Владимир Иванович Паутов понятия не имел, где находится, когда миновал – уже не бегом, а еле переставляя ноги – очередное небольшое поле и подошел к бетонному забору с воротами, сделанными из металлических труб и прутьев. Поля и перелески были для него сейчас полны опасности. Он чертовски устал и хотел одного – спрятаться где-нибудь, в каком-нибудь укромном месте, отдохнуть и обдумать, как ему быть дальше.

Паутов приблизился к воротам, они оказались запертыми только на засов. Он просунул руку между прутьями, отодвинул засов и оказался на просторном дворе, поросшем низкой травой. Справа на земле лежала куча металлолома: тронутые ржавчиной обрезки труб, батареи отопления, а в середине холмик наваленных друг на друга больших рыже-коричневых железных листов с остатками оцинковки, видимо, старой кровли. Перед ним было кирпичное здание с выступающими по бокам пристройками. Судя по мычанию, которое доносилось из-за пыльных окон, а также по запаху, это был коровник. По периметру всего здания и пристроек тянулась довольно широкая полоса отмостки из асфальта.

Солнце уже вовсю припекало. Паутов направился к кирпичному углу, в котором сохранялась тень, и уселся на асфальт. Наконец можно было расслабить ноги. Кроме того, удобство угла состояло в том, что отсюда просматривались ворота, а за ними поле и еще дальше опушка леса, так что преследователи, если они не отстали и вдруг объявятся, не застанут его врасплох.

Проклятье! Как получилось, что его травят, как дикого зверя, а он, один из могущественнейших людей на земле, не знает, куда деваться. Загнан в угол в прямом и переносном смысле. И нет никого, кто бы пришел на помощь. Паутову ужасно захотелось исчезнуть, сгинуть, чтобы ни одна живая душа даже не догадывалась, где его искать. Ни одна.

А что если это сама судьба подбрасывает возможность уйти на покой? Погиб в авиакатастрофе после того, как присоединил к России Белоруссию. Красивая легенда. Найдутся надежные люди, которые за хорошую мзду выправят паспорт и прочие документы на имя какого-нибудь Иванова – ни в жизнь не подкопаешься. Конечно, придется лишиться бизнеса в России. Несколько крупных корпораций – строительство, нефть, да много всего… Ну и к черту их, эти компании. На имена сыновей за рубежом столько недвижимости и других фирм позаписано. Не говоря уже просто о счетах в банках в Швейцарии, на Кайманах. И черт с ним, с Микуловым. Все в самолете погибли, кроме него… Разве это не знак? Судьба, или Бог, или вселенский разум, неважно как это называть, дает знак – живи. Ведь возраст уже нешуточный, а так хочется пожить. В Библии вроде описывается, как люди жили чуть не по тысяче лет. Ну тысячу лет, конечно, не протянешь. Но на сотню можно замахнуться. И это имеет смысл, только если не станешь к этому возрасту развалиной. Всю ночь Паутов думал об этом. Крушение борта №1, немыслимое, казалось бы, было фактом. До сих пор у него перед глазами был горящий самолет, разметавшийся на части после удара о землю. Опускаясь на парашюте после катапультирования, Паутов видел, как самолет окончательно нырнул в лес и как почти сразу взорвался, осветив округу. Страшно было представить себе, что стало с теми, с кем он летел, с министрами, с которыми он работал, большинство из них он знал долгое время.

Смерть была этой ночью очень близко, и это чудо, что ее сеть загребла всех, кто был с ним рядом, а его, казалось, самую крупную рыбину среди них, пропустила.

Паутов сидел в тихом дворе станции осеменения, у стенки, из-за которой доносилось мирное мычание, смотрел то на траву, то на ясное небо, и ему отчаянно хотелось, чтобы его жизнь протекала в какой-то похожей на эту сельской идиллии. И чтобы жизнь длилась вечно. Ну или, если не вечно, то хотя бы по-настоящему долго.

