Первая неделя после нашего благотворительного вечера прошла для меня как один день, вернее, как одна ночь, тёмная, грустная, полная безысходности.
Моя семья меня очень поддерживала.
Но когда разбито твоё сердце – это очень больно, и нет лекарства, чтобы унять эту боль.
Меня немного отвлекала работа, надо было завершить все формальности после аукциона.
В понедельник я первым делом отправила чек Алексу.
Все купленные работы мы должны были доставить новым владельцам, положить все чеки в банк и перевести деньги в детские благотворительные фонды.
Я действительно была больше возмущена тем, что произошло, я ощущала себя преданной, чем просто тосковала по Алексу.
Ведь если бы он решил угрожать Николасу не на моём вечере и не через свою бывшую жену, может, всё и сложилось бы по-другому.
Но то, что он выбрал ареной своих грубых действий мой благотворительный вечер, и то, что миссис Браун – это Ирина, меня это просто поразило.
Он наплевал на меня, он просто растоптал меня. Для чего?
Но для чего он утром прислал тогда этот чек на двести тысяч?
Я не могла найти ничему объяснений, всё было бессмысленно.
Единственное – может, это его нетерпеливая натура заставляет его принимать такие разные и противоречивые решения?
Но тут же я вспоминала время, когда мы были вместе, и моё сердце, и мой мозг, моя интуиция, которой у меня, как оказалось, нет, – всё кричало, что он не такой, он действительно не такой! Что он больше всего этого, он добрый и благородный, и тут же опять всплывал образ Ирины на моём вечере.
Моя голова в буквальном смысле шла кругом, мне казалось, я теряю здравый смысл, мне казалось, что может, я просто такая глупая и просто ничего не понимаю.
Вся моя семья сплотилась после произошедшего. Вики помирилась с Ники, Николас попросил у меня прощение за то, что нагрубил тогда на ужине у них дома. Я чувствовала себя очень виноватой перед своей семьёй, мне было очень-очень стыдно перед ними за то, что произошло.
Но все меня успокаивали, все меня жалели, все просто меня очень любили. Почти каждый вечер мы ужинали вместе, всей семьёй. Приходили к родителям и я, и Ники с Вики, пили хорошее вино, папа жарил мясо. Он любит жарить мясо. Наши семейные вечера были наполнены уютом, добротой и теплотой. Мы строили вместе семейные планы, даже решили на Рождество вместе полететь на Ямайку на неделю.
Папа сказал, что сам всё организует, найдёт самый лучший отель, чтобы мама могла надеть все свои наряды.
Нам было очень хорошо вместе, из-за внешнего неприятного вторжения мы ещё больше сплотились.
Да и Ники всё-таки уже наш, уже родной.
Виктория вызвалась сделать итальянский рыбный ужин у себя дома в пятницу и пригласить родителей и пару друзей семьи, чтобы отметить успех нашего благотворительного вечера.
Она опять превзошла саму себя. Салат из осьминога и запечённая с базиликом и помидорами камбала произвели на всех неизгладимое впечатление. Джил Маршал, мамина лучшая подруга, а по совместительству жена миллиардера, нефтяного магната, предложила Виктории открыть в Хьюстоне итальянский ресторан.
Виктория согласилась с этой идеей, но сказала, что хочет подойти к этому проекту очень серьёзно, поэтому уезжает на несколько месяцев в Италию на стажировку.
Мы все были поражены нашей Викторией. Похоже, она нашла своё дело, своё увлечение, она ещё никогда не была так серьёзна.
А главное, у неё так хорошо получается.
На десерт она подавала ягоды и взбитые сливки с миндальной стружкой и кофе.
Я взяла маленькую чашечку кофе и вышла на задний двор. Тут же я услышала громкий лай, но как же я забыла взять с собой Роки, я открыла ему заднюю дверь.
– Выходи, мой преданный пёс, – сказала я ласково дворняге.
– И я к вам, – услышала я голос мамы.
Она вышла и обняла меня:
– Чудесный вечер, я горжусь нашей Викторией.
– Я тоже, мам. А как всё вкусно!
– Ну, а ты как, детка? – нежно спросила мама.
– Нет, я не умею так готовить, я сразу скажу, – весело отшутилась я.
