Кутыкин глядел на экран своего мобильника, где светилось имя абонента «Матильда», не решаясь ни начать разговор с ней, ни нажать на кнопку отбоя. Все еще не зная, как быть, он приложил телефон к уху и услышал голос Матильды:

– Что, забрал наконец мобилу у своей Олечки?

– Да, – неожиданно для себя ответил Кутыкин. «Да» прозвучало слишком торопливо. Бесхребетность и малодушие, сквозившие в тоне, которым он произнес это короткое слово, были очевидны даже для самого Кутыкина. Он разозлился на себя, откашлялся и повторил «да» гораздо тверже. И добавил:

– Только не у своей.

Несмотря на ссору с Матильдой, упустить эту яркую во всех отношениях женщину он был не готов.

– Уже не у своей? – уточнила Матильда.

– Не уже, а вообще. Этого вообще никогда не было. Я это тебе, между прочим, уже пытался объяснить, – Виталий кивнул Ольге и изобразил на лице извинение, мол, вынужден отвечать. – И если бы ты изволила выслушать меня…

– Значит, у тебя ничего с ней не было? – голос Матильды потеплел.

– Я сказал: нет.

– Знаешь, я тут обдумала наш последний разговор по телефону и хотела тебе сказать, что, наверно, я погорячилась. Ну, ты же меня знаешь. Я решила, что ты… ну и я, конечно же… гм…

– Рассвирепела, – предложил словцо Кутыкин.

– А кто бы на моем месте не рассвирепел? Согласен?

– Ну, гм, да, – ответил Кутыкин. – Слушай, давай завтра встретимся и все обговорим. Потому что сейчас я жутко вымотан.

– Ты дома?

– Ну да.

– И ты настолько вымотан, что не хочешь меня пригласить?

– Вуди, я просто не в состоянии, я правда очень устал. Я сам тебя наберу, когда завтра проснусь, хорошо?

Писатель распрощался и дал отбой.

– Это мой литературный агент, – объяснил Кутыкин Ольге.

– Переводы, – понимающе кивнула та.

– Какие переводы? – спросил Кутыкин.

– Ну, это же иностранка?

– Кто иностранка? – писатель огляделся по сторонам.

– Твой агент. Ты назвал ее «Вуди», это ведь нерусское имя. Поэтому я и подумала, что это твой иностранный литагент, который организует переводы твоих книг.

– Э-э… ну да.

– Для иностранки она хорошо говорит по-русски, – Ольга лукаво улыбнулась.

– А что, все было слышно?

– Я не подслушивала, но… она так эмоционально говорила, и кое-что было слышно.

– Да, Вуди громкая барышня, – Виталий старался говорить о Матильде (раз уж пришлось о ней говорить) несколько отстраненно и рассеянно, словно речь идет о шапочной знакомой. Конечно, сейчас Кутыкин предпочел бы вообще ничего о ней не говорить. Но если бы он вдруг замолк или резко перевел разговор на другую тему, это подтвердило бы естественную в этой ситуации версию, что Матильда – не просто литературный агент, но и его любовница. А это нехорошо. При съеме одной девушки не должен всплывать образ предыдущей или действующей подружки. И поэтому Кутыкин продолжал:

– Она мой литературный агент и… хороший человек. Хотя с ней бывает нелегко, она бывает… странной.

– У нее и имя нетривиальное…

– Это я ее так назвал, – не без горделивости сообщил Кутыкин. – И теперь все знакомые ее так зовут. Знаешь, старый мультик про Вуди Вудпекера, про шизанутого дятла с красным хохолком? Матильда – она как раз рыжая и такая же сумасшедшая, как дятел Вуди. Ну, не то что по-настоящему сумасшедшая. А просто долбанутая. Иногда, гм.

Кутыкин подумал, что это, пожалуй, чересчур – обсуждать так подробно свою нынешнюю пассию и выставлять ее дурой перед девицей, которую он едва знает. Но что ж поделать, тут же решил он, Ольга должна получить четкий сигнал, что конкурентки у нее нет. Это мужские игрища, на войне – как на войне.