В этот момент где-то у него под боком разразилась веселая мелодия. Что это? Он стал хлопать себя по карманам и обнаружил в кармане пиджака телефон. Откуда в кармане мобильник? Паутов давно уже не имел при себе телефонов. Для этого есть специальные люди – телефоны президента носить. Мелодия набирала обороты, становилась все громче. Вот уж чего ему сейчас точно не нужно, так это привлекать к себе внимание бравурными треками. На табло светилось имя: «Панфилыч». Что за Панфилыч? Паутов хотел дать отбой, но в суете нажал на кнопку «Ответить». Чей-то голос зарокотал в динамике. Паутов приложил аппарат к уху.

– Слышишь – нет, Алексеич? – гудел голос.

– Да, слушаю, – ответил Паутов.

– Здоровеньки. Я чего звоню-то? На выходные рванем на рыбалку?

– Кто это?

– Артем, не дури.

«Артемка!» – пронеслось в голове Паутова. Вот кто сунул ему в карман телефон. Только теперь Паутов стал припоминать, что произошло в последнюю минуту перед его катапультированием из горящего самолета. Ну да, это его денщик, Артем Алексеевич, дал ему свой телефон. Только зачем? Он о чем-то просил – куда-то позвонить.

– Сегодня же пятница, так? А в понедельник 12 июня. Этот… День независимости, что ли, не пойми, от кого, или как там правильно этот праздник? Забываю всю дорогу. Это же к выходным плюсуется, – бубнил между тем голос в трубке, – Ну чего, давай порыбачим? Не сидеть же тебе три дня подряд под боком у жены.

Вот что! Паутов наконец вспомнил: Артем просил позвонить своей жене. Позвонить и сказать ей… что? Что он любит ее. Или что-то вроде этого.

– Вы не туда попали, – отрезал Паутов и дал отбой.

Ладно, жене Артемкиной, конечно, надо будет позвонить. Пособолезновать. Только не сейчас.

Этот звонок придал Паутову бодрости, вернул его в привычные координаты существования. Не так уж все и изменилось. Вот же: люди собираются на рыбалку, планируют, как выходные провести. И день такой погожий. Птицы поют. За воротами виднеются поля и леса – красота. Паутов скосил глаза в противоположный кирпичный угол, образованный тем же зданием и второй пристройкой. В углу на асфальте легкий ветерок по временам пошевеливал какой-то сор – голубиное перо, бумажонку, пару сухих листьев. И было в этом что-то особенно умиротворяющее. Да, славно было бы оказаться сейчас где-нибудь далеко-далеко, на райском, спокойном острове. Надо, наверно, уйти уже на покой. Пора. Иначе долгой жизни не будет. Но сначала все-таки придется разобраться с Микуловым.

«Эту сволочь надо уничтожить», – решил Паутов. Ясно ведь, что именно Микулов наслал киллеров, которые чуть не пристрелили его в лесу. По чистой случайности не убили. «Даже если все бросить и свалить куда подальше, этот гад в конце концов выяснит, куда я делся, спокойной жизни мне нигде не будет, – подумал Паутов, – Он будет подсылать ко мне киллеров до тех пор, пока не грохнет». Вторым Львом Троцким Паутов становиться не собирался. «Я сам его грохну», – решил он. В Кремль въехал и думает, что все кончено. Хрена с два. За одно утро, так быстро, корни в Москве пустить невозможно, значит, есть полно людей, которые готовы помочь ему, Паутову, выбраться из этой передряги и отомстить самозванцу. И, разумеется, они его ищут, но как с ними связаться. Эти двое ребят, которые сняли его с сосны, приняли огонь на себя. Непонятно, правда, почему их было всего двое, наверно, это была часть большой поисковой группы. Без разницы. Главное, что они отбили его. Паутов вспомнил, как, услышав первый выстрел, быстро застегнул ширинку, лег за ближайшее дерево и затем осторожно выглянул. Сквозь ветви орешника, безлистные у земли, было видно, как метрах в ста, где оставались двое его спасителей, завязался настоящий бой, и некоторые пули летели явно в его сторону. Он по-пластунски отполз подальше, затем, не дожидаясь развязки, которая могла быть не в пользу обороняющихся, встал и помчался что было духу прочь…

Нужно позвонить Ленке, решил Паутов. И сразу начал набирать ее номер. Собственно, это был, пожалуй, единственный восьмизначный телефонный номер, который он четко помнил. Думал при этом он уже только об одном: есть ли у него шанс победить Микулова и вернуть себе власть. Нельзя сказать, что он надеялся на то, что любовница как-то сумеет помочь ему. Просто он хотел сказать ей, что жив-здоров, и услышать, как она рада этому. А еще у нее можно поинтересоваться, что происходит в городе. Паутов понимал: она вряд ли в курсе хоть чего-то, что ему важно было знать – что творится в Кремле, кто поддерживает его в Москве, но Лена, безусловно, была человеком, на чью искренность и преданность он мог твердо рассчитывать. И ему была нужна ее поддержка, нужно было хоть услышать голос надежного человека.

