Жизнь в замке катилась размеренно и неспешно, как телега, заполненная крестьянами, отправляющимися в поля на работы.

Каждое утро, сразу после завтрака, Клементина выезжала верхом на прогулку. Ее поочередно сопровождали Ансельм де Ларош и Рене де Бриссак.

Клементина не сразу научилась их различать, что, впрочем, ни в малейшей степени не мешало ее прогулкам.

Довольно долго Клементине казалось, что они, эти два ее воина-защитника, — на одно лицо. И она каждый раз, готовясь обратиться к ним по имени, замирала, стискивала в смущении тонкие пальцы.

Они и в самом деле были похожи, как братья-близнецы. Оба среднего роста, худощавые, жилистые, загорелые и выцветше-светловолосые. У них были круглые, приближающиеся к форме шара, головы, приплюснутые уши и тонкие, с едва заметной горбинкой, носы.

Они вытягивались в струнку всякий раз, стоило ей появиться в нижней зале, и на лицах их поначалу одинаково отсутствовало всякое выражение. Они смотрели прямо перед собой, то ли не решаясь, то ли не желая поглядеть ей в глаза.

Уже позже Клементина обнаружила, что де Ларош более высокомерен и вспыльчив, а де Бриссак, напротив, рассудочен и умерен, что первый предпочитает смеяться, а второй — шутить. Стоило Клементине подняться к себе, оставив их в одиночестве, из нижней залы до нее доносились тихий, безэмоциональный голос Бриссака-сказителя и веселый гогот де Лароша.

На этом их основные отличия заканчивались.

Во всем остальном они были схожи как люди, с рождения поставленные в одни и те же условия.

Неудивительно, что необходимость всюду сопровождать Клементину их одинаково не радовала.

Оба предпочли бы воевать. Следить за тем, чтобы женщина не влипла в неприятности — было не совсем то, о чем они мечтали, поступая на службу. Но приказ оставался приказом. И они старались, как могли.

Когда Клементина садилась на Девочку и выезжала за ворота, один из них, — как правило, немного поодаль, — неизменно следовал за ней. Клементину это устраивало. Она не стремилась к общению. В сущности, еще больше она была бы рада, если бы могла вовсе отказаться от их услуг. Но оба воина были непоколебимы:

— Приказ вашего мужа, сударыня!

В конце концов, она сдалась.

Прогулки стали традицией. Начинала Клементина всегда с одного и того же: объезжала замок снаружи главной крепостной стены, по тому самому пути, который она проделала вместе с Филиппом в первый же день после приезда. Времени на это уходило немного.

Сначала она двигалась параллельно рву. В одном месте делала довольно большой крюк, объезжала остатки прежних крепостных стен, затем снова возвращалась на главную, ведущую вдоль рва, дорогу.

И после того, как кривая замыкалась в начальной точке пути, она направляла лошадь в сторону, прочь от замка. Иногда спускалась к реке, спешивалась и бродила по низкому берегу, обходя камыши и заболоченные участки с высокой травой. В другое время отправлялась в лес, шла по тропинкам, ведя лошадь под уздцы. Там, где это было возможно, ехала верхом. Возвращалась к полудню.

После обеда часто выходила пройтись по открытым галереям дворца: смотрела на буковую аллею, ведущую к конюшне, подолгу стояла, опершись о балюстраду, наблюдала, как шастают по двору деревенские детишки, как конюх Поль выводит на прогулку лошадей, как Аннет носит на задний двор остатки со стола.

Все эти мимолетные картинки возвращали ее в детство. Девочкой, она так же, незаметно для окружающих, любила наблюдать за жизнью Большого Дома. Она пряталась в голубятне, выстроенной для ее братьев в углу внутреннего двора, или в кустах, что росли у самых стен, и смотрела, смотрела, смотрела. Она могла часами созерцать, как бесцельно, как ей казалось, бродят на заднем дворе, в отведенном им закутке, куры. Смотреть и гадать, которая из них первой попадет в суп.

