повествующая о том, как Янь Цин, пустив стрелу, спас своего господина и как Ши Сю прыгнул с балкона на лобное место

Читателю уже известно о том, что Лу Цзюнь-и, несмотря на свои необычайные способности, плавать все же не умел. И вот, когда Чжан Шунь перевернул лодку, Лу Цзюнь-и стал погружаться в воду. Но Чжан Шунь схватил его за талию и поплыл с ним к берегу.

Там они увидели горящие факелы и человек шестьдесят, которые ожидали их и сразу же окружили плотным кольцом. У Лу Цзюнь-и отобрали кинжал, сняли с него мокрую одежду и хотели его связать. Но в этот момент Волшебный скороход – Дай Цзун громко крикнул:

– Не смейте применять к господину Лу Цзюнь-и никакого насилия!

Тут из толпы вышел человек с узлом одежды и подал Лу Цзюнь-и расшитый парчовый кафтан. Затем восемь носильщиков принесли паланкин и усадили в него Лу Цзюнь-и. Наконец, все двинулись в путь. Еще издали они увидели большую толпу людей, освещенных тридцатью парами красных шелковых фонарей с рисунками. Под музыку и барабанный бой толпа шла им навстречу.

Впереди во главе остальных людей шествовали Сун Цзян, У Юн и Гун-Сунь Шэн. Приблизившись, они сошли с коней. Лу Цзюнь-и тоже поспешно вышел из своего паланкина. Тогда Сун Цзян, а вслед за ним и остальные вожди опустились перед ним на колени. Лу Цзюнь-и тоже опустился на колени и обратился к ним с такими словами:

– Я ваш пленник, но об одном только прошу: поскорее покончить со мной.

– Пока суд да дело, уважаемый господин, сядьте, пожалуйста, в ваш паланкин! – ответил ему, смеясь, Сун Цзян.

Все снова сели на своих коней и под звуки музыки и бой барабанов прошли три прохода. Они прибыли прямо к залу Верности и Справедливости, и там спешились. Лу Цзюнь-и пригласили в зал, где множество свечей ярким пламенем освещали все кругом. Сун Цзян выступил вперед и, извиняясь, обратился к Лу Цзюнь-и:

– Я давно уже слышал о вашем славном имени, почтенный господин, и каждый раз оно, подобно грому, поражает мой слух. Я счастлив, что встретил вас сегодня. Наконец-то осуществилось желание всей моей жизни. Наши друзья доставили вам много неприятностей, но будьте великодушны и простите их!

Затем, выступив вперед, заговорил также и У Юн:

– Недавно я получил приказание нашего старшего брата направиться в ваш дом и под видом предсказателя заманить вас, уважаемый господин, в наш лагерь, чтобы вы вместе с нами боролись за справедливость и осуществляли волю неба.

Когда У Юн кончил, Сун Цзян пригласил Лу Цзюнь-и занять самое почетное место. Но Лу Цзюнь-и в ответ лишь рассмеялся и сказал:

– Дома мне не угрожала смерть, а теперь, когда я попал сюда, надеяться мне больше не на что. Раз вы хотите убить меня, так убивайте сразу. Зачем же устраивать какое-то представление?

– Да разве осмелились бы мы шутить с вами? – возразил ему извиняющимся голосом Сун Цзян. – Мы поистине преисполнены всяческого уважения к вашей высокой добродетели, и я лично давно уже стремился засвидетельствовать вам свое глубочайшее уважение. Весь этот план мы придумали для того, чтобы заманить вас сюда. А теперь просим вас быть нашим начальником. Мы же всегда и во всем будем беспрекословно подчиняться вам!

– Замолчите! – крикнул Лу Цзюнь-и. – Смерть ничто в сравнении с тем, что вы мне предлагаете!

– Ну ладно, мы это обсудим завтра, – вставил свое слово У Юн.

В честь Лу Цзюнь-и был устроен пир, и ему пришлось даже выпить несколько бокалов вина, что он молча выполнил. После этого разбойники-слуги отвели его во внутреннее помещение на отдых.

На следующий день Сун Цзян приказал забить коров и лошадей и снова устроить большой пир, на который был приглашен Лу Цзюнь-и. После многих увещеваний он, наконец, согласился занять почетное место за столом. Когда всех обнесли вином по нескольку раз, Сун Цзян поднялся со своего места и, держа в руках чашу, извиняющимся голосом обратился к Лу Цзюнь-и:

– Вчера ночью мы нанесли вам оскорбление, уважаемый господин, но, зная ваше великодушие, надеемся, что вы простите нам это. И хоть лагерь наш место слишком незначительное для такого человека, как вы, и, как говорится: «здесь и коню негде передохнуть», однако для вас, почтенный господин, важнее всего должны быть верность и справедливость. Я охотно уступлю вам свое место в лагере и прошу вас не отказываться от этого.

– Вы ошибаетесь, господин начальник! – отвечал на это Лу Цзюнь-и. – За всю свою жизнь я не совершил никакого греха. У меня есть кое-какое состояние. Сейчас я верный подданный великих Сунов и хочу остаться таким и после своей смерти! Я готов скорее умереть, чем принять ваше предложение!

– Раз вы, почтенный господин, не согласны, то мы не можем силой удерживать вас, – сказал тут У Юн. – Если бы даже мы поступили подобным образом, то смогли бы задержать у себя только ваше тело, а душу все равно не завоевали бы. Ничего не поделаешь, приходится смириться с тем, что нам не удалось уговорить вас присоединиться к нам. Но мы просим вас погостить у нас хотя бы несколько дней, а потом мы доставим вас прямо домой.

– Вы убедились уже в том, что я ни за что не останусь здесь, так почему бы вам не отпустить меня сейчас же? – спросил Лу Цзюнь-и. – Ведь родные, не получая от меня никаких известий, будут беспокоиться.

– Ну, это очень легко уладить, – успокоил его У Юн. – Мы пошлем вперед Ли Гу с подводами, и вам, почтенный господин, ничто не помешает задержаться здесь еще на несколько дней.

– Господин управляющий! – обратился он к Ли Гу, – подводы с товарами у вас в порядке?

– В полном порядке! – отвечал тот.

Тогда Сун Цзян приказал принести два больших слитка серебра и преподнести их Ли Гу. Два слитка поменьше выдали его помощникам, а десяти подводчикам дали по десять лян серебра. Все они низко кланялись и благодарили Суя Цзяна. После этого Лу Цзюнь-и, обращаясь к Ли Гу, сказал:

– Ты знаешь, что пришлось мне претерпеть. Так вот, когда вернешься домой, расскажи обо всем жене. Пусть она не горюет. И если мне не суждено умереть, я вернусь домой.

– Раз уж вы завоевали такую незаслуженную благосклонность со стороны начальников лагеря, господин мой, – сказал Ли Гу, – то с вами ничего не случится, если вы проживете здесь даже два месяца.

Простившись со всеми, Ли Гу покинул зал. Вслед за ним У Юн поднялся и сказал:

– Вы ни о чем не беспокойтесь, уважаемый господин, и оставайтесь здесь. Я сам провожу Ли Гу с горы и тут же вернусь обратно.