Они успели обменяться лишь первыми, эйфорическими и малозначащими, приветствиями и вопросами, когда Паутов услышал, а затем и увидел, что к воротам подъехал грузовик с открытым кузовом. Паутов наспех распрощался, пообещав перезвонить, и вскочил, пытаясь сообразить, что делать. По-настоящему испугаться, впрочем, он не успел, потому что увидел в кузове быка. Это был обычный сельский грузовик. Дважды просигналив, водитель вышел и сам открыл ворота, затем сел за руль и, немного подав грузовик вперед, стал задом сдавать в ворота.

Видимо, заслышав гудки автомобиля, во двор вышла из пристройки невысокая женщина в синем рабочем халате. Она не видела Паутова, потому что находилась спиной к нему. Водитель лишь однажды бросил на него скучающий взгляд, но не узнал в нем своего президента, благо Паутов в этот момент истово изображал почесывание щетины на щеке, прикрывая рукой нижнюю часть лица. Чтобы и дальше на него не обращали внимания, он встал к автомобилю боком и со скучающим видом задрал голову, будто высматривал, как там на небе, не собираются ли тучи. Эти люди были, конечно, неопасны для него, но всякий чужой глаз сейчас был некстати. Затем, опустив голову, Паутов стал искоса посматривать за происходящим, словно ученик, который не выучил урок и опасается, что его вызовут к доске.

– Зинуля, привет! Купили в магазине резиновую Зину, – сказал водитель.

Нисколько не обидевшись, женщина ответила:

– Здорово, Афанасий – семь на восемь, восемь на семь.

Похоже, это были их обычные приветствия.

– Принимай молодое пополнение, – Афанасий кивнул на быка в кузове. – Красавец, а?

– Буйный?

– А черт знает. Молодые – все дурные, – водитель уже поднимал с земли сколоченный из досок мосток для выгрузки животного. – Ну чего, как обычно, сюда его?

– Да, пусть сначала во дворе побудет, оклемается с дороги. Ладно, я пойду, подходи ко мне в контору, чаю попьем.

Зина скрылась за углом, из-за которого появилась.

– Чаю. В такую жару, – Афанасий приладил мосток под задний борт кузова. Бык был привязан рогами к переднему борту, так что, не опасаясь его фальстарта, Афанасий спокойно откинул борт. Затем обошел кузов, поднялся на ступень у кабины и отвязал быка.

– Ну, давай, пошел, – прикрикнул водитель, но тот не шелохнулся. Тогда Афанасий веревкой хлестнул его по спине. Бык дернулся, замычал, развернулся и подошел к краю кузова.

– Давай, давай! Чего встал? – Афанасий несколько раз хлестнул быка, и бугай наконец сбежал на траву.

Паутов все держался бочком в своем углу и, потирая глаз, будто соринка попала, глядел себе под ноги, словом, старался вести себя непринужденно и быть как можно менее заметным – теперь для того, чтобы не привлекать к себе внимания не столько водителя, сколько быка.

Афанасий, насвистывая, ушел туда же, куда скрылась Зина. На Паутова он бросил мимолетный взгляд, но не узнал. Только когда Афанасий завернул за угол, Паутов повернулся и взглянул на быка. И увидел, что и бык уставился прямо на него. В голове Паутова мелькнуло воспоминание о каком-то документальном фильме про мир животных, в нем утверждалось, что агрессивные представители фауны обычно воспринимают взгляд глаза в глаза как вызов и почитают делом чести немедленно атаковать того, кто дерзнул глядеть им в душу.

