- Враг разделил свои войска, - стоило мне шагнуть в кабинет, сказал сэр Дарн. Ребята толпились сзади, опасаясь командора. - Они заняли небольшую деревушку близ юго-западного форта. Основная армия отправилась на север, в то время, как около сотни солдат обосновались в захваченной деревне. Это шанс, парни. Вы должны разведать ту местность и обозначить пути подхода. Мы покончим с ними одним ударом, но для этого должны знать слабые места в их обороне. Выезжайте немедленно. Припасы и одежду получите у коменданта. Все ясно?

   - Да, сэр, - кивнул я. - Карта будет?

   - Джером принесет вам чуть позже. Поспешите.

   Сэр Дарн кивнул своему помощнику. Ему было около шестнадцати, еще совсем мальчишка. Однако он был высоким и быстрым, поэтому служил посыльным при штабе.

   Стоило нам оседлать коней, как прибежал Джером и протянул мне карту. На ней ровным почерком были подписаны все необходимые нам объекты. Дорога к юго-западному форту была той же, по которой мы возвращались с памятной битвы у реки. Сам форт располагался в небольшой низине, а путь к нему являлся ответвлением от основного тракта. Удобное местечко, надо полагать. Вот только почему они заняли деревеньку неподалеку, вместо того, чтобы обосноваться в самом форте?

   Мы гнали лошадей изо всех сил, стремясь добраться поскорее. Командор был предельно серьезен, требуя разузнать все максимально быстро. Поглядывая на отряд, я видел в их глазах решимость и веселую злость. Парни готовы послужить на благо других. В них я уверен больше, чем в самом себе.

   Коней привязали на небольшой полянке в лесу, примерно в двух милях от деревушки. Место было надежно скрыто от посторонних глаз густыми зарослями, так что животные будут в безопасности.

   Сама деревня расположилась на возвышении, не доходя примерно мили до форта. Узкая тропинка вела вниз, к укреплению, а дома были огорожены крепкими заборами. Похоже, здешние жители всегда были готовы дать отпор неприятелю. Вот только, на этот раз врагов оказалось слишком много.

   Около семи домов, надежных, крепких, построенных, что называется, "на века". В каждом дворе видны сараюшки, наверное, для скотины. Часть домашних животных бродила по двору и улицам, некому теперь было за ними следить.

   Солдат действительно оказалось много. Многие заняли дома, а те, кому не досталось места - поставили шатры за околицей. Всюду дымили костры. Слышался звон молота о наковальню.

   - Неужто кузнеца в живых оставили? - пробормотал я.

   - Конечно, им ведь тоже надо латать броню и ковать мечи, - резонно заметил толстяк Глинс. Я качнул головой.

   - Тогда, возможно, некоторые жители еще живы. Потому что, убей они его семью, кузнец не стал бы работать на южан. Он, скорее, позволил бы прикончить себя, чтобы последовать за родными.

   - Верно, - хмыкнул Хакин. Старый моряк задумчиво жевал травинку, поглядывая на снующих по деревенской улице врагов. В глазах товарища я не заметил выражения злости, но внутри он явно с трудом сдерживается.

   - Ублюдки, - прошипел коротышка Хом. - Пришли на нашу землю, убили наших людей, а теперь еще и пользуются нашей сталью!

   - Это ты зря, - протянул я. - Возможно, среди них есть даже аристократы. А ты так недипломатично обругал...

   В ответ Хом шепотом выдал длинную нецензурную характеристику южных "аристократов", весьма нелестную.

   - Что будем делать, кап? - обратился ко мне Рен. Юноша казался обеспокоенным. - Похоже, подобраться к ним незамеченными будет трудно.

   Я пожал плечами, осматривая окрестности деревни. Каон торчал сбоку, прикрыв глаза и глубоко дыша. Похоже, наш фокусник снова бережет силы.

   - К ним можно подойти со стороны леса. Но для этого придется по широкой дуге обогнуть форт и сквозь густые заросли пробиться к деревне. Оттуда они вряд ли будут ожидать нападения. В то время, как тропа к форту и тракт охраняются очень бдительно. Здесь только один выход.

   - Командор будет не в восторге, - подметил Хакин. Я кивнул.

   - Не сомневаюсь. Но от нас здесь ничего не зависит. Мы свою работу сделали, поэтому можем смело отдохнуть. Отходим назад, за час до рассвета выдвигаемся в путь.