И, вскочив на коня, У Юн отправился на мыс в Цзиньшатань, где стал ожидать Ли Гу и сопровождавших его людей. Спустя немного времени показался Ли Гу, который спускался с горы со своими помощниками, подводчиками и караваном. Отряд У Юна в пятьсот человек окружил их с двух сторон, а сам У Юн сел в тени ивы и, подозвав к себе Ли Гу, сказал ему:

– Мы обо всем уже договорились с вашим хозяином. Он будет занимать у нас второе место. Еще до того, как вы попали сюда в горы, я предсказал это в своих мятежных стихах, которые ваш господин написал на стене своего дома. Я могу объяснить вам смысл этих стихов. Там всего двадцать восемь иероглифов. Первая строчка начинается с фамильного знака вашего хозяина «Лу» и значит: «На отмели среди зарослей камыша стоит одинокая лодка». Начальный иероглиф второй строчки – первый знак имени вашего хозяина «Цзюнь», вся строчка гласит: «Герой на рассвете одиноко следует в ней». Начальный иероглиф третьей строчки – это второй знак его имени «И», а строчка целиком заключает в себе следующий смысл: «Справедливый муж держит в руках меч в три чи длиной». И, наконец, четвертая строчка начинается иероглифом «Фань», который значит: «Выступать против», «взбунтоваться», а всю строчку надо понимать так: «В случае возвращения домой, потеряешь голову как изменник». Таким образом, четыре начальных иероглифа значат: «Лу Цзюнь-и – мятежник».

– Но откуда же вы могли знать, что сегодня наш господин окажется здесь?

– Сначала мы хотели прикончить вас всех, но потом решили, что это даст повод думать о людях из лагеря Ляншаньбо как о жестоких и несправедливых. Поэтому мы и отпускаем вас домой. Расскажите же всем в столице, что ваш господин никогда больше не вернется.

Ли Гу и его помощники только земно кланялись, благодаря за такую милость. Затем У Юн приказал подать лодки и переправить Ли Гу с его людьми на другой берег. Высадившись, караван спешно двинулся в Северную столицу.

А теперь наше повествование пойдет по двум линиям. Мы не будем говорить пока о том, как Ли Гу со своими друзьями возвращался в столицу, а поведем рассказ о том, как У Юн, вернувшись в лагерь, вошел в зал Верности и Справедливости. Там все сидели молча, продолжая пить вино, и лишь ночью разошлись. На следующий день в лагере снова было устроено празднество. И вот Лу Цзюнь-и, поднявшись со своего места, стал говорить:

– Я очень благодарен вам, уважаемые главари, за то, что вы сохранили мне жизнь. Конечно, если бы вы убили меня, то тогда и говорить было бы не о чем. Но теперь, когда я остался в живых, каждый день, проведенный здесь, кажется мне годом. Так что сегодня разрешите мне распрощаться с вами.

– Я, маленький человек, безмерно рад, что мне выпало счастье познакомиться с вами, уважаемый господин! – сказал на это Сун Цзян. – И завтра я лично хочу устроить в честь вас небольшое торжество и очень надеюсь, что вы окажете нам честь своим присутствием.

Таким образом прошел еще один день. А назавтра Сун Цзян пригласил гостя к себе. Еще через день его пригласил к себе У Юн. Затем то же самое сделал Гун-Сунь Шэн. Но не стоит, пожалуй, вдаваться в излишние подробности. Достаточно вам сказать, что более тридцати главарей лагеря по очереди устраивали пиры в честь своего гостя. За торжествами время быстро летело, и незаметно прошло уже больше месяца. Тут Лу Цзюнь-и не вытерпел и решительно заявил о том, что желает отправиться в путь.

– Мне очень не хочется расставаться с вами, уважаемый господин! – сказал Сун Цзян. – Но раз уж вы решили во что бы то ни стало вернуться домой, то завтра я устрою в зале Верности и Справедливости прощальный пир.

И вот на следующий день Сун Цзян устроил прощальное торжество. Но тут среди остальных главарей начались такие разговоры:

– Если наш старший брат проявляет к почтенному господину столь глубокое уважение, то мы со своей стороны должны выказать ему еще большее почтение. Неужели вы допустите, чтобы прощальный пир устроил только наш старший брат?! Ведь тогда вы уподобитесь людям, о которых, говорит пословица: «Ценят только кирпичи и не обращают внимания на черепицу».

Вдруг раздался громкий голос Ли Куя:

– Сколько горестей пришлось мне перенести, когда я ходил в Северную столицу за вами! Неужели же после этого вы не окажете мне чести присутствовать на прощальном пиру, который я устрою для вас. Ведь наша жизнь так же тесно связана, как глаза и брови. Смотрите! я буду биться с вами не на жизнь, а иа смерть!

– Мне никогда еще не приходилось слышать столь удивительной манеры приглашения гостей, – сказал, расхохотавшись, У Юн и, обращаясь к Лу Цзюнь-и, добавил: – Покорнейше прошу вас, уважаемый господин, обратить внимание на скромные пожелания наших людей и пожить здесь еще немного.

Так незаметно прошло еще дней пять, после чего Лу Цзюнь-и уже окончательно решил двинуться в путь. В это время к залу Верности и Справедливости подошел Чжу У, а с ним еще несколько главарей. И Чжу У повел такую речь:

– Хоть все мы здесь люди и маленькие, однако служим по мере сил наших старшему брату. Почему же вы не хотите и нам оказать чести? Разве в наше вино подмешана какая-нибудь отрава?! Если вы, почтенный господин Лу Цзюнь-и, обидите нас и не захотите принять нашего угощения, то мы не можем поручиться за то, что, не говоря уже о вас самих, наши люди не причинят вам какой-нибудь неприятности.

– Не надо горячиться! – выступил вперед У Юн. – Я попрошу от вашего имени господина Лу Цзюнь-и побыть у вас еше несколько дней и думаю, что он не откажет. Ведь недаром говорится в пословице: «На пир приглашают с добрыми намерениями».

Лу Цзюнь-и, не в силах больше противиться общему желанию, вынужден был остаться еще на несколько дней. Таким образом, он пробыл в лагере около пятидесяти дней. А если считать с пятого месяца, то есть с того момента, когда он выехал из Северной столицы, то получалось, что в Ляншаньбо он жил уже два с лишним месяца. Задули холодные ветры, по утрам на траве жемчугом рассыпалась роса. Приближалась осень.

Лу Цзюнь-и всем сердцем рвался к себе домой и сказал как-то об этом Сун Цзяну.

– Что же! Дело это не мудреное! – с улыбкой ответил ему Сун Цзян. – Завтра же мы проводим вас из Цзиньшатаня.

Лу Цзюнь-и был несказанно обрадован этим. И действительно, на следующий день ему вернули его прежнюю одежду, меч и палицу. Все главари спустились с горы, чтобы проводить его в путь. На прощанье Сун Цзян преподнес Лу Цзюнь-и блюдо с золотом и серебром.

– Каким же образом попало это богатство к вам в лагерь и вправе ли я принять его? – с усмешкой спросил Лу Цзюнь-и. – Но все равно пускаться в обратный путь без денег я не могу. Поэтому должен принять от вас этот дар. Однако я возьму ровно столько, сколько понадобится для того, чтобы добраться до столицы. А остальное оставьте себе.

Проводив Лу Цзюнь-и до Цзиньшатаня и распрощавшись с ним, Сун Цзян вместе с остальными главарями вернулся в лагерь, и говорить об этом мы больше не будем.