– А она не обижается на эту кличку? – продолжила тему Ольга.

– Да нет. Даже наоборот. Она, оказывается, тоже, как и я, в детстве любила этот мультик. Поэтому ей нравится, как ее называют.

– Мне этот дятел тоже в детстве очень нравился, – Ольга улыбнулась. – Эта его знаменитая фразочка: «Guess who».

– Ага. У Матильды это как раз любимая фишка – подкрадываться сзади и вскрикивать над ухом: «Угадай, кто-о».

* * *

– Знаешь, Даницыл, чего я не понимаю? – спросил Виктор и, подозвав официантку, попросил счет.

Данила, казалось, терпеливо ждал, что скажет Виктор, но на самом деле он даже не расслышал друга – не потому что задумался о чем-то своем, а потому что снова впал в уныние. И единственная мысль его в этот момент была о том, что все в его жизни плохо. А если и не плохо, то определенно не так, как должно быть. Он вновь вспомнил про Ксению. И про то, что его увольняют.

– Я не понимаю, как ты до сих пор не нашел инвесторов, каких-нибудь бизнес-ангелов для своего проекта, ну для твоей этой видеокниги. Ты же окончил Высшую школу экономики. Там вроде учат, как бизнес организовывать.

– Инвесторы – это люди, на которых ты мне предлагаешь работать? То есть отдать им мою идею и за трехкопеечный процент раскручивать для них стартап?

– Ну, почему трехкопеечный? Это как договоришься.

– Да вот так и договоришься. А больше никак. Какой же лох бабки вложит без гарантированной отдачи? Я ни с кем не хочу делиться моей идеей. Принципиально.

– Ты, наверно, Даницыл, учиться в Вышку пошел как раз из-за того, что принципиально не способен стать бизнесменом.

– Почему это не способен?

– Ну, может быть, ты не любишь рисковать. Поэтому. Или ничего не хочешь дать людям. А если ты ничего не хочешь дать людям, с них тебе тоже ничего не обломится.

– То есть я в Вышку пошел, потому что я трусливый жмот. Спасибо, друг.

– Я имел в виду… Ну, как некоторые застенчивые люди, знаешь, идут на актеров учиться? А закомплексованые неврастеники идут в психологи. Так и ты в Вышку мог пойти учиться.

– А куда бы ты мог пойти с этими рассуждениями, знаешь?

– Не злись. Кто тебе, кроме друга, правду скажет?

– А с чего ты взял, что это правда?

– Ничего я не взял, я просто предположил. Я ведь не утверждал. Просто предположил. Ладно, пора уже решать, куда мы дальше двигаем, – сказал Виктор и попросил счет. – Домой, по-моему, лучше не возвращаться. На всякий случай. Непонятно только, где и сколько нам партизанить тогда. К каким-нибудь телкам завалимся?

– Да брось ты, – ответил Данила. – Пока мы тут с тобой умничали, я параллельно думал про все это и окончательно понял нашу ситуацию. Если бы на нас охотилось все ФСБ, мы бы уже давно отдыхали не здесь, а где-нибудь в Лефортово. Эта возня по поводу кенозина – явно чья-то частная инициатива. Может, этот кто-то и служит в какой-то серьезной госструктуре, но он точно не заинтересован, чтобы дело вылезло на официальный уровень. Все другие объяснения слишком сложны, а соответственно, скорей всего мимо яблочка. Короче, я думаю, вернее, я уверен, что ничего нам не грозит, если мы будем вести себя, как обычно. И если не будем больше болтать про кенозин. Даже между собой. Мы вообще не знаем этого слова, о'кей? А термос я завтра отнесу потихоньку на работу и верну на место. И на этом все закончится. Могу поспорить.

В кармане Виктора заверещал мобильник. Он глянул на экран телефона и сказал:

– О, Тамара. Это моя новая телка, на днях познакомились, – объяснил он. – Интересно, чего она так поздно?