   Парни понятливо кивнули. Мы устроились поодаль от места обзора и, закутавшись в теплые плащи, сели на землю. Густые заросли скрывали нас отовсюду, и, заодно, не пропускали поднявшийся холодный ветер.

   Спать никому не хотелось. Лично я хотел только одного: оказаться у теплого костра и как следует отогреться. Судя по лицам парней, они бы тоже не отказались.

   - Ночь будет холодной, - нарушил молчание фокусник. Я насмешливо хмыкнул.

   - Да ты прямо открытие сделал, Каон.

   Парень добродушно улыбнулся. Несмотря на суровый внешний вид, ему было около тридцати лет, и он имел храброе и крайне доброе сердце. Мне часто доводилось видеть, как Каон возился с детишками бедняков в нижнем городе, во время нечастых патрулей. Это была идея сержанта: посылать пятерки в патрули, чтобы посмотреть на тех, кого нам предстоит защищать. Ну и поддерживать порядок, заодно.

   - Чем вы займетесь, когда все это закончится, парни? - полюбопытствовал я, всмотревшись в лица соратников. Все призадумались, ведь вопрос был не из простых. Каждый из моего отряда что-то или кого-то потерял. У них не было иной цели, кроме как мстить южанам. Поэтому мой вопрос застал их врасплох.

   - Наверное, открою трактир. Если накоплю деньжат, конечно, - подал голос толстяк Глинс. Я улыбнулся. Конечно. Парень любил покушать, но, вместе с тем, он не был ленивым, чего не скажешь по его комплекции. Глинс на удивление ловко владел своим телом и отлично бегал.

   - И, конечно же, женишься на пухленькой красотке с Лиловой улицы? - поддел его Хом. Глинс покраснел.

   - Нет, Аманда никогда не выйдет за такого как я!

   - Почему же? - не понял бывший вор. Толстяк замялся.

   - Ну...она такая...а я ведь был обычным деревенским парнем...

   Мы рассмеялись, уж больно забавно выглядел Глинс.

   - Друг мой, - проникновенно заговорил Каон, а глаза его загадочно блеснули в темноте. - Поверь моему опыту, когда ты потащишь ее в постель, ей будет абсолютно все равно, какое у тебя происхождение!

   Глинс покраснел еще больше. Правда, подкравшаяся ночь надежно скрыла его румянец.

   - Она не такая, - пробормотал толстяк. - И вообще! Я даже не знаю, вернусь ли живым из следующего боя.

   - Вернешься, - сказал я. Глинс взглянул на меня своими маленькими темными глазами. - Я обещаю.

   Парень кивнул, не в силах что-либо произнести. Я же запрокинул голову, глядя на загоревшиеся звезды. Они казались совершенно белыми на темном полотне неба, будто художник взмахнул кистью, мягко провел по холсту. На душе у меня было спокойно. Похоже, именно сейчас, в этот момент, мне действительно есть, за что держаться. Рядом со мной надежные люди, которым я могу доверять, а они беспрекословно верят мне. Мы прошли через десятки часов изнурительных тренировок и готовы ко всему.

   Что может испортить этот спокойный вечер?

   Со стороны деревни раздался громкий протяжный крик, полный боли. Мы дружно вскочили на ноги. Бросившись к месту обзора, я был готов к худшему. Но не к тому, что увидел после.

   В свете выглянувших из-за туч лун было видно, как немолодая женщина, громко рыдая, стоит на коленях у лежавшего на земле мужчины. Он валялся в пыли, прямо посреди улицы, а южане толпились вокруг, равнодушно взирая на мертвеца.

   Он действительно был мертв, судя по большому темному пятну на груди. И, похоже, это был тот самый кузнец, что ковал для врагов мечи. Наверное, он стал им больше не нужен, и твари избавились от него. И даже не надо было гадать, чтобы понять, что ждет его семью.

   В нескольких шагах от мужа с женой стояла маленькая девочка, в ужасе глядя на труп...отца? Похоже на то. Проклятье!

   Южане уже ухмылялись, явно предвкушая, как позабавятся с пленными.

   Рядом заскрипели зубами мои соратники.

   - Нельзя, парни, - шепнул я, ощущая, как ярость кипит в венах. Ужасно хотелось броситься туда, прикончить всех до единого. Разве они заслужили жизнь? Разве не убьют они эту девочку и ее мать после того, как жестоко, всем скопом, изнасилуют их?

   Мы все знали ответ.

   Но не все из нас могли держать себя в руках.

