюмые тучи. Сезон дождей уже начался, хотя сегодня осадков не обещали. По крайней мере, он должен успеть проводить Хоноку и вернуться домой, не промокнув.

— Может быть, его что-то тяготит?.. — тихо предположила Хонока, когда они стояли на перекрестке, и ветер от проезжающей машины потревожил её волосы.

— Тяготит? — переспросил Ёсихико, едва разобрав её голос на фоне рёва двигателей.

— Раньше я так ненавидела свои глаза, что не верила в себя… — ответила Хонока и посмотрела на Ёсихико всепроницающими небесными глазами.

Раньше этот взгляд казался Ёсихико холодным, но в последнее время заметно смягчился.

— Да, об этом я не подумал…

До сих пор Ёсихико считал, что робость Тадзимамори-но-микото связана только с его слабостью. Хотя во многом на сегодняшнюю возню на кухне их сподвиг Когане, Ёсихико действительно хотел выполнить заказ бога, чтобы помочь ему поднять самооценку. Но что, если на самом деле его гложет нечто иное?

— Спасибо, Хонока. Я подумаю.

В ответ на благодарность Хонока смущённо покачала головой и слегка покраснела.

Когда Ёсихико вернулся домой, в его кровати храпел, раскинув лапы в стороны, Когане, а Тадзимамори-но-микото дремал, положив голову на стол. Похоже, он уснул, записывая усвоенное за сегодня. Судя по всему, он сильно вымотался, занимаясь непривычным делом. А лис просто объелся.

— Надо же, как он серьёзно подошёл к делу…

Ёсихико заглянул в тетрадь, которую выдал богу из старых запасов, ставших ненужными после университета. Тадзимамори-но-микото уже исписал её больше чем наполовину. В тетради подробно описывались размер и цвет вчерашних пирогов и пирожных. Очень подробно были описаны фрукты, особенно вкус манго и бананов из кафе. Очевидно, он отведал их впервые и сильно впечатлился.

— Ну да, в его время ведь ни тех, ни других не было…

Не удивительно, что вкус потряс его до глубины души. Оба фрукта ведь не в пример слаще татибаны, считавшейся деликатесом в те времена.

— Если они ему так понравились, почему он не попросил сделать что-нибудь с банановым вкусом?

Рядом со спящим богом стояла ёмкость с апельсиновым кремом, который они сегодня с таким трудом изготовили. Ёсихико тихонько поднял её. Конечно, он понимал чувства бога, не желавшего расставаться с плодами своих трудов, но этому крему место в холодильнике. Причём в каком-нибудь укромном уголке, где его не найдут мать и сестра.

— Почему именно апельсиновый крем?.. — пробормотал Ёсихико, глядя на ёмкость.

Когда Ёсихико спросил у бога, что он хочет приготовить, тот сразу предложил апельсиновые профитроли. Перед этим он с огромным удовольствием съел пирожное, но что-то в апельсиновом креме запало ему в душу. Быть может, он напоминал ему о той татибане, но в любом случае было в его привязанности что-то непонятное.

— Значит, его что-то тяготит?..

Ёсихико вспомнил слова Хоноки и выражение, промелькнувшее на лице Тадзимамори-но-микото в том кафе. Он словно что-то не договорил, словно запретил себе что-то говорить.

Он настаивал на креме, потому что полюбил его? Потому что он напоминал ему о прошлом? Или же…

— Что-то заставляет его использовать именно татибану?.. — пробормотал Ёсихико.

Как он относится к татибане?

Какое-то время Ёсихико молча думал. Вдруг его посетила мысль, и он тихонько вышел из комнаты. Запрятав крем в холодильник, он снова покинул дом. Ёсихико понял, что знал Тадзимамори-но-микото только как бога сладостей. Когда он жил? Чем жил? Как жил?

Возможно, ответ кроется именно в этом.

 

Часть 3

— Никто не просит тебя уходить.

Был приятный весенний день.

Проживший уже больше сотни лет император вышел из дворца Тамаки вместе с ним, не взяв с собой свиты. Они гуляли по краю поля, красиво колосящегося по осени. Старик дулся словно ребёнок.

— Да, в тебе течёт кровь деда-путешественника. Да, ты наверняка сможешь вести переговоры в других странах. Да, среди твоих слуг есть опытные мореходы. Но это не значит, что ты должен напрашиваться добровольцем…

Император обернулся и посмотрел на него. Он позволял себе так дуться только перед самыми близкими людьми. Обычно он старался выглядеть величественно, несмотря на годы, седину и бороду, но сейчас печально хмурился.

