Начиная рассказ о великом царе Давиде, нельзя не упомянуть о его предшественнике, царе Сауле. Эти два имени неразрывно связаны между собой. Становление Давида как личности начиналось при дворе Саула, где молодой герой сделал быструю карьеру, пройдя путь от рядового музыканта — исполнителя, через должность личного оруженосца, до военачальника, командира отряда быстрого реагирования.

Состарившись, пророк и судья народа Самуил поставил своих сыновей судьями над Израилем.

«Но сыновья его не ходили путями его, и уклонились в корысть, и брали подарки, и судили превратно» (1. Цар. 8. 3).

Судью тогда, как видите, не выбирали тайным голосованием. Мудрость, праведность, справедливость — все эти ненужные мелочи не играли никакой роли. Кресло судьи передавалось по наследству. По сути, это был тот же царь, но не именовался так, потому что не было ещё государства. Израильтяне признавали только одного царя — Царя небесного.

Но Господь очень плохо защищал Свой народ. Более двух столетий евреи были под гнётом филистимлян, многочисленного и высокоразвитого народа, жившего на побережье Великого моря, но державшего под контролем обширную территорию южной Палестины.

Вы, конечно, помните, как Ной, с одобрения Господа, проклял Хама и его потомков. Предрёк, что они будут рабами у потомков Сима и Иафета.

Так вот, проклятье пророка не наполнилось. Филистимляне были потомками Хама через его сына Каслухима (Быт. 10. 14). Но почему — то нагло и незаконно властвовали над евреями, потомками Сима. И некому было навести порядок. Впрочем, было кому. Но Господь не хотел влезать во внутрисемейно — народные дрязги.

«И собрались все старейшины Израиля, и пришли к Самуилу в Раму. И сказали ему: вот, ты состарился, и сыновья твои не ходят путями твоими; итак, поставь над нами царя, чтобы он судил нас, как у прочих народов.

И не понравилось слово сие Самуилу. И молился Самуил Господу. И сказал Господь Самуилу: послушайся голоса народа во всём, что они говорят тебе; ибо не тебя они отвергли, но отвергли Меня, чтобы Я не царствовал над ними». (1. (Цар. 8. 7— 8)

Самуил, защищая обиженного Господа, пытался воздействовать на старейшин методами устрашения. Он нарисовал им впечатляющую картину того, что ждёт их под властью царя.

«И сказал: вот какие будут права царя, который будет царствовать над вами: сыновей ваших он возьмёт, и приставит к колесницам своим, и сделает всадниками своими, и будут бегать перед колесницами его. И дочерей ваших возьмёт, чтобы они составляли масти, варили кушанье и пекли хлебы. И поля ваши, и виноградные и масличные сады ваши возьмёт, и отдаст слугам своим. И рабов ваших, и рабынь ваших, и юношей ваших лучших возьмёт и употребит на свои дела. От мелкого скота вашего возьмёт десятую часть, и сами вы будете ему рабами» (1. Цар. 11— 17)

Но старейшин не испугал этот феодально — царский произвол. От произвола судей они натерпелись и не такого. Но терпеть от царя было всё же как — то солиднее.

И Самуил начал искать подходящую кандидатуру на царский престол.

Сначала он определил для себя, какой бы царь ему (не народу!) лучше всего подошёл. Во — первых, это должен быть человек видный собою, статный, красивый, поскольку царь — лицо государства. Во — вторых, не слишком умный.

Потому что от умников всегда можно ожидать всяких неприятностей. В — третьих, человек не заносчивый, послушный, богобоязненный. Ведь Самуил вовсе не собирался выпускать власть из своих рук. В — четвёртых, знатный. Простолюдина за царя никто почитать не будет.

Долгое время поиски не приносили результата. Но в дело вмешалась Судьба. И послала навстречу Самуилу Саула.

У некоего Киса, знатного вениамитянина, пропало несколько ослиц.

«У него был сын, имя его — Саул, молодой и красивый; и не было никого из Израильтян красивее его; он от плечей своих был выше всего народа». (1. Цар. 9. 2).

И Кис послал красавца Саула к ближайшим холмам на розыски ослиц. По этим же холмам бегал по утрам Самуил, чтобы не терять кондиции, необходимой для произнесения пророчеств. На узкой тропинке пути их сошлись. Они остановились, поприветствовали друг друга и разговорились. Самуил долго расспрашивал доверчивого парня о его семье, о его увлечениях, о его взглядах на конституционно — монархический строй. И парень ему понравился, пришёлся по душе.

Не откладывая в долгий ящик, Самуил тут же помазал Саула на царство. Несколько озадаченный таким странным поведением старца, Саул вернулся домой. И доложил отцу, что ослиц не встретил. Но зато встретил прозорливца Самуила, который измазал его оливковым маслом, и заверил, что с этого дня ни Саул, ни Кис могут уже об ослицах не беспокоиться. Потому что вскоре смогут иметь столько ослов, сколько пожелают.

Привлекательной внешностью ограничивались все достоинства Саула. Этот верзила был застенчив и, в то же время, груб, неотёсан. Бог не одарил его ни умом, ни благородством. Человек настроения, он легко поддавался внушению, не мог противиться чужой воле, был очень суеверен и богобоязнен. На нём, как говорится, можно было возить воду бочками. Вспышки энергии чередовались в нём с долгими периодами полного упадка сил и безволия. Всемирная грусть и меланхолия перебивались припадками беспричинной ярости и безудержного гнева. Саул служил объектом для насмешек, и внешне безропотно сносил их. Но в душе его пылали страсти.

____________________

Самуил созвал народное собрание. И объявил народу, что Бог, в принципе, не против того, чтобы назначить царя, но крайне обижен оказанным Ему недоверием.

«И сказал сынам Израилевым: так говорит Господь, Бог Израилев: я вывел Израиля из Египта и избавил вас от руки Египтян и от руки всех царств, угнетавших вас. А вы теперь отвергли Бога вашего, который спасает вас от всех бедствий ваших и скорбей ваших, и сказали Ему: „царя поставь над нами“. Итак, предстаньте теперь пред Господом по коленам вашим и по племенам вашим».(1. Цар. 10. 18— 19)

Самуил разыграл спектакль, комедию с падающим жребием. Он приказал коленам выстроиться в алфавитном порядке и пройти перед ним парадным строем. И было указано на колено Вениаминово.

Вениамитяне вынуждены были развернуться и пройти ещё раз под Богом и пред Самуилом. И указано было на племя Матриево. Племя Матриево, проклиная свою жизнь и Самуила с его дурацкими фокусами, вынуждено было развернуться и пройти ещё раз. И названо было имя Саула. Который как раз в колонне и не был. Сильно напуганный, он прятался в обозе.

Его выволокли, встряхнули, струсили с него солому, поставили перед строем колен и, — объявили царём.

____________________

Пока Саул входит в курс государственных дел и знакомится со своими царскими апартаментами, я хотел бы положить Самуилу и библейским дееписателям несколько каверзных вопросов.

Первое. Зачем нужна была вся эта волокита с выборами, если и Богу, и Самуилу давно уже был известен конечный результат? Зачем надо было гонять людей туда сюда? Нельзя ли было сразу поставить их перед фактом: вот вам царь, живите с ним, и не обижайте его? Зачем надо было дурачить толпу, создавая ощущение сиюминутного выбора?

Второе. Предком Саула назван некий Матрий. Но в родословной Саула (1. Пар. 7) такого имени нет. Из какого обоза выволокли этого Матрия?

Третье. Библия, знакомя нас с Саулом, называет его молодым и красивым. Но оказывается, Саул занял престол довольно пожилым. Ему уже было за пятьдесят. Он имел нескольких сыновей, старшему из которых, Ионафану, было уже за тридцать. Об этом не говорится в Библии прямо, но можно легко вычислить, внимательно читая иные главы.

Саул правил тринадцать лет. После его насильственной смерти трон занял его младший сын Иевосфей. «Сорок лет было Иевосфею, сыну Саулову, когда он воцарился над Израилем» (2. Цар. 2. 10). Отнимем от сорока тринадцать и определим, что в год воцарения Саула младшему сыну его было двадцать семь лет. Кстати, в двух других местах Библии Иевосфей не назван среди сыновей Саула (1. Пар. 8. 33; 9. 39). В каком обозе он прятался?

О достаточно зрелом возрасте старшего сына Саула, Ионафана, можно судить и по тому, что уже в первый год царствования отца он командовал войском, и разбил филистимлян у Гивы. (1. Цар. 13. 2.)

Четвёртое. Библейские сказители запутались сами и пытаются запутать нас. Они приводят разноречивые свидетельства о происхождении Саула и о его сыновьях. Будучи на месте Бога (вот такое скромное желание!), я бы надавал им по рукам за своеволие и прочистил бы им мозги.

В первой книге «Паралипоменон» дважды названы имена четверых сыновей Саула. Вот эти имена: Ионафан, Мелхисуй, Авинадав, Ешбаал. (1. Пар. 8. 33; 9. 39).

Саул погиб в сражении, одновременно с тремя сыновьями. Вот их имена: Ионафан, Аминадав, Малхисуй. (1. Цар. 31.2). Четвёртый сын, Иевосфей, правил Израилем после смерти Саула. (2. Цар. 2.10).

Итак, один сын сохранил своё имя неприкосновенным вплоть до смерти. Двое внесли в свои имена некоторые изменения (скорей всего, им помогли дееписатели). А Ешбаал, по всей видимости, сменил веру и принял другое имя.

Но этим библейская неразбериха не заканчивается. В ином месте Библия сообщает нам, что у Саула было только три сына. Вот их имена: Ионафан, Иессуи, Мелхисуа. (1. Цар. 14. 49). Как видим, мёртвый Ионафан стойко отстаивает неприкосновенность своего имени, Мелхисуй опять произвольно поменял букву, а трое остальных безропотно уступили своё наследственное право некоему Иессую.

Но, может быть, в древнееврейских конторах, где выписывали метрики и паспорта, царил такой же произвол, как на Украине конца двадцатого столетия?

Вдруг власти нашей неисторической родины решили переделать все личные имена своих граждан на украинский лад. И переименовали автора этих строк Давида в Давыда, а его жену Веру в Виру, причём без нашего на то согласия. И записали так в паспорта, без права на обжалование.

Но это ещё не так страшно. Было указание: всех Джонов, Янов, Иоганнов, Жанов, Ованесов, родившихся на Украине, переименовать в Иванов. И теперь оно успешно внедряется в жизнь. Вот это уже горе.

Вернёмся к Саулу. И спросим его без обиняков: так сколько же, всё — таки, было сыновей? А лучше обратимся за разъяснениями к Богу, который всё записывал, подсчитывал и диктовал на трезвую голову.

Спросили. Оказалось, что Господь не только не может решить проблему сынов, но и с решением проблемы отцов имеет проблемы.

Оказалось, что Бог не знает, как зовут деда и прадеда Саула. В одном месте дедом Саула назван Авиил. Авиил, в свою очередь, был сыном Церона, внуком Бехорафа, правнуком Афия, человека очень знатного. (1. Цар. 9. 1) Но в другом месте, где перечислены знатные потомки Вениамина, ни одно из этих имён не указано. Но сказано, что деда Саула, оказывается, зовут Нер, а прадеда — Иеил. (1. Пар. 9. 35— 39). А вот этот Иеил, отец Гаваонитян, неизвестно от кого произошёл. (1. Пар. 8. 29) Так чьим же потомком был Саул? Иеила или Матрия? Но эти два имени не указаны в числе имён потомков Вениамина? Так принадлежал ли вообще Саул к колену Вениамина?

Не могу не поделиться опасной гипотезой: Саул, возможно, вовсе не был евреем! Потому что только не еврей мог быть на полторы головы выше всех евреев! Скорее всего, он был филистимлянином, принявшим еврейскую веру. Потому Саул и отсиживался в обозе, когда все евреи послушно проходили перед Самуилом. Поэтому он и сменил языческие имена своих сынов на иудейские. Потому он и путал карты, называя своим предком то одного, то другого.

Возможно, я ошибаюсь. Пусть сведущие люди меня поправят.

____________________

Читая Библию, я иногда ловлю себя на мысли, что составители её, как та гоголевская унтер — офицерская вдова, сами себя высекли. И действительно, для чего, спрашивается, они вписали с эту Книгу сотни самых невообразимых, языколомных имён, в достоверности которых сами не были уверены? И теперь так легко можно уличить их в подлоге.

Ведь, посудите сами, было бы гораздо безопаснее для них (хотя им уже не грозит никакая опасность!) не приводить никаких родословных. Ни имён, ни возраста, ни лет правления библейских патриархов, героев, вождей, судей, царей. Зачем нам это нужно знать? Что это меняет? Ведь Библия — не исторический труд, где без имён и дат не обойтись. Ведь это — чистая мифология!Количество имён в Библии можно было смело сократить впятеро, — это бы очень облегчило труд чтения и понимания Её. Ведь мы же прекрасно обходимся без имён фараонов. Смотрите — один фараон действует на протяжении десяти веков! Не фараон, а Кащей Бессмертный.

Конечно, мы понимаем, что патриархи, судьи и цари так долго жить не могли. Но ведь можно было обойтись порядковыми номерами. Патриарх первый, князь третий, судья номер восемнадцать, герой по кличке Львиная Пасть, первый царь из династии Вениаминовой. Вот это была бы Библия!

Зачем нам надо знать, что Адам жил девятьсот тридцать лет, Сиф — девятьсот двенадцать лет, а Енос — девятьсот пять? Ведь эти громадные цифры просто не помещаются в голове! Разве недостаточно было написать: Адам жил очень долго, а его сын и внук — на несколько лет меньше? Пусть каждый читатель домыслит, что означают слова «жил долго».

Что, скажите на милость, нам даёт информация о том, что:

Потоп длился сорок дней, что Моисей был на горе сорок дней; соглядатаи ходили сорок дней; евреи бродили по пустыне сорок лет; Илия одним ударом заколол четыреста пророков; у судьи Авдона было сорок сыновей: цари Давид, Соломон, Иоас, правили по сорок лет; Христос был прямым потомком Авраама в сороковом поколении; Он же сорок дней был искушаем дьяволом в пустыне; Он же, после воскресения, являлся своим ученикам на протяжении сорока дней? Нам от этого ни холодно, ни жарко, потому что мы отлично знаем, что всё это — сплошные выдумки. Всё округлено до сорока — магического ориентального числа.

Не достаточно ли было, если бы все эти числа были заменены двумя словами: «много» и «долго»? Длился долго, ходили долго, бродили долго, заколол много, родил много, правили долго, родился через много поколений, долго был искушаем, многократно являлся…

Вот как прекрасно всё это звучит! Ни к чему нам библейская правдиво — лживая точность, так легко опровергаемая самой же Библией!

В Библии полно таких «счастливых» чисел: 3 — три ангела, патриарха, раза, дня, месяца, года, стрелы, меры, волхва, разбойника; тридцать — пророков, лет, колесниц, дней, сребреников, внуков; триста лисиц, три тысячи погибших воинов. 7 — семь дней, ночей, месяцев, коров, колосьев, лет, дочерей, кругов, труб, изгнанных народов, мер зерна, дорог, городов, дней поста, братьев, духов, бесов, пастырей; семисвечник, семь седмиц.

10 — десять заповедей, дней, сыновей, десятина, частей, кусков, дев, рогов, гривен, грошей, слуг.12 — двенадцать месяцев, братьев, колен Израиля, тысяч овец, колодцев, драгоценных камней, князей, верблюдов, корзин, апостолов, ворот, оснований, жемчужин, часов, звёзд в короне.

И это — ещё далеко не полный список. В то же время в Библии почти нет цифр и чисел: 2, 5, 6, 8, 9, 11, 13. Это доказывает, что дееписатели, находясь в плену суеверий и поверий, не могли быть историками, приводящими правдивые свидетельства. Шла грубая подтасовка дат и чисел. Тёмная библейская история шита белыми нитками, хорошо видимыми даже на расстоянии в три тысячи лет.

____________________

Итак, наш юный престарелый Саул воцарился над Иудеею и Израилем.

Тут необходимы некоторые пояснения. Дело в том, что во времена судей евреи не мирились между собой. Мы знаем, что колена сталкивались с коленами при разделении территории, при выяснении, кто прав, а кто не прав в следовании законам Моисея и заповедям Божьим. Более сильные колена пытались диктовать свою волю более слабым. Несколько колен объединялись для борьбы с филистимлянами, хананеями и другим враждебными народами. Колена, увиливающие от участия в общем деле, подвергали себя опасности наказания со стороны большинства.

С течением времени образовались две группы, южная и северная. Сильное колено Иуды, объединившись с коленом Вениамина, контролировало юго — восток Палестины. Постепенно за южанами закрепилось название: иудеи. А их территория стала называться Иудеей.

Десять других колен, во главе с ефремлянами, образовали северную группировку. За ними осталось прежнее название — израильтяне. А северные территории стали называться Израилем. Избрание общего царя должно было, по идее, объединить народ в единое целое.

Но только три царя: Саул, Давид и Соломон смогли удержать под своей властью обе территории. Сразу же после смерти Соломона произошёл раскол на два царства. Иудейский престол занимал сын Соломона Ровоам, у которого был сын Авия. А Израильским царством стал править узурпатор Иеровоам, у которого тоже был сын Авия. Такое подобие имён наводит на мысль, что это был один и тот же царь. Но Библия утверждает иное. Нам ничего не остаётся, как только верить. Или не верить.Самуил, помазав Саула, всё же не допускал мысли, что власть уйдёт из его рук. Ведь седовласый парнишка выглядел таким покладистым. Но никто не пророк в своём отечестве. Нет, поначалу так оно и было. Саул не смел ничего предпринимать без предварительного согласования с отставным судьёй. Самуил требовал от царя — новобранца отчёта обо всех его действиях, и даже о бездействии. Вычитал ему за каждый самостоятельный шаг. Держал своего помазанника в ежовых рукавицах.

