Ночь. До того густая и плотно укутанная толщей облаков, что иные могли бы и поспорить: то город или дно морское? То означающие безопасность и уют фонари или охотничья биолюминесценция хищников? То постройки, превозносящие амбиции их создателей, или кораллы и остовы кораблей, поверженных штормами и баталиями? А нечто ритмичное, витающее вокруг и откуда-то оттуда — то тихий, нашёптывающий «memento mori» тик часов или касание вёслами далёкой водной глади? А может, стрелки часов вёслами и были? Время расплывалось.

В одну из многометровых громад юркнула белая фигурка. Она что-то искала. Повиновалась интуиции. Пробовала с чем-то свериться у себя на руке, но от безуспешности, едва бубня, выругалась: «Чтоб меня», — и продолжила путь по наитию. Она легко затерялась в тенях и тьме неосвещённых пространств. Потом вновь выплыла, сама лишь смутно догадываясь, где именно. «Котлы. Для грешников?» — усмехнулась она, потерев один из таких и отчалив дальше.

Сообразила, что петляниям в мрачном металлическом лесу лучше предпочесть прямоту дорожек верхнего яруса. Приходилось двигаться тише: подошвы её костюма были мягки, но вибрации оголённому железу конструкции всё равно передавались. Так она, в зависимости от просматриваемых зон, уподоблялась то кошке, то медузе.

Что-то привлекло её внимание. Внизу. Похвалила себя за прозорливость. Точка для наблюдения была удобной. Метрах в пятнадцати-двадцати от неё три фигурки, укрытые — как они самоуверенно считали — какой-то тёмной, вбиравшей в себя свет тканью, копошились падальщиками над стендом с неким аппаратом, совершали технократическое таинство, водружали над тем агрегатом какой-то собственный. И всё то — под редчайшие шепотки, которые она силилась разобрать. И ни разу не взглянули наверх. Ах. Нет.

«Ой». Они заметили друг друга. И пытались опознать видовую принадлежность добрых полминуты. Увы, только эти секунды добрыми и были. Далее могла начаться лишь охота. Она отшатнулась, вертела головой и искала, куда отступить.

Он отдал пару кратких команд, дёрнул за какие-то кольца и рычаги у себя на костюме, — она только сейчас поняла, что облачён он был в чернёные кожу и сталь, что пришла в движение и зашипела, зафыркала — и, всё более превращаясь в минотавра, вырос на фут.

«Беги».

И она, побивая собственные рекорды, помчалась прочь. Для него её бег был подобен пунктирной линии. Ему не нравилось, что он так легко терял её в полных тенях. И, слегка разогнавшись, помогая себе механическими когтями, в итоге перемахнул на верхний ярус. Теперь это был неравный спринт. Она не могла придумать ни одного манёвра. Впереди был тупик. Прямо перед её носом какой-то книдоцист рассёк воздух и разбил окно, в которое она, не раздумывая, выпрыгнула.

Удачно упала на мягкий навес, но поспешила сползти с него и аккуратно двигаться от тени к тени, от палатки до палатки, незадерживаясь ни в одной. Она могла бы уйти за ограждение, но — нет, нет, она должна была двигаться к реке. Погоня, кажется, отстала. «Я ведь им с чем-то помешала. Сматывают удочки», — ухмыльнулась. Но всё же не сбавила темпа и вскоре вышла к знакомым очертаниям — монструозному Дворцу оптики, в котором гаргантюанский телескоп готов был заглотить все звёзды разом.

Лихорадочно раздумывала, не спрятаться ли в каком-нибудь из павильонов-аттракционов. «Нет, загоню себя в угол». И ей непременно нужно было на тот берег реки, но сначала — добраться до ближайшего — одно что до него оставалось уже недолго — и особой акробатики уже не требовалось. Прочла слова, высеченные на деревянной плашке: «Секция охоты и рыболовства». «Очаровательно. Прелестно. Да, спасибо, я поняла намёк». В это время увидела и другой — спасительный. И начала очень быстро, но с определённой последовательностью скрести зеркальце на руке, поворачивая его то так, то этак.

И даже не услышала — почувствовала, как за спиной вырос силуэт-преследователь. Сглотнула. Но всё же как-то хитро изогнулась и весьма точно и больно ударила охотника ногой, а когда тот подсогнулся, исполнила что-то вроде кросса. И подставилась. Он перехватил её руку. Сцепились. Какое-то время они безуспешно боролись. Он не хотел ей причинить боль сильнее необходимого, только обездвижить. И всё же — обездвижить. Она это понимала и не давалась, отступала при первой возможности. Всё ближе был край набережной. Наконец, зеркальце порадовало её особым отблеском. А вот то, что она сейчас свалится — не особо. Падение или пленение казались физически неизбежными вариантами. Но не для неё. В его руке она увидела блеск иной: очень неприятный, металлический — иглы шприца. Вложила все силы в последний рывок. Неудачный. До того неловкий, что лучше никогда себе не признаваться в том, что он был. Она запнулась и перелетела через ограду. Ткань на рукаве с утройством, которое он до сих пор не выпускал из хвата, разорвалась, и она выскользнула — исчезла.

Он рассчитывал услышать звук падения о песок или всплеск воды, но не дождался ни того, ни другого. Свесившись, вглядывался в пустоту. Будто никого и не преследовал. Нет же, вот доказательство. Потрогал болевшие участки тела — и ещё вот. «Только доказательства чего?» В зеркальце, — а вернее, в двух, — он видел лишь укрывавшее лицо маску. «И где её теперь искать?»