Клементина теперь все чаще вспоминала свои детские годы и все, что окружало ее в той, прежней, жизни. И все чаще сравнивала.

Замок Брассер, в котором она родилась, был совсем не похож на этот. Он был гораздо меньше и последнюю пару сотен лет не подвергался никаким переделкам. Самое большее, что могли позволить себе его хозяева, — содержать в чистоте и не дать ему разрушаться.

Хозяева же этого замка не однажды перекраивали свое жилище, они переносили крепостные стены, то и дело перестраивали пространство внутри них. Последние крупные строительные работы, как сказал Клементине Перье, были завершены около сотни лет назад, когда итальянское зодчество только входило в моду.

Тогдашний граф де Грасьен ("великий был человек!" — восторженно выдохнул в этом месте Перье) не мог отказать себе в удовольствии последовать ей. Он нанял итальянского архитектора, который пристроил к центральной, достаточно тяжелой и массивной части здания, два великолепных двухэтажных крыла. Увитые каменными гирляндами цветов аркады нововыстроенных крыльев выглядели логическим продолжением колоннады центральной части.

Клементине нравилось прогуливаться по галереям. Она касалась отполированных каменщиками и временем колонн, украшенных капителями с выгнутыми наружу каменными лепестками, сидела в молчании на мраморных скамьях. Она всем сердцем желала полюбить этот дом. И знала, что это возможно только в том случае, если она станет его настоящей хозяйкой.

И Клементина решила, что пришло время ею становиться.

* * * *

Надо ли говорить, что Перье был шокирован.

С тех пор, как молодой господин отправился ко двору, возложив на его, Перье, плечи управление имением, никто не посягал на эту его привилегию. Когда Клементина попросила принести ей книги, в которые он заносил все доходы и расходы, управляющий вытаращил глаза.

— Присядьте, — повелительно произнесла Клементина, указывая на кресло. Сама она восседала величественно на обитой зеленым бархатом кушетке.

Перье, только что отвесивший ей, кряхтя, довольно неуклюжий поклон, энергично замотал головой:

— Что вы, госпожа! Что вы! Я только что из сада — весь грязный. — Для убедительности он продемонстрировал ей вымазанные в земле руки. — Негоже мне сидеть в этой одежде да в господском кресле.

Клементине показалось, что лицо управляющего приняло какое-то не свойственное ему прежде выражение крестьянской простоты.

— Это входит в ваши обязанности? — спросила.

— Не знаю, госпожа. Я люблю сад, так что в свободное время с удовольствием вожусь с цветами. Господин ничего не имел против. Да и садовника у нас нет.

— Хорошо, тогда я жду вас сегодня здесь перед заходом солнца. С книгами. — Она не собиралась отступаться.

Он принес все, что она просила. С недоумением и недоверием смотрел, как госпожа листает страницы тяжеленного тома, как внимательно, закусив губу, пытается разобраться в столбцах и цифрах.

Книга была велика. Чтобы читать было удобнее, Клементина встала, оперлась рукой о стол, склонилась над заполненными мелким, не слишком уверенным почерком, страницами.

— Расскажите, как вы ведете дела?

Когда, пролистав несколько последних страниц и быстро ухватив главное, она в удивлении подняла на него взгляд, Перье расстроился: похоже, ему, в самом деле, придется теперь свои решения согласовывать с ней.

— Объясните мне…

Она для верности еще раз взглянула на открытую страницу:

— Я не вижу тут сведений об уплате крестьянами налогов за этот год… Как, впрочем… — она перелистнула еще несколько страниц, — как впрочем и за прошлый… Где они?

— Видите ли, госпожа, — ответил управляющий с осторожностью, — в позапрошлом году в наших краях была страшная засуха, и весь урожай высох на корню. Если бы не господин граф, нам всем пришлось бы туго. Но господин так добр. Он прислал денег и распорядился закупить зерно.

— А два года назад — всю провинцию заливало дождями? — иронически изогнула она бровь.

