И мгновенно нас объяла тупая скука куротного местечка в несезонье. Закопаны – зимний курорт, летом здесь делать нечего. А горы? Да, стоят кругом со снежными вершинами, но ничего не говорят моей душе.

Казалось, что никогда не кончатся Закопаны, а уже пора собирать вещи. Без малейшего сожаления покину я свой мрачный, полутемный номер, набитый чудовищным грохотом скудного уличного движения, возведенного акустикой в ранг стихийного бедствия; расстанусь с убогими улицами и тускло, невдохновенно пьяными пешеходами,- я нигде и никогда не видел такого количества пьяных, как в Закопанах,- со стилизованными извозчиками, которым некуда ехать, с обряженными белыми мишками-затейниками, которым некого развлекать, и прочей невеселой чепухой. Запомнятся мне: единственная городская проститутка, которую мы постоянно встречали в кино, кафе, ресторане, просто на улице в макси-пальто, под которым лишь колготки и трусики, да натюрморт перед одной из витрин – какой-то пьяница оставил там ботинок, носок, коричневый мохеровый шарф и надкусанное яблоко.

Странствия продолжаются. Сегодня я переехал на улицу Аниелевича, главы восстания в Варшавском гетто, в частную квартиру, чистую, нарядную и комфортабельную. Хозяйка – старая, на редкость приятная дама с чудовищным склерозом. Ее замужняя дочь живет в Каире, муж умер еще до войны, и ее одиночество делит только старая черепаха да случайные постояльцы вроде меня. Что ни говори, а я доволен поездкой. Мне понравилась и сумасшедшая, азартная, лихая работа, с которой я справился на пять с плюсом, и даже мои скитания с места на место, и трезвость, в какой я тут жил. Но с удовольствием думаю о возвращении домой. Издали наша дачная жизнь, наш быт кажутся мне первоклассными. Пожалуй, я никогда не испытывал такого уважения к обставу своей жизни, как сейчас.

3 сентября 1972 г.

Приятная встреча в ЦДЛ. Антокольский пригласил меня за стол, который «держал» Евтушенко, но сам Антокольский не дождался моего прихода, напился и уехал домой. А я,

271

проводив переводчика Лорана* в Дом дружбы и располагая некоторым свободным временем, воспользовался дружеским приглашением с обычной своей доверчивостью и наивностью. Компания сидела на веранде за довольно большим столом, кругом никого не было, видимо, Женя распорядился не пускать «черную публику». Он угощал своего боевого друга, корреспондента «Правды» во Вьетнаме, куда Женя недавно ездил. В подтексте встречи подразумевались подвиги, боевая взаимовыручка, спаявшая навеки правдиста и поэта, и прочая фальшивая чепуха. Но в глубине души Женя не очень доверял своему соратнику и нёс антиамериканскую околесицу. Ахмадулина решила отметить мое появление тостом дружбы.

– Господа! – воскликнула она, встав с бокалом в руке.- Я пью за Юру!…

– Сядь, Беллочка. Я не люблю, когда ты стоишь,- прервал Евтушенко, испуганный, что Ахмадулина скажет обо мне что-то хорошее. (Испуг его был лишен всяких оснований.)

– Я должна стоять, когда говорю тост. Этой высокой вежливости научили меня вот они,- любовно-почтительный жест в сторону малолетнего супруга – сына Кайсына Кулиева.- Я пью за Юру. Пусть все говорят, что он халтурщик…

– Сядь, Беллочка! – мягко потребовал Евтушенко.

– Нет, Женя, я и за тебя произносила тост стоя. Так пусть все говорят, что Юра киношный халтурщик…- она сделала паузу, ожидая, что Женя ее опять прервет, но он внимал благосклонно, и Белла обернулась ко мне.- Да, Юра, о тебе все говорят: халтурщик, киношник… А я говорю, нет, вы не знаете Юры, он – прекрасен!…- и она пригубила бокал.

Я тоже выпил за себя с каким-то смутным чувством, моему примеру последовал один Эльдар Кулиев. И я впервые по-настоящему понял, что вся эта компания терпеть меня не может. За исключением разве Эльдара. Наше недавнее знакомство с ним началось с того, что я за него заступился – какой-то пьяный хулиган хотел выбросить его из ресторана, и двадцатилетний горский человек испытывал благодарность к своему заступнику.

А Б. Ахмадулина недобра, коварна, мстительна и совсем не сентиментальна, хотя великолепно умеет играть беззащитную растроганность. Актриса она блестящая, куда выше Женьки, хотя и он лицедей не из последних. Белла холодна, как лед,

____________________

*Переводчик трех моих книг, изданных во Франции, участник Сопротивления.