— Я должен отправиться в путь ради вас, мой владыка. Об этом говорят и министры. Все они поддержали мои слова, — с усмешкой ответил Тадзимамори-но-микото дующемуся императору.

Именно император разрешил его деду, переселенцу с континента, пустить корни в Стране восходящего солнца. И именно император воспитывал юного правителя края Тадзима, когда отец Тадзимамори-но-микото безвременно скончался.

Однако в начале этой весны император заболел.

— Если ты переживаешь за меня, то прекрати. Ещё с первых дней человечества так повелось, что людская жизнь имеет конец. Заблуждаются те, кто верит в плод вечной жизни. Эти предрассудки не стоят того, чтобы ты рисковал жизнью.

Император пока ещё мог вставать с постели, но усыхал на глазах. Несколько дней назад Тадзимамори-но-микото вызвался раздобыть для него благоухающий плод токидзику-но-каку-но-кономи, по легендам, дарующий бессмертие. Для этого ему придётся пересечь бурное море и отправиться на поиски в страну Токоё.

— Я не могу с вами согласиться. И я, и отец мой, и дед — мы все ваши должники. Мой дед покинул родные земли, но вы дали ему край, который он смог назвать своим новым домом. Вы воспитали его внука как родного сына. Плод токидзику-но-каку-но-кономи — сущая мелочь по сравнению с тем, что вы сделали ради меня.

Император остановился, скривился и на всякий случай спросил:

— Ты уйдешь во что бы то ни стало?

— Да.

— Даже мой приказ как императора не остановит тебя?

— Да.

— Даже моя просьба как старика?

— Да.

Тадзимамори-но-микото улыбнулся и кивнул. Он считал императора почти что своим дедом, а самого себя — его должником. Поэтому считал, что ради спасения этого человека должен сделать всё.

— Я уверен, вы обязательно поправитесь, когда отведаете токидзику-но-каку-но-кономи. Этот загадочный фрукт непременно продлит вашу жизнь.

Какое-то время император мычал, глядя на упрямого Тадзимамори-но-микото. Наконец, он смирился и выдохнул.

— Раз ты так настаиваешь, то ладно. Ты слишком упрям, чтобы мои слова разубедили тебя, — мрачно проговорил он. — Ты так напоминаешь его…

Подул весенний ветерок. Император окинул поле взглядом.

— Путешествие будет длинным, — наконец, проговорил он.

Корабль будет плыть до Токоё несколько дней. Если в один из них он столкнётся с бурей, волны отберут жизнь у всего экипажа. И даже если море помилует их, неизвестно, найдут ли они токидзику-но-каку-но-кономи. К тому же кто знает, какие ещё опасности их ждут.

— Да, я готовился к этому с самого начала…

Никто не мог сказать, вернутся ли они сюда.

— Эх, Тадзимамори…

Император положил ладони на щёки Тадзимамори-но-микото и посмотрел в глаза человека, которого знал ещё младенцем.

— Главное — вернись живым.

Этот голос он запомнил на всю жизнь.

— Мой владыка…

Тадзимамори-но-микото проснулся от собственного бормотания.

Он очнулся за столом — кажется, заснул прямо на нём после вчерашних попыток испечь профитроли. На спине почему-то лежало покрывало. Меж занавесок пробивался яркий свет. Тадзимамори-но-микото обернулся и увидел Когане, распростёршегося на кровати. Ёсихико уже не было, зато у изголовья валялась футболка, которую парень использовал вместо пижамы.

— Сон?.. — прошептал Тадзимамори-но-микото и вложил скопившиеся чувства в долгий вздох.

В памяти хорошо отпечаталась яркая сцена из его человеческой жизни, по которой он так скучал. Тепло, навсегда оставшееся в прошлом, будто ненадолго вновь вернулось к нему.

— Ой…

Вдруг Тадзимамори-но-микото заметил влажное пятно на тетради, служившей ему подушкой. Он подумал, что ему померещилось, пригляделся получше, потрогал…

И только тогда понял, что по его щеке бежит слеза.

***

Ёсихико исчез ещё до восхода. Семья уже проснулась, закончила утренние занятия, разошлась по делам и за покупками, а его всё ещё не было. Возле подушки нашлись две записки: «Вернусь к обеду» и «Отдайте Хоноке». Под второй была купюра в 1000 иен.