Перье, кажется, принял слова госпожи за чистую монету. Он вздохнул:

— Нет, госпожа, два года назад урожай был неплох, но господин граф… — управляющий говорил вязким старческим голосом, а глаза при этом настороженно и зорко наблюдали за выражением лица молодой хозяйки.

— Вот что, Перье, — Клементина заметила взгляд управляющего. — Давайте договоримся. Я не так глупа, как, может, вам хотелось бы, а вы — не так стары, как пытаетесь теперь представить. Я не собираюсь мешать вам управлять имением, но мне надо разобраться в том, что происходит в замке и на принадлежащих господину графу землях. Пока вашего хозяина здесь нет, ответственность за все, что здесь произойдет, желаете вы этого или нет, ляжет на меня. Поэтому, если вы хотите жить со мной в мире, не создавайте мне лишних проблем.

Перье опять вздохнул, вернул голосу прежнюю уверенность.

— Хорошо, госпожа. У нас здесь, по правде сказать, то одно, то другое. То война забрала из деревень большинство молодых работоспособных мужчин, то пожары, будь они неладны… Уж простите, госпожа… То грабители и дезертиры. Много их шляется по дорогам Франции, еще со времен покойного короля. А мы все ждем и ждем, когда ж полегчает. А все никак… Несладко живется деревне. Чего уж далеко ходить… Этой весной вот разбойники две деревни сожгли. Напали ночью, увели скот. Несколько человек, — тех, что посмелее да посильнее, кто не смолчал, когда у них отнимали их скудное имущество, — убили. Откуда же деревенским взять после всего этого денег? Так что господин распорядился пока с крестьян налоги не взимать. Достаточно, сказал он, того, что крестьянам приходится платить откупщикам.

Клементина встала, подошла к окну, распахнула его.

— Скажите, что — в этой башне напротив кто-то живет? — спросила вдруг.

Управляющий запнулся, замолчал, сглотнул.

— Нет, госпожа. Башня давно пустует.

— Прошлой ночью я видела в окне верхнего этажа свет.

— Этого не может быть, — убежденно покачал головой Перье. — В подвалах хранятся вина и запасы еды. Все же прочие помещения — пусты, а входы в них — заперты. Никто не поднимается в башню уже много лет.

— Отчего это?

— Таково распоряжение господина, — пожал плечами.

* * * *

Клементина знала, что самый быстрый способ выяснить, что происходит вокруг — внимательно слушать, о чем говорят на кухне.

И прежде, ребенком, она любила бывать там. Именно в этом помещении, наполненном ароматами хлеба и обедов, по вечерам собирались все слуги, чтобы обменяться последними впечатлениями, именно там рассказывала нянюшка свои самые страшные истории. А Клементина, тогда еще совсем дитя, слушала их, раскрыв рот.

Так что теперь, не удовлетворившись ответом управляющего, она решила заглянуть в кухню и задать тот же вопрос Аннет.

Узнав, что госпожа видела в башне свет, та побледнела и перекрестилась.

— Плохо, госпожа! Очень плохо. Я слышала: башня эта — проклятое место. С тех пор, как произошло несчастье, там поселилось что-то: душа неупокоенная, привидение… Оно проявляет себя всегда, — с трудом произнесла Аннет, — когда в края эти приходит беда: войны, эпидемии, голод. В добрые времена его почти не видно.

Клементина дернула плечом:

— Расскажите подробнее. Что за несчастье?

— Давно, очень давно, — мне бабка моя рассказывала, а той — ее бабка… — продолжила Аннет неуверенно, — на замок наш напали бандиты. Хозяина не было — то ли охотился он, то ли воевал где. Только жена с дочерью в замке оставались, да дюжина воинов. Бандиты захватили замок, разорили его, сожгли. В той башне они надругались над хозяйкой и ее дочерью. Когда хозяин возвернулся, не узнал дома. Девочка померла сразу, — он и схоронить ее не успел, а мать ее, супруга господина, прожила еще год, да тоже от печали и стыда сгинула. Хозяин в горе тогда много народу положил — деревни в сердцах пожег — что сами выжили, не встали на защиту, — леса окружающие от чужаков повычистил. С тех пор и поселилось в той башне привидение. То нет его, не видно вроде. То появляется снова — огнем таинственным в окна светит, стонами да плачем пугает.