Коротко поговорив с Тамарой, Виктор положил на стол свою половину денег за ужин.

– Даницыл, я поеду к Тамаре. Раз девушка приглашает, надо ехать. Извини, что бросаю тебя, я пытался, чтоб она какую-то подружку выписала и чтобы мы вдвоем с тобой туда подскочили, но она… Ну ты сам все слышал.

– Уже поздно, чтобы подругам звонить, поэтому она и забыковала. Да я как-то и не хотел. Не знаю, чего ты стал ее уламывать. Я точно говорю. Я дико спать хочу. У меня что-то нет никакого настроения куда-то ехать, с кем-то любезничать.

– Да?

– Все нормально. На эту тему можешь не париться.

– Значит, ты домой?

Данила кивнул.

– Уверен, что проблем у нас на квартире не будет? Не надо мне с тобой ехать?

– Не будет проблем. Если что, то я сброшу СМС. Но это вряд ли. Кстати, мы таскаем с собой мобильники, через них нас давно бы вычислили и взяли за шкирман, если бы именно мы им были нужны. Все будет нормально. Я приду и завалюсь спать. Спать хочу.

– Да, скорей всего, ты прав. Твой рюкзак с термосом в машине, и пусть там пока и лежит, я с ним к Тамаре поеду. А ты бери такси и – домой. Если вдруг там засада, начнут спрашивать про кенозин, прикинешься – «вы о чем, вообще, пацаны, я и словов таких не знаю». А если все будет тихо, ты мне дашь знать, ночью я вернусь с термосом, и ты утром отвезешь его обратно на станцию. Тогда пока.

– Не пока, – сказал Данила.

– А что еще?

– А то. Не говори мне, что я трусливый жмот. Потому что когда все вокруг говорят тебе, ну, точнее, не напрямую говорят, а своим отношением к тебе говорят, что ты лузер, а потом еще твой дружбан тебе напрямую говорит, что ты лузер, то это… это…

– Отвратительно и невыносимо? – попытался уточнить Виктор.

– Да, точняк, – ответил Данила. – Отвратительно и невыносимо.

– Даницыл, ты зря, ей-богу, прицепился к тому, что я ляпнул. Ты нормальный чувак. Я бы даже сказал, для программера ты чересчур адекватный.

– А ты чересчур умный для скалолаза.

* * *

Кутыкин твердо решил, что уже довольно обсуждать Матильду. Иначе, Ольга, вопреки его стараниям, решит, чего доброго, что он ни о ком другом и помыслить не может. А он может. Очень даже может и очень даже не прочь.

– Оль, я тут подумал, знаешь, на самом деле у меня есть к тебе один разговор – про сценарий к фильму, который меня попросили сделать, раз уж оказалось, что ты такой профессионал в этом деле.

Беллетрист ляпнул это просто так, лишь бы сказать хоть что-нибудь, что не касается Матильды. Но в процессе произнесения фразы внезапно осознал, что именно это ему и надо обсудить с Ольгой: она сценаристка, пишет истории для мыльных опер, а ему как раз и предстоит сварганить нечто сериальное по духу, но в одной серии. Ну, конечно! Ольга могла бы помочь в написании сценария. Почему нет? Разумеется, он и сам в состоянии накатать эту вещь – и обязательно накатает, просто сейчас у него творческий кризис – обычное дело – и ему нужен только небольшой толчок. Ольга определенно могла бы немножко, слегка так, помочь. Подбросить мыслишку-другую насчет главного действия. Или по поводу начальной сценки. Или про характер какого-нибудь главного героя. Или второстепенного. Ну, хоть что-нибудь. Ему и требуется-то всего-навсего начальный импульс, дружеский совет от профессионала-сценариста. Вот о чем надо с ней как бы между делом, ненатужно покалякать. Судьба подбросила ему Ольгу, словно подарок, а он тут сидит и тратит время на пустопорожний рассказ о Матильде.