– Но у тебя ещё всё впереди, я уверена, Вики тебя научит, она нас всех научит, мы все станем гуру итальянской кухни, зная нашу девушку! – весело сказала мама.
Но моя мама не заслуживает шуточных ответов и неоткровенности от дочери. Она мой лучший друг, она моя мама.
– А так, конечно, мне очень тоскливо, но главное, мам, я не могу ничего объяснить, нет никакой логики во всём. Всё, что произошло, не вписывается в образ Алекса, он не такой. И в то же время зачем весь этот публичный скандал с участием его бывшей жены на вечере, который, он знал, так важен для меня?
– Да, всё очень странно, – сказала мама.
– Я, чтобы не впасть в стресс или депрессию, просто пока запретила себе думать или что-то анализировать, пускай всё уляжется.
– А Алекс не пытался с тобой после ещё связаться? – спросила мама.
– Нет, он сейчас в Москве.
– Ну и ладно, доченька! Ты такая у меня необыкновенная, всё у тебя хорошо сложится, вот поверь мне. У тебя будет прекрасный муж, и мы его будем все любить.
– Спасибо, мам! Мне только для начала придётся забыть Алекса, а сколько для этого мне понадобится времени, я не знаю, может, год, а может, вечность.
На моих глазах заблестели слёзы.
– Пойдём со мной завтра на пилатес, а потом пообедаем вместе, или, может, хочешь, поехали на ранчо. Погода уже хорошая, покатаемся на лошадях. Я думаю, папе понравится эта идея.
– Да, поехали, – сказала я.
Мы чудесно провели выходные, катались на лошадях, ели брискет и картофельный салат, много гуляли, опять ели брискет, да ещё и сосиски.
Жарили зефир, клали сверху шоколад и печенье, очень вкусно.
Пили текилу.
У меня стала проходить волна шока и возмущения, и мне захотелось позвонить Алексу и задать ему много вопросов «зачем», захотелось выяснить отношения.
Когда тебе человек становится безразличен, или ты не можешь принять его поступок, ты просто уходишь, ты не выясняешь отношения, не задаёшь ему вопросы и не надеешься услышать нужные и приятные тебе ответы. А если человек тебе небезразличен, то ты очень хочешь услышать от него эти ответы.
А ещё люди так устроены, что всё плохое забывается, а все хорошее помнится.
Что я могу сказать, я стала плакать по ночам, днём я держусь, а ночью рыдаю в подушку.
Я очень-очень-очень скучаю без Алекса.
А он не сделал ни одной попытки связаться со мной.
Началась вторая неделя без Алекса.
Я старалась занять себя каждую минуту. Мы с Энди стали уже планировать сроки и подбирать их работы для открытия галереи в Нью-Йорке.
Сюзи мне прислала контракт на аренду, чтобы я его прочла, и на следующей неделе я лечу его подписывать, и Энди прилетит из Лос-Анжелеса, мы ещё раз посмотрим на пространство и будем уже непосредственно заниматься открытием галереи и выставкой их работ.
В среду мы с мамой и Вики договорились пойти утром на открытие нового Сакса. У нас в Хьюстоне для модниц большое событие, – открывается новый универмаг, который теперь больше и считается самым лучшим Саксом во всей Америке.
Маме, как одной из основных их хьюстонских клиенток, прислали приглашение на открытие универмага и на завтрак.
В этот день универмаг должны были посетить несколько известных дизайнеров люксовых брендов, и с этими звёздами кутюра организовывался завтрак для постоянных клиентов.
В общем, событие достаточно интересное в мире моды.
Я встала пораньше, чтобы успеть погулять с Роки и привести себя в порядок.
Погода была прекрасной, свежее утро, мы с Роки дважды прошлись по своему любимому маршруту.
Когда мы зашли в дом, ко мне подошёл консьерж.
– Доброе утро, мисс София! Погода сегодня прекрасная!
– Да, чудесное утро, – согласилась я.
– Мисс София, я могу вас попросить забрать почту из почтового ящика, а то почтальон говорит, что уже некуда класть почту.
– А я могу попросить, Хосе, просто всё выбросить, там одна реклама. Сейчас все важные письма приходят по электронной почте.
– Хорошо, я тогда просто всё выкину, – сказал мне консьерж.
– Да, спасибо! – сказала я и побежала собираться на встречу с мамой и прекрасным миром моды.