— Я понятия не имею, что он задумал, но он не станет убегать от заказа.

Когане уже много месяцев делил с ним ночлег, поэтому не стал тревожиться и ограничился тем, что бросил:

— Если сказал, что вернётся к обеду, значит, будем ждать.

Тадзимамори-но-микото невольно восхитился, услышав эти слова и прочувствовав доверие между лисом и лакеем.

— Я всегда считал, что великий Хоидзин строг с людьми…

Разумеется, Тадзимамори-но-микото хорошо знал легенды о божественной силе лиса, воспитавшей в людях страх к его золотистой шкуре.

— Ч-что ты хочешь сказать?! Я вовсе не проявляю доброту! Я просто говорю как есть! — неубедительно возразил Когане, поведя ушами.

Вдруг их разговор прервал дверной звонок. Тадзимамори-но-микото подскочил от изумления.

— Ч-что это за звук?!

— Не пугайся, он означает, что пришёл гость. Скорее всего, это та девушка.

Когане частенько оставался дома один, поэтому уже успел привыкнуть к звонку.

— Однако иногда этот дом навещает Оотоси-но-ками, и вот с ним нужно быть осторожнее. Когда я не отвечаю, он проникает в дом сам и в шутку выдёргивает из-под меня подушку, пока я сплю.

Развлечения скучающих богов на удивление примитивны. Когане отправился к двери, Тадзимамори-но-микото поспешил следом. Возле двери Когане почуял присутствие девушки и открыл ей.

— Я знал, что это ты.

За порогом стояла Хонока, прекрасная, словно кукла.

— Утром Ёсихико написал мне сообщение… — сказала Хонока, не заходя в дом. Её бледное лицо, как обычно, не выражало никаких эмоций. — «Я оставлю денег, можешь кое-что купить к моему возвращению?»

Тадзимамори-но-микото вспомнил про тысячу иен, оставленную у подушки. Похоже, Ёсихико хотел, чтобы девушка что-то на них купила.

— Ты знаешь, куда он пошёл? — спросил Когане.

— Увы… — Хонока покачала головой.

Тадзимамори-но-микото вернулся в комнату Ёсихико, взял купюру, спустился и передал Хоноке.

— Вы согласились идти за покупками одна, госпожа Хонока? — вдруг спросил он.

Она живёт в эпоху, в которой уже нет слуг. К тому же она не лакей. Зачем же она так поступает?

— Но ведь он попросил меня о помощи…

Короткий ответ полностью передал решимость Хоноки. Тадзимамори-но-микото слегка опешил и разинул рот. Разве в те времена, когда он изредка видел её в храме, она была настолько открытой в общении?

— В-в таком случае я составлю вам компанию. Не могу допустить, чтобы мой заказ выполняли в обход меня, — опомнившись, вызвался Тадзимамори-но-микото.

Он понимал, что Ёсихико будет против того, чтобы он разводил огонь в его отсутствие, а без огня ему оставалось только сидеть и бездельничать.

— Но…

— Мне как раз нужно развеяться.

Тадзимамори-но-микото решительно вышел наружу. Победив сомнения, Хонока кивнула и пошла за ним.

— Я уверена, он что-нибудь придумал, — заговорила Хонока по пути в местный супермаркет. — Пожалуйста, дождитесь Ёсихико.

Небо, как и полагается в конце июня, проглядывало только в просветах между тучами. В сезон дождей погода меняется стремительно, дождь может пойти в любую минуту. Но даже во влажном воздухе невозмутимое лицо Хоноки излучало прохладу.

— Он ни за что не бросит заказ…

Тадзимамори-но-микото изумился. Девушка почему-то заговорила теми же словами, что и Когане. Конечно, он и не собирался подозревать Ёсихико, но слова Хоноки лишний раз подчеркнули их веру в него.

— Значит, вы тоже ему доверяете?

Тадзимамори-но-микото взглянул на хвост Когане — лис шёл впереди чуть ли не вприпрыжку, возглавляя шествие в страну чудес под названием «супермаркет». Божественный лис тоже относился к Ёсихико со всем возможным доверием.

— Вы с уважаемым лакеем близки? — спросил Тадзимамори-но-микото.

Вопрос застал Хоноку врасплох, её глаза забегали.