Итак, оставим пока Сун Цзяна и его друзей и последуем за Лу Цзюнь-и. Он шел, не останавливаясь, дней десять и, наконец, добрался до Северной столицы. Когда он приблизился к городу, было уже совсем поздно, ворота были заперты, и ему пришлось переночевать на постоялом дворе.

С наступлением утра он покинул постоялый двор и, горя нетерпением, зашагал в город словно на крыльях. И вот, когда до его дома оставалось уже немногим более ли, он вдруг заметил какого-то человека, одетого в лохмотья. Голова оборванца была повязана обрывками косынки. Увидев Лу Цзюнь-и, человек опустился на землю и стал плакать. Приглядевшись к нему, Лу Цзюнь-и уэнал своего воспитанника Янь Цииа.

– Янь Цин! Что за вид у тебя?! – опросил он поспешно

– Здесь я не могу вам всего рассказать! – отвечал Янь Цин.

Тогда Лу Цзюнь-и отошел с ним за угол глинобитной стены и стал подробно расспрашивать о том, что случилось.

– Не прошло и полмесяца с тех пор, как вы, господин уехали, – начал Янь Цин, – и вот вернулся Ли Гу. Он сказал вашей жене, что вы присоединились к Сун Цзяну в Ляншаньбо и заняли в лагере второе место. Об этом же он сообщил и властям. Теперь он живет с вашей женой, а на меня рассердился за то, что я не пожелал слушаться его. Весь дом он забрал себе, все опечатал, а меня выгнал из города. Но это не все. Вашим родным и знакомым он объявил о том, что если хоть один из них предоставит мне убежище, то он не пожалеет половины своего состояния, чтобы упрятать моего спасителя в тюрьму. После этого я не мог больше оставаться здесь, вынужден был обосноваться за городом и жить подаянием. Я мог, конечно, уйти в другое место, но был уверен в том, что вы, хозяин, не могли стать разбойником, и поэтому решил вытерпеть все лишения, лишь бы еще раз повидаться с вами. Но раз вы, дорогой хозяин, только сейчас вернулись из Ляншаньбо, то послушайтесь моего совета: возвращайтесь туда и придумайте какой-иибудь способ, чтобы уладить все это дело. Если же вы появитесь в городе, то непременно попадете в ловушку!

– Да что за ерунду ты мелешь, мерзавец! – крикнул рассерженный Лу Цзюнь-и. – Моя жена не такой человек!

– Дорогой хозяин! – возразил ему Янь Цин. – Ведь нет же у вас сзади глаз, как же могли вы все видеть?! Вы всегда были заняты, развивали свою силу тренировкой, а любовными делами мало интересовались. Хозяйка с этим Ли Гу давно уже вступила в связь, а теперь они даже не скрывают этого и открыто живут, словно муж и жена. Если только вы вернетесь домой, дорогой хозяин, вам не избежать беды.

Слова эти окончательно вывели Лу Цзюнь-и из себя, и он стал яростно ругать Янь Цина.

– Пять поколений нашего рода жили в Северной столице, – кричал он. – Кто не знает этого! Да будь у этого Ли Гу даже несколько голов, он и тогда не решился бы на такое дело! Ты, конечно, натворил всяких бед, а теперь всю вину хочешь свалить на других! Я сейчас вернусь домой, выясню, что там произошло, и тогда мы с тобой поговорим!

При этих словах Янь Цин горько заплакал, подполз на коленях к Лу Цзюнь-и и крепко ухватил его за полы одежды. Но Лу Цзюнь-и ногой оттолкнул его от себя и быстро зашагал по направлению к городу. Там он пошел прямо к своему дому и заметил, что все его служащие, увидев его, сильно перепугались. А Ли Гу поспешил ему навстречу, пригласил его в зал, где и совершил полагающиеся поклоны.

– А где Янь Цин? – спросил Лу Цзюнь-и.

– Вы пока не спрашивайте об этом, – поспешно отвечал Ли Гу. – Тут дело такое, что сразу не расскажешь! В дороге вы перенесли не мало трудностей. Отдохните сначала, а потом я вам обо всем расскажу.

В это время из-за ширмы с плачем вышла жена Лу Цзюнь-и.

– А, жена! Здравствуй! – приветствовал ее Лу Цзюнь-и. – Скажи мне, что случилось с Янь Цином?

– Да уж лучше, дорогой, и не спрашивай, – отвечала она так же, как и Ли Гу. – Этого сразу-то не расскажешь. Ты в дороге перенес, вероятно, много трудностей. Отдохни сначала, а потом я тебе все поведаю.

Тут в душу Л у Цзюнь-и закралось сомнение, и он во что бы то ни стало решил узнать, что случилось с Янь Цином. Тогда Ли Гу сказал ему:

– Да вы, господин, вначале переоденьтесь, совершите поклоны перед таблицей предков, позавтракайте. А эту историю вы успеете еще услышать.

Тем временем были приготовлены еда и закуски, которые подали Лу Цзюнь-и. И вот, когда он уже взялся за палочки и хотел приняться за еду, у передних и задних ворот раздались шум и крики, и в тот же момент в помещение ворвалось человек триста стражников. Лу Цзюнь-и так и замер от испуга и изумления. Стражники связали его и повели прямо в управление начальника гарнизона, то и дело награждая палками.

В это время правитель области Лян Чжун-шу как раз находился в управлении. Справа и слева от него стояли две шеренги свирепых на вид стражников. Лу Цзюнь-и ввели в зал и поставили перед правителем на колени. В стороне также на коленях стояли Ли Гу и жена Лу Цзюнь-и.

– Ах ты, мерзавец этакий! – закричал правитель области. – Ты ведь был честным гражданином столицы! Как же ты осмелился перейти на сторону разбойников в Ляншаньбо да еще занять у них место второго начальника? А сейчас ты пришел сюда, чтобы помогать им из города? Решили, значит, напасть на Северную столицу? Вот тебя и поймали. Что же скажешь ты в свое оправдание?

– Дьявол меня попутал! – отвечал Лу Цзюнь-и. – Один из разбойников Ляншаньбо, по имени У Юн, пришел ко мне в дом под видом гадальщика и своими лживыми речами смутил мое чистое сердце и обманом заманил к ним в лагерь. Они продержали меня более двух месяцев. Но теперь мне все же посчастливилось вырваться от них и вернуться домой. Я пришел сюда без всякого злого умысла. И надеюсь, что ваша милость разберется в этом деле.

– Да как только язык у тебя поворачивается говорить все это? – продолжал кричать Лян Чжун-шу. – Если ты не был связан с разбойниками, то почему прожил там столько времени?! Даже твоя жена и Ли Гу подали заявление, в котором считают тебя виновным. Что же, все это выдумки значит?!

– Раз уж вы, хозяин, приехали сюда, – заговорил тут Ли Гу, – так для вас же лучше будет признаться во всем. Даже на стене нашего дома написаны стихи, в которых скрыт злой умысел. Какое же еще нужно доказательство? Тут и разговаривать не приходится.

– Ты не подумай, что мы хотели причинить тебе какой-нибудь вред, – вставила свое слово и жена Лу Цзюнь-и. – Мы боялись лишь одного, что ты и нас впутаешь в это дело. Ведь не зря говорится в пословице: «За одного мятежника истребляют весь род до девятого колена».

Лу Цзюнь-и, стоя на коленях, заявил, что обвиняют его несправедливо.