Я быстро приняла душ и надела зелёную юбку и белую с воланами блузку. Получилось очень красиво и по-утреннему.
Я осталась довольна. Надо только надеть бриллиантовые серьги, и образ готов. Я открыла шкатулку, там лежали часы, браслет и кольцо Картье, подарки Алекса. Кольцо, мне так захотелось его надеть, кольцо-кактус из изумрудов очень подошло бы к моей юбке. Все бы дамы сегодня это оценили.
Я взяла его в руки и надела на палец, и сразу вспомнила, как мы провели воскресенье у Ханны и Деррика. Вспомнила, как заботлив был Алекс с их девочками. На глаза навернулись слёзы. Я сняла кольцо и положила на место, я должна всё это отправить Алексу обратно.
Я надела серьги и закрыла шкатулку.
Я быстро добралась до мола, где построили новое здание для Сакса – Пятая Авеню. Сегодня весь паркинг сделали валетом. Я вышла из машины и отдала ключи молодому человеку, он мне взамен дал талон.
Я зашла в новый универмаг: очень красиво, светлое, просторное помещение, посередине зала – большая изогнутая лестница. Много зеркал, много интересной подсветки. Много народу, много продавцов, много цветов, и все с бокалом шампанского в десять утра. Я улыбнулась: если клиенты с утра начнут пить шампанское, то к вечеру они раскупят весь магазин. Какой верный ход менеджмента универмага.
Возле большого косметического корнера Тома Форда я увидела маму. Она болтала с подругой и продавцом.
– Привет, мамуль!
– Привет, Софи! Ты красавица!
– Ты тоже! – сказала я. Моя мама была одета в узкие белые джинсы и алый топ. Её волосы были как всегда очень красиво уложены.
– А где Вики? – спросила я.
– Она чуть-чуть задержится. Она мне только что звонила, у Ники в его квартире прорвало трубу, а у него совещание, и он попросил её завести консьержу ключи, и она тут же приедет к нам, – сказала мама.
– Хорошо. Посмотрим, что нового они привезли., – предложила я маме.
Мы прошли весь первый этаж, косметику, духи, сумки и обувь. Было много всего нового и интересного, и было также очень много народу, так что мы решили что-то купить после завтрака.
В половине одиннадцатого мы поднялись на второй этаж в ресторан, который был сегодня закрыт для всех, возле входа была табличка «только по приглашениям».
Мама предупредила девушку, которая встречала гостей, что подойдёт ещё Виктория, и оставила для неё приглашение на завтрак.
Посередине ресторана был сервирован очень красиво длинный стол.
Весь ресторан был украшен белыми гортензиями, и вдоль всего стола также стояли букеты с этими пышными цветами. Все приглашённые, почти все мамины подружки, стояли возле бара. Я увидела Стеллу Маккартни, Тори Берч и, я так поняла, ещё интересный мужчина тоже был каким-то дизайнером.
– Кто это? – тихо спросила я у мамы.
– Это Килиан Хеннесси. Создатель духов.
– Прикольно, – сказала я, – я сейчас надушена его духами, они мои любимые.
– Можешь ему об этом сообщить, – засмеялась мама.
– А он имеет отношение к коньяку Хеннесси? – в шутку спросила я.
– Самое прямое! – ответила мне мама, – он именно тот Хеннесси.
К нам вышел управляющий Саксом, всех поприветствовал, поблагодарил за верность универмагу и пригласил всех сесть за стол.
В этот момент в зал вошла Вики. У неё был какой-то странный вид, в руках она несла большой старый фотоальбом, из которого выпала, пока она шла, пара фотографий.
– Виктория, что такое? – встревожилась мама.
– Я вам звонила, но вы не отвечали.
– Здесь очень шумно, может, мы не слышали, – сказала я.
– Посмотрите, – Вики стала открывать альбом.
Мама накрыла руку Вики:
– Вики, ты что? Мы же на завтраке. Давай после, – предложила мама.
– Я должна вам кое-что показать, – взволновано сказала Вики. – Давайте уйдём.
Мы с мамой поняли по виду Вики, что она чем-то очень взволнована, и лучше нам уйти.
Мы вышли из ресторана. В Корнере МакКвина стоял большой диван. Мы сели на него.
– Виктория, что случилось? – спросила мама.