— Нельзя сказать, что близки… — волосы качнулись от ветра и зацепились за уши. — Мы познакомились только зимой прошлого года…

В её тихом, едва различимом голосе Тадзимамори-но-микото расслышал приглушённые чувства.

— Ёсихико помог моей подруге…

— Подруге?

— Её зовут Накисавамэ-но-ками…

— А-а, — протянул Тадзимамори-но-микото, услышав имя.

Это ведь та самая богиня, которая живёт в колодце. Правда, Тадзимамори-но-микото не знал, что она дружит с небесноглазой.

— Он спас не только её, но и меня… — добавила Хонока.

Можно сказать, Ёсихико не только богиню вытащил из колодца.

Долгое время Хонока накручивала себя, но он донёс до неё, что у всех людей свои недостатки, и объяснил, что надо делать. Только благодаря нему она поняла, что если бесконечно сидеть и жалеть себя, то ничего не изменится.

Как и богиня, она увидела, насколько огромен мир.

— Я всегда считала свои глаза обузой… — прошептала она, касаясь век пальцами. — Но если теперь они могут принести пользу, то я хочу помочь ему…

Решимость, заключённая в тихом голосе, почему-то задела Тадзимамори-но-микото за живое. Она напомнила ему о чувствах, которые некогда наполняли его самого.

— Ты… Пытаешься расплатиться с ним? — спросил он чуть хрипловатым голосом.

— Я всегда всем мешала… Но если теперь я могу принести хоть кому-то пользу…

Хонока тихо вздохнула. Глядя на неё, Тадзимамори-но-микото вдруг понял, почему она так быстро согласилась помочь и почему вообще поддерживает Ёсихико.

Её чувства не только вызвали у него улыбку и умиление, но и напомнили ему о прошлом.

— Я тоже пытался расплатиться… — тихо признался Тадзимамори-но-микото, ощущая, как в груди оживает тупая боль. — Я отправился на поиски татибаны, чтобы расплатиться с владыкой за его доброту. Он спас жизнь моих предков и относился ко мне как к сыну.

Хонока подняла глаза на бога. Из уголка, где тот хранил запечатанные воспоминания, просочилась пара сцен из далёкого прошлого, и Тадзимамори-но-микото горько улыбнулся.

— Даже сейчас я помню, как он сказал мне: «Главное — вернись живым».

Он помнил и добрый взгляд императора, и его тёплые слова.

— Но у меня ушло десять лет на то, чтобы вернуться в Страну восходящего солнца.

— Десять лет… — повторила Хонока, пытаясь переварить слова.

Десять лет. Одним людям этот срок покажется коротким, другим нет. Первые месяцы поисков токидзику-но-каку-но-кономи он спешил и торопился, надеясь вернуться домой как можно скорее. Но прошёл год, затем другой. Время пролетело в мгновение ока.

Тадзимамори-но-микото опустил взгляд на свои руки, все в порезах и целебной мази от вчерашних неуклюжих попыток. Как счастлив он был, когда снова ступил на японскую землю, сжимая в руке токидзику-но-каку-но-кономи. Но теперь этого счастья в нём не осталось.

Ему на смену пришли то ли досада, то ли позор.

— Госпожа Хонока, вы очень счастливы, ведь дорогой вам человек находится рядом, — произнёс Тадзимамори-но-микото, глядя куда-то вдаль. — После разлуки сожалеть бесполезно, ведь потерянное время уже не вернёшь…

***

— Ну что, открываю?

Ёсихико, как и обещал, вернулся домой к полудню, незадолго до возвращения Хоноки и богов. На все вопросы о том, где он пропадал, лакей давал туманные ответы. Ему казалось, что однозначный ответ навредит тому, что должно произойти позже. Когане единственный не задал ни одного вопроса — похоже, он уже начал обо всём догадываться.

— Открывай скорее, Ёсихико, — сказал лис. — Сейчас меня уже ничто не удивит.

Из духовки доносился сладкий запах. Вчера Тадзимамори-но-микото с грехом пополам удалось приготовить апельсиновый крем. Если тесто, которое они положили в духовку, всё-таки поднялось, то заказ уже можно считать выполненным.

