Работа всегда приносила Лиз ни с чем не сравнимую радость. Теперь она превратилась еще и в убежище, где она могла хоть ненадолго забыть о Гарри. Лишь в те дни, конечно, когда он сам не появлялся в приюте.
Сегодня Лиз внимательнейшим образом осмотрела парковку, но не обнаружила знакомой машины. Ожидала испытать облегчение, но почувствовала почему-то горькое разочарование. Все, связанное с Гарри, давно перестало ее раздражать, теперь она испытывала растерянность и какую-то безысходность.
Он ей небезразличен. Это еще мягко сказано. Она без ума от него. Она боялась назвать это чувство любовью. Если это любовь, то тем хуже для нее. Она обречена любить, не надеясь, что он ответит ей взаимностью. Гарри много раз говорил, что к браку он не готов, что пока не встретил подходящей женщины. Он боится любить, боится так же, как она.
Лиз давным-давно решила для себя: она никогда не допустит, чтобы с ней случилось то, что произошло с ее отцом. Она не хочет, чтобы кто-то разбил ее сердце. И что теперь? Она места себе не находит, сознавая, что впереди ее ждут лишь еще большие страдания.
Лиз вздохнула, переложила портфель в левую руку и распахнула дверь. Странно. Не слышно привычного шума и гама, телевизор не орет голосом баскетбольного комментатора, никто не верещит и не хохочет, подошвы кроссовок не шлепают по линолеуму. Что-то случилось? Она перепутала день? У стола дежурной никого нет. Лиз прошла дальше и вдруг увидела Джонни. Мальчик сидел на краю стола, болтая ногами. Волосенки как всегда растрепаны. Но сегодня в нем появилось что-то новое. Он больше не сутулится, не опускает голову. В глазах живой блеск.
— Ой, Джонни, здравствуй! Как дела! А где все остальные?
Джонни пожал плечами.
— Давай пойдем в комнату отдыха и поболтаем?
Джонни не ответил, но охотно слез со стола. Может, он и не разговаривает с ней, но все-таки контакт налицо. А если бы здесь был Гарри…
— Ты чем-то взволнован, — заметила Лиз. — Сегодня произошло что-то особенное?
Он опять пожал плечами.
— А-а, ты волнуешься из-за свидания в пятницу, — догадалась Лиз. — Мистер Моррисон сказал мне, что одна семейная пара хочет с тобой познакомиться. Я права?
Он привычно пожал плечами, но на этот раз Лиз заметила на его личике легкую улыбку. Вот оно что. Малыш мечтает о семье, о доме. Дай Бог, чтобы все сложилось!
— Давай попробуем закончить мозаику, — предложила Лиз, — и ты мне расскажешь…
— Сюрприз!!!
От оглушительного детского крика Лиз остановилась как вкопанная. Откуда ни возьмись, появились ребятишки, они окружили Лиз, смеясь, хохоча и подпрыгивая. Следом за ребятами появились воспитатели и сестры, они встали в кружок и, улыбаясь, хлопали в ладоши.
Лиз недоуменно повернулась к Джонни.
— Мы решили устроить вам праздник, — сообщил он.
По собственной инициативе!
— И ты тоже?
Малыш важно кивнул и улыбнулся. От этой улыбки у Лиз потеплело на душе.
Вдруг она увидала Гарри. Он стоял сзади, а рядом с ним старая Марго, мама и Салли. Они смотрели на Лиз и улыбались.
Гарри двинулся к ней, и у нее бешено заколотилось сердце.
— Ну как, удивилась?
— Еще бы! А что празднуем?
Тут вперед выступил мистер Моррисон и торжественно провозгласил:
— Ребята и мы все решили поздравить вас с помолвкой!
— О-о, с помолвкой! Но ведь…
Гарри предостерегающим жестом остановил ее, а потом обхватил ее за талию.
— Правда, они молодцы?
— Конечно, молодцы, — с улыбкой согласилась Лиз.
Гарри подвел ее к столу, на котором были сложены подарки. В центре стоял красивый торт, похожий на корзинку с цветами и фруктами. Ребятишки радостно прыгали вокруг Лиз и так галдели, что Лиз удивилась, как это они умудрились так долго молчать, чтобы не испортить сюрприз.