– Хозяин, вы не должны сетовать на свою судьбу, – уговаривал его Ли Гу. – Вы не можете идти против истины. Ведь это дело очень легко исправить. Вам лучше сейчас во всем признаться, чтобы избежать лишних страданий.

– Дорогой муж, – снова сказала жена Лу Цзюнь-и. – Ты ведь знаешь, что здесь, в управлении, попусту дело не разбирают. А против настоящего дела трудно возражать. Если ты в чем-нибудь провинился, то погубил заодно и меня. Так уж лучше пожалей сам себя и признайся во всем, и к тебе, может быть, проявят снисхождение.

А надо вам сказать, что Ли Гу успел подкупить всех служащих управления. Поэтому писарь Чжан, который вел это дело, выступил вперед и сказал:

– Человек этот настолько упрям, что без палок от него никакого признания не добьешься!

– Да, вы правы! – подтвердил Лян Чжун-шу и тут же приказал: – Всыпать ему!

Стражники тут же связали Лу Цзюнь-и, поволокли его и так исполосовали, что кожа у него потрескалась, а кровь лилась ручьем. Он раза четыре терял сознание и, наконец, не в силах выносить таких мучений, пал ниц и, тяжко вздыхая, сказал:

– Нет, уж видно, на роду мне написано умереть насильственной смертью! Я вынужден признать то, в чем никогда не был виноват.

Чжан записал его показание и велел принести кангу весом в сто цзиней, которую обычно надевают на смертников. Эту колодку надели на шею Лу Цзюнь-и и бросили его в тюрьму. Всем присутствовавшим при этом было тяжело смотреть на несчастного.

В тюрьме Лу Цзюнь-и первым делом привели в канцелярию и поставили на колени посреди комнаты. На кане сидел смотритель, который выполнял также и обязанности палача. Звали его Цай Фу, он родился в Северной столице. За то, что Цай Фу был мастером своего дела, народ прозвал его «Железные руки». Рядом с ним стоял его родной брат, надзиратель тюрьмы. За пристрастие носить в руках цветок народ в Хэбэе прозвал его «Цветок Цай Цин». Так вот этот Цай Цин с железной дубиной в руках стоял рядом со своим братом.

– Уведите преступника в отдельную камеру, – распорядился Цай Фу. – А я сейчас схожу домой и скоро вернусь.

Цай Цин увел Лу Цзюнь-и, а Цай Фу отправился к себе домой. Выйдя из ворот тюрьмы, ом увидел человека с заплаканным лицом, который с миской пищи в руках вышел из-за стены управления. Цай Фу узнал его – это был Янь Цин Мот.

– Брат Янь Цин, что ты здесь делаешь? – окликнул его Цай Фу.

Тогда Янь Цин опустился на колени. Слезы градом катились из его глаз.

– Уважаемый господин смотритель, – начал он. – Сжальтесь над моим несчастным хозяином, который невинно пострадал. У меня нет денег, чтобы передать ему на питание, так вот я за городом выпросил у людей немного еды и хочу передать ее своему господину. Дорогой господин смотритель, не могли бы вы…

Но он так и не мог договорить, так как от горя у него перехватило дыхание, и он, рыдая, повалился на землю.

– Я знаю это дело, – сказал Цай Фу. – Ты можешь идти и передать ему еду.

Поблагодарив смотрителя, Янь Цин вошел в тюрьму. А Цай Фу продолжал свой путь. Когда он миновал уже мост, то встретил хозяина чайной, который, приветствуя его, сказал:

– Господин смотритель! У меня в чайной наверху вас ждет какой-то гость, он хочет поговорить с вами.

Цай Фу вошел в чайную и поднялся наверх. Там сидел не кто иной, как сам главный управляющий Ли Гу. Совершив полагающуюся церемонию приветствия, Цай Фу спросил:

– Чем могу быть полезен, господин управляющий?

– Хитрить с вами мне не приходится и обманывать вас я не буду. Мое дело вам, конечно, хорошо известно. И вот сегодня вечером вы должны все решить. К сожалению, я не могу предложить вам ничего особенного, разве что пятьдесят лян золота в слитках, имеющих форму долек чеснока, которые я захватил с собой. А что касается чиновников управления так с ними я потом сам рассчитаюсь.

– Разве вы не видели надписи, которая высечена на камне во дворе управления? – с усмешкой спросил Цай Фу. – Она гласит: «Притеснять народ – нетрудно, но небо обмануть нельзя». Думаете, я не знаю о ваших темных делишках? Вы захватили все его состояние, отняли у него жену, а теперь еще хотите, чтобы за пятьдесят лян я лишил его жизни. Ну, а вдруг потом это дойдет до властей? Ведь я погибну!

– Если вам, господин смотритель, мало того, что я предлагаю, то можно прибавить еще пятьдесят лян, – отвечал на это Ли Гу.

– А, значит, господин управляющий хочет «кормить кошку ее же хвостом, который он у нее отрежет!» – съязвил Цай Фу. – Вы думаете, что жизнь такого почтенного, всеми уважаемого, известного в Северной столице гражданина стоит всего лишь сто лян?! Нет, рае уж вы хотите, чтобы я покончил с ним, то меньше чем о пятистах лянах и речи быть не может. И вы вовсе не должны считать это вымогательством с моей стороны!

– Что ж! Такие деньги у меня найдутся, и я сейчас же передам их вам, господин смотритель, – согласился Ли Гу. – Только прошу вас покончить с этим делом сегодня же ночью.

– Завтра можете прийти за трупом! – сказал Цай Фу, вставая и пряча деньги к себе в карман.

Поблагодарив его, Ли Гу в самом лучшем настроении отправился домой. А Цай Фу, едва только вошел к себе в дом, как увидел, что дверная занавеска поднялась и в комнату вошел какой-то человек.

– Как поживаете, господин смотритель? – приветствовал его незнакомец.

Перед Цай Фу стоял человек необычайно изящной и красивой наружности, безукоризненно одетый. На нем был кафтан с круглым воротом цвета воронова крыла, стянутый поясом с белоснежной бляхой. Голову его покрывал убор, украшенный перьями фазана. Башмаки сверкали жемчугом.

Человек этот низко поклонился Цай Фу, который в свою очередь поспешил ответить на приветствие.

– Могу ли я узнать ваше почтенное имя и зачем понадобился я уважаемому господину? – спросит он гостя.

– Не пройти ли нам во внутренние комнаты? Там и поговорим, – предложил незнакомец.

Тогда Цай Фу пригласил его в небольшую комнату, где они могли свободно поговорить. Там они и уселись как полагается – один на месте хозяина, другой на месте гостя.