   Когда двое солдат бросились к женщине и разорвали на ней платье, а еще один, мерзко ухмыляясь, подошел к девочке и одним ударом опрокинул ее на землю, Рен сорвался. Юноша пулей выскочил из зарослей и помчался к деревне, на ходу извлекая меч из ножен.

   - Стой! - крикнул я, но парень не слышал. Оглушенный яростью, он несся туда, где видел непомерную жестокость.

   Переглянувшись с Хакином, я тяжело вздохнул и, вынув клинок, побежал следом. Сзади слышался дружный топот. Отряд никогда не бросит товарища в беде, какой бы смертельной ни была опасность: это правило нам накрепко вдолбил сержант. Пусть мне и казалось, что в условиях реального боя это невыполнимо, но сейчас, пытаясь догнать Рена, я понял.

   Отряд - это больше, чем семья. А в семье своих не бросают.

   Странно, что южане не заметили его. Похоже, они были ослеплены похотью, предвкушая веселую ночь, поэтому даже часовые отвлеклись на зрелище обнаженной женщины, которой двое уже вставляли свои "инструменты". Еще двое держали ее, не давая вырваться. Даже отсюда я чувствовал ее боль и ярость. А еще - беспомощность.

   Чутье было странным умением, возникающим когда угодно. Умей я контролировать его, то заранее понял бы состояние Рена и не позволил бы ему выдать нас.

   И спокойно смотрел бы на то, как насилуют ребенка?

   Не думаю. Кто-то из нас сорвался бы в любом случае. Это было неизбежно. И теперь остается лишь умереть, сражаясь. Иного выхода для нас нет.

   Приняв, наконец, свою судьбу, я успокоился.

   Рен сумел заколоть двоих, прежде чем на него обратили внимание. Затем на парня сразу насели трое, а другие уже следили за нами, неторопливо двигаясь навстречу, на ходу обнажая мечи. Многие даже не отвлеклись от созерцания изнасилования, стоило им только подсчитать наше количество.

   Шесть человек. Против сотни.

   Они улыбались, но улыбки быстро померкли, стоило мне сходу пробить защиту ближайшего и одним ударом пронзить грудь. Рен впереди уже сдавал под натиском толпы, и я крикнул Хакину, чтобы они пробивались к нему.

   Старый моряк понятливо кивнул и бросился в бой.

   Я отбил выпад еще двоих, а затем атаковал в ответ, уклонившись от удара и вонзив меч в шею врага. Резко выдернув, ощутил, как кровь окропляет одежду. Солдат напротив меня испуган, ему еще нет даже двадцати и он очень хочет жить. Но пощады не будет.

   Поэтому я отбиваю его неумелый удар, а затем лезвием клинка вспарываю живот. Кишки вываливаются на землю, крови слишком много. Парнишка смотрит сначала на меня, а потом, недоверчиво - на свои внутренности. Он так и умер, не поверив тому, что все кончено.

   Быстро осмотревшись, я заметил, как хромает Хом, раненый в ногу. Коротышка потерял свою привычную скорость и теперь с трудом уклонялся от мощных ударов, сыпавшихся со всех сторон. Каон ужом вертелся между противниками, раздавая короткие, но болезненные уколы направо и налево. Толстяк Глинс, орудуя двуручником, легко отбивался от врагов и рубил конечности, что-то громко крича.

   А вот у Хакина и Рена дела обстояли не слишком хорошо. Старик и юноша, спина к спине, сражались с более чем двумя десятками, и на смену погибших сразу вставали новые.

   Ко мне тоже неслась целая толпа. Они зло скалились, видя трупы соратников, и готовы были разорвать меня на части.

   Позже мне было даже трудно вспоминать этот бой, не говоря уже о том, чтобы поведать о нем. Отмахиваться от толпы оказалось весьма трудно, и вскоре мое тело покрыли кучи мелких, но болезненных порезов, которые, к тому же, сильно кровоточили. Пот заливал глаза вместе с кровью от раны на лбу. Она пришлась как раз поверх недавно зажившей царапины и теперь кровь постоянно попадала в глаза.

   Сквозь боль и усталость я видел, как пронзили грудь Рена и парень мертвой куклой свалился на землю. Хакин дрогнул на секунду, и его тут же смели, порубив на части. Сдерживая пронзившую сердце боль, я прикончил двоих, слегка расчистив себе пространство для маневра, и развернулся на месте.