* * *

Данила вышел из серверной и направился во двор станции. Он был расстроен. Дело в том, что, бродя по просторам интернета, он наткнулся на рекламное заявление одной из компьютерных компаний, она «с гордостью представляла» свою новинку – планшетный ПК, в котором тексты снабжены самооткрывающимися ссылками. Ссылки срабатывали при задержке взгляда на них в течение определенного времени, и тогда рядом возникала иллюстрация к данному отрывку произведения. При этом иллюстрациями выступали не только картинки, но и аудио и видеоролики. То, чем Данила занимался в последнее время, потеряло смысл. Вообще-то, признал Данила, он только собирался заняться этим – даром, что прихвастнул перед Фигакселем, будто чуть ли не закончил работу. Но так или иначе, идея о ссылках, которые открываются по приказу пристального взгляда, протухла. Очередная история провала. Нет, определенно он как-то неправильно ставит себе цели в жизни, подумал Данила, он в принципе неправильно как-то живет. Или нет?

Конечно, можно было бы уже доложить начальству об устранении проблемы с сервером и отчалить домой, но ему захотелось в последний раз покурить здесь. И к тому же надо бы попрощаться с коллегами. Техник по взятию бычьей спермы Клим, его помощница Зина и заведующая станционной лабораторией, она же хозяйка вагинной, Полина Петровна, – они ведь не виноваты в увольнении Данилы. Он с ними ладил. Так почему бы не повидаться с ними напоследок?

Данила вошел в производственный корпус, через который можно было попасть в тенистую часть двора. Побрел по свежевымытому кафелю дышащего прохладой коридора. Миновал вагинную, которая была заперта, подошел к распахнутой двери хранилища бычьей спермы. За порогом стояла незнакомая девушка. Она смотрела с надменностью начальницы. Из-за ее спины выдвинулась Полина Петровна.

– Познакомься, Данила, – сказала Полина Петровна. – Это наш новый менеджер Лида.

Лида стала нарочито сверлящим взглядом смотреть на Полину Петровну, так что та не могла не обратить на это внимание. Увидев испытующий взгляд, Полина Петровна спохватилась:

– То есть Лидия Борисовна.

Лида легонько кивнула в знак того, что Полина Петровна на верном пути, но продолжала все же буравить ее неистовым взглядом.

– То есть Лидия Борисовна не просто менеджер, а менеджер проектов, – сконфуженно добавила Полина Петровна, видимо, случай с неправильной аттестацией Лиды был не первым. Лицо Полины Петровны при этом осветилось уважением профана, который понятия не имеет, чем менеджер проектов отличается от просто менеджера, но подозревает чудеса. Лида выделила ей в ответ строго дозированную улыбку, мол, видите, Полина Петровна, даже такие работнички, как вы, умеют достигать успехов, если их системно подвергать менеджерский дрессировке.

– А это наш Данила, – поспешила сказать Полина Петровна, чтобы наконец отвести от себя взгляд Лиды. – Сись, хе-хе, админ.

Данила пропустил эту аттестацию мимо ушей – ему был хорошо знаком не отличающийся изысканностью юмор Полины Петровны. Для Лиды это было открытием, судя по выражению ее лица, ставшего еще более брезгливым.

– Приятно познакомиться, – сказала Лида, посмотрев на Данилу, но не меняя выражения лица.

– Да чего со мной знакомиться? У меня последний рабочий день, и я уже все сделал, что надо было, и как раз пришел попрощаться, – сказал в ответ Данила. Он не посчитал нужным изображать даже формальную степень воодушевления. Его мысли были сейчас заняты другим, а кроме того, он в принципе был не очень-то рад этому знакомству – Лида, сходу определил он, была стервой, причем стервой убежденной, той разновидностью стерв, которые гордятся своей стервозностью, делая вид, что это часть профессионализма. От таких людей Данилу воротило.

Глаза Лиды сузились.

– Это очень хорошо, что вы так быстро справились с поручением, но… – она демонстративно посмотрела на свои наручные часы. – До конца рабочего дня еще много времени. Здесь неподалеку есть хозяйство «Светлый путь». Нужно, чтобы вы съездили туда, отвезли термос с нашей продукцией. Так что – вперед. Возьмите вон там у стены любой переносной термос, кроме того, на котором написано «Кенозин», и – в добрый путь.