– Только попрошу вас, господин смотритель, не удивляться тому, что вы от меня услышите, – начал гость. – Я потомок императоров великой Чжоуской династии, уроженец Хэнхайцзюня, области Цанчжоу, зовут меня Чай Цзинь, по прозвищу «Маленький вихрь». Человек я по натуре щедрый, люблю справедливость и вожу знакомство со многими молодцами в Поднебесной. Но со мной произошло несчастье: я совершил преступление и вынужден был бежать в Ляншаньбо. И вот сейчас я получил приказ нашего старшего брата Суй Цзяна отправиться сюда и разузнать, что случилось с Лу Цзюнь-и. Кто мог подумать, что эти бесчестные, разложившиеся чиновники вместе с развратниками-прелюбодеями причинят ему такое зло и упрячут его в тюрьму! Жизнь его в опасности, но дальнейшая его судьба в ваших руках. Так вот, рискуя своей жизнью, я пришел сюда для того, чтобы договориться с вами сохранить Лу Цзюнь-и жизнь, и можете рассчитывать на нашу милость. Мы никогда не забудем сделанного вами доброго дела. Если же вы поступите иначе, наши отряды подойдут к городу, сравняют его с землей и уничтожат всех до одного, хороших и плохих, старых и малых. Я давно слышал, что вы честный и справедливый человек. Подарка я не принес с собой, но вот у меня есть тысяча лян золота, и я прошу вас не отказаться принять их. Вы можете, конечно, арестовать меня, в обиде я на вас не буду.

Но Цай Фу от страха даже холодный пот прошиб, и он долго не мог вымолвить ни слова.

– Когда доблестный муж принимает какое-нибудь решение, он много не раздумывает. Поэтому прошу вас поскорее ответить мне, – сказал Чай Цзинь, подымаясь.

– Вы можете, достойный человек, идти! – заговорил, наконец, Цай Фу. – Я непременно что-нибудь придумаю.

– Значит, вы согласны! – воскликнул Чай Цзинь. – За эту милость я должен вас отблагодарить.

С этими словами он вышел за дверь, подозвал своего спутника и, взяв у него золото, передал его Цай Фу. Затем, распрощавшись с хозяином, Чай Цзинь ушел. Мы не сказали о том, что Чай Цзиня сопровождало два человека, и один из них был Волшебный скороход – Дай Цзун.

Что же до Цай Фу, то он так растерялся, что ничего не мог придумать и после долгих размышлений отправился в тюрьму, где рассказал своему брату обо всем случившемся.

– Дорогой брат, – сказал Цай Цин, выслушав его. – Ты всегда умел разрешать всякие трудные вопросы, что же останавливает тебя сейчас в этом маленьком деле? Ведь не зря говорит пословица: «Когда убьешь человека, посмотри на его кровь, а если спасаешь кого-нибудь, доведи дело до конца!» Раз уж ты взял эту тысячу лян, то используй их для подкупа чиновников. Лян Чжун-шу и писарь Чжан люди алчные, и если дать им взятку, они, несомненно, сохранят Лу Цзюнь-и жизнь. Его могут сослать куда-нибудь, но в этом случае жизнь его будет зависеть уже от удальцов в Ляншаньбо. А наша задача будет выполнена.

– Да я и сам так думаю, дорогой брат, – отвечал на это Цай Фу. – Так вот, постарайся устроить Лу Цзюнь-и, как можно лучше. Утром и вечером приноси ему хорошей еды и вина и скажи, что о нем беспокоятся.

На том и порешив, Цай Фу и Цай Цин потихоньку подкупили чиновников. Между тем, когда Ли Гу на следующий день убедился, что просьба его не выполнена, он отправился к Цай Фу и стал упрекать его, требуя выполнить данное ему обещание. Но тут в разговор вступил Цай Цин.

– Мы уж совсем было собрались прикончить его, – сказал он, – но господия Лян Чжун-шу не пожелал этого и приказал оставить Лу Цзюнь-и в живых. Вы уж лучше сами договоритесь о своем деле с высшим начальством, и как только нам прикажут, мы тут же все выполним.

Тогда Ли Гу сейчас же отправил посредника к Лян Чжун-шу, чтобы предложить ему взятку. Но тот, выслушав, в чем дело, так сказал посреднику:

– Ведь это же дело тюремного начальства! Что же вы хотите, чтобы я сам прикончил его? Так или иначе, через день-два Лу Цзюнь-и умрет.

Итак, никто не пожелал выполнить просьбы Ли Гу. Что же касается следователя Чжана, то, получив деньги, он лишь переменил в бумаге дату приведения приговора в исполнение. Но тут пришел Цай Фу и стал настаивать на скорейшем разрешении этого дела. Тогда писарь Чжан пошел на доклад к правителю области.

– Какое же решение вы считаете правильным? – спросил его Лян Чжун-шу.

– По моему скромному мнению, – отвечал Чжан, – явных улик против Лу Цзюнь-и нет. Он обвиняется в том, что долгое время находился в Ляншаньбо. По существующему положению такое предосудительное поведение с его стороны может, послужить основанием к тому, чтобы присудить его к сорока ударам палками, клеймению и высылке за три тысячи ли. Но считать его настоящим преступником нельзя. Не знаю, каково будет решение вашей милости.

– Вы очень проницательны, господин писарь! Ваше мнение полностью совпадает с тем, что думал и я об этом деле! – сказал Лян Чжун-шу, выслушав его.

Затем вызвали Цай Фу и приказали ему доставить Лу Цзюнь-и в управление. Тут с Лу Цзюнь-и сняли тяжелую кангу, зачитали его показание и приговор. После этого ему дали сорок палок и снова надели на него шейную кангу в двадцать цзиней весом, обитую листовым железом. Сопровождать его в ссылку на остров Шамыньдао были назначены стражники Дун Чао и Сюэ Ба.

Напомним читателю о том, что Дун Чао и Сюэ Ба в свое время служили в Кайфынском областном управлении и сопровождали Линь Чуна, который был выслан в Цанчжоу. За то, что они не смогли прикончить в пути Линь Чуна, командующий Гао Цю, после того как они вернулись, затеял против них судебное дело, в результате чего они были приговорены к клеймению и ссылке в Северную столицу. Но когда они прибыли сюда, Лян Чжун-шу убедился в том, что люди они дельные и толковые, и оставил их работать при управлении. И вот теперь их назначили сопровождать в ссылку Лу Цзюнь-и.

Получив препроводительную бумагу, Дун Чао и Сюэ Ба отвели Лу Цзюнь-и в пересыльный пункт, а сами отправились по домам, чтобы собраться в дорогу, и, быстро закончив сборы, были готовы отправиться в путь. Узнав обо всем, Ли Гу даже застонал от горя и послал человека за Дун Чао и Сюэ Ба, чтобы поговорить с ними. Когда стражники пришли в кабачок, Ли Гу встретил их и попросил присесть. Закуски и вино были приготовлены заранее. Ли Гу обождал, пока стражники выпили чашки по три вина, и затем повел такую речь:

– Я не стану обманывать вас: Лу Цзюнь-и – мой враг! Теперь его присудили к ссылке в Шамыньдао. Путь предстоит дальний, а у него за душой нет ни медяка. Так что всю дорогу вам придется тратить свои деньги. Вернуться обратно вы сможете лишь через три-четыре месяца. У меня нет при себе ничего особенного, но пока что прошу не отказываться от этих двух слитков серебра. За несколько ли до конца второго перехода есть одно подходящее место, там вы и покончите с ним. Не забудьте срезать у него с лица клеймо и принести его мне. Это будет служить доказательством того, что вы свою задачу выполнили. Тогда каждому из вас я выдам в награду пятьдесят лян золота слитками, имеющими форму долек чеснока. Ваше дело будет написать рапорт о том, что он умер. Вот и все. Что же касается управления, то там я все сам устрою.

Выслушав его, Дун Чао и Сюэ Ба переглянулись. Первым, наконец, заговорил Дун Чао:

– Боюсь, что мы этого не сможем выполнить!