Сегодня, в субботу, отец как обычно пошёл на работу, сестра на секцию, а мать в спортзал, после которого собиралась попить чаю с подружками. В общем, спрогнозировать точное время возвращения семьи было непросто. Если их всё-таки застукают, Ёсихико всегда мог оправдаться тем, что в нём внезапно проснулась любовь к сладостям. Правда, в этом случае он мог выкопать себе яму: если сестра наверняка ограничится презрительным «фу», то мать вполне может потребовать испечь что-нибудь для неё. Поэтому Ёсихико надеялся разобраться с готовкой поскорее.

— Мы тщательно следили за плотностью теста, должно получиться… — молился Тадзимамори-но-микото, сложив перед собой руки.

Сегодня он намного больше рассчитывал свои силы. Хонока молча кивнула. У неё по прежнему получалось плохо, но она больше не теряла самообладания.

Таймер духовки прозвенел уже давно. Они не открыли дверцу сразу же, чтобы поднявшееся тесто не сдулось. Ёсихико посмотрел через стеклянную дверцу и увидел, что этого пока не произошло. Напряжённо вздохнув, он резко открыл духовку. В лицо ему ударил поток горячего воздуха и запах масла. Все взгляды сосредоточились на тесте, сидевшем на подкладке.

— Оно… Не сдулось!

Шесть румяных профитролей сидели на противне, словно шесть холмов. На этот раз у них получился не крекер, не печенье, а настоящие профитроли, пусть пока и без начинки.

— Подождать, пока остынут, наполнить кремом и готово, — тихо прочитала Хонока конец рецепта.

— Уважаемый лакей! Уважаемый лакей! Наконец-то! Наконец-то у меня получились профитроли! — от переизбытка чувств Тадзимамори-но-микото вцепился в Ёсихико. — Как здорово, что я не сдался! Теперь я смогу с чистой совестью сидеть у себя в святилище! Даже не знаю, как благодарить вас!..

— Рано празднуешь! Они ещё не готовы!

Ёсихико отодвинул от себя бородатое лицо. Да, они испекли тесто, но пока крем не внутри, его нельзя назвать профитролями.

— К тому же ты ещё должен их кое-куда отнести.

— Отнести?.. — недоуменно переспросил Тадзимамори-но-микото.

Ёсихико вручил ему судок. Если положить в него сухой лёд, профитроли ещё около часа не испортятся.

— Потому что иначе ты опять будешь жалеть.

Ёсихико собирался исполнить сокровенное желание бога, которое тот затаил в груди ещё две тысячи лет тому назад.

Выйдя вчера вечером из дома, Ёсихико направился к Котаро. Поскольку святилище Тадзимамори-но-микото расположено на территории храма Онуси, он решил, что священник просто обязан знать, в чём дело. И действительно, Котаро смог многое рассказать об этом боге. В своё время император Суинин приказал ему отыскать плод токидзику-но-каку-но-кономи. На поиски у Тадзимамори-но-микото ушло десять лет.

— Но он всё-таки нашёл его и вернулся, да?

Потому что иначе его бы не считали богом сладостей.

Котаро, дежуривший в тот вечер в магазине, кивнул в ответ.

— Да, нашёл и вернулся. Об этом свидетельствуют и татибаны, растущие в Японии. Говорят, в эпоху Хэйан они росли по всему Киото. До сих пор все знают, что слева от лестницы зала церемоний место для сакур, а справа для татибаны…

Да, десять лет это немало, но всё-таки Тадзимамори-но-микото справился с заданием. Однако если так, почему он так неуверен в себе? Если его что-то гложет, то что именно?

— Правда, принести-то он принёс, но концовка у легенды трагичная. Мне даже кажется, его причислили к богам не ради того, чтобы восславить героя, нашедшего татибаны, а чтобы утешить.

— Трагичная, говоришь? — Ёсихико недоумённо посмотрел на Котаро. Что означали слова священника?

— Ты бы прочитал хоть Записки, чем каждый раз меня доставать, — устало заявил Котаро. — После возвращения с татибаной Тадзимамори-но-микото без конца рыдал и вскоре скончался.

***

Упаковав профитроли с апельсиновым кремом, Ёсихико взял с собой всю компанию и поехал на станцию Амакадзути в префектуре Нара. Они сошли с поезда, немного прошли и увидели большой остров посреди огороженного пруда. Большинство людей не видели в этом острове ничего особенного, но если бы они посмотрели на него с высоты птичьего полёта, то обратили бы внимание на его необычную форму — прямоугольную на юге, круглую на севере. Такие похожие на замочную скважину острова традиционно называют «дзэнпокоэнфун».