Но даже такой тихий, покладистый царь не мог угодить въедливому старцу. Уже через год возник между ними первый серьёзный конфликт. Казалось бы, из — за сущей ерунды — из — за куска баранины.

Во всём были виновны, как всегда, филистимляне. Рассердившись на Ионафана, который разбил их передовой отряд, враги собрали большое войско, и вышли бить его папу Саула. И сильно побили бы его, так как израильское войско было малочисленным и отвратительно вооружённым.

Наши запаниковали. Половина войска, струсив, предала царя и сбежала, переплыв на другой берег Иордана. Но половина всё же сохранила преданность. Потому что не умела плавать.

Саул понял, что разгрома не миновать, и решил обратиться за помощью к Богу. Но загвоздка была в том, что он не смел обращаться к Господу через голову вышестоящего духовного начальства. Не мог нарушить порядок, согласно которому все Божьи повеления передавались исключительно через Самуила. Что было делать? Гонцы, посланные за посредником, где — то задержались, а филистимляне не могли больше ждать, у них чесались руки.

Тогда Саул решился на отчаянный шаг: он построил жертвенник, на котором принёс жертву Господу. Потому что не принято было ходить на приём к Богу без жирной взятки. Помните, как Господь наказывал: никто не смеет приходить с пустыми руками.

«И сказал Саул: приведите ко мне, что назначено, для жертвы всесожжения и для жертв мирных. И вознёс всесожжение. Но едва кончил он возношение всесожжения, вот, приходит Самуил. И вышел Саул ему навстречу, чтобы приветствовать его.

Но Самуил сказал: что ты сделал? Саул отвечал: я видел, что народ разбегается от меня, а ты не приходил к назначенному времени. Тогда подумал я: теперь придут Филистимляне на меня, а я ещё не вопросил Господа», и потому я решился принести всесожжение.

И сказал Самуил Саулу: худо ты поступил, что не исполнил повеления Господа, Бога твоего, которое дано было тебе. Но теперь не устоять царствованию твоему; Господь найдёт Себе мужа по сердцу Своему, и повелит ему Господь быть вождём народа Своего» (1. Цар. 13. 9— 14).

Вот так, коротко и ясно: не выполнил повеления, — уволен.

Но, как я ни искал, никакого повеления Господа, данного Саулу, обнаружить не удалось. Дело, на мой взгляд, было в другом.

Во — первых, Самуил шёл издалека и сильно проголодался в пути. А положенный ему по обряду жертвоприношения кусок баранины был начисто обглодан за минуту до его появления.

Во — вторых, Саул, не облечённый в одежду священника, не имел право строить жертвенник и возносить жертвы.

В — третьих, Саул нарушил субординацию, тем самым, создав прецедент. Теперь, мрачно подумал Самуил, он поймёт, что может обращаться к Богу напрямую, минуя Его пресс — секретаря.

Таких прегрешений простить было нельзя. И с это момента царь стал заклятым врагом судьи. И тут же Самуил начал искать ему замену.

Но сам — то Господь вовсе не обиделся на простосердечного царя. Более того, Он помог ему и Ионафану выиграть сражение, в котором, со стороны филистимлян, участвовало «тридцать тысяч колесниц и шесть тысяч конницы, и народа множество, как песок», а со стороны израильтян, — отряд в шестьсот человек, вооруженных дубинками, ослиными челюстями и воловьими рожнами.

Вы помните, что именно таким оригинальным оружием убивали врагов Самсон и Самегар, судьи Израиля. То, что это было очень действенное оружие, превосходящее по убойной силе автомат Калашникова, подтверждают скупые цифры: Самсон убил одним взмахом челюсти тысячу человек, а Самегар рожном — шестьсот человек. (Суд. 3. 31; 15. 15)

Так что две противостоящие армии были, в принципе, равноценны.

Необходимо разъяснить, что такое оригинальное оружие было сконструировано не от хорошей жизни. Филистимляне всячески притесняли евреев, своих вассалов и данников. Они буквально издевались над избранным народом, игнорируя даже тот факт, что ему покровительствует Сам Иегова.

«Кузнецов не было во всей земле Израильской, ибо Филистимляне опасались, чтобы Евреи не сделали меча или копья. И должны были ходить все Израильтяне к Филистимлянам оттачивать свои сошники, и свои заступы, и свои топоры, и свои кирки. Когда сделается щербина на острие у сошников, и у заступов, и у вил, и у топоров, или если нужно рожон поправить. Поэтому во время войны не было ни меча, ни копья у всего народа, а только нашлись они у Саула и Ионафана, сына его». (1. Цар. 13. 19— 22)

Вот такая печальная картина.

Но, тем не менее, филистимляне, увидев в руках неприятеля свежие ослиные челюсти, так растерялись, что не лезли на рожон.

Неизвестно, сколько бы длилось это противостояние, если бы не удачная вылазка Ионафана и его оруженосца. В темноте они смело напали на ночной дозор. Один размахивал мечом, а другой щёлкал челюстью. И сразу убили двадцать человек, которые перед смертью так сильно орали, что вызвали панику в стане филистимлян. Те спросонок не разобрались, кто и с какой стороны на них напал, и стали разить мечами, куда попало. И поразили друг друга, даже не зовя на помощь израильтян.

«И произошёл ужас в стане, на поле, и во всём народе; передовые отряды и опустошавшие землю пришли в трепет; дрогнула вся земля, и был ужас великий от Господа.

И воскликнул Саул и весь народ, бывший с ним, и пришли к месту сражения, и вот, там меч каждого обращён против ближнего своего; смятение было очень великое» (1. Цар. 14. 15— 20).

И мы в смятении, — неужели всё так и было в действительности? Не привирают ли дееписатели, пользуясь Божьим покровительством? Но мы не имеем права не верить Библии, никто нам этого права не давал.

Дорогой читатель! Если Вы думаете, что это — самое смешное сражение, описанное в Библии, то заблуждаетесь. Мы ещё прочтём о битвах похлеще.

Говорят, что древний дееписатель Гомер, собирая материал для своей Илиады, наткнулся на одно из первых изданий Библии. Прочитав описание сражения вениамитян с остальными коленами Израиля (см. главу «Библейские курьёзы»), он так смеялся, что смех его стал нарицательным.

Прочитав о том, как двенадцать тысяч израильтян перебили пол миллиона мадионитян, не потеряв при этом ни одного воина, он чуть не двинулся мозгами. И тут же разорвал все свои произведения, так как понял, что такого уровня правдивости в своих фантазиях никогда достичь не сможет.

Когда же он наткнулся на описание сражения, в котором десятки тысяч филистимлян добросовестно перебили друг друга, то не поверил своим глазам. И снова смеялся до слёз. Иегова, обиженный таким гомерическим смехом, поразил его слепотой. Чтобы впредь Библию не читал, и никому не пересказывал библейские анекдоты.

Народ израильский воспрял, в нём пробудилось уважение к своему царю. Те, что постыдно бежали, переплыли Иордан в обратную сторону. Саул простил их.

«И кинулся народ на добычу, и брали овец, волов и телят, и закалали на земле, и ел народ с кровью» (1. Цар. 14. 32).

Вот как изголодались евреи под игом филистимлян! Ели с кровью, наплевав на запреты Господа. И, что удивительно, — ничего им за это не было. Похоже, что у Господа опустились руки.

Читая об этом, я не мог не воздать должное благородству филистимлян. Надо же, не только сами пришли на своё побоище, но и привели с собою стада овец и телят. Потому что понимали, что противник, наблюдая за их братоубийством, может здорово проголодаться.

«И устроил Саул жертвенник Господу: то был первый жертвенник, поставленный им Господу» (1. Цар. 14. 35).

Но позвольте, как это — «первый»? А тот, который он построил перед битвой, и за который получил взбучку от Самуила? Каким по счёту был тот жертвенник? Нулевым?

Саул, заручившись поддержкой Бога в негласной борьбе с неугомонным старцем за власть над народом, заметно осмелел. И опять своевольно ослушался Самуила. Текст очередного приказания духовного вождя и экс — судьи звучал так «Так говорит Господь Саваоф: вспомнил Я о том, что сделал Амалик Израилю, как он противостал ему на пути, когда он шёл из Египта; теперь иди и порази Амалика, и истреби всё, что у него; и не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла» (1. Цар. 15. 2— 3).

Вы уже, наверное, позабыли, как Иисус Навин сражался с амаликянами, как Моисей поднял руки вверх, но не сдавался.

Но Бог, — Он ничего не забывает!

После той битвы, разыгравшейся в первый год Исхода, прошло уже более трёхсот лет. Но Господь не забыл прегрешений амаликян. Несмотря на то, что от тех, первых, которых разбил Иисус, осталось одно название. Несмотря на то, что сменилось у них множество князей. Новые амаликяне должны были рассчитаться сполна за грехи прежних. И жёны их — за грехи прежних жён. И дети их — за грехи прежних детей.

И ослы их — за грехи прежних ослов.

Если так справедлив Господь по отношению к ослам, то справедлив ли Он к овцам Божьим?

Саул уже не был тем слабеньким марионеточным царьком с двумя копьями на всё войско. Несколько побед упрочили его положение. Начальники колен стали выделять ему всё большее и большее количество воинов. В армии уже насчитывалось их более двухсот тысяч. Оружие они добыли в сражениях, поэтому челюсти и рожна были сняты с вооружения. Эти средства массового поражения были признаны негуманными, а также — оскорбительными для чести противника.

Саул возвышался всё более и более. Самуил остался где — то внизу мелкой смешной фигуркой. И Саул вообразил, что ему теперь всё позволено. Но он и не предполагал, насколько коварен Бог Саваоф.

«И поразил Саул Амалика от Хавилы до окрестностей Сура, что пред Египтом. И Агага, царя Амаликова, захватил живого, а народ весь истребил мечом. Но Саул и народ пощадили Агага и лучших из овец, и волов, и откормленных ягнят, и всё хорошее не хотели истребить, а все вещи маловажные и худые истребили» (1. Цар. 15. 7— 9).

Как видите, Саул поступил вполне разумно. Малоценных женщин и детей истребил, но всё, что представляло какую — то ценность: овец, ягнят, волов и царя Агага, — не истребил. Хотя лично я не знаю, какую ценность мог представлять для Саула Агаг, — всё равно никто бы его не купил. Царей в те времена было так много, что они совершенно обесценились.

«И было слово Господа к Самуилу такое: жалею, что Я поставил Саула царём, ибо он отвратился от Меня и слова Моего не исполнил. Когда пришёл Самуил к Саулу, то Саул сказал ему: я исполнил слово Господа. И сказал Самуил: а что это за блеяние овец в ушах моих и мычание волов, которые я слышу? И сказал Саул: привели их от Амалика для жертвоприношения Господу, Богу твоему; прочее мы истребили». (1. Цар. 10— 15).

Вот Вам ещё одно подтверждение гипотезы, что Саул не был евреем. Он сказал: «Господу, Богу твоему». Не моему, не нашему, — твоему, как бы отделяя себя от Самуила.

И то, что он оставил в живых Агага, тоже косвенно подтверждает это. Вполне возможно, что у обоих царей были одни и те же боги. Которых Саул боялся не менее, чем чужого Бога Саваофа.

Нет, конечно же, Саул пощадил Агага не из милосердия, тогда такого понятия не существовало. Да и сейчас это понятие находится в самом зародыше. Но Агаг был помазанником Божьим, фигурой неприкасаемой, наместником своего Бога на земле. И с этим приходилось считаться. Посягательство на жизнь помазанника не могло остаться безнаказанным.

В этом в те времена были уверенны все, без исключения.

В дальнейшем мы увидим, что царь Давид беспощадно казнил тех, кто, в угоду ему, посягал на жизнь враждебных ему царей.

«И отвечал Самуил: неужели всесожжения и жертвы столько же приятны Господу, как послушание гласу Господа? Послушание лучше жертвы, и повиновение лучше тука овнов. Ибо непокорность есть такой же грех, как волшебство, и противление — то же, что идолопоклонство; за то, что ты отверг слово Господа, и Он отверг тебя, чтобы ты не был царём». (1. Цар. 15. 22— 23)

Вот Вам ещё один яркий образчик Божьей справедливости.

Вы можете всей душой любить Бога. Вы можете приносить ему подаяния, отрывая от своих детей. Вы можете вести идеально праведную жизнь. Но всё это — не в счёт, если Вы хотя бы единственный раз ослушаетесь Бога. Хотя бы раз в жизни не исполните любого, даже самого абсурдного Его приказания, переданного Вам через посредников — слуг Божьих.

Но есть ли у вас уверенность, что они в точности передают Вам Божьи указания? Не искажают ли их в своих интересах? Не лукавят ли, не дай Бог?

Я очень сомневаюсь в том, что Господь настаивал на смерти Агага. Если бы Он действительно хотел этого, то мог Сам легко убить царя амаликян мизинцем левой ноги. Нет, во всём этом я вижу козни злобного старца.

Самуил утверждал, будто Господь раскаялся в том, что посадил на трон такого непослушного царя. И тут же противоречил себе, заявляя, что Господь никогда не раскаивается: «И не скажет неправды и не раскается Верный Израилев; ибо не человек Он, чтобы раскаиваться Ему» (1. Цар. 15. 29).

Самуил, очевидно, не был в курсе дела. Господь и лгал, и ошибался, и раскаивался.

Лгал, уверяя царя Авимелеха, что Авраам пророк.

Лгал, когда обещал Аврааму, что пощадит Содом ради десяти праведников.

Лгал Иакову, уверяя, что дал его отцу и деду землю, на которой течёт молоко и мёд.

Лгал, когда говорил, что произведёт суд над богами египтян.

Лгал, когда говорил, что прогонит аморреев, иессеев и прочие народы пред лицом израильтян.

Лгал и сейчас, заявляя, что отвергает Саула. Потому что после этого Божьего окончательного решения Саул ещё правил более десяти лет.

Будьте уверены, — мы ещё неоднократно поймаем нашего любимого Господа на лжи.

А сколько же раз Он раскаивался!

Раскаялся в том, что поселил Адама в Раю.

Раскаялся в праведности змея.

Раскаялся в человечестве, и решил утопить его.

Раскаялся, что вывел евреев из Египта, когда эти негодники сделали себе золотого тельца.

Раскаялся, что вывел евреев из Египта, когда они, как благородные господа, потребовали к обеду перепелов.

Раскаялся, что вывел евреев из Египта, когда они поверили соглядатаям.

Разочаровался в них, когда евреи потребовали, чтобы Он поставил над ними царя.И, наконец, сказал Самуилу: «Жалею, что Я поставил Саула царём». Будьте уверены, — мы прочтём в дальнейших книгах Библии, как Он многократно ошибался, и столько же раз раскаивался.

Оказывается, раскрывает нам глаза Библия, не такой уж Он мудрый и всё предвидящий. Вопреки утверждению пастырей, поставленных Им, чтобы пасли и стригли нас, овец Божьих.

Саул обещал Агагу жизнь, и клятвы своей нарушить не мог. Слабый духом, трепещущий от одного взгляда пророка, он всё же был твёрд в своих убеждениях. В отличие от Бога, он всегда держал слово.

Тогда Самуил решил своими руками исполнить свой приговор.

«Потом сказал Самуил: приведите ко мне Агага, царя Амаликитского. И подошёл к нему Агаг дрожащий, и сказал Агаг: конечно, горечь смерти миновалась? Но Самуил сказал: как меч твой жён лишал детей, так мать твоя между женами пусть лишена будет сына. И разрубил Самуил Агага пред Господом в Галгале» (1. Цар. 32— 33)

Упёртый Самуил всё же добился своего. Но немножко непонятно, что он имел в виду, заявляя, что лишит мать Агага удовольствия общаться с сыном? Ведь мать царя уже была отправлена на тот свет вместе со всеми остальными амаликянами. Теперь Самуил отправил вослед сына. Так что разлука царя с матерью была недолгой, она уже поджидала его в аду, с распростёртыми объятиями. Этого Самуил не учёл.

Жестокая казнь произвела неизгладимое впечатление на всю округу. Имя палача — пророка вызывало в душах израильтян ужас и трепет. Его появление не предвещало ничего хорошего. Поэтому, когда Самуил пришёл в Вифлеем, старейшины с опаской спросили его: «Мирен ли приход твой?»

Старец усиленно искал замену Саулу. Ему подсказали, что у некоего Иессея есть семеро сыновей, один другого краше. Переговорив с Наставником Саваофом, Самуил выяснил, кого он должен помазать в этот раз. Иессей по очереди подводил к нему сыновей, но пророк отклонял одного за другим. Выяснилось, что самый младший из братьев, Давид, как раз отсутствует, — пасёт овец.

«И послал Иессей, и привели его. Он был белокур, с красивыми глазами и приятным лицом. И сказал Господь: встань, помажь его, ибо это он. И взял Самуил рог с елеем и помазал его среди братьев его, и почивал Дух Господень на Давиде с того дня. А от Саула отступил Дух Господень, и возмущал его злой дух от Господа» (1. Цар. 16. 12— 14).

Злой дух — это Сатана. Господь его послал. Дееписатели часто применяют такое иносказание, поскольку суеверие мешало им назвать третьего Архангела его настоящим именем.

Итак, замена была найдена и помазана оливковым маслом. Всё складывалось прекрасно. Если бы не очередная библейская несуразность. Иессей подвёл Самуилу семерых своих сыновей. А Давид — то и был тем самым седьмым, самым младшим сыном! (1. Пар. 2. 13— 15). Так кто же тогда пас овец?

То ли писцы не умели считать до семи, то ли Иессей, как и Саул, не знал, сколько у него сыновей. Это простительно.

Но непростительно другое. Как можно было помазать кого — либо на царство при живом царе?

Такого не может быть, потому что такого не может быть никогда!