– Дорогой брат! – возразил ему Сюэ Ба. – Управляющий Ли Гу известный и всеми уважаемый человек. Я думаю, что ради него мы сможем постараться. Ну, а если возникнут какие-нибудь неприятности, то он уж, конечно, побеспокоится о нас.

– Я не из тех людей, которые забывают оказанную услугу или добро, – отвечал Ли Гу. – Щедро отблагодарю вас, вот увидите!

Получив серебро, Дун Чао и Сюэ Ба простились с Ли Гу, вернулись домой и, завязав свои узлы, тут же двинулись в путь.

– У меня еще не зажили раны от ударов, – сказал им Лу Цзюнь-и. – Нельзя ли нам завтра отправиться в путь.

– Заткни свою глотку! – крикнул ему Сюэ Ба. – Нам и так не повезло, что приходится возиться с такой рванью, как ты. Ведь до Шамыньдао и обратно больше шести тысяч ли. Сколько денег у нас уйдет на дорогу? А у тебя ни одного медяка за душой! Сам подумай, сколько хлопот ты нам доставил!

– Пожалейте человека, которого незаслуженно постигло несчастье! – продолжал просить их Лу Цзюнь-и.

– Все вы, богачи, такие! – стал браниться и Дун Чао. – Когда все благополучно, от вас и полушки не дождешься! А вот теперь небо, наконец, открыло свои глаза и воздало тебе по заслугам! Ну ладно, не горюй. Мы уж как-нибудь поможем тебе идти!

Лу Цзюнь-и вынужден был проглотить нанесенную ему обиду и двинуться в путь. Когда они вышли из восточных ворот, Дун Чао и Сюэ Ба привесили свои узлы и дождевые зонты к шейной канге Лу Цзюнь-и. В пути они то проявляли свою жестокость, то сменяли ее на милость. К вечеру, когда они прошли уже около пятнадцати ли, впереди показалось небольшое местечко. Отыскав постоялый двор, путники решили остановиться на ночлег. Слуга провел их в комнату, где они и расположились.

– Мы чертовски устали, – проворчал Сюэ Ба, – а кроме того, мы на казенной службе, и не к лицу нам ухаживать за преступником! Если хочешь есть, так иди разводи огонь побыстрее!

Лу Цзюнь-и ничего не оставалось делать, и он, как был, с кангой на шее, отправился на кухню. Здесь он попросил у слуги немного хвороста и, связав его, понес к очагу и развел огонь. Слуга вместо него помыл рис и сварил кашу, а также вымыл миски и палочки для еды.

Надо вам сказать, что Лу Цзюнь-и вырос в богатой семье и не привык к такой работе. Да к тому же хворост был сырой, никак не разгорался, и огонь в конце концов совсем погас. Когда же Лу Цзюнь-и стал изо всей силы раздувать его, пепел залепил ему глаза. А Дун Чао ничего не хотел знать и продолжал ворчать и браниться. Когда еда, наконец, сварилась, стражники все забрали себе, а Лу Цзюнь-и не посмел даже попросить у них хоть немного. Наевшись до отвала, стражники бросили остатки холодной еды Лу Цзюнь-и. Сюэ Ба не переставая издевался над своей жертвой. Когда Лу Цзюнь-и поел, ему приказали согреть воды для мытья ног, и лишь после того, как вода вскипела, он решился пройти в комнату и присесть.

Вымыв ноги, стражники налили в таз кипятку и предложили помыть ноги также и Лу Цзюнь-и. Но не успел он снять туфли, как Сюэ Ба окунул его ноги в таз. Жгучая боль пронзила его, и он вскрикнул.

– Мы за тобой ухаживаем, а ты вместо благодарности еще рожу кривишь! – закричал на него Сюэ Ба.

Затем оба стражника улеглись на кан спать. Лу Цзюнь-и привязали железной цепью к двери, а цепь закрыли на замок. Когда пробило время четвертой стражи, Дун Чао и Сюэ Ба встали и велели слуге приготовить еду; подкрепившись, увязали свои веши и собрались в путь.

Ноги Лу Цзюнь-и были сплошь покрыты волдырями, и он не мог даже встать. А погода стояла осенняя, дождливая, на дороге было очень скользко. Поэтому Лу Цзюнь-и спотыкался и падал почти на каждом шагу. Но Сюэ Ба безжалостно колотил его своей дубинкой. Что же касается Дун Чао, то он притворно уговаривал своего приятеля не быть столь жестоким. Итак, всю дорогу они горько жаловались на свою судьбу.

После того как они покинули постоялый двор и прошли примерно около десяти ли, они увидели большой лес. Тут Лу Цзюнь-и взмолился.

– Я не могу больше идти, – сказал он. – Сжальтесь надо мной и дайте мне немного отдохнуть.

Стражники ввели его в лес. На востоке занималась заря, кругом не было ни души.

– Очень рано мы сегодня встали, – сказал тут Сюэ Ба, – и потому так устали. Можно бы здесь соснуть немного, да, пожалуй, ты еще убежишь!

– Будь у меня даже крылья, то и тогда я не смог бы улететь, – отвечал на это Лу Цзюнь-и.

– Кто это тебе поверит! – сказал Сюэ Ба. – Давай мы лучше свяжем тебя!

И с этими словами он развязал находившуюся вокруг его пояса веревку, обмотал ее вокруг Лу Цзюнь-и и привязал его к сосне. Ноги его он также привязал к дереву.

– Дорогой брат! – сказал после этого Сюэ Ба, обращаясь к Дун Чао, – ты выйди из леса и покарауль там. Если кто-нибудь вдруг покажется, ты кашляни!

– Только живее поворачивайся, брат! – поторопил его Дун Чао.

– Ну, об этом можешь не беспокоиться! – отвечал Сюэ Ба. – Твое дело караулить.

Сказав это, он взял дубинку и обратился к Лу Цзюнь-и с такими словами:

– Ты на нас не сердись. Твой управляющий Ли Гу велел нам покончить с тобой по дороге. Если бы даже ты и дошел до Шамыньдао, то и там тебе пришлось бы умереть. Так лучше, если ты расстанешься с жизнью сейчас. Когда ты попадешь в загробный мир, ты не обижайся там на нас. Через год в этот день мы устроим по тебе поминки.

Услышав это, Лу Цзюнь-и горько заплакал и наклонил голову, готовый принять смерть. А Сюэ Ба обеими руками поднял свою дубинку и размахнулся, нацелившись прямо в висок Лу Цзюнь-и. В этот момент стоявший на посту Дун Чао услышал глухое падение и, решив, что все кончено, поспешил в лес. Но тут он увидел, что Лу Цзюнь-и стоит как ни в чем не бывало, привязанный к дереву, а Сюэ Ба лежит распростершись на земле, дубинка же его отлетела в сторону.

– Что за чудеса! – воскликнул Дун Чао. – Может быть, Сюэ Ба перестарался и так здорово хватил, что сам свалился.

Подойдя к Сюэ Ба, он хотел помочь ему встать, но поднять его был не в силах. Изо рта Сюэ Ба текла кровь, а грудь его на три-четыре цуня пронзила небольшая стрела. Дун Чао хотел закричать, но вдруг увидел, что прямо перед ним на дереве сидит человек.

– Лети! – закричал неизвестный.