— Могила?.. — тихо спросила Хонока, пока они шли по тропинке между сосен и смотрели на заросший деревьями остров.

— Это ведь…

Наконец, впереди показалась лестница и храмовый забор, за ними — каменные тории и молельня. Тадзимамори-но-микото не сразу узнал это место, так изменившееся за две тысячи лет, но потом наконец-то вспомнил.

— О нет, уважаемый лакей! Мне нельзя здесь находиться! — Тадзимамори-но-микото прижал к себе судок с профитролями и испуганно попятился.

— Судя по твоей реакции, ты не навещал его с тех самых пор, как умер и стал богом, — Ёсихико вздохнул и посмотрел на бога через плечо. — Если ты настаиваешь, то я не буду тебя заставлять. Но ты понимаешь, что в таком случае никогда не избавишься от неуверенности, которая тебя гложет?

Могила, на которую они смотрели, находилась в ведении Управления Императорского двора и называлась Сугавара-но-фусими-но-хигаси-но-мисасаги. В ней был похоронен император Суинин — тот самый, которого Тадзимамори-но-микото называл «владыкой».

Именно здесь убитый горем Тадзимамори-но-микото скончался вскоре после того, как привёз татибану из страны Токоё.

К тому времени владыка, которого он почитал как отца и деда, уже покинул этот мир.

— Я не достоин! Я так много говорил о том, что стараюсь ради владыки, а сам не успел. Меня не было рядом в его последний час… Владыка никогда не держал в руке татибану, которую я привёз.

Император Суинин погиб за год до возвращения Тадзимамори-но-микото.

Когда тот вошёл во дворец и услышал новость от императрицы, он не поверил своим ушам. Тадзимамори-но-микото возвращался именно потому, что знал — здесь его ждёт знакомый с детства голос, приказавший «вернуться живым», и тёплые руки императора. Он вернулся ради того, чтобы спасти их.

Непередаваемое отчаяние постигло его, когда он узнал, что этому не суждено случиться. Ради чего он провёл десять лет в стране Токоё? Даже посмертное превращение в бога не принесло ему ничего, кроме ощущения тщеты бытия.

Он всегда думал, что лучше бы не уезжал, а остался рядом с владыкой.

— Тогда скажи, почему ты настоял, чтобы крем был апельсиновым? — тихо спросил Ёсихико, чувствуя на щеках холод от дующего с пруда ветра. — Почему не обычные профитроли, а именно апельсиновые?

Тадзимамори-но-микото опустил глаза, не зная, что ответить.

Сидя в шкафу, он случайно съел профитроль, и сладкий вкус и смутно знакомая цитрусовая свежесть пробудили запечатанные воспоминания в его груди. Когда лакей предложил ему сделать сладость своими руками, чтобы стать увереннее в себе, на ум сразу пришёл вкус крема, похожий на вкус татибаны.

«Что, если бы у меня получилось? Что, если бы мои руки смогли создать угощение со вкусом татибаны? Может, тогда…».

— Вздор… Глупо было о таком мечтать. И даже если у меня получилось, эти профитроли не достойны того, чтобы…

Действительно, сладости в судке не могли сравниться с магазинными. Тесто, хоть и поднялось, было жестковатым, в креме попадались комки. Такой результат мог устроить лишь самого создателя.

— Так что же? Ты вновь пришёл без подарка?

Услышав до боли знакомый голос, Тадзимамори-но-микото ахнул и вытаращил глаза.

— Я так долго ждал, пока ты навестишь меня, а ты посмел задержаться не на десять, а на две тысячи лет.

Тадзимамори-но-микото медленно поднял голову и увидел перед собой седого старца.

— Владыка… — прошептал он дрожащими губами.

В глазах встали слёзы. Перед ним стоял император, он выглядел так же, как в день их разлуки.

— Неужели… Но как?.. — пробормотал Тадзимамори-но-микото, всё ещё не веря своим глазам.

— Ты не забыл, что нас с тобой обоих нет в живых? — насмешливо спросил император, натянуто улыбаясь. — Что странного в том, что я мог вернуться в том или ином обличье? — с этими словами он ещё раз вгляделся в Тадзимамори-но-микото. — Тем более, что я до сих пор не видел дара, который ты вёз ко мне.

Старик бросил взгляд на Ёсихико, и тот подтолкнул Тадзимамори-но-микото, чтобы он встал напротив императора.