Лиз обернулась к Гарри и сказала страшным шепотом:
— Мы не можем это продолжать.
— Мы должны, — возразил он, крепче сжимая ее талию.
Ее возмутило легкомыслие Гарри. Как он может? Ведь это дети! Дети, которые считают, что у сказки обязательно должен быть счастливый конец, а принц с Золушкой непременно поженятся. Они уверены, что будет свадьба.
— Гарри, нужно сказать им. Нельзя так бессовестно играть чувствами людей.
— Все будет хорошо, — тихо проговорил он. — Я все улажу, не волнуйся.
Как он собирается это уладить, интересно? Есть вещи, которые не исправишь даже за миллион. Обманутые надежды, например.
Ее терзало чувство вины. Одно дело, когда Гарри тратит кучу денег на приготовления к фальшивой свадьбе. Он миллионер. И совсем другое дело, когда приют выкраивает деньги из своего скудного бюджета, чтобы порадовать ее. Она не хочет больше участвовать в этом низком обмане.
— Примите поздравления от всех нас, — сказал мистер Моррисон. — Мы очень за вас счастливы.
— Большое спасибо! — поблагодарил Гарри.
Лиз открыла было рот, чтобы во всем сознаться, но Гарри властно притянул ее к себе, и у нее мгновенно вылетело из головы все неприятное. Ей все труднее становится держаться за реальность, все охотнее она уплывает мыслями в волшебную страну сказок.
— Ребята сами заработали деньги, чтобы преподнести вам подарок, — сообщил мистер Моррисон.
Он взял со стола коробку, обернутую серебристой бумагой и перевязанную цветной лентой. Ленты было столько, что хватило бы упаковать стиральную машину. Наверное, детишки сами заворачивали, с умилением подумала Лиз.
Розмари неожиданно оказалась рядом.
— Не забудь сохранить ленту, — напомнила она.
— А зачем? — наивно поинтересовался Гарри.
— Прекрати это, — шепотом потребовала Лиз. — Мы не можем принять подарок.
— Ты обидишь детей!
— Да, но…
— Так для чего хранить ленту? — громко и оживленно спросил Гарри, накручивая конец ленты на палец.
Лиз представила себе, как он нежно перебирает пряди ее волос…
— Нужно собирать ленточки от всех подарков, которые дарят вам перед свадьбой. Потом из них делают букет, и невеста держит его в руках на репетиции, — пояснила Розмари.
Гарри серьезно кивнул, небрежно сдернул ленту, оторвав от нее конец, и вручил Розмари.
— Ах, Гарри, — выдохнула Лиз, которая знала многие свадебные обычаи: недаром мама столько раз выходила замуж.
— А каждая порванная лента — это ребеночек, — лукаво сообщила Розмари ни о чем не подозревающему Гарри еще одну примету. — Ох, неужели у меня скоро будет внук? Я, кажется, еще не готова.
Можно подумать, Лиз готова. Щеки у нее запылали, а ребятишки вокруг весело засмеялись. Она почувствовала взгляд Гарри, но не посмела поднять на него глаза.
А он тем временем передал ей коробку, а сам освобождал ее от упаковки. Бумага зашуршала. Что это?
— Тихо, тихо, не волнуйся. Мы не станем с этим торопиться, — услышала она его негромкий, такой волнующий голос.
Она живо представила себе, как Гарри играет с ребенком, глаза его полны ласки. Вот оно, счастье. Но разве такого счастья она хотела? Муж, дом, семья, дети?
— Но как же дети? — пролепетала Лиз. — Я имею в виду, эти, приютские дети?
— Они получат гораздо больше. Ты что, забыла наше соглашение? Никто в накладе не останется.
Гарри приподнял крышку коробки. Дети вытянули шеи, будто не знали, что там, внутри. Лиз с любопытством наклонилась, стараясь заглянуть под папиросную бумагу, которую разворачивал Гарри.
— Вот это да! — одновременно воскликнули оба.
Гарри вытащил из коробки большое расшитое стеганое одеяло. Каждый стежок на нем выполнили дети своими руками. В некоторых квадратах были вышиты свадебные колокольчики, в других — цветы и свечи. В каждом квадрате было вышито имя ребенка.