– В «Светлый путь», – уточнила бесхитростная Полина Петровна.

Лида окатила ее ледяным взглядом, но Полину Петровну это не смутило, она просто не поняла к чему этот взгляд.

Данила меж тем старался сохранять спокойный вид, хотя при слове «кенозин» сердце его стукнуло. Впрочем, он быстро сообразил, что никто из присутствующих не может знать о той ночной истории с кенозином. Да и вообще, здесь, на станции, его абсолютно ничего больше не касается, а тем более какой-то чертов кенозин.

– Я свою работу сделал, – заявил Данила, – а термосы возить – я не почтальон, я не для этого университет заканчивал.

– Насколько я знаю наше трудовое законодательство, – строго сказала Лида, – администрация имеет право любому работнику поручить ту работу, которую сочтет нужной и которую работник способен выполнить. Вы же с вашим университетским образованием способны отвезти термос? Значит, повезете.

– Так со «Светлого пути» только что Афанасий нам бычка привез, – опять встряла Полина Петровна. – Он же сейчас обратно к себе поедет, вот и повезет термос.

Лида на секунду запнулась, похоже, она не знала про приезд Афанасия. Но, очевидно, чтобы дать понять, кто тут руководитель, медленно и зло произнесла, поглядывая то на Полину Петровну, то на Данилу:

– Если я говорю, что нужно что-то сделать, то просто нужно это сделать. Или это будет расценено, как невыполнение поручения, и оплаты труда не будет. Если этот, как его, из «Светлого пути»…

– Афанасий, – подсказала Полина Петровна.

– Если Афанасий туда сейчас поедет, то он может и Данилу с собой взять. Потому что Даниле оттуда надо будет привезти акт приемки-передачи термоса, с подписью ответственного лица.

– Да ладно, куда этот акт денется? Все ж свои, в следующий раз бы Афанасий и… – докончить фразу Полина Петровна не решилась, потому что на сей раз вполне точно поняла исполненный тихой ярости взгляд Лиды.

«Так тебе и надо, – думал о себе Данила. – Попрощаться он, видите ли, захотел с людьми. Придурок недоделанный. Чего с ними прощаться, они и не вспомнят обо мне через пару дней».

– Полина Петровна, а что у вас сейчас по плану? – язвительным тоном сказала Лида. – Отбор семени. А почему мы тут разговариваем вместо этого?

– Ну сейчас, Зина с Климом и с Афанасием чай попьют, и мы начнем.

– Как мило, – Лида была на коне. – Чаепитие в Быково – картина маслом, русская классика. А чего же вы к ним не присоединитесь?

– Я чай не очень-то люблю, – ответила Полина Петровна. – И с Афанасием поцапалась.

– Только поэтому. Пойдите и позовите-ка сюда этих чаевников. За чай денег не платят.

Полина Петровна пошла по коридору и скрылась за одной из дверей. В то короткое время, когда она входила и дверь была раскрыта, из комнаты донесся веселый гомон и смех.

– А вы тоже не стойте, – обратилась Лида к Даниле, – спуститесь пока в хранилище и возьмите термос.

Данила нехотя зашел в хранилище бычьей спермы. Лида несколько секунд постояла на месте, но не вытерпела и чуть ли не с рычанием зашагала к двери, в которую во, крикнула Даниле, который уже спустился в полуподвал хранилища:

– Только не нужно брать термос, на котором написано «Кенозин», любой другой. Слышите?

– Да-да, слышу, понял, – неожиданно бодро и с готовностью быть полезным, словно солдат офицеру, отрапортовал из хранилища Данила.

Лида, вдохновленная (один из врагов капитулировал!), двинулась в карательную экспедицию к оборонительным рубежам любителей попить чайку посреди рабочего дня. А Данила, ухмыляясь и приговаривая: «Слышу-слышу, как не слышать?», взял термос, на котором значилось «Кенозин», аккуратно отлепил наклейку с надписью и сначала хотел приладить ее на другой такой же термос, но тут же передумал и просто отпустил ее из пальцев, и бумажонка спланировала на пол рядом с батареей одинаковых термосов. «Сама клей куда хочешь, коза», – мысленно обратился он к Лиде.