– Ники попросил меня отвезти ключи консьержу. А консьерж попросил меня открыть квартиру и дождаться сантехников, так как прорванная труба залила три квартиры вниз, и ему надо было ещё открыть нижние, чтобы сантехники могли войти во все квартиры и понять, где надо перекрыть воду, и каков ущерб. Мне пришлось подняться в квартиру. Я ждала, мне было скучно. Я решила посмотреть, что у Ники в столе, один ящик был закрыт на ключ. Я подумала – странно. Вы же меня знаете, как я любопытна, я повозилась, но открыла этот ящик, и вот.
Вики отдала маме альбом с фотографиями.
Мама открыла: на первой странице грудной малыш и написано «Николасу 3 месяца», а на другой странице он сидит на руках у мамы с папой, и написано: «маленькому мистеру Кейну один год».
– Не может быть, – сказала моя мама. – Я должна срочно позвонить Чарльзу.
Она встала и взяла телефон.
Я тоже была в шоке.
Мы не знали родителей Николаса. Но фотография его отца была у нашего папы в кабинете. Он часто о нём рассказывал с большим сожалением. Они вместе начинали компанию «Робертс и Кейн Фармасьютикалс».
Это ещё было до нашего рождения. Они были лучшими друзьями.
Боб Кейн был известным финансистом, очень удачливым, как и мой отец.
Они купили маленькую фармацевтическую компанию с очень хорошей командой химиков и фармацевтов, переименовали её в «Робертс и Кейн» и сделали её процветающей.
В какой-то момент Боб стал выпивать, стал срывать совещания, перестал приходить на работу и вообще участвовать в делах компании. Отец пытался ему помочь, но всё было бесполезно. От него ушла жена с маленьким сыном.
Через какое-то время наш папа выкупил у Боба его долю в компании. Через пару лет Боб Кейн спустил всё состояние, а ещё через год в полной нищете он покончил жизнь самоубийством.
Наш отец по сей день жалеет, что мало боролся за друга, но алкоголизм – это страшная болезнь, если человек не хочет, ему невозможно помочь.
Это, конечно, всё очень неожиданно, очень страшно, Николас Баррет на самом деле Николас Кейн.
Мне стало нехорошо. Всё встало на свои места в соответствии со здравым смыслом.
Конечно, Алекс здесь ни при чём, конечно, это дело рук Николаса. Но зачем?
Зачем он скрывал, что он Николас Кейн?
Мама и Вики поехали домой, – им так сказал папа сделать.
А я поехала к себе, не стала заезжать в паркинг и сразу подошла к консьержу Хосе.
– Мисс София!
– Хосе, скажи мне, пожалуйста, ты уже выкинул почту из моего ящика?
– Да, мисс София! Она вон в той мусорной корзине для бумаг.
Я взяла корзину и стала перебирать все конверты. Нашла конверт, не похожий на рекламу, и открыла его.
Это был отчёт какой-то компании Гринвидж о том, что Николасом Барретом был подкуплен чиновник из Лицензионный комиссии, Николас перевёл ему пятьсот тысяч долларов на его счёт, а тот позвонил Льюису Бернштейну, инвестору «Робертс и Кейн Фармасьютикалс», и сообщил, что лицензию на продажу «Альц Фри» собираются отозвать.
К отчёту прикладывалась копия банковской транзакции с номерами счетов и именем Николас Баррет.
Также было письмо-пояснение, что летом Николас Баррет, узнав об интересе господина Родионова к «Робертс и Кейн Фармасьютикалс» и об отказе ему господином Робертсом в сотрудничестве, предложил чёрную схему вхождения в бизнес: что он знает, как обвалить акции компании, чтобы она была на грани банкротства, а в этот момент господин Родионов купит большой пакет акций. Николас Баррет просил за это миллион долларов.
Господин Родионов ответил, что не участвует в подобных схемах и не интересуется компаниями на грани банкротства.
И попросил его больше никогда не беспокоить.
Как и просит всех членов семьи Робертс тоже его не беспокоить.
Это письмо было подписано «Президент компании Гринвидж – Ирина Родионова».
Значит, Ирина занималась расследованием, вот почему она появилась в галерее.
Почему она тогда всё не объяснила? Но я вспомнила как кричал Николас, не давая ей сказать слово, как отец не дал ей объясниться, как сразу подошла охрана и вывела их с вечера.