Кутыкин по-настоящему загорелся этой идеей, однако он не знал, как и о чем конкретно говорить дальше, и запнулся. Действительно, как объяснить ей суть ситуации? Следует ли открывать, кто заказчик? Ольга уверена, что великий писатель Кутыкин, соль земли русской, в принципе не может работать на кремлевских пиарщиков. Как же ей это все подать? А если она предложит написать сценарий вдвоем? Он, правда, привык работать в одиночку, но, если уж на то пошло, в данном случае речь идет о халтуре, а не о полноценной писательской работе, так что… Так что – что? На каких условиях он может привлечь ее к работе? Мысли носились в голове Виталия, вопросы возникали один за другим и, безответные, порождали все новые вопросы.

– А что за сценарий? – спросила Ольга.

– Ну… это разговор не очень короткий. И не для этого места, – сказал он, одновременно порадовавшись, что нашел более веский довод в пользу того, чтобы переместиться с Ольгой домой, чем какое-нибудь туповатое «пойдем, заценишь мою новую квартиру».

Кутыкин покрутил головой в поисках официантки.

Но неожиданно его лицо изменилось, словно его поразила какая-то страшная догадка. Он увидел направлявшуюся к их столику Матильду.

Уверенная в себе, как кошка, неспешно надвигающаяся на не способного взлететь воробья-подранка, она появилась из-за бара.

– А я тебя как-то сразу и не узнал, – смутившись, соврал Кутыкин при ее приближении. – Привет, Вуди, – тут он значительно глянул на Ольгу, как бы говоря, что вот это она и есть, Матильда Вуди Вудпекер. – А ты во втором зале сидела?

Вопрос был глупым, потому что арка за баром, из которой вышла Матильда, вела во второй зал, больше за баром ничего не было.

– Привет, – ответила Матильда, она, казалось, не была удивлена, – Да-а, негаданная встреча. А я, главное, еще думаю: слуховые галлюцинации, что ли, у меня – я с тобой разговариваю по мобиле и слышу, что в трубке мелодия та же самая играет, какая в зале.

– Ну да, ну да, – Кутыкин не знал, куда себя деть.

– А мы с подружкой там сидим, – продолжала ворковать Матильда с каменным лицом. – Потом я пошла в туалет, смотрю сюда и думаю: ты – не ты? А оказывается, ты.

– Ну да, – беллетрист лихорадочно соображал, как ему быть. Хотелось одного – испариться.

– Сидишь, оказывается, в нашем с тобой любимом кафе, – Матильда изображала на серьезном лице улыбку. – Здесь ведь как дома, правда, Виташ?

– Да. И это здорово, что мы тут собрались, – Кутыкин наконец сообразил, что увильнуть от объяснения не получится, он неуклюже отодвинул свободный стул для Матильды. – Как говорится, это судьба. Звучит пошло, но… Присаживайся.

– Судьба? – уточнила Матильда.

– Ну, наверно, – с готовностью отозвался он, глянув на Ольгу. – Давай, мы сейчас тебе все объясним.

– Мы? – спросила Матильда, не садясь на предложенное место. Мимолетный ее взгляд на Ольгу, которая рассматривала свою чашечку кофе, был исполнен ненависти.

Ольга, со своей стороны, уже успела сообразить, какова ситуация у этой парочки, и приняла решение вести себя как ни в чем не бывало. В конце концов, она действительно ни в чем не виновата и никому ничего не обязана объяснять или доказывать. Пускай Кутыкин суетится, если хочет. Она просто встретилась с ним, чтобы обменяться телефонами. Место встречи тоже назначил он. Так что никаких извинительных ужимок от нее никто не дождется. Ольга откинулась на стуле и, оторвав взгляд от чашечки, твердо посмотрела на Матильду.

Матильда, судя по всему, восприняла ее взгляд как вызов. Ольга обратила внимание на то, что Кутыкин этих скрещенных над столом шпаг не заметил, да и вообще он, по-видимому, не вполне отдавал себе отчет в том, что происходит.