Раздался звук летящей стрелы. В шею Дун Чао вонзилась стрела, и он грохнулся на землю вверх тормашками. Тогда человек легко спрыгнул с дерева, вытащил кинжал и освободил Лу Цзюнь-и от веревок. Разбив надетую на узника кангу, незнакомец обнял Лу Цзюнь-и и горько заплакал. Когда Лу Цзюнь-и решился, наконец, приоткрыть глаза, он увидел перед собой Янь Цина.

– Янь Цин – это ты! – воскликнул он. – Так, значит, моя душа снова встретилась с тобой?!

– Я иду по пятам за этими мерзавцами от самого управления, – объяснил Янь Цин. – Но мне и в голову не могло прийти, что они захотят расправиться с вами здесь, в этом лесу. Теперь вы видели, хозяин, как я покончил с ними, убив этих негодяев двумя стрелами?

– Ты спас мне жизнь, – отвечал на это Лу Цзюнь-и, но погубил стражников. Твое преступление еще больше отягощает мою вину. Куда же нам теперь деваться?

– Во всех бедствиях, которые вам пришлось вынести, господин, виновен Сун Цзян, – сказал Янь Цин. – И теперь нам одна дорога – в Ляншаньбо!

– Но раны от побоев и обваренные кипятком ноги не дают мне даже ступить на землю, – с горечью пожаловался Лу Цзюнь-и.

– Медлить нам нельзя! – сказал Янь Цин. – Я понесу вас, господин мой, на спине.

С этими словами он быстро оттащил в сторону трупы стражников, взял лук и стрелы, заткнул за пояс кинжал, взял дубинку и, взвалив на спину Лу Цзюнь-и, двинулся на восток. Однако, пройдя немногим более десяти ли, Янь Цин почувствовал, что дальше идти не может. В это время впереди показался небольшой деревенский постоялый двор. Наши путники вошли туда и попросили, чтобы им отвели комнату, и заказали себе еды. Подкрепившись, они расположились на отдых.

Между тем проходившие мимо путники нашли тела убитых и тотчас же сообщили об этом старосте ближайшей деревни, а тот донес волостному старосте, который в свою очередь отправил донесение в областное управление Даминфу. Из управления тотчас же был откомандирован чиновник для расследования, который опознал в убитых стражников управления – Дун Чао и Сюэ Ба. Когда весть о случившемся дошла до правителя области Лян Чжун-шу, тот вызвал к себе начальника по борьбе с разбойниками в области Даминфу и отдал приказ в кратчайший срок поймать преступника. Увидев стрелы, которыми были убиты Дун Чао и Сюэ Ба, остальные стражники пришли к заключению, что это мог сделать только Янь Цин. Это обстоятельство усугубляло неотложный характер дела.

Немедленно было назначено человек двести стражников, которые повсюду расклеили объявления. В этих объявлениях были указаны приметы Лу Цзюнь-и и Янь Цина. Всему населению как близлежащих, так и дальних населенных пунктов и деревень, а также содержателям всех постоялых дворов предлагалось принять меры к задержанию преступников.

А Лу Цзюнь-и в это время находился на том постоялом дворе, где они остановились, и лечил свои раны. Он все еще не мог двигаться, и им пришлось задержаться здесь на некоторое время. Между тем весть об убийстве стражников дошла также и до слуги того постоялого двора, где жили беглецы, так как повсюду только и разговоров было, что об этом преступлении. Когда слуга увидел указанные в объявлении приметы, у него возникли подозрения относительно постояльцев, и он отправился к деревенскому старосте сообщить о том, что у них на постоялом дворе остановились два каких-то странных на вид человека, но те ли это люди, о которых говорится в объявлении, он не знает. Староста донес об этом стражникам, и те тотчас же отправились на постоялый двор.

Что же касается Янь Цина, то как раз в это время он взял лук и стрелы и пошел бродить по окрестностям, в расчете на то, что ему удастся подстрелить какую-нибудь дичь, и они с Лу Цзюнь-и смогут подкрепиться. И вот, когда он возвращался на постоялый двор, то услышал, что по всей деревне стоит необычайный шум. Янь Цин спрятался среди деревьев и стая наблюдать. Тут он увидел, что человек двести стражников, с пиками и мечами в руках, окружили повозку, на которой сидел связанный Лу Цзюнь-и. Янь Цин хотел было броситься на помощь своему господину, но вспомнил, что у него нет никакого оружия, и лишь горько застонал.

«Если я сейчас же не пойду в Ляншаньбо сообщить, – подумал он, – о том, что произошло, Сун Цзяну и не попрошу его прийти на выручку, то мой господин так ни за что ни про что погибнет».

И Янь Цин тут же отправился в путь. Он шел допоздна, пока, наконец, не почувствовал сильного голода. Однако у него не было ни одного медяка, чтобы купить себе еды. И вот, дойдя до какого-то холма, он остановился отдохнуть. Улегшись среди густой чащи, вокруг которой то тут, то там росли деревья, Янь Цин проспал до рассвета. Проснулся он в печальном настроении и, услышав, как на деревьях стрекочут на все лады сороки, подумал: «Если бы мне удалось сбить одну из них, то в деревне я попросил бы воды, чтобы сварить пищу, и хоть немного утолил голод».

Выйдя из лесу, он поднял голову, осмотрелся и увидел, что сороки все еще сидят на деревьях и, глядя на Янь Цина, попрежнему стрекочут. Тогда Янь Цин тихонько снял свой лук, взглянул на небо и загадал: «У меня осталась всего одна стрела! Если я попаду в цель – мой господин останется жив, если же промахнусь – значит, ему суждено умереть».

Затем он поднял лук, приложил к тетиве стрелу и сказал:

– Смотри же, не подведи!

Раздался свистящий звук, и стрела попала прямо сороке в хвост! Птица упала как раз у холма. Янь Цин бросился туда, но сороки нигде не нашел. Зато он увидел идущих ему навстречу двух человек. У шедшего впереди была косынка повязана в виде свиной морды. Голову его украшали также две золотых нитки. Одет он был в черную шелковую куртку, перехваченную в талии поясом, вышитым золотом, мягкие конопляные чулки и легкие башмаки, а в руках держал дубину.

Тот, что шел позади, был в старомодной широкополой соломенной шляпе, которая защищала его от пыли, и куртке из крученого шелка чайного цвета. Пояс на нем был пурпурного цвета, а башмаки из грубой самодельной кожи. На спине этого человека был узел с одеждой, в руках короткая дубинка, а у пояса висел кинжал.

Оба путника прошли так близко от Янь Цина, что даже задели его плечом. Обернувшись и посмотрев им вслед, Янь Цин подумал: «У меня совсем нет денег на дорогу. Так отчего бы мне не напасть на ник и не отобрать у них узел? Тогда-то я уж наверняка доберусь до Ляншаньбо».

И он, отбросив свой лук, пустился вдогонку за путниками. А те, опустив голову, продолжали идти вперед. Нагнав их, Янь Цин взмахнул рукой и нанес тому, что был в широкополой шляпе, сильный удар в спину как раз против того места, где находится сердце. Тот сразу же грохнулся наземь. Но когда Янь Цин занес кулак и приготовился ударить человека, который шел впереди, тот со всего размаха ударил своей дубинкой Янь Цина. Удар пришелся прямо в левую ногу, и Янь Цин повалился.