Аннет вздрогнула:

— Сколько тогда душ неприкаянных, безвинных по местам этим шаталось! Может, какая и осталась в башне — в назидание да для памяти.

Появившийся на пороге кухни Перье бросил на Аннет недобрый взгляд, раздосадовано покачал головой:

— Опять ты со своими глупостями, — проворчал. — Только напрасно пугаешь госпожу.

* * * *

Следуя совету мужа и рекомендации Перье, Клементина выбрала себе горничную — молоденькую темноволосую, болтливую, как все южанки, девушку из соседней деревни. Явившись в замок, та заставила Перье краснеть, а Клементину — смеяться.

В первые же полчаса своего пребывания в господском доме Тереза ухитрилась, оступившись, перевернуть стоявшую у порога корзину с овощами и, бурно жестикулируя, разлить оставленную для Клементины на столе кружку с молоком.

Перепугавшись, расплакалась, бросилась в ноги госпоже.

Она была так трогательна!

Несмотря на неудачное начало, Клементина согласилась принять девушку в дом. Клементине понравились ее пылкость и ясный взгляд.

У девушки оказались ловкие руки, и она очень быстро научилась укладывать волосы госпожи в простую, удобную прическу. Тереза была сноровиста и обладала легким характером.

Благодаря ее стараниям, вещи Клементины, которые с самого приезда лежали, где придется, наконец, обрели свое место, платья были вычищены и отутюжены, комната прибрана и проветрена. Управившись с комнатой госпожи, Тереза взялась за все прочие помещения. Клементина была счастлива.

Чувствуя необычайный подъем, она отобрала не без помощи своей новой горничной еще несколько девушек, распорядилась выбросить из нижнего зала все циновки и до блеска натереть каменные плиты пола. К концу второй недели все жилые помещения замка сияли, словно зеркало.

Приглянувшихся ей девушек Клементина оставила в доме. Они прекрасно работали, и с их помощью Клементина рассчитывала содержать жилище в том порядке, к какому привыкла когда-то. С этих пор замок графов де Грасьен, она чувствовала это, снова ожил и задышал.

Но Клементина отнюдь не считала на этом свою миссию завершенной.

Она полагала, что хорошая хозяйка должна знать обо всем, что происходит на ее землях. И была уверена, что главное правило — жить в дружбе и согласии со своими крестьянами.

В этом смысле решение ее супруга не взимать налогов с крестьян в эти последние, тяжелые для них, годы очень ей нравилось.

Клементина помнила, что ее мать наперечет знала всех вилланов, всегда была в курсе того, что происходит в том или ином семействе, и по мере сил помогала крестьянам, которые, в свою очередь, тоже не оставались безучастными к трудностям господ. Правда, их владения были меньше, но Клементина считала это правило верным и желала последовать примеру матери.

Клементина часто вспоминала, как однажды в лесу потерялся ее младший братик. И все крестьяне, оставив поля и скотину, вышли тогда на поиски ребенка. Через день они привели его в замок, испуганного и голодного.

А еще она помнила рассказ нянюшки о том, как крестьяне защитили их замок от нашествия бандитов. Жестокими полчищами бродили те по дорогам Франции. Состояли банды, как и сейчас, из дезертирующих из армии солдат, пробавляющихся набегами на деревни и плохо укрепленные замки. Они убивали и насиловали. Страшные истории об их зверствах Клементина не раз слышала, сидя на кухне у очага. Тогда, говорила нянюшка, именно благодаря вилланам они остались целы. Вооружившись всем, что попалось под руки, крестьяне встали на защиту замка и отстояли его. И долго еще округа вспоминала страшные и одновременно с этим такие удивительные дни, позволившие им почувствовать их силу и единство.