— Господи, как же вы сделали такую красоту! — прерывающимся от волнения голосом воскликнула Лиз.
— Было непросто, — улыбнулся мистер Моррисон. — Но все до единого выполнили свою часть работы. А уж сшивали фрагменты все вместе.
— Это чудесный подарок, — со слезами на глазах сказала Лиз.
— Вы будете хранить его всю жизнь, — прошептала старая Марго, — среди самых дорогих вещей.
Всю жизнь. Что-то тут не сходится. Вернуть подарок они не могут — для детей это будет удар. И пожениться, чтобы не обидеть ребят, они тоже не могут. И даже если бы Гарри захотел жениться на ней, принесет ли это счастье, на которое она надеется?
— А теперь можете поцеловать невесту, — сказал священник, поднимая глаза от книги.
У Гарри возникло ощущение, что он стоит над пропастью.
— Как, прямо сейчас?
Священник пожал плечами.
— Это же репетиция. Можете практиковаться.
Не нужна ему никакая практика. Тем более с Лиз. Их поцелуи давно выходят за рамки дозволенного… деловым соглашением.
— Совсем не похоже на сгорающего от нетерпения жениха, — проговорила Розмари, которая вместе с бабушкой и другими участниками репетиции сидели на скамьях сзади.
И как, по их мнению, должен он проявлять нетерпение? Поцеловать Лиз? Он не против. Он бы не возражал и против чего-то большего, нежели поцелуи. Но нельзя. Иначе он не сможет остановиться.
— Никаких поцелуев, — прошептала Лиз, упираясь руками в его грудь.
Интересно, чувствует ли она, как колотится его сердце? Видит ли она томление в его взгляде? В сознании мелькнула предательская мысль: бросить все и сбежать. Он никогда не уходил от трудностей. Ни одной женщине не удавалось напугать его. И ни одной из них не удалось заставить его сдаться. Но Гарри вдруг понял, что никуда он не денется, потому что хочет, хочет остаться с Лиз. Только сейчас он полностью это осознал: он не сделает ничего, чтобы свадьба расстроилась. Он хочет и свадьбу, и Лиз в белом платье, и гостей, и звон колоколов. И медовый месяц.
Гарри вдруг явственно почувствовал, что созрел для семьи. Для такой семьи, как у бабушки с дедом. Он не женился лишь потому, что все его подруги интересовались прежде всего его состоянием. Лиз не такая как все. Деньги ее не интересуют.
Но возможно ли, чтобы она полюбила его?
Потому что он любит ее, любит той любовью, что безраздельно и навсегда. Эта озарение не напугало его, а лишь заставило страстно желать взаимности.
Беспокоило его другое. Вдруг Лиз не относится к нему всерьез из-за его положения, богатства, стиля жизни? Ведь он олицетворяет все, что она презирает.
— Разве ты не хочешь поцеловать Гарри? — послышался голос обеспокоенной Розмари.
Он чувствовал, что она колеблется, но не торопил ее. Возможно, в ее душе сейчас такой же хаос, как в его. Ей тоже нужно разобраться в своих чувствах.
— Не в этом дело…
Она взглянула Гарри в глаза. Он поймет, ведь он все понимает без слов. Она очень хочет поцеловать его. Но только не здесь. Не на виду у всех этих людей. Наедине.
— Конечно, Лиз хочет меня поцеловать, — пришел на помощь Гарри. — Просто нам не хочется делать это на публике, понимаете?
— Застенчивые голубки, — прослезилась Марго, — такая редкость в наши дни. Так трогательно. Но, дети мои, будьте готовы к тому, что завтра гости потребуют от вас поцелуй, как в кино.
Священник откашлялся.
— Завтра после поцелуя вы повернетесь к прихожанам.
Приобняв Лиз и Гарри за плечи, он повернул их к залу. На них смотрели счастливые и умиленные лица тех, кто пришел на репетицию. Позже их пригласят на предсвадебный обед.
Лиз взяла Гарри под руку. От ее доверительного жеста у него потеплело на душе. Кажется, у них есть шанс превратить спектакль в настоящую свадьбу.
— Посаженая мать вернет вам букет, — подсказал координатор, и Розмари вручила Лиз букет, сплетенный из подарочной ленты.