Я взяла этот отчёт и тоже поехала к родителям домой.
Когда я приехала, я увидела машину отца.
Вся семья была в сборе, я показала папе отчёт Алекса.
Я больше всего переживала за Вики. Осознать, что ты вышла замуж и полюбила человека, который выдавал себя за другого, скрыл своё прошлое, зачем-то пытался разорить нашу семью…
Папа всё прочитал, долго сидел молча.
Мы тоже сидели молча, мы были все шокированы тем, что узнали о Николасе.
Папа встал и сказал:
– Чтобы идти дальше по жизни и забыть эту историю, мы должны получить некоторые ответы. Виктория, ты выдержишь, если я позову Николаса сюда, и мы его обо всём расспросим?
– Да папа, я тоже хочу услышать ответы, – уверенно сказала Виктория.
Папа позвонил Николасу, сказал, что неважно себя чувствует, и попросил привезти из офиса его компьютер, и он поработает дома.
Потом он позвонил начальнику охраны компании и попросил прислать несколько ребят; мы не знаем, что от него ждать, объяснил нам отец.
Николас, наш Ники, муж моей сестры и названный сын моего отца и его правая рука в течении пяти лет, приехал через полчаса.
Мы все сидели на кухне.
– Проходи Николас, – сказал папа, – Николас Чарльз Кейн. Насколько я помню, твоё второе имя тебе дано в честь меня, сынок.
Глаза Ники забегали, он обернулся на дверь.
– Не рекомендую Николас, в доме охрана. Если ты нам дашь ответы, то мы тебе дадим возможность уехать сегодня из Техаса навсегда, но сначала ответы.
Николас сел на стул.
– Что вы хотите узнать? – спросил он – Как он покончил с собой? Повесился.
– Я знаю, как всё произошло. Зачем ты скрыл своё имя? Взял другую фамилию?
– Это фамилия моей бабушки, которая фактически вырастила меня. Моя мать целыми днями работала няней в другой семье, чтобы хоть как-то прокормить нас.
– Почему ты не пришёл как Николас Кейн? Я бы с радостью взял тебя на работу, – спросил у него отец.
– Потому что, когда я подрос, мне было четырнадцать лет, мне мама рассказала, как всё произошло, как вы выкинули моего отца из компании, как оставили его без копейки, что и привело его к самоубийству. И я поклялся, что отомщу вам и также выкину вас из «Робертс и Кейн Фармасьютикалс».
Николас встал и стал нервно ходить по кухне:
– Вы разрушили жизнь моего отца, вы начинали вместе, мой отец основал эту компанию, а вы выкинули его из бизнеса, из-за этого от него ушла мама, потом по дешёвке выкупили его долю; это вы, Чарльз, виноваты в его смерти. Я учился в университете, учился на отлично, изучал фармакологический сектор, все практики и работы старался делать в этой области, потому что я был одержим местью вам. И вот меня приняли в «Робертс и Кейн Фармасьютикалс». Я так старался, чтобы вы меня отметили, и так и произошло, я стал быстро расти в компании и стал вашей правой рукой. Но не было все эти годы удачной возможности реализовать мои планы. А тут такой громкий масштабный проект, наконец, «Альц Фри» прошёл все испытания, он многообещающий, он должен перевернуть представления о лечении Альцгеймера и вывести «Робертс и Кейн» на ещё большие высоты. В этот момент ещё и ваша дочь в меня влюбилась и стала осаждать.
– Что? – воскликнула Вики. – Я в тебя влюбилась? Это ты мне проходу не давал!
– Я понял: вот он момент, которого я ждал с четырнадцати лет, но я просчитался с этим русским, я думал, он хочет ваш бизнес. Хочет занять ваше место или, как минимум, вас подвинуть и сесть рядом. Я навёл справки о нём, узнал, что у его бывшей жены в Лондоне есть консалтинговая компания, она сводит людей, у неё, благодаря её отцу и бывшему мужу, нереальные контакты во всём мире. Я через неё сделал Алексу предложение, чтобы убрать вас, но он мне отказал в сотрудничестве и попросил больше его не беспокоить. Мне пришлось действовать самому, я просто хотел выкинуть вас, Чарльз, разрушить вашу жизнь, сделать вашу семью такой же несчастной, какой вы сделали мою.