Так что, едва замок был приведен в порядок, Клементина потребовала составить для нее список проживающих в деревнях крестьян и принялась постепенно знакомиться с ними, то приглашая их в замок, то отправляясь к ним сама.

Дворецкий Гийом был страшно недоволен новой затеей госпожи. Во-первых, это просто неприлично, считал он. Незачем черни шляться по господскому дому. А во-вторых, ему, а вместе с ним — и всем прочим слугам, в связи с этим заметно прибавилось работы. Теперь, когда в доме все блестело и искрилось, каждый комочек грязи, которых несметное количество притаскивали на своих ногах вилланы, бросался в глаза.

Но Клементина была непреклонна.

Мечтала она кое о чем еще. Сейчас, когда она уже совсем отдохнула от дороги, когда осознала, что находится гораздо ближе к дому, в котором прошло ее детство, чем когда-либо с тех пор, как она его покинула — ей ужасно захотелось бросить все и отправиться в Брассер. Но как она могла?

Она не считала себя вправе оставлять замок без присмотра. Это казалось ей неблагоразумным и безответственным. К тому же она совсем не была уверена, что дорога до Брассера, в самом деле, так легка и недолга, как ей представлялось.

Иными словами, она не могла теперь ехать. Она не знала дороги, и ее некому было сопровождать.

Она ждала. Ждала, когда представится случай. И твердо знала, что она его не упустит.

* * * *

Между тем, путешественники, время от времени останавливающиеся в стенах замка, рассказывали, что в провинции становилось все более неспокойно. Недовольство правительством, вечно тлеющее в народе, в этот раз нашло выход на юге страны. И волны протеста все чаще докатывались до Перигора. Крестьяне поднимались против чиновников и налоговых откупщиков, временами — против сельских дворян и городских богачей. Путешествовать становилось все опаснее.

Один из гостей задержался в Грасьен на несколько дней. Он был немолод и не вполне здоров. На щеках мужчины играл лихорадочный румянец, и время от времени его сотрясал сильный кашель.

Клементина предложила путнику остаться — сначала на ночь, потом еще на день… Он пробыл в замке четыре дня.

В эти дни Клементина вдруг осознала, насколько она соскучилась по общению, по приятным беседам за обедом. Соскучилась по богатым подтекстами, содержательным речам.

Молодая женщина с удовольствием просиживала рядом с гостем дни напролет. По большей части он говорил, а она слушала.

Клементина, которая в последнее время занимала себя исключительно делами хозяйственными, наконец, рядом с ним отдыхала душой.

Он рассказывал о своем путешествии, говорил о далеких землях и о политике, рассуждал об искусстве, объяснял причины и возможные последствия происходящих волнений. Обо всем понемногу.

Ей не хотелось сообщать ему о том, что про далекие земли она знает немало. И про королевский двор — знает. Она слушала звук его голоса. То собиралась, концентрировалась — когда обнаруживала, что гость говорит о чем-то, ей неведомом. То снова уплывала, убаюканная неторопливым его монологом. Ей было хорошо.

— Вы удивительная женщина, — заметил он в первый день своего пребывания в замке, обнаружив, что вот уже час с лишним говорит, говорит, а она только внимательно слушает. — Вы так неразговорчивы?

— С некоторых пор, — ответила, улыбнувшись.

К исходу четвертого дня, уже собираясь в путь, он вдруг сказал ей:

— Было бы неплохо, мадам, если бы вы нашли способ как-то получше укрепить замок. Мало ли что…

Его "мало ли что" заставило Клементину вздрогнуть.

В эти, последние, дни она и сама подумывала о том, что дом ее совсем не так защищен, как следовало бы. Но что она может?

Она ничего не понимает в военном деле. Она даже не имеет представления о том, действует ли хотя бы теперь механизм подъема моста. И смогут ли они, в случае нападения, преградить путь бандитам.

Отъезд старика опечалил ее. Она опять оставалась одна.