   Хома больше не было. Коротышку прикончили, разрубив напополам, а Каон с трудом прикрывал Глинса, орудуя одной рукой. Из культи на месте второй обильно текла кровь.

   - Парни, - прошептал я. Ярость, накопленная прежде, вдруг выплеснулась наружу, ядом растекшись по всему телу.

   Я рванул вперед, не обращая внимания на боль и новые раны, сметая врагов. Кому то пронзи живот, кого-то удалось ранить в бок. Сам получил не меньше десятка царапин, но мне было плевать.

   Добежав до оставшихся в живых соратников, я встал с ними спина к спине. Теперь мы могли контролировать все пространство вокруг.

   - Биться до конца! За Конклав! - рявкнул я.

   - За Аонор! - откликнулись Глинс и Каон, слегка воспрянув духом. Но я ощущал, как медленно покидает их жизнь, а усталость заполняет собой сознание. Мне также осталось недолго, слишком много крови вытекло из мелких ран.

   - Простите меня, парни, - сказал я, и ощутил их поддержку. А потом нас смели.

   Толпа просто задавила нас, как мы ни пытались отмахиваться клинками. Краем глаза я видел, как коренастый южанин подрубил Глинсу колени, заставив толстяка рухнуть на землю, а затем одним ударом отрубил ему голову. Закричав, я бросился на врага, но был отброшен назад сильным ударом. Каона позади уже не было, его тоже задавили, прикончили эти твари.

   Я остался совершенно один, окруженный врагами, при смерти.

   В следующее мгновение мне в бок вошел чей-то кинжал, заставив поперхнуться кровью. Меч другого врага вошел в живот, а третий перерезал сухожилия на ногах. Я рухнул на землю, а сверху на меня опускались все новые и новые клинки, кромсая плоть и разрубая меня на части...

   В какой-то момент сознание погасло, и, перед тем, как умереть, я услышал далекие крики. Наверное, это были враги.

   Очнулся я в какой-то темнице и в первое мгновение мне показалось, будто вокруг раскаленная лава а сам я медленно поджариваюсь снизу вверх. Затем наваждение схлынуло, но боль осталась.

   Каждая клеточка моего тела ныла, моля о милосердной смерти. Что со мной сделали? Я ведь совершенно точно умер...или нет?

   Краем глаза я уловил движение и резко повернул голову. Это оказался невысокий старик, щуплый, с седыми волосами, схваченными в хвост на затылке. Черты лица его были острые, он имел крючковатый нос и узкие бесцветные губы. Глаза горели бледно-серым из-под густых бровей. На старике были лишь свободные брюки, старые сапоги да рубаха.

   Он подошел сбоку и встал прямо передо мной, внимательно разглядывая.

   - К-кто вы? - прохрипел я. Язык с трудом ворочался во рту, жажда была невыносимой.

   - Палач, - кратко откликнулся старик. Я ощутил, как душа уходит в пятки. Палач? Но зачем южане оставили меня в живых? Хотят выведать военные тайны?

   - Что со мной будет?

   - Зависит от тебя, Кей.

   Я вздрогнул. Он знает мое имя? Откуда? Южане его знать определенно не могут, значит я нахожусь...

   - В подвалах Собора, - улыбнулся старик. - Тебя обвинили в некомпетентности и гибели отряда учеников. В мирное время за такое обычно следует смертная казнь, но у нас каждый воин на счету, поэтому Совет вынес решение.

   - Какое? - прохрипел я, ощущая, как боль от сердца растекается по телу. Парни...те, кто доверился мне, и в результате погиб. Наверное, я и впрямь заслужил смерть. Или что похуже.

   Вместо ответа палач развернулся и подошел к жаровне. Поворошил угли длинной железкой, а затем повернулся ко мне. На конце железки виднелся какой-то узор, клеймо. Оно было ярко-красным, раскаленным. Мягко улыбаясь, старик подошел и одним движением приложил клеймо к моей груди.

   Боль была невыносимой, ударив по нервам. Все мое тело отозвалось на нее, заставив биться в судорогах. Я слышал звон цепей и запах паленой плоти. Сквозь приступы боли я слышал тихий голос палача:

   - Ты еще легко отделался, мальчик. В мое время тебе заклеймили бы каждую клетку тела, а затем провели по улицам города, где каждый счел бы своим долгом бросить в тебя камень. И только потом тебя бы казнили.