В это время второй путник, тот самый, которого сшиб Янь Цин, поднялся на ноги, подбежал к Янь Цину и, встав на него ногой, выхватил кинжал, чтобы снести Янь Цину голову. Но тот взмолился:

– Добрый человек! Поверь, я не боюсь смерти. Но мне обидно умереть, не выполнив своего долга!

Услышав это, незнакомец остановился, помог Янь Цину подняться и спросил:

– О чем это ты толкуешь?

– А почему ты спрашиваешь меня об этом? – спросил в свою очередь Янь Цин.

В этот момент первый путник дернул Янь Цина за руку, и у того на запястье открылась татуировка.

– Не ты ли будешь Янь Цин из дома Лу Цзюнь-и? – быстро спросил он.

«Теперь от смерти мне уж, видно, не уйти, – подумал Янь Цин. – Придется говорить всю правду. Пусть забирают. Если помирать, так хоть вместе с моим господином!»

– Да, я и есть Янь Цин из дома Лу Цзюнь-и! – отвечал он.

Эти слова привели обоих путников в изумление, и после некоторой паузы один из них сказал:

– Хорошо еше, что он не успел убить вас! Так вы, значит, и есть уважаемый брат Янь Цин? А знаете ли вы, кто мы такие? Мы главари из лагеря Ляншаньбо. Меня зовут Ян Сюн, а его – Ши Сю! По приказу нашего старшего брата мы идем в Северную столицу разузнать что-нибудь о Лу Цзюнь-и. Наш военный советник У Юн и с ним Дай Цзун идут следом за нами и ждут от нас известий.

Тогда Янь Цин поведал Ян Сюну и Ши Сю все, что произошло.

– Ну, в таком случае, – сказал тогда Ян Сюн, – мы с братом Янь Цином вернемся в лагерь, чтобы доложить об этом нашему начальнику. Придется придумать что-то другое, а ты, – сказал он Ши Сю, – иди в Северную столицу один и, когда разузнаешь, что там делается, возвращайся!

– Вот и отлично, – обрадовался Ши Сю и, вытащив из-за пазухи жареные лепешки и сушеное мясо, отдал их Янь Цину.

Затем он передал Янь Цину также и свой узел, и тот вместе с Ян Сюном отправился в Ляншаньбо. Когда они пришли в лагерь и явились к Сун Цзяну, Янь Цин снова обо всем подробно рассказал. Выслушав его, Сун Цзян сильно встревожился и позвал на совет всех главарей, для того чтобы вместе с ними выработать дальнейший план действий.

Однако вернемся к Ши Сю. Отправляясь в Северную столицу, он не захватил с собой запасной одежды и пришел в том, в чем был. Когда он подошел к городу, уже наступил вечер, и войти туда он не смог. Поэтому ему пришлось остановиться на ночлег в пригороде. На следующее утро после завтрака он направился в город. Там он заметил, что жители всего города чем-то расстроены и ходят, тяжело вздыхая. Ши Сю стал подозревать что-то неладное. Тогда он пошел на рынок и начал расспрашивать горожан, что случилось. Какой-то старик сказал ему:

– Да вы, господин, ничего не знаете! У нас в столице жил один почтенный человек по имени Лу Цзюнь-и. Он был очень богат. И вот разбойники из Ляншаньбо заманили его как-то к себе. Но ему удалось все же вырваться от них и вернуться домой; однако здесь против него затеяли дело и присудили Лу Цзюнь-и к клеймению и ссылке в Шамыньдао. Что произошло дальше, мы не знаем. Известно лишь, что сопровождавшие его в дороге два охранника оказались убитыми. И вот вчера вечером Лу Цзюнь-и доставили в столицу, а сегодня после полудня его приведут на рыночную площадь и казнят. Если хотите, то можете посмотреть на это.

Эта новость подействовала на Ши Сю словно ушат ледяной воды. Он поспешил на городскую площадь и увидел там двухэтажный трактир. Ши Сю сразу же прошел наверх и, выбрав место, откуда видна была улица, сел за столик. К нему тотчас же подошел слуга и спросил:

– Уважаемый господин пригласил кого-нибудь или будет выпивать один?

– Подай большую чашку вина, хороший кусок говядины и не лезь с глупыми вопросами! – сердито крикнул Ши Сю, вытаращив глаза.

Слуга перепугался, быстро налил два рога вина, нарезал целое блюдо говядины и подал все это посетителю. Ши Сю разом выпил вино и съел мясо. Через некоторое время он услышал, что на улице поднялся невообразимый шум, и подошел к окну посмотреть, что там происходит. Тут он увидел, что во всех домах и магазинах люди торопливо закрывают окна и двери. В этот момент к Ши Сю снова подошел слуга.

– Вы что. господин, пьяны, что ли? – спросил он его. – Сейчас на площади будут казнить человека. Расплачивайтесь-ка поскорее и спрячьтесь где-нибудь в другом месте.

– А мне-то чего бояться! – рассердился Ши Сю. – Убирайся-ка ты сам отсюда, если не хочешь, чтобы я поколотил тебя!

Слуга, не смея возразить что-либо, спустился вниз. Через некоторое время послышался оглушительный барабанный бой и удары в гонг. Эти звуки, казалось, сотрясали все небо. Выглянув из окна, Ши Сю увидел на перекрестке место казни, которое плотным кольцом было окружено народом. Более двадцати палачей, вооруженных мечами и пиками, вели по улице связанного Лу Цзюнь-и. У трактира они остановились и заставили его опуститься на колени. Железные руки – Цай Фу взял в руки меч, приготовленный для казни, а Цай Цин Одиночный цветок, поддерживая кангу, надетую на Лу Цзюнь-и, стал оправдываться:

– Лу Цзюнь-и, тебе самому следовало быть поосторожнее. Конечно, мы с братом виноваты, что не сумели тебя спасти, но дело было сделано слишком грубо. Там, в храме Пяти мудрецов, я поставил тебе алтарь, и душа твоя будет получать жертвы.

Едва он сказал это, как из толпы раздался возглас:

– Время – три четверти двенадцатого!

Кангу сняли.

Цай Цин схватил Лу Цзюнь-и за голову, Цэй Фу вытянул в руке меч.

Судейский писарь громким голосом прочитал обвинительное заключение. Толпа зашумела.

Как только послышались крики, Ши Сю, находившийся в трактире, выхватил висевший у пояса меч.

– Молодцы из Ляншаньбо здесь! – громовым голосом крикнул он в окно.

Цай Фу и Цай Цин сразу позабыли о Лу Цзюнь-и и, оборвав веревки, бросились наутек.

Высоко подняв стальной меч, Ши Сю спрыгнул со второго этажа. С такой же легкостью, с какой рубят тыкву или овощи, он тут же сразил более десятка людей, не успевших увернуться, и, увлекая за собой Лу Цзюнь-и, побежал к югу.

Бэйцзинских улиц Ши Сю не знал, да и Лу Цзюнь-и, совершенно обезумевший от страха, почти ничего не помнил.

Когда о случившемся донесли Лян Чжун-шу, тот переполошился, немедленно приказал старшему своей охраны вести воинов запереть все городские ворота и разослал посыльных за военачальниками.

Будь ты, читатель, молодцом и героем, но как перебраться тебе через высокие городские стены и отвесный городской вал?

Поистине:

О том, как спаслись Лу Цзюнь-и и Ши Сю, мы расскажем в следующей главе.