Следовало либо умертвить правящего монарха, либо низложить его. И только потом, не тайком, а прилюдно, при большом стечении народа, торжественно и обильно мазать. Чтобы подданные прониклись величием акта помазания, видели воочию, как Господь назначает себе наместника. Не могло существовать сразу двух помазанников, потому что царь был заместителем Бога на земле. А Бог не мог позволить себе иметь сразу двух заместителей. Он не был хозяином артели из трёх человек, один из которых именуется Генеральным директором, а двое других — просто директорами.

То, что проделал Самуил, не было помазанием. Это была профанация. Пророком руководила бессильная злоба, неутолённая жажда мести.

Давид был поставлен в неловкое и очень опасное положение. Саулу могли донести, что некий молодец его подсиживает. Думаю, что это кончилось бы для нашего блондинчика весьма печально. Предвидя это, Господь дал Давиду личного телохранителя, Ангела стражного, который до этого охранял Саула. Дальнейшую охрану царя Бог поручил Сатане.

Весёлый парень Сатана почему — то наводил на Саула тоску. А душа его требовала веселья.

«Тогда один из слуг его сказал: вот, я видел у Иессея Вифлеемлянина сына, умеющего играть, — человека храброго и воинственного, и разумного в речах, и видного собою, и Господь с ним. И послал Саул вестников к Иессею, и сказал: пошли ко мне Давида, сына твоего, который при стаде. И пришёл Давид к Саулу, и служил пред ним, и сделался его оруженосцем.

И когда злой дух от Бога бывал на Сауле, то Давид, взяв гусли, играл, — и отраднее, и лучше становилось Саулу, и дух злой отступал от него». (1. Цар. 18— 23)

Видите, какой важной персоной был Иессей! Недостаточно было послать к нему одного вестника, следовало послать целую делегацию.

Повторяется история Иосифа Прекрасного. Смазливый юноша, умеющий играть на гуслях (обычно это было занятием женщин), разумный в речах, то есть, понятливый, не мог не понравиться стареющему царю. И царь возвысил его, сделал своим оруженосцем.

«Опять вы на что — то намекаете!» — воскликнет некий читатель, или, скорей всего, некая читательница, старая целомудренная дева, которая часто видит во сне, как её насилуют.

Нет, я отнюдь не намекаю. Я говорю об этом прямо и открыто. Как говорили об этом драматурги Древней Греции и поэты эпохи Возрождения. Никто тогда не стыдился об этом говорить. Религиозные запреты ещё не были так сильны.

Весталки в римских храмах бесплатно отдавались прихожанам. При вакханалиях каждый имел, кого хотел, не взирая на половую принадлежность. Огромные фаллосы возвышались в храмах египетских.

И нежная взаимная любовь двух мужчин не была чем — то зазорным и экстравагантным.

Гомосексуальные связи в древности были обычным делом. Постоянно кто — то с кем — то воевал. Солдаты долгое время проводили в походах.

Пастухи годами не видели своих семей. Рабы не имели возможности заплатить вено за жену. Тысячи мужчин выполняли каторжные работы, строя города, добывая камень и руду, вырубая леса.

Сохранялось природное равновесие полов, но у людей состоятельных было по десятку жён и наложниц. Поэтому женщин на всех не хватало. Что должны были делать бедняки? Отдавать свою энергию таким же беднякам, которые также не могли себе позволить иметь жену.

А цари и вельможи могли себе позволить иметь не только наложниц, но и наложников. Не зря дееписатели особо подчёркивают, что Давид был белокурым (большая редкость среди восточных людей!), имел красивые (возможно, голубые) глаза и приятное (возможно, белое, нежное, девичье) лицо.

Но, в то же время, слуги Саула говорят о нём, не как о юнце, а как о зрелом муже, воинственном, умудрённом, рассудительном. Странные расхождения. Вполне возможно, что сведения о Давиде были почерпнуты из разных легенд и неумело скомбинированы в одной «правдивой», «исторической» Книге. Дальнейшие текстовые несовпадения подтверждают эту догадку.

Итак, амаликяне были разбиты вдребезги.

Но неунывающие филистимляне, возродившись после сокрушительного поражения, которое нанесли сами себе, воспряли духом, и снова пошли войной на Саула.

Два войска сошлись у безымянной долины, посреди которой рос единственный дуб. Но никто не решался начать первым. Воины, расположившись на противоположных скатах гор, покрикивали друг на друга, матерились, бряцали оружием, но дальше этого дело не шло.

«И выступил из стана Филистимского единоборец, по имени Голиаф, из Гефа; ростом он — шести локтей и пяди. Медный шлем на голове его; и одет он был в чешуйчатую броню, и вес брони его — пять тысяч сиклей меди; медные наколенники на ногах его, и медный щит за плечами его. И древко копья его, как навой у ткачей» (1. Цар. 17. 4— 7).

Голиаф был велик и могуч, как дубовый шкаф старой работы. На нём были медные доспехи весом в сорок килограммов. Его можно было выгодно продать вместе с доспехами в сборный двор, где скупают цветные металлы.

Этот сверкающий на солнце медный истукан хвастливо прохаживался перед строем филистимлян, и одним своим дурацким видом оскорблял достоинство евреев, задевая их национальную гордость. Он громко вызывал на поединок любого израильтянина, который был бы готов отдать Богу душу. Но таких почему — то не находилось.

«И сказал Филистимлянин: сегодня я посрамлю полки Израильские; дайте мне человека, и мы сразимся вдвоём. И услышал Саул и все Израильтяне эти слова Филистимлянина, и очень испугались, и ужаснулись» (1. Цар. 17. 10— 11).

Видите, сколько страху нагнал Голиаф израильтянам, звеня блестящей медной кольчугой и пуская в стан противника солнечные зайчики.

И тут Библия, как ни в чём, ни бывало, заново знакомит нас с Давидом, позабыв, что уже представляла его нам. Рассказывает, что Давид был сыном Иессея, у которого было восемь сыновей. Хотя мы уже убедились, что их было семеро.

Трое старших братьев Давида находились в ополчении. Иессей послал им подкрепление: хлеба и сушеные зёрна. И десять сыров в дар их полковнику. Чтобы присматривал за его парнями и не сильно выталкивал их вперёд.

Разыскав братьев, Давид вежливо справился об их здоровье.

«Какое там здоровье, — хмуро отвечал один из них. — Посмотри на это филистимское чудище, которое поносит нас матерными словами.

Чувствуем, что приходит наш конец».

В народе распространился слух, что тому смельчаку, который выступит против Голиафа и победит его, царь отдаст в жёны свою дочь и половину царства. Заинтригованный Давид начал усиленно расспрашивать ополченцев, правда ли это.

«И услышал Элиав, старший брат Давида, что говорил он с людьми, и сказал: я знаю высокомерие твоё и дурное сердце твоё; ты пришёл посмотреть на сражение» (1. Цар. 17. 28)

Элиав отлично знал своего младшего братишку, которого возбуждал запах человеческой крови. В дальнейшем мы не раз убедимся, что сердце будущего царя действительно было злым и жестоким, а в голове рождались нечестивые замыслы.

В ответ на слова брата Давид только пожал плечами. И, улыбаясь, отвечал: «Это всего лишь слова. Говорить никому не воспрещается». Но, отойдя подальше, продолжал расспрашивать солдат, тонко намекая, что от царевны и половины царства не отказался бы.

Эти слова донесли Саулу, и царь призвал его. И спросил: «Как ты, юноша, сможешь справиться с этим зрелым, закалённым в боях мужем, с этим великанистым великаном?» Тут наш Давид немножко прихвастнул, сказав, что шутя расправлялся со львами и медведями, которые пытались красть его овец.

Умудрённый Саул улыбнулся этой тартареновской похвальбе, но у него не было выбора. Других добровольцев не нашлось.

Тут предоставим слово Библии. Подвиг Давида описан в ней так живо и красочно, что был бы грех пересказывать это своими корявыми словами.

«И одел Саул Давида в свои одежды, и возложил на голову его медный шлем, и надел на него броню. И опоясался Давид мечом его сверх одежды, и начал ходить; ибо не привык к такому вооружению. Потом сказал Давид Саулу: я не могу ходить в этом; я не привык; и снял Давид всё это с себя.

И взял посох свой в руку свою, и выбрал пять гладких камней из ручья, и положил их в пастушескую сумку, которая была с ним. И с сумкою и с пращёю в руке своей выступил против Филистимлянина.

И взглянул Филистимлянин; и, увидев Давида, с презрением посмотрел на него, ибо он был молод, белокур и красив лицем. И сказал Филистимлянин Давиду: что ты идёшь на меня с палкою? Разве я собака? Подойди ко мне, и я отдам твоё тело птицам небесным и зверям полевым.

А Давид отвечал Филистимлянину: ты идёшь против меня с копьём, мечом и щитом, а я иду против тебя во имя Господа Саваофа, Бога воинств Израильских, которые ты поносил. Ныне предаст тебя Господь в руку мою, и я убью тебя. И сниму с тебя голову твою.

И опустил Давид руку свою в сумку, и взял оттуда камень, и бросил из пращи, и поразил Филистимлянина в лоб, так что камень вонзился в лоб его, и он упал лицом на землю.

Так одолел Давид Филистимлянина пращею и камнем. Тогда Давид подбежал и, наступив на Филистимлянина, взял меч его и вынул его из ножен, ударил его и отсёк им голову его; Филистимляне, увидев, что силач их умер, побежали.(1. Цар. 17. 38— 51)

Хочу обратить Ваше внимание на тот удивительный факт, что Саул не узнал Давида, который был у него некоторое время певцом и оруженосцем. Это служит ясным доказательством того, что в «Первой Книге Царств» («Первая Самуила») собрано и довольно неумело скомплектовано несколько легенд о царе Давиде.

«Когда Саул увидел Давида, выходившего против Филистимлянина, то сказал Авениру, начальнику войска: Авенир! Чей сын этот юноша? Авенир сказал: я не знаю.

Когда же Давид возвращался после поражения Филистимлянина, то Авенир взял его и привёл к Саулу. И спросил его Саул: чей ты сын, юноша? И отвечал Давид: сын раба твоего Иессея из Вифлеема ” (1. Цар. 17. 55— 58)

Слух о великом подвиге Давида быстро распространился по всему государству, обрастая всё новыми и новыми подробностями. Молодой пастух стал национальным героем.

И здесь пришла пора высказать очередную крамольную мысль: подвиг юного Давида непомерно раздут!

Говоря начистоту, это вовсе не был никакой подвиг. Потому что, совершая подвиг, человек сознательно идёт на верную смерть.

Когда воин бросается на амбразуру дзота, он совершает подвиг. Известно более тридцати случаев, когда солдаты Красной Армии закрывали грудью фашистский дзот, спасая жизни своих товарищей и позволяя им захватить стратегическую высоту. Кстати, к Вашему сведению, среди этих тридцати героев, совершивших подвиги во славу Родины, были три еврея. Некоторые из тридцати бойцов всё же остались живы. Но это не умаляет их заслуг, — они шли на верную смерть.

Поступок Давида нельзя назвать и героическим поступком. Потому что, совершая героический поступок, человек рискует жизнью.

Тот, кто бросается в горящий дом, чтобы спасти ребёнка, тот, кто идёт с гранатой на танк, тот, кто в одиночку врывается в бандитское логово, — совершают героический поступок.

Поступок Давида нельзя назвать и смелым поступком. Потому что, совершая смелый поступок, человек рискует своим здоровьем, рискует быть раненым, изувеченным, рискует заразиться опасной болезнью.

Войти безоружным в клетку со львом, схватиться в единоборстве с заведомо более сильным противником, остановить коня на скаку, лечить больного тифом вне больничных условий, — всё это смелые поступки.

Поступок Давида был просто поступком. Пусть даже с большой буквы «П».

Утверждая это, автор вовсе не желает умалить достоинств Давида. Автор (тоже, кстати, Давид) очень уважает людей поступка, людей дела, а не слова. Тех, которые что — то делают, а не говорят, что могли бы сделать ещё лучше. Написав эту книгу, автор без ложной скромности считает, что совершил поступок.

Ловкий, сильный, меткий бросок Давида был Поступком без всяких высококачественных определений.

Но белокурый юноша не шёл на верную смерть, не подвергал никакой опасности ни жизнь свою, ни своё здоровье. Он рисковал не более, чем рискует метатель молота на спортивных соревнованиях.

Могучий Голиаф, с его трёхпудовыми латами, не представлял для Давида абсолютно никакой опасности.

Посудите сами: опасен ли носорог для кролика? Опасен ли удав для муравья? Огромный слон панически боится маленькой мышки. Она его может укусить, а он её — нет. Он даже растоптать её не может. Пока подымет и опустит ногу, мышка прогуляется под ней десять раз туда — сюда.

Давид не зря отказался от лат и от меча. Они бы только сковывали его движения.

Это был неравный поединок. Огромное преимущество было на стороне Давида. Он был лёгок и ловок, быстро перемещался по полю, мог увернуться от удара. Но он даже не вошел в контакт с Голиафом, он был недосягаем для богатырского меча. Голиаф не только не имел возможности рассечь его, но не мог даже ущипнуть такого противного противника. Если бы Голиаф погнался за Давидом, поединок кончился бы для него ещё позорнее, — он умер бы от разрыва сердца.

Известный исторический пример. Легко одетые и плохо вооруженные воины Александра Невского наголову разбили неповоротливых немецких рыцарей, под тяжестью которых трещал и ломался лёд.

В книге Марка Твена «Янки при дворе короля Артура» есть забавный эпизод. Молодой парнишка янки, волею судьбы заброшенный в средневековую Англию, вызван на поединок одним из грозных рыцарей короля Артура. Как и Давид, он отказывается от лат, копья и тяжёлого забронированного коня. Сидя верхом на осле, вооруженный обычной метлой, он легко расправляется с рыцарем, неповоротливым и тяжеловесным.

Так совершил ли тот янки подвиг?

Неужели я Вас ещё не убедил? Ну, знаете! Вы неубедимы и непобедимы, как медный истукан Голиаф!

Придётся применить последнее средство убеждения, больше их у меня для Вас нет.Попробуйте представить себе поединок на звание чемпиона мира между… чемпионом Японии в борьбе сумо и сопливым пацаном, чемпионом одесской Молдаванки по стрельбе из рогатки. А теперь спрошу я Вас: как Вы думаете, кто у кого первым запросит пощады? Могу поставить десять против одного, что это не будет мой маленький земляк!

В первые послевоенные годы, годы моего голодного детства, мы играли в войну выстроганными из дерева ружьями, саблями и пистолетами. Но самым лучшим оружием была примитивная рогатка.

Тому, кто не знает, что это такое, объясняю: это небольшая веточка в форме буквы «Y». К двум ушкам этого ипсилона привязывалась резинка с укреплённым на ней кусочком кожи. Внутрь кожицы вставлялся голыш, резинка натягивалась и — трах! дзинь! — стекла в окне вредной соседки как не бывало.

С рогатками выходили двор на двор, улица на улицу. Выбитый глаз не был редкостью. Камень, выпущенный из рогатки, мог и убить, если бы случайно попал в висок. Некоторые снайперы добивались неплохих результатов: с двадцати шагов попадали в дикого голубя или даже в воробья. Тогда не было обществ защиты животных, людей не было кому защищать.

Древнееврейские мальчишки, как и мальчишки других народов, тоже играли в войну. На вооружении были деревянные мечи, копья, щиты. Но рогаток, к сожалению, не было. Потому что не было ни резины, ни стеклянных окон.

Но самым действенным оружием была праща. Праща — это сыромятный ремень, концы которого складывались, образуя петлю. Пращник вкладывал в петлю гладкий камень и быстро раскручивал ремень над головой. В нужный момент следовало отпустить один конец пращи, с таким расчетом, чтобы камень летел как можно точнее по направлению к цели. Целью мог служить какой — то суслик, ворона, а лучше всего — голова мальчишки из соседнего, враждебного племени, или девчонки из соседнего шатра.

Ребята с раннего детства соревновались между собой, чей бросок будет более метким. И постоянными упражнениями достигали впечатляющих результатов. Были среди них и выдающиеся метатели, вроде нынешних чемпионов в гольфе. Лучшие снайперы, достигнув совершеннолетия, пополняли собой отборные роты пращников. Потому что праща была боевым оружием.

Так что меткие стрелки не были такой уж редкостью. Вот что пишет Библия о войске вениамитян: «Из всего народа сего было семьсот человек отборных, которые были левши, и все они, бросая из пращей камни в волос, не бросали мимо» (Суд. 20. 16).

Видите, — попадали с большого расстояния в волос. В один волос. А у Голиафа этих волос была целая копна.

Но, отбросив шутки, как камни из пращи, следует заявить вполне серьёзно: сильный, меткий бросок Давида решил ход сражения. В этом, конечно, заслуга юного пастуха несомненна. Он сохранил множество жизней, обеспечил израильтянам лёгкую победу над грозным и многочисленным противником. И, конечно же, заслуживал того, чтобы его носили на руках. Народная молва придала этому удачному броску героическую окраску, расценила его, как чудо, счастливое предзнаменование. Несомненно, считал простой народ, что руку Давида направляет сам Господь. На этого парня сошёл Дух Божий. Он — избранник Бога. Но бросок Давида не был чудом. Возможно даже, что он сделал несколько бросков, пока не попал в Голиафа. Ведь в Библии сказано, что он подобрал несколько камней.

Теперь подведём итог. Давид не совершил подвиг и не был, к сожалению, героем. Он был сильным, метким, ловким парнем, довольно умным, самоуверенным и смекалистым. Он сумел оказаться в нужный момент в нужном месте. И выиграл джек — пот в лотерее, именуемой Жизнь.

То, что он не был героем, подтверждает и его дальнейшая жизнь, подробно описанная в Библии. Давид никогда не встречал опасность лицом к лицу, всегда был на стороне сильных против слабых, и очень любил таскать каштаны из огня чужими руками.