Николас закипал, эмоции начали поглощать его.
Папа спокойно сказал:
– Жизнь твоего отца и вашу семью разрушил алкоголь, пьянство твоего отца. Я долго пытался ему помочь, я пытался вылечить его, я пытался помочь твоей матери вылечить его, но твой отец не хотел, чтобы его вылечили, он не видел в этом проблемы, а, как и ты, обвинял всех вокруг себя. Меня – говорил, что я плохой партнёр и друг, обвинял твою мать и говорил мне, что не любит её и несчастен в браке, и поэтому он пьёт. Он искал оправдания себе, винил всех вокруг и очень много пил, это его и погубило. Его долю я не покупал по дешёвке, она была официально оценена, твой отец был согласен, и все деньги он получил. Он провёл два роскошных года между Лос-Анджелесом и Лас-Вегасом и потратил все деньги. Когда я выплачивал ему его долю, я понимал, как всё будет, и очень просил его сделать на тебя траст и перевести хотя бы часть денег туда. Но он уже тогда потерял здравый смысл, все решения он принимал под действием дурмана, у него уже не было другого состояния.
И ещё, Николас, ты совсем не похож на своего отца, ни внешне, ни по характеру. Твой отец был редкого ума, а ещё он был очень честный, открытый и добрый человек, единственное, он всегда очень любил выпить и никогда, ещё смолоду, не знал в этом границ. Я до сих пор его считаю своим лучшим другом. И поэтому я тебе дам полчаса, чтобы заехать в ваш с Викторией дом, собрать твои вещи, и охрана отвезёт тебя в аэропорт. Тебе будет перечислена твоя годовая зарплата, просто чтобы ты нас больше не беспокоил. Если мы когда-нибудь увидим тебя или услышим, дело о подкупе чиновника будет передано полиции, у нас есть все доказательства.
И ещё, чувствуй себя удовлетворённым: ты сделал нас несчастными, мы тебя любили и приняли в свою семью.
Отец подошёл к двери и позвал охрану:
– Отвезите мистера Баррета к нему домой на полчаса собрать вещи, а потом – сразу в аэропорт, он сам купит себе билет, но вы должны проследить, чтобы он сел в самолёт.
Охрана подошла к Николасу:
– Прошу вас.
Николас повернулся к отцу; какие злые у него глаза, он смотрел только на отца.
– Я вас ненавижу, – прошептал он.
И пошёл с охраной к выходу, он даже не посмотрел на Викторию.
От возмущения сестра крикнула:
– Николас!
Она быстро сняла с себя большое бриллиантовое кольцо и бросила в него. Кольцо со звоном упало возле Николаса. Он наклонился, поднял его и положил себе в карман.
Николас уехал, мы какое-то время сидели молча.
Первым нарушил молчание мой отец.
– Мне надо выпить, – сказал он.
– Мне тоже, – сказала мама.
– И мне, – сказала Вики.
Папа посмотрел на меня.
– А ты София? – спросил он.
– Да, я тоже чего-нибудь бы выпила. Я только сделаю один звонок, – сказала я и вышла на террасу.
Я набрала номер, телефон долго звонил, но мне никто не ответил.
Я вернулась к родителям.
Папа протянул мне бокал с виски:
– Не ответил? – спросил он.
– Нет, – тихо сказала я.
Вдруг мы услышали всхлипывания, мы даже сразу не поняли, кто издаёт эти звуки – это мама наша заплакала.
– Ты чего, мамочка? – спросила Вики.
Мама никогда не плакала, мы никогда не видели её плачущей, просто не было повода в её жизни, наверное. Она заплакала ещё сильнее:
– Бедные мои доченьки, солнышки мои, моё самое большое счастье, как же вас я люблю. Сколько на вас свалилось в эти дни! Сначала София, теперь Виктория. Что же это такое!
Мы с Викой обняли маму и тоже заплакали. Действительно, мы немало пережили в эти дни.
– Мы – крепкая и сильная семья. Ничего непоправимого не произошло. Не плачьте. Мы со всем справимся. Всё будет у нас хорошо. Не плачь, дорогая, у нас две красавицы и умницы, – дал нам позитивную установку папа, хотя вид у него был уставший. Он тоже пережил предательство. И если брак Вики длился недолго, то Ники был правой рукой отца, доверенным лицом целых пять лет.