— Отдай свой подарок. Хотя бы в этот раз, — шепнул лакей богу.

Да, это совсем не татибана, которую он привёз. Но чувства, которые он вложил в сладости, стали с тех пор только сильнее.

— Н-но… — Тадзимамор-но-микото опустил голову.

— Не бойся… — услышал он за спиной голос Хоноки. Под ясными глазами появилась полуулыбка. — Мы ведь все так старались, чтобы испечь их…

— Госпожа Хонока…

В ходе множества ошибок и их обсуждений Тадзимамори-но-микото исписал заметками всю тетрадь. По неопытности он обжигался и резал себя ножом. Конечно, эти трудности не сравнить с десятью годами, проведёнными в поисках татибаны, но всё же.

— Владыка… — когда Тадзимамори-но-микото поднял голову, его встретила добродушная улыбка императора.

— А теперь покажи татибану, которую принёс мне, — произнёс он слова, которые должен был сказать так много лет назад.

Тадзимамори-но-микото открыл судок дрожащими руками и осторожно достал посыпанную сахаром профитроль.

— Прошу вас, отведайте.

Тадзимамори-но-микото преклонил колено и преподнёс угощение двумя руками. Император взял его и окинул любопытным взглядом.

— О-о. И как это есть?

Сахар подтаял, слегка обгоревшая корочка была жестковата, но император всё равно обращался с профитролью, как с сокровищем. Он смотрел на неё так, будто видел в ней душу Тадзимамори-но-микото.

— Вы кусайте. Кусайте, — Ёсихико жестами показал, как едят профитроль.

Император удивлённо округлил глаза, а через секунду улыбнулся как ребёнок, широко открыл рот и укусил профитроль.

— К-как вам?.. — робко спросил Тадзимамори-но-микото, глядя, как император пережёвывает с закрытыми глазами.

Наконец, старик выдохнул, открыл глаза и посмотрел в небо, не утрудившись вытереть крем с уголка губ.

— Какой густой, душистый аромат, какая обволакивающая сладость, — блаженно проговорил он и снова укусил профитроль.

Ёсихико казалось, что император наслаждается не только вкусом угощения. Он две тысячи лет ждал, пока Тадзимамори-но-микото решится взглянуть в глаза своим чувствам.

Он ждал, пока мужчина, которого он воспитывал как родного сына, наконец-то навестит его.

— Есть ещё?

Император быстро доел профитроль. Опешив, Тадзимамори-но-микото заглянул в судок.

— Д-да, есть ещё две…

— Отлично, их я тоже забираю. В жизни не ел ничего вкуснее.

Император широко улыбнулся и ухватил растерянного Тадзимамори-но-микото за щёки как маленького мальчика.

— Тадзимамори, — он посмотрел на него, как на своего сына. — С возвращением.

Спустя две тысячи лет эти слова наконец-то проникли в его сердце. Застывшее время возобновило ход, мир заиграл красками.

— Простите… Что я так задержался… — дрожащим голосом прошептал Тадзимамори-но-микото и, не выдержав, разрыдался.

Но эти были совсем не те слёзы, которыми он оплакивал смерть императора. Эти казались ему тёплыми и приятными.

***

— Две тысячи лет… Да уж, немало…

Получив от Тадзимамори-но-микото печать в виде ветки спелой татибаны, Ёсихико вернулся домой. Поскольку сегодня он встал рано, то и лёг тоже пораньше.

— Хотя с другой стороны, это же как надо себя винить, чтобы за всё это время ни разу не навестить могилу… Наверное, это тоже доказательство верности…

Приятно было думать, что бог всё-таки встретил императора и избавился от двухтысячелетней печали. Ёсихико ожидал сегодня хороших снов.

— Что-то ты на этот раз почти ничего не сделал, Ёсихико, — Когане, вылизывавший шерсть на кровати, покосился на Ёсихико.

— Ну ничего себе! Я тоже помогал делать профитроли!

— Разве от лакея просят быть кондитером?

— Это ещё не всё! Ты не забыл, что я сегодня рано встал?! — Ёсихико на автомате отшвырнул молитвенник, вскочил и принялся объяснять лису: — Кто по-твоему поехал в Нару на первой электричке, чтобы договориться с императором Суинином о встрече?!

Лис опешил и уставился на Ёсихико.