И последнее, самое важное замечание.

Легенда о поединке Давида с Голиафом настолько красива, что не может быть правдой! Скорее всего, эта славная победа приписана ему придворными льстецами.

При внимательном чтении «Первой Книги Царств» становится ясным, что эта книга (как и некоторые другие) является собранием легенд об одном герое, записанных со слов нескольких сказителей.

Одна легенда гласит, что Давида выбрал Самуил для замены неугодного ему Саула

В другой легенде Давид попадает в дом Саула по протекции, как хороший игрок на гуслях. Хотя немножко непонятно, каким путём в руки Давида попал русский национальный музыкальный инструмент.

Согласно третьему сказанию, Давид, подобно Иосифу Прекрасному, стал любимцем царя и его оруженосцем.

Но, заняв такое видное положение при дворе, Давид, волей четвёртого сказителя, снова переносится в дом своего отца, где продолжает пасти овец. Библия во второй раз знакомит нас со своим любимцем. Пастушок Давид приносит своим старшим братьям хлебы. И пока они обедают, шутя расправляется с Голиафом, богатырём из Гефа Саул, почему — то не узнаёт ни своего гусляра, ни своего оруженосца. Он спрашивает военачальника: «Кто этот парень и кто его отец?». Но ведь он же сам совсем недавно посылал гонца к Иессею, прося его согласия на то, чтобы Давид и дальше услаждал его душу, и охранял тело. Это показывает, как цари неблагодарны и склеротичны.

Мало того, что разные сказители рассказывали свои сказки по — разному, но и чередовались писцы. Один писец ленился читать то, что до него записал другой.

Третий писец, не мудрствуя лукаво, вёл запись исторических событий, войн, сражений, слово в слово, как слышал об этом из уст участников событий, воинов и военачальников. И пишет так: «Было и другое сражение в Гобе; тогда убил Елханан, сын Ягаре — Оргима Вифлеемского, Голиафа Гефянина, у которого древко копья было, как навой у ткачей» (выделено мною — Д. Н.) (2. Цар. 21. 19).

Спустя годы, а может быть, столетия, четвёртый писец, разбирая архивы, натыкается на это коротенькое сообщение. И, обладая буйной фантазией, желая угодить одному из потомков царя Давида, начинает по — своему интерпретировать его. И пишет: «И выступил из стана Филистимского единоборец, по имени Голиаф, из Гефа. Медный шлем на голове его. Медные наколенники на огах его, и медный щит за плечами его. И древко копья его, как навой у качей» (1. Цар. 17. 4— 7).

Так этот дееписатель, отталкиваясь от, возможно, реального события, создаёт свою легенду.

Как видите, речь идёт всё о том же Голиафе из Гефа, человеке богатырского телосложения. И даже копьё у него то же самое. Но, по новой версии, он уже единоборец, и убит не в сражении, а в поединке, что гораздо более впечатляет.

Убивает его не какой — то там рядовой Елханан, а легендарный царь Давид. Кстати, эти два героя родом из одного и того же города — Вифлеема. Возможно даже, что они были друзьями и соревновались в метании из пращи. Давид не только убивает Голиафа, он приводит в ужас и обращает в бегство всё войско филистимлян. Так создаются мифы о героях.

Нас всё время уверяют, что всё, написанное в Библии, — святая правда. Поэтому остается предположить, что Голиаф, обезглавленный Давидом, всё же подобрал свою голову, пришурупил её на место, и с новыми силами кинулся в новый бой. Всё с тем же копьём, переделанным из ткацкого навоя.

Но, спрошу я Вас, что это за богатырь, если позволяет убить себя дважды подряд?

____________________

Так кто же в действительности убил Голиафа? Что это за Елханан такой, который внезапно свалился на нашу голову, чтобы подорвать героическую репутацию Давида? С этим именем мы раньше не встречались. Попробуем поискать внимательней.

Ах, вот где ты спрятался, голубчик!

Совершенно случайно обнаружил я имя Елханана среди пятидесяти имён героев войны. (2. Цар. 23. 24). Правда, здесь его отцом назван не Ягаре — Оргим, а Додо. Что поделать, многие библейские герои имеют ту особенность, что родились сразу от двух отцов. А в остальном, всё сходится. Это всё тот же Елханан из Вифлеема.

Надеюсь, Вы понимаете, что подвиг, который совершил царь, не могли приписать простому воину? Дело было как раз чуть — чуть наоборот. Тем более, что сражение, о котором идёт речь, произошло тогда, когда Давид уже был в преклонном возрасте. А когда Давид был юношей, Голиаф ещё не родился. Но уже был обезглавлен.

Такова библейская Правда.

Давид, наш юный герой, был вторично призван во дворец. Но уже не в качестве оруженосца. Царь, по требованию народа, сделал его одним из своих военачальников.

Популярность Давида росла, как на дрожжах, слава о нём бежала впереди него, удача сопутствовала ему. Где бы он ни появлялся, толпа встречала его приветственными криками. Он стал кумиром сердец.

Эта растущая популярность сильно беспокоила Саула, вызывала его недовольство и ревность. Ревность усилилась вдвойне, когда царь узнал, что между его сыном Ионафаном и Давидом возникла дружба, которая вскоре переросла в горячую взаимную любовь.

«Когда кончил Давид разговор с Саулом, душа Ионафана прилепилась к душе его, и полюбил его Ионафан, как свою душу. И снял Ионафан верхнюю одежду свою, которая была на нём, и отдал её Давиду, также и прочие одежды свои, и меч свой, и лук свой, и пояс свой». (1. Цар. 18. 1— 4).

Разоружившись и сняв с себя всю одежду, Ионафан предстал пред Давидом, в чём мать родила.

Беды, которые одна за другой сваливались на голову Саула: подрывная деятельность Самуила, растущая популярность Давида, измена Ионафана, ставшего на сторону Давида в его молчаливом соперничестве с Саулом, — всё это сильно нарушило психику царя. У него участились припадки безрассудной ярости. Не забудем, к тому же, что злой дух, посланный Богом, всё время крутился рядом с царём и шептал ему на ухо всякие гадости.

Один только вид Давида приводил Саула в бешенство. Ни с того, ни с сего, без всякого повода, посреди мирной беседы он, как бы в шутку, мог внезапно схватить копьё и метнуть в белокурого красавца.

Несколько раз Давид чудом успевал увернуться от острия копья. Такие шутки переставали ему нравиться.

Несмотря на возникшую неприязнь, Саул считал, что не вправе нарушить клятву, данную перед боем с филистимлянами. Народ ждал и требовал от царя исполнения этой клятвы. Поэтому царь вынужден был предложить Давиду в жёны свою старшую дочь Мерову.

Для бывшего пастуха это была большая честь. Но Давид колебался, его мучили сомнения. Он не знал, как отреагирует на этот шаг Ионафан, не порвутся ли их отношения. Кроме того, став зятем непопулярного царя, он мог потерять и любовь народа. Кроме того, он может утратить свободу действий, будет под контролем. И какое вено он может предложить за такую невесту, — ведь у него нет ни золота, ни иных драгоценностей, ни самого захудалого городишки. Комплекс неполноценности усиливался ещё и тем обстоятельством, что Давид не был стопроцентно чистокровным евреем. А тогда вопросам чистоты расы уделялось пристальное внимание. Прабабушка Давида, Руфь, была моавитянкой. (Руфь. 1. 4) По закону, данному Моисеем, «аммонитянин и моавитянин не может войти в общество Господне, и десятое поколение их не может войти в общество Господне вовеки» (Втор. 23. 3). Давид же был моавитянином в третьем поколении.

«Давид сказал Саулу: кто я, и что жизнь моя и род отца моего в Израиле, чтобы мне быть зятем царя?

А когда наступило время выдавать Мерову, дочь Саула, то она была выдана в замужество за Адриэла из Мехолы. Но Давида полюбила другая дочь Саула, Мелхола. Саул думал: отдам её за него, и он будет ему сетью, и рука филистимлян будет на нём.

И сказал Саул: так скажите Давиду: царь не хочет вена, кроме ста краеобрезаний филистимских, в отмщение врагам царя. Ибо Саул имел в мыслях погубить Давида. И пересказали слуги его Давиду эти слова, и понравилось Давиду сделаться зятем царя» (1. Цар. 18— 26).

Прихватив каменный нож, Давид предпринял вылазку в тыл филистимлян, и за короткий срок перевыполнил норму вдвое: представил царю двести краеобрезаний.Подобно индейцам Северной Америки, которые в более поздние времена снимали скальпы с убитых противников, древние евреи обрезали крайнюю плоть мёртвого врага. Это доказывает, что уже тогда они находились на гораздо более высоком уровне цивилизации, чем ирокезы и могикане восемнадцатого столетия. Они не просто убивали, но и приобщали трупы врагов к иудейской вере. Потешив себя, они хотели потешить и Бога Иегову.

Как снайпер делает зарубки на стволе ружья, чтобы не сбиться со счёта, так и воины Израиля привязывали связки высушенных краеобрезаний к древку копья — в подтверждение своей храбрости.

«И выдал Саул за него Мелхолу, дочь свою, в замужество. И увидел Саул, и узнал, что Господь с Давидом и что Мелхола любила Давида. И стал Саул ещё больше бояться Давида, и сделался его врагом на всю жизнь» (1. Цар. 18. 27— 29).

Мелхола любила Давида, а Давид любил Ионафана. Вот такой библейский треугольник.

Любовь между будущим царём и нынешним царевичем разгоралась всё сильней и жарче. Ионафан всячески защищал Давида от нападок отца, подчёркивал его заслуги перед государством. И, наконец, добился от Саула клятвенного обещания, что тот не будет посягать на жизнь Давида.

Но Бог, непонятно по какой причине (ведь Давид был Его любимцем!) вновь наслал на Саула Злого духа. Саул был верен своему слову, но злому духу, Сатане, он противостоять не мог.

“ И злой дух от Бога напал на Саула, и он сидел в доме своём, и копьё его было в руке его, а Давид играл рукою своею на струнах. И хотел Саул пригвоздить копьем Давида к стене, но Давид отскочил от Саула, и копьё вонзилось в стену; Давид же убежал и спасся в эту ночь» (1. Цар. 19. 9— 10)

Мелхола укрыла Давида и обманула слуг царя, пришедших убить его. Она спустила мужа по верёвке из окна (библейский «Декамерон»!) а вместо него положила в постель… угадайте, что? Никогда не отгадаете! Полено? Мешок с песком? Слугу? Козлика?

Ни то, ни другое, и третье. Она положила… статую!

«И пришли слуги, и вот, на постели статуя, а в изголовье её козья кожа» (1. Цар.19.16).

Помилуйте, господа дееписатели! В каком городе это происходит? В древнем Риме? В Афинах? В Александрии? В Иерусалиме времён Ирода Великого, когда римские статуи торчали тут и там, на каждом шагу? Вы, что ли, забыли вторую заповедь Господню, в которой говорится: не создавай себе кумиров? Забыли законы Моисея, запрещающие делать какое либо изображение того, что на небе и на земле?

Неужели законы Моисея не исполнялись в те времена? Неужели пророки и судьи смотрели на это беззаконие сквозь пальцы? Неужели были резчики и скульпторы, которые занимались изготовлением статуй?

Неужели они имели заказы?

Кого изображала эта статуя? Гермеса? Аполлона? Ахилла? Когда и каким путём проникла эта языческая статуя во дворец Саула?

Только за одно это Саул заслуживал разжалования из царей в рядовые евреи. Если бы Бог Иегова не был так милосерден, Он должен был уже давно испепелить этого отступника от истинной веры. Нет, что ни говорите, Саул не был евреем! Он был язычником, филистимлянином! И поэтому его дворец был полон деревянных идолов, изображающих Хамоса, Молоха и других антисемитских богов.

Вот какую бурю гневных чувств и вопросов вызвала во мне не в меру находчивая Мелхола со своей дурацкой статуей.

Но, с другой стороны, может быть, я напрасно горячусь? Может быть, Мелхола вовсе и не была так глупа. Может быть, она страдала от невнимания со стороны любимого мужа. И поэтому приказала изготовить некую, совершенно безобидную статую мужчины, которая согревала её в постели в долгие ночи одиночества.

От злости и досады Саул слегка помешался. Сняв царские одежды, он вышел из дворца, и побрёл босиком по пыльным дорогам, пророчествуя на ходу. Смысл его пророчеств Библия не приводит.

Дойдя до дома, в котором Самуил прятал Давида, Саул разделся догола, и в таком нелицеприятном виде предстал перед изумлённым старцем.

«И снял он одежды свои, и пророчествовал перед Самуилом, и весь день тот и всю ту ночь лежал неодетый; поэтому говорят: „неужели и Саул в пророках?“ (1. Цар. 19.24).

____________________

Давид понял, что от чокнутого царя нельзя ждать ничего хорошего, и поэтому решил удалиться в политическую эмиграцию. Но перед тем он встретился с любимым Ионафаном.

И хотя Ионафан горячо убеждал друга, что тому не грозит опасность, Давид не верил. «Царь знает о наших отношениях, — сказал он, — и поэтому не открывает тебе своих замыслов. Но задай ему несколько отвлеченных вопросов. По тону его ответов можно будет судить, ищет ли он моей смерти. Если да, то лучше мне умереть от руки твоей».

«Ты же сделай милость рабу твоему, ибо ты принял раба твоего в завет Господень с тобою. И сказал Ионафан: если я узнаю наверное, что у отца моего решено злое дело совершить над тобою, то неужели не извещу тебя об этом?» (1. Цар. 20. 8— 9).

Слова «ты принял раба твоего в завет Господень с тобою» означают, что Давид и царевич поклялись именем Господа, что будут любить друг друга и не расстанутся до самой смерти. Ионафан не только заверил друга, что не допустит его гибели, но просил Давида поклясться, что в случае его, Ионафана, смерти Давид возьмёт под защиту его наследников. И Давид поклялся.

«И заключил Ионафан завет с домом Давида. И снова Ионафан клялся Давиду своей любовью к нему, ибо любил его, как свою душу» (1. Цар. 20. 16— 17).

Предполагая, что за царевичем могут следить, Давид научил его тайным сигналам, которые тот может подать ему издалека.

Саул как будто уже не гневался на зятя. Он даже выражал сожаление, почему тот не приходит к обеду. Но стоило Ионафану сказать несколько слов в оправдание Давида, как у Саула начался припадок бешенства.

«Тогда сильно разгневался Саул на Ионафана и сказал ему: сын негодный и непокорный! Разве я не знаю, что ты подружился с сыном Иессеевым на срам себе и на срам матери твоей? Ибо во все дни, доколе сын Иессеев будет жить на земле, не устоишь ни ты, ни царство твоё; теперь же пошли и приведи его ко мне. Ибо он обречён на смерть» (1. Цар. 20. 30— 31).

Видите, Саул называет тесную дружбу своего сына с Давидом позорной, срамной, аморальной.

Ионафан убедился, что опасения Давида обоснованы, и пошёл на условленное место, чтобы навсегда проститься с любимым другом.

«Давид поднялся с южной стороны, и пал лицом своим на землю, и трижды поклонился; и целовали они друг друга, и плакали оба вместе, но Давид плакал более» (1. Цар. 20. 41).

… Как это ни странно, но бандиты очень сентиментальны. Я не имею в виду Ионафана.

____________________

Некоторое время Давид скрывался от агентов Саула. Они везде выслеживали и поджидали его. А он терпел лишения и голод.

Однажды, тайком проникнув в дом видного священника по имени Ахимелех, он потребовал какой — нибудь еды. Священники тогда жили скромно. У Ахимелеха не оказалось в доме никакой провизии, кроме освящённых хлебов, принесенных в дар Богу. Такие хлеба не смел есть мирянин, под страхом наказания Божьего. Но Давид был так голоден, что презрел Божьи запреты. И тем самым взял на себя большой грех. Но любимчикам всё прощается.

У Ахимелеха хранился меч богатыря Голиафа. Узнав об этом, Давид счёл это добрым предзнаменованием, и взял меч себе.

Путь Давида лежал на запад, к владениям филистимлян. Но следовало быть очень осторожным, потому что ищейки Саула перекрыли все дороги.

Давид пришёл в один город, где правил царёк, подвластный Саулу. Из опасения быть опознанным, он загримировался под юродивого, притворился безумным, причитал и пускал слюну. Проявив недюжинные актёрские способности, он избежал разоблачения.

Но простые люди узнавали прославленного Давида и тянулись к нему. Постепенно он сколотил отряд приверженцев из «гулящих» людей: беглых рабов, преступников, скрывающихся должников, бездельников, любителей острых ощущений, авантюристов. Через несколько месяцев этот отряд (дружина, банда, шайка — название сути не меняет) насчитывал уже четыреста человек и представлял собой грозную силу.

Окрестным городкам и селениям грозила серьёзная опасность.

Давид обеспечил тылы, перевезя своих родителей и некоторых из братьев в безопасное место. Попутно он завербовал в отряд трёх племянников — головорезов, сыновей сестры Саруии: Иоава, Авессу и Азаила. Впоследствии Иоав стал его правой рукой, начальником войска, исполнителем самых тайных, коварных, преступных замыслов царя.

Остальные два показали себя наихрабрейшими из пятидесяти самых храбрых героев, прославившихся в войнах, которые беспрестанно вёл Давид.

До Саула дошли слухи, что банда Давида появилась в недалёких лесах. Опасаясь, что приближённые предадут его, переметнутся на сторону зятя, Саул собрал их, и провёл с ними разъяснительную беседу.

«И сказал Саул слугам его, окружавшим его: послушайте, сыны Вениаминовы, неужели всем вам даст сын Иессея поля и виноградники и поставит вас тысяченачальниками и сотниками?» (1. Цар. 22. 7).