   Боль стихла нескоро, и я долго не мог открыть глаза. Тело дрожало, отказываясь мне подчиняться. Пот градом стекал по спине, а еще я ощутил, как мокро между ног. Впервые мне довелось испытать подобные пытки, и это оказалось серьезным испытанием. Главным образом, для разума.

   Открыв глаза, я увидел старика, который по-прежнему стоял напротив. Выражение его лица было удивительно спокойным, даже когда я хрипло рассмеялся.

   - Ты старый хер, который торчит здесь, вместо того, чтобы сражаться. Что бы ты сделал на моем месте? Бросил бы пацана, который только месяц назад взялся за меч? Смотрел бы, как его убивают? Глядел бы на маленькую девочку, которую насилуют толпой? Чем тогда мы отличались бы от них? Чем?! Для чего мы сражаемся? Чтобы позволить им убивать и насиловать наших людей? Да, это моя вина, что не сдержались. Но как мы могли...

   Я не договорил. Из горла вырвался лишь сип, и больше я не смог выдавить ни слова. Старик сделал еще один шаг, приблизив свое лицо к моему.

   - Именно поэтому ты еще жив, мальчик. Потому что нам нужны те, кто готов пойти до конца. Но ты должен усвоить урок, если хочешь хоть когда-нибудь стать рыцарем. Ты командир отряда, а командир обязан умереть, но не дать погибнуть хоть одному бойцу. Ты был их богом, ты должен был их защитить. А ты не справился.

   Он ушел, но слова еще висели в воздухе, звучали у меня в ушах. Я был бы рад заплакать, но не мог: в душе царила лишь пустота.

   Меня выпустили на следующий день, и тогда же я предстал перед командором. Сэр Дарн смотрел в сторону, рассказывая о том, что произошло тогда.

   Он был готов прикончить тех солдат, что обосновались в деревне, даже без нашей информации. Это была всего лишь проверка, сможем ли мы оценить противника. Командор отправил полторы сотни воинов следом за нами, но они задержались, ведь такому количеству людей трудно преодолеть большое расстояние за короткий срок.

   Издалека услышав звуки сражения, а затем увидев троих бойцов, бьющихся против нескольких десятков, они пришли на помощь. Все завершилось быстро, а затем, оставив больше сотни солдат в деревне, командир с сопровождающими привез тела отряда в столицу. Мое сердце едва билось и понадобилось трое целителей, чтобы вернуть меня к жизни.

   - Ближайшие несколько дней ты отстранен от военных действий любого рода. Совет еще решает, как с тобой поступить, Кей.

   Сэр Дарн, наконец, взглянул мне в глаза. В его я увидел лишь усталость и горечь.

   - Ты поступил правильно, мальчик. Но мы не всегда должны поступать правильно. Порой нужно заставить себя, стиснув зубы, смотреть, до крови сдирая пальцы о землю, но держаться. Ты же позволил чувствам взять верх и погубил всех. Пусть это останется на твоей совести.

   Я ушел, не проронив ни слова, а пустота лишь прочнее укоренилась в моем сердце. В казармах каждый встречный шарахался от меня, ведь маска осталась там, на поле боя. К тому же, они наверняка были в курсе всего, и я стал прокаженным. Даже Фран, всегда готовый поддержать меня, уехал на западный фронт, вместе с войсками, чтобы подготовиться к новой схватке.

   Несколько дней я бродил по городу, однажды даже заглянув в бордель, надеясь, что это приведет меня в чувство. Не помогло. Пустота засасывала меня, постепенно разъедая душу. И не с кем даже было поговорить, чтобы хоть немного разогнать эту мерзость на сердце.

   Поэтому я шастал по улицам, пугая прохожих, в надежде, что хоть кто-нибудь заговорит со мной, но тщетно. Окружающие боялись меня, презирали, а многим, по большей части, и вовсе было плевать.

   Но в один из дней я забрел в Собор. Не знаю, был ли то порыв души, или просто ноги привели меня сюда, но я встретил старика Вильяма.

   Того самого священника, который привел меня в академию. Он постарел еще больше, исхудал, но глаза горели ярким светом. Он сразу понял, в чем дело, и приглашающе махнул рукой, призывая следовать за ним.

   Миновав лестницы и коридоры, мы оказались в небольшой, но светлой комнатушке, где, кроме кровати и стола со стульями и шкафом ничего не было.

   - Присаживайся, - предложил старик и внимательно взглянул мне в лицо. - Рассказывай.

   Я сел, и, набрав полную грудь воздуха, резко выдохнул. А затем поведал ему все от начала и до конца.