– Конечно, мы, – ответил он на вопрос Матильды. – Так получилось, что мы заварили кашу, мы и расскажем, что к чему. Надо поставить точку на «i», как я уже и говорил тебе, по-моему, час назад.

Лицо Матильды начало покрываться красными пятнами. До этого ей удавалось сохранять напускное спокойствие, но, видимо, силы к сдерживанию страстей, были уже на исходе.

– Будьте добры, – вдруг весело обратился Кутыкин одновременно к стоявшей невдалеке официантке и бармену, который наводил лоск на стаканы за стойкой бара. – Анисовой водки для красной дамы, – он кивнул на Матильду.

Собственно, Виталий хотел выпить с Матильдой мировую. Так он позже объяснил это Ольге. Потому он и заказал для Матильды водку. И именно анисовую – потому что знал, что Матильда предпочитает водку с этим вкусом. А красной Виталий назвал Матильду, имея в виду цвет ее рыжих волос.

Между тем при его словах Матильда поневоле посмотрела на себя в большое зеркало на стене и увидела на своем лице красные пятна.

Она перевела взгляд на Кутыкина. И ее взгляд не обещал ничего хорошего, а только все самое плохое.

Затем Матильда вновь глянула в зеркало, которое показало, что теперь красные пятна на ее щеках и лбу начали быстро разрастаться, лицо вот-вот должно было полностью стать чуть ли не багровым.

Взгляд Матильды, уже свирепый, больше не обращался ни на Кутыкина, ни на Ольгу. Глядя себе под ноги, она развернулась на пятках и двинулась к бару.

Туда же, к бару, в этот момент подошла ее подружка, с которой они в этот вечер встретились здесь, чтобы обсудить свои «женские тайны».

– Я сама закажу, что мне надо, – сказала Матильда бармену и отодвинула от себя уже поставленную на стойку перед ней рюмку анисовой водки.

Подружка бросала тревожные взгляды то на Матильду, то на Кутыкина.

– Вуди, может, лучше пойдем отсюда? – спросила она у Матильды.

– Мне надо выпить, – отрезала та и указала официанту на стоявшую у его руки бутылку, – Текилу можно? Две.

– Я не буду, – сказала подружка.

На стойке во мгновение ока появились две рюмки с золотистым напитком.

– Я знаю, – сказала Матильда и, не поморщившись, медленно выпила первую рюмку.

Поморщился за нее бармен. Он не слышал разговора Матильды и Виталия. Их разговор был довольно тихим и внешне спокойным. Однако бармен наметанным взглядом определил, что за столиком назревает скандал. А в данный момент за спиной Матильды бармен увидел, что официантка, повинуясь нервным жестам Кутыкина, принесла ему счет.

– А вы знаете способ, как пить текилу по классическим правилам? – бармен попытался отвлечь Матильду, чтобы Кутыкин мог расплатиться и уйти.

Задав свой вопрос, бармен едва заметным движением убрал со стойки пустую рюмку и акцентировано дотронулся до полной рюмки, словно была необходимость предупредительно пододвинуть ее к Матильде, хотя такой необходимости не было, рюмка с текилой и без того находилась у ее пальцев. Бармен вообще знал свое дело. Движения его рук были отточены и ловки, как у карточного шулера. Клиент обращал внимание на его жесты, лишь если это было нужно бармену. В следующее мгновение казалось, что он и не пошевелился, а рядом с рюмкой текилы на стойке откуда ни возьмись возникла изящная хрустальная солонка.

– Я-то знаю, – ответила Матильда, и глаза ее полыхнули. – Можно мне к соли еще перца? Я вам покажу, как пить текилу по моим правилам.

Обрадованный, что военная хитрость удалась, бармен немедленно выставил рядом перечницу – хрустальную близняшку солонки.

– Вот смотрите, – сказала Матильда, – делается так. Сначала пьется текила, – она выпила вторую рюмку, снова не поморщившись, как воду. – Затем насыпаем сюда соли, – она протянула вперед ковшик левой ладони. – А сюда – перца, – она поставила рюмку и раскрыла правую ладонь.