Один из придворных вспомнил, что видел Давида у священника Ахимелеха, который дал ему хлебы приношения и меч Голиафа. Разъярённый Саул приказал истребить весь род Ахимелеха. Господь не смог защитить своего слугу. По всей видимости, Сатана, злой дух, который направлял действия Саула, был в эти дни сильнее Господа.

____________________

И снова у Давида возникла возможность отличиться. Филистимляне напали на город Кеиль, лежащий под горой, в пещерах которой скрывался отряд Давида.

В отряде уже был свой священник, единственный, чудом спасшийся сын Ахимелеха. Колеблясь, идти или не идти на выручку осаждённому городу, Давид через Авиафара обратился к Господу за советом. Господь благословил его на это святое дело.

И филистимляне были поражены и отогнаны. Давид с дружиной, в которой уже было шестьсот человек, победно вошёл в Кеиль. Этим захотел воспользоваться Саул. Он решил неожиданно напасть, окружить Кеиль и запереть Давида в стенах города. А потом взять город приступом. Но Давид счастливо избежал опасности, опередив его.

Поскольку он имел во дворце Саула своих приверженцев, доносивших ему о каждом шаге царя.

Ионафану удалось снова тайком встретиться со своим белокурым другом. Объятиям, слезам, поцелуям, клятвам в верности до гроба не было конца. Любовь Ионафана была так сильна, что он решился предать отца, и отказаться от наследования трона, в пользу Давида.

«И сказал ему: не бойся, ибо не найдёт тебя рука отца моего, Саула. И ты будешь царствовать над Израилем, а я буду вторым по тебе». (1. Цар. 23. 17).

Саул не отступился от замысла выловить Давида и раз навсегда покончить с ним. Это стало у него манией, навязчивой идеей. Во главе трёхтысячного войска пришел Саул к горам, где, по его сведениям, должен был скрываться отряд Давида.

«И пришёл к загону овечьему при дороге. Там была пещера, и зашёл туда Саул для нужды; Давид же и люди его сидели в глубине пещеры. Давид встал и тихонько отрезал край от верхней одежды Саула». (1. Цар. 24. 4— 5)

Товарищи подталкивали его к убийству царя. Говорили, что больше такого удобного момента не случится. Но Давид не поддался на их уговоры.

«И сказал он людям своим: да не допустит Господь сделать это господину моему, помазаннику Господню. И удержал Давид людей своих сиими словами, и не дал им восстать на Саула». (1. Цар. 24. 7— 8)

Была у Давида возможность убить своего врага, но он не воспользовался ею. Свидетельствует ли это о его благородстве, о христианском смирении, о непротивлении злу? Не свидетельствует. Ни в коей мере.

Но ещё раз подтверждает, что наш герой был очень умён и дальновиден. Убийство Саула не принесло бы Давиду ничего, кроме собственной смерти и других, ещё более крупных, неприятностей.

Во — первых, Саул был не один. Его многочисленная охрана, заметив долгое отсутствие царя, ворвалась бы в пещеру, и за несколько минут переписала бы всю мифическую библейскую историю. И у евреев никогда не было бы уже таких прекрасных царей, как Давид, Соломон и их потомки.

Во — вторых. Даже если бы Давиду и его разбойникам удалось с потерями вырваться из пещеры, что ждало его впереди? Он ещё не имел так много сторонников и приверженцев, чтобы узурпировать власть. У Саула, кроме осрамившего себя Ионафана, было несколько наследников, которые не оставили бы смерть царя не отомщённой.

В — третьих, была ещё одна очень веская причина. Давид воспитывался в духе глубокого почитания царя, помазанника Божьего, представителя Бога на земле. В его понятии, как и в понятии всего народа, личность царя была неприкосновенной. Несмотря на то, что Давид никогда не брезговал никакими средствами ради достижения своих целей, совершил много преступлений и несколько откровенно подлых, циничных поступков, он был человеком глубоко верующим, набожным, богобоязненным. Абсолютное большинство своих преступлений он совершал чужими руками, оставаясь чистым перед Богом.

Отъявленные бандиты, как ни странно, не только сентиментальны, но и очень набожны. Они — самые прилежные прихожане, щедрые жертвователи. Они просят у Бога удачи, и Бог даёт им, ценя их преданность.

И, в — четвёртых. Имел ли вообще место этот странный, глупый поход Саула в пещеру? Что ему было там делать?

За всю свою долгую жизнь автор (клянусь Богом!) не встречал ни одного царя, который бы ради отправления нужды искал тёмную пещеру, до краёв набитую разбойниками и чужим дерьмом. Более того, за три года действительной воинской службы в горах Азербайджана, автор не встречал ни одного солдата, офицера или генерала, который бы в полевых условиях искал для отправления нужды уединения.

Достаточно было отойти на десять — пятнадцать метров в сторону от дороги, чтобы иметь полное моральное право присесть, спустив штаны. И действительно, это же сколько пещер надо было вырыть, если бы все были так стыдливы, как царь Саул!

В древнем Риме люди справляли нужду прямо в закоулках храмов, на мраморных плитах. Во дворце Людовика Четырнадцатого слуги не успевали убирать фекалии, которые громоздились в коридорах царского дворца. Не было пещер, а если бы и были, кто стал бы искать их и заходить в них, рискуя утонуть в смрадном болоте?

Так неужели же во времена царя Саула знать была более деликатной и застенчивой?

Поэтому эпизод с обрезанием края плаща кажется мне маловероятным. Если бы в Библии было написано, что Давид в тёмной пещере незаметно сделал Саулу краеобрезание, то это имело бы такую же степень правдоподобия.

«Был некто в Маоне, а имение его на Кармиле, человек очень богатый; у него было три тысячи овец и тысяча коз; и был он при стрижке овец своих на Кармиле. Имя человека того — Навал, а имя жены его — Авигея. Это была женщина очень умная и красивая лицом, а он — человек жестокий и злой нравом» (1. Цар. 25. 2— 3).

Библия, превознося достоинства Давида, отрицательно относится к его противникам, даёт им негативно — эмоциональную оценку. Возможно, Навал и был злым, но это не заслуживало бы упоминания, если бы он не был злым по отношению к Давиду.

Ничто не ново в этом мире. Известные антиобщественные явления, которые мы называем болезнями двадцатого века, имеют древние корни. Они существовали уже несколько тысяч лет тому назад. И подкуп государственных чиновников, именуемый сейчас коррупцией, и организованная преступность, называемая сейчас мафией, и вымогательство, называемое рэкетом, всё это имело место и во времена царя Давида. Лично он сам подкупил многих придворных Саула, и они действовали в его пользу, бойкотировали распоряжения Саула, сеяли смуту, оказывали Давиду материальную поддержку. Он также создал преступную группировку, которая терроризировала окрестности, и занималась вымогательством в крупных размерах. В дальнейшем эта группировка захватила власть в Израильско — Иудейском царстве.

Навал был очень богат. Его стада паслись на территории, которую Давид почему — то считал входящей в сферу его интересов. Поэтому Давид, совершенно справедливо, решил, что скотовладельца следует обложить данью.

Но придти просто так и потребовать свою долю было бы некрасиво и бессовестно. А уважающие себя организованные бандиты (в отличие от неорганизованных), в основе своей, — люди совестливые и достойные уважения. Они никогда не берут деньги просто так. Они хотят получать деньги честно, за проделанную работу. А поскольку все они до зубов вооружены, то считают не только своей работой, но и святой обязанностью, — охранять имущество ближних. А поскольку охрана связана с ночными дежурствами, нервотрёпкой и опасностью для жизни, то и оплата должна быть соответствующей.

Маленькая разница между сторожем и мафиози всё же есть. Если у первого Вы можете отобрать пушку и лишить его места, то у второго — ни в коем случае. Потому что это будет несправедливо с вашей стороны.

А мафиози, как известно, первые в мире борцы за справедливость и честное распределение народных богатств.

Давид не был самым худшим из всех известных истории пламенных борцов за справедливость.

Для порядка Давид первым делом направил к Навалу десять своих молодцов с вежливой просьбой: поделиться, чем Бог послал. Он, конечно, мог прислать только одного гонца, но посчитал, что из уст одного эта просьба не будет звучать так убедительно.

Гонцы сказали Навалу, что его пастухи безбоязненно пасут овец на территории, контролируемой Давидом. И у них ничего не пропало за это время, потому что Давид день и ночь печётся о благе своих друзей. И не печётся о благе врагов.

Лично я думаю, что пропадало, но пастухи предпочитали этого не замечать. Чем питались братки всё это время, как не овцами Навала?

Навал, как и положено богачу, был высокомерен и груб. Кроме того, он был сильно пьян. Вино заострило его язык и притупило осмотрительность.

«И Навал отвечал слугам Давидовым и сказал: кто такой Давид и кто такой сын Иессеев? Ныне стало много рабов, бегающих от господ своих. Неужели мне взять хлебы мои, и воду мою, и мясо, приготовленное мною для стригущих овец у меня, и отдать людям, о которых не знаю, откуда они? И пошли люди Давида своим путём и возвратились, и пришли, и пересказали ему все слова сии. Тогда Давид сказал людям своим: опояшьтесь каждый мечом своим». (1. Цар. 25. 10— 13).

Навал ответил отказом, за охрану платить отказался. Мало того, он был груб. Навал провинился. Его следовало наказать. Дело принимало крутой оборот. Но умная и красивая Авигея, жена Навала, которая случайно узнала об этой дипломатической беседе, тотчас осознала, какая опасность грозит дому Навала, в том числе, — ей самой. И она приняла экстренные меры к спасению.

«Тогда Авигея поспешно взяла двести хлебов, и два меха с вином, и пять овец приготовленных, и пять мер зёрен сушенных, и сто связок изюму, и двести связок смокв, и навьючила на ослов. А мужу своему Навалу ничего не сказала. Когда же она, сидя на осле, спускалась по извилинам горы, вот, навстречу ей идёт Давид и люди его, и она встретилась с ними.

И Давид сказал: да, напрасно я охранял в пустыне имущество этого человека, и ничего не пропало из принадлежащего ему; он мне платит злом за добро». (1. Цар. 25. 18— 21).

Вы не знаете, какое добро делал Давид для Навала? Навал тоже не знал этого. Не знала этого и Авигея, — ведь никакого договора об охране стада не было. В стаде до прихода сюда молодчиков Давида и так ничего не пропадало. Но, — «у сильного всегда бессильный виноват».

Авигея пала к ногам атамана и стала униженно упрашивать его, чтобы простил её неразумному мужу его прегрешения. Она пригоршнями сыпала проклятия на голову Навала, благословения и льстивые пожелания — на голову Давида. Умоляла его не мстить, не проливать крови. Её красота, покорность и сладкие речи смягчили злое сердце Давида. Он отвечал ей: «Ты женщина благоразумная, и сделала очень правильно, что поспешила мне навстречу. Иначе уже к рассвету я не оставил бы Навалу мочащегося к стене». Так образно называет Библия людей и животных мужского пола.

«И принял Давид из рук её то, что она принесла ему; и сказал ей: иди с миром в дом твой; вот, я послушался голоса твоего и почтил лицо твоё. И пришла Авигея к Навалу, и вот, у него пир в доме его, как пир царский, и сердце Навала было весело; он же был очень пьян, и не сказала ему ни слова. Утром же, когда Навал отрезвился, жена рассказала ему об этом, и замерло в нём сердце его, и он стал, как камень. Дней через десять поразил Господь Навала, и он умер» (1. Цар. 25. 35— 38)

Неужели Господь был в доле? Нет, это поклёп. Не Господь поразил Навала. Я больше чем уверен, не было у богача ни инсульта, ни инфаркта. Давид, — вот кто поразил Навала! Давид не прощал обид. Даже на смертном ложе он вспомнил обо всех своих обидчиках, и поручил Соломону примерно рассчитаться с ними.

Так Навал, не желая платить бандитам помесячную дань, лишился жизни. И лишился жены. Не успело остыть его тело, как красивая и умная Авигея стала очередной женой Давида.

Вот Вам краткое пособие для рэкетёров. И для богачей, кстати, тоже.

____________________

Давид, преследуемый Саулом, сбежал вместе со своим отрядом в один из филистимских городов, Геф, и поступил на службу к местному царьку Анхусу. Анхус в нём души не чаял. А, возможно, и приставал.

Не желая такой опеки и жизни под постоянным присмотром, Давид упросил царя, чтобы тот перевёл его отряд в один из пограничных городков, для охраны его и для вылазок в тыл неприятеля. То есть, в тыл своих же братьев — израильтян.

В Сакелаге пробыла его дружина более полутора лет. Отсюда Давид действительно делал смелые вылазки, но объектом его разбойных нападений были не израильтяне, а дружественные Анхусу племена.

Давид приводил Анхусу богатую добычу: мелкий и крупный скот, приносил драгоценности. Но ни разу не привёл рабов. Он не оставлял в живых свидетелей своих набегов. Мнимый предатель иудеев, на самом деле, предавал своего нового благодетеля. То есть, был двойным агентом — диверсантом.

«И опустошал Давид ту страну. И не оставлял Давид в живых ни мужчины, ни женщины, и не приводил их в Геф, говоря: они могут донести на нас и сказать: „так поступил Давид и таков образ действий его во всё время пребывания в земле Филистимской“ (1. Цар. 27. 11).

Не оставлял никого в живых? И не приводил рабов? Но как же он отчитывался о проделанной работе? И что же, Анхус ни разу не спросил его, где пленники, где рабы, где девственницы? Разве он не нуждался в рабах? Вот вам ещё одно страшно — смешное место в очень серьёзной и очень святой Библии!

____________________

Филистимляне вновь пошли войной на Саула. Анхус, полностью доверяя Давиду, назначил его своим телохранителем. Растроганный таким доверием, Давид обещал положить голову за царя.

Скорее всего, он намеревался передать Анхуса в руки израильтян живым или мертвым. Но ему не удалось обмануть бдительность остальных филистимских военачальников.

«Князья Филистимские шли с сотнями и тысячами. Давид же и люди его шли позади с Анхусом. И говорили князья Филистимские: это что за Евреи? Анхус отвечал: разве вы не знаете, что это Давид, раб Саула, царя Израильского? Он при мне уже более года, и я не нашёл в нём ничего худого со времени его прихода до сего дня.

И вознегодовали на него князья Филистимские, и сказали ему: отпусти ты этого человека, пусть сидит он на своём месте, которое ты ему назначил, чтоб не шёл с нами на войну и не сделался противником нашим в войне. Чем он может умилостивить господина своего, как не головами сих мужей?» (1. Цар. 29. 2— 4).

Анхусу очень жаль было расставаться с верным телохранителем, который «был в его глазах как Ангел Божий», но он не мог идти против большинства. И правильно сделал. Иначе очень скоро расстался бы не только с иллюзиями, но и с головой.

Саул, услышав о приближении филистимлян, очень испугался.

Самуил, руководивший его действиями, умер, как будто назло ему. Суеверный Саул не мог обратиться ни к колдунам, ни к магам, ни к прорицателям, поскольку всех их, по требованию Саула, изгнал из страны. С большим трудом удалось отыскать дряхлую спиритистку, которую он упросил вызвать дух Самуила. Но Самуил не стал давать никаких советов своему заклятому врагу. Он не скрывал недовольства тем, что его оторвали от неотложных дел в небесной канцелярии.

«И сказал Самуил Саулу: для чего ты спрашиваешь меня, когда Господь отступил от тебя и сделался врагом твоим? Господь сделает то, что говорил через меня: отнимет Господь царство из рук твоих, и отдаст его ближнему твоему, Давиду» (1. Цар. 28. 16— 17).

____________________

Пока Давид с дружиной отсутствовали, амаликитяне с юга напали на Сакелаг, разграбили и сожгли его, а женщин и детей увели в плен. Среди пленённых были две жены и два сына Давида. Дружинники его взбунтовались, и едва не побили вожака камнями. Многие из них лишились своих близких. Они обвиняли Давида в том, что он оставил город без охраны, проявил преступную халатность. Жизнь нашего героя была в опасности.

И тут Давид предпринял шаг, свидетельствующий о большой силе духа и жизненной стойкости. Он приказал священнику Авиафару, чтобы тот облек его в священнический ефод. Это было грубым, преступным нарушением закона, данного Богом Моисею на горе Синай. Священническую одежду мог облекать только левит. И не простой левит, а только прямой потомок Аарона. Но Давид был на краю гибели, он не видел другого способа, как восстановить свой авторитет у озверевших от горя дружинников.

Как оказалось, это был переломный момент в его биографии, богатой яркими событиями.

Надев ефод, Давид получил возможность — первым среди царей всей мировой истории! — напрямую общаться с Богом. Не прибегать к помощи посредников: священников, пророков, магов и прочих толкователей и переводчиков Слов Господа Бога. Ведь эти посредники толковали Божьи слова к своей выгоде, вмешиваясь в политику государства и руководя действиями царей. Во все годы правления Давида и Соломона священники были отодвинуты на задний план. Оба царя советовались не с ними, а со своими главными военачальниками и уважаемыми в народе старейшинами. В особо важных случаях царь обращался прямо к Богу. И сам мог истолковывать Его слова, а чаще всего — молчание, так, как ему это было нужно.

Впоследствии, став царём, Давид сосредоточил в своих руках все три власти: светскую, духовную и судебную. Такое единоначалие позволило ему создать крепкое государство, самое сильное в те времена на Ближнем Востоке.

____________________

С этого момента любое слово Давида воспринималось его подчинёнными, как слово Божье, противиться которому невозможно.

Воодушевлённые напутственным словом Господа, переданным через Давида, дружинники бросились в погоню за амаликянами. И захватили их врасплох, когда они шумно пировали, празднуя победу. И вернули своих жён, своих детей, своё добро, не побрезговав и добром чужим.

Но с Давидом был не весь его отряд. Наученный горьким опытом, он оставил треть, двести человек, в тылу, для охраны города. В их числе были те, кто ослаб во время предыдущего похода, и те, кто разочаровался в предводителе, считал, что военная удача покинула его.