— Ты что… Сам вызвал Суинина?

— Ну да. Решил, почему бы не попробовать.

Глядя на широко раскрытые глаза Когане, Ёсихико подумал, что сделал что-то не то.

— Встал перед молельней и минут тридцать звал. Он, кстати, оказался очень дружелюбным.

Поскольку то место — всё-таки могила, а не храм, Ёсихико не знал наверняка, откликнется ли Суинин на его зов. Но раз императоров прошлого почитают во многих храмах, Ёсихико решил, что до них можно докричаться, как до богов. Поэтому он сел на первую электричку, доехал до Сугавара-но-фусими-но-хигаси-но-мисасаги и начал «уговаривать» пустоту. Когда он рассказал о работе лакея и объяснил незримому императору суть заказа Тадзимамори-но-микото, тот согласился показаться на глаза.

— Невероятно… Какое сумасбродство… — пробормотал Когане дрожащим голосом, застыв с задранной ногой.

Ёсихико тоже считал свой замысел слегка безумным, но не знал, чем ещё может по-настоящему помочь Тадзимамори-но-микото.

— Он ведь ждал две тысячи лет, — напомнил Ёсихико, сложив руки на груди.

Все эти годы Тадзимамори-но-микото боролся с чувством вины. После смерти он переродился в почитаемого бога, но душа его тысячи лет не находила себе места. Он не знал покоя и жил под чудовищным давлением. Войдя в его положение, Ёсихико решился на небольшой риск.

— Он ещё легко отделался — хватило того, что я встал пораньше и договорился о встрече. Ну и император Суинин наверняка согласился потому, что сам всё знал.

— Возможно, ты прав, но… — протянул Когане, продолжая смотреть на Ёсихико удивлёнными глазами.

— Ну ладно. Главное, что теперь Тадзимамори-но-микото может с чистой совестью быть богом сладостей.

Ёсихико снова лёг. Он смутно боялся, что однажды бог вновь может нагрянуть к нему в дом с просьбой научить печь торты и пирожные, но по крайней мере в ближайшие несколько дней его ждут тишина и покой.

— Кстати, я тут заметил… — Ёсихико повернул голову и посмотрел на Когане, который задумчиво сидел с задранной ногой. — Когане, ты что, растолстел?

Лис пришёл в себя и вытаращил глаза.

— Ч-что ты сказал?! Как можно про меня, про бога! Говорить, что я растолстел?!

— Да я что-то смотрю у тебя щёчки и живот распухли. Когда ты ходишь, не очень заметно, но как сядешь…

Ёсихико подпёр голову рукой. Что именно произошло — он уже догадывался. Скорее всего, Когане просто раздулся от количества съеденного.

— Ёсихико, м-может у тебя просто глаза от усталости заплыли? — Ёсихико мигом выпрямился и постарался замять тему.

— Нет, по-моему я всё-таки прав. Интересно, можно ли богам толстеть?

Когане застыл с полураскрытой пастью.

Ёсихико видел, как Когане питался последнее время, и догадывался, что этим и закончится. Конечно, он удивился, что даже бог может растолстеть, но надо сказать, что Когане это заслужил.

— Это невозможно! Я никогда не слышал, чтобы боги толстели на подношениях!

— Так тут не подношения, а сладости, которые ты ел как не в себя.

— Это просто шерсть! Я стал мохнатее!

— Летом-то?..

— Т-тебе не о чем волноваться, скоро я стану прежним! — дрожащим голосом говорил Когане, обращаясь скорее к себе, чем к Ёсихико.

— А, кстати, — вспомнил Ёсихико, — в холодильнике ещё остались профитроли, которые наполняла кремом Хонока.

Сегодня они сделали шесть профитролей. Три наполнил кремом Тадзимамори-но-микото, ещё три — Хонока. Один Хонока взяла с собой угостить Накисавамэ-но-ками, остальные два оставила Ёсихико и Когане. Отдавая профитроли, она смущенно пробормотала, что попробует как-нибудь испечь их сама. Вспомнив об угощениях в холодильнике, Ёсихико будто почуял их сладкий запах.

— Я думал, что съем одну, но раз ты теперь на диете… Да, пожалуй, съем обе. А ты не вздумай к ним даже притрагиваться, — наказал Ёсихико, пожелал спокойной ночи и потушил свет.

Когане ещё долго сидел в темноте неподвижно и смотрел в пустоту.