Бармен повиновался, всеми силами изображая, как он заинтригован.

– Тут главное – не перепутать, что куда, – заметил он с той особенной улыбкой, с помощью которой опытный виночерпий предоставляет клиентам право выбора – считать или не считать сказанное им шуткой. Взявши солонку в одну руку, а перечницу в другую, бармен начал осторожно вытряхивать их содержимое в ее ладони. – Сюда соль, а сюда перец, правильно?

– Пока правильно, – тоном лаборантки, увлеченной химическим опытом, ответила Матильда, – Так, затем – давайте, наоборот, где перец – туда добавим соли, а где соль – туда перца. А теперь побольше перца. Знаете, так не пойдет, отвинтите эту крышку и сыпьте. Потому что главное – чтобы перца и там, и там было горкой. Если вам его не жалко.

Бармен снял серебристую крышечку с перечницы и опорожнил хрустальную емкость в ее руки. Лицо его лучилось радушием. Жалко ли ему специй для такой замечательной посетительницы? Да боже упаси!

Засыпав в обе ладошки-баржи смесь перца и соли по самую ватерлинию, Матильда прикрыла этот груз сверху пальцами для удобства транспортировки и отшвартовала кулачки от барной стойки. Рыжая бестия взяла курс на Кутыкина. Он сидел спиной к бару и к тому же был погружен в изучение чека и сдачи, принесенных официанткой, а потому не видел приближения вражеского флота.

Ольга надвигающуюся Матильду увидела. Она не знала, почему Матильда так странно держит руки. Но какая к черту разница, важно было другое: было ясно, что Матильда намерена поскандалить. «Похоже, наш Вудпекер решил таки продолбить дупло в голове Виташи, – подумала Ольга. – Оно и к лучшему, многовато в нем негативной энергии, без дупла тут не обойтись». И она отвернулась, всем своим видом давая понять Матильде, что ее не интересуют чужие разбирательства, к которым она абсолютно точно не имеет никакого отношения.

Матильда подступала.

Ее кеды неслышно ступали по мрамору пола.

Ее кулачки со специальной смесью двигались на высоте затылка сидящего Кутыкина.

Все ближе.

И ближе.

Виталий уже начал торопливо отсчитывать со сдачи деньги для чаевых, когда Матильда приблизилась почти вплотную и сходу закрыла своими руками глаза писателя, отправив туда практически без потерь оба заряда соли и перца. Втирая смесь ему в глаза, она напевно произнесла: «Угадай, кто-о».

В следующее мгновение Кутыкин уже хватал ртом воздух, дергаясь, стоная и пытаясь сообразить, что происходит, а Матильда отряхивала ладони. Писатель вскочил, вывинтившись из-за стола, и Матильда увидела град слез, на который, собственно, и рассчитывала.

– Виташа, ты, наверно решил, что в наших отношениях не хватает жару, – сказала она с удовлетворением, – ты его получил, дрочила.

– Что за… стерва! – не помня себя от рези в глазах, не разбирая дороги, он помчался в туалет, опрокинув попавшийся на пути стул.

Официантка и бармен, конечно, все видели. Не сговариваясь, они предприняли то, что должны были. Официантка немедленно навестила служебные недра кафе, откуда уже через несколько секунд выскочила с охранником, а бармен, взяв из-под стойки свежее вафельное полотенце, поспешил вслед за Кутыкиным в мужской туалет.

Ни Матильда, ни Ольга между тем не сдвинулись со своих мест.

Матильда, отряхнув руки, прикурила сигарету и выпустила дым в сторону Ольги, которая спокойно смотрела на нее, скрестив руки. Казалось, Матильда хочет что-то высказать Ольге, но никак не выберет, с чего бы начать. Однако когда она вдохнула с явным намерением приступить к произнесению спича, к столику подоспел охранник, и Матильда передумала.

Она вздохнула с видом человека, уставшего от занудства окружающих, и, взяв под ручку свою подругу, молча покинула кафе.