И тут Давид сделал ещё один мудрый шаг, вернувший ему любовь товарищей, чрезмерно укрепивший его авторитет.

До этого момента военная добыча делилась только между теми воинами, кто непосредственно участвовал в сражении. Давид поломал этот порядок.

«И пришёл Давид к тем двумстам человек, которые не были в силах идти за ним. И вышли они навстречу Давиду и навстречу людям, бывшим с ним. И подошёл Давид к этим людям, и приветствовал их.

Тогда злые и негодные из людей, ходивших с Давидом, стали говорить: за то, что они не ходили с нами, не дадим им из добычи, которую мы отняли; пусть каждый возьмёт только свою жену и детей и идёт.

Но Давид сказал: не делайте так, братья мои. После того, как Господь дал нам это и сохранил нас, и предал в руки наши полчище, приходившее против нас. И кто послушает вас в этом деле? Какова часть ходившим на войну, такова часть должна быть и оставшимся в обозе; на всех должно разделить.

Так было с того времени и после; и поставил он это в закон и правило для Израиля до сего дня» (1. Цар. 30. 21— 25).

Разделив добычу поровну, Давид достиг большего, чем победил бы в десяти сражениях. В нём стали видеть великодушного и справедливого вождя, защитника слабых и обиженных.

Давид не забыл и своих тайных друзей при дворе Саула. Им и старейшинам во многих городах Израиля он слал дорогие подарки и обещал высокие должности, в случае своего прихода к власти. Так он завоевывал себе всё новых и новых сторонников.

____________________

В неравном сражении с филистимлянами погиб царь Саул и трое его сыновей, в том числе, Ионафан. Тяжело раненый Саул умер достойно, не желая попасть живым в руки врагов.

«И сказал Саул оруженосцу своему: обнажи свой меч и заколи меня им, чтобы не пришли эти необрезанные и не убили меня, и не издевалися надо мною. Но оруженосец не хотел, ибо очень боялся. Тогда Саул взял меч свой и пал на него». (1. Цар. 31. 4)

Очень сильно горевал Давид, узнав о гибели Саула и любимого Ионафана. Рвал на себе одежды, причитал и лил горючие слёзы.

Но это были слёзы лицемера. Давид наложил на себя и на дружину длительный пост. Как Вы думаете, сколько времени они постились? Неделю? Месяц? Сто дней? Ни то, ни другое, ни третье. Их горе было так велико, что они постились… до вечера.

«И рыдали, и плакали, и постились до вечера о Сауле, и о сыне его Ионафане, и о доме Господнем, и о народе Израилевом, что пали от меча» (2. Цар. 1. 12)

Один из воинов — амаликян опрометчиво решил, что получит от Давида награду, если обрадует его известием о смерти Саула. Он даже прихвастнул, что своей рукой добил раненого царя. Это была его роковая ошибка.

«Тогда Давид сказал ему: как не побоялся ты поднять руку, чтобы убить помазанника Господня? И призвал Давид одного из отроков, и сказал ему: подойди, убей его». (2. Цар. 1. 14— 15)

В сознании Давида жизнь Божьего помазанника была неприкосновенной. Он внушал это и своим приближённым. Очень заботило его своё будущее.

После смерти Саула на престол сел его сын Иевосфей. Этот Иевосфей появился из небытия. Несколько раз перечисляются в Библии сыновья Саула, но такое имя нигде не упоминается. Оставим это на совести дееписателей.

Наследник трона был робок и нерешителен. Он стал марионеткой в руках грозного Авенира, начальника Саулова войска.

Воспользовавшись слабостью нового царя, Давид отторг Иудею, южную часть государства, и провозгласил себя царём её. Столицей своей он избрал небольшой город Хеврон. Здесь правил Давид более семи лет, постоянно враждуя с домом Саула. В одной из битв Авенир вынужденно, сам не желая того, убил Асаила,

одного из племянников Давида. Два других племянника, Иоав и Авесса стали кровными врагами израильского военачальника.

Авенир всё более и более прибирал к рукам власть в Израиле. Он обнаглел настолько, что взял себе одну из наложниц умершего Саула. Это была неслыханная дерзость. Иевосфей, преодолев свой страх пред могучим Авениром, резко выразил ему своё недовольство. Тогда вспыльчивый Авенир поклялся, что отторгнет царство от дома Саулова и отдаст его Давиду.

Наполняя угрозу, он направил послов к Давиду с предложением о мире. Он готов был, ценою предательства, отдать Израильское царство Давиду, но оговаривал для себя место начальника над объединённым войском, чуть ли не соправителя. Давид притворно согласился на эти условия, хотя прекрасно понимал, что такой сильный компаньон для него будет опасен. Но Давид не мог так просто, без повода, отобрать власть у Иевосфея, зная, что должен будет убить его. Это был помазанник Божий. Нужен был серьёзный повод. И повод нашёлся. Давид потребовал от Иевосфея, чтобы ему была возвращена первая жена, царевна Мелхола.

«И отправил Давид послов к Иевосфею, сыну Саулову, сказать: отдай жену мою Мелхолу, которую я получил за сто краеобрезаний Филистимских» (2. Цар.3. 14)

Давид терпеть не мог Мелхолу. Он не преминул унизить её достоинство, уценив её наполовину, — ведь она стоила двести краеобрезаний. Испуганный царь был вынужден отобрать сестру у законного мужа, и выслать её белокурому шантажисту.И всё же это не помогло Иевосфею.

Авенир решил, что песенка израильского царя спета, и пора переходить на службу к более сильному властителю. Он прибыл к Давиду с двадцатью своими людьми, и подписал договор о полной и безоговорочной капитуляции, впрочем, не позабыв ранее выдвинутых условий.

После пира, которым ославили великую сделку, ободрённый Авенир отправился домой смещать Иевосфея. Но он не догадывался, насколько коварен Давид, который шёл к своей цели по трупам. Только что Иудейский царь пообещал, что устранит Иоава, стоящего во главе его войска, и поставит Авенира главнокомандующим. Но у него и в мыслях этого не было.

Иоав, кровный враг Авенира, не присутствовал при подписании капитуляции. Но вернулся, как и предполагал Давид, через пару часов после отъезда израильской делегации.

Давид, только что скрепивший договор торжественной клятвой перед Богом, желал остаться чистым и безгрешным. Но что мешало ему в разговоре со старым врагом своего нового друга как бы невзначай заметить: «Знаешь, племянник, у меня в гостях был Авенир. Мы с ним посидели за бокалом вина, вспомнили молодость, забыли старые распри, кое — что подписали. Если бы ты пришёл на час раньше, ты ещё бы его застал».

Иоаву не надо было повторять дважды. Молодая кровь закипела в нём. Он тотчас же вскочил на коня и помчался вслед своему кровнику. Догнав посольство, он скрыл свои чувства, и сказал, что Давид позабыл внести ещё один пункт в договор, и просит Авенира вернуться.

«Когда Авенир возвратился в Хеврон, то Иоав отвёл его внутрь ворот, как будто для того, чтобы поговорить с ним тайно. И там поразил его в живот.

И услышал после Давид об этом, и сказал: не винен я и царство моё вовек пред Господом в крови Авенира, сына Нирова. Пусть падёт она на голову Иоава и на весь род отца его. И оплакал царь Авенира». (2. Цар. 27— 33)

Крокодиловы слёзы. Давид так горевал о смерти друга, что решил отказаться от еды и постился… сколько времени? Правильно, до вечера. А Иоав, которого царь вроде бы проклял, так и остался во главе войска.

Между этими двумя было полное согласие. Не знаю, умел ли Иоав читать. Но он прекрасно читал между строк, угадывал самые потаённые мысли царя.

Народу очень понравилось поведение Давида, верность его данной клятве. Любовь народа к нему возросла ещё сильнее.

Иевосфей, оставшись без военачальника, был полностью беззащитен. Но и эту незначительную преграду Давид не захотел убирать собственноручно. К израильскому царю были подосланы двое убийц, которые закололи его во время сиесты.

Голову Иевосфея они принесли Давиду, рассчитывая на обещанную награду. И царь щедро наградил их: они были тут же казнены. И поделом, — ведь они подняли руку на помазанника Божьего. Давид, как и на службе у Анхуса, без сожаления и без промедления убирал свидетелей своих преступных замыслов и поступков. Не только свидетелей, но и исполнителей.

Ничто уже не мешало Давиду занять оба трона. Которые он вскоре переделал в один, но зато — очень большой.

____________________

Конечно, грех смеяться над покойником. Тем более — помазанником. Но уж очень забавны некоторые библейские свидетельства. Не только грустно, но и очень смешно читать о последних минутах жизни Иевосфея.

«И пришли в самый жар дня к дому Иевосфея; а он спал на постели в полдень. И вошли внутрь дома, как бы для того, чтобы взять пшеницы; и поразили его в живот и убежали. И они поразили его, и умертвили его, и отрубили голову его, и взяли голову его с собою, и шли пустынною дорогою всю ночь» (2. Цар. 4. 5— 7)

Очень беспечным был этот трусливый царь. Спал без всякой охраны. К его телу мог приступить любой желающий или голодный, которому позарез нужна была пшеница. Спал он не в хоромах, как положено царственной особе, а в каком — то амбаре, где царям спать категорически запрещается. Поэтому убийцы, на вопрос амбарного сторожа, чего пришли с ножами, скромно отвечали: пришли взять щепотку зерна для голубей.

Потом они закололи царя и убежали. Но вспомнили, что не захватили вещественного доказательства. Тогда они вернулись с топором, снова закололи царя и отрубили покойнику голову. И опять же никто их не задержал. Да и с чего бы, мало ли народу шастает сюда туда. А пшеницы много, не жалко, всем хватит. Всю ночь шли убийцы по пустынной дороге, рискуя, что бесценную голову могут у них отнять. Но всё кончилось очень удачно. Вместо одной отрубленной головы к утру оказалось целых три.

____________________

Давид решил перенести столицу в большой город — Иерусалим. Но легко решить, трудно сделать. В городе этом испокон веков жили иевуссеи. Если вы уже забыли, то я напомню, что ещё Аврааму Господь клятвенно обещал выгнать иевуссеев, в числе шести народов, из земли Обетованной. Но самим иевуссеям об этом не сообщил. Поэтому они безмятежно жили в центре иудейского государства, занимая столь красивый город, который вдруг понадобился Давиду для осуществления своих великодержавных планов.

Иевуссеи со стен осаждённого города посмеивались над Давидом. Такого героя, кричали они, погонят наши немощные хромые и слепые. Давид так обиделся, что, когда всё же взял приступом Иерусалим, тут же перебил всех хромых и слепых.

«Посему и говорится: слепой и хромой не войдёт в дом Господень». (2. Цар. 5. 8)

Очень поучительное замечание, показывающее суть библейского понятия о милосердии и любви к ближнему.

____________________

Филистимляне не отказывались от агрессивных планов подчинить себе еврейское государство. И опять пошли на него войной. Давид, умело применяя разнообразную тактику и стратегию, разгромил их в нескольких битвах, расширив границы своего царства и выйдя к богатым портам Средиземного моря. Всякий раз перед важным сражением Давид напрямую советовался с Богом. И Бог всегда давал ему верные советы, которые приводили к победам. Думаю, что ответы Господу подсказывал сам Давид.

С целью упрочения своей власти Давид решил перенести ковчег завета, вместе с Самим Господом, сидящим на крышке ковчега между херувимами, в новую столицу. Но он не был уверен, понравится ли Господу переезжать с места на место. И поэтому не хотел подвергать себя риску Божьего наказания.

И опять Давид нашёл блестящий, хитроумный выход из сложившейся ситуации. Он решил подставить под карающую десницу другого человека, своего хорошего приятеля. И оставил ковчег на половине пути между прежним местом и Иерусалимом. Давид решил переждать и посмотреть: что же будет?

Господь как будто остался доволен.

«Когда донесли царю Давиду, говоря: „Господь благословил дом Аведдара и всё, что у него, ради ковчега Божия“, то пошёл Давид и с торжеством перенёс ковчег Божий из дома Аведдара в город Давидов» (2. Цар. 6— 12).

Ликующие толпы народа приветствовали ковчег на всём пути его. Все были празднично одеты. Музыканты трубили в дуды, играли на гуслях и тимпанах, шуты кривлялись,

акробаты крутили сальто. На телегах, едущих за колесницей с ковчегом, громоздились горы провизии. Слуги царя бросали в толпу хлебы, куски жареного мяса, лепёшки, связки изюма и смокв.

И сам царь, народный любимец, полуголым «скакал изо всей силы перед Господом».

Мелхола, которая никогда не была именована царицей, презрительно смотрела из окна дома на пляшущего и дурачащегося мужа.

«Когда Давид возвратился, чтобы благословить дом свой, то Мелхола, дочь Саула, вышла к нему навстречу и сказала: как отличился сегодня царь Израилев, обнажившись сегодня пред глазами рабынь рабов своих, как обнажается какой — нибудь пустой человек.

И сказал Давид Мелхоле: пред Господом, который предпочёл меня отцу твоему и всему дому его, утвердив меня вождём народа Господня, Израиля; пред Господом играть и плясать буду. И я ещё больше унижусь, и сделаюсь ещё более ничтожнее в глазах моих, и перед служанками, о которых ты говоришь, я буду славен» (2. Цар. 6. 20— 22)

«Унижаясь, возвышусь!» — таково было жизненное кредо Давида, великого популиста.

____________________

Своими благими делами, а ещё более, своей преданностью, Давид заслужил ещё большую любовь Господа. И Господь предсказал ему и всему дому его великое будущее.

«Я был с тобою везде, куда ни ходил ты, и истребил всех врагов твоих пред лицом твоим, и сделал имя твоё великим, как имена великих на земле. И я устрою место для народа Своего, для Израиля, и укореню его, и будет он спокойно жить на месте своём, и не будет тревожиться больше. И люди нечестивые не станут больше теснить его, как прежде.

Когда же исполнятся дни твои, и ты почиешь с отцами твоими, то Я восставлю после тебя семя твоё и упрочу царство его. Он построит дом имени Моему, и Я утвержу престол царства его навеки. Я буду ему отцом, а он будет Мне сыном; и, если он согрешит, Я накажу его жезлом мужей и ударами сынов человеческих» (2. Цар. 7. 9— 13)

Уже в который раз я спрашиваю себя: для чего Бог встревает в сторические события, не спросясь, является на сцену и начинает высокопарно держать речь? Зачем Он каждый раз напоминает о Своих выдающихся заслугах? Мы уже знаем, насколько велико Его «могущество». Филистимляне несколько веков угнетали евреев, пока, наконец, не явился сильный еврейский вождь, который положил конец этому беззаконию. Если бы Господь был действительно могуч, почему Он этого не сделал Сам, не дожидаясь появления на свет Давида? Почему Иисусу Навину, почему Самсону не помог избавить Свой народ от угнетателей? Не смог, без помощи Давида, изгнать маленькое племя, которое владело всего одним городом. Так чего же Он стоит?

И теперь, когда уже всё решено, Он является со своими глупыми прогнозами. Но ведь Он же ещё Аврааму обещал, что его потомки будут спокойно и вольготно жить на земле Обетованной. Не сбылось! Теперь Он то же самое обещает Давиду. Не сбудется!

«Я утвержу престол царства его навеки», — говорит Он, имея в виду Соломона. Не утвердил!

Сразу же после смерти Соломона половина царства была отторгнута от престола Давида. И обе эти половинки, раздираемые междоусобными войнами, вскоре ослабели, и были разгромлены более сильными язычниками. И заникли на долгие века. И Бог не спас их.

«Если он согрешит, Я накажу его». Во второй половине своего сорокалетнего правления Соломон повернулся к Иегове задом, стал служить другим богам, ставил им капища и жертвенники. И не был наказан. Прекрасно дожил до конца своих дней, в роскоши и довольстве, окружённый сотнями жён и наложниц. И умер своей смертью. И, будучи стариком, даже ни разу не заболел, не дав Библии возможности представить эту болезнь, как наказанье Божье. А вот верный раб Божий Давид в не такой уж старости (он умер в семьдесят лет) был очень болен и немощен.

Увидев, что Соломон грешит, Господь счёл своим долгом явиться к нему с заявлением, что забирает назад клятву, данную Давиду. За тяжкие грехи Соломона, поклялся Он, будет наказано его потомство. Но почему же не сам Соломон? Так надо. «Я сказал». Что же это за клятвы такие, которые даются и забираются? Почему Господь не предусмотрел отступничество Соломона, и не сказал Давиду, что в этом случае клятва аннулируется?

Тысяча вопросов, на которые у Библии нет ответа.

Но Давид никаких вопросов Господу не задавал. Он был безмерно счастлив, что Господь снизошёл до приватной беседы. Царь был так растроган, что позволил себе смелое сравнение. Он сказал, что Господь поступает по — человечески. Потрясающе!

«Кто я, Господи, что Ты меня так возвеличил? И этого ещё мало показалось в очах Твоих, Господи мой, но Ты возвестил ещё о доме раба Твоего вдаль. Это уже по — человечески, Господи мой, Господи» (2. Цар. 7.18— 19).

____________________

Давид одержал несколько побед над филистимлянами и моавитянами. Ужас Господень шёл впереди его войска. Потому что Давид не брал пленных. Всем захваченным солдатам противника тут же рубили головы.

Он не жалел и мирных жителей взятых городов. Горожан собирали на центральной площади и, независимо от пола и возраста, укладывали на землю плотными рядами, одного возле другого. И мерили верёвкой, потому что считать было недосуг.

«Две верёвки на умерщвление, а одну верёвку на оставление в живых» (2. Цар. 8. 2)

Оставляли в живых каждого третьего. Но этот третий завидовал мёртвым. Потому что, до конца своих дней, должен был каторжно трудиться в каменоломнях, рудниках, на лесоповале. Может ли быть нечто ужаснее таких зверских расправ над мирными жителями? Может.