Розмари сама знала церемонию ничуть не хуже координатора:
— После этого я откину фату с ее лица.
— А я перенесу шлейф платья назад, — вступила Салли. — Не волнуйся, Лиз, я не забуду, так что не бойся растянуться, запутавшись в собственном платье.
— После этого, — продолжал священник, — я объявлю вас мужем и женой: мистер и миссис Гарри Батлер.
Лиз высокомерно выпрямилась и обернулась к священнику.
— К вашему сведению, меня следует называть «доктор»!
Священник вопросительно взглянул на Гарри.
— Мистер и доктор Гарри Батлер? Как-то не звучит.
— Ну, для завтрашнего дня можно сделать исключение, — предложила Розмари. — Один раз можно побыть и «миссис».
— Отречься от стольких лет учебы? От моего призвания? Ни за что. И потом, я не собираюсь брать фамилию Гарри.
В комнате повисло мертвое молчание. Казалось, даже воздух не колышется. Вот и все, подумал Гарри. Одна фраза решила все затруднения. Сразу и навсегда. Еще пару недель назад он бы ликовал, но сегодня его охватила тоска. Он не может потерять Лиз!
Все еще глядя на Гарри, священник переспросил:
— Вы не возьмете фамилию мужа?
— Это неслыханно! — воскликнула старая Марго.
— Лиз, послушай. Ты не нарушишь никаких принципов, если возьмешь фамилию мужа. На самом деле, это не уступка, а большая честь, — принялась увещевать ее Розмари.
— Может, для кого-то и честь, но не для меня. Для меня честь, что я своим трудом заработала медицинские дипломы и право практиковать. Во всех моих документах черным по белому написано «Элизабет Уилкинсон». Я уже приобрела профессиональную известность, и менять имя сейчас неразумно.
— Ерунда, — в сердцах выпалил Гарри.
И сразу же пожалел о своей несдержанности. Она крепче сжала его руку. Как это понимать? Она поощряет продолжение конфликта? Или сердится из-за того, что их отношения оказываются под угрозой? А он сам чего хочет?
Насколько вопрос смены фамилии принципиален для него? Ага, все ясно, она нашла прекрасный повод порвать отношения и теперь претворяет в жизнь их договоренность. Но нужно ли это ему? Честно говоря, ему безразлично, какую фамилию будет носить Лиз после свадьбы, хоть Франкенштейн. По их договоренности ему следовало бы встать в позу и всеми силами поддерживать огонь с таким трудом разгоревшегося конфликта. Почему же он ищет оправдания? Да потому что боится, что их отношения прервутся из-за какой-то ерунды.
Лиз заносчиво вздернула подбородок кверху:
— Для тебя это принципиально важно? Заставить независимую женщину стать всего лишь придатком мужа?
— Нет, — заверил Гарри, получив ощутимый толчок локтем по ребрам и туг же поправился. — Не придатком, конечно. Но у мужа и жены должна быть одна фамилия.
— Ты просто шовинист!
Как будто он сам не знает! А как в газетах его пропесочат! Но не поэтому он тянул время, лихорадочно ища выход из конфликта, хотя должен бы поддерживать его. Он не хочет, чтобы его невеста сбежала из-под венца!
— Я с гордостью ношу имя моего мужа, — выпрямилась во весь свой крошечный рост старая Марго. — Думаю, любой мужчина ждет этого от своей жены, и Гарри тоже. Это только естественно.
— Как раз неестественно, — возразила Лиз. — Я всю жизнь была Элизабет Уилкинсон. Совсем не естественно забыть, кем я была, и превратиться в кого-то другого. К тому же я — единственная дочь своего отца, и мой долг — носить его фамилию.
— Но ты вовсе не отказываешься от своей личности, — убеждала ее Розмари. — А если бы твой отец так заботился о продолжении рода, он бы вновь женился и имел сыновей. Гарри, скажите, что вы сами об этом думаете?
— Не знаю, — покачал головой Гарри.
— Подумай. — Лиз решила, что она со своей стороны сделала достаточно. — Сможешь ли ты жить с женщиной, у которой другая фамилия?
Сможет ли он жить без этой женщины — вот в чем вопрос.
— Не знаю, — повторил он. — Мне это не нравится.
Ему не нравится, что она выставляет его каким-то феодалом. Ему не нравится, что у него стучит в висках и его бросает то в жар, то в холод. Вдруг у него грипп? Хорошо бы! Но пора ставить точку.
— Женщина должна взять фамилию мужа. Я знаю, что моя жена должна быть миссис Батлер, а не женщина с другим именем, которую и в телефонной книге надо искать на другую букву.
— Представляешь, как неудобно будет вашим друзьям и знакомым, если они захотят прислать вам приглашение или поздравить с Рождеством! Что им прикажешь писать на конверте? — беспокоилась Розмари.
— Правильно, — поддержала Розмари старая Марго. — Это как-то не по-людски, деточка.
Но Лиз заупрямилась.
— Я приняла решение, и ничто его не изменит.
— Я тоже принял решение, — напомнил Гарри. — Я хочу, чтобы у нас была семья. Семья — это не два человека, у каждого из которых своя жизнь. Если ты думаешь иначе, лучше не вступать в брак.
— Соединиться в семью — это не значит утратить индивидуальность, — парировала Лиз.
Вот теперь пора, думал Гарри. Признай, что вы оба не готовы к браку, и все закончится. Но слова не шли у него с языка.
— Будет лучше, если вы обсудите этот вопрос наедине, — предложил священник.
— Прекрасно, — сухо кивнула Лиз.
Гарри обвел взглядом обеспокоенных гостей.
— Не могли бы вы дать нам возможность поговорить наедине?
Гости поспешно распрощались. Только Розмари и старая Марго задержались. Розмари не придумала ничего лучше, как предложить Лиз пригласить психотерапевта. Лиз наотрез отказалась.
— Прав был Гарри, когда говорил, что с тобой невозможно договориться. Ты действительно не признаешь компромиссов. Должно быть только по-твоему или никак. Для семейной жизни это тупик.
— Кому знать, как не тебе, — поддела ее Лиз.
Розмари обиженно поджала губы и удалилась.
— Я не сомневаюсь, что вы сообща найдете выход, — дрожащим от тревоги голосом сказала Марго.
Она повернулась и пошла прочь устало, еле передвигая ноги.
— Получилось превосходно, — радостно блестя глазами, заявила Лиз. — Просто прекрасно. Теперь скажем всем, что не смогли прийти к общему мнению, поэтому решили отказаться от свадьбы.
— Как-то глупо это выглядит.
— Ну и что? Кого это волнует?
— Мою бабушку. Твою мать. Меня, наконец.
Она пожала плечами.
— Я имела в виду, что безразлично, по какой причине мы расстанемся.
— Нет, не безразлично. Им не безразлично, и мне тоже.
— Зачем ты все усложняешь?
Гарри тоже пожал плечами.
— Ну хорошо. Как мы скажем, кто отменил свадьбу — ты?
— О нет, ни в коем случае! Скажем, что ты.
Он отрицательно покачал головой.
— Нет, я не могу. Как я объясню бабушке? Придется тебе.
— Но я тоже не могу!
Безумная надежда загорелась в его глазах. Возможно ли это? Неужели она тоже не хочет губить их отношения?
— Мама никогда не поймет меня, если я тебя брошу. Ты же самый богатый холостяк в штате.
— А если я тебя брошу, это разобьет моей бабушке сердце.
И мне тоже, подумал он про себя.
— Знаешь, Гарри, мне кажется, что ты просто не хочешь…
Она замолчала, прислушиваясь. Он тоже услышал звук приближающихся торопливых шагов. Хорошо, что она отвлеклась: иначе ему пришлось бы объяснять то, что он и сам до конца не понимает.
В проходе появилась Мария, секретарша Лиз, запыхавшаяся и встревоженная.
— Простите, доктор Уилкинсон, что беспокою вас в такой день. Звонили из приюта, и я сразу же поехала к вам. Случилось несчастье. Вам лучше поехать туда.
Лиз, которая всегда считала, что правду, пусть и горькую, лучше узнавать сразу, теперь боялась спросить, что случилось. Она просто схватила сумку и стремительно рванулась к выходу. Гарри догнал ее и зашагал рядом. Следом спешила Мария.