Победив аммонитян и захватив их столицу Равву, «взял Давид венец царя их с головы его, — а в нём был золота талант и драгоценный камень, — и возложил его Давид на свою голову, и добычи из города вынес очень много. А народ, бывший в нём, он вывел, и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи. Так он поступил со всеми городами Аммонитскими» (2. Цар. 12. 30— 31).

Вот какие богоугодные подвиги во славу Господа совершал Давид — белокурая бестия!

Замечу, кстати, что моавитяне и аммонитяне не были какими — то презренными и проклятыми Ноем хамитами. Это были те же братья — семиты, потомки Лота, племянника Авраама. (Быт.19. 38). Это были потомки благословенного Сима.

Впрочем, мне не жалко ни тех, ни других. Потому что они были рабами не нашего Бога.

Больше всего мне, представьте себе, жалко царя Давида. Как ему приходилось тяжело, бедняге! Особенно — после захвата Раввы. Как он не свернул себе шею, возложив на себя золотой венец, в котором был талант золота?

А талант, дорогие дети, весил в то время ни много, ни мало — тридцать четыре килограмма.

Эта победа, как и победа в поединке над Голиафом, была приписана героизму Давида. Иоав уже ночью взял бы Равву, но медлил с последним штурмом. Он послал Давиду гонца с просьбой поспешить, пока Равва не пала. Потому что, в этом случае, вся слава достанется не царю, а ему, Иоаву. И царь поспешил, и во главе войска вошёл в город.

Так пеклись победы для Давида. Так совершал он свои героические подвиги. (2. Цар. 12. 27— 28)

____________________

Царь безжалостно расправлялся не только с внешними, но и с внутренними врагами. Весь род Саула и все его приближённые были истреблены.

Однажды Давиду донесли, что чудом спасся единственный сын Ионафана, Мемфивосфей. Этот несчастный мальчик был хил и хром на обе ноги. И не мог представлять для Давида опасности. Поэтому царь решил проявить чудо великодушия и, вроде бы, в память о той клятве, которую когда — то дал любимому другу Ионафану, оставил Мемфивосфея в живых. Потомок Саула получил место за царским столом, что было почётно. Но в то же время позволило Давиду держать его под постоянным присмотром. Это был почётный домашний арест.

Давид сильно раздвинул границы своего государства. Теперь оно простиралось от Великого моря на западе до реки Евфрат на востоке, от границ с Египтом на юге, до границ с Сирийским царством на севере.

Разгромив южных соседей, Давид решил вплотную заняться сирийцами. И двинул против них полки Иоава. Сирийцы позвали на помощь аммонитян. Перед решающим сражением армии этих двух народов окружили с севера и юга армию израильтян.

Иоав сохранил присутствие духа. Он разделил своё войско. Сам с большей частью стал лицом к сирийцам, а меньшую часть, под командованием своего брата Авессы, поставил лицом к аммонитянам.

Так стали два храбрых брата — спиной к спине, лицами к врагам. «Если одного из нас будут одолевать, — сказал Иоав, — другой придёт ему на помощь.

Иоав оказал такое давление на сирийцев, что они побежали. Аммонитяне, услышав вопли своих союзников, тоже отступили. Но сирийцы быстро собрались с силами, сомкнули свои ряды, и, в свою очередь, стали теснить израильтян. Услышав об этом от гонцов, царь Давид быстро собрал ополчение, перешёл вброд Иордан и с тыла, с северо — востока, напал на сирийцев.

Армия врага была разбита наголову, потеряла семьсот колесниц и сорок тысяч всадников. Конечно, эти числа, как и все библейские числа, не внушают доверия, но факт остаётся фактом, — семьдесят лет, до конца правления Соломона, сирийцы не только не беспокоили израильтян, но платили им дань.

Но ничто не вечно в этом мире…

____________________

В этот год наступил перелом в личной жизни Давида. Ему уже было за тридцать. Бурные молодые годы наложили на нёго свой отпечаток. Он выглядел старше своих лет. Это был умудрённый, закалённый в боях и многочисленных интригах, государственный деятель, вождь народа. Но сердце его оставалось молодым, а ориентация его не была однобокой.

Женщины никогда особо не интересовали Давида. Только такие незаурядные личности, как Авигея, жена Навала, могли пробудить в нём интерес. Количество жён царя никогда не переваливало за первый десяток, хотя он мог позволить себе гораздо более многочисленный гарем. В этом отношении он был самым бедным из государей Востока.

Только одной женщине всё же удалось покорить его сердце. Это была красавица по имени Вирсавия.

Вирсавия, к сожалению, была уже замужем. Давид не остановился бы перед тем, чтобы отобрать её у мужа. Но в данном случае это было невозможно. Мужем Вирсавии был народный герой Урия, слава которого равнялась славе непобедимого Иоава. Ни армия, ни народ не простили бы царю, если бы он обидел Урию.

Дом генерала находился неподалеку от царского дворца. Давид мог часами наблюдать за Вирсавией, которая на плоской крыше дома занималась различными домашними делами, а иногда, — просто загорала на солнце полунагая и купалась в большом чане, не подозревая, что за нею следят.

Давид так возжелал её, что рассудительность и обычная осмотрительность не смогли остановить его.

«Давид послал слуг взять её; и она пришла к нему, и он спал с нею. Когда же она очистилась от нечистоты своей, возвратилась в дом свой» (2. Цар. 11. 4).

Пока Давид развлекался с Вирсавией, Урия на поле боя рисковал головой, готовый отдать жизнь за царя. Но тут у счастливчика Давида, которому всегда и во всём необычайно везло, случился прокол. Вирсавия забеременела.

Давид, обычно сохраняющий спокойствие и присутствие духа в любой критической ситуации, тут вдруг запаниковал. Дело принимало нежелательный оборот, ситуация становилась угрожающей. Надвигалась катастрофа. Давиду грозил страшный скандал, а Вирсавии — мученическая смерть.

Конечно, если бы царь приказал Вирсавии, то она бы и под пыткой не назвала его имени. Но Урия не оставил бы это преступление не расследованным до конца. Сам Давид, который был не только царём, но и судьёй народа, должен был расследовать это дело, и вынести справедливый приговор.

Блудодеяние, допущенное замужней женщиной, по законам Моисея, каралось смертью. Причём казнить следовало и её сообщника. Да и сейчас в некоторых мусульманских странах действуют такие законы.

Совсем недавно всю мировую общественность взволновала судьба африканской вдовы (не замужней женщины!), которая родила ребёнка от постороннего мужчины. Суд шариата приговорил её к укаменованию.

Но Вирсавия могла бы почитать за счастье, если бы её казнили без расследования. Нет, она должна была пройти через все адские муки, через самые изощрённые пытки, пока не назвала бы имени соблазнителя. Следовало огнём, водой, дыбой вытащить из неё это имя. Следовало клещами вытащить из неё зародыш, плод греха, и казнить его публично, у неё на глазах.

Давид этого, конечно же, не желал. Он любил Вирсавию и дорожил своей незапятнанной репутацией.

Но над его головой сгущались грозовые тучи. Даже если бы Вирсавия проглотила язык, его участие в этом деле могло получить огласку. Ведь Давид и не особенно таился. Многие слуги знали об их преступной связи.

Царь всегда ценил в своих воинах храбрость, отвагу и личную преданность. Царь всегда воздавал по заслугам, чествовал и всячески возвеличивал своих генералов и героев войны, щедро одаривал их поместьями и рабами. Имена пятидесяти самых храбрых были занесены в специальную государственную Книгу воинской славы, а оттуда дважды переписаны в Библию. (2. Цар. 23; 1. Пар. 11). Давид знал, что только на них, на военную элиту он может положиться в часы опасности, только с их помощью может одолеть многочисленных врагов. В то же время, это была сила, которую следовало опасаться всерьёз.

Мудрость и справедливость царя были притчей во языцех. Эти редкие в те времена качества подогревали любовь народа к своему вождю. Нет, конечно, как самодержец и верховный правитель, помазанник Божий, он мог позволить себе иметь не только жену генерала, но и самого генерала. Но Давид не мог позволить себе подорвать доверие к нему народа. Кроме того, он не мог предвидеть, какова будет реакция военных. Тяжкое оскорбление, нанесённое одному из самых славных, могло быть расценено, как пощёчина всей армии, проливающей кровь за своего царя.

И этого Давид допустить не мог.

Он оказался в сложнейшей жизненной ситуации. Никогда ещё ему не приходилось искать выход из столь безвыходного, тупикового положения. Была, всё же, одна — единственная возможность, как тихо уладить дело, и он решил испробовать её.

Он срочно отозвал Урию из действующей армии. Якобы для того, чтобы узнать от него, какова ситуация на фронте, и обсудить с ним некоторые стратегические вопросы. Подпоив славного воина, Давид долго не задерживал его. Ласково потрепав героя по плечу, царь понимающе намекнул, что тот, конечно же, соскучился по красавице жене.

Отправив Урию домой, царь радостно потирал руки и восклицал, как впоследствии Александр Пушкин: «Ай да царь! Ай да молодец!» Он хитро рассчитал, что Урия, переспав с Вирсавией, сочтёт родившегося ребёнка за своего. Кто тогда, право же, считал месяцы!

Но высланные агенты донесли, что Урия всю ночь провёл на пороге своего дома, так и не отметившись у Вирсавии.

Царь пригласил солдата на завтрак и, скрывая озабоченность, спросил его, как бы в шутку: «Так что, мой друг, показал ли ты и сегодня ночью себя героем? Был ли ты так же стоек в ночном сражении?»

На что доблестный воин с достоинством отвечал: «Может ли раб твой предаваться любовным утехам, в то время как мои товарищи гибнут в бою за моего господина?»

Давид был тронут до слёз таким проявлением благородства, преданности и чувства долга. Но прослезился он оттого, что так прекрасно придуманный план потерпел фиаско

Отпуск был продлён ещё на один день. Но результат был тот же, плачевный. Возможно, Урия начал что — то подозревать. Потому что такой внезапный отпуск в разгар боевых операций был случаем необычным. Солдаты годами не видели своих жён. Возможно, кто — то из дворцовой челяди, обиженный Давидом, намекнул Урии, что ему следует продырявить в шлеме пару отверстий для царственных ветвистых украшений.

Тогда царь, загнанный в угол, решается на крайнюю меру, берёт на свою душу тяжкий грех. Отправляя Урию в действующую армию, он даёт ему запечатанную депешу, предназначенную главнокомандующему, Иоаву. В ней он тонко намекает племяннику, что не возражал бы, если бы Урия был поставлен в самый опасный участок сражения.

Исключительно для пользы дела, для поднятия боевого духа у воинов.

Иоаву не надо было повторять дважды, ему не надо было что — то прояснять. Иоав, как всегда, догадывался, что написано между строк, прекрасно зная нрав своего великого родственника.

«Посему, когда Иоав осаждал город, то поставил он Урию на таком месте, о котором знал, что там храбрые люди. И вышли люди из города, и сразились с Иоавом, и пало несколько из народа, из слуг Давидовых; был убит также и Урия Хеттянин». (2. Цар. 11. 16— 17).

«Нет человека, нет проблемы» — так любил говорить вождь народов великий Сталин. Очевидно, он научился этому, когда штудировал Библию в духовной семинарии, откуда был выгнан за бандитские замашки.

Убрав Урию, Давид решил большую личную проблему. Рождение Вирсавией ребёнка не должно было породить кривотолки. Ведь все знали, что Урия приезжал в отпуск. Но никто не знал, что он не появился у жены.

Иоав, вытащив для Давида каштаны из огня, имел серьёзные опасения, что царь может убрать его, как ранее убирал всех исполнителей своих преступных замыслов. Поэтому он счёл, что будет правильней, если он не станет открытым текстом отчитываться о проделанной работе и просить о вознаграждении. Он послал к царю гонца с депешей, в которой писал, что в последние дни произошло несколько жарких сражений. Армия понесла ощутимые потери. В депеше перечислялись имена погибших, среди которых ничем не выделялось нужное имя ненужного человека.

Наткнувшись на это имя, царь, как обычно, разодрал на себе одежды, громко кричал от горя, обливался горючими слезами и постился до вечера. Успокоившись, он сказал гонцу: ничего не поделаешь, пуля не выбирает. Все мы смертны. К сожалению, погибают и самые достойные.

«Тогда сказал Давид посланному: так скажи Иоаву: пусть не смущает тебя это дело, ибо меч поядает иногда того, иногда сего; усиль войну против города и разрушь его». Так ободри его» (2. Цар 11. 25).

По окончанию положенных дней траура Давид забрал Вирсавию в свой гарем.

____________________

Слухи об этом преступлении проникли в народ. То, что Давид не был наказан Господом, породило у израильтян сомнения в справедливости Бога. Тем самым Давид дал повод маловерам хулить Господа.

Два пророка подвизались при дворе Давида: Нафан и Гад. Они, да еще полководец Иоав, пожалуй, были единственными, кто не боялся говорить царю правду в глаза.

Нафан явился к Давиду и рассказал ему притчу о богаче и бедняке. У богача было большое стадо овец, у бедняка, — одна — единственная овечка, которую тот любил, холил и лелеял, как родную дочь. Когда к богачу пришел гость, то он пожалел зарезать одну из своих овец, но забрал овечку у бедняка. Как следует поступить с таким человеком, спросил Нафан.

«Сильно разгневался Давид на того человека и сказал Нафану: жив Господь! Достоин смерти человек, сделавший это. И сказал Нафан Давиду: ты тот человек. Но как ты этим делом подал повод врагам Господа хулить Его, то умрет родившийся у тебя сын». (2. Цар. 12. 5— 7, 14)

И действительно, новорожденный сын умер на седьмой день. В этом народ увидел руку Божью, покаравшую Давида. Грешник был сурово наказан. И подданные уже не злословили ни его, ни Бога. Наоборот, царь был достоин сострадания и участия. А где сострадание, там и любовь.

Отчего же умер родившийся ребенок? Действительно ли по воле Господа? Не были ли причиной тому те переживания, которые достались на долю Вирсавии? Возможно также, что она безуспешно применяла некоторые народные средства, способствующие прекращению беременности и выпадению плода.

Давид постился и горевал те семь дней, когда ребенок болел. Узнав, что сын умер, царь тотчас же успокоился.

«И сказал Давид: доколе дитя было живо, я постился и плакал, ибо думал: кто знает, не помилует ли меня Господь, и дитя останется живо? А теперь оно умерло: зачем же мне поститься? Разве я могу возвратить его? Я пойду к нему, а оно не возвратиться ко мне» (2. Цар. 12. 22— 23)

Ни до, ни после не было у израильтян более великого и более лицемерного царя.

____________________

У своевольного отца и сыновья были своевольными. Первенец Давида, наследник престола Амнон, так влюбился в свою сводную сестру Фамарь (дочь Давида от другой жены), что совсем потерял голову. Он не смог уговорить ее по — доброму, поскольку она берегла свою девичью честь. Тогда он хитростью заманил царевну в свою спальню, и тут же изнасиловал её. И тут же её возненавидел.

«И посыпала Фамарь пеплом голову свою, и разорвала разноцветную одежду, которую имела на себе, и положила руки свои на голову свою, и так шла и вопила. И услышал царь Давид обо всем этом и сильно разгневался» (2. Цар. 13. 19— 21).

Так сильно разгневался, что никак не наказал Амнона. И даже не поговорил с ним по душам, как строгий отец с нашкодившим сыном. Тяжелейшее преступление, изнасилование царской дочери, было замято и забыто.

Но Авессалом, родной брат Фамари, затаил обиду и искал возможности рассчитаться с насильником. Через два года у Авессалома был сабантуй по случаю стрижки овец, и он пригласил на праздник всех своих братьев. Во время пира слуги Авессалома убили Амнона.

Авессалом вынужден был бежать от гнева Давида, и находился три года в эмиграции, пока гнев отца не утих. Приютил его Фаалмай, отец его матери, царь Гессурский.

Красавец Авессалом был любимцем народа. Кроме того, как третий по счету сын, после смерти Амнона он стал законным наследником престола. Мы ничего не знаем и не узнаем о судьбе второго сына царя, Далуии, чьей матерью была Авигея, бывшая жена Навала. То ли он умер в раннем возрасте, то ли по состоянию здоровья в цари не годился. Но, может быть, Авигея считалась не женой, а наложницей, и поэтому её сын не имел права наследовать по Давиду.

В конце концов, царю пришлось простить опального сына, и позволить ему вернуться на историческую родину.

____________________

Перспектива наследования трона вскружила Авессалому голову. Причем, так сильно, что он решил не дожидаться естественной смерти отца. Переманив на свою сторону нескольких влиятельных особ, Авессалом с большой свитой отъехал в Хеврон. И провозгласил себя царем.

В Библии сказано, что это произошло в сороковой год царствования Давида (2. Цар. 15. 7). Но это — еще одна из многочисленных библейских ошибок. К ним мы уже привыкли, и не придаем им большого значения. Давид правил всего сорок лет, в том числе три, четыре года после подавления заговора Авессалома.

Исходя из библейского текста, царь Давид к старости растратил всю свою решительность и безоглядность. Он стал робким, мнительным, пугливым. Одно только известие о заговоре Авессалома ввергло его в паническую растерянность. Он спешно бежал из Иерусалима с отрядом дворцовой гвардии и несколькими преданными слугами, оставив на милость победителя свой гарем и все свои сокровища.

Авессалом с триумфом вошел в столицу. Его молодые советники настаивали на том, что следует немедленно погнаться за отрядом Давида. Покончить с ним, пока он еще слаб.

Но Авессалом внял совету мудрого старейшины Хусия, который притворился, будто предал Давида. Хусий, первый друг царя, был специально оставлен им для того, чтобы выведал планы заговорщиков и, по мере возможности, расстроил их. Мудрец посоветовал молодому царю не спешить, а сначала заручиться поддержкой всех колен Израилевых. Но такая отсрочка позволила Давиду собраться с силами.

И тут Авессалом решился на шаг, который сделал невозможным его примирение с отцом.

«И сказал Ахитофел Авессалому: войди к наложницам отца твоего, которых он оставил охранять дом свой; и услышат все израильтяне, что ты сделался ненавистным для отца твоего, и укрепятся руки всех, которые с тобою.

И поставили для Авессалома палатку на кровле, и вошел Авессалом к наложницам отца своего пред глазами всего Израиля» (2. Цар. 16. 21— 22)

Давид оставил жен и наложниц «охранять дом свой». То есть, бросил их на произвол судьбы, без всякой охраны. А этот негодник Авессалом поставил палатку, собрал в нее дам, и публично вошел. Библия не пишет, через сколько дней он оттуда вышел.

Это было невообразимое оскорбление царского достоинства, оглушительная публичная пощечина.

Но сын недооценил отца. Давид еще пользовался популярностью в народе. К нему стекались приверженцы. Кроме того, пришел на выручку доблестный Иоав с большим отрядом. Генерал был обижен на Авессалома, который отстранил его от должности главнокомандующего, поставив во главе войска другого своего двоюродного брата, Амессая.

В лагерь к Давиду, с запасами продуктов, пришел некий Сива, управитель дома Мемфивосфея. Того самого хромого сына царевича Ионафана, сердечного друга Давида. Как Вы знаете, Давид, истребив весь род Саула, сохранил ему жизнь, но сделал своим почетным пленником.

«И сказал царь: где сын господина твоего? И отвечал Сива царю: вот, он остался в Иерусалиме, и говорит: „теперь — то дом Израилев возвратит мне царство отца моего“. (2. Цар. 16. 3)

Сива лгал. Не мог Мемфивосфей надеяться на то, что Авесалом что — либо возвратит ему. И Давид, конечно же, не поверил этой клевете. Но он нуждался в союзниках, любых, даже самых незначительных. И тут же пообещал Сиве награду за измену. «И сказал Сиве: вот тебе все, что у Мемфивосфея», то есть отдавал в руки слуги все состояние царевича.

Наконец, произошло решительное сражение. Войско заговорщиков было разбито. Авессалом, спасаясь от погони, запутался густыми волосами в ветвях дуба и беспомощно повис. Подоспевший Иоав пронзил его тремя стрелами.

Такие вот незавидные судьбы были у царских сыновей.

Давид, узнав о гибели Авессалома, рыдал, рвал на себе одежды и постился. Это возмутило Иоава.

«И пришел Иоав к царю в дом, и сказал: ты в стыд привел сегодня всех слуг твоих, спасших ныне жизнь твою, и жизнь сыновей и дочерей твоих, и жизнь жен, и жизнь наложниц твоих. Ты любишь ненавидящих тебя и ненавидишь любящих тебя; ибо ты показал сегодня, что ничто для тебя и вожди и слуги; сегодня я узнал, что если бы Авессалом остался жив, а мы все умерли, то тебе было бы приятнее» (2. Цар. 19. 5— 6).

Струсив и сбежав из столицы, Давид показал себя с очень неприглядной стороны. Уже и Иоав перестал уважать его, разговаривал с ним с позиции силы.

____________________

Но и после гибели Авессалома Иерусалим продолжал оставаться в руках заговорщиков, которых возглавлял Амессай, новый главнокомандующий.

В этот опасный для него момент, Давид порылся в темных кладовых своей души, и обнаружил, что не исчерпаны в ней запасы подлости и коварства. Он послал к Амессаю гонца с депешей, в которой поклялся, что отстранит Иоава, и поставит его, Амессая, главным военачальником, сделает его вторым человеком в государстве (2. Цар. 19. 13) И Амессай клюнул на эту удочку. Путь к возвращению был открыт.

Царевич Мемфивосфей, конечно же, не строил себе никаких иллюзий. Наоборот он был очень благодарен Давиду за то, что тот сохранил ему жизнь и приютил его. Поэтому он очень переживал все эти дни, не мылся, не стригся, голодал. И, услышав о возвращении царя, первым, хромая, выбежал из ворот города ему навстречу.

«Когда он вышел из Иерусалима навстречу царю, царь сказал ему: почему ты, Мемфивосфей, не пошел со мною? Тот отвечал: господин мой царь, слуга мой обманул меня; ибо я, раб твой, говорил: „оседлаю себе осла и сяду на нем, и поеду с царем“; так как раб твой хром. А он оклеветал раба твоего перед господином моим царем. Хотя весь дом отца моего был повинен смерти пред господином моим царем, но ты посадил раба твоего, пред ядущими за столом твоим; какое же имею я право жаловаться еще пред царем? И сказал ему царь: к чему ты говоришь все это? Я сказал, чтобы ты и Сива разделили между собой поля». (2. Цар. 19. 25— 29)

Давид, как обычно, разыграл комедию, волк превратился в ягненка. Конечно же, он не говорил Сиве, что отдаст ему все имущество его господина, как он мог такое говорить! Нет, это какое — то недоразумение. Сива его неправильно понял, неверно истолковал слова. Речь только шла о разделе полей.

Первое, что сделал Давид, вернувшись в Иерусалим, — примерно наказал жен и наложниц, которые не сохранили дом его, и позволили Авессалому войти к ним без их согласия.

«И пришел Давид в свой дом в Иерусалиме, и взял царь десять жен наложниц, которых он оставлял стеречь дом, и поместил их в особый дом под надзор, и содержал их, но не ходил к ним. И содержались там они до дня смерти своей, живя, как вдовы». (2. Цар. 20. 3)

Так расправился великодушный царь Давид с женами своими, которые не взяли оружия в руки, и не защитили гарем от посягательств Авессалома. И не покончили с собой, дабы сохранить верность своему царственному мужу.

И перед Амессаем, которому Давид клятвенно обещал, что поставит его во главе войска вместо Иоава, царь никогда бы не остался в долгу. И не его вина, что в суматохе дел он немного замешкался с изданием приказа о смещении своего главного генерала, которому был обязан всем. Понятливый Иоав решил освободить Давида от необходимости извиняться перед Амессаем.

«И сказал Иоав Амессаю: здоров ли ты, брат мой? И взял Иоав правою рукою Амессая за бороду, чтобы поцеловать его. Амессай же не остерегся меча, бывшего в руке Иоава, и тот поразил его в живот так, что выпали внутренности его на землю, и не повторил ему удара, и он умер». (2. Цар. 20. 9— 10)

Нет человека — нет проблемы. Царь Давид терпеть не мог проблем, и стремился от них избавиться. Любой ценой.

«Был голод в земле в дни Давида три года, год за годом. И вопросил Давид Господа. И сказал Господь: это ради Саула и кровожадного дома его, за то, что он умертвил Гаваонитян. Тогда царь призвал Гаваонитян, говорил с ними. Гаваонитяне были не из сынов Израилевых, но из остатков Аморреев; Израильтяне дали им клятву, но Саул хотел истребить их по ревности своей о потомках Израиля и Иуды» (2. Цар. 21. 1— 2)

Здесь следует вернуться немного назад. Если Вы помните (а если нет, смотрите главу «Войны Иисуса Навина»), жители Гаваона как — то обманули израильтян. Навин действительно поклялся не истреблять их, но наложил на них тяжкую трудовую повинность. (Нав. 9. 26— 27)

Саул же, по желанию Господа, поразил амаликян. Всю жизнь воевал с филистимлянами. Но нигде в Библии не сказано, что Саул воевал против аморреев, стремился истребить гаваонитян. То есть, тех самых аморреев, истребить и изгнать которых клялся Господь Аврааму, Иакову и Моисею. Даже если бы Саул и истреблял аморреев, то делал дело, угодное Господу.

Но и тут библейские дееписатели запутались и пытаются запутать нас. В Гаваоне жили не аморреи, а евеи (Нав. 11. 19) Правда, и этих евеев Господь должен был изгнать с земли Обетованной.

Саул не был связан клятвой, которую дал Иисус Навин. Он имел полное право истреблять евеев «по ревности своей о потомках Израиля». Но он этого не делал, не имел таких умыслов. Нигде в Библии это не написано. Отчего же Господь решил через сорок лет после смерти Саула мстить Давиду и Израильтянам за его мнимые злодеяния? Вы не знаете, с чего бы это еврейский Господь отстаивал интересы аморреев и евеев?

Дело было не в Сауле. И не в Господе. Господа приплел Давид для осуществления своих преступных замыслов. Престарелый царь вспомнил, что не доистребил потомков Саула, и теперь они представляли для него некоторую опасность. И опять же ему понадобились исполнители.

Чем старше становился Давид, тем больше боялся Бога. И поэтому не хотел навлекать на себя и свой дом гнев Божий за убийство невинных наследников помазанника Божьего.

Поэтому он призвал гаваонитян, чтобы посоветоваться с ними. Не понимаю, сказал он им, за что Господь уже третий год гневается на Израиль, и насылает на него голод. Очевидно, его народ чем — то провинился перед Господом. Сам он, Давид, за собой никакой вины не чувствует, в жизни своей никого не обидел. Но, может быть, народ рассчитывается за грехи Саула? Не провинился ли чем Саул пред вами?

Старейшины сначала недоумевали, не понимая, к чему ведет царь. Но вскоре смекнули, что к чему. И при народе заявили: да, Саул провинился. Он нарушил священную клятву, хотел (хотел!) истребить нас. Во искупление греха, чтобы мы помолились о вас Господу, выдай нам царь, потомков Саула. И мы красиво повесим их на городской стене.

Требование гаваонитян было дерзким. Жители маленького городка, к тому же не евреи, смели чего — то требовать от всесильного царя. Но Давид был очень справедливым человеком. Поэтому он не только не разгневался на гаваонитян, но и вынужден был признать их правоту.

«И взял царь двух сыновей Рицпы, дочери Айя, которая родила Саулу Армона и Мемфивосфея, и пять сыновей Мелхолы, дочери Сауловой, которых она родила Адриэлу, и отдал их в руки гаваонитян, и они повесили их на горе пред Господом. И погибли все семь вместе». (2. Цар. 21. 8— 9)

В Библии сказано: «пять сыновей Мелхолы». Но мы уже знаем, что эта Книга — великая путанница. Жена Давида Мелхола была бесплодной. Замужем за Адриэлом была Мерола, старшая дочь Саула (1. Цар. 18. 19).

«И творил суд и правду». Можно представить, какой суд и какую правду творил человек с такой ущербной моралью.

Насколько израильтяне любили Давида, настолько ненавидели его окружающие народы. Он наводил на них ужас, так как жестоко пытал и убивал пленных и мирных граждан. Один только старейшина Семей сказал Давиду правду в лицо, назвав его убийцей и беззаконником.

И на смертном ложе Давид остаётся верен своим принципам. Он хочет быть чист перед Богом, но его мстительная натура не знает покоя, жаждет удовлетворения. И опять у него под рукой послушный исполнитель.

«Вот еще у тебя Семей, сын Геры. Он злословил меня тяжким злословием. Но он вышел на встречу мне у Иордана, и я поклялся ему Господом, говоря: „я не умерщвлю тебя мечом. Ты же не оставь его безнаказанным; ибо ты человек мудрый, и знаешь что тебе делать с ним, чтобы низвести седину его в крови в преисподнюю“. (3. Цар. 2. 8— 9).

Соломон, став царем, посадил Семея под домашний арест, а затем воспользовался незначительным предлогом, чтобы убить его. И, как его отец, сделал это чужими руками, руками военачальника Ванеи.

Иегова всё же признал, что Давид ходил путём Господним, сохраняя уставы и заповеди Его. (3. Цар. 3— 14).

Всё, угодное Господу, что делал Давид, заключалось в том, что он был предан Господу. А за это Иегова готов простить даже самые тяжкие преступления.

«Вот последние слова Давида, сладкого певца Израилева» (2. Цар. 23. 1).

Давид назван сладким певцом Израиля. Согласитесь, что по отношению к мужчине этот эпитет звучит несколько двусмысленно.

Библия включает в себя «Псалтырь» — сборник псалмов царя Давида. Эта книга сладкоречивых гимнов, славящих Господа и царя Давида, не заслуживает, на мой взгляд, особого разбора. Думаю, что псалмы возникли гораздо позже, и Давид к ним никакого отношения не имеет. В одном из них, например, говорится, что цари Савы принесут Соломону дары (Пс. 71.10). Ни Давид, ни регенты хора его, не могли знать заранее, за три десятка лет, что царица Савская решит навестить Соломона.

____________________

… Заключая эту главу, я хотел бы заново отточить свой карандаш и провести некоторые параллели. И опрометчиво сравнить две исторические личности, которые как будто не подлежат сравнению.

Возможно, эти параллели будут Вам резать слух и даже раздражать Ваше зрение. Возможно, что Вы иронически хмыкните, или гневно насупите брови. Возможно, что Ваше национальное самосознание будет задето.

Не беда. Думаю, что и без того я довольно больно Вас задеваю. Но ведь и цель этой книги — задеть Вас как можно больнее, провести Вашей вялой душе курс шоковой терапии. Ведь все мы, по сути, до известной степени, — садисты и мазохисты.

Поэтому я не могу не высказать вот такую ор — р — ригинальную мысль: еликий царь Давид Иессеевич был для еврейского народа тем же, кем для русского народа впоследствии стал великий царь Пётр Алексеевич.

У этих двух выдающихся фигур мировой истории оказалось, на удивление, очень много общего, в характерах, поступках и судьбах. Ну просто, — мистика какая — то! Хотя автор ни в какую мистику и в иную чепуху, вроде — поверий, суеверий, гаданий, предсказаний, чудесных явлений, астрологических, нумерологических и прочих расчетов, счастливых и несчастливых чисел, вещих снов, наговоров, — никогда не верил, не верит и Вам верить не советует.

И всё же — судите сами.

В юности Давид едва избежал смерти от руки царя Саула.

То же — царевич Пётр во время стрелецкого бунта.

Давид не чурался простых людей, частенько одевался, как скоморох, пел и плясал в толпе, играл на гуслях и свирели, пил, дурачился, был с холопами на равных.

То же — Пётр с его пирушками в Немецкой слободе, работой на верфи в качестве простого плотника.

Давид ограничил влияние священников, отодвинул их на задний план, не позволял им вмешиваться в государственные дела.

И Пётр резко ограничил влияние бояр, правил самодержавно.

Давид вербовал себе приверженцев из простого народа. В друзьях и ближайших помощниках он ценил не знатность, а смелость и личную преданность.

То же — Пётр, который частенько ставил простолюдинов выше благородных дворян.Давид не любил свою первую жену, царевну Мелхолу, пренебрегал ею и унижал её.Пётр также не любил свою первую жену, игнорировал её, называл Дунькой и, в конце концов, заточил в монастырь.

Давид уже в зрелом возрасте влюбился в красавицу Вирсавию, «избавил» её от мужа и сделал своей главной женой.

Пётр в зрелом возрасте влюбился в Екатерину, забрал её от мужа и сделал императрицей.

Все вожди, князья, судьи и другие предводители израильтян, вплоть до Саула, решив немножко повоевать, были вынуждены идти на поклон, просить воинов у начальников колен Израиля и старейшин. От старейшин зависело, сколько воинов будет в ополчении, и будут ли они вообще. Перед самой битвой начальник колена мог отозвать своих людей, чем ставил под удар других.

Огромная заслуга Давида состоит в том, что он первым в Израиле и Иудее, и даже первым на всём Ближнем Востоке, создал регулярную, хорошо обученную армию, ввёл воинскую повинность.

То же — Пётр с его потешными полками, переросшими в регулярную армию.

Давид большую часть жизни воевал с филистимлянами, пока не разгромил их, и не открыл путь к богатым портам Средиземного моря. Это впоследствии позволило ему и Соломону доставлять заграничные товары морским путём.

Пётр большую часть жизни воевал со шведами, разгромил их, открыл России дорогу к портам Балтийского и Северного морей.

Давид перевёл столицу в Иерусалим, взял штурмом близлежащую крепость Сион, которую стали называть городом Давидовым.

Пётр построил северную столицу и назвал её Петербургом — городом Петра.

Давид, почувствовав силу, истребил род Саула и всех его приближённых.

Пётр во всём видел заговор, безжалостно истреблял родственников и сторонников царевны Софьи.

Давид сильно расширил границы объединённого царства, сделал его самым сильным на Ближнем Востоке.

Пётр сильно расширил границы России, сделал её самым сильным государством в Восточной Европе.

Личная гвардия царя Давида состояла из иноплеменников: хелефеев и фелефеев. И Пётр привлёк многих иностранцев в свою гвардию Давид воспитал плеяду славных военачальников, записал их имена в Книгу славы Израиля.

То же — Пётр. Имена его славных полководцев записаны навечно в исторических летописях и в пушкинской «Полтаве».

Сын Давида Авессалом составил против него заговор, едва не стоивший царю жизни. Авессалом погиб от руки ближайшего соратника Давида, заговор был подавлен.

Сын Петра — царевич Алексей — составил против него заговор. Заговор был раскрыт, Алексей был казнён.

Оба царя — и Давид, и Пётр — были любимцами своих народов, о них ходили легенды, им пели гимны, их обожествляли.

Но в то же время (нет, времена были разными), оба они были самодержцами, восточными сатрапами, деспотами и тиранами. Оба они шли к своей цели по трупам, не выбирая средств. Оба применяли изощрённые пытки и казни для устрашения и ликвидации внутренних и внешних врагов. Но иными они быть и не могли. Иначе бы так долго не усидели на троне.

И Давид, и Пётр правили примерно одинаково долго, около четырёх десятков лет.

Вот такие забавные и поучительные параллели. Как видите, некоторые, на первый взгляд, невозможные сравнения, на второй взгляд